Поиск по сайтуВход для пользователей
Расширенный поискРегистрация   |   Забыли пароль?
Зачем регистрироваться?
ТелепередачаAlma-materКлубКонкурсыФорумFAQ
www.umniki.ru / /
  
  
 

01:00 1 Января 1970 -

  Читать далее

 

ЭЙЗОПТРОС-архив4
 Пишет Анастасиус. 07.08.06

Он прислонился к холодной стене. От усталости, согревавшей боль.
Пытался прислушаться к молчаливо стучавшему сердцу, боясь почувствовать что-то новое... Или ощутить пустоту там, где должно было быть нужное и важное...
Было слышно общее движение в Зале, назойливый стрекот музыки... Только сердца, живого и всегда ищущего, не было слышно. Оно молчало, обиженное от пережитого...

Ему надо было идти.

Он тихо, стараясь не встретиться ни с кем взглядом, шёл по грохочущей Зале. Бал противел ему с каждой минутой всё больше.
Оливия светло улыбнулась, заметив его, шагающего медленно и словно нехотя.

Анастасиус вынужденно ответил улыбкой, промолчал.
Смотрел на это доброе, родное лицо и прислушивался к упорно молчавшему сердцу.

Так они и стояли. Оливия ждала его слов, а он слушал переливчатую боль и биение опустошённого сердца, в которое варварски вторглись зеркала.

Когда последние ноты котильона еще висели в воздухе, к ним, все еще не сломавшим печать молчания, подошла баронесса. Пристальный взгляд, словно она хотела увидеть Анастасиуса насквозь, был приправлен беспокойством в глубине глаз.
- Анастасиус, надеюсь, Вы не передумали насчет моего приглашения. Это была бы честь для меня.
Рите очень хотелось извиниться за свои резкие слова в Рубиновой, но присутствие Оливии останавливало: девушка могла еще ни о чем не догадываться.

В душе почувствовав облегчение от присутствия чужого человека, Анастасиус, как будто просыпаясь, сказал:
"Да, мы, конечно, навестим Вас, с большим удовольствием".
Он отклонился от испытующего взгляда баронессы.

- Рада буду приветствовать вас в качестве моих гостей, - Рита тайком перевела дух. Получилось! Что ж, разговор и извинения можно отложить на пару дней, до их визита. А им с Анастасиусом было о чем поговорить.

Оливия благодарно улыбнулась.
Анастасиус учтиво кивнул, но промолчал.

Так и заканчиваются балы – последние разговоры, приглашения на чай и поздравления с наступившим праздником. В стороне – многозначительные взгляды, усталые ответы и молчание. Постоянное молчание, ленивое, наглое, сонное, равнодушное, печальное и недоумевающее. Что же это такое? Сколько времени назад он опять верил, что в Новом году всё будет по-другому – по-хорошему, по-доброму, по-счастливому? Эта надежда, навязанная детством, так часто наведывается во время праздников, снов и размышлений. И только она выходит на путь к этому всему хорошему и светлому, как новое разочарование, новая грусть отталкивают её и разбивают. Она, конечно, вернётся, эта вера в лучшее, потому что она всегда возвращается – прощает невзгоды жизни и снова приходит, ведь без неё было бы труднее. Но может же и не прийти… Особенно, когда у тебя стёрта Любовь…

Анастасиус направился с Лив и Здравомыслием к выходу из Ратуши. Оливия, несмотря на все обиды, которые она перенесла от Таса – несколько пропущенных танцев, его внезапные уходы и безучастное выражение его лица – была довольна праздником. Она немного устала, и глаза были полузакрыты, когда её отражение появилось в зеркале. Анастасиус, поддерживая Лив за руку, посмотрел в зеркало с одной лишь мыслью, есть ли Он по ту сторону. Тас улыбнулся зеркалам с укором, без грусти и жалости.

Марты и Тулы дома ещё не было. Оливия, тихо шурша платьем, поднялась наверх, Здрава шла за ней. Проводив их взглядом, Анастасиус молча вышел в сад. За хозяином недоверчиво брёл Тор, он кончиком носа чувствовал в Анастасиусе перемены, даже хвостом старался меньше шевелить, чтобы не нарушить успокаивающей, как казалось псу, тишины. Новогодней. Овеянной чудесами, кровавыми и исцеляющими, которые могли отнять прежний смысл жизни и дать новый.
Эту же тишину слушал и Анастасиус, сидя на старой, потрёпанной скамье.


Пишет Хаос Мира Зеркал. 07.08.06

Анастасиус
ИМПУЛЬСИВНОСТЬ меняется на УНЫНИЕ


Теодор
В новом эйзоптросском доме с гулким необжитым эхом было неуютно. Ожидание пожирало время, медленно, но неумолимо. Единственным спасением была работа. Сторож Лаборатории и охранники в главном корпусе Университета уже успели привыкнуть к тому, что молодой декан покидал свой кабинет далеко за полночь. Его предупреждали о том, что на улицах столицы может быть опасно в столь поздний час, но он лишь усмехался и говорил: «Чему Хаос сказал бывать, того смертному не миновать».
После бала к его свите отражений присоединилась Смятение. И именно она почему-то привязалась к нему сильнее других отражений.
Она же и оказалась с ним в том самом темном переулке, где на него напали трое.
Последнее что он увидел, прежде чем потерять сознание, было разбивающееся зеркало в форме правильного двенадцатиугольника в серебристой раме с причудливым узором.
Подарок тестя погиб под сапогом неосторожного грабителя, сгоревшего заживо сразу вслед за зеркалом.


Никта
Она задремала незаметно для самой себя. Впала в тяжелое и тягучее забвение. Увязла в нем словно муха в патоке. Настолько сильно, что с трудом нашла в себе силы проснуться, когда почувствовала, что карета остановилась.
- Что…происходит? – открыла глаза, но не увидела ничего.
Ночь. Взволнованное дыхание Лючии. Голоса где-то слева от кареты.
Губернатор.
Незнакомец.
Слов не разобрать. Но, судя по тону, беседа не дружеская.
Отблески огня на стекле, испуганное ржание, металлический лязг.
Никта потихоньку развязала пояс, на котором держалась пышная юбка платья. Под ней были более привычные и удобные в путешествиях и драках брюки из плотной ткани. Отбросила её в сторону, нашла на ощупь свой саквояж.
Нацепила пояс с ножнами, а также множеством полезных воину приспособлений и выскользнула из кареты с противоположной стороны, ударив по руке достаточно сильно Лючию, которая попыталась её остановить.
В отблеске факелов горели кроваво-красные плащи остановивших их.

Бой был достаточно долгим и сложным. Она едва не пропустила первый удар, чуть не ставший для неё роковым. Если бы её спросили тогда, как она поняла, что опасность рядом, за спиной, она вряд ли смогла бы ответить. Движение воздуха, разрезаемого лезвием клинка, шелест плаща, шорох песка под сапогами. Всё вместе.
Кинжал против шпаги не самое удачное сочетание для поединка. Пришлось вспомнить собственное посвящение, когда первым оружием, полученным из рук бригадира, для неё стала скалка.
С ордэром она расправилась. А на шум боя подтянулись его сообщники. Окружили. Но всей сворой не нападали. Потому что узнали. Потому что захотели взять живой, чтобы выяснить, как ей удалось выжить.
Измотали. Бесконечными нападениями, выпадами, неожиданными атаками. Обескровили, нанося неглубокие мелкие порезы раз за разом, во время поединка с одним из них.
Дождались, пока она сама не упала на землю без сознания.

Утро было серым и холодным.
Никта обнаружила, что лежит на сидении кареты, руки связаны за спиной.
Напротив сидела Лючия, бледная, с красными, опухшими от слез и бессонницы глазами.
- Где губернатор? – Никта закашлялась. Кровь.
Лючия покачала головой:
- Не знаю. Он вышел из кареты поговорить с этими людьми. Наверное, они пошли к главному из разбойников. Он договорится, нас отпустят. Он - очень уважаемый человек и хороший дипломат.
- Развяжи меня, - приказала Никта строго, понимая, что если сейчас начать с Лючией сюсюкаться, у неё начнется вполне законная дамская истерика.
Лючия подчинилась.
Никта выглянула из окна кареты.
- Мрак, - тихо, так, чтобы никто не услышал. Даже Лючия.
Представить себе сложно, чтобы такое могло произойти.
Дерево. Веревка. Петля. Губернатор Аквилона.
Повешен. Как шальной человек с большой дороги.
- Кто это? – Лючия даже не сделала попытки выглянуть в окно, просто перевела тему разговора. И Никта поняла, что она видела, что случилось с её отцом, но не хочет принять реальность.
- Ордэры.
- Но они ведь ушли на Запад все. Или погибли.
- Ага, - хмыкнула Никта, - в таком случае это галлюцинация. Осталось их в этом убедить.
Отражения в карете. Скажешь, что наши с тобой. Поняла?
- Зачем?
- Лючия, не задавай сейчас вопросов, хорошо? – разозлилась не на шутку Никта, - возьмешь себе Совесть и Кротость. Мне останутся Счастье и Брезгливость.
- Я не понимаю.
- Просто сделай, как я говорю, - Никта схватила её за руку и заставила посмотреть себе в глаза.
- Ладно, - согласилась Лючия, - только если ты пообещаешь потом ответить на все мои вопросы.
- Договорились.
Карета тронулась с места рывком. Кучер развернул её в сторону юга, прикрикнул на коней и щелкнул кнутом.

***
Никта огляделась вокруг. Саквояж остался в карете, но из него вытряхнули все, что можно было использовать в качестве оружия. Оставили только кружевной платок и зеркальце. Никта сняла перчатки и перебинтовала левую ладонь платком.
- Не слышала случайно, куда едем? – спросила она, чтобы отвлечь внимание спутницы от своих манипуляций.
- Нет. Один только сказал, что тебя в Нерден отвезут. После того, как с пустынниками рассчитаются.
- А подробнее о пустынниках? – Никта пропустила мимо ушей известие о том, что её собираются отвезти в город-призрак.
- Да странное что-то говорили. Сказали: Ай да копье! Знает куда ударить. Сказали, что рады пустынникам помочь. Сказали, что с ними рассчитаются, а сами смотреть будут, как Аквилон от удара уворачиваться станет. Сказали, что разумнее было бы в сердце ударить, раз денег, как песка.
Время утекало сквозь пальцы. Час за часом, минута за минутой. И, как время, быстро таяла Лючия.
Она умерла к вечеру очередного дня пути. На руках Никты. Услышав ответ на вопрос, который её так волновал.
Следующим утром они были уже на Пустынной линии.
Ордэры, обнаружив, что «товар пришел в негодность», на совете решили предложить южанам Никту взамен погибшей принцессы Аквилона.
Они заставили Никту надеть платье Лючии, влили в рот отвар, вызывающий немоту на время, и сдали пустыннику, получив взамен обговоренное вознаграждение.
Мавр привез девушку в одно из самых крупных становищ южан за пустынной линией.
Её поместили во дворец местного военного начальника, на женской половине дома. Две молоденькие служанки пришли, чтобы помочь ей привести себя в порядок после долгого путешествия. Ей приготовили ванну с лепестками роз и розовым маслом, залечили все раны с помощью снадобий, уложили волосы в традиционную для южанок прическу, одели в шелка и уложили спать. Никте, к счастью, удалось скрыть от девушек клеймо рабыни на ладони.
Утром, встретив во внутреннем дворике у фонтанов свои отражения, Никта с удивлением отметила, что у неё исчезла Совесть.
И только вечером с потемневшими перед началом песчаной бури облаками пришло понимание того, что означало это исчезновение.
Через некоторое время южане, у которых отражений из-за опрометчивой политики некоторых бонз было совсем немного, стали умирать, заражая друг друга с катастрофической быстротой и гарантированным летальным исходом.
Нетрудно было найти виновника начала эпидемии.
Никта прекрасно осознавала, что за жизнь её теперь не дадут и ломаного никса.
Поэтому когда к ней в комнату вошел хозяин с двумя воинами, вооруженными традиционным оружием пустынников - копьями, она не удивилась.
- Ты принесла смерть! – непонятно для чего он затеял этот диалог, в котором слова и их последовательность были известны обоим.
- Я не по своей воле здесь оказалась, - Никта улыбнулась благожелательно, - ордэры, видимо, на Вас зуб имеют, раз решили наградить зеркальной чумой их собственного изобретения.
Главный промолчал, но было очевидно по тому, как он сжал руки в кулак, что ордэрам предстояло в ближайшее время столкнуться с легендарной свирепостью южан.
Тем не менее, столь важная информация не могла решить вопрос о судьбе самой Никты положительно.

Илона
Утром следующего дня её разбудил бесцеремонный грубый стук в дверь. Дожидаться, пока хозяйка откроет, слишком уж ранний для утра после новогодней ночи гость не стал.
Дверь была выбита одним ударом сапога.
Илону абсолютно по-хамски вытряхнули из постели и заставили выйти на улицу в ночной рубашке и босиком.
У ворот уже ждала черная карета. Илона поспешила устроиться в ней хотя бы для того, чтобы просто не стоять на холодной земле. Хамы в стражнической форме закинули следом тюк с одеждой, которую поскидали на простынь из платяного шкафа ранее в спальне, диадему, втолкнули туда же все отражения, в том числе не отличавшееся хрупкостью телосложения новое отражение - Апатию, которое появилось вместо Тщеславия и захлопнули дверцу.
Она, сжимая в руке диадему, смотрела в крошечное оконце в задней стенке кареты на стремительно удаляющийся от неё Эйзоптрос и думала о том, правильно ли поступила, решив покинуть столицу из-за ночных страхов и боязни зеркал.

Рита
БЕСПОКОЙСТВО меняется на БЕСШАБАШНОСТЬ

Алдара
БЕЗНАДЕГА меняется на ПОДЛОСТЬ

Форсана
Она слышала, что в Эйзоптросе есть воровская слобода, но весьма смутно представляла себе, в какой части города этот неблагополучный район находится. Инстинкты воровки достаточно быстро привели её на северо-запад города. На улицу За Лабиринтом.
Несмотря на то, что уже рассвело, на улице никого не было. «Хорошо отпраздновали Новый год, видать», - усмехнулась про себя Фрося.
Утратив всякую осторожность, она шла по тротуару, глазея по сторонам и удивляясь уличным зеркалам и диковинным вещичкам в пыльных и темных витринах магазинов.
Поэтому и не заметила, как открылась одна из дверей. Кто-то схватил её за шиворот и дернул резко на себя.
Дыхание перехватило, глазах потемнело, но Фрося все-таки сделала храбрую попытку вырваться из цепкой хватки нападавшего. К сожалению, попытка закончилась тем, что неизвестный, перекрутив ворот её одежды, полностью перекрыл доступ кислорода в легкие девушки. Она потеряла сознание.
А когда очнулась, обнаружила, что сидит в темном подвале прикованная к чугунной трубе настоящими каторжными кандалами. Не осталось ни одной отмычки, ни одного мелкого хитроумного воровского инструментика, коих в одежде, обуви и даже прическе Фроси было не счесть. Да и из самой одежды на ней был теперь только длинный грязный фартук. Обутку, естественно, тоже отобрали.
Вскоре пришел её похититель: невысокого роста, сутулый человек. В темноте сложно было сказать, как он одет, сколько ему лет.
- Кто Вы? – Фрося изо всех сил старалась, чтобы её голос звучал уверенно.
- Молчи, - очень буднично и спокойно приказал незнакомец, - с сегодняшнего дня будешь делать все, что я тебе прикажу, если хочешь жить. Ясно?
- Нет, - решительно возразила Фрося.
- Ты к этой стене прикована надежно. Потребуется несколько часов работы, чтобы снять с тебя эти кандалы. Цепь короткая. В доме никого нет больше. Только я тебе еду могу приносить. Не хочешь сдохнуть от голода, будешь делать все, что скажу. Усекла, сопливая?
Фросе пришлось кивнуть в ответ.
Отражение твое, Простоту, я в соседней клетушке закрыл, не беспокойся. Зеркал здесь нет, отражаться не будешь. Через час вернусь, принесу работу тебе. Каждый день – урок. Выполнишь, дам пожрать, нет – будешь с голоду пухнуть. И дамочка твоя зазеркальная - тоже.
Первым уроком для неё стала стирка в холодной воде мужского форменного сюртука и рубашки. Они были в крови и грязи. Особенно тяжело было отстирать нашивки с гербом эйзоптросского универиситета .

Ксанф. Завершение бала

Некоторое время Ксанф двигался вдоль стены, бегло рассматривая чужие лица. Удивленные и чуть насмешливые взгляды незнакомых людей раздражали, казалось, одним изгибом брови вот та полная дама в бирюзовом платье знала единственно праведный путь, а пожилой господин с бокалом саркастически улыбался и чуть подмигивал маленькими глазками. «Чушь! Мне это просто кажется,- одернул он себя. – Нужно найти Никту.»
Гости давно уже вышли из Рубиновой, но в разговоре с Алдарой он совершенно забыл обо всем и пропустил этот момент. Разумеется, его спутница не нуждалась в своем кавалере и прекрасно могла обойтись без него, но ее серьезное решительное выражение лица перед «боем» разбивало последние надежды на благоприятный исход дела. Зала начала пустеть:
медленно растекались ручейки из бальных платьев, лишь кое-где оставляя лужицы безумолку щебечущих прекрасных дам. Еще некоторое время Ксанф пытался подавить в себе крепнущие мысли о том, что его дама попросту уже покинула новогоднее празднество, но, зная характер Никты, юноша вскоре согласился с самим собой. Оставалось лишь надеяться, что она действительно ушла, а не осталась «погостить» у Хозяина бала.
Когда через минуту Ксанф спустился в холл и увидел собственные отражения, по сердцу резануло воспоминание о Храбрости.
- Как вы тут?
- Ты видел Храбрость?
-Где она?
-Ее не пускали, а она…
Ксанф жестом остановил водопад слов.
- Я расскажу, но позже. Идемте.
И они быстро проскользнули через зеркальный коридор, лишь на секунду молодой человек притормозил, вглядываясь в незнакомца напротив. Он так и не привык к своему официальному, представительному виду. Никтина работа.

Пишет Рита. 29.08.06
Согласовано с Лордом Хаосом

Просыпаться после рассвета, если привык вставать затемно, очень странно. Кажется, упустил что-то важное, отстал от быстрого столичного ритма жизни, и не нагнать этого отставания ни за день, ни за два.
Блеклое зимнее утро первого дня в году началось для Риты с настойчивого стука в дверь спальни.
- Миледи Рита, там внизу ждет посыльный из магистрата. Передал, что нужно приехать как можно скорее.
Рита бы встревожилась, если бы не вспомнила – сегодня назначена жертва зеркалу.
Зеркало… Она всмотрелась в линии на своих ладонях и пообещала себе не допустить на них нового узора.
В ратуше ее встретил ратман финансового управления, глава городского совета сейчас, когда должность вице-бургомистра пустовала. У него был еще какой-то титул, но Рита, непривыкшая к номенклатурным именованиям, его не помнила.
- Поторопитесь, Лорд уже ждет Вас, - ратман проводил ее до кабинета, держась чуть впереди, как будто мог таким образом ускорить ее шаг.
Рита поняла его маневр и шла нарочито медленно, в уме считая ступени.
«Снова зеркало», - поняла она из объяснений ратмана, - «но уж лучше так, чем смотреть в мертвые глаза нового костюма».
- Разве Вы не будете присутствовать при ритуале? – когда ратман остался с той стороны порога, ей стало немного неуютно.
- Нет, такова традиция: только бургомистр и Лорд Хаос.
Пожав плечами, Рита закрыла за собой дверь на ключ и направилась к зеркалу в комнате за портьерой.

Зеркальная темнота в раме ждала её с настороженностью и даже, как ей показалось, страхом.
Она подошла поближе, отражение в черном блестящем стекле ответило ей внимательным взглядом, потом обернулось в темноту, вновь взглянуло на хозяйку, теперь уже с мучительной мольбой, и нехотя потянулось вглубь зеркала: сначала рука исчезла, отражение отклонилось, пытаясь вырвать её из цепкой хватки мрака, - бессмысленно, потом плечи, и все отражение растворилось во тьме. Только напоследок успело оно коснуться стекла пальцами с той стороны. Пять белых точек вспыхнуло и погасло.
- Доброе утро, бургомистр, - выступило на темном зеркале кроваво-красным приветствие, - готовы принести жертву Зеркалу?
Баронесса Эквус кивнула.
- Отдайте зеркалу то, что принадлежит Вам, но наименее Вам дорого.
Рита задумалась.
- Все, что угодно, лишь бы это принадлежало мне, милорд? От жизни до пары старых перчаток?
-Да, все, что угодно, - появилась надпись на стекле, - только чтобы Вам принадлежало и представляло для Вас наименьшую ценность.

Она удивилась. И это все? Загадочный ритуал со столь зловещим названием. Мрачные шуточки Хаоса накануне.

Что для нее наименее ценное?
Без колебаний Рита взяла со стола нож для бумаг. Со злостью глядя на зеркало, она поднесла лезвие к волосам, заплетенным в косу. Воспоминания пронеслись перед мысленным взором: вот Тео нежно касается ее волос, и его шепот растворяется в звуке дождя за окном; вот она сплетает их пряди - свою золотую и его темно-каштановую. Вчерашняя ночь показала, что эти времена теперь в прошлом навсегда.
«Навсегда» - болью отозвалось в сердце. Сталь легко прошла сквозь косу, словно разрывая последнюю ниточку, соединяющую Риту с теми счастливыми днями.
- Примите жертву, милорд.

_______________________

В первый день года, около полудня погибла баронесса Рита Эквус, назначенная накануне бургомистром Эйзоптроса на постоянной основе. Обстоятельства гибели невыяснены. Проводится следствие.
В знак траура в столице отменены новогодние развлекательные мероприятия.

Капитан в отставке Брюс Максвелл отложил газету. Недельной давности – долго идут вести в это захолустье. И не узнал бы о смерти дочери, если бы не случайный гость – гвардеец Хаоса. Утверждает, что проездом из столицы к побережью, только странную он выбрал дорогу – через западный тракт.
- Как она погибла? – стараясь держаться прямо, спросил капитан. Он не мог сесть в присутствии гостя, предпочетшего остаться на ногах и рассматривать содержимое книжных полок. Но с каждой минутой приходилось все сильнее и сильнее опираться на трость.
- Яд. Вернулся ее гонец с юга, привез послание от предводителя мавров, - без малейшего смущения солгал гвардеец, глядя в глаза ветерану, - Свиток был пропитан контактным ядом. Она умерла в тот же день.
«Бедная моя девочка. Как ей было больно – умирать несколько часов, как было страшно». Он не позволил себе осознать эту мелькнувшую в мозгу мысль – не сейчас, не при посторонних.
- Мавры? Снова неспокойно в южных фортах? – он постарался придать стальное спокойствие глазам, постарался сохранить зеркальную неподвижность лицевых мускулов, как в былые дни – в Гвардии.
- Прошу прощения, капитан, но об этом я не имею права рассказывать. Даже Вам. – гость еще раз дежурно принес свои соболезнования и поспешил удалиться, сославшись на дела, не терпящие отлагательств.
Когда дверь за гостем затворилась, капитан Максвелл почувствовал удар. Трость со стуком упала на пол, сам он схватился за край стола одной рукой, а второй – за сердце. Словно оно онемело на секунду, а потом стало огромным, и не помещалось в грудной клетке, а ребра давили снаружи, и не вздохнуть, и не позвать на помощь. Только хриплый шепот сломленного горем старика:
- Ты не уберег ее, Лорд. Я доверил тебе свою девочку, а ты не уберег ее, дал ей умереть.
Боль нарастала, почти сплющивая ослабевшее тело. На лбу выступила испарина, у капитана не осталось сил держаться. Серебряные нити, пронизывавшие его с ног до головы и помогавшие почти не чувствовать боль все эти годы – дар Хаоса своей личной Гвардии, вновь ожили, залечивая невидимые раны с такой же легкостью, с какой избавили его от смертельного ранения, полученного на Северном рубеже много лет назад.
- Лучше бы забрал мою жизнь. Впрочем, ты и так заберешь ее. Так что ж ты медлишь, стервятник?!
Новая волна боли затуманила сознание, он словно перенесся туда – на неделю назад, в комнату, где умирала его дочь. Глядя в стекленеющие ритины глаза, он уже думал, что ступил за тот предел, где боль больше не властна над ним. Не мертвые синие глаза дочери – небо, синее, ни облачка, и они идут по траве, взявшись за руки. Рита, совсем еще девчонка, напевает вполголоса:

Радость моя, вот и все,
Боли отныне не будет
Золотом плавятся горы
И вспыхнули реки -
И солнце взошло.



Что ж, скоро ветер окрепнет и мы
Навсегда оттолкнемся от тверди,
Мы ворвемся на гребне волны
В ледяное сияние смерти ...

Возвращение к жизни было болезненным. Он обнаружил себя лежащим на полу рядом с дверью. К его сокрушительно-бессильной ярости он был не только жив, но и чувствовал себя прекрасно. Он долго искал злополучную газету, но она исчезла бесследно.



Мало кто видел, стража Главных ворот да наблюдатель из ЦРУ разве что, как под покровом ночи Рейес и два его спутника в плащах с капюшонами, надвинутыми на глаза, покинули тайно Эйзоптрос и направили своих коней по Эйзоптросскому тракту на юг.

Пишет Нида. 02.09.06

Её сбросили в яму. По странной прихоти хозяина дворца узкий сухой колодец в три метра глубиной был вырыт в одном из залов на первом этаже. Вход закрывала изящная металлическая решетка с цветочным узором, копировавшим узор каменной мозаики пола. Заметить колодец можно было только с очень близкого расстояния.

Яма.
Пытка бессонницей.
Не давали спать. У ямы постоянно дежурил один из слуг. Стоило Никте задремать, как острие копья втыкалось в плечи, шею или спину.
Можно было только стоять: слишком узкое жерло.
Холод.
Земляные, сырые с острыми камнями стены, о которые она поранилась серьезно при падении. Гаремный наряд, превратившийся в экзотические по цвету и форме лохмотья, совсем не грел.
Голод.
Боль в подвернутой (или сломанной?) ноге.
Темень.
И молчание. Бесконечное.
Никта вытащила из-за шелкового пояса зеркальце. Но оно отражало только высокий сводчатый потолок с причудливым геометрическим орнаментом. И ничего больше.
Никта склонилась к серебрёному стеклу и почти коснулась его губами. Оно затуманилось от её дыхания и померкло на мгновение.
- Теперь не получится… Ты ведь не отвечаешь рабам, Хозяин, правда?
Жажда.
Никта, сглотнув горечь, облизнула сгоревшие губы.
Пусть.
Пусть будет так.
Больше помощи ждать было неоткуда.
- Спасибо за исполнение желания, Хозяин.
Снова зеркальце помутнело и погасло.
Никта стерла лоскутом рукава капельки воды с зеркала и убрала его за пояс.
- Теперь не страшно.

В колодце время остановилось. Ни дня, ни ночи. Сумерки. Вечность.
Шелест шелковых одежд. Впервые за много веков. И секунды лихорадочно бросились отсчитывать время, в тщетной надежде наверстать упущенное, догнать настоящее.
Никта подняла голову.

- Теперь ты нам не опасна. Скоро приедет гонец из Аквилона. С выкупом.

Хозяин дворца ушел.
Никте помогли выбраться из ямы. Дали флакон с противоядием. Никта впила его. Её отвели (отнесли, вернее) на женскую половину дома. Там омыли раны, переодели, накормили, напоили.

- Красавица, - хозяин поцокал языком, когда она, прихрамывая, вошла в комнату, - садись, - он предложил ей место на ковре рядом со своим роскошным диваном, обитым самым дорогим шелком, - поговорим. В Аквилоне все женщины так красивы?
- Представления не имею. Я живу в Эйзоптросе, - Никта устроилась удобно, положив под раненую ногу одну из подушек, облокотившись на две другие.
- С каких это пор?
- С давних.
- Как же тебя отпустил отец?
- Он умер давно. На Северном рубеже.
- Но разве не твой отец сейчас правит Аквилоном?
- Нет. Это отец усопшей недавно Лючии Монтероне. Хотя теперь, наверное, выберут другого губернатора. Этого-то ордэры убили.
- Постой-ка. А твое имя как?
- Никта.
- И ты?...
- Я? – Никта медленно, виток за витком, сняла с ладони шелковую ленту. И протянула руку хозяину дворца, - я – рабыня Лорда Хаоса.
Хозяин, несмотря на тучность и неповоротливость, вскочил на ноги с проворностью юноши.
- Извести все Ваше племя – было моей задачей. Он отравил меня ордэровой чумой и, зная, что Вы планируете захватить Лючию Монтероне, отправил меня вместе с ней. К сожалению, Лючия умерла по дороге. Её отца убили ордэры. Им СЛИШКОМ хотелось денег, поэтому меня выдали за Лючию.
- Ты лжешь! – хозяин был вне себя от ярости, - ты во всем винишь ордэров, потому что мы уничтожили всех до единого!
- Я не лгу, - очень тихо и спокойно ответила Никта, глядя ему в глаза, - какая мне от этого выгода?
Хозяин открыл было рот, чтобы возразить, но так и замер.
- А какая тебе выгода от правды, что ты сказала? – хозяин помрачнел как туча.
- Никакой.
- Ты думаешь, что я боюсь твоего Хозяина? – мрачность вспыхнула гневом, - что не трону тебя, опасаясь его мести?
- Нет, не думаю, - Никта улыбнулась.
- Я не боюсь его!!!!! - гнев вспыхнул яростью, - и докажу тебе это!
- Как? – улыбка Никты стала шире.
- Убью тебя, - ярость стихла стремительно до мрачной решимости.

Закрыли в комнате. Как сказал хозяин дворца: «До вечера».
Никта так и просидела на полу, не шелохнувшись, до того самого вечера.

Снова разговор с мавром. По его лицу было видно, что эти часы для него прошли в тяжелых раздумьях. Теперь хозяин казался ниже ростом, и сутулость ему не присущая появилась, словно брошенное в горячке спора обещание превратилось в камень на шее.
И теперь, Никта это понимала, он должен был тянуть время, чтобы отложить исполнение обещанного.


- Ты была в зазеркалье?
- Да.
- Ты видела его?
- Да.
- Как его убить?
Усмешка, усталая и горькая.
- Как?
Опять усмешка.
- Не скажешь?
- Полюбить.
- Что за чушь?!
- Почему нет? Полюбить и любовью убить. В рифму. Вполне может сработать.
- Ты расскажешь. Все равно расскажешь.
- Сомневаюсь.

Расчет на вспыльчивость и неконтролируемые вспышки ярости, столь характерные для южан оправдался.

……………

- Тебя забьют камнями.
- Хорошо.
- Ты не услышала, что я сказал?
- Конечно, не услышала, Вы же лишили меня слуха. Я прочла по губам.
- Значит, ещё видишь?
- Да. Один глаз у меня ещё видит.
- Тебя забьют камнями.
- Мне все равно.
- Это до первого удара, поверь мне.
- Верю… Можно последнее желание?
- Говори.
- Рука с клеймом. Я не хочу умереть его рабыней.
- Хорошо.


Да? Что тебе, Счастье?
Нет, не хочу пить.
Не трогай. Больно. Нет. Нет, не надо. Не трогай. Смысла нет. Лечить.
Да, сказали. Сегодня. Днем.
Я знаю. Нет, это я улыбнуться попыталась. Найди мне зеркало. Мое, помнишь? Маленькое. Спасибо.
Н-да… Теперь бы никто не сказал, что ты МОЕ отражение. Теперь бы я была Хозяину достойной спутницей на балу. Мертвец и…
Не надо. Пусть слезы. Хотя бы сейчас. Пусть. Я так перед ним виновата. Так виновата. Но, может, он простит меня, когда узнает, как я сама себя наказала за ошибку...
Все равно не сказала. Ни слова. Папа бы мной гордился. И деда.

Слишком яркое солнце. Белое раскаленное небо. Желтые стены внутреннего двора. Шум. Слуги в яркой одежде. Даже прикосновения словно удары. Даже волочащиеся по полу ноги причиняют невыносимую боль. Она почти ничего не видела. И абсолютно ничего не слышала. Её оттащили к стене, бросили на землю, словно мешок с тряпьем.
Подошел хозяин, поднял ей голову, скривившись от отвращения: «Не передумала?»
- Нет, - через разбитые в кровь губы.
- Давай, - хозяин кивнул на валун рядом.
Никта, стиснув зубы, чтобы не закричать от боли, которую причиняло любое движение, положила руку с клеймом на камень.
Молнией сверкнул клинок. Вспышка боли ослепительная.
Радостный смех Счастья.
Первый удар. Второй. Третий.

Девушки-служанки со страхом и любопытством выглядывали из окон. Одна прижимала руку к сердцу, другая - зажала рот ладошкой, чтобы не выдать свое присутствие криком ужаса. Третья медленно сползла на пол, потеряв сознание от увиденного. Они не узнали северную красавицу, когда её вынесли во внутренний двор двое слуг. Они с трудом узнали человека в этом окровавленном нечто. И даже вздрогнули от неожиданности, когда это нечто протянуло руку и положило её на камень.
Вторая потеряла сознание, когда меч хозяина отсек заложнице кисть руки.
А первая так и продолжала, вытаращив глаза и прижимая руку к груди, наблюдать за казнью. В заложницу полетели камни.
«Убейте её, убейте! – шептали её губы, - будьте милосердны! Убейте!»

Пишет Хаос Мира Зеркал. 05.09.06


Ксанф
ПРАГМАТИЗМ

Рита

САМОУВЕРЕННОСТЬ меняется на СОВЕСТЬ

Сильвия
ЯРОСТЬ меняется на БЕЗНАДЕГУ

Нида

В этой части южных земель почти никогда не было дождей.
Снег же мавры считали совсем неостроумной выдумкой путешественников.
Песчаные бури были привычнее.
Поэтому когда с неба, свинцово-синего, посыпались острые льдинки, их приняли за осколки зеркал, которых за Пустынной было предостаточно благодаря усилиям племен, объединенных Ангоном.
Льдинки падали в горячий песок и таяли стремительно.
Палачи остановились. Просто от удивления. Но вскоре один из них поднял камень и вновь размахнулся для удара.
Резкий порыв ветра швырнул ему в лицо с яростью целую горсть острых льдинок.
Второй, повинуясь знаку господина, замахнулся для удара. И тоже схватился, воя, за лицо, изрезанное мелкими злыми ледяными клыками.
Счастье никтино вдруг перестало улыбаться бессмысленно. Теперь в глазах её, синих как сапфир была холодная ярость и бешеная жестокость.
Она оттолкнула стражу, пересекла двор и остановилась рядом с Никтой.
Ледяная буря теперь обходила их обеих стороной.
- Умираешь? – Счастье склонила голову набок, с интересом рассматривая раны и обрубок руки.
- Умираю, - чуть слышно произнесла Никта и почему-то попыталась спрятать увечную руку от холодного и злого взгляда.
- Зачем? – поинтересовалась с ледяным безразличием Счастье.
- Так дОлжно, я нарушила слово, - Никта закусила губу от боли.
- Ты – рабыня, - пожала плечами Счастье, - какое у раба может быть слово? Ты моя собственность.
- Идите к Мраку, Хозяин, - сплюнула кровью под ноги своего двойника Никта.
- Если настолько хотела умереть, зачем за собой столько людей тянуть? – Счастье усмехнулась недобро, отчего её красивое лицо исказилось уродливо, - сказала бы мне. Я бы убил тебя быстрее и аккуратнее. А теперь мне всех здесь вырезать придется. Ты же понимаешь? Я не люблю, когда мою собственность пытается уничтожить кто-то другой, не я.

А тем временем…
Ледяная буря становилась все сильнее и сильнее. Теперь от кружащихся в воздухе острых льдинок воздух во внутреннем дворе дома стал непрозрачно-белым, как молоко.
Мир замер. Повисла гнетущая тишина. Можно было рассмотреть во всех подробностях каждую льдинку, висящую в воздухе неподвижно.
Никта покачала головой отрицательно:
- Нет, не надо, пожалуйста. Не надо.
Счастье улыбнулась.
И буря вновь пришла в движение: словно круги по воде. Широкие волны ледяных острых шипов захлестнули всех находящихся во дворе. Раз за разом, волна за волной шипы освежевывали слуг мавра, снимая кожу слой за слоем, до кости.
И в каждом ударе слышалось: Моя… Моя… Никто не смеет… Моя…
Только Ангон не пострадал. Да двое: Никта и её счастливое отражение.
Буря пробралась и в дом. Вычистила каждую комнату.
Как только предназначение было выполнено, ледяная вьюга стихла. Покрытые кровью льдинки медленно таяли на горячем песке, оставляя после себя неприятные бурые пятна.
Ангон ошалело огляделся вокруг.
Счастье медленно приблизилась к нему.
Он бессознательно почти выставил вперед изогнутый меч.
Счастье лишь хмыкнула презрительно и щелкнула пальцами.
Ангон как-то странно тряхнул головой и поежился словно от холода.
- Смотри, в последний раз для тебя это делаю, - усмехнулось Счастье, - не порть больше шкурку. Разве, что вот этим.
Ангон зарычал от боли. На левой ладони выжгло белым огнем клеймо.
- Да, Хозяин.
- Вот и умница.

- Что ты сделала со мной, ведьма?! – раздался хриплый, совсем не девичий голос. Счастье и Ангон обернулись. То, что было когда-то блестящей красавицей, корчилось теперь на земле в агонии.
- Не беспокойся. Дело твое не умрет. У него есть достойный продолжатель,- сказав это Счастье вытащила у умирающей из-за пояса зеркальце, - Давно пора было научить тебя уважать собственное отражение. Теперь тебе такой шанс представился. Никта у нас, как всякая красивая девушка любила перед зеркалами крутиться. Выхожу тебя, и ты полюбишь.
С последним словом окровавленное тело скрутило в почти прозрачную ленту и втянуло в зеркальную поверхность.
Счастье чуть покачнулась, Ангон едва успел к ней, чтобы не дать упасть.
Теперь она выглядела усталой и чуть менее счастливой, чем всегда.
- Твое, - Счастье протянуло мавру зеркальце.
- Мое, - мавр, нахмурившись недовольно, взял его и посмотрел на собственное отражение.

Ворота открылись, во двор вошел командор Хассан. Он с настороженным удивлением огляделся вокруг:
- Что здесь произошло?
- Лорд Хаос в гости заглянул, - ответил Ангон.
- А этот твой? – Хассан втянул во двор сопротивляющееся отражение - Подражание.
- Видимо, да, - пожал плечами Ангон.
- А это кто? – Хасан кивнул на Счастье.
- Тоже отражение, - нахмурился Ангон, словно вспоминая что-то, - мое, - и посмотрел озадаченно на клейменную ладонь.
- Никта…- обратилась к нему Счастье.
Он вздрогнул и ошалело уставился на отражение.
- Все будет хорошо, - Счастье взяла его руку с клеймом в две свои ладони и сжала её в кулак, - все будет хорошо.


Пишет Рита. 19.09.06

Уже который день сменялись лишь очертания гор вдалеке и лошади под ней. А по обеим сторонам дороги тянулись одинаковые поля, припорошенные вместо снега ледяной крупой – острыми льдинками, хлеставшими всадников по щекам с каждым порывом ветра. Монотонный ритм, долгое бодрствование – все это уводило ритино сознание туда, где прошлое и настоящее смешались, и то ей казалось, что она скачет во весь опор по южному тракту, то – что стоит перед зеркалом в первый день года и читает огненную вязь слов Лорда.
- Мне нужно знать кое-что. Почему пираты Темного флота не нападают на города Звезды Лорда? – пытливый взгляд вглубь зеркала, как будто его можно этим смутить.
- А зачем Вам это знать, баронесса?
- Без этого знания я оказалась слишком легковерна... милорд, не притворяйтесь. Вы прекрасно знаете о дакском подложном письме и заговоре мнимом.
- Теперь-то Вы знаете это. И в будущем более критически постараетесь относиться к информации, которая поступает из непроверенных и сомнительных источников. Проблема решена. Что до пиратов. Просто примите на веру, как аксиому: пираты не нападают на Звезду Лорда. И никогда не нападут.

Многодневная усталость, еще из прошлого года верная ритина спутница, сплетала мысли в спираль бреда, и вместо череды полей перед глазами стояла анфилада кабинетов, лабиринт светлых пыльных коридоров магистрата. Сознание коршуном кружило вокруг одних и тех же воспоминаний.
Два часа дня. Назначенное время.
Дав начальнику ЦРУ фору в 5 минут, Рита вошла в его кабинет и спросила с порога:
- Удалось узнать что-нибудь об инициаторах заговора?
Здороваться она тогда посчитала нецелесообразным - виделись уже во время вальса.
Она стремительно пересекла кабинет.
В какую-то секунду острый, тонкий луч света, пробившийся через закрытые ставни, отсек смертельно бледной после бессонной новогодней ночи бургомистрше голову.
Начцеха судорожно сглотнул и прикрыл глаза, чтобы отогнать иллюзию.
Баронесса Эквус приблизилась к столу вплотную.
- Инициатор – Фредегар, - ответил он, встав и чуть поклонившись в знак приветствия, - не стоит искать черную кошку в темной комнате, особенно когда её там нет.
- Какая от этого выгода шакалу-одиночке, или сколько их там было: двое, трое? Тем более, он просил привилегий для Дакии.
- Лорд решил эту проблему. На самом высоком уровне. Север не должен Вас больше беспокоить, - достаточно жестко завершил обсуждение темы начцеха, - через неделю в столицу прибудет новый посол. Лорд был бы очень рад, если бы Вам удалось убедить посла в необходимости присоединения Дакии к Звезде Лорда. Больше я не уполномочен ничего говорить по этому поводу.
Отлично. То ей дают неограниченные полномочия, то бесцеремонно отодвигают в сторону, словно поваренка на кухне большой политики. Гневное восклицание «так что ж Лорд сам мне этого не сказал? Почему передает указания через ЦРУ?!» чуть не сорвалось с губ. Рита взяла себя в руки и кивнула, как будто сказанное начцеха не стало для нее неожиданностью. Зачем давать ему лишний повод для торжества?
- А что у нас с Югом? Ваши люди там уже работают?
- Конечно, работают, баронесса, - помрачнел начцеха, - есть сомнения?
- Результаты? – с наигранной усталостью и легким разочарованием в голосе произнесла она. – И если у южных фортов есть время ждать – там уже все случилось, то у столицы времени нет. Вы нашли сообщников Ангона в Эйзоптросе?
- Вы всерьез думаете, что я буду рассказывать Вам о результатах работы моих людей на юге? – искренне удивился начцеха, - хочу Вам напомнить, мы не регулярная армия и действуем тайно. Ситуация под контролем. И на Пустынной, и здесь, в Эйзоптросе.
- Именно. Будете рассказывать. Теперь я Ваше начальство, и не временно, а на постоянной основе, и если ваши сотрудники снова сядут в лужу, погибнут люди в моем городе.

Глухой топот копыт. Податливые песчаные почвы смягчали удар – пустыня уже близко. В этом глухом звуке Рита разбирала как будто нашептываемые кем-то выводы, короткие, однозначные.
Они оставили ее в информационной изоляции. Указали на бургомистерское кресло, которое с тем же успехом могло бы стоять в пустыне, а не в центре столицы – реальной власти ей бы это не прибавило. Одна только должность, узкий круг обязанностей, и совсем нет прав. Прав спрашивать придирчиво и до последнего слова правды, требовать жестко и получать требуемое. Как король на шахматном поле – самая значимая фигура и самая бесправная. Ну уж нет.
Когда ритин гонец привез с юга письмо с новым ультиматумом Ангона, она не сказала об этом начальнику ЦРУ, лишь усмехнулась горько: торговать сейчас жизнью Лючии все равно что пытаться подороже продать последние дни больного тропической лихорадкой. Но в тот же вечер тайно покинула город. Тео тоже сообщать не стала: Риту скорее удивило известие, что Лючия еще жива, чем вопрос, как она оказалась у мавров.
Тем более отгадка не заставила себя долго ждать. Недалеко от поворота на переправу, под одиноким деревом у дороги стояла табличка с наскоро выведенными по глине буквами, обожженная, видимо, здесь же, на костре. «На этом месте нашел свою смерть Фернандо Леонард Эмануэль Монтероне, герцог Аквилонский. Губернатор, полководец, мудрый и справедливый властитель. Остановись, путник, почти его память минутой молчания и задумайся о скоротечности жизни».
Кристобаль бросил стремена, чтобы спешиться. Рита остановила его жестом. Некогда.
И они поскакали дальше – к Аквилу. Рита не сомневалась, что когда они будут возвращаться в столицу, на месте сделанной на скорую руку таблички увидят гранитную глыбу с выгравированными на ней золотом письменами. Строчки три будет занимать только перечисление всех титулов покойного герцога. Титулов, которые по наследству перешли к Теодору.
С того момента они уже трое суток без остановок неслись на юг, а у нее перед глазами все стояло бледное северное небо и одинокое дерево, в немом упреке протягивающее небу свои узловатые руки-сучья.

Миновав Хитану уже в темноте, всадники заметили множество огоньков на горизонте. Чья-то армия жгла костры.
- Мавры! – с негодованием и азартом воскликнул Гато.
- Слишком близко, - возразил Саймон, - мавры в фортах, а эти миль десять недоезжая. Мавры, конечно, военной смекалкой не блещут, но выходить из-за стен даже им в голову не придет.
- Поехали, разведаем. Темнота за нас. – Карманное зеркальце отразило решительный взгляд баронессы. Рита подогнала коня, заставив спутников последовать ее примеру.
У ближайшего костра в отсветах пламени над центральным шатром развевался флаг Аквилонской военной академии. На других шатрах Рита заметила несколько баронских гербов. Очень странно. Уже не таясь, всадники выехали на освещенное место. Навстречу им вышел молодой человек в форме академии.
- Робби! – Рита в секунду спрыгнула с лошади и бросилась к нему. Капюшон слетел с головы.
Молодой человек в ужасе отшатнулся, как будто увидел привидение.
- Роберт Максвелл, мрак тебя побери! Ты что, не узнаешь свою старшую сестру?!
- Рита? Ты жива?
- С чего это я должна была сыграть в ящик? – со смехом Рита стукнула брата по плечу.
Окончательно убедившись, что перед ним существо из плоти и крови, а не гостья с того света, юноша перевел дух.
- А как же газета, известие о твоей гибели?
- Какая газета, ты о чем? Ну-ка рассказывай все по порядку…

Слушая рассказ брата, она ворошила палочкой угли. Те вспыхивали и гасли, ровно как слова Хаоса на поверхности зеркала. Рита встряхнула своими непривычно короткими волосами, отгоняя неприятное воспоминание. Не пыль дворцов и кабинетов, а пламя костра, песню ковыля в степи, шорохи в предрассветном лесу – вот что она ценила больше всего в жизни.
- …А когда отец пришел в себя, то газету с известием тем найти не смог. Как сквозь землю провалилась. – продолжал юноша. – И отец решил отомстить за тебя. И за капитана, своего преемника, и за всех наших. Он за несколько дней – представляешь! – собрал дружины южных баронств, остатки гарнизонов, расквартированные неподалеку полки. Кто откажет капитану Максвеллу на Юге! Знала бы ты, сколько всадников жгут костры от форта Граль и до Мостриса! Но теперь, когда выяснилось, что ты жива, мы точно возьмем форты.
Роберт пару лет назад окончил Аквилонскую военную академию, и кроме пары стычек с шакалами, боев настоящих, а не тренировочных в его послужном списке не было. Легко было понять тот восторг, с которым он ждал серьезной битвы. Рита покачала головой.
- Нет, Робби, не спеши. Сначала мы все хорошенько обдумаем. Вместе с папой. С рассветом двинемся в центральную ставку, а пока немного отдохнем.

Она вглядывалась в темноту на юге – там, где должны быть форты. Там, в нескольких милях от нее умирает жена ее возлюбленного. А где-то недалеко тоже вглядывается во тьму ее отец. Отец, которого уверили в ее гибели, чтобы он собрал армию. Для кого?
С другой стороны, для столицы все складывается неплохо: мавры окажутся в изоляции, не смогут послать гонца в Эйзоптрос, подать сигнал. На востоке – две горных гряды, не преодолеть. Здесь цепь костров и собаки – бароны взяли их с собой, с юга к лагерю не подберешься незамеченным. Остается только море. Но темная армада не нападет на Звезду Лорда. «Примите это на веру, как аксиому», - вспомнила Рита его слова.
- Я так не могу – просто верить. – сказала Рита в темноту, словно Лорд мог услышать ее здесь. – Слишком много жизней от этого зависит. Хотя, что Вам до них…


Пишет Илона. 01.10.06

Небо стремительно темнело. Лошади несли карету по лесу.
Неожиданно впереди замерцал свет, и карета резко остановилась. Отражения кучей навалились друг на друга.
Один из стражников открыл дверцу.
-На выход! – гаркнул он и дернул Апатию за плечо. Тот кубарем выкатился на землю и запричитал. Илона выпрыгнула следом за Благоразумием, прижимая диадему к груди, и ее глазам предстал большой, со светящимися окнами дом.
Не успела она разглядеть его, как сзади ее подтолкнули.
-Вперед! – рявкнул стражник.
Отражения толпой забились в какое-то сооружение, следом стражники толкнули Илону и бросили к ее ногам узел с одеждой.
-Эй! А…, - Илона попыталась спросить, где они, но дверь захлопнули.
Несколько мгновений все стояли в молчании. Безразличие снова достала трубку и принялась ее выколачивать. В непроглядной темноте красной искоркой сверкнуло огниво. Илона опустилась на земляной пол, обхватив колени руками.
-Теплое местечко! – проворчал Коварство. Илона не обратила на него внимания. Она аккуратно убрала диадему в узел. «Почему я здесь? Кому это надо?» Тщетно пытаясь расслышать разговоры стражников во дворе, Илона легла, положив под голову узел.

***

Когда все отражения крепко спали, Коварство тише мыши подполз к Илоне и медленно-медленно вытащил из под головы узел с вещами.
-Ну-ка, - алчно прошептал он. Руки расшвыривали одежду в поисках короны, - мое сокровище! – он схватил диадему и судорожно оглянулся. Затем тихо-тихо отполз к задней стене хижины, забрался на балки и выбрался на крышу через затянутое паутиной окошко.
-Вот вам! – мстительно прошипел он напоследок. – Оставайтесь здесь!
Когда отражение скрылось, Илона вздрогнула и проснулась. Будто кто-то толкнул ее в бок. Одежда, разбросанная, лежала рядом.
-Диадема! – вскрикнула Илона. Мысли помчались галопом – неужели, стражники? А, может, кто-то из отражений?
Девушка вскочила и в страхе оглянулась. Тонкий белый лучик луны проникал сквозь окошко. Отражения, кто сидя, кто лежа, спали на полу. Шестеро.
-Коварство…! – простонала Илона и метнулась к окну. Черная тощая тень соскочила с дерева напротив.
Илона сжала кулаки. «Теперь эта тварь от меня не уйдет!» - с неожиданной яростью подумала она, удивительно ловко забралась на балки и вылезла через окно.
Из-за угла показались стражники. Илона вжалась в стену, не испытывая никакого страха. Будто все это происходит не на самом деле, а она видит это со стороны, в чьем-то сне…или зеркале? Илона вздрогнула. «Вперед, иначе он уйдет!» Вышла из тени и перебежала пустое пространство, оказавшись как раз у стены особняка.
Из-за дерева показалась голова Коварства – отражение смотрело, нет ли опасности?
-Где она? – Илона схватила отражение за шиворот и встряхнула.
Коварство зашипел и замахал руками, когда хозяйка вытащила диадему из его кармана. Бледное лицо девушки отразилось в сверкающем украшении.
-А сейчас, - Илона отпустила отражение, и оно беззвучно шмякнулось на землю, – вернемся за остальными и …
Неожиданно рядом раздались голоса и Илона приникла к дереву.
-Я выполнил твою просьбу, моя повелительница! – мужчина и женщина стояли на балконе. Мужчина страстно поцеловал руку даме.
-Где она? – ледяным тоном отрезала та.
-Дорогая, - осыпая поцелуями руки женщины, шептал кавалер, - богиня!
Она…она там, во дворе, в старой хижине.
-Да не эта девчонка! – женщина выдернула ладонь из рук мужчины, - диадема! Она должна принадлежать мне!
-О…, - мужчина растерянно отступил назад.
-Сейчас же принеси мне ее! – пронзительным голосом велела женщина.
-О, Франческа, любимая…, - забормотал мужчина, - а что делать с отражениями и самой девчонкой?
«Франческа?» - Илона пораженно вслушивалась в разговор. Но сомнений быть не могло.
-С ней? – Франческа мстительно рассмеялась. – Продай шакалам. В служанки! – глаза ее сверкнули. – А отражения… Пусть остаются в этом хлеву. Сами исчезнут! Но диадемой, - тут женщина прищелкнула пальцами перед самым носом мужчины, - диадемой должна владеть я!
-О, да, моя повелительница!
-Хватит, Гастон, - Франческа прошла в комнату. – Иди и принеси диадему! – Гастон вошел следом и закрыл двери. Их голоса смолкли.
Илона еще крепче прижала подарок к себе, будто его сейчас вырвут. Затем обернулась к отражению.
-Вставай.
-Ч..что? – промямлил Коварство, отползая к дереву.
-Быстрее же, - Илона испуганно оглянулась, чувствуя, что решительность покидает ее. Она схватила трясущееся отражение за руку и потащила обратно, к хижине.
-Н..надо забрать остальных, - прошептала девушка.
Но они не успели даже выйти из-за деревьев, как раздалось бряцанье оружия и из-за угла особняка вышел кавалер Франчески в сопровождении двух стражников. Илона нырнула в заросли, не выпуская руки отражения.
Стражники вошли в хижину.
-Всем встать! – раздались их голоса. Затем какая-то беготня и крик:
-Она сбежала!
Илона прижалась к стволу дерева. «Где же спрятаться?» Коварство бился в истерике подле ее ног.
-Бежим, бежим, бежим, бежим…- без перерыва бормотал он.
-Быстрее, - Илона огляделась. Одни стражники с факелами устремились в лес. Другие пошли вокруг дома, пиками раздвигая ветки кустарников, – быстрее!

***

Стражники шли вдоль особняка. Один из них, по-видимому, самый молодой, отстал, усердно протыкая пикой заросли. Вдруг, совсем рядом что-то хрустнуло, и ветки затрепетали, словно кто-то пробежал рядом. Стражник в предвкушении оглянулся и пронзил невидимого врага.
-Попался!
Из кустов с возмущенным фырканьем выскочил довольно облезлого вида рыжий кот. Подняв хвост, он с достоинством прошествовал мимо стражника. Тот со злостью замахнулся ногой, и кот с поразительной скоростью испарился за углом, оставив только облачко пыли.
Стражник разочарованно сплюнул.
-Паршивая животина.
Когда он догнал остальных, они уже докладывали Гастону, что на территории поместья никто не найден.
В это время Илона и отражение стояли за дверью, ведущей в дом через винный погреб, и слышали, как стражники направились в лес.


Пишет Теодор Эквус-Монтероне. 02.10.06

– Сюда! Скорее!
– Это же наш декан! Он... умер?..
– Ранен?
– Вроде бы нет... Странно...
– И его отражение. Кажется, дышит...
– Пошлите за каретой. Нужно отвезти их в больницу.
– Правильно! Скорее!

– Нет повода для беспокойства. Всего лишь удар по голове, не очень сильный.
Возможно, лёгкое сотрясение... Я же сказал, повода для беспокойства нет. Нет, он всё ещё без сознания. Трудно сказать. Сейчас ему необходим покой. Нет, его нельзя беспокоить. Приходите завтра. Завтра!

– Странный случай, вы не находите?
– Действительно. Всего лишь удар по голове... А у отражения вообще никаких
повреждений.
– И всё же она на грани смерти... если можно говорить о смерти отражения. Пульс едва прощупывается...
– Да, те же симптомы. И никаких видимых причин. Странно...

Белизна потолка так контрастировала с тьмой его сна – сна без сновидений, – что ему пришлось зажмуриться. Спина болела. И голова... Как только он подумал об этом, ему сразу захотелось, чтобы головы у него не было вообще. Тогда не было бы и этой боли. Казалось, черепная коробка треснула, и мозг медленно вытекает через образовавшуюся щель. Он даже попытался приподнять руку, чтобы пощупать затылок. Не получилось. Мышцы не слушались. Он снова открыл глаза. Лишь на мгновение. Боль была невыносима. Будто под давлением света мозг стал вытекать из головы ещё быстрее. Он потерял сознание.

Следующее пробуждение не было таким болезненным. Он даже смог повернуть голову, но увидел только слегка колышущуюся белую штору. Значит, он в больнице. Мысль была непривычной. Странное ощущение. Мыслить... Думать...
Кажется, он успел отвыкнуть от этого. Мысли ускользали от него, разлетались во все стороны. Но голова была целой. И больше не было боли...

* * *
Зеркало. Вот в чём причина его долгой болезни. К такому выводу он пришёл, сопоставляя все известные ему факты. Это потребовало времени – но именно времени у него сейчас было в изобилии. Эстер – Тео решил давать отражениям имена, наиболее им подходящие; Смятение явно была не против – очнулась совсем недавно и всё ещё была очень слаба, хотя врачи уверяли, что на ней не было ни царапины. Что может больше повлиять на отражение, чем разбитое зеркало? И тот грабитель... Тео отчётливо помнил треск раздавленного стекла и вспышку белого света. Что было потом, он не помнил, – и это ещё больше укрепляло его уверенность в правильности выстроенной теории. Только одна загадка оставалась для него во всём этом деле: кто были эти "грабители", и зачем они напали на него? Ведь те деньги, которые были у него с собой – всего-то несколько аргентов – так и остались лежать в кармане его пиджака.

Письмо застало Тео в больнице. Письмо из Аквилона. Письмо со страшным известием. Губернатор Аквилона Фернандо Леонард Эмануэль Монтероне, герцог
Аквилонский, погиб при невыясненных обстоятельствах. Похороны состоялись...
– Лючия! Что с Лючией?
Гонец вытянулся перед ним, глядя прямо перед собой. В никуда.
– Что с моей женой? Где она? Что произошло? Отве... – в глазах молоденького посыльного застыл ужас. Так близко... Тео только теперь понял, что держит юношу за отвороты дорожного костюма. Осознав это, он разжал руки, и посыльный едва не упал на пол.
– Я должен знать, что там произошло. – Голос Тео был тихим и спокойным, почти отрешённым. Клинок закалённой стали, вынимаемый из ножен – так услышал это гонец.
– Я не знаю. Я всего лишь посыльный. Прошу вас!
– Да, да... – Тео снова погрузился в чтение письма, словно забыв о юноше.
Через несколько минут он решительным шагом вышел из комнаты, провожаемый испуганным взглядом гонца. Ещё через час карета, запряжённая парой гнедых, лучших лошадей из конюшни Тео, отъехала от ворот его дома. Вряд ли Лорд будет препятствовать его поездке теперь. Слишком сильно изменились обстоятельства. Он в сотый раз перечитал письмо. После смерти Фернандо Монтероне все его титулы и звания перешли по наследству к нему. Тео всмотрелся в своё отражение в оконном стекле. Герцог Аквилонский... Кто бы мог подумать, что вчерашнему студенту придётся управлять городом? А под силу ли ему это?

Пишет Сильвия. 06.10.06

Гато стоял около дома в маленьком переулке на задворках улицы Корелли. Знакомый дом - он наблюдал за Сильвией издали, когда искал дело ее родителей - сначала в городском архиве неподалеку, а потом в скупых записях архивов стражи. Увы, бумаги ЦРУ, которые дали бы ответы на все вопросы, были ему недоступны. Каждый вечер Кристобаль несколько минут любовался силуэтом девушки в освещенном окне и вновь растворялся в темноте - дела государственные ждать не могли.
Пройдя осторожно и неслышно сквозь сад, словно кот, выбирающий дорогу так, чтоб ни одна веточка не хрустнула, Гато взлетел по ступенькам крыльца и постучал в дверь.
- Добрый вечер, Сильвия, - он с улыбкой протянул девушке букет желтых роз. - Немножко солнца для Вас в эти холодные зимние дни.
И как бы невзначай поставил на стол корзину с фруктами и сладостями - Гато понимал, что в таком доме на ужин частенько может быть только чтение стихов вслух.
-Очень любезно с вашей стороны, Кристобаль, но, право, не стоило...- Сильвия
удивилась своей внезапной робости и скованности. Молодой человек всё больше нравился ей, хотя она пыталась скрыть это от самой себя. Однако корзину с фруктами и сладостями пришлось принять.
Сильвия пригласила Гато сесть, а сама поставила букет желтых роз в вазу. Пока она красиво устанавливала цветы на кухне, с ней пыталась заговорить Оптимизм, которая хотела обратить внимание хозяйки на новое отражение - Безнадёгу. Но Сильвия и не посмотрела на эту долговязую старуху. Она мельком взглянула в висевшее на стене зеркало, одним движением руки поправила прическу и вышла к гостю.
- Угощайтесь,- и она поставила на столик поднос с двумя чашками чая.
- Благодарю. - Гато отпил один глоток. На языке вертелись светские шутки, комплименты, но все это было сейчас неуместно. Слишком серьезен повод визита.
- Сильвия... - в его карих глазах мелькнуло беспокойство, вдруг сказанное им снова подействует словно явление призрака. - Мне удалось найти дело Ваших родителей. И я точно знаю, что они не были приговорены к казни через Лабиринт. Советник по зеркалам встречался с ними, и на бумагах стоит резолюция об их невиновности в преступлениях против зеркал. Но почему-то Тиаса Карпатри все-таки сослали на Северные рудники. А про матушку Вашу мне не удалось ничего выяснить.
Кристобаль виновато опустил голову.
Сильвия слушала, затаив дыхание. Каждое слово этого человека было для неё важнее всего на свете, оно подчиняло и вселяло уважение и одновременно надежду. Ему невозможно было не поверить. И Сильвия верила. Верила всем сердцем, всей своей юной и доброй душой. В одно только она не могла поверить: ПОЧЕМУ ей не сообщили о том, что её отец не был в Лабиринте, а находился в Северных рудниках? И что же случилось с мамой, если они с отцом были приговорены пройти через Лабиринт вместе? Все эти вопросы мгновенно пролетели в голове у Сильвии. Но надо было отвечать... что-нибудь... лишь бы не молчать...
- Почему мне не сообщили об этом? - слишком сухо и отрешенно прозвучал её голос.
- Я не знаю, правда, - Гато взял ее за руку. - думаю, только доехав до тех рудников к северу от Эстреля мы узнаем правду. Вы позволите мне Вас сопровождать?
Его нежные, тёплые руки слегка касались руки Сильвии. Так хотелось сказать <да>, но она мало знала этого человека: зачем он ей помогает? Что хочет от неё и что потребует взамен? Дорога до рудников не такая уж и близкая, сопряженная с множеством опасностей... А вдруг что случится? Что тогда? Но уже было поздно размышлять над возможными трудностями, уста Сильвии сами ответили за неё:
- Да, я согласна.
После этих слов Сильвия почувствовала, что теперь что-то измениться в её жизни. Она поспешно допила свою чашку чая и задала, может быть, не очень подобающий для данной ситуации вопрос:
-Как мы туда доберёмся?
- Верхом.

Хоть Сильвии и приходилось уже путешествовать таким образом, Кристобаль настоял на ежедневных тренировках. Утром они встречались в Центральном парке: завидев девушку в конце аллеи, Гато поднимал коня на дыбы, повторяя очертания памятника одному из правителей Аквилона.
Через пять дней тренировок, после которых Сильвия еле находила в себе силы
сползти с лошади, она стала гораздо увереннее держаться в седле. Твердой рукой направляя коня на препятствие - кто знает, что может встретиться на северном тракте - Сильвия представляла, что каждый шаг приближает ее к отцу.
Ясным зимним утром после занятия они отшагивали лошадей, любуясь инеем на еще чуть зеленых газонах и клубами пара, в который на морозном воздухе превращалось лошадиное дыхание. Гато был доволен ученицей. Он не ожидал такого упорства от внешне столь хрупкой девушки. Еще несколько дней, и можно будет ехать.
Сказать, не сказать? Он колебался, не был уверен. Одна запись в архиве не давала ему покоя.
- Что бы Вы сделали, если бы оказались правительницей большой страны? - в шутку спросил Кристобаль, лукаво изогнув бровь.
- К чему этот вопрос? - удивилась Сильвия. Шутливые нотки в голосе собеседника почему-то насторожили её, хотя она не видела в этом вопросе ничего коварного.
- Пытаясь выяснить судьбу Вашей матушки, я нашел в архиве одно упоминание, возможно, с ней связанное. Это история дочери правителя земель, расположенных к югу от Пустынной линии. Очень красивая история, почти легенда. Накануне свадьбы старшую дочь вождя народа, живущего в тех землях, укусила ядовитая змея. Девушке оставались считанные часы, вся ее семья была в трауре, и уже готовились к похоронам - в тех краях даже ребенок скажет, что несчастный, укушенный нго - змеей-стрелкой, обречен. Только один человек боролся за жизнь принцессы (назовем ее так, хотя уклад племен и далек от аристократических традиций нашей полосы). Это был доктор из столицы Мира Зеркал. Как он оказался так далеко от дома, архивы умалчивают. Ему удалось справиться с ядом. То ли эйзоптросские лекарства помогли, то ли любовь врача к своей пациентке, так или иначе, девушка поправилась, стала его женой и уехала в столицу. У них родилась дочь - Виолетта.
Кристобаль сделал паузу и посмотрел на Сильвию. Она сохраняла спокойное выражение лица, хотя было видно, что история её очень заинтересовала.
- Вскоре после их отъезда правитель тех земель и все его родственники были убиты маврами, захватившими власть на всем Юге. - со вздохом продолжил Гато. - Выходит, что Ваша матушка - последняя принцесса земель-за-Пустынной-линией, законная их наследница.
-По Вашему рассказу получается, что я тоже наследница престола? - Сильвия недоверчиво посмотрела на собеседника. - А Вы уверены, что их дочь Виолетта - моя мама? Ведь это имя не такое уж и редкое.
Сильвия лишь в разговоре с Кристобалем делала вид, что сомневается в причастности её матери к этой истории. Однако в душе она уже наполовину поверила в то, что её мать - а следовательно и сама Сильвия - наследница престола. Сильвия не знала своих бабушку и дедушку, родители про них практически ничего не рассказывали - и посему история эта вполне могла оказаться правдивой.
- Слишком много совпадений: имя, город, цвет кожи. Значит, и Вы - принцесса
южных земель. Но об этом нельзя никому говорить, - Гато настороженно оглянулся. - Даже самым близким друзьям. Очень может быть, что именно происхождение стало причиной ареста Вашей матушки.
Qui Prodest. <Кому выгодно?> Эту формулу Кристобаль научился применять давно. И сейчас, размышляя о судьбе родителей Сильвии, понимал, что больше всех от исчезновения последней оставшейся в живых дочери прежнего правителя выигрывал Ангон. Но если арест санкционировал Цех, значит ли это, что жадный до власти мавр сумел заключить договор с цеховиками? Что он пообещал ЦРУ за жизнь единственного человека, кто мог оспорить его положение вождя?
Делиться этими мыслями с Сильвией значило бы подвергать девушку еще большей
опасности. Да и откуда он, простой всадник - берейтор, мог бы знать все это...


Следующим вечером Гато возник на пороге ее дома печальный и чем-то встревоженный. С желтым цветком в руке, на этот раз правдивым вестником разлуки.
- Мне придется уехать, - <И вернусь ли я живым> - подумал, но не произнес вслух. Впервые ему, любителю опасных дуэлей со смертью, это стало важно. -
меня не будет в городе пару недель всего, не больше. Я приеду, и мы отправимся на Север. Обещаю.
Минута молчания. Сильвия не знала, что ей делать, как отреагировать на эту новость. Она так надеялась, так ждала этой поездки и вдруг... он уезжает.
Маленький желтый цветок в его руке казался предвестником одиночества и грусти, уже слегка вялые его лепесточки наводили уныние и тоску. Казалось, весь мир остановился, остались только они вдвоём. Кристобаль сообщил ей это известие сразу с порога, не заходя в дом. Чтобы не надеяться и не тянуть момент расставания.
- Я буду скучать, - тихо произнесла она. - Возвращайтесь поскорей.
- Я тоже буду скучать и считать минуты до того момента, как смогу снова видеть Вас.
Почти шепот - словно слова боятся быть произнесенными вслух, и пронзительный
взгляд.
Гато снял перстень с сапфиром и одел на палец Сильвии.
- Если что-то случится в мое отсутствие, и Вам потребуется помощь, приходите в дом в переулке Пастера, что у самой границы парка, и покажите это.
Долго прощаться - втыкать новые иголки в сердце. Лучше скорее в путь, чтоб попытаться приблизить встречу. Кристобаль поцеловал руку девушки и сбежал по
ступеням вниз, через секунду слившись с сумерками.


Пишел Хаос Мира Зеркал. 06.10.06

Рита
УМИРОТВОРЕНИЕ меняется на САМОДОВОЛЬСТВО

Теодор Эквус-Монтероне
МИРОЛЮБИЕ

Илона
КОВАРСТВО меняется на НЕДОВОЛЬСТВО

Сильвия
НАДЕЖДА меняется на ЭНЕРГИЧНОСТЬ


Пишет Илона. 11.10.06

Сердце бешено колотилось.
-Кажется, все ушли в лес, - казалось, еще минута и Илона не сможет сделать ни шагу, - пойдем, - обратилась девушка к Коварству, испуганно прижавшемуся ухом к двери.
Илона, не оглядываясь, пошла вперед, ведя рукой по стене. Она поднялась по лесенке и нащупала дверную ручку. Тихо. Илона приоткрыла дверь. В помещении, видимо кухне, никого не было.
Она осторожно вошла и осмотрелась. Из кухни вело несколько дверей.
-Поскорее бы выбраться отсюда...!, - прошептала Илона и подбежала к двери. Кладовая. От страха, что сюда в любое время может кто-то войти она остановилась. Вдруг, Илона вскрикнула: кто-то выхватил у нее из рук диадему.
-Стой! - Коварство толкнул хозяйку, и Илона ударилась о стену. Отражение шмыгнуло в дверь. Илона побежала следом. Она увидела, как чья-то тень мелькнула на лестнице. "Может, это не он?"
Илона осторожно подбежала к ней и посмотрела наверх. Тишина. Но Илона чувствовала, что там кто-то притаился.
-Коварство? - позвала она. Илона медленно поднялась.
-Коварст… - Илона увидела чье-то искаженное лицо, затем ее ударили по
голове, и наступила темнота. Высокий голос с ненавистью произнес:
-Спи, девочка... Гастон! Гастон, где ты?

***

Коварство завернул диадему в свой плащ. Двор был пуст.
Вдруг совсем близко раздалось цоканье копыт, и во двор вкатилась старая грязная карета с выбитыми окошками, запряженная двумя лошадьми. Из нее выпрыгнуло двое.
Отражение замерло посреди двора, пытаясь спрятать плащ за спиной.
-Ты кто? - громко осведомился мужчина хриплым голосом. На нем был старый изодранный плащ. Зубы почернели от жевания табака, а волосы были заплетены в косички.
Отражение молчало.
-Ты, что ль какую-то королеву продаешь? - еще громче спросил пришелец, подходя к Коварству вплотную.
-Н..т…то есть…я. Я! - Коварство отступил назад.
-Где она, - лениво, чтобы не выдать своей заинтересованности, спросил шакал.
-В…в доме, - промямлил Коварство, делая еще один шаг назад, одновременно ища путь к отступлению.
-Ты один?
-Да…то есть…
Шакал схватил Коварство за шиворот и сделал знак другому. Тот широким шагом направился к особняку.
В это время двери распахнулись и на пороге предстала Франческа.
-Гаст… - хотела крикнуть она, но шакал закрыл ей рот ладонью.
-Не трепыхайся рыбка! - процедил он, еле удерживая извивающуюся певицу, - Ай!! Мои пальцы! - завопил он: Франческа наступила ему на ногу каблуком, - помоги затолкать ее в карету! - крикнул он кучеру.
Шакалы с трудом накинули отбивающейся пленнице на голову мешок, связали руки и запихнули в карету.
-Отлично, - сказал первый шакал, продолжая держать Коварство, - а теперь, - он выдернул у него из рук плащ и схватил диадему.
-Нет!!!! - взвизгнул Коварство и замахал руками, пытаясь дотянуться до сокровища. В отчаянии он впился зубами в ногу шакала.
-Мрак! - шакал схватил отражение и отшвырнул, - уходим!
Отражение пыталось догнать быстро уезжающую карету, уносящую с собой диадему, но тщетно.

***

Она медленно приходила в себя. Перед глазами расплывалось лицо Коварства. Он упорно показывал пальцем куда-то вниз.
-Что…случилось? - слабым голосом спросила Илона, но не услышала даже себя. Коварство продолжал шевелить губами. Наконец Илона поняла, о чем он твердит.
-Диадему украли! Украли диадему! Я пытался ее спасти! Скорее, еще не поздно
Догнать…Шакалы…Это они украли…
Неожиданно его контур стал таять у Илоны на глазах. Она подумала, что это от удара по голове.
-Диадема!...Нет! - последний раз крикнул Коварство, увидев свою растворяющуюся руку, - Нет!! - его крик сменился звенящей тишиной. Илона покачнулась. У нее на глазах на месте Коварства появился его дух.
Привидение в серой тусклой хламиде.
-Дже-еф? - еле слышно спросила Илона и как-то странно хихикнула. Привидение сделало шаг в ее сторону.
У Илоны перед глазами поплыли образы. …Мертвый Джеф…в уголке рта капелька крови….Первое отражение - Уныние, обиженно говорит: "Ты кинула нас в каком-то сарае!..."…папа: "Завтра ты едешь в Эйзоптрос! Ты рада?"… "Беги, Илона! Беги! Спасайся!" - крик дяди… Топот стражников по чердаку…
Кроваво-красное платье - подарок режиссера…" "Пой! Пой!" - круглое лицо Фурио на глазах превратилось в изуродованную бледную маску. "Это он, - тетя с маниакальным блеском в глазах показывает Илоне страшную маску, - сам Лорд Хаос! Уууууууу+!"…
-Ууууу... Нд-а, - тусклый серый голос призрака проник в сознание Илоны. Уродливая маска превратилась в бледное лицо, склонившееся над ней. Она вздрогнула.
-Ты в опере… - прошептала Илона с трудом открывая глаза.
Создание недовольно хмыкнуло.
-Ты не в опере… - Илона не могла вспомнить, где она находится, - ты ведь не Джеф…не призрак…Где я?..
-Я не в опере. И я не Джеф. И не призрак. Вечно меня с кем-то путают, - проворчало существо.
-Ты кто… - Илона села, - мм…голова раскалывается…
-Недовольство я, - неохотно представилось отражение.
-Здесь был Коварство…Он…Он исчез, - вспомнила Илона и подумала:"Наконец-то…"
-Исчез, да поясок какой-то оставил, - Недовольство кинул Илоне тугой пояс. Она автоматически взяла его и прижала к себе. Закрыв глаза, Илона пыталась вспомнить, что говорил ей Коварство. Он все повторял какие-то слова…
Неожиданно сознание прояснилось.
-Диадема! - она поднялась, оперевшись рукой о стену, - они…они…украли…шакалы! Еще можно их догнать!..
-Ну, не сейчас же! - буркнуло новое отражение.
-Сейчас.
Илона спустилась по лестнице.
-А я? - спросил Недовольство.
Илона остановилась напротив зеркала.
-Со мной, - подумав, сказала она. Идти одной ей было страшно, - ты умеешь ездить верхом?

Пишет Нида. 11.10.06

- Так что случилось? – Хассан приблизился к Ангону/Никте.
- Не имеет значения, - отрезал Ангон/Никта. В чувствах и ощущениях все ещё царил хаос. Она вдруг осознала, что в Ангоне по отношению к Хасану легко уживаются братская любовь и параноидальное недоверие. Она также поняла ещё две вещи, которые Ангон, возможно не осознавал или не мог осознать в силу того, что отрицал власть зеркал. Первое то, что он ко всем относился с параноидальной недоверчивостью и подозрительностью. Второе – от Хассана несло зеркальной пылью.
- Как знаешь, - беззлобно улыбнулся Хассан и пожал плечами в недоумении столь резкой реакцией друга, - похоже, тебе придется заняться рекрутингом и передислокацией сил, - он кивнул в сторону бурых пятен на песке.
- Потом, - Ангон/Никта нахмурился. Хассан бесил его сегодня.
Он/она ушел в свои покои, предоставив Хассана самому себе.
Чувства и мысли.
Ангона и Никты.
Мятежника и аристократки.
Пустынника и столичной штучки.
Мужчины и женщины.
Зрелости и юности.
Она не могла разглядеть в яростной буре эмоций свои чувства, свои мысли. Ангона не было, но легкий оттенок кроваво-красного его души окрасил ЕЁ душу в фиолетовый.
Память была его, но странная…
На чувствах…
Она не помнила его детства, его юность, но день убийства дяди, вернее момент убийства был намертво впечатан в сердце Ангона.
Она не помнила его наложниц и тех, кого он убил в бою.
Но все отражения, что были у Ангона когда-либо, назвать могла без запинки.
И ещё…
Она знала теперь, откуда у Ангона злость на Лорда Хаоса и зеркала.
И эта причина не имела ничего общего с жаждой власти и врожденной свирепостью, которые приписывала ему молвой.
Когда Ангон/Никта поднялся на сигнальную башню, он уже ясно видел свою цель и способ достижения этой цели.
Вскоре прибыли гонцы из Грааля и Смелого. А через некоторое время форт вновь был наполнен верными Ангону людьми.


- Ты не торопишь события?
Хассан неодобрительно покачал головой, когда Ангон ответил отрицательно, резко и бескомпромиссно.
- Хорошо, - предводитель пиратов помрачнел, - я умолкаю и ухожу. Если понадоблюсь, выпусти Фалько. Он найдет меня.
- Давно пора, - процедил сквозь зубы Ангон/Никта.


Разведка донесла, что к фортам подошли объединенные силы Мира Зеркал. Их было явно недостаточно, чтобы атаковать или выдержать атаку армии, которую Ангону удалось подтянуть к самой границе лордова царства.
Теперь, оказавшись в шкуре мавра, Никта поняла, что сила, аккумулированная на границе Пустынной линии Ангоном, могла с легкостью превратить южную часть Мира Зеркал в выжженную пустыню.
И ей стало, наверное, в первый раз за всю её жизнь Настолько страшно.
Ангон/Никта с удивлением почувствовал ответственность за жизнь многих СОТЕН людей и осознала, что отвечает не только за своих, жителей Мира Зеркал… Вернее, за пустынников… Но и за жизнь врага, мавров, или мирзеркальцев?
Ангон/Никта обхватил голову руками. Слишком сложно. Буря эмоций, мыслей.
Решение было где-то на пересечении. Корень проблем был один.
И Ангон с Никтой пришли к согласию в отношении того, что именно нужно сделать теперь.
- Вы ведь не станете со мной говорить, хозяин, - из крошечного в широкой ладони мавра дамского зеркальца на Никту глянул с подозрительностью мавр, - поэтому я начну переговоры с Вашими вассалами. Уверен-а, мы найдем приемлемый компромисс.
К лагерю мирзеркальнцев был послан гонец. С новым ультиматумом, который врагам предстояло обсудить.
_ _ _

- Я видел там дочь капитана Максвелла.
- Хорошо. Можешь идти.
_ _ _

Максвелл. Память Ангона откликнулась на это имя. Убийство. Девочка с серьезным и насупленным лицом: Зачем?
Сморщилась как маленькая старушка.
Никта улыбнулась мстительно про себя отвращению Ангона к северным красавицам. Теперь, значит, ему ОЧЕНЬ весело.
В её теле.
Дух захватило от тошнотворной мысли, что Ангон тоже прямо сейчас хозяйничает в её мыслях, воспоминаниях.
Тоже смеется над чем-то.

Ангон/Никта посмотрел на Подражание.
Тот сидел в уголке, несчастный и до сих пор потрясенный уродством нового хозяина.
Сначала он пытался повторять эмоции Ангона/Никты.
Но их было настолько много… целый рой злых и назойливых ос… что Подражание, заскулив, забился в угол в одной из комнат.
Чуть успокоившись, он попытался повторять мимику нового хозяина, но и эта идея оказалась провальной – лицо Ангона/Никты оставалось неизменной маской презрительного высокомерия.
А теперь он сидел на полу, свернувшись в клубок и вздрагивая всем телом время от времени, как побитая собака.
Счастье изменилась.
Ангон/Никта заметил это, когда они вместе стояли на верхней площадке сигнальной башни.
По разные стороны от жарко пылающего костра.
Хаос лишил ее солнечной улыбки.
Растоптал изнутри суть.
Теперь это было жалкое подобие прежнего отражения.

_ _ _

У Ангона/Никты мелькнула тогда нехорошая мысль: даже если, наигравшись, Лорд Хаос соблаговолит вернуть куклам их души, они не станут прежними. Уже никогда.
А если не вернет?
Если оставит, как есть.
Обмен украл у неё 24 года жизни.

_ _ _

Чтобы не вызвать подозрение у своих, он/она закрыл Кротость и Брезгливость в одном из каменных мешков дома.
И запретил кому бы то ни было спускаться на нижний этаж.

Оставалось несколько часов до переговоров.

Пишет Эретри. 18.10.06

«Алекс закричал: сила боли была чудовищной. Да, он привык к боям, тренировочным и настоящим. Да, он был научен жизнью не скулить, когда она дает пинка. Но эту боль выдержать было невозможно.Тьма схватила его за шкирку и потянула в сторону зеркала. Он цеплялся за пол, скользящими от крови пальцами, он пытался вырваться, пытался ударить тьму в ответ, но все тщетно. Его закинули как мешок за раму и поволокли по длинным стальным коридорам в сторону стеклянной камеры, где он провел некоторое время до бала.»

Эретри услышала. Ещё не ушла она далеко от двери, что-то заставило помедлить. И развернуться, и схватиться за дверную ручку… «Алекс!» Петли взвизгнули еле слышно, но дверь не поддалась. Эретри дернула ещё раз. Скрип. Ручка вдруг мягко выскользнула из-под пальцев ртутью и, медно блеснув в свете факелов, растеклась по щели у стены. «Алекссс…» - шепнула медь.
Мгновение – и границы двери растаяли в камне, как лёд.
Коридор ослеп на один факел.
- Мрак! – руки колотили, били, ранили себя о чёрные доски. Каждый удар дерево встречало железом, и себя обвивало им всё быстрее... в глубине зрели первые шипы – каленые злобой.
Но прорасти им не было суждено.
Эретри остановилась: боль, затаившаяся прежде, занозила руки, устал кричать рот.
- Не должно быть. Ложь. За что ты… Да ты, ТЫ! – серебро горело на ладони, не смея жечь пока; она не замечала его. – Он должен быть… быть свободным, слышишь, верлонт? Кто ты, чтобы…Удар. Не извне: сбив ритм, толкнулось сердце. В тишине, в паузе собственного голоса Эретри этот толчок показался звуком падения чего-то тяжелого, обернутого в тряпки.
Стало страшно.
«Тише… Просто ещё не привыкла к темноте… Тише… Это, может быть, просто кружится голова, я устала, я просто устала…». Девушка оперлась плечом о стену, рука коснулась двери. «Что?..» Эретри поднесла ладонь к лицу, взглянула… Не веря, провела по доскам снова…
Вода! Но откуда?
К полу медленно, одна за другой скатывались капли. Выступив на двери, были теплы, да только скоро холодели во мраке.
«Слёзы, слёзы…» - машинально Эр поискала пальцами у век. Нет. Ни воды. Ни влажного следа.
А пол зазвенел в это время: хлюпко, как в снег, упала с досок первая капля, горько всплакнула: «А…». И так подхватили другие, запев: «…лекс, слушай-слушай…». За каждый слог слова разбивались, но петь продолжали: живые ещё, умирая, срываясь…

И это заставило отвернуться и закрыть руками лицо; и, шатаясь, Эретри пошла от двери прочь.
Тем временем погас второй факел.
Третий.
Потом разом – четвёртый, пятый; шестой – одновременно с ними, седьмой, восьмой с девятым… Без гаркого ворчанья, но покорно - умирал огонь.
…Не оглядываясь, спотыкаясь на гладком полу, Эретри бежала.

……..
Серебряная зала встретила её блёкло на этот раз: гости расходились уже, унося с собою блеск и пустое сияние. Каждый украл у стен немного света, спрятал за запонками, в веерах, в шуршании юбок… И не ведал того, что дом его замолкнет надолго, впустив за порог такого гостя.
Но всё же оставшегося сияния хватило - ослепить глаза, расслабленные темнотой. Не сразу неясные силуэты вновь стали людьми, а стали когда – оказались прозрачней и проще, чем были.
Эретри вздохнула глубоко: голова закружилась.
«Да что со мной?» – резанула мысль. – «Ещё недавно не любила огонь… теперь – боюсь серебра?»
- Ринн! – Эр обернулась, почувствовав, как кто-то коснулся локтя. То и правда был Ринн, встревоженный.Рукой (вторую почему-то прятал за спиной), не касаясь кожи, он провел поверх её царапин. Такой всегда детской и нелепой казалась его беспрестанная боязнь причинить боль… Сейчас же особенно беспомощно он выглядел. Над царапинами Ринн бережно касался только воздуха, словно то был не пустяк, а жестокая рваная рана.
«Как же так?»
Эр знала, он смотрит ей в глаза, но, кивнув на бесцветный перстневый камень, сказала неведомо зачем:
- Подарок… Подарок Алекса.
Не отвлёкся. Слаба уловка.
«Что было там? Куда вы все уходили, почему ты вернулась позже?»
- Пустое всё. Пустые дела, пустые разговоры. Ничего не рассказать.
«Но ты…»
- Как прежде. Да нет же, нет – всё хорошо. Где Страсть? Ушла раньше? Не дождалась? Что ж, так даже и лучше.
Вопросы исчезали, не успев разбиться об ответ. Вроде бы легче так, да только пересыхало в горле, и всё подступал неловкий кашель. Серо плесневые стены двинулись ближе - склонились, обступив, как врачи больного. Они, стены, конечно, любят слушать дыхание человека, однако эти… точно питались им и всегда были голодны.
- Эй!
Как из-под пола выскочила, искоркой хитрой, смешная рыжая Храбрость. Точно ничего не случилось ни прежде, ни сейчас. Беззаботен смех и взгляд - легок.
- Что, как вам здесь? – задрала голову, усмехаясь - А я уже устала, - не дав сказать, тряхнула непослушной копной, - Здесь как будто намели мукой и ругают каждый твой шаг: это ж ведь портит! это ж ведь нельзя! Ну неслышно, да, а всё-таки ругаются… Скукота! Давно пора отсюда… вы как?
Её торопливость напомнила Эр о том, что неожиданно забылось в Зале.
«Кто-то второй!» И тревога лягнулась остро.
- Я… Знаешь, мне…
- Да слушай, - покосившись на Ринна, Храбрость продолжила шепотом. - Знаю. Я следила. Высоченный, волосы жёлтые, да? Он тут шёл, как сам не свой, до дверей дошёл – а там зеркало… В общем, ничего-то страшного, только поговорить с ним хочет… Я знаю.
Эретри не сразу вспомнила черты того, о ком речь, но имя его пришло мгновенно. «Советник…»
Делать? Что? Какой-то рабский покой сковал всё тело, ноги, руки… Как не своя, вскинулась левая, ногти впились в мочку уха: напрасно. Слова, брошенные скороговоркой, успокоили вдруг лучше всякой вкрадчивой и гладкой речи.
- А назад… вернётся просто? – пробормоталось неуверенно.
- Отпустит-то легко… - мотнув головой, Храбрость отступила и сказала уже громко:
- Ну так что же? Мы уйдём или нет отсюда? Двое, вы?
Ринн первый шагнул вперёд.

………
- Послушай, твои волосы…
- А? – Храбрость шла, качая вперёд-назад эретрину руку.
- Они совсем не огонь. Они теперь просто рыжие.
- Ну, заметила. Всегда такими были.
- Сейчас – не огонь.
- Да ну тебя, скажешь тоже, заладила. Сама-то… Вот хошь… вот спрошу тебя, куда перчатки дела и где зацарапала руки… Ага? И – почему платье не цветится больше. А? Как?
- Что? – Эр стала в недоумении. Но в зеркальной стене увидела: так и есть. Платье не играло больше красками, застыв в блёклый, серый-серый мышиный цвет…
Храбрость нетерпеливо потянула вперёд.
- Идём же! Чего застолбенела? Эка невидаль. Досветла ведь так не доберемся.
Эретри кивнула и незаметно для себя сжала сильнее маленькую ладошку. На ходу обернулась, протянув вторую руку Ринну.
Так они пошли через Залу, как не ходили до того и никогда не пойдут после. Храбрость впереди, следом – Эр, ведомая, также ведущая человека - взрослого, рождённого два дня назад. У выхода им холодно блеснуло зеркало, точно напомнив о себе. Здесь Храбрость помедлила. Повернула голову, показала своему отражению язык. Затем вдруг склонила голову набок и изучающе уставилась в стекло…
Да так похоже, что Эретри, как ни старалась, не смогла сдержать улыбку. Поэтому и звона не услышала: украдкой, у самых дверей, Ринн выпустил из ладони то, что держал так долго. Осколки пузырька с весёлым дребезгом ударились о порог, в тень откатились, замерли. Некоторые из них были красными.

.......
Ехали дольше, чем на бал. Дома степенно провожали тряский бег кеба, разливая по окнам свет немногочисленных свеч. Только всё равно было темно: легко обмануть ночь, себе не обмануться…
Молчали дорогу. Эретри считала уличные фонари, а Храбрость, положив голову ей на колени, дремала.
Ринн вдруг легко толкнул девочку локтём и показал что-то на своей ладони.
- Ух ты! – спросонок громко восхитилась та, - Красота! А где ж ты взял краску?
Эретри вздрогнула, услышав.
- Ринн, что… Покажи руку!
Она сама схватила его запястье, дернула с силой, действуя словно в лихорадке… На пораненной осколками ладони Ринна расправляла в полёте крылья алая чайка. Мизинцем, видно, рисовал.
- Кровь, - Эр вздохнула облегченно, разжимая дрожащие почему-то пальцы. Никогда ещё она не была так рада виду крови!..
Ринн подождал её взгляда.
«Что с тобой?»
- Так, - голос вдруг стал тихим, Эр быстро отвернулась к окну. - Нет, правда, ничего. Просто.

……..
«Предать её… обмануть, обидеть так, чтобы, вернувшись за зеркала, она смогла отпустить... Это ведь не сложно…»
Всё так, верлонт, всё так – не надо тут особого труда, я знаю. Только не знаю, правилен ли этот Ваш «совет». Вы ведь ставите всегда точку, а я запятую. Я иду к сомнению, Вы – к победе. И это в любом случае. Правда, есть другой шаг, на который я могу решится. Предательством закрыть предательство… Подумать, так что может быть проще? Так любовью уничтожают влюбленность, сказкой – присказку, ненавистью – мимолётную обиду… Большим – меньшее. Клином клин. Да, и всё же с предательством – не то. Здесь всегда одно равноценно другому, и из двух зол меньшего нет.
Но если так, то не всё ли равно?
Есть возможность освободить Алекса и освободить Храбрость от неизбежной боли… Что за разница, отдай одну, верни в стекло – отпусти. Будет лучше, а другой возможно свободен будет – если как задумано свершится обмен…
Свершится ли?
«Столько слепых надежд… Так много, что мне уже стало недоставать Безнадёги…»

…….
Гостиничную комнату они застали сверкающую бумажными клочьями; Упрямство сидел на письменном столе и, задумчиво глядя на поваленный стул, грыз половинку яблока. Он даже не моргнул в сторону вошедших.
Храбрость тотчас же приободрилась при виде пухлощёкой «жертвы» - прищурившись хитро, придвинулась боком и испытующе вопросила:
- Живём?
Упрямство дал себе дожевать, оглядел компанию. Потом кивнул:
- Это вы обратно, да? С балу? А я со стола не слезу… А рыжая отразилась или просто прилопатилась сама?
Буря грозилась грянуть, Эретри предусмотрительно положила руку на плечо Храбрости, но та, к её удивлению, лишь расхохоталась.
- А и сказал!.. Верно, молодец, - «прилопатилась»! Не назовёшь лучше!.. Правда ведь, Эр? Морок?
Больше всех Упрямство был озадачен такой радостью. Он долго хмурился на девчонку свысока, потом же, оставив попытку на неё разозлиться, с шумом спрыгнул на пол. Проходя, угрюмо буркнул никому:
- Эта приходила. Дылда которая. Вздора руганула, наболтала чего-то и убежала. Мне ещё сказала тебе сказать, чтоб не искала. Сама вернётся. Ну?
- Спасибо, - пожала плечами Эр, - Я того и ждала. Она впустую живёт, Страсть, самое настоящее отражение.

………
Чуть позже, когда уладились связанные с шумным приездом проблемы, обнаружилось, что куда-то пропал Ринн. После недолгого поиска Эретри нашла его. В умывальной комнате гостиницы.
Он стоял перед рукомойником, подставив ладони редким каплям – крошечно блестела вода, неярко, - иногда только переливалась ало, однообразным оттенком. Словно издали, напрягая зрение, Эр смотрела на неё. Тишина сковывала.
«Скажи… Вот я не могу разгадать» - Ринн поднял голову. – Вспоминаю воду – капли. В ладонях чьих-то. И, как рядом вода, - так сразу: «тупик»… Не найду никак, что это значит» И переступил с ноги на ногу неловко. Эретри слушала молчание, читала слова. Помнила ответ, да только он был нехорош.
- Да что Ринн… Что за пустяки, - хрипловато сказала она, нехотя отвлекаясь от своих мыслей, - Где связь… Вода и тупик – кто мог тут найти сходство?.. Это пусто… Это чепуха. Эй… Ну зачем приуныл-то? Воду зачем… не лей же так сильно – оставь другим. Да, и что с твоей повязкой? Почернела…

…….
В комнате отражений Эретри, забыв, что многим мешает спать в столь позднее время, шагала долго из угла в угол. То ли усталость отгоняла сон, то ли просто – нравилось так обычно, не следя за собой ходить. Прежняя одежда, хоть и тоже зеркалом подаренная, всё же была привычней и не неволила движения, как платье.
- Чего смурная? – Храбрость сонно следила, до подбородка укутавшись в одеяло, - Ведь завтра едем… Лучше отоспаться тебе, плохее отражения кажешься.
- Я? – рассеянно отозвалась Эр, остановившись. Получилось глупо, всё равно, что в школе. Как если бы переспросила учителя в синей мантии, повторившего в который раз: «Алкарин! Готовы у вас учебные чертежи?»
- Я… я вот… Слушай, Храбрость, хотела бы ты имя? – девушка подошла и села на край кровати. Виновато ссутулились плечи. – Я тут подумала… Только не перебивай, ладно? Мне всегда… ну, не совсем всегда – со времени нашей встречи… Хотя, может быть, и всегда… Ну, в общем, мне всегда казалось, что я знаю твоё имя. Понимаешь? Только странно: до поры до времени мне как будто нельзя было тебя окликнуть так… И даже подумать. Это… это песня была.
«Огонь, огонь – помощник в пути, домашней беседы друг…» - вспомнила она лёгкий напев, - Ну и вот… Вот надо же! Её же пели всюду в Кориотте, а я не прислушивалась никогда – но теперь вот будто помню наизусть...
«Свети, огонь, алоита!*
Вслед будет дождь – иэт.
И радуга - оликсиэ!
Их милая сестра»**
Храбрость слушала, не перебивая. Сквозь полусомкнутые веки ей нравилось сейчас видеть комнату. Замерли, выросли гибко эти слова – весна прибежала по их верхушкам. Издали да рядом завели песню пчёлы, а пол, серый, гостиничный, - стал вдруг каждой пылинкой светел, белым озером стал. И медово и тонко застучала в воздухе дробинка-эхо, будто где-то далеко упала в траву оброненная, но звучащая ещё флейта…
- Да, - сказала наконец девочка тихо и чуть с укором, - Что ж не звала, раз знала, эх ты… Обманывала. Знаешь, зови теперь… Назови, чтоб «алоита» - не шершавое такое… И не Храбрость…
Эретри кивнула. Потом встала, наклонилась, чтобы убрать со лба Храбрости непокорную рыжую прядь. Почему-то ей стало грустно.
- Спокойной ночи, Алоита… Алта.
Уже засыпая, девочка улыбнулась. И Эр не смогла бы объяснить, даже описать самой себе… Но почему-то очень мало было прежнего в этой простой и сонной детской улыбке.

……………..
Тьма была не тьмою, час не часом, всё как-то менялось рядом и вокруг. Не спалось, и Эретри, одевшись да накинув на плечи плащ, покинула комнату, снова поднялась к мостам.
…Сияла высота. Звёзд высыпало больше, чем на небе места, стёрлись грани созвездий – общий, медленный хоровод шёл высоко по кругу. Неряшливой стряпухой была ночь: собирала муку-звёзды, да рассыпала многие по небу; готовила тесто, но до солнца недомесила, и выпеклась у неё всего только луна.
Только больше обычной, ярче. Город перекатывал её с тёмной ладони на ладонь и тихо смеялся, зная, что людям, далеко внизу, луна кажется неподвижной. Да подносил круглую к каждому окну, и успевал он, чтоб увидели все. Он снова был молод в ту ночь.
В своих огнях снова видел мосты и фигурку сидящего человека, что смотрел ему, городу, в лицо. И любопытно Эйзоптросу было: зачем?
Человек говорил:
- Уезжаю завтра, город.
Равнодушно мигали звёзды.
- Домой… - добавил, помолчав. – Ты простишь меня?.. Я жила здесь воровкой. Всё, что нравилось в тебе, забирала, да… А отдавала – крохи…
Да только нет, зачем мне говорить? Ты сам не добр. Ты дал друга, потом забрал его. Теперь возвращаешь, а я знаю, что не навсегда. Только не будет просто. Ей есть имя. Я придумала, слушай, ей имя из песни – неопасное, ведь его трудно запомнить… Тебе уже так просто не забрать того, кто имеет имя. Имя, данное взамен... Город! Скажи, скажи… Ведь правда, не будет просто?.. Город…Затем была пауза, долгая. Поникнув, человек поступил затем очень странно: движение напоминало умывание или то, как прочие люди прячут глаза от летнего солнца. Городу с высоты это показалось забавным: может, такая игра?
Приглядываясь, он качнул луну вопросительно.
Человек заметил или почувствовал, возможно, - как дрогнул воздух. Он убрал от лица руки и долго молчал в темноту. А после сказал:
- Я не смогу. Я возьму её с собой, город.
По-прежнему искристо переливалось небо. Эйзоптрос мерцал светло, слушал и качал черной головой, точно клялся, что никому о поведанном не расскажет. Наверное, лгал.
------------------
*ударение на последний слог. Вот так: алоитА. Искаженная форма от «алоИтиа» - «ведущий, указывающий путь»
**строки припева. Содержит, в отличие от куплетов песни (которые здесь не приводятся), слова на старом кориоттском наречии: «алоита» - «путеводный огонь», устаревшее название переносного светильника, использовавшегося когда-то в обрядовом шествии; «иэт» - буквально, «песня»; значение слова «оликсиэ» утеряно… известно лишь, что самоцветы, что находят близ Западных гор, кориоттцы и сейчас называют «оликс».


Пишет Теодор. 21.10.06

Прикосновение мгновенно вывело Тео из состояния задумчивости. Он резко развернулся, одновременно протянув руку в сторону. Его пальцы сомкнулись на тонком запястье. Девушка у противоположного окна кареты тихонько вскрикнула.
– Я прошу прощения, – От неожиданности Тео не мог подобрать слова. – Я не хотел...
Во взгляде карих глаз не было страха. Только спокойствие. Покой. Он отпустил её руку.
– Я не ожидал, что здесь будет кто-то ещё. Как вы здесь оказались?
Её рука снова потянулась к его плечу.
– Всё будет хорошо, вот увидите!
В её голосе чувствовалась сила, останавливающая войны.
– Миролюбие?
Вместо ответа она легонько провела ладонью по его руке.
– Всё к лучшему.
Поток мыслей с новой силой устремился в старое русло.
– Вам что-нибудь известно про Лючию? Что с ней?
– Не знаю. Но насилие никогда не приводит к счастью. Судьбы людей...
Нет, она ничего не знает. Глупо было рассчитывать на то, что неизвестно откуда свалившееся отражение ответит на все терзающие его вопросы. Но разочарование было слишком сильным.
– Меня сейчас интересует судьба только одного человека... Двух... Мрак, нет ничего хуже ожидания!.. Простите. Я не хотел вас обидеть. Но сейчас я не готов слушать проповеди о... Вообще ничего. Ничего...

Его приняли с почётом, на которой ему давали право его новые титулы. Тео решил не афишировать свой приезд, но убийство губернатора Аквилона получило слишком широкую огласку. Каждые полчаса какой-нибудь знатный горожанин приходил выразить ему свои соболезнования. Даже у свежей могилы тестя он не смог побыть в одиночестве.
Расследование этого дела зашло в тупик. Всё говорило о том, что карета губернатора попала в засаду, но какой разбойник убивает своих пленников, не
попытавшись получить за них выкуп? Если же герцог был убит во время боя, как тогда объяснить повешение?
Разумеется, официальная версия не давала повода для подобных вопросов. Губернатор был убит, отражая нападение разбойников. Про повешение не было сказано ни слова, и малейшая возможность появления слухов была пресечена.
Всех, кому были известны подробности, обязали хранить молчание и выслали из
города. Таково было распоряжение бургомистра. Даже Городской Совет не был осведомлён о случившемся во всех деталях.

Одеваясь к торжественному приёму, на котором ему должны были вручить ключи от города, Тео придирчиво разглядывал своё отражение в большом зеркале. В этом чёрном костюме-тройке он чувствовал себя неуютно. Это был совсем не его стиль. Но сегодня обстоятельства требовали соблюдения всех условностей, и ему пришлось подчиниться. Ирена, его новое отражение, стояла рядом, одетая в простое голубое платье, водопад светлых волос прикрывал открытую спину. Красивая девушка. Очень красивая. Даже жаль, что отражение. Тео оторвал взгляд от талии, затянутой в узкий корсет, и принялся в который раз перевязывать галстук. Он злился на самого себя за такие мысли. За эти три дня он не смог выяснить ничего – ни про разбойников, ни про Лючию, ни про Никту. Вообще ничего. И всё-таки хорошо, что она здесь. Он сам настоял, чтобы на приёме его сопровождала Ирена. По этикету ему требовалась спутница, а представить сейчас рядом с собой какую-нибудь светскую львицу он не мог. Ирена же ни о чём не спрашивала. Только держала его под руку, словно была единственной его опорой. Наверное, сейчас так оно и было.


Пишет Ксанф. 22.10.06

Резкий холодный ветер нового года бросался на прохожих, как на зазевавшуюся добычу, окружал со всех сторон и неторопливо утолял свой голод. В воздухе пахло утром и конфетами. За ночь намерзший на мостовой толстый слой льда был присыпан снежком. Ксанф осторожно вытаптывал ленту следов вдоль дороги. Ни о чем не хотелось думать. Мысли, видимо, отправились отмечать Новый год, оставив хозяина одного - и к счастью. Юноша поежился и тут же ощутил на себе пристальный взгляд - Прагматизм - новый подарок Лорда к празднику.
- Не стоит попусту терять время. Оно исчезает, наплевав на естественные
законы.
Действительно. За последние дни слишком мало сделано. Мало? То, что было вряд ли вообще когда-нибудь забудется?! Да за последние часы Ксанф превратился из умирающего заключенного в представительного молодого человека, потерял свободу и нескольких друзей. Это не то. Единственным теплым моментом во всей истории, пожалуй, было его общение с Алдарой и Храбростью.
- У меня нет ни что сил сейчас.
- Нет сил, значит нет энергии. Энергию нужно откуда-то черпать, логично? - прищурив один глаз и чуть склонив голову продолжил допрос Прагм. С такой логикой тяжело было не согласиться.
- Нужно найти только источник энергии.
- У тебя есть конкретные предложения?
-А почему они должны быть у меня?!!- Казалось, такой вопрос ставил отражение в тупик, - Разве не тебе лучше известно, от чего можно получать удовольствие и пользу одновременно?
Ксанф задумался. Каждый его шаг в Эйзоптросе приводил к очередным неприятностям. Похоже, это стало уже доброй традицией. По крайней мере, привычкой. Так почему бы не попробовать снова?
- Я хочу вернуться в тюремную больницу.
Глаза отражений округлились от ужаса и непонимания.
- Нет, нет,- поспешил их успокоить Ксанф, - я хочу попробовать помочь тем,
кто болен, - он немного помолчал, - и лишен свободы одновременно. Я думаю, в любой больнице нужен врач, хотя бы просто помощник. А тем, кого я там видел определенно врач не помешает.
- Ты хочешь идти туда прямо сейчас? - с сомнением покачала головой, - еще слишком рано.
Прагматиз по-прежнему нагло не отводил взгляд, хотя и упорно кивал.
- Не годится мое предложение? - Чуть улыбаясь, спросил у него Ксанф.
- Годится. Только я не совсем это имел ввиду.
- Откуда же еще я могу черпать, как ты выразился, драгоценную энергию? Отражения нерешительно переглядывались между собой:
- Вообще-то сегодня первый день Нового года. Может стоит купить, наконец, подарок и отправиться в гости? - уже привычно прищурив правый глаз, спросил
Прагматизм.
****
Огромный аккуратно завернутый букет из незнакомых темно-синих с медным отливом цветов отчего-то пах елкой. Ксанф не нашел более интересного подарка, чем коробка шоколадных конфет с большой звездой Лорда на коробке.
Алдаре должно понравиться.

Пишет Рита. 23.10.06
При участии Никты

За полчаса до рассвета кто-то разбудил ее весьма эффективным, хоть и жестоким способом: безмолвно напирая всем весом на левое подреберье в области сердца. Рита оттолкнула бесцеремонного гостя так, что тот отлетел в угол палатки, и только после этого смогла сделать вдох.
- Как ты можешь в такое время спать? Когда твой отец все еще оплакивает тебя… - тихий женский голос, укоряющий, такой, что даже в темноте видно – губы поджаты.
- Да кто ты такая, чтобы обсуждать мои решения?
- Я твоя совесть, Рита.
Баронесса тихо выругалась.
- Наотражались тут. Шла бы ты… к Лорду. Я уж и забыла, когда в зеркало смотрелась. Может, ты не мое отражение вовсе.
- Я у тебя отразилась в десяти милях к северу отсюда. Просила подождать, остановить лошадей, взять меня с собой, да разве ты прислушивалась к моему голосу когда-нибудь? Вот и в этот раз не заметила. Пришлось идти за вами пешком. Но от меня не убежишь, как быстро ни скачи.
- Вот еще, буду я от собственных отражений бегать. Веди себя тихо, тогда позволю в палатке спать, а нет – будешь ночевать под открытым небом, с собаками.
- Мне кажется, нам есть, о чем поговорить.
- Когда кажется – в зеркало смотреться надо, - передразнила ее Рита. – Не о чем нам с тобой разговаривать.
- Думаешь? – чуть наивно, без тени насмешки поинтересовалась Совесть. И начала называть имена, спокойно и безжалостно. – А как же Стеф? Ксанф? Теодор? Лючия?
- Хватит!!

Ритин крик осыпался острыми осколками в тишине. И только слышно было, как чиркнул кремень.
- Не слушай ты ее, - огонек выхватил из темноты холеную незнакомку – точную ритину копию. В противоположном от Совести углу шатра сидела на топчане надменная красавица. Идеально уложенные длинные белокурые волосы, румянами подчеркнутые скулы, томный взгляд из-под опущенных ресниц, полный самодовольства – ей бы сидеть в кресле где-нибудь во дворце, таким абсурдом было видеть ее в суровых полевых условиях. Лицо же Совести было лишено какой-либо миловидности, и серое ее платье – все в пыли и в песке.
Высокомерная красотка курила самокрутку, такие очень распространены в этих краях, затягивалась и цедила слова вместе с дымом:
- Все время беспокоиться о других слишком утомительно. Вредно для здоровья и для внешности. – она выпустила колечко дыма и критично оглядела Риту с ног до головы. – Причем тут ты? Это судьба. Слабых людей она ломает, сильным прислуживает. Да, им не повезло. Зато как взлетела ты! И Тео тоже. Он поймет, оценит – когда станет чуть постарше.
- Неправда! На чужом несчастье счастья не построишь! – нахмурилась Совесть.
- Молчи, замарашка. Кому интересны твои избитые истины? К тому же ты приходишь только к безнадежным, у других не отражаешься. Ты ведь знала это, Рита? – с ангельской улыбкой Самодовольство обернулась к хозяйке.
- Никогда не поздно раскаяться и начать новую жизнь!
- Не поздно – но нужно ли?
Рита резко встала, прервав перепалку отражений.
- Ты, будь ты человеком, - показала она на Самодовольство, - прожила бы здесь, на Юге, день максимум.
- А ты, - обернулась она к изрядно воспрянувшей духом Совести, - и полдня бы не протянула.

В центральной ставке Риту ждала встреча с отцом. И гонец Ангона, вызывающий на переговоры. Хоть все и твердили, что это безумие – встречаться всего в двух милях от форта Фанг, так близко от расположения противника, она пообещала приехать и передала с гонцом, что требует присутствия Лючии.


Увидев издалека белый штандарт переговорщиков и лишь двоих всадников под ним, Рита с досадой ударила по бокам коня.
- Где Лючия Монтероне? - твердо, но без агрессии в голосе произнесла она. Так, как говорила бы с неприрученным хищником, не окажись под рукой арбалета.
- Не об этом речь сегодня пойдет, - с нарочитым акцентом произнес Ангон, окинув баронессу с головы до ног презрительным взглядом, - мы здесь для обсуждения условий капитуляции Вашего…народного ополчения.
- Освободите форты, и мы не станем вас преследовать.
- Смешно, - Ангон посмотрел на Хассана «мол, смотри-ка шустрые какие дамы в Эйзоптросе». Пират нахмурился неодобрительно, - Звезде Лорда не жить, раз её армией командует сумасбродная баба. Кто тебя так переговоры вести учил?
Рита не обратила внимания его на слова. Выросшая на границе с пустыней, она привыкла, что женщине по ту сторону фортов отводится лишь одна роль.
- Ты предпочел бы говорить с Лордом, Ндуан? Уверен, что выдержишь с ним беседу?
Что-то в Ангоне ее настораживало. То ли у него появился советник из бывших гарнизонных, отступник какой-нибудь, то ли еще кто-то, расширившийся лексикон мавра говорил именно об этом.
- Ошибаешься, защитница ящериц, - Ангон осклабился, - мне Темный не нужен. Хассан едва заметно покачал головой, - Мы своими силами эту проблему решить можем. Ультиматум такой: я не пойду дальше Пустынной линии и не буду угрожать больше Звезде Лорда и даже, - Ангон сделал эффектную паузу, - не буду вводить в своих землях запрет на зеркала, если…
- Если?
Ага, вот вместо пустого ритуала оскаливания зубов и распушения хвостов пошел реальный торг.
- Если Вы готовы отдать свою жизнь, - с гранитным безразличием сказал Ангон, - Ваша жизнь в обмен на благополучие многих и многих. Если ответите «нет», я пойду по трупам, в город, наполненный трупами благодаря моим союзникам и помощникам. Более того, я ОБЯЗАТЕЛЬНО уничтожу все зеркала: и те, которые попадутся мне на пути в Эйзоптрос, и те, которые сейчас остались ещё на юге. Думать будете?
Рита усмехнулась только.
- И это все?
У мавра точно было что-то с головой. Обращение к ней то в единственном числе, то во множественном, длинные фразы, логика в речи - логика образованного человека. И еще одно: она точно знала, что будь Ангону действительно нужна ее, ритина, жизнь, он бы взял ее, не спрашивая.
- Если я скажу да, какая тебе от этого выгода? Давай так: моя жизнь против клейма раба Хаоса на твоей ладони.
Рита понимала, что в случае ее смерти это будет единственная гарантия договора.

Это был настолько грубый блеф, что Ангон почувствовал новый приступ ярости, тем не менее, он нашел в себе силы улыбнуться снисходительно:
- Считаешь, что дешево, чего торгуешься? Дешевле не станет, - и добавил уже действительно спокойно, - условия такие, как есть. И не изменятся.
- Что будет у Звезды Лорда, кроме твоего слова? - тон деловой, словно Рита лошадь сторговывала. - И еще - ты знаешь - это нужно в первую очередь твоему народу, не Звезде.
- Давай ты по ту сторону Пустынной останешься, женщина. Я сам решу, что моему народу нужно, - холодно остановил её Ангон, - Звезда мне условия ставить не будет. Условия я уже объявил.
- Если правда хочешь получить то, что тебе столь необходимо, - на последнем слове она чуть недоверчиво покачала головой, - докажи, что не обманешь.
- Я не буду ничего доказывать, - спокойно ответил Ангон, - я все сказал. Решение за тобой.
- Интересно, а кто тебя учил так переговоры вести, - пробормотала Рита не слишком тихо, чтобы мавр услышал ее слова.
Ангон сделал вид, что ничего не произошло. Он ждал решения.
Хассан не удержался от резкого движения, когда Рита опустила руку в карман. Но вытащила она всего лишь зеркальце.
- Клянись, - протянула его Ангону. - поклянешься, что не нарушишь слова, и можешь убираться за Пустынную с моей головой. Но Лючию Монтероне отдать придется.
- Ты тратишь мое время попусту, - спокойно и твердо ответил Ангон, - если твой ответ нет, нам не о чем больше разговаривать, - он усмехнулся презрительно, окинув с нескрываемой брезгливостью взглядом переговорщицу, - баба.
Мавр подал знак Хассану: уезжаем.
Рита облизнула губы в полуулыбке-полуоскале.
- Столько капризов у тебя, Ндуан. Вот и не смогли договориться. Кто после этого баба?
Ангон даже не обернулся на эту реплику.


Южане уехали первыми, показав, что не боятся поворачиваться к своим оппонентам спиной. А Рита с Кристобалем чуть задержались.
- Ну и что это было? – дала волю своему изумлению баронесса. – Узнаешь его?
- А что, может, Ангон на старости лет почувствовал тягу к наукам. Сгонял быстренько в Аквилонский университет, поучился, - Гато усмехнулся. – я говорил Вам о возможной связи мавров с… Помните?
- Да, думаю, ты прав. Ему точно кто-то нашептывает слова. Но не желания. Все это очень странно.
Рита задумалась.
- Давай сделаем так. Гато, ты поезжай в ставку и скажи нашим, чтоб на всякий случай готовились к сегодняшнему вечеру. А я немножко проедусь – по старым местам.
- Стоит ли рисковать и ездить в одиночку?
- Я быстро.
Рита достала круглое зеркальце – то самое, на котором предлагала поклясться Ангону, взглянула в него мимоходом, поставила на обратной, глухой стороне стекла эйзон на ребро – получились импровизированные солнечные часы.
- Ждите меня за два часа до заката.

Пишет Алдара. 23.10.06

Алдара медленно собирала в разлохмаченные вязанки воспоминания, ощущения и мысли. Глаза слезились – то ли от мутного, отражающегося от плит плаца света, то ли от насморка. Она не могла вспомнить, как добралась этой ночью до казармы, когда появилась Подлость – хотя это уж совсем неудивительно: приглашения и предупреждения ей не нужны. В туман уже успели отодвинуться воспоминания о пробуждении, торопливом одевании, построении, зарядке.
Алдара медленно брела по спальному помещению, помахивая изредка шваброй (не своей – специально предназначенной для уборки).
Пусто. Все цеховики разошлись кто куда – она была одна. Уборка была проведена уже по третьему разу и, кажется, вне графика дежурства.
Холодно. Грели только мысли, память о глазах. Казалось – руки до сих пор хранят тепло прикосновения, несмотря на то, что черенок швабры выскальзывал из заледеневших пальцев.
Одиноко. Только память рядом, ощущения – без уверенности, без обещанности. Договоренности, планов – ничего нет. А надо ли?.. Когда есть имя, хранящее в себе взгляд.
Бесцельно. Никта не сказала ни полслова, на построении ее не было. Алдаре же хотелось что-то делать, в первый же день нового года вывести первую букву в строке.

К вечеру она слегла. Свет стал слишком громким, звук – чересчур холодным, воздух – невыносимо ярким. Ленты логики, соединявшие воспоминания, развязались, и впечатления рассыпались пестрым ворохом, растерялись в безвременье полусонного сознания.

Бесконечным кольцом – вальс.
Раззолоченным медом – солнечный свет.
Расшитым бархатом – новогоднее небо.
Сухой песней – дорожная пыль.
Размытым горизонтом – неуверенность неизвестности.
Переплетением ветвей – связки с прошлым.
Шелестящим ветром – поток времени.

«Никогда раньше так часто не болела», - растерянно подумала Алдара, проснувшись утром на больничной, по всей видимости, койке. Санчасть.
«Как новый год встретишь…» - над ухом - Подлость.
Расправила ноющие плечи, осторожно спустила ноги на холодный пол. Дала себе обещание больше не бегать зимней ночью в шелковом платье. Сморгнула слезы от света. Пошатнулась немного. Первый шаг.
В теперь действительно новый - год.
***
Магистратские коридоры неуютны.
Слишком рассчитаны на кого-то.
Безличны. Безлюдны, даже когда полны чиновников и просителей.
Разнесены далеко стены – не поддерживающие никого.
Хочется уйти. Но надо сделать шаг.
Она полутенью скользнула по холодной поверхности зеркала в простенке. Боковым зрением чутко схватилась за расплывчатые линии - она ли?

Никты все не было – хотя с бала прошло несколько дней. За неимением инструкций начальства Алдара не нашла ничего лучше, чем обратиться к Начцеха.



Пишет Анастасиус. 23.10.06

Часы, костюм, книги...Вроде всё собрано. Да, наконец-то, собрано, забрано, сложено, готово.
Он вздохнул. Не облегчённо, нет. После последней встречи с зеркалами нельзя было почувствовать и капли лёгкости внутри себя. Всё тянуло вниз. Все мысли, движения, даже взгляд прикован к земле.
Трость? Да, лучше взять. Конечно, трость.
Одно движение - уже и трость лежит рядом. После бала и ночи, проведённой на скамье, он всё сильнее ощущал едкую слабость в ногах, от которой хотелось бежать, каким бы глупым каламбуром это ни казалось...

Всё теперь отрывисто, бессвязно и суетливо. Особенно разговоры. Особенно с Лив.

Он мучил её. Хотя она ни разу не пыталась разобраться. Она боялась и саму себя запутывала, когда твердила, что во всём виноват город, он сделал его таким другим. Таким отчуждённым, подарил ему тяжёлый долгий взгляд и эту диковинную ухмылку. Как будто пытался улыбнуться, но сердце в последний момент останавливало. Это город обрывал его фразы. Раньше всё говорило о любви, теперь - об одиночестве. Он даже старался быть меньше с нею наедине, потому что оба сразу бы поняли, что теперь даже молчать вдвоём - не признак единодушного покоя.
И Марта не хотела гадать на кофе. Она виновато улыбнулась Оливии, когда та с заплаканными глазами прибежала к ней на рассвете. Не поможет. Тут дело не в чашке с замысловатым узором и даже не в распечаленной невесте. Никто и не знал в чём.

Здрава на следующее утро ему сказала, что не выход хозяин нашёл - каждый раз на чаи бегать в Зазеркалье. Не останется и куска сердца. А на Любовь надеяться уже горько.
Хоть и не только Любовь вырвали.
Как в той сказке Марты, за одним чувством полезли гурьбой другие. За Любовью уже исчезала элементарная привязанность. Он, в самом деле, избегал Оливии. Ему недавно совсем приснилось, что он занёс над ней руку.
Ужасно, всё было ужасно. Тошнотворно тихо, безынтересно текли дни. Стройка, визит к Рите, работе в городской администрации, - всё отдалилось. Надолго. Осталось в старом.

Когда ему в руки попала газета с извещением о Ритиной смерти, что-то вдруг изменилось. Он, не поверив печатным строкам, всё же не пошёл к ней в дом. Потому что если бы увидел на улице похоронную процессию, смог бы отрицать, что там Рита. Зашёл бы в дом - всё бы прояснилось.

Неделя нового Анастасиуса прошла. Марта по утрам казалась разговорчивой и бросала на него за завтраком неодобрительные взгляды. Он слился уже со своим новым отражением Унынием. Уныние - по-детски закусив губу, хозяин - с потухшим взглядом, садились, как назло, по соседству. Всё могло быть дешёвой драмой, если бы не было так грустно смотреть на подурневшую от тоски по прежнему Оливию и старавшегося закрыться безразличием Таса.
На седьмой день нового года Тас подошёл к зеркалу. Было бессмысленно ждать приглашения внутрь, он в нём и не нуждался, потому что не хотел туда попадать. Хотел спросить, почему Уныние, почему в уныние превратилось всё вокруг, почему он себе самому не может объяснить, что происходит. И поспешно отошёл от зеркала. От Него ответа не надо. Ничего уже не надо. И никого. Он чувствовал себя калекой. Как полжизни отняли. Как будто на его глазах его и убили. И ходит теперь тенью, и отворачивается от Оливии, и не объясняет ничего Туле.
Здрава отводит его в сад, садит на скамейку и рядом садится. Молчат. Она уже для него Мудрость. Хотя и она ничего не может подсказать, вряд ли поможет и исчезнет, как исчезала Сатра, Прагматизм и Луги.
Луги, однако, вернулся. Теперь пытается везде следовать за Тасом и Тором.

Город уносит жизнь из жизней жителей. Унёс своё сумасшествие Импульсивность, так и не объяснив, кем было Ничто в его ночном бреду. Унёс свою боль и Тас. В себя самого.
На восьмой день потрепал Тора за ухо и, оставив его в доме, вышел с Оливией за руку в сад. В саду нет зеркал и подслушивающих стен. В саду деревья, которые, счастливые, никогда не теряли своего счастья. Разве что листья.
Тас повёл её в сад, чтобы рассказать о новогодней ночи. О той её части, когда он оставил любимую Оливию, хотя мог быть с ней и мог ещё любить.
Он всё объяснил или нет - никто не услышит, кроме их двоих. Потому что деревья умеют хранить тайны...

Трость, костюм, книга. Всё собрано, сложено, готово. Готово для возвращения в Хоумтис.
Они - отражения, посредник, Оливия и Тас - выехали из Эйзоптроса днём. Восьмым днём нового года, увозя с собой частичку больной столицы.
Это город одного Владыки. Это серая яма серых, обесцвеченных и обезнадёженных душ. Город впитывает через свои щупальца-зеркала силы людей и забирает яркое. И площадь с парочкой, едящей мороженое, - красивая искусственная иллюзия. Даже светлое небо Эйзоптроса - перевёрнутое отражение того, что происходит в городе.
Он процветает.
Старый город по старой системе открывает свои старые ворота и впускает тех, у кого, он знает, есть нужные силы и нужные цвета. Он может и выпустить, потому что никогда не отпускает навсегда. И обедневшие чувствами и цветами люди возвращаются, потому что уже принадлежат зеркальному городу.
Да будет слава несокрушимому Эйзоптросу...


Пишет Форсана. 24.10.06

Форсана неумело дула на озябшие пальцы. Первый раз отведав подневольного хлеба, девушка заново училась совершенно банальным вещам: просыпаться с улыбкой, смотреть на двери без сожаления, придумывать завтрашний день. Воровка поочерёдно проверяла свои ощущения: не переменились ли, не удрали благодаря усилиям загадочного хозяина дома? По всему выходило, что заносчивость и любопытство всё ещё при ней, а значит, все попытки сгубить Фросино жизнелюбие были тщетны.
Осточертевший фартучек уже два дня как разорван на ленточки ради возможности заплести в косу русую гриву. Взамен утраченной одёжки Фрося позаимствовала хозяйскую форму. Ту самую, университетскую, что стирала в первый день своего заключения.

Форсана уже несколько раз принималась за задание, но работа не складывалась. Странный тюремщик не шёл из головы: холёный образ достопочтимого господина, смоляного оттенка волосы, платина холодных, цепких глаз… это всё Фрося уже некогда встречала. В дверь вежливо постучали. Девушка вздрогнула, опрокинув на себя склянку чернил.

-Нарр-Ах, красавица! – Насмешливый взгляд сверху вниз, - как же Вы, милая барышня, собираетесь закончить задание в срок, по уши перемазавшись? Непорядок, придётся повторить первый урок… впрочем, если Вам так удобней… -Тембр голоса неуловимо поменялся, от наигранно-вежливого до простуженного, - Позволю себе роскошь сообщить: сегодняшняя трапеза отменяется. Зная Ваш кроткий нрав и любовь к ближнему, я не стал Вас отвлекать вопросами и сразу же отдал Ваш завтрак отражению по соседству… она же, глупышка, отказалась, и пришлось скормить еду собакам. Последние, стоит заметить, остались весьма довольны…

Форсана застыла, словно на неё опрокинули чан с кипятком. Надменный, наигранно-учтивый тон Тюремщика, казалось, проникал сквозь Фросину защиту, заставляя голышом дрожать на ветру.

-Зачем ты пришёл?
-Напомнить Вам, Бесценная, о том, что через четверть часа я заберу у Вас книгу. Поторопитесь. Новое задание уже ожидает Вашего высокого внимания.

Форсана склонилась над книгой, намеренно не уделив внимания уходу молодого господина.
Да, над книгой. Девушка уже вторые сутки переписывала от руки дряхлый сборник сказок и легенд мира зеркал.

«И отправился Фаир на высокую высоту гор. Хотел Фаир отыскать там такую красоту, чтобы рядом с ней блёкла красота глаз возлюбленной. Сорвал близ горной тропы Фаир цвет синий. Ярче неба казался цвет, да посерел в руках Фаира. «Если красота не выжила в руках моих, значит то красота ложная!» - рассудил Фаир и отправился дальше в горы.»
Форсана бережно переносила строки из одной книги в другую. Древний оригинал не спеша делился сказкой с ещё более ветхой на вид копией.

« Рассмеялось небо дерзости Фаира и подарило ему одну из своих звёзд.
«Если красота так просто достаётся, то не красота это вовсе». И отправился дальше.»
-Зачем Тюремщику второсортная воровка? И где, в конце-концов, я его видела???

« Забрался Фаир на самую вершину. Камень яхонтовый в горе увидал – светлее очей Возлюбленной он Фаиру показался. Целый день Фаир с горою спорил, но камень добыл!
И стал Фаир сквозь камень мир разглядывать. Но не увидел ничего, кроме драгоценного блеска, вот ветер из рук Фаира камень и вырвал. «Если красота не хочет утешить ищущего, значит не красота это, а обман»-решил Фаир. И кинулся тогда с горы в пропасть. И, поравнявшись с ветром, весело крикнул: «Нарр-ах! Как же красив полёт!..»»
- «Нарр-ах»! Восклицание, что до сих пор в ходу у некоторых горных народах… Встречались с тюремщиком в городке Алма? Возможно…

Дверь в каморку нехотя отворилась:
-Не побеспокоил, Бесценная? Пришла-пришла пора сдавать свою работу… - Тюремщик пропел последние слова, растягивая их в противную ухмылку.
Форсана отразилась в украшенной зеркальными осколками обложке, пробежалась на прощание пальцами по корешкам и молча протянула книги.

-Хорошо, Бесценная, очень хорошо… - пролистывая копию, - ещё один урок пройден. Плагиат проще созидания, да и не способны Вы создать что-либо лучше существующих шедевров, не находите? Молчишь, Бесценная? Что ж, значит уяснила…

Вскоре после разговора Фрося получила следующее задание. На сей раз, воровка должна была… связать шарф.
Петелька за петелькой Фрося нанизывала воспоминания на спицы:
Прошедшим летом воровка побывала в Алме. Естественно, не безрезультатно.
Хороший город.
Там делают восхитительные кинжалы, но никогда не используют.
Там горный ручеёк рассекает городскую площадь надвое, но это никого не смущает.
Там расписывают крыши, а не стены и не беспокоятся о том, что узора никто не увидит.
Словом, увлекательный городок.

Посетив горный городок, Форсана повстречалась с весьма занимательным субъектом. Ванус - простофиля и дурачок, зарабатывавший на жизнь своеобразным способом: если к дому, где работали грабители, вдруг приближался законный хозяин, Ванус бросался к нему в ноги, слёзно умоляя выслушать непризнанного гения. Своё дело «одарённый» знал крепко, и шуму наводил порядочного. Так вот, однажды, шайка разбойников просчиталась, повстречав по месту работы отставного военного командира… вор только и успел – скинуть накраденное добро караулившему под окнами Ванусу.
Счастливчик недолго горевал о погибших и перебрался весной в тихий уголок – Алму.

Летом Форсана наскоро отыскала заброшенную шахту, после чего отправилась к Ванусу. Мол, так и так, шахта простаивает. Если найдутся деньги(конечно же, в долг! И под звёздные проценты!) на приобретение нужной техники, то вскоре эйзоны к Ванусу потекут полноводной рекой…
Ванус долго не соглашался, ссылаясь на некого «Сына часовщика», который в скором времени приедет и ответит на все её вопросы. Но, поддавшись на уговоры языкатой девчонки, дал согласие самостоятельно.
Несколько монет скрылись в необъятных дланях двух молодых парней – охрана для «шахты». Остальными Фрося делиться не стала.
Месяц воровка выманивала у Вануса деньги, рассказывая сказки о продвижении работ под землёй… а потом объявился тот самый «Часовщик».
Слухи летают стремительнее кинжалов, и Фрося успела украдкой подглядеть конец разговора с Ванусом. «Часовщик» нещадно поносил Вануса, попутно угощая столичными вкусностями. Пришелец сидел к девушке спиной, а с черных волос, казалось, слетали серебряные искры. Помолчав с минуту на прощанье, «Сын часовщика» проверил результат действия яда и покинул дом усопшего.
Итак, теперь Форсана знает, с кем имеет дело. Что успел рассказать ей словоохотливый Ванус? Немного. Незнакомец действительно был сыном часовщика - его отец держал лавку антиквариата, преимущественно состоящую из раритетных часов. Увы, с недавних пор лавка перешла к Тюремщику по наследству. И теперь он, надо полагать, ищет более прибыльные сделки, чем продажа пыльных часов.
Ну что ж, неприятно познакомиться, Тюремщик!

Пишет Сильвия. 25.10.06

Дверь захлопнулась тихо, закрыв вместе с ушедшим Кристобалем надежду вскоре увидеть своего отца. Сильвия покрутила в руках перстень, оставленный Гато. Вряд ли она когда-нибудь им воспользуется. Он лишь будет напоминать о человеке, ставшем ей за несколько дней самым близким и дорогим. После родителей, конечно. И Сильвия положила перстень в ящик письменного стола, закрыла его на ключ, чтобы чрезмерно любопытные отражения не нашли его.
Мысли одолевали одна за другой. Кажется, они специально ищут человека, ничем не занятого и переживающего важный жизненный момент. Воспоминания, связанные с Кристобалем, сменяются запутанными представлениями о том, где сейчас родители, в каких условиях живут ( да и живут ли вообще? ), думают ли о ней. Причём чем дальше развиваешь мысль, тем ужаснее предстают картины. Тяжело быть в неведении, но ещё тяжелее ждать. Однако жизнь не даёт нам замкнуться в себе и постоянно напоминает, что мы должны жить. Вот и сейчас реальность даёт знать о себе: появилось новое отражение. Оно возникло незаметно, тихо и неожиданно, и принесло с собой бурю эмоций, радости и вдохновения, ибо это была Энергичность. Она осторожно подошла к Сильвии и накрыла её своим палантином, вернув тем самым её к жизни.
- Просыпайся, милая, - тихо произнесла она.
Сильвия вздрогнула, как будто её облили из ведра с холодной водой. Отражение, безусловно, сделало своё дело. Сильвия снова почувствовала вкус к жизни, в её голове пронеслось много идей и планов как провести всё то время, пока нет Кристобаля. Оказывается, после бала она ни разу не навестила Меган, редко появлялась на работе, хотя уже надо было сдавать готовый проект, и в доме был такой беспорядок, что требовалась немедленная уборка. Как только Сильвия стала решать, что ей сделать в первую очередь, то выяснилось, что в этом хаосе она не может найти проект, а Меган, как теперь вспомнила Сильвия, говорила, что сразу после бала уедет примерно на месяц в своё поместье.
Выходило только одно - делать уборку. Ну что ж, наверно, это не проблема с таким отражением как Энергичность. Стоило Сильвии только намекнуть, как та
уже вихрем пролетела по спальне и кухне, стерев пыль со всех полок и расставив все вещи по местам. Нашелся и проект Сильвии, который наверняка не без помощи Рассеянности оказался в стопке старых газет. Сама Сильвия стала убирать гостиную. Остался один книжный шкаф, который Сильвия совсем недавно разбирала, но не полностью, и одна полка осталась пыльной и не разобранной.
Сильвия вытащила первый ряд книг, сложила их на диван и принялась вытаскивать второй ряд. За ним оказались старые журналы и газеты. Странно, Сильвия никогда раньше не видела их. Она осторожно, сдерживая любопытство и желание поскорее их просмотреть, вытащила первый журнал, из которого распечатанный конверт с письмом. Со смешанным чувством - читать или не читать - Сильвия вытащила пожелтевшее от времени письмо. Она сразу узнала мамин подчерк:

<Здравствуйте, мама и папа!
Может быть, вы и не получите это письмо. Мавры захватывают почти каждый проезжающий экипаж. Вот-вот они нападут на ваши земли. Мне страшно, я боюсь, что больше не увижу вас. Умоляю, попытайтесь вернуться в Эйзоптрос, жить за Пустынной линией становится всё опаснее. Вы - правители этих земель, убедите всех оставить эти земли, пора жить в цивилизованном мире.
Вы ни разу ещё не видели Сильвию. Она подросла, стала такой забавной:>

Дальше шло описание семейной жизни и жизни в Эйзотросе. Но это не имело никакого значения по сравнению с началом письма. Значит, Кристобаль был прав! Она является наследницей престола в этих землях! Но Кристобаль говорил, что был набег мавров, которые убили правителей и уничтожили поселения. Сильвия при мысли о том, кто убил её бабушку и дедушку, возненавидела мавров. Конечно, эти племена совсем вышли из-под контроля.
Они и сейчас снова чем-то недовольны. Сильвия не особенно интересовалась политикой, но, как и все жители Мира Зеркал, хотела, чтобы этот конфликт был
поскорее улажен.
В комнату вбежала Энергичность. Увидев в руках у Сильвии письмо, она с ужасом воскликнула:
- Какой кошмар! Где ты нашла такую древность?! Её срочно надо выкинуть! Она выхватила у Сильвии и уже хотела его выбросить.
- Ты что! - закричала Сильвия. - Только попробуй! Это очень важный документ!
Она догнала отражение и ухватилась за другой уголок письма. Старая пожелтевшая бумага не выдержала нагрузки и разорвалась пополам.
- Вот видишь, что ты наделала! - с отчаянием закричала Сильвия. - Я же сказала, что это очень важный документ! - Сильвия посмотрела в маленькое зеркальце на стене.
- Извини, пожалуйста, я же Энергичность, я сначала делаю, а потом только думаю о том, что я сделала. - отражение улыбнулось детской невинной улыбкой. - Хочешь, я склею кусочки?
- Я прощаю тебя, но письмо я склею сама!
И Сильвия, собрав две части письма, ушла к себе в комнату. Порванный лист удалось склеить, и теперь Сильвия намеревалась использовать текст письма в качестве доказательства того, что она является наследницей трона когда-то существовавших земель за Пустынной линией.

Пишет Хаос Мира Зеркал. 25.10.06

Илона

ЗАНУДСТВО меняется на ЩЕДРОСТЬ

Никта
ВОСХИЩЕНИЕ

Эретри

Солнце пролилось на пол. Застыло круглой лужей. Притаилось.
Храбрость открыла глаза.
Солнечный свет пытался ей что-то сказать.
Она спрыгнула с кровати и подошла к свету.
Потом присела на корточки и наклонилась вперед, чтобы расслышать то, что нашептывал ей солнечный зайчик.
- Ну, нет! Кто ж так делает-то?! – возмутилась и нахмурилась, - нечестно ведь!
Золотая усмешка.
- Я те покажу смеяться надо мной! – кулачком погрозила свету.
Зайчик скакнул к потолку, дразня.
- И ладно, - вдруг смирилась, - и не надо мне вашего счастья, - волосы стали русыми, - у меня имя теперь есть.
Лучик устроился у отражения на щеке и с удивлением заглянул в глаза.
- Отстань! – попыталась отмахнуться, - решила я.
Раскаленный добела вопрос.
- Я же ненадолго, - насупившись, надув губки, - подождёт небось.
Солнечный зайчик погас.

Храбрость вскочила на ноги и бросилась к окну.
На одном из ажурных мостов, облокотившись на перила, стоял Советник по зеркалам.
- Я – к тебе! – крикнула Храбрость и бросилась вон из комнаты.
В один миг она была уже на крыше, в следующую секунду – бежала по мосту, через мгновение – улыбалась радостно на слова Советника.
И жарче Солнца горела её рыжая шевелюра, когда они вместе шли по улице.
Храбрость обернулась в надежде увидеть Эретри, Ринна… кого-нибудь…
Но лишь эретрина ВЕРНОСТЬ с порога гостиницы помахала ей на прощание.

Теодор

НЕБРЕЖНОСТЬ

Ксанф

ВРЕДИТЕЛЬСТВО

Алдара

ОСТЕРВЕНЕНИЕ меняется на ПРИВЕРЕДЛИВОСТЬ

Анастасиус

Щедрость исчез незаметно.
Остался в одном из придорожных трактиров, помочь хозяину с готовкой.
Оливия была молчалива и печальна, но Анастасиус обновленный этого не замечал.
Она привыкла ему доверять.
Он сказал, что нужно уехать из Эйзоптроса.
И она согласилась.
Хотя сердце её кричало, что именно там, в блестящей и скованной серебряным холодом столицей остался ключ к спасению Анастасиуса.
Он сказал, что ему будет лучше дома.
И она согласилась.
Хотя всем существом своим понимала, что лучше не будет.
Он сказал, что ей придется привыкнуть к тому, что он стал таким.
И она согласилась.
Хотя душа её заходилась в плаче каждый раз, когда она встречалась с мертвым стальным безразличием в его взгляде.

Украдкой от него она достала зеркальце, подаренное ей Советником по зеркалам.
Почему-то она скрыла этот подарок от Анастасиуса.
Почему-то ей казалось, что он не одобрит её решения принять зеркальце в дар.
Почему-то именно теперь ей захотелось вновь увидеть того серьезного и внушающего доверие мужчину, попросить у него совета.
Зеркальце сверкнуло зло. Оливия вздрогнула от неожиданности и бросила испуганный взгляд на Анастасиуса. Видел?
Он разговаривал с новым отражением – Сосредоточенностью и ничего не замечал вокруг.
Зеркальце, отразив бледное лицо Оливии, прочло по губам её мольбу о помощи.
И ответило ободряющей улыбкой на её робкую улыбку, когда девушка поняла, что нужно сделать, чтобы вернуть Анастасиуса, которого она любила и ради счастья которого была готова на все.

Форсана

НЕТЕРПЕНИЕ

Пишет Никта. 02.11.06
Согласовано с Лордом Хаосом и баронессой Ритой Эквус

Хассан продолжал украдкой наблюдать за Ангоном. Слишком уж изменился мавр после визита Хаоса. Вот теперь, например, всматривался сосредоточенно в собственное отражение на поверхности железной фляжки: "Думаешь, баронесса успокоится так быстро?"
"Нет, конечно, - презрительно сплюнул в сторону Ангон, - она любит совать свой нос в чужие дела. Пошлет кого-нибудь разнюхать, что у нас в действительности происходит".
"Про зеркала… - осторожно начал Хассан, - ты серьезно?"
"Я не шучу с зеркалами. Их хозяин юмора не воспринимает", - пожал плечами Ангон.
"Ты понимаешь, что погибнут твои люди? – Хассан чуть обогнал Ангона, - ты понимаешь, что это война на два фронта?"
"С каких это пор ты настолько о моем народе беспокоишься?" – удивился притворно Ангон.
"Ты - мой друг. Я беспокоюсь о тебе, - сдвинул брови Хассан, - ты раскачиваешь лодку, в которой сидишь. Это плохо. Для всех".
"Обо мне тебе стоит беспокоиться в последнюю очередь, - небрежно заметил Ангон.
Примерно через полчаса после того, как они вернулись с переговоров, в форт приехали дозорные.
С собой они привезли добычу.
Ангон и Хассан в это время играли в шахматы, удобно устроившись на ковре, наслаждаясь ароматным горячим кофе. Пират все это время тщетно пытался разгадать причину столько резких и значительных перемен в характере друга. Отчаявшись уже вывести его на откровенный разговор, он предложил другу сыграть партию в шахматы.
В шахматах не схитришь, душа раскроется рано или поздно, маска слетит.
Хассан впервые смог загнать друга в тупиковую ситуацию. Ранее несдержанный в проявлении эмоций Ангон был теперь спокоен как море в штиль.
К сожалению, пирату не удалось продолжить свои наблюдения.
Старший из дозора прервал игру на самом интересном месте.

Их пригласили спуститься во внутренний двор.
На буром песке лежал связанный по рукам и ногам человек с черным мешком на голове.
- Изменили решение все-таки? – Ангон склонился к пленнику и рывком сорвал с его головы мешок.
Баронесса Рита Эквус, а это была именно она, метко плюнула ему в глаз.
- Долго за мной гонялся, Андом Нсомо*? – усмехнулась Рита и добавила еще несколько слов на местном наречии, от которых даже головорезы Ангона покраснели.

* * *

Её, не освободив от пут, спустили в колодец, который располагался прямо в доме.
Тот самый...



_________________________
*Андом Нсомо (зд.)– Великий охотник на дохлых тушканчиков.


Пишет Хаос Мира Зеркал. 02.11.06

Рита
СПРАВЕДЛИВОСТЬ меняется на НАДЕЖДУ

Сильвия
БЕЗНАДЕГА меняется на ЛЕСТЬ



Пишет Эретри. 12.11.06

Горизонт уже видел солнечные лучи, когда Эретри проснулась. Хлёсткие полосы красного лежали на спинах набежавших за ночь облаков. Серо-белые всё старались спрятаться в небо, защититься, но сонное не могло пока им помочь. Холодно встречало утро своих нелюбимцев и, надеясь оттолкнуть их подальше, торопило солнце.
Всё же на земле было ещё темно, от тротуаров до крыш.
Поморщившись с досадой, Эретри села: ну угораздило же! Одно удивительно, что за короткую ночь выспалась и не отлежала боков на твёрдом мосту. Теперь выпала роса, нужно вставать... это вместо того, чтобы досыпать рассвет в кровати, видеть утренний сон!.. Лучший из всех снов, между прочим.
Эр поднялась, кутаясь в плащ. Не попадал зуб на зуб, первый день года играл ветрами. Какая-то плотная ткань упала с плеч и тяжело легла под ноги. Подняв, Эретри увидела: куртка. Довольно затертая, старая чья-то.
Кто бы это мог… Девушка осмотрелась.
Вдалеке, за последним мостом, - неясный в утренней дымке силуэт. Тоже бессонницей этот кто-то загнан сюда - или бездельем?
…Эр хорошо было идти, спрятав руки в складках теплой куртки. Можно, пока не дошла до того человека, греться, но только не надевая: иначе не с охотой вернёшь… Когда уже оставался один мост, девушка нарочно стала выстукивать шаги громче. Пусть услышит, а не Эретри окликнет его. Так честнее. И, конечно, тот обернулся, сын мостостроителя. Он сидел на деревянном ящике, возле железного моста-недостройка, у ног - стоял ящик, а неподалеку лежали сложенные неровно и плохо обструганные доски.
- Здравствуйте! – махнул рукой. Да не сильно отвлёкся: после приветствия дальше говорил, ища что-то в ящике. – Светлого вам нового года! Хотя это утро что-то светом не жалует, как и теплом.
- Здравствуйте и вы… Куртка ваша? Спасибо, только зачем… не стоило.
- Пустяк, - пробормотал, продолжая копаться. – Где же гвозди… Пятнадцать никсов, неужели целых пятнадцать никсов на ветер?.. Ах, вот, вот эта коробка! Вы наденьте куртку-то, если не уходите, вон как дует. Вам простыть недолго, а я привычный. Да и достройка – не сквозняк работа… Порыв ветра чуть не вырвал из рук Эретри куртку, хоть это было лишне: и так захотелось её бросить. Заставив себя удержать, девушка переспросила хрипло:
- «Достройка»? Моста?..
- Мостов. Это не всё дерево, остальное – в сарае, - рассеянно, не глядя на девушку, сказал сын мостостроителя. Зевнул нарочито громко, взял коробку с гвоздями и отошёл к доскам. Он постоял спиной к Эретри минуту, но, не выдержав тишины, скоро вновь заговорил:
- А не одобряете, да?
Эр пожала плечами.
- Как же ваш отец? Ведь он просил… У вас отразится Верность.
- Что-что? – старик повернулся, - Зеркальная шутка, да? Ну, тогда мимо цели, барышня. Я зеркал избегаю, какие там верности-неверности… Уже и позабыл, как у вас там шутят, - он виновато вдруг часто заморгал, - И почему… за что вы меня осуждаете?
- Я не осуждаю.
- Нет, - улыбка, грустная, как в первую их встречу. И снова те нотки в голосе, тоска по собеседнику, - Ещё не понимаете просто. Послушайте. Я заложил почти всё, что у меня было. Чтобы купить дерево, новые инструменты… Всё нужное. Я слишком долго сдерживал себя, думал обмануться простой починкой. Но теперь понял: это невозможно… да это немыслимо. Боюсь, и отец понимал, а когда кричал, может, всё равно надеялся отпугнуть… Странная мечта – мосты на Эйзоптросом, с крыши на крышу, «верхняя улица», смешно же, правда? Он хотел, чтоб я не продолжал его дело, просил… да что толку? Такие мечты не умирают с владельцем. Отец сам не хотел, а передал вот эту по наследству мне... И я давил её в себе, пока был молод, пока находил в мире, чем отвлечься. И ошибся. Мечта разъелась на моей молодости. Повыкидывала мои собственные желания, как кукушкин подкидыш – прочих птенцов. Она всё моё сердце и весь мой разум… что я такое? Старик – не старик теперь, я мечтатель.
Мне всё, что нужно – строить.
Сын мостостроителя, замолчав, открыл коробку. Осторожно, как что-то хрупкое, двумя пальцами взял один гвоздь. Положил на ладонь, долго смотрел. Покатал, будто хлебный шарик.
-Вот так-то вот…
Размахнулся. Железная точка задержалась в воздухе чуть дольше, чем следует. А потом полетела вниз и исчезла за кромкой крыши. Хороший, новый гвоздь из набора за целых пятнадцать никсов…
Лучи, наконец, пробились из облаков к земле. Всё окропилось солнцем, начал таять туман. И стих ветер, спокойный день уже наступал.
Эретри протянула старику его куртку.
- Простите меня.

……………….
Утро торопило, девушка пошла сразу в свою комнату: надо бы уже собираться. Дверь открылась странно легко, без скрипа. Да к тому же оказалась незапертой. Переступив порог, Эр чуть не решила, что ошиблась и это не её номер…
На стуле, в центре комнаты, сложив руки на коленях, одетая в строгое тёмное платье, сидела женщина. Увидев Эретри, она кивнула головой. И не приветственно, а оценивающе блеснули её тёмно-синие глаза… Где-то, наверное, очень далеко от стен Эйзоптроса, от пыли и от скучных рек, за дорогами – море наблюдало за ещё не спущенным в воду кораблём…
- Кто Вы?
- Редкая, - ответ был настолько же странным, насколько растерянным – вопрос. Незнакомка повела рукой, как будто приглашая обойти и осмотреть её вокруг. Точно предметом, знавшим себе цену, было это отражение.
Да. И, странно, напоминало Эретри кого-то… Ах, ну как же!
Рубиновая комната. Женщина…её имя Эр не могла назвать себе – не старалась запомнить просто. Красивое имя, но не нужное для памяти. Та, которую все называли баронессой, и которая, верно, не осознавала себя ею, потому что держалась, как баронесса… Да, именно на неё было похоже это отражение: взглядом, жестами, иногда манерой говорить. Разве что не лицом: «гостья» казалась куда старше и красотой совсем не отличалась.
Волосы - густые, чёрные когда-то – седеющие и редкие теперь. Желтоватая кожа, резкие скулы, тонкая сеть морщин… Вот глаза зато блестели молодо, но на фоне прочего это производило ещё более отталкивающее впечатление…
- Верность я. Ты удачлива, как никто, Эретри. Мне так долго не приходилось отражаться… Наконец-то. И хорошо, что именно у тебя.
Стараясь держаться от отражения как можно дальше, Эр отошла к столу - её браслет так и лежал там, как оставила.
Верность, между тем, вскочив со стула, восторженно продолжала:
- Я свободна! А, значит, буду тебе как друг. И любить буду всех твоих друзей, ненавидеть твоих врагов… Это худшее из возможного – ненависть Верности!.. Роскошь. Есть у тебя враги, Эретри?
- Нет, - девушка вертела в руках браслет. Внимательно, почти ревниво разглядывала в узоре новые щербинки. Одна бусина – совсем плохая, точно скоро слетит.
- Страшно, если нет врагов, - заметила Верность, - Кому тогда нужны друзья? Людей я знаю, вы никогда не заводите себе ничего, не имея противоположного этому… Как же тогда серебро на твоей ладони?
- Так он не мой враг, - Нитка здесь поистёрлась. Досадно, а с этой вот бусины слезла краска, - А чужие враги мне не нужны.
- Да?.. Да это потому, что ТЕБЕ не нужно, чтобы ОН был твоим врагом. Всё так просто… Зачем врёшь? Знаешь, я верна правде.
Эретри не ответила. Но Верность знала, как разбить паузу.
- Приходил Советник, - комната сузилась вокруг, жадно, испуганно слушая.
- …По зеркалам. Храбрости нет в комнате отражений.
- Но догонишь легко, - эретрины руки сжали браслет до скрипа бусин, - Советник никогда не торопился.
Дверь открылась и захлопнулась резко, Верность осталась одна.

………………
Эр нагнала их у входа в Тихий Парк, у зелёной калитки, двоих, идущих рука об руку. По извилистым и безлиственным теням от веток ясеней. И ступали так легко, как если бы вели беседу: шаг не сбивал шага, тень к тени, словно к глаголу – глагол.
Эретри даже не позвала, а оба обернулись. Храбрость, рыжеволосая. Старик, в выцветшей форме, какую носят младшие по должности в городской охране. По две Звезды Хаоса на каждом рукаве. Когда-то серебряные, они были прошиты чёрной ниткой и не блестели больше на солнце.
- Зодчий, - голос усталый, пустой, показалось – неделю Советник не спал да и, может, всю жизнь. Ладонь он держал тыльной стороной у правой брови, защищая глаза от утренних лучей, и жест этот был почти умоляющим,
- Послушай меня, отступись, зодчий.
В зеркальце, висящем на его груди, Эретри увидела себя. Маленькой, как будто стоящей далеко, незнакомой…
За изгородью шелестели палые листья.

Пишет Хаос Мира Зеркал. 12.11.06

Никта
НЕРЕШИТЕЛЬНОСТЬ

Пишет Теодор Эквус-Монтероне

Возвращаясь в Эйзоптрос, Тео пытался продумать свои дальнейшие действия – и их возможные последствия. Это было нелегко. Не только потому, что он никогда не отличался особой проницательностью в том, что не касалось научной деятельности. Из-за постоянного шума трудно было сосредоточиться.
Теперь в карете их было трое: к Миролюбию прибавилось ещё одно отражение –
Небрежность, девушка лет семнадцати, с длинными каштановыми волосами, выглядящая так, словно всю последнюю неделю спала на сеновале. В складках её пышного платья, знававшего лучшие времена, но не лучшее обращение, Тео заметил несколько соломинок. Это притом, что он всё-таки уговорил её переодеться – и было это только утром. Он назвал её Ундиной – не только за волнистые волосы, но и за то, что она, словно волна, всё сметала на своём пути. Разумеется, это сравнение он держал про себя.
Если бы он задержался в Аквилоне ещё немного, пришлось бы брать вторую карету. Тео не был уверен, что ему действительно не стоило так поступить. Он снова отвернулся к окну. Нет, думать в такой обстановке совершенно невозможно. Девушки, сидя напротив него, без перерыва разговаривали и смеялись вот уже четыре часа кряду. У него уже начинала болеть голова. Прислонившись лбом к холодному стеклу, Тео закрыл глаза. Пять отражений. Пять женщин. Словно Лорд Хаос решил посмеяться над ним. Или возместить потерю. Готов поклясться, считая это честным обменом.

* * *
– Я хочу видеть бургомистра, – Тео смотрел прямо в глаза секретарю, молодому человеку, поднявшемуся ему навстречу.
– Сожалею, но бургомистра сейчас нет. Если вы объясните мне цель вашего прихода, возможно, я смогу вам помочь, – голос секретаря был ровен, но в глазах не было такой уверенности.
– Благодарю, но дело, по которому я пришёл, я могу обсудить только с бургомистром. Как я могу увидеть баронессу Эквус?
– У неё очень плотный график. Очень много дел. Никогда нельзя быть уверенным, где она находится в данный момент. Но я могу записать вас к ней на приём. Тогда, скорее всего, она выкроит для вас время, – он принялся суетливо перелистывать толстый блокнот. – Следующая среда, двенадцать часов. Это вас устраивает?
– Среда? – Тео с трудом подавил приступ гнева. Был только понедельник. Почти полторы недели! Этот секретарь явно испытывал его терпение. Но сейчас ему меньше всего нужно привлекать к себе внимание. – Да, вполне.
– Ваше имя, пожалуйста.
– Теодор Эквус-Монтероне, декан Химико-метеорологического факультета Эйзоптросского Университета.
В этом не было никакой необходимости. Но то, как расширились глаза секретаря, доставило ему удовольствие.
– Я доложу бургомистру о вашем приходе, господин Эквус-Монтероне. Могу я сделать для вас что-нибудь ещё?
– Нет. Благодарю вас.
В холле ратуши Тео встретила галерея зеркал. Он прошёл мимо череды своих отражений, едва взглянув на них. Отражения словно и не заметили его ухода.

* * *
Когда его карета подъехала к дому, его уже ждали. На ступенях крыльца сидел молодой человек с длинными светлыми волосами, собранными в хвост, одетый в куртку из мягкой кожи. Он поднялся навстречу Тео.
– Рад вас видеть, господин Теодор.
Они обменялись крепким рукопожатием.
– И я рад тебя видеть. Зайдём в дом.
Поднимаясь по широким ступеням крыльца, Тео пытался заглянуть в серые глаза своего гостя. Добрых вестей в этот дом не приносили уже очень давно.


Пишет Ксанф. 12.11.06
Пишет Алдара. 12.11.06


При участии Никты

- Эй, поберегись!- почти под самым ухом раздался громкий свист и испуганное ржание пары гнедых коней.
- Больной что ли?
Прохожие останавливались и с любопытством наблюдали за происходящим: поперек дороги, в метре от стройных лошадиных ног, лицом в землю и чуть прикрывшись сверху руками, лежал тощий паренек в мятом грязно-зеленом плаще. Его спина и ноги изредка вздрагивали от испуга.
- Какой мрак тебя понес под копыта?! - возмущался пузатый владелец лошадей,
- И что я тебя не переехал?!
- А если бы перевернулся?
- Кошмар! Куда только твой хозяин смотрит?- бунтовали прохожие.
Ксанфа тоже невольно привлек этот инцидент.
- Погоди, - шепнул он своему отражению,- я сейчас, - и, сунув букет в руку Радости, стал пробиваться сквозь толпу.
- Нет. Ну вы подумайте, каков наглец! Уж я бы все сказал твоему хозяину! Воду мутить он тут вздумал! - продолжал беситься извозчик, а молодой человек по-прежнему лежал в неестественной позе на сырой земле, вздрагивая всем телом. Откуда-то сбоку швырнули палку.
- Ну, вставай, живей давай!
- Послушайте, прекрати издеваться, - не выдержал Ксанф, - вы не видите, ему
плохо! - Почти прокричал он и торопливо опустился на колени перед парнем.
Содрогаясь крупной дрожью, тот лежал, уткнувшись носом в землю. Ксанф осторожно коснулся плеча:
- С тобой все в порядке? - спросил он и попытался прощупать пульс пострадавшего, но толстый полосатый шарф плотно прикрывал тонкую, как спичку, шею. Несколько секунд врач пытался проковырять шерстяную завесу, как вдруг парнишка скрючился под его рукой и противно рассмеялся, перевернувшись на спину.
Ксанф подпрыгнул от неожиданности.
- Ха-ха, а ты уже подумал, что я помер, да? - и заливисто рассмеялся "паренек". Старое сморщенное лицо и мелкие глазки исказились. Мало того, что потерпевшим оказалось отражение, так оно еще было дедком лет 70 с
половинным от нужного количеством зубов.
Вредительство продолжал кататься на спине и мерзко похрюкивать.
- Парень, - обратился к Ксанфу полный мужчина на козлах, - если сиюминутно не уберешься вместе со своим уродом, я для вас обоих плети не пожалею, понял?
Схватив старика за шиворот, юноша потащил его за собой, Вредительство отчаянно сопротивлялся, отбрыкиваясь и кидаясь грязью в новый костюм хозяина.
Едва скрывшись за поворотом, компания остановилась.
- Откуда ты взялся?
- Свалился с неба, не слыхал вчерашний прогноз погоды? - вновь громко захихикал отражение.

Похоже, спрашивать у него что-либо было совершенно бесполезно. Одно было ясно, в испорченном костюме идти к Алдаре было нельзя, поэтому через секунду красивый букет полетел в наглую физиономию Вредительства. При этом смех не остановился, а стал еще заливистей и громче.
Как встретишь Новый год так его и проведешь? Отличное начало! Почти весь следующий день Радость вместе с хозяином приводили в порядок, чистили и драили костюм. Откладывать посещение тюремной больницы было уже нельзя.
Ксанф не спал всю ночь, снова и снова перебирая в голове все причины, по которым его должны были принять на работу, когда, наконец, все в голове улеглось в стройную линию.

***

Дверь. Неприветливо закрытая. Безукоризненно гладкая.
Алдара не думала никогда, что дерево может быть таким холодным.
Робкий стук - почти неслышный.
- Войдите.
Можно войти - но Алдара по-прежнему чувствовала себя незваной гостьей. Кабинет сосредоточился в одном человеке, которому она не знала, как обратиться: Алдара поняла, что совсем не знает нужных формул.

- Здравствуйте, - произнесла она и покраснела. Что говорить-то?
- Здравствуйте... - он помедлил немного, - Алдара?... Правильно?
- Да, - чуть-чуть уверенней сказала она. Хороший голос. - Видите ли, в чем дело... Я не знаю, к кому обратиться...Я уже несколько дней не видела бригадира
Никту Эрклиг, - она запнулась.
- Она на задании, - начцеха не смог скрыть раздражение, но тут же поспешно добавил, - это часто бывает. Такая у нас работа. Обучение вы уже начали с ней?
- Нет, - растерянно ответила Алдара, ударенная сменой интонации.
- Хорошо, - начальник произнес это гораздо мягче, - тогда перейдете из её бригады в подразделение дознания и исполнения наказаний. Ясно? Нам сейчас нужен человек, который будет координировать работу в нашей спецбольнице. Вы там бывали, насколько я понимаю.
- Да, - ответила Алдара коротко: одновременно подчиняясь переводу и признавая, что бывала в больнице. - Кто будет теперь моим непосредственным начальником? - Она задумалась ненадолго: с одной стороны, теперь есть шанс быть небесполезной, с другой - уж очень угрожающе звучало название ее новой бригады - она еще не успела разобраться в структуре Цеха. - И в чем именно будет заключаться моя работа?

- Непосредственный начальник Вас сам найдет. Он же и расскажет, в чем будет заключаться Ваша работа. Удачи.

***

Алдара вышла из кабинета, плотно затворив дверь.
- Холооодно! - встретил ее расшатанный голос.
Небольшого росточка мальчуган, капризно сморщив нос, поворачивался на пятках, словно не мог решить, куда пойти.
- А там - темно, - заключил он, кивнув в сторону другого коридора. Одно плечо у него было выше другого, а глаза как будто разбегались за уши. Он провел рукой по разнородным волосам - некоторые пряди были жесткие, курчавые, другие напоминали пух, третьи твердой проволокой указывали в потолок. Привередливость, одним словом.
- Пойдемте, - сказала Алдара отражениям. Подлость смахнула белыми одеждами пыль с пола и направилась вслед за ней первой.
- Ты мне не нравишься, - заявило новое отражение хозяйке, но Алдара даже не обратила на это внимания.

***

Вот и снова больница. Вот уж не думала Алдара, что будет суждено сюда вернуться.
Она уже привычно проделала недолгий путь до закрытой двери и постучала.
- Добрый день, - поприветствовала она носатого эскулапа-привратника, открывшего ей. Отражения набились в маленькое помещение под недовольное "фи" Привередливости.
- Добрый, хм... Как же! - человек вытер руку в чернилах о грязный белый халат, - чё надо?
- Повежливей, пожалуйста, - попросила Алдара с дружелюбной улыбкой. - Вы, надеюсь, помните еще, что такое Цех и какое отношение он к больнице имеет?
- Надо чего? - зло ощетинился человек.
- Да как бы вам сказать, - Алдара покачнулась на каблуках, согревшись ощущением ребяческого озорства, из ниоткуда свалившегося на голову. - Цех теперь постоянно будет за вашей деятельностью наблюдать.
- Да, вроде как уже наблюдает, почитай 10 год, - издевательски заметил человек, - ты новенькая, что ли?
- Да, - почти не потеряла энтузиазма Алдара.
- Понятно, - человек махнул в сторону двери слева, - туда иди, к начальству своему. Второй этаж. Кабинет 240.
- Да, что за привычка такая! - дверь резко распахнулась, - говорил ведь! - на пороге кабинета стоял молодой человек. Слишком бледный, пожалуй. Но симпатичный. Он был в гражданском, но Алдара заметила, что запястье левой руки обвязано черной узкой лентой с темно-красным орнаментом. Такие она уже видела в казарме. Отличительный знак для своих, - извините, - он смутился по-мальчишески трогательно, увидев незнакомку, - я думал, это опять санитары на опись зовут. Чем могу помочь?
- Здравствуйте, - Алдара замолчала. - Видимо, я ваша подчиненная.
- С какой это нечаянной радости? - удивился молодой человек.
- По переводу по приказу Начцеха. Или... - Алдара совсем запуталась и покраснела. - Я опять чего-то недопоняла?
Молодой человек, услышав "начцеха", схватил Алдару за руку и втянут быстро в кабинет, захлопнув за собой дверь.

- Я думал, что он пошутил, когда сказал, что ты немного медленно соображаешь, -он вдруг спохватился, - Зовут как?
- Алдара, - девушка вопросительно посмотрела на собеседника.
- Да, точно, Алдара, - он потер лоб рассеянно, - садитесь, - он приглашающим жестом указал на кресло. Мягкое и удобное. Рядом с крохотным круглым столиком, на котором стоял графин с водой и три хрустальных стаканчика.
Сам он присел на крышку стола. И теперь с неприкрытым интересом рассматривал свою новую подчиненную.
Почувствовав себя так, точно она отразилась в чужом зеркале, Алдара осторожно присела на краешек.

- Видите ли, Начцеха не сказал мне, как вас зовут.
- Я - ВитИм Ланс, - представился он не без гордости, - ты будешь обращаться ко мне господин Ланс. Ясно?
- Как скажете, господин Ланс.
- Хорошо. На первых порах будешь моей помощницей. Кофе готовить умеешь?
- Из соответствующего сырья - да, - ответила девушка, покосившись на прислоненную к стенке свою швабру. Блестящая карьера.
- Я пошутил, - смущенно улыбнулся Витим. Было очевидно, что он всегда так неудачно шутит. - На прошлой неделе был несчастный случай. Теперь вот вакансия появилась. Давай-ка ты для начала займешься тем, что найдешь нам нового сотрудника. Нужен врач. Желательно хирург, на худой конец терапевт. Чем быстрее найдешь, тем для тебя лучше.
- Как скажете, - Алдара недоверчиво посмотрела на нового начальника - не шутит ли опять? - А несчастный был совсем случай или закономерность? - запуталась она в словах, осознав, что как раз врач знакомый у нее и есть.
- Несчастный случай, - Витим помрачнел, - и запомни, у нас только так может быть. Никаких закономерностей.
- Простите, - девушка помолчала, закусив губу. - А врача к вам приводить?
- Конечно, - смягчился Витим, - обязательно приведи. Нужно будет его подготовить к специфике работы здесь.
- Хорошо, - Алдара встала. - Я могу идти?
- Да, - Витим тоже встал, - один вопрос. Откуда тебя перевели?
- Бригада по особо важным делам.

Витим подавился улыбкой:
- Ладно, иди. Кстати. На последнем этаже у тебя есть свой кабинет. Найдешь.

Алдара, вздохнув, подобрала швабру и покинула обиталище нового начальника.

***

Кабинет. Удивительное все-таки чувство юмора у Ланса.
Через полчаса работы мокрой тряпкой в комнате можно было хотя бы вдохнуть, не рискуя наглотаться пыли. Но - даже не удивительно, если честно - на стене красовалось чистое зеркало, которое отразило почти черный нос..
Широкий подоконник вместо стола и стула.
Пара шагов в длину и ширину. Потолок косой: крыша карточным домиком.

***

Ранний зимний вечер казался поистине жутковатым рядом с лечебницей для заключенных. На несколько твердых, уверенных стуков в дверь Ксанфу никто не ответил, но через минуту на том конце все же послышалось какое-то шевеление, и в небольшую щель просунулась маленькая плешивая головка:
-О! Недолго мы скучали без вас! - закряхтел страж больницы, еле ворочая ключами, и, наконец, отворил дверь.
Ксанф сухо кивнул в ответ. Все-таки появляться в тюремной больнице не в качестве пациента значительно приятней.
- Скажите, я могу увидеть главврача?
Привратник повел носом.
- Зачем?
- Где я могу его найти?

Эскулап недоверчиво посмотрел на посетителя, явно не намереваясь отвечать, пока не получит ответ на свой вопрос.

- Хочу устроиться на работу, - пришлось объяснить Ксанфу, чтобы прервать слишком уж долгую паузу.
- А это не к нему, - хмыкнул привратник.

Ксанф вопросительно молчал.

- Да проходите уж. Чего на пороге стоять? Гнилью людской на улицу тянет, крыс набежит. И так справиться никак с ними не можем, окаянными.
Ксанф по-прежнему молча вошел сначала в темный коридор, затем в комнату и сразу за порогом остановился.
Надо было все-таки понять, с чем он собирается связать свое ближайшее время.
Старые обои не предвещали ничего хорошего, а запотевшее зеркало на стене
отражало только темноту вокруг.
Ксанф провел ладонью по стеклу - запах гнили и болезни исходил даже от металлической оправы.
Неутешительная картина.
Странно... Рука юноши замерла на холодной поверхности стекла.
Ксанф обернулся, не веря туманному отражению.
- Здравствуй, - радостно-удивленно произнесла Алдара.
- Привет, - не менее удивленно ответил юноша. Увидеть здесь Алдару было по меньшей мере странно. Это никак не вязалось с представлениями о ее работе и уж тем более о состоянии здоровья. - Как ты?
- Все хорошо, - улыбнулась Алдара. - Меня перевели из бригады Никты, я теперь буду работать в больнице...
- Поздравляю! - юноша понял, что ему стало спокойней от мысли, что работа Алдары стала менее опасной - уж очень бригада Никты напоминала пороховую бочку. - Здесь? А ты не подскажешь тогда, куда мне обратиться, чтобы устроиться на работу?
- Конечно. Ты не поверишь - мое первое задание и заключается в том, чтобы найти врача.

Она выдохнула как можно незаметней. На такую удачу даже рассчитывать не приходилось - чтобы рядом с ней встал тот человек, которому она безоговорочно доверяет не только, как специалисту.
Но самое главное - если отбросить доводы разума - она было просто-напросто рада снова заглянуть в эти глаза и знать, что ей суждено это еще не раз.

-А ты уверена, что мне не нужно каким-нибудь образом подтверждать свои знания? - немного тревожно спросил Ксанф, пока они шли мимо деревянных дверей. Хватит и с него, что неприятности просто притягиваются магнитом.
- Все хорошо. Сейчас все прояснится.

Девушка постучала в дверь.

- Войдите, - раздалось из кабинета.
- Это кто? - Ланс бесцеремонно окинул Ксанфа взглядом.
- Это наш новый врач, - Алдара, к своему удивлению, не чувствовала и тени волнения или сомнения. Голос её звучал уверенно, как у бригадирши Никты, даже САМОУВЕРЕННО.
Ланс тоже заметил эту метаморфозу:
- С каких это пор ты решения по персоналу принимаешь, стажер?
- С тех пор, как Вы дали мне первое задание - найти врача, - Алдара отвечала четко и сухо, подчеркнуто официально.
- Хорошо. Опыт работы есть? - Ланс нахмурился недовольно.
- Есть, - ответил Ксанф.
- Завтра приступаете к работе.
- К какой? - юноша был несколько ошарашен столь быстрым положительным результатом.
- Врача нашей больницы, - пожал плечами Ланс, - Вы точно врач?
- Да, конечно.
- А! Да не все ли равно им, - вдруг махнул рукой Ланс, - судно и без специального образования научиться выносить можно. Вот документы. Подпишите.

Ланс протянул ему несколько бумаг: контракт, страховку и лист неразглашения.

На изучении этого документа Ксанф задержался подольше.
- А если я нарушу условия, которые здесь указаны? - поинтересовался он.
- Смерть через Лабиринт, - буднично ответил Ланс, - подписывайте.

Документ гласил:

Я__________________, обязуюсь сохранять в тайне любые сведения, полученные мной во время работы в спецлечебнице, а также всю информацию, которую я получу о самой лечебнице, её персонале, её финансовой и административной политике.
В случае разглашения, намеренно или случайно, подобных сведений, да будет жизнь моя прекращена Лордом Хаосом.

"Странная традиция намечается. Все мне везет на "лишение жизни,"- подумал про себя юноша.
Документы были подписаны.
- Ваша главная задача здесь... - он загляну в бумаги, - Ксанф, сделать уход наших "отработанных" пациентов наименее мучительным и продолжительным. И, доктор, - окликнул он врача, когда тот уже приблизился к двери, - мы не осуждаем эвтаназию.
Алдара не дала Ксанфу ответить, вытолкнула быстро в коридор и, взяв за руку, потащила в сторону собственной каморки.

Пишет Илона. 12.11.06

Клития - один из самых больших городов, где вовсю процветала торговля живым
товаром. На его улицах можно было увидеть людей всех слоев общества: от
самого богатого купца до самого нищего оборванца. Сюда стекались шакалы со
всего Мира Зеркал, чтобы набить карман на торговле рабами. Толпы людей
двигались по тесным, переплетающимся, улицам. То тут, то там раздавались
хриплые выкрики торговцев и покупателей. Нередко товар не доживал до
продажи.
Воздух был пропитан запахом пота, соли и крови.

***
Ранним утром, когда лучи солнца еще не палили так нещадно, на улице
появился всадник. Лицо было скрыто под капюшоном. Богатая одежда говорила о его
высоком достатке. Он ехал неторопливо, осматривая дома. Рядом с лошадью
трусил осел, на котором важно восседал слуга молодого мужчины.
Всадник остановился напротив лавки с украшениями. Торговец, у которого на
лице тут же возникла слащавая приветливая улыбка, услужливо поклонился.
-Доброго утра вам, - всадник спешился и, передав поводья слуге, подошел к
торговцу, - где бы я мог остановиться на ночь?
Торговец оценивающе оглядел его наряд.
-Можете остановиться у меня, господин, - с поклоном произнес он, - в моем
доме вы найдете приют всего за...
Но он не успел продолжить, потому что дверь соседней лавки с грохотом
распахнулась, и на песок упал какой-то старик. Следом вышел мужчина.
-Умоляю! Пощадите! - старик подполз на коленях и протянул руки к ногам
мужчины.
-Завтра! Я сказал - завтра. Если ты не отдашь долг, твоего сына продадут.
-Нет!!!! - взвыл старик, пытаясь ухватиться за руку сборщика податей, - у
меня шесть дочерей. И это мой единственный сын! Я так ждал его! Вы не
можете его забрать!, - он упал на землю, - подождите еще месяц!
-Я не буду больше ждать! - сборщик податей со злорадной улыбкой смотрел на
корчи старика, - хватит!
-Сколько он должен? - юноша подошел к сборщику, - я отдам. Сколько?
Старик с недоверием посмотрел на него и медленно поднялся.
-Двести шестьдесят эйзонов, - прошептал он.
Юноша вытащил из пояса деньги.
-Он больше ничего не должен, - протянув золото сборщику податей, сказал он.
Тот с еще большим недоверием уставился на деньги.
-Не положено, - неуверенно сказал он.
-Я его племянник. Пойдемте, дядя.
Старик ошарашено смотрел на него. Юноша подошел и уверенно взял его за
руку.
-Идемте же, - настойчиво позвал он.

***

-Меня зовут Гордон Рафаэл, прошу вас, проходите, - старик юркнул перед
юношей и скрылся в соседней комнате, - сюда, - позвал он.
Юноша прошел вслед за ним. Старик жестом пригласил гостя сесть в одно из кресел, расположенных вокруг низенького столика.
- Дина!
Из соседней комнаты показалась женщина. К ее ногам
прижимался мальчишка лет восьми.
-Можешь обнять своего сына! Это наш спаситель, душа моя. Принеси-ка нам чаю
и сладостей.
Женщина вскрикнула и прижала ребенка к себе.
-Я хочу познакомить вас с моим единственным сыном. Подойди сюда, Карл,
сынок.
Мальчишка подошел к отцу. Тот нежно потрепал его по плечу и поцеловал в
лоб.
-Это твой спаситель, сынок. Поклонись ему! Садись, услада очей моих, садись
рядом со мной! - потом прибавил со слезой в голосе, - что бы было, если бы
не вы! - он обхватил голову ладонями и принялся раскачиваться из стороны в
сторону, выражая ужас, - как я хочу отблагодарить вас! - воскликнул он. В
комнату вошла Дина, неся на подносе чашки и сладости.
Гордон степенно налил чай гостю и спросил:
-Вы не назвали мне своего имени.
-Анатоли...э...просто Анатоль, - поспешно представился юноша.
-С какой целью вы приехали в наш город? - продолжал допытываться старик.
-Я расскажу об этом позднее, - помолчав, ответил юноша, - сейчас мне нужен
лишь ночлег...
-Мой дом к вашим услугам! - воскликнул Гордон.
-И еще. Я бы хотел заказать украшение.
-О, - старик гордо поднял голову, - тогда я могу вам помочь. Один мой очень
хороший друг - ювелир. Я приглашу его к себе специально для вас.
-Отлично. И мой слуга на улице...
-Не беспокойтесь, господин мой, угощайтесь. Все будет улажено. Дина!
Дайна! - снова закричал он.
В комнату вошла жена Гордона и одна из его многочисленных дочерей, которая
при виде молодого мужчины, зарделась.
-Слуга господина, лошадь...и осел. Разместите гостя, - повелительным тоном
произнес старик, - угощайтесь, господин мой. Моя жена приготовит вам
спальню.
-Э...Спасибо за радушный прием. Еще один вопрос: я бы хотел приобрести
невольницу...
-О!
-Для своего друга, - смутившись, сказал юноша.
-О! Я слышал, шакалы привезли редкостную красавицу...
-Да? - встрепенулся юноша.
-Угощайтесь, господин.
-Когда будут торги?
-Точно не знаю...
Юноша с нетерпением смотрел на старика.
-Кажется, завтра.

***

-Уф, - Илона только что пробилась к своей комнате через целый гарнизон дочерей Гордона, который с хитрым блеском в глазах представил гостю свою старшую дочь, девушку на выданье, Дайну. Смущенная Дайна с хихикающими сестрами скрылась в своей спальне.
Илона сняла с талии тяжелый пояс, набитый золотом дяди Аквуса, украденным
Коварством, и кинула на кровать.
В дверь постучали. Илона испуганно вздрогнула. "Гордон или его дочери?"
- Кто это?
- Это я, - протянул из-за двери Недовольство.
Илона впустила отражение и тут же закрыла дверь.
- Ты видел Франческу?
- Шакалы, - неохотно сказал Недовольство, - привели новую пленницу.
- Франческу? - со все возрастающим нетерпением спросила Илона.
- Угу. Торги завтра.
Илона вздохнула с облегчением.
- Завтра... Значит сейчас главное - успеть.
Илона закрыла глаза и в который раз вспомнила бал, где она получила этот
подарок, это клеймо на всю жизнь - диадему. Она снова будто наяву увидела
пугающее, отталкивающее лицо Лорда. Снова задала себе вопрос, с недавних
пор так часто возникающий в ее мыслях: скоро ли кончится эта взбалмошная
полоса в ее жизни, начавшаяся на балу и заставившая ее мотаться по чужим
землям, чтобы вернуть диадему?
Илона, не раздеваясь, легла на кровать.
-Разбуди меня, когда придет друг Гордона, - Недовольство кивнул.
Ей приснился бал. "Берегите диадему" - произнес чей-то голос.
В дверь постучали. Илона проснулась. "Берегите...берегите..." - шепотом
стелился голос из сна по комнате. Недовольство спал на диване.
-Господин! - раздался голос Гордона. Илона вздохнула, быстро переоделась в мужскую одежду и нахлобучила капюшон.
-Входите, - она открыла дверь.
-Пришел мой друг!
-Друг...Ювелир? - усталость как рукой сняло, - Где он?
-Идемте, мой господин.
Переодетая девушка проследовала за стариком.

***
Ювелир, старик с такой же рыжеватой бородкой, что и Гордон, склонился над
рисунком Илоны.
-Вы могли бы сделать такую диадему к завтрашнему вечеру? - осторожно
спросила она.
-Хм...
Уже полчаса он вглядывался в изображение диадемы и хмыкал.
-Вы могли бы сделать такую диадему к завтрашнему вечеру?? - еще громче
спросила Илона.
-Что ж, - ювелир наконец оторвался от рисунка, - я попытаюсь. Могу дать
совет, чтобы украсить изделие: например, сапфир или рубин, а оправу можно
сделать...
-Нет-нет! Спасибо. Я бы хотел, чтобы изделие было выполнено как на рисунке
и из недорогого материала. Например,...кхм...стекло?
Лицо ювелира вытянулось. Он разочарованно посмотрел на Гордона. Тот развел
руками.
-Да. Стекло, - увереннее повторила Илона, - но...я надеюсь, что вы выполните
это так искусно, что никто не заметит этого?
Ювелир презрительно хмыкнул: "Стекло!"
-Мне говорили, что вы человек, хорошо знающий свое дело. Что ж, - Илона
забрала рисунок, - раз вас не прельщают даже 200 эйзонов за стекляшку, то...
-Погодите, - ювелир схватил Илону за запястье, - до завтрашнего вечера? -
он изобразил глубокую задумчивость, - только ради человека, спасшего моего
друга! - торжественно закончил он.
-Деньги по окончании работы, - Илона довольно улыбнулась, - и, надеюсь, об
этом никто не узнает?

***

Ей снилось, что она бежит по Лабиринту, вслед ей кто-то пронзительно
крикнул: "Вы не вернули диадему!"
-Недовольство просил передать, что он вернется к полудню, - раздался над
ухом спящей девушки незнакомый голос. Илона проснулась и в ужасе
отшатнулась от склонившейся над ней фигуры - светловолосый молодой красавец.
Илона спрыгнула с кровати.
- Ччто вам угодно? - еле выговорила она.
-Просто передал просьбу, - потом размашисто протянул Илоне руку, отчего
она, вздрогнув, чуть не упала, - Щедрость!
-Илона, - дрожащим голосом сказала Илона и, пожав кончики пальцев
отражения, тут же отдернула руку. он был очень привлекателен на вид, но тем не менее смутил её своей нахрапистостью, - ммм...присаживайтесь.

Глядя на отражение, Илона подумала: "Никогда не думала, что у меня будет
Щедрость..." Потом она отвернулась и пробормотала: "Хм.
Я скупа..."
Когда она вышла из комнаты вместе с отражением, Гордон сообщил, что его
друг уже закончил работу.
-Я отправил вашего слугу к нему.
-Да...конечно. Спасибо, - Илона села напротив Гордон, дочери которого уже
накрыли на стол. В это время пришел Недовольство. В руках у него был
сверток. Он протянул его Илоне.

***

Солнце уже заходило, когда железная карета доставила Франческу к месту торговли рабами. Он располагался на возвышенности в самом центре Клитии. Город бурлил, как кипящая смола. Все стремились к сердцу города, месту, где решались судьбы невольников. Шакалы проводили Франческу в маленькую комнатку, стены которой были увешаны шкурами.
Франческа села на табурет. Она слышала, как переговариваются шакалы и распорядитель аукциона.
-Я начну с 1000, - упорствовал распорядитель. Шакалы в возмущении
протестовали.
-Да ведь грабеж! 3000! - восклицали шакалы, наступая на оценщика. Франческа перестала обращать внимание на их спор. В комнату вошли две молоденькие служанки. Они принесли шелковое платье. Служанки переодели Франческу, длинные черные волосы закололи шпильками. В комнату заглянул распорядитель. Он нерешительно посмотрел на Франческу и снова захлопнул дверь. Она слышала, как он перешептывается с кем-то за дверью. Служанки, надев Франческе на голову
диадему, торопливо вышли. Франческа ждала, когда за ней придут. Время все
шло. До нее доносился шум, волнами докатывались споры купцов. Наконец,
дверь открылась.
-Поднимайся, - распорядитель нервно схватил Франческу за руку, - идем за
мной.
Распорядитель потащил ее за собой, они прошли мимо большого зала, но не
вошли. Франческа попыталась остановиться, но распорядитель, толкнул ее
комнату.
В одном из кресел сидел мужчина. Видимо, пытаясь скрыть какое-то физическое уродство, он сильно надвинул капюшон на глаза.
-В.вот, - произнес распорядитель, потирая вспотевшие ладони, - это она.
-Она? - утробным голосом спросил человек.
-Как же не она...вот и диадема! - распорядитель попытался снять украшение с
головы Франчески, но та, словно разъяренная кошка, полоснула его ногтями по
руке.
-Моя! - взвизгнула она.
Распорядитель нервно рассмеялся.
-Она вообще милая...
-Хватит, - угрожающе прорычал мужчина. Он встал и подошел к
распорядителю, - двадцать тысяч.
Глаза аукционщика алчно заблестели. Он залопотал что-то невнятное про
шакалов.
-Двадцать, - полушепотом пророкотал мужчина.
-Хорошо...мммм...деньги, - распорядитель испуганно отступил на шаг.
Мужчина достал из-за пазухи туго набитый пояс.
-Бери, - он презрительно высыпал деньги из пояса на пол. Распорядитель
бухнулся на колени, жадно загребая монеты руками.
-Идем, - обратился мужчина к кому-то, кого Франческа не заметила раньше. В
комнате находился еще один субъект.
Франческа брезгливо от него отвернулась. Субъект подошел к своему хозяину. Мужчина взял Франческу за руку.
Втроем они незаметно вышли в сад. Аукцион был в полном
разгаре. Вскоре они уже не слышали ни шума толпы, ни криков, ничего. За
оградой сада их ждала все та же карета. Франческу впихнули туда.

Утром Франческа проснулась в тесной комнатке. Она тут же проверила, на
месте ли диадема. Успокоившись, она села и осмотрелась. Напротив диванчика,
на котором она спала, висело зеркало. Она довольно улыбнулась своему
отражению.

***

-Мы все сделали, - смазливый Щедрость передал хозяйке диадему.
Илоне взяла драгоценное украшение. Холодный камень в ее руках словно ожил.
-Франческа не проснулась, когда вы подменили корону?
-Нет, - Недовольство, стоявший позади Щедрости, угрюмо плюхнулся на диван.
Илона ухмыльнулась.
-Проводишь ее?
-Провожу, - буркнул Недовольство.
"Никогда не думала, что месть так сладка! - развеселившись, подумала Илона.
Ее глаза блестели.

***

Франческа уже который раз примеряла диадему, когда в дверь постучали.
-Мой господин ждет вас, о прекраснейшая, - занудным гнусавым голосом
сообщил вчерашний субъект. На этот раз он был одет в просторный кафтан.
Франческа поднялась. На улице ждала карета. Она
залезла в нее.
Франческа спросила сопровождающего.
-Твой господин - это тот, что вчера купил меня? - с любопытством спросила
она.
Субъект покачал головой.
-Нет. Мой повелитель куда более молод и прекрасен, нежели его слуга.
Франческа обрадовано прикусила губу.
-Он богат?
-О, да! Он может купить три корабля со всей командой на свои деньги и у
него останется еще! О! - восторженно восклицал слуга. Певица коварно
улыбнулась. Слуга продолжал расписывать своего господина.
Наконец, они подъехали к невысокой стене. Выглянув из кареты, Франческа
увидела крышу огромного дома. Слуга позвонил в колокольчик у
ворот. Затем сказал что-то кучеру и ушел. Франческа не заметила. Она
уже представляла себе этого прекрасного молодого мужчину. Ворота стали
медленно открываться и Франческа в предвкушении закрыла глаза.
Неожиданно раздался писклявый голос:
-Она здесь!!! - Франческа медленно открыла глаза и судорожно
выглянула из кареты. По лестнице дома скатился "прекрасный молодой
господин": низкий толстый карлик, - Здесь!!! - вопил он.
Франческа вцепилась в дверцу.
-Нет, - прошептала она, ища глазами слугу, - эй! - осознавая, что ее
обманули, Франческа схватила диадему.
-Ну, ничего, у меня осталась диадема...я выберусь отсюда! - истошно крикнула
она.
Карлик подбежал к карете.
-О, моя королева! - проверещал он.
Франческа с отвращением отпрянула от него.
-Отведите ее в дом! - диким голосом крикнул старикашка.
Франческу заперли в комнате. Она забарабанила кулаками в дверь.
Безрезультатно.
-У меня есть диадема!+диадема, - Франческа погладила украшение, но оно
вдруг выскользнуло у нее из пальцев и, упав на каменный пол, раскололось на
две половинки.
-О+нет! Нет! - Франческа упала на колени, схватив осколки, - я склею+но это
же+нет! стекло+.СТЕКЛО! - она в гневе швырнула половинки в стену. Стекло
разлетелось по всей комнате.

***

Щедрость протянул Илоне пояс.
-Неужели, он заплатил тридцать тысяч? - Илона снова надела пояс.
-Я его уговорил, - улыбнулось отражение. Илона посмотрела на него и
пожала плечами.
-Куда теперь? - Щедрость внимательно смотрел на свою хозяйку. Илона,
смутившись под пристальным взглядом отражения, подошла к окну.
-Наверное+на корабль, - она мечтательно улыбнулась, - в детстве+я всегда
хотела совершить кругосветное путешествие на корабле, - Илона смущенно
засмеялась, - сентиментально+. Хочу осуществить свою детскую мечту! - она
улыбнулась, поглядев отражению в глаза, - как же ты похож+, - сказала она
вдруг задумчиво.
Дверь распахнулась - пришел Недовольство.
-Все улажено?
Недовольство кивнул.
-Вперед+вперед+, - шепотом пропела Илона, глядя в зеркало, - корабль ждет+


Пишет Анастасиус. 12.11.06

- Ты слышишь меня? У неё нет отражений. Единственное пропало ещё перед
Новым годом. Я не верю в то, что она за это время ни разу не смотрелась в
зеркало.
- Я слышу, успокойся. Да, у неё нет отражений. И либо она больна, либо+ Ах,
Анастасиус, я не знаю. Ты просто убиваешь мой титульный талант, ставя
постоянно меня в тупик. Я не знаю, сейчас ночь уже. Ты выспись, а завтра
поговорим.
- Здрава - Здрава+ Что, что происходит? Меня в сон клонит, в глухой тягучий
сон. Не могу+Не могу+ Что с ней происходит? Она как будто не понимает+
Ничего+Смотрит на меня как на больного+Здрава, не делай вид, что не
слушаешь. Мне больше не с кем разговаривать.
- Возьми Тора и разговаривай. Мне нужно обдумывать то, что мне говорят. А
ты не даёшь даже себе остановиться.
- Я не могу с Тором говорить, он же подарок.
- А я? Я же тоже от Него.
- Нет, ты отражение, а он подарок. Его.
- Всё, иди спи, Хозяин. Завтра мы снова будем в пути.

Да. Ему было плохо. Он не знал, что делать. Ему травило душу то, что с ним
происходило в Эйзоптросе. За всю жизнь, добрую и хорошую, он никогда не мог
предположить, что ему будет так плохо.
Чего он добился? Он не стал богаче, а ещё больше мечтательней. И теперь ему
приходится мечтать даже о любви.
Через неделю ему будет 26 лет. Смешно. Хотя и ничего смешного.
Старая гостиница рядом с лесом. Сколько их на пути к дому. Таких мелких
переходных пунктов. Переночуют и поедут дальше. И забудут. А мысли
останутся.
Он вернулся к себе в комнату и посмотрелся в зеркало. Надо ему в него
смотреть, вспоминать, пережёвывать одно и то же. И самому опротивело, а не
может по-другому.

Солнце. Они подъезжали к Хоумтису. Анастасиус не помнил ещё такого жаркого
дня в это время года в родном городке. Как будто город лихорадило.
Он пытался рассмотреть дома, но мешали ослепительные лучи. Оливия задумчиво
улыбалась и молчала. Утром она очень мягко разговаривала с ним, но у него
оставался неприятный осадок после каждого слова. Он очень удивился, когда
она стала строить планы и обсуждать с ним их будущую жизнь. В Эйзоптросе!
Потом она шутила с Луги и, смеясь, иногда дотрагивалась руки Анастасиуса.

Ну что ж. Пусть она думает, что он болен. Он просто хотел домой. Что?
Эйзоптрос? Он так далеко теперь. Сейчас он зайдёт в родительский дом и
обнимет отца.
Вот тот сад, та калитка, Тор обогнал его и подбежал к двери. Надо же, как
будто домой возвращается вместе с ним.

Пишет Сильвия 12.11.06

Вечер пролетел незаметно. На улице стало темно, в соседних домах
зажглись
уютные огоньки. Смотришь на них - и на душе становится спокойнее, хочется
сесть в старинное кресло напротив камина, раскрыть последний номер газеты
и
погрузиться в круговорот городских событий, политических интриг и сплетен
вокруг известных актрис и певиц. В это время в доме царит полумрак и в
тишине слышно только тиканье часов и треск дров в камине. Никто не мешает,
нет назойливых отражений, кажется, что во всём мире наступили тишина и
покой. Наверно, каждый житель Эйзоптроса хоть раз в жизни мечтал о таких
минутах, когда можно остаться наедине с самим собой, проанализировать свои
поступки, задуматься о будущем, которое когда-нибудь наступит, наконец,
просто помечтать. Мечта: Кто-то живёт ради неё, готов бороться до
последнего
ради её осуществления; почти отчаивается, когда осознаёт, что она
неисполнима, но всё же какая-то неведомая сила заставляет поверить в себя,
ещё раз испытать судьбу. Другие заранее знают, что мечтают о нереальном.
Они
не пытаются претворить желанное в жизнь, ищут другие жизненные цели,
которые
кажутся им более простыми и необходимыми. Такие люди никогда не узнают
радость побед и горечь поражений, желание идти вперёд и попытки преодолеть
недосягаемые вершины. Возможно, они счастливы - почему бы и нет - но их
жизнь скучна и однообразна по сравнению с жизнью мечтателей. Хотя это уже
зависит от самого человека.
Сильвия выбрала путь мечтателей. Она стала дизайнером, потому что
мечтала им стать, но этого ей не хватает, ей нужно двигаться дальше,
совершенствовать свои навыки - одним словом, ЖИТЬ. Только прогресс
создаёт
стимул к новым достижениям. А когда стоишь на месте, не знаешь, что
делать,
жизнь останавливается и ты теряешься в своём безделье, в непроходимой чаще
мыслей. Хоть какая-нибудь новость, пусть даже и не очень приятная, должна
развеять эту череду нескончаемой грусти и тоски. Но её не было. Сильвия
все
последние дни провожала глазами почтальона, который приходил не к ней, а к
соседям. Ни одного письма, ни весточки. Даже от Меган. А ведь она всегда
оказывалась рядом, когда Сильвии было тяжело, давала ей свои полезные
советы, угадывала её желания, мысли и чувства. Она должна была догадаться,
что Сильвии нелегко будет после бала, после разговора с Кристобалем!
Как бы не затягивала нас рутина жизни, однажды наш разум сможет сказать
<нет> всем невзгодам. Это было тяжело, но Сильвия смогла оторвать свой
взгляд от одной точки где-то далеко на горизонте и несколько раз глубоко и
тяжело вздохнула. Письмо, аккуратно ею склеенное, она вертела в руках. Что
она с ним будет делать, куда понесёт и кому, в конце концов, будет
доказывать, что она наследница престола в мало кому известных землях? Надо
забыть про это, но письмо необходимо спрятать от отражений. И Сильвия
положила его в карман своей старой куртки, которую засунула далеко в шкаф.
Может, когда-нибудь и понадобится. А теперь - Сильвия посмотрела в большое
зеркало, висевшее на двери шкафа - надо заняться делом. Тоска прошла сразу
после того, как Сильвия почувствовала тягу к работе. Она достала готовый
проект, оделась и вышла из комнаты. Как всегда, кто-нибудь из отражений
сидел в гостиной. На этот раз это были Утешение и Цинизм, спорившие над
прочитанной книгой, и : Лесть?! Да, это она, та самая тонкая стройная
девушка, которая <помогла> Сильвии устроиться на работу. Но почему снова
она? Хотя это не имеет значения. Не она, так ещё кто-нибудь - лучше или
хуже - сейчас это не важно.
- Здравствуй, а я твоё новое отражение, - неприятно тонким и детским
голосом
сказала Лесть. Очевидно, она не узнала Сильвию.
- А кто исчез? - не поздоровавшись с отражением, произнесла Сильвия.
- А этот Безнадёга, - вставил откуда-то появившийся Рассеянность. Он был
весьма потрёпанный, в грязи и на одной ноге у него болтался на полметра
развязавшийся шнурок.
Сильвия недовольно на него посмотрела. Она хотела сделать отражению
замечание, но тот, пытаясь ускользнуть от возможного наказания, наступил
на
развязавшийся шнурок и со всей силы упал на пол.
- Ой, больно как! - завизжало отражение.
- Осторожнее, - заключила Сильвия. - В следующий раз будешь следить за
своим
внешним видом.
Раcсеянность, недовольно почёсывая ушибленное место, предпочёл скрыться за
дверью. Остальные отражения ещё долго смеялись над своим неуклюжим
соплеменником, однако потом затихли и занялись своими делами.
Сильвия вышла на улицу. Погода была великолепная: тепло, светит солнце,
на
небе ни облачка. Жаль, что часто такое расположение природы не совпадает
с
нашим внутренним состоянием. Тебе тоже хочется быть как все, но невидимая
тяжесть на душе останавливает этот порыв и напоминает о настоящем. Хочется
забыть, но не забывается:.

Пишет Форсана. 12.11.06

Фрося с удовольствием вывязывала стройные петли из мягкого материала.
Хорошая шерсть, к рукам ластится.

В дверном замке вновь поковыряли ключиком, и на пороге вновь возник
Тюремщик. Лучина почти истлела, и теперь её вновь следовало заменить.

-Так вот Вы какая, Бесценная! – наигранно восхитился Тюремщик. – Вот,
оказывается, в кого ушло всё терпение, что предполагалось у придворных
барышень! Восхитительно! Может быть, Бесценная, Вам и работать у меня в
радость? Извольте, ещё немного этого счастья у меня для Вас непременно
найдётся… Работы Вам хватит на долгие ночи…

Фрося уже и не отвлекалась на колкие речи – пришёл со светом, и то хлеб.

-А Вам, Бесценная, следовало бы поторопиться… Заставлять ждать себя в
нашем случае – дурной тон. К тому же таким гостям, как нам с Вами –
опаздывать не следует.

Фрося забыла про петли, хоть и продолжала изображать бурную
деятельность. Тюремщик присел на корточки рядом с девушкой, мягко
щёлкнув по подбородку. Глаза - цвета хмурого изумрудного неба, надо же…

-Работа должна быть закончена за девять сгоревших лучин. Это ты поняла,
Бесценная? – выждал пару мгновений, - любишь детские игры? Что ж, будет
тебе молчанка, недолго осталось…

Хляп! Массивные часы споткнулись о макушку Тюремщика и упали на пол.

-Быстрее, быс-тре-Е!!! Ну что же ты медлишь? Скорей, ведь он же скоро…
Ай, больно же! *Тюремщику хватило мгновения, чтобы очухаться от
удивления*
Дяденька, не бейте меня, Я- хороший, Я – маленький! Ай, ну
дяяяяяя-дяяяяяяяя! *курчавый мальчишка заверещал быстрее прежнего*

-На цепь посажу. Как собачонку, – угроза тихими штрихами. Словно блики
по лезвию клинка. И всё это: не отпуская уха сорванца-малолетки.

-Это кто? – охрипшие слова упали с языка.
-Соскучился по Вашему голосу, Бесценная. Поменьше презрения, это всего
лишь отражение. [i]Ваше[/i] отражение.

Опять молчание. На этот раз на куда более долгий срок – пока не
закончилась пряжа.
Малолетку, к счастью, быстро вывели. Тюремщик оставил после себя намёк
на медовый аромат и ещё восемь лучин.

-------------

Форсана уже считала как капают капли темноты с потолка, когда Тюремщик
соизволил посетить каморку. Шарф был закончен прежде, чем сгорела
последняя лучина.

Он принёс с собой ворох одежды, чашку и ключ. Сначала девушке пришлось
выпить снадобье из рук Тюремщика(иначе давешнему мальчишке не
поздоровилось бы). Потом в дело пошёл ключ. Пока Тюремщик возился с
замком, Фрося с отвращением чуяла, как холод сжимает челюсти в своих
морозных объятьях.
Прошло несколько часов, и Фрося неуверенно поднималась по лестнице из
подземелий. Рядом шагал Тюремщик, объясняя девушке её обязанности. Всё
просто.

Большую дуру, чем есть, из себя не строить.
Не пытаться бежать – рука девушки крепко-накрепко привязана к Тюремщику.
Внешне, кстати, выглядело весьма мило – будто бы Форсана трепетно
хватается за запястье юноши.
Вести себя кротко.
Пытаться объясниться с окружающими бессмысленно – голос пропал, а
Тюремщик всегда рядом.
Противоядие от заморозки будет выдано по прибытию обратно в каморку. Или
не будет.

Действительно, всё очень просто.

--------------
Повеяло сумерками. Нежный ветер разворошил остывшие чувства и ощущения.
Девушка зажмурилась. Просто-напросто захлебнулась миром.
И никто не заприметил ничего странного. Только зеркала в витринах
напротив подмигнули, запомнив девчонку вкуса замороженной листвы.


Пишет Рита. 15.11.06

Наверно, нужно было беспокоиться, думать о том, как выбраться, размышлять, не нарушит ли ее пленение и без того хрупкий мир на Юге. Наверно. Но Рита была абсолютно спокойна, как будто не с ней все происходило. Только успевала замечать перемены: вот здесь стену разрушили - чтобы расширить проход, здесь – бойницы прорубили. Все-таки форт Фанг был ее домом когда-то давно, а дома и стены помогают. Даже если это стены колодца.
Яма…
Рита усмехнулась тихонько. С ума сойти, последний раз она была «под арестом» в этом самом доме, в своей комнате. Когда вернулась с верховой прогулки не вечером, как обещала родителям, а на рассвете.
Подняла голову наверх: сквозь решетку видно только, как тонкий луч медленно ползет по потолку, чтобы раствориться в густо-серых сумерках. Сегодня она тоже не сдержит обещание – не вернется вечером в лагерь.
Она смотрела на потолок, пока чередование черных и белых ромбиков узора не превратилось в сплошную непроглядную темень и не затекла шея. Только тогда опустила взгляд.
- Эй!
Чей-то голос наверху. Без южного акцента. А кто – не разобрать, только глаза в темноте блестят.
- Чего нос повесила?
- А ты кто? Отражение, что ль?
- Ага. – порадовался ее догадливости голос. – Лови.
Рита еле успела вжаться в стену колодца, чтобы поймать связанными за спиной руками осколок зеркала.
Полчаса непривычного для нее методичного упорства, изрезанные в кровь пальцы – и руки свободны. Веревки на ногах разрезать не удалось, слишком узкий колодец, не дотянуться.
- Отражение… - шепотом позвала Рита, никто не откликнулся. Видимо, ушел бродить по форту, оставив свою хозяйку наедине с давящей тишиной. Она попробовала подпрыгнуть на связанных ногах и с третьей попытки достала до узорчатой решетки, но тут же с вскриком разжала пальцы – железные цветы на решетке были такими же острыми, как зеркальный осколок.
Не выбраться. Рита закусила губу до боли. Самым тяжелым было для нее ожидание, когда нельзя ничего изменить, а остается только стоять и слушать собственные мысли, и не спрятаться от них, не убежать. Наедине со своими мыслями словно в яме со змеями.
Шипение несбывшейся мечты, смертоносные укусы совести, и свивающее тугие кольца на шее сожаление о прошлом.
Тем временем темнота немного рассеялась. Баронесса прекрасно представляла себе зал над колодцем: когда восходила луна, ее свет проникал через узкие окна и расчерчивал пол тонкими лунными дорожками. Можно даже в «классики» играть. Ну, если ноги не связаны.
Занять себя чем-то, чтобы отвлечься от горьких размышлений, было необходимо. Зеркальным осколком Рита принялась накарябывать на стенке колодца стихи, какие помнила. И пусть строчки скоро сотрутся – земляная ведь стенка, не каменная, но если не суждено ей пресечь то, что творится в форте, и засыпать навсегда эту яму, то еще хоть один узник застанет их, прочтет и порадуется. Может, последний раз в жизни порадуется.
Стихи в ритиной памяти скоро закончились, и в ход пошли песни – она выцарапывала слова на стене и пела. В голос, не боясь, что придут люди Ангона, лишь бы не тишина, лишь бы заглушить свои мысли.

Нет, не зодчим, дворцы
Создающим под солнцем и ветром,
Купола и венцы
Возводя в голубой окоем,
В недрах вражьей тюрьмы
Я тружусь над таинственным метром
До рассветной каймы
В тусклооком окошке моем.

Эта песня, когда-то услышанная ею далеко на севере, теперь пришлась как нельзя кстати. Рассказывали историю о поэте, попавшем в плен на Северном рубеже. Каждое утро могло стать для него последним – узников одного за другим выводили на рассвете на казнь. А его почему-то оставили в живых. Хоть работник из него был неважный, из-за болезни спины поэту приходилось носить железный корсет. Мороз, непосильно тяжелая работа, близость смерти – ее крыло все время было у поэта за левым плечом, заставляя болеть сердце, и при этом каждую ночь он писал стихи. Светлые, прекрасные, о мирах, где нет войн и рабства. Потом поэт умер, а песни на его стихи поют до сих пор.
Скоро рассвет.
И уже почти видно отражение в зеркальном осколке.
Кто знает, а вдруг это последнее утро, последнее отражение…
«Интересно, вспомнит ли он обо мне», - подумала Рита, - «ляжет ли на его лоб хоть одна морщина из-за меня, а не из-за той – другой?»
Если бы только ветер мог подхватить ее мысли, ее песни и отнести далеко на север – к нему.

Далеко по реке уходила ладья,
За тобою ветер мою песню нес,
Я ждала-ждала, проглядела очи я,
Но покрылся льдом да широкий плес.

Но пришла зима, холодны небеса,
Под покровом вьюг пролетает век,
На плече моем побелела коса,
И любовь моя не растопит снег.

Пишет Хаос Мира Зеркал. 25.11.06


Эретри

- Алоита...
- Нам пора, - Советник шагнул в сторону. Только теперь Эретри заметила садовое зеркало, увитое плющом. Храбрость подошла к раме. Сложно было понять, что она чувствует. Эмоции сменялись одна другой: растерянность, смущение, раздражение, негодование, печаль, надежда, обвинение.
- Не сработало, - шагнула сквозь зеркальную поверхность, - не хочу… Без него… - было последнее, что Эретри услышала от неё.
- Все правильно, - заключил Советник бесцветно, - новое отражение на забудьте, - и пошел прочь от Эретри по дорожке, вглубь парка.
Девушка обернулась. У ворот стояла СТОЙКОСТЬ, она сосредоточенно пыталась согнуть железные прутья ограды и завязать их в узел.

Ксанф

Но поговорить спокойно им не дали.
Витим оказался весьма расторопным управляющим.
Уже в следующие пять минут Ксанф стоял в одной из палат и изо всех сил пытался сделать, что слушает то, что говорит ему старшая сестра.
Сосредоточиться на указаниях оказалось крайне сложно. Палата была переполнена покалеченными умирающими людьми. Койки стояли так близко друг к другу, что приходилось протискиваться между ними боком.
Отвлекал и запах. Ксанф, который в больницах бывал не раз, едва сдерживал позывы к рвоте. Здесь не лечили. Здесь оставляли умирать.
Он вспомнил, как сам умирал в одной из палат это больницы. Но память почему-то не удержала отвратительных подробностей быта.
- Почему здесь так грязно? – не удержался он.
- Потому что медсестры и медбратья боятся, что в бреду пациенты могут сказать то, что станет приговором для них самих.
- Пусть уши затыкают, - раздраженно ответил на это Ксанф, - нашли оправдание своей лени.
Медсестра насупилась недовольно, мол, пришла новая метла.
- Вы не покажете мне, где ординаторская? – сменил тему Ксанф.
- Конечно, - натянуто улыбнулась медсестра.
В комнате было пусто.
Ощущение заброшенности и безысходности точно такое же, как в отделениях.
Грязные халаты грудой в углу на полу.
Стол, на котором слой пыли в палец толщиной.
Засохший цветок на подоконнике.
- Теперь я не удивлен грязью в палатах, - пожал плечами Ксанф.
Открыв дверь, он вздрогнул от неожиданности.
На пороге стоял Витим Ланс и пожилой человек в белом халате.
- Вот и он, - Ланс улыбнулся благожелательно, - я же говорил Вам, господин Калар, а Вы…
- Здравствуйте, Ксант, - поприветствовал нового врача Калар, бесцеремонно прервав црушника, - освоились уже?
- Ксанф, - поправил его молодой человек, - да, спасибо.

- Неудобно на пороге-то разговаривать, - смущенно заметил Витим, - может?… - он указал на комнату.
Они вошли в ординаторскую.
Теперь Ксанф смог рассмотреть человека в белом халате: это был немолодой мужчина, ростом чуть ниже Ланса, худощавый, жилистый, с хищным крючковатым носом и черными блестящими глубоко посаженными глазами. Падальщик. Тощая хрящеватая шея с острым кадыком ещё больше усугубила схожесть с вышеназванной птицей.
- И каковы первые впечатления? – поинтересовался Калар.
- Извините, а Вы кто? – не дождавшись официального представления, спросил Ксанф.
- Ээээээ, - Ланс покраснел от своей оплошности, - господин Калар, позвольте Вам представить Ксанфа, нашего нового сотрудника. Ксанф, имею честь представить Вам господина Калара, главного врача больницы.
- Погубит Вас когда-нибудь Ваша поспешность, господин Ланс, - заметил Калар, - Вам ведь прекрасно известно, что решающее слово при найме медперсонала всегда остается за мной. А я его на работу ещё не принял, - он скрестил руки на груди, - вот представьте, молодой человек, у Вас один больной умирает от ран, другой - от пневмонии, а из лекарств только магнезия и гидроперит. Что делать станете?
- Несколько таблеток гидроперита в чистой воде и раствор перекиси готов, теперь только осталось аккуратно обработать раны по краю, при этом не допустить большого попадания в открытые порезы, иначе можно сжечь мягкие ткани. Ампула магнезии внутримышечно, кстати, сможет немного облегчить боль, чуть снять воспаление и отек и поможет заснуть.
Что касается больного пневмонией: искусственная вентиляция легких парами очень слабого раствора сульфата магния на некоторое время успокоит кашель и уберет мокроту. Должно помочь.
Врач усмехнулся:
- Quod erat demostrandum.
- Задайте ещё один вопрос, доктор, - мягко попросил Витим.
- Воля Ваша, - пожал он плечами, - Экстрактом какого растения проводят премедикацию перед ингаляционным наркозом эфиром?
- Перед ингаляционным наркозом эфиром желательно вводить экстракт белладонны, содержащей алкалоид атропин.
Доктор довольно поцокал языком.
- Ну, тогда ещё один вопрос. Почему неспокойному пациенту не стоит вводить барбитураты в овердозе для эвтаназии? Что нужно сначала ввести? с каким запасом времени? и зачем?
- Жуткий метод. Никогда не сталкивался с ним раньше. И не хочу. Не знаю, что делать. Передозировка барбитуратами неминуемо приведет к смерти. В первые 5 минут может быть повышенная активность, агрессия со стороны больного. Это немного опасно. Может стоит за полчаса дать что-нибудь успокаивающее? Нет, лучше попросту напоить чем-нибудь, попробовать развести спирт, тогда наркотик подействует мгновенно.
- В таком случае, Вы нам не подходите, Ксанф, - оскалился врач, - у нас здесь в основном работа с умирающими. И эвтаназией Вам бы пришлось каждый день заниматься.
- Просто мне кажется это не самый лучщий метод. Это вообще не метод. Врач может убить только в одном случае - по просьбе самого пациента. И только.
Врач развел руками.
В разговор вступил Витим:
- Давайте не будем горячиться, доктор. Ксанф нам нужен. Сами ведь жалуетесь, что персонала не хватает.
- Под свою ответственность, господин Ланс, можете его принять. Только так.
Настала очередь Витима развести руками беспомощно.
- Я все равно буду здесь работать, господа, - спокойно сказал Ксанф и протянул им руку ладонью кверху, - по праву слуги Хаоса.
Ланс поклонился почтительно, скрыв этим нехитрым трюком свое изумление.
Врач улыбнулся впервые благожелательно:
- С этого и надо было начинать, доктор. Можете приступать к работе.
САМОУВЕРЕННОСТЬ

Алдара

Алдара сидела в своей каморке, глядела в окно, подперев подбородок руками.
Новый год начался волшебно.
И теперь ей совсем не хотелось шевелиться, чтобы не спугнуть удачу, не разрушить неловким движением карточный домик счастья.
Нет Никты.
Нет работы в бригаде по особо важным делам.
Нет ужасавшей её перспективы добывать себе оружие в бою.
Нет страха за жизнь Ксанфа.
- Теперь все будет хорошо, - прошептала она своему отражению в стекле. СКОРБЬ исчезла.
- А вдруг ей нужна твоя помощь? – раздалось от двери.
Алдара обернулась. МНИТЕЛЬНОСТЬ. Новое отражение.

Форсана

БУНТАРСТВО

Сильвия

УТЕШЕНИЕ на УМИРОТВОРЕНИЕ

Теодор Эквус-Монтероне

СЧАСТЬЕ


Рита

- Зачем ему твоя жизнь? – Хассан сел на пол рядом с колодцем и заглянул внутрь через решетку.
- Хотела бы я знать сама. - Рита вопросительно замерла, но белки глаз над колодцем и не думали представляться. - если правда нужна - взял бы без спроса.
- Твоей жизнью хотят купить мир, а ты не знаешь почему? – недоверчиво хмыкнул Хассан. Взгляд его упал на решетку: капли свернувшейся крови на металле.
- Это не тот Ангон, который отрезал голову капитана Робертса. Словно вселился в него кто...
Луна снова заглянула в зал, осветив лицо ритиного собеседника. Смуглая кожа. Южанин - спутник Ангона на переговорах в пустыне. Мрак.
- Ты ведь давно знаешь его, - не вопрос, утверждение. - Неужели ничего не заметил?
- Ты ранена? – спросил Хассан.
Наверно, она бы удивилась больше, спроси этот южанин о ее поэтических предпочтениях.
- Нет... - неуверенно произнесла в ответ. "Да и какая разница, если не сносить головы", - про себя.
Он обмакнул пальцы в кровь и показал их пленнице:
- Твоя?
- Может быть.
Хассан исчез, но вскоре появился вновь.
- Тогда, может быть, тебе это пригодится, - он сбросил вниз узкую полоску мягкой белой ткани, свернутую наподобие бинта, - есть хочешь?
- Спасибо, - с изумлением Рита вглядывалась в лицо своего неожиданного благодетеля. - а воды принести можешь?
- Да, конечно, - и Хассан вновь исчез.
Вниз спустился шелковый шнур. Хассан наклонил над ним кувшин с водой.
- Извини, придется так пить, - объяснил он, кивнув на веревку, - слишком узор решетки богатый, ни один кувшин не опустить вниз.
- Не страшно.
Рита быстро схватила шнур губами, как будто предполагала, что помедли она немного, южанин передумает и уберет кувшин.
Хассан очень осторожно наклонил кувшин, потом сделал небольшой перерыв, снова наклонил.
Он не видел пленницу, поэтому было сложно рассчитать, когда остановиться, но кашля не было слышно, поэтому он просто продолжил поить её, надеясь, что она сама скажет, когда утолит жажду.
Рита напилась и ополоснула лицо. Как же хорошо! Вода. Зажмурилась. Капельки зависли на ресницах.
Еще раз произнесла то слово, которое - уверена была - не скажет никому в форте.
- Спасибо.
- Ндуан хочет говорить с твоим отцом, - Хассан убрал веревку, поставил на столик кувшин, вернулся к колодцу, - Как думаешь, согласится? Меняться.
- На кого же менять меня собрался?
- На свободу для юга.
- Я договорилась с Лордом. Земли южнее Пустынной линии официально будут в его власти. Что ж ему еще надо? И какой смысл был бы в моей смерти? Другой бургомистр и разговаривать с ним не станет.
- Потому и спрашивал тебя, что в тебе такого, что он готов поставить на кон все, чтобы заполучить твою жизнь, - Хассан прислушался. В доме было тихо, - Лорд действительно отдаст ему все земли? Без подвоха?
"Кто его, Лорда, знает" - чуть не сорвалось с ритиного языка. Она мысленно обругала себя почти теми же словами, что при пленении адресовала Ангону - ведь не в своем лагере она вела непринужденную беседу на политические темы.
- Без подвоха. И договор уже готов. А что, я здесь единственная пленница? - Рита перевела разговор в иное русло. - Дочь властителя Аквилона еще жива?
- Я приехал недавно, - ответил Хассан, - не видел её. Если он знает о договоре, значит дело не в землях, и у отца твоего он будет выторговывать что-то другое в обмен на твою жизнь.
- Ну, пусть попробует. Моего отца даже его дядя покойный боялся.
- Надеюсь, твой отец управляет своим гневом лучше тебя, - нахмурился Хассан.
- А ты меня в гневе еще и не видел.
Рита гордо вскинула голову.
- Тем более, - ещё больше помрачнел Хассан.
- В любом случае, лучше бы им договориться. Мне не нужна кровь на Юге. Я выросла здесь. Это и моя родина.
Хассан улыбнулся:
- Ах, вот откуда у северной красавицы столько огня в крови.
- Да, - улыбнулась Рита в ответ. - На Севере только ярче горит. А вот у Ндуана, смотрю, огня поубавилось.
Она провела языком по губам, явно наслаждаясь своим каламбуром.
- Ещё бы он к идее убийства зеркал охладел, - задумчиво произнес Хассан.
- Если жить хочет, пусть оставит в покое серебрёное стекло. Ты разъясни ему. Лорд шутить не станет. Я сделала все, что могла, - в темноте колодца сверкнуло белым - Рита развела перебинтованными руками, насколько позволила ширина ямы. - но отмены зеркальных законов на Юге и мне добиться не удалось.
- Проблема в том, что, видимо, не хочет, - обронил в сторону Хассан. И, словно очнувшись от забытья, добавил, - время. Пора. Тебе нужно ещё что-нибудь? Я принесу в следующий раз.
- А послание от меня передать можешь? - спросила Рита, заранее зная ответ.
- Нет, - Хассан усмехнулся, в глазах вспыхнуло озорство.
- Тогда принеси хлеба. И вина. Выпью за твое здоровье.
- Спокойной ночи, Бора.
- И тебе спокойной ночи, - пробормотала Рита, когда его шаги затихли. Бора... неужто она такая резкая и ледяная, как северные ветра?

Никта

Его разозлила идиотская выходка баронессы.
Пленение Риты Эквус шло вразрез с его планами.
Уезжая с переговоров, он все ещё надеялся, на то, что, крепко подумав, бургомистрша изменит свое решение и принесет себя в жертву.
Теперь это было невозможно.
Теперь она была помехой.
Ангон принял решение убить её.

- В лагере остался её отец, её брат, - Хассан задумчиво смотрел на дымящийся кофе в чашке на низком столике перед ним, - они будут мстить.
- Пусть.
- Пусть, если ты откажешься от идеи уничтожения зеркал.
- Почему?
- Потому что иначе это будет война на два фронта.
- Ты многого не знаешь, Хас.
- Чего, например?
- Многого, - уклонился от ответа Ангон.
- Чего ты добиваешься? Она сказала, что Лорд готов подписать договор о независимости южных земель. Этого не достаточно?
- Нет.
- Почему?
- Я хочу, чтобы он убрался с юга ВМЕСТЕ СО ВСЕМИ СВОИМИ ПРОКЛЯТЫМИ ЗЕРКАЛАМИ. Это так сложно понять?
- И что ты теперь намерен делать?
- Бить зеркала.
- Зачем?
- Чтобы освободить мой народ.
- Обменяй её на независимость, - предложил Хассан.
- Ты же сказал, что договор уже готов, зачем мне отдавать её?
- Ну, теперь вряд ли они подпишут его без гарантии её безопасности.
- Подпишут. Пока не знают, где она. Им ведь никто не скажет, правда?
- У меня такое чувство, - осторожно начал Хассан, - что дело здесь не в независимости, не в свободе от зеркал. Даже не в баронессе, - он бросил проницательный взгляд на мавра, - а в том, что ты решил загнать кого-то значительно сильнее тебя в угол. Из упрямства?
- Ты бредишь.
- Конечно. Я брежу. Этот бред у меня появился в тот день, когда тебя посетил Лорд Хаос. Что случилось тогда?
- Не твое дело, - резко оборвал его Ангон.
- Хочешь воевать с Ним, обменяй пленницу на договор, закрой границу и воюй. Но это будет только твоя война. Личная. Против него. Не втягивай в неё юг. Разбирайся сам.
- Пусть сдохнет! - Ангон вспыхнул от ярости, - Пешка. Она встала между нами! И если ты попытаешься мне помешать, ты тоже сдохнешь.
- Стоп, - Хассан вскочил на ноги, - остановись. Иначе я забуду, что мы с тобой друзья, что я - твой гость.
- Оставь меня в покое.
- Я могу провести переговоры за тебя.
- Если хочешь помочь, то сделай то, что попрошу.
- Говори.
- Убей баронессу Риту Эквус.
- Это неправильно.
- Тогда просто уйди. Исчезни.
Ангон отвернулся к окну. Мавра трясло от ярости и злости. Все пошло наперекосяк из-за этой Эквус. Все опять из-за неё.
Хассан подошел к нему и опустил руку на плечо.
- Тебе правда это нужно, брат?
- Да.
- Я сделаю это.

Хассан резко отступил на шаг, в руке его блеснула сталь. В следующий момент Ангон, рыча от боли и ярости, осел на пол, зажимая глубокую колотую рану в бедре.
- Предатель, - бросил он Хассану и закричал, - на помощь!
- Зря стараешься. Фанг контролирует теперь другой клан. Твоих-то Лорд вырезал, как ты сам утверждаешь.
- Предатель, - повторил Ндуан уже с меньшей яростью. Кровопотеря давала о себе знать.
- Ты, - усмехнулся Хассан, - не я. Сегодня мы получим ярлык на независимость от Лорда Хаоса. Это важнее твоих амбиций и желания задеть его посильнее. Сейчас придет врач. Он поможет тебе.
- Зачем?
- Ты предал интересы своего народа.
- Дай мне умереть.
- Нет, Ангон. Ты был моим другом. Я не убиваю друзей. Даже бывших.

Глава клана Эзима Нгети поблагодарил его, но весьма сдержанно.
Что бы Хассан не говорил, Ангона он предал.
Пусть и помог свергнуть ненавистного тирана.
Пусть и посодействовал победе его собственного клана.
Но он был предателем.
Клеймо для юга хуже хаосова.

Когда он сказал, что заберет с собой пленницу на встречу с людьми Хаоса, Эзима Нгети воспротивился: мавры не платят дважды за один товар.
Хассан побледнел (было очевидно, что Максвеллы его не отпустят), но ничего не сказал, потому что понимал – мавр прав. Это был не вопрос щедрости или скупости, это был вопрос чести, достоинства южан.
Они договорились, что когда он вернется, его люди будут свободны и пленницу Ангона он тоже сможет забрать. Но только тогда, когда привезет свиток, подписанный Хаосом.

***

На этот раз Хассан приехал один.
Уже не для переговоров.
А для того, чтобы просто забрать свиток с договором о передаче земель южнее пустынной линии и фортов под юрисдикцию Южного Совета.
Название было номинальным. Возглавлял Совет и принимал в нем единоличные решения Ндуан Ангон, но традиции нужно было соблюсти, чтобы не злить лишний раз потерпевшие поражение в гражданской войне кланы.
Теперь его сменил на посту главы Совета Эзима Нгетти. По праву сильнейшего.

Одинокий всадник. И целый отряд против него. Капитан Максвелл нахмурился, увидев это неравенство сил. Движением руки остановил своих за сто шагов до посланника Ангона.
Никак не мог капитан подавить в себе враждебность к южанину, и даже хорошо выезженный его конь заложил уши.
- Что сам не приехал? – протягивая свиток, спросил он.
- Не могу знать, - лицо квартерона напоминало каменную маску. Он взял свиток, чуть поклонился капитану и, развернув коня, поехал прочь, в сторону форта.
Сначала это показалось Хассану миражом. Песок перед копытами его коня зашевелился. Он еле успел натянуть повод - несколько воинов вынырнули из-под песка, преграждая ему дорогу цепями. Поворачивать было поздно - справа и слева цепи тоже отрезали ему путь к форту, образуя подобие ринга, внутри которого оказались двое - он и Максвелл.
- Что-то ты не очень разговорчив, - без тени улыбки произнес капитан. - Где моя дочь?
- Я не понимаю, о чем ты говоришь, - Хассан по-прежнему был спокоен, как будто ничего не произошло.
- Я все знаю, можешь не говорить пустых слов. В договоре не сказано, сколько мавров будет жить долго и счастливо за пустынной линией. Возможно, на одного меньше - кто заметит? Если она еще жива, что Ангон за нее хочет?
- Не могу знать, - повторил Хассан, посмотрев ему в глаза, - я должен забрать договор. Это все.
- Я не хочу тебе зла, но и отпустить просто так не могу, сам понимаешь. Ангон не послал бы за договором кого попало. Ты не можешь не знать.
- Не отпускай, - без эмоций согласился Хассан, - нарушишь правила переговоров. Мне нечего тебе сказать, отец.
- Стоит ли Ангон того, чтоб погибать за него?
- Стоит ли моя жизнь жизней твоих воинов и людей за Пустынной линией? – спросил в ответ Хассан. - Я не вернусь, начнется война. Он будет бить зеркала.
- Ну, это ненадолго, - неодобрительно покачал головой капитан, - до второго зеркала.
Он пристально вгляделся в южанина, как будто тот был прозрачным, как стекло.
- Если ты ничего не знаешь, как пытаешься меня уверить, значит, мелкая сошка, и Ангону все равно, кто привезет договор - ты или мой человек. Его, конечно, убьют, но мы будем чтить его как героя. Так что подумай, освобождение баронессы Эквус как раз поможет предотвратить войну на Пустынной.
- Ты нарушишь правила, - предупредил Хассан, - уверен, что риск оправдан?
- Не получится - и жизнь сохранить, и хозяину твоему верность. Выбирай.
- Мне все равно, - ответил Хассан, глядя в глаза капитану, - я всего лишь человек, который должен был забрать у Вас свиток с договором. Я попытался это сделать. Мои обязательства выполнены. Я умру без сожаления.
- Передай Ангону: не будет завтра вечером ее в моем лагере, весь Юг окажется в огне. Свободен, парень.
Капитан кивнул, и по его знаку солдаты приспустили цепи, ровно на высоту прыжка лошади.

Он отдал свиток главе клана, только когда три всадника оказались на безопасном расстоянии от форта.

Никта

- Ты нарушил слово, Хас! – раздалось сверху, - ты должен был убить её.
Пират обернулся.
Прислонившись лбом к косяку высокого узкого окна, стоял Ангон.
- Нет, Ндуан, - усмехнулся Хассан, - не нарушил. Ты попросил меня исчезнуть. Я исчезаю.
- Предатель! – крикнул ему вслед Ангон.

Суд.
Скорый.
Жестокий.
Как повелось с незапамятных времен на юге.

Ангона вытащили на улицу, швырнули на землю, закрепили руки и ноги кожаными ремнями.
Хорошая бы казнь получилась. По канону. Только одна странность все испортила.
Перед экзекуцией мавр словно уснул на несколько минут.
А когда проснулся, мрачная молчаливость его, так раздражавшая Эзиму Нгетти и его советников, испарилась без следа.
Ангон сначала ошалело вертел головой из стороны в сторону, потом попытался освободиться, проявив при этом недюжинную силу, а когда понял, что обречен, разразился такой тирадой в адрес победившего клана и Лорда Хаоса, что к казни приступили в тот же миг, чтобы просто прекратить поток ругательств.
Поэтому вместо того, чтобы четвертовать его по всем правилам, палач сначала отрубил ему голову, а потом уже закончил казнь, как положено: левая рука, правая нога, правая рука, левая нога.

В темноте зазеркалья - сухой как шелест крыльев мотыльков смех:
- Я нашел тебе новое тело, красавица.
- Будь ты проклят! – хриплый от крови крик, переходящий в стон.

************

Через некоторое время им пришлось сделать привал.
Они расположились на расстеленных плащах.
Хассан знаком распорядился достать из чересседельных сумок снедь, поставить навес от палящего солнца.
Налил из бурдюка вина в походный железный стаканчик с причудливым геометрическим орнаментом по краю.
Сделал глоток и затем только протянул его сидящей на плаще под навесом женщине:
- Как обещал.
Разломил чуть зачерствевший уже хлеб, положил кусочек себе в рот и протянул другую половину лепешки ей:
- И это.

Армия Хаоса снялась с укреппозиций, Хассану и Рите пришлось догонять их.
Он проводил баронессу и её новое отражение – РАЗДРАЖЕНИЕ до самой границы очередного становища.
- Прощайте, - чуть поклонился.
И не дожидаясь ответа, уехал.

Исчезла БЕЗМЯТЕЖНОСТЬ

Илона

Все вдруг поплыло перед глазами.
Она схватилась за руку Щедрости, чтобы не упасть.
Мир погрузился в темноту.

- Эй, хозяйка, все хорошо с тобой? – она открыла глаза и увидела над собой Алекса. Моложе, чем он был, когда она в последний раз видела его живым в зазеркалье.
Он обращался К НЕЙ «хозяйка».
От этого уже можно было свихнуться.
Холодно.
Здесь холодно.
Она неуверенно поднялась на ноги и огляделась вокруг.
В голове - кавардак.
Диадема, что была на королеве бала, пояс с золотом, Алекс…
Море?
Корабль?
Имя «Франческа»?
Она судорожно сглотнула.
- Диадему! – требовательно к Щедрости.
Тот бросился с готовностью исполнять её истерический приказ.
Попытка поймать в драгоценных камнях собственное отражение.
Большие темно-карие, почти черные, выразительные глаза, очень пристальный взгляд; вьющиеся волосы цвета старого золота, шрам слева на верхней губе.

- Ну, нет! Только не она! НЕ ОНА! Мраков сын!!!!!! – злости и ярости было столько, что Никта перешла на крик, -ААААААААААААА!
Она выхватила из рук Недовольства узел с вещами, разорвала его, в ворохе барахла нашла кинжал в богатых золотых с самоцветами ножнах, которые тут же полетели в Щедрость, и, не раздумывая ни секунды, вогнала кинжал себе в сердце по самую рукоять.

Снова темнота. Мертвая прохлада зазеркалья. Стеклянная кровать. Саднящая левая кисть.
Фантомная боль в отсутствующих пальцах.
- Никта, Никта, девочка моя, - темнота, сидящая на краю кровати, - что ты хулиганишь?
Хорошее ведь тело было. И личико приятное. Лучше чем вот это, - гладит по волосам с нежностью влюбленного, - Отражения растеряла, - упрекнул, но тут же, спохватившись, с удвоенной заботой прошептал, - Все будет хорошо, милая. Я все исправлю. Вот увидишь.

А на севере, на руках Щедрости, сжимая крепко окровавленную диадему, умирала Илона.

Анастасиус

Но объятия отца не принесли ничего, кроме вкуса пепла разочарования на языке.
- Долго же не было тебя, сынок, - отец похлопал его по плечу, - проходи, что же на пороге встал? Как не родной…
И впервые повисла неловкая тишина между ними.
Тяжкая пауза.
Оливия вдруг всхлипнула.

Он проснулся посреди ночи.
От тихого разговора.

Отец и Оливия сидели на крыльце и тихонько, чтобы не разбудить Анастасиуса, разговаривали.

- Пусть пока у Вас побудет, отдохнет, - голос Оливии был необычайно грустным. Слишком взрослым.
- Ты уверена, что это ему поможет?
- Нет, - она вздохнула судорожно, - только больше не к кому идти. Если кто может ему помочь, так это Лорд. Все чудеса – его.
- А что мне ему сказать? Если спросит, где ты?
- Не спросит, - горько усмехнулась Оливия, - Вы же видите, какой он теперь стал.
- Да, - подтвердил отец Анастасиуса, - удачи тебе, дочка.

Анастасиус повернулся на другой бок и уснул тотчас же.

Утром его разбудило какое-то жужжание.
На прикроватном столике лежало зеркальце. Именно от него исходил странный звук.
Зеркальце вибрировало негромко и медленно перемещалось по полированной поверхности к краю столика.
Анастасиус едва успел накрыть его ладонью, чтобы оно не упало.
На зеркальной поверхности написалось красным:
«Возвращайтесь в Эйзоптрос срочно. Нужна Ваша помощь. В зазеркалье. Ваши знания в медицине. Спасти человека. Жду».

В комнату вошел отец: «Оливия уехала», - с сожалением и горечью, с пониманием, что сын не ответит горем, печалью, досадой, ничем не ответит.
- Я знаю, - Анастасиус улыбнулся, увидев его удивление, - я тоже уезжаю. Сегодня.
- Куда? – как-то безнадежно спросил отец.
- В Эйзоптрос, - ответил Анастасиус, - нужна моя помощь.
Отец улыбнулся в ответ несмело.
- Там новенький тебя дожидается. У ворот.
Он спустился вниз и замер на пороге дома. На крыльце, привалившись к перилам и сжавшись в маленький дрожащий комочек, сидел и горько плакал белобрысый парнишка.
- Почему ты плачешь? – спросил Анастасиус.
- МЕЛАНХОЛИЯ исчезла, - прохныкал ребенок, обернувшись. Десятилетний Тас, как тогда, - мне плохо, дяденька.
-Я знаю, СКОРБЬ, - вздохнул тяжко Анастасиус и сел с ним рядом, прямо на ступени крыльца.

Пишет Рита. 10.12.06

Город сделал вид, что не заметил ее двухнедельного отсутствия. И, надо сказать, Рите это было очень на руку. Новый секретарь, которым она заменила чопорного старикана, оставшегося в наследство от предыдущего бургомистра, был выше всяких похвал. Он запутывал всех посетителей сложными фразами так, что казалось, баронесса присутствует сразу в нескольких местах, занимаясь важными городскими делами. А не находится далеко на юге.
Первым делом секретарь рассказал ей о визите Теодора. И теперь она сидела в кабинете, собираясь с духом перед тем, как пойти в Университет.
На площади перед ратушей играли дети, Рита засмотрелась на них, не заметив, как вошел Гато. Немногим позволялось входить в этот кабинет без стука.
- Миледи Рита, что Вы скажете, если я уеду завтра из города? Надолго.
- Скажу, что это невозможно. Ты нужен мне здесь, - не отрывая взгляда от окна, произнесла баронесса. – Мы приехали только пару часов назад. Что за спешка?
- Мм… Я дал слово. Слово дворянина, - напомнил о своем происхождении Кристобаль.
- Это связано с женщиной?
- Это связано с ЦРУ.
Рита мгновенно повернула голову. Зеркало напротив стола отразило ее прищуренные глаза.
- Продолжай.
- Речь идет о той девушке, чьих родителей репрессировали якобы по обвинению в преступлениях против зеркал. Помните, я рассказывал, она оказалась правнучкой главы Южного Совета. Последнего настоящего главы, до мавров. Мы найдем ее родителей и узнаем, зачем Цеху потребовалось отправить их на Северные рудники.
- Хорошо. Только возьми с собой несколько человек для охраны. Я уже, знаешь ли, в одиночку наездилась по пустыне.
И они с Гато заговорщически улыбнулись. Теперь – когда все было позади – оставалось только улыбаться.

После разговора с Ритой Кристобаль отправился к тому дому, куда стремился с момента, как копыта его коня коснулись булыжной мостовой при въезде в город. Дверь открыла светловолосая девочка – отражение, сразу понял Кристобаль. Не дожидаясь вопроса, она рассказала, что Сильвии нет дома, и подробно объяснила, куда та направилась.
Гато поблагодарил разговорчивое отражение и помчался короткой дорогой.
На оживленной Дельриторно его догнала карета. Гато узнал герб, инкрустированный на красном дереве роскошного экипажа, – две скрещенные рапиры. «Только не сейчас» - прошептал он. Но карета упорно ехала рядом, и он знал, чьи глаза, невидимые за затемненным стеклом, не отрывают от него взгляд. Со вздохом Кристобаль запрыгнул в карету на ходу.
- Элейн, я очень спешу…
- Здравствуй, Гато, - сладости в этом голосе было куда меньше, чем стали. – Скажи кучеру, куда ехать. Ты теперь столь редкий гость, что приходится кататься по городу, чтобы иметь возможность увидеть тебя.
- Я уезжал. Ты же знаешь, я человек подневольный.
- Это все отговорки. Думаешь, я не знаю, где ты был до отъезда.
Собеседница Гато усмехнулась.
Элейн Хантингтон, хозяйка самых изысканных вечеров на Зеркальной, законодательница мод, одного ее слова было достаточно, чтобы все светское общество столицы приняло человека или отвернулось от него навсегда. Конечно, наивно было думать, что она так просто выпустит Гато из своих изящных коготков.
- Завтра я даю прием. В честь отъезда лорда Хантингтона. – лукаво добавила она.
Гато покачал головой – эта дама не отличалась строгими понятиями о морали.
- Элейн, я с удовольствием буду гостем в твоем доме – гостем, но не более…
Заготовленная тирада разбилась о ее холодный взгляд. И лишь закушенная губа говорила о том, что сдержанность леди Хантингтон – дань воспитанию; слезы и сцены ревности для простолюдинок.
- Оставим объяснения до твоего завтрашнего визита. Ты придешь. – в ее интонации вместо вопроса слышался приказ.
- Я постараюсь, - зная, что вечером следующего дня будет за много миль от столицы, Кристобаль, наверное, первый раз в жизни сказал неправду.
С Оччидентале они выехали на Броградовую улицу – по указанию Гато кучер вез их к Коладольскому лесу. Прохожих не было, только одинокая фигурка шла по тротуару, и свет фонарей играл бликами на ее длинных светло-русых волосах.
Глаза Гато загорелись.
- Одолжи мне на полчаса карету, Элейн.
И, не дожидаясь ответа потерявшей дар речи от такой наглости аристократки, приоткрыл слуховое окошко и крикнул кучеру:
- Гони на Зеркальную, а потом обратно.

Пишет Сильвия. 10 12.06

Раньше Сильвия считала, что от её дома до главного офиса фирмы идти достаточно далеко. Однако теперь ей показалось, что она преодолела это расстояние минут за десять. Всё это время она шла с опущенным взглядом, следя лишь за собственными шагами. Сильвия даже не заметила, как оказалась у входа в офис. Необычно звонкий дверной колокольчик сообщил о её приходе, но в холле никого не было. Тогда Сильвия стала подниматься по лестнице на второй этаж. Почему-то именно сейчас ей вспомнился тот первый день, когда она пришла устраиваться на работу. Вместе с ней была Лесть, которая во многом способствовала её успеху. Эти воспоминания на мгновение развеселили Сильвию, и она незаметно улыбнулась. Но когда перед ней предстала дверь шефа, веселье сменилось сильным волнением. Она сразу вспомнила новогодний бал, на котором была с шефом, его слова и намеки. Что он сейчас сделает? Как поведет себя? Неизвестность пугала, заставляла ещё больше волноваться. Глубоко вздохнув, Сильвия взялась за дверную ручку.
В кабинете сидела секретарь и перебирала бумаги. Бросив мимолетный взгляд на Сильвию, она указала ей на кресло.
- Сегодня я за шефа. Он уехал в командировку. Что Вы хотели?
- Я пришла сдать готовые проекты, - ответила Сильвия. Так как секретарь молчала, то она продолжила, - библиотеки и кафе.
- Отлично, давно бы уже пора, - холодно ответила секретарь.
Она взяла две толстые папки с рисунками и чертежами, которые ей дала Сильвия. Потом записала что-то в своих бумагах, поставила несколько подписей и, наконец, сказала, что Сильвия свободна. Возможно, скоро будет новый заказ.
***
Сильвия пришла домой поздно. Секретарь ещё долго надоедала ей разговорами по пустякам, и в конце концов Сильвия вернулась, когда солнце уже начало заходить за горизонт. Делать ей было нечего, дома как всегда было полно отражений. Она заметила, что исчезло Утешение и появилось Умиротворение. Остальные занимались своими делами. Внезапно ей пришла в голову достаточно неожиданная мысль: а не прогуляться ли ей по Коладольскому лесу? Всё-таки это место связано с её детством, её молодостью…. Сильвия решила сходить туда. На пороге с ней столкнулась Откровенность:
- Ты куда так поздно?
- Прогуляться. В Коладольский лес.
- Но ведь уже…
Откровенность не успела закончить фразу, как Сильвия уже оказалась за оградой дома.
Вечер был тихим и спокойным, много счастливых парочек и семей прогуливалось по центру города. Сильвия про себя порадовалась за них и свернула на Броградовую улицу. Здесь было уже не так многолюдно. Вскоре покажется и сам лес.
Внезапно Сильвия услышала приближающийся грохот кареты. Экипаж проехал мимо неё и скрылся за поворотом. Однако через пять минут снова послышался шум. К немалому удивлению Сильвии, появилась та же карета и остановилась прямо около неё.
Резная дверца кареты распахнулась, навстречу девушке выбежал Кристобаль. Отражая свет фонарей, его глаза ярко горели.
- Добрый вечер, - он галантно поклонился - так, как скорее приличествует на балу, не на пустынной улице. – Я очень спешил вернуться в город, где живете Вы, и все равно немного опоздал, не застал Вас дома. Отражения сказали, что Вы отправились на прогулку в Коладольский лес. Ночью, одна… это чистое безрассудство!
Гато улыбнулся, но не с беспокойством, а с мальчишеским задором – восхищаясь ее смелостью.
- Разве сейчас ночь? Всего лишь вечер.
- В Коладольском лесу всегда ночь. Вы позволите?..
Гато помог девушке забраться в карету.
За окном проплывали здания: вот они проехали мимо дизайнерской фирмы – места работы Сильвии, мимо Дворца Правосудия, вдалеке мелькнула мозаика Гранитного корпуса.
- Если бы Вы только знали, как я скучал! Двадцать одна тысяча шестьсот восемнадцать…
- Что? – не поняла Сильвия.
- Двадцать одна тысяча шестьсот восемнадцать минут. Помните, я обещал считать минуты в разлуке с Вами? Каждую ночь я смотрел на звезды и думал, что те же звезды видите Вы. И надеялся, что в такой час Вы спите, Вам снятся прекрасные сны. Возможно, даже видите во сне меня…
Последние слова немного смутили Сильвию. Как он умеет угадывать её мысли, её чувства и желания! Все эти дни она ни на минуту не забывала о нем, мечтала, строила планы на будущее и представляла их встречу как момент наивысшего счастья. Конечно, он снился ей, она смотрела на звёзды и думала о нём, вспоминала его прекрасные искрящиеся глаза, его улыбку и взгляд. Как она счастлива сейчас! Но Сильвия решила не показывать пока своей радости, ей хотелось проверить чувства Кристобаля, проще говоря – испытать его.
- Какой Вы романтик…. Я даже не догадывалась об этом, - произнесла она с легким удивлением.
Она не представляла, как воспримет эти слова Кристобаль. Ей не хотелось его обидеть, просто было интересно узнать Гато поближе, понять, что он чувствует, о чём думает.
- Разве это столь тяжкий грех? - Гато развел руками, словно говоря «я таков, какой есть». – Да и кто сможет сохранить прагматичный склад ума рядом с Вами?
Сильвия не знала, как ей надо отреагировать на этот комплимент. В душе ей было приятно, что Кристобаль говорит в её адрес такие слова. Она улыбнулась ему непринужденно, предпочитая не отвечать. Её собеседник тоже молчал, хоть и не сводил с нее глаз. Тогда Сильвия решила перевести разговор на другую тему:
- Надо же, мы подъезжаем к моему дому, - и она принялась рассматривать в окно кареты знакомые улицы и переулки.
- Сколько времени Вам понадобится, чтобы собраться? Если, конечно, работа или другие обстоятельства не помешают сейчас поехать на Север.
- Десять минут. Я быстро. Только… , - Сильвия немного замялась, - как быть с отражениями? Они тоже поедут?
- Нет, нет, Сильвия, к чему такая спешка? На рассвете поедем. Вам нужно выспаться перед дорогой. – несмотря на то, что Гато сам готовил девушку к путешествию, он с сомнением думал, выдержит ли она столько часов в седле. – сейчас лучше покажите, в чем собираетесь ехать за Эстрель. Это ведь не мягкий столичный климат.
- Да, пожалуй, так будет лучше.
Сильвия впустила Кристобаля в дом. Пришлось на несколько минут оставить его
наедине с отражениями, пока она искала в шкафу теплые вещи. Дверное зеркало
отразило её озабоченное лицо. Выбор был небольшой – всего лишь два теплых свитера, куртка и брюки. Остальная одежда была рассчитана в основном на теплую погоду. С этим «багажом» Сильвия предстала перед Кристобалем.
- Я собрала все теплые вещи, - и она указала на содержание чемодана.
Гато рассмеялся, глядя на внушительный гардероб отважной путешественницы.
- Ну разве это будет греть? – покачал головой он. – Я приду утром, принесу действительно теплые вещи. Или скажете, что у вас настолько горячая кровь, что и шуба не нужна?
Гато уже стоял в дверях, потом сделал шаг обратно и оказался совсем рядом с Сильвией. Заглянул ей в глаза.
- Я понимаю, мы знакомы очень недолго, и вот – отправляемся в такую поездку, где единственной гарантией Вашей безопасности будет моя порядочность. Я могу поклясться, что не совершу ни одного поступка, заставившего бы Вас пожалеть о своем доверии мне.
Сильвия хотела что-то возразить, но Кристобаль остановил ее.
- Чтобы Вам было легче покидать дом, возьмите с собой кого-нибудь из отражений, кто сможет ехать, не задерживая нас. Но только кого-то одного. Всех взять не удастся.
- Хорошо, тогда я возьму...Откровенность.
Сильвия не случайно выбрала это отражение. Наверно, именно оно больше всего ей будет нужно в этом чужом, неизвестном краю. И, в конце концов, Откровенность в последнее время стала ей как родная сестра: она внимательно слушала Сильвию, давала хорошие советы. Конечно, этому отражению стоит доверять.

Было еще темно, когда Сильвия услышала осторожный стук в окно. Фонарь в переулке высветил лицо Кристобаля и далекие силуэты всадников за калиткой.
- Доброе утро, дорога зовет, - почти пропел Гато. Хотя ночь за окнами, похоже, не собиралась уступать свое место рассвету. – Оставьте свои чемоданы, милые дамы, самое необходимое перегрузим в седельные сумки. А пока примерьте.
Он развернул сверток. Внутри оказалась короткая - выше колена - шубка из светло-серого меха. Цвет невероятно шел Сильвии, но Гато умолчал об истинной причине своего выбора: на фоне снега во всадника в такой шубе сложнее попасть из арбалета.

Звон цепей и грохот резко опустившегося моста – и вот они за крепостными стенами. Сильвия оглянулась: под порывом северного ветра город в проеме ворот казался таким уютным и немножко игрушечным. Девушка что-то прошептала и решительно подогнала коня. Хоть Гато не расслышал слов, он был уверен, что Сильвия пообещала городу: «Я вернусь».

Пишет Никта. 10.12.06

Солнце, песок, желтого металла серьги матери, склонившейся к нему, чтобы поцеловать, филигрань на ножнах подаренного отцом кинжала.
Золотое детство.
Пока…
Зеркало. Темнота.
- Добрый день, храбрый воин…
А потом.
Железо. Ржавчина.
От слез на металле.
Пахнущая кровью.
И ни крупицы золота.
Что хочу…
Пусть! Лишь бы боялись…
Сама виновата, оказалась на пути…
Он хотел убить меня, я просто его опередил.



- Так и будете сидеть, милорд?
- Да.
Вздох еле слышный, но тяжелый.
- Скажи, что мне сделать, девочка моя.
- Позвольте мне уйти.
- Не могу.
- Тогда оставьте меня в покое… - и печально-саднящее, - Хозяин.
- Почему ты не приняла мой подарок?
- Королеву?
- Да.
Молчание. Для Никты ответ был очевиден.
- Она тебя не достойна?
- Зачем так с Ндуаном?
- Как же надоели мне эти ваши «зачем?» - Хаос «вскочил на ноги» и весьма правдоподобно изобразил голос Алкарин, - зачем так с Алексом? Зачем так с Храбростью? – вновь перешел на свое обычное шипение, - зачем так с Илоной? Зачем так с Марком? Зачем так с Лючией? Сама виновата, сладкая.
- Я знаю, - голос её сейчас больше был голосом призрака, не живого человека.
- Нитти… - Хаос вновь оказался у изголовья кровати.
- НЕТ! – выдох громкий и хрипение точно последнее, - НЕ СМЕЙТЕ!
- Извини, - Хаос «сел на кровать», - ты плачешь? Милая, хорошая моя, - мрак наклонился к её лицу, - не нужно слез, пожалуйста. Я просто готов был на все ради того, чтобы ты выжила.
- Он не ушел. Вы не избавились от своего врага, Хозяин, - прошептала сгоревшими от жара губами Никта, - он стал частью меня. А там… В Фанге. Погибла часть меня.
- Но ты ЖИВА! – Хаос улыбнулся озорно.
- Не надолго, сладкий, - передразнила его она.
- Никта, - опечалился Хаос, - что я могу сделать для тебя?
Никта промолчала.
- Лючия?
- Разве это возможно? Она умерла у меня на руках, - Никта открыла глаза и даже попыталась приподняться.
- Ты должна выздороветь, чтобы мы смогли с тобой обсудить этот вопрос.
- Вы лжете, ЛХ.
- Нет.
- Мне не выкарабкаться на этот раз. Закончились жизни. И Ндуан тянет… Словно камень, - она вздохнула тяжело.
- Что я могу для тебя сделать?
- Холодно здесь, - вздох, взгляд в сторону стены-зеркала, - они не любят живых. Зеркальная зависть. Ты не знал?
Хаос «взял её за обрубок руки»:
- Расскажи мне про Ангона.
- Он хороший человек… - устало, - был.
- Ты и за него будешь мне мстить?
Молчание.
- Что я могу для тебя сделать?
- Вы можете…
- Да, конечно! Что? – нетерпеливо.
- Тот молодой человек, что был в Рубиновой. Ваш Советник. Пусть он побудет со мной, пока не придет мое время. Вас видеть не хочу…
- Как скажешь, красавица. Я предложу ему должность сиделки. Но вдруг не согласится?
- Тогда… - она замолчала.
Он ждал некоторое время.
Пока не понял, что она потеряла сознание.

Пишет Эретри. 13.12.06

…Бусины падали в пыль то по одной, то по три. Браслет растаял в руках, и только чайка осталась на порванной нитке. Она разбилась о тротуар позже. Когда Эретри перестала умолять зеркало в зелёном плюще. Когда отошла от него, почти слепая, и крикнула в сторону деревьев:
- Стойте! Хоть вы… не уходите… вы!
Советник остановился. Не поворачиваясь, не ей, но в глубь аллеи сказал:
- Да? И что с того, зодчий? Толку, если я останусь? Я не любитель делить даже находки, не то что потери. Так что?
То ли ветер стих, то ли прислушались листья, но эти слова прозвучали чётче любых других, сказанных в лицо.
И неизвестно было: кричать ли, просить ли, говорить, угрожать? Всё зря. Заранее пусто. На деревья было страшно смотреть.
Мало что осознавая, Эретри подняла с земли камень. Уронила. Подняла снова. Пальцы сжали неловко. Он норовил выскользнуть и спрятаться в земле. Девушка шагнула к зеркалу, подняла руку… Она уже видела, как всё будет.
Сначала растерянно, а потом удивлённо-быстро в стекле побежит чёрная трещина. Эретри попытается поймать, задержать её ладонями. Это будет напрасно. Вынырнув из серебра, тонко, как рыбий плавник, темнота разрежет отражение. Потом – разобьётся на многие малые трещинки, и зеркало умрёт, один за другим осколки упадут к ногам…
Интересно. И как красиво… Эр шепнула зачарованно, уверенная, что старик не услышит:
- Я разобью зеркало…
- Нет, не разобьёшь, - спокойно откликнулся Советник. Он стоял и говорил теперь лицом к девушке. Когда только повернуться успел? Должно быть, у него под ногами - вращающаяся платформа. Платформа нездешнего театра. Да-да, всё точно так. Здесь его сцена, и занавеса здесь не будет.
- Не дури, зодчий. Ты слабая, не тебе зеркала бить. Да и кому вообще их бить-то? Бессмысленно. Не по зеркалу рамка.
После пословицы старик ждал, очевидно, ответа. Но Эретри – молчала.
Тогда он продолжил:
- Ты смотри, как решено, - пусть будет. Зазеркалье своё всегда заберёт. Говорю, не дури. Лучше скажи ему, - кивнул будто бы на зеркало, - Скажи что-нибудь. Он ужасно любит всякие слова. Голоса, опять же. Не скучно ему, но в зазеркалье - ты же знаешь – темно, зодчий.
И Советник опять пошёл по алее прочь. Сгорбленный, усталый. И исчез очень быстро, хоть медленно переставлял ноги.
Зеркало блеснуло, а плющ шевельнулся сам собой. Ближе подошла Стойкость. И Эретри заметила лишь сейчас, до чего же она была похожа на своё название.
Ровесница Эр и почти одного с нею роста. Круглое лицо, широкое, на котором невероятно маленькими казались нос, глаза, рот… Бесцветными на фоне единственного постоянного выражения.
Все черты словно сжались сильно, потеснились, уступив место застывшей гримасе ожидания удара. И готовности удар - стерпеть.
Девушка сейчас презрительно смотрела, сложив на груди руки…
Тонкие-тонкие, как былинки. Как можно было надеяться согнуть ими железные прутья – непонятно. Разве что самой не согнуться при этом попробовать стоит, да то – вряд ли. Худая, большеголовая, строгая, Стойкость была точно одуванчик, не облетевший в срок и непокорный ветру.
Эретри не смела взглянуть ей в глаза. Казалось, отражение выше хозяйки на целую голову, когда стоит рядом.
- И ты – будешь слушать?
Получилось совсем негромко, и горечь млечного сока появилась на языке. Поджав губы, Стойкость кивнула. Даже ещё меньше стал рот. Эр отвернулась к зеркалу, камень – в руке по-прежнему. Деревья в алее зашелестели, зашикали. Зрители. Чужие.
- Ну и что же… прощай, Бездна. Теперь ты можешь прощать меня. Как интересно. Но... Храбрость – без имени, без памяти – пусть так, раз должно. Какой угодно выбор, лишь бы я не мучила ни её, ни себя. Но и ты не будешь её мучить.
Обещай.
Всё так же – молчание вокруг. Стойкость скривилась и, махнув рукой, отошла от зеркала.

 
 
 
 
 
 
 
 
  © 2006-2007 www.umniki.ru
Редакция интернет-проекта "Умницы и умники"
E-mail: edit.staff@yandex.ru
Использование текстов без согласования с редакцией запрещено

Дизайн и поддержка: Smart Solutions


  Rambler's Top100