Поиск по сайтуВход для пользователей
Расширенный поискРегистрация   |   Забыли пароль?
Зачем регистрироваться?
ТелепередачаAlma-materКлубКонкурсыФорумFAQ
www.umniki.ru / /
  
  
 

01:00 1 Января 1970 -

  Читать далее

 

Эйзоптрос - архив 15
 

Торговка вытащила счеты и стала привычным движением перекидывать костяшки - быстрее, чем часовщица успевала сообразить, сколько еще недель отделяет ее от желанной покупки.

- Пятьдесят один эйзон за комплект - если без работы. а нитки шелковые у вас есть?

- Почему так дорого? Из чего сумма складывается?

Торговка остановилась на секунду, удивившись такому вопросу, – обычно те, кто приходил в этот магазин, денег не считали.

- Если не у нас комплект шить будете, подороже выйдет: пять за хитанский и восемь за отрез ручной работы. на простынь берем три метра - минимум, на пододеяльник еще четыре. и одна наволочка – два метра, умножаем на восемь. Вот – пятьдесят один, - торговка показала счеты. – Цену можно снизить, например, если Ваши господа закажут вышить вензеля на шелке.

- Мне нужен отрез в 6 метров ткани по 5 эйзонов, той, что два метра шириной, попроще.

- Но тогда не хватит на комплект. Или Вы для детской кроватки берете?

- Именно, - согласно кивнула девушка.

-Как чудесно! Обожаю деточек. У самой двое, - доверительно поведала торговка, пересчитывая сумму. - Может, все-таки самый нежный, заморский шелк взять для наволочки?

Часовщица покачала головой.

- Тридцать эйзонов. По какому адресу доставить?

- Я сама зайду к вам через пару недель, если не возражаете.

- Конечно. Давайте я запишу имя Ваших хозяев и дату.

- Запишите, - усмехнулась часовщица, - Лорд Хаос.

Женщина побледнела.

- Зачем так шутить? Эх, молодая еще, горя хлебнуть не довелось, - она нахмурилась неодобрительно.

- А я не шучу, - спокойно ответила часовщица, - шесть метров шелка на комплект постельного белья «для детской кроватки», как Вы изволили это назвать. Неужели откажете хозяину мира в такой безделице?

- Почему я поверить должна?

- Хотите сами у него спросить? – часовщица открыто посмотрела ей в глаза, - Вы не беспокойтесь. Если я обманываю, он меня сам накажет. И так, как ни один суд мира не сможет. Что Вам терять?

- Хорошо. Приходите ровно через две недели.

Торговка с презрением посмотрела на девушку и, когда за той закрылась дверь, прошептала:

- Бедное дитя.. И эта гадина бесчувственная, зеркальной пылью траченная.

 

 

Часовщица вышла из магазина, нарочито аккуратно закрыв за собой дверь, так, чтобы колокольчик не зазвенел. Она была настолько погружена в свои мысли, что не сразу заметила Кристобаля, стоявшего у нижней ступеньки крыльца.

Он подал девушке руку.

- Добрый вечер! Рад видеть Вас в добром здравии, - Кристо старался не подать вида, насколько удивлён тем, из какого магазина вышла только что часовщица.

Как и в прошлый раз она не приняла его помощь, спустилась самостоятельно:

- Добрый вечер.

Он пошёл с ней рядом.

- У Вас всё в порядке? До меня дошли ужасные новости.

- Да, у меня всё прекрасно, - ответила она, не оборачиваясь в его сторону.

- Что с Вами было? – Кристобаль смутно чувствовал свою вину за то, что сразу после их ночного разговора часовщица и получила диагноз «нервный срыв» от маститого эйзоптросского профессора.

- Ничего, - спокойно ответила она.

- Но Вас же приносили в Башню, - не удержавшись, воскликнул он.

- Всё в прошлом.

- Это никак не связано с нашим разговором? – напряженно спросил он.

Она не ответила.

В молчании они дошли до Дельриторно.

- Я бы не советовал Вам ходить привычной дорогой.

- Почему?

- Один наш общий знакомый ждёт Вас в переулке за «Гаудеамусом».

- Зачем?

- Хочет поговорить. Получить ответы на свои вопросы.

- Это его проблема.

- Он не отстанет. Поэтому лучше я провожу Вас.

- Отстанет. Если это единственная причина, не стоит меня провожать.

- Вы плохо знаете Тьерри, - он покачал головой. – А что до причин.. Я чувствую себя виноватым из-за того, что случилось с Вами.

- Не стоит, - холодно ответила она, - со мной всё в порядке. Что до господина Дюваля, я знаю его гораздо лучше, чем мне хотелось бы.

- В том, что происходит, нет ничего нормального. И если всё будет продолжаться так же, я либо потеряю друга, либо.. – он осёкся. – Либо Вас.

Она остановилась и посмотрела на него внимательно.

Пауза уже неприлично затянулась, когда она решилась сказать:

- Считайте, что меня уже нет… У Вас…

Он усмехнулся про себя. Девушка была остра на язык, как героиня известной комедии, в которой, правда, к финалу крутой нрав строптивицы удавалось смягчить.

- Мне бы не хотелось, чтобы Вас физически не было на этом свете. – «И чтобы Тьерри был тому причиной», - добавил он про себя.

- Именно это я и имела в виду, когда попросила Вас считать, что меня уже нет, - бесстрастно пояснила она, - и в том числе поэтому я не особо опасаюсь встречи с господином Дювалем.

Кристо крепко задумался: что ей угрожает? Смертельная болезнь, наказание от артели, сделка с Хаосом?

- Это Вам сказал врач?

- Нет. Это логичное умозаключение по итогам последних событий.

- Это связано с Лордом Хаосом?

- В этом мире всё связано с Лордом Хаосом, - философски заметила она.

- Значит, да, - заключил Кристо, - он предложил Вам какую-то сделку?

- Нет. Он ничего мне не предлагал, - спокойно ответила часовщица.

- Почему же тогда Вы говорите о скорой гибели?

- Вы не поймете, - достаточно резко, но без агрессии, ответила она.

- Я приложу все усилия. Мне совсем небезразлично, что будет с Вами.

- Почему?

- Это сложно объяснить, - он задумался: даже для себя он не мог ответить на этот вопрос, -меня тянет к Вам как магнитом, хотя, боюсь, Вы уже трижды пожалели, что нас когда-то свела судьба.

- Нет. Не пожалела, - она опустила взгляд и чуть ускорила шаг.

- Так расскажите, прошу Вас. Что должно произойти?

- Я уже сказала всё. И даже больше, чем следовало. Если Вы намереваетесь и дальше обсуждать эту тему, то нам с Вами не по пути.

- Хорошо, хорошо, делаю шаг назад. Буду надеяться, что со временем Вы сами расскажете. Позвольте спросить, какие у Вас планы на оставшиеся дни?

- Запланированная смерть не повод, чтобы менять ход жизни, - усмехнулась она холодно.

- Разве не интересно было бы сделать то, чего Вы не делали никогда раньше?

- Например?

- Всё, что угодно, - Кристобаль вошёл в раж. – Пронестись верхом по Дельриторно, встретить рассвет на крепостной стене, сходить в оперу..

- У меня по-прежнему есть работа, которую необходимо выполнять каждый день.

- Но, к счастью, Ваша работа не отнимает весь день и всю ночь.

- Она отнимает у меня всю жизнь, если Вы ещё не заметили, рыцарь, - она чуть улыбнулась своему же ответу.

- Так неужели та прогулка вдоль Коладольского леса тоже входит в обязанности Хранителя башенных часов, моя госпожа? – притворно удивился Кристо.

- Так и знала, что рано или поздно это будет использовано против меня, - улыбнулась она.

- Почему же против? Наоборот, - он улыбнулся в ответ, - хотел показать Вам, что кроме работы в жизни есть место для стольких интересных вещей! – «Главное, чтобы не столь же опасных», - закончил он фразу про себя.

Они сами не заметили, как свернули в переулок, где её поджигал Тьерри.

- Зачем ты здесь? – Дюваль был явно в крайне взвинченном состоянии, поэтому «набросился» на Рейеса.

- Чтобы не дать тебе наделать глупостей, - Кристобаль при одном взгляде на друга понял, что совсем не зря решил проводить часовщицу.

- Дай нам поговорить. Наедине, - Тьерри произнёс это медленно и негромко, - ничего я с ней не сделаю.

Часовщица с интересом наблюдала за этим диалогом.

- Я буду недалеко, - то ли Тьерри, то ли девушке сказал Кристобаль.

- Не уходите, пожалуйста, - вдруг попросила девушка, - не оставляйте меня с ним. Я боюсь, - голос её дрогнул.

Он еле удержался от того, чтобы покачать головой – какова актриса! Не прошло и пяти минут, как она убеждала его, что встреча с Дювалем ничуть её не волнует.

- Миледи, ради Вас я готов жизнь отдать. Но уверен, в обществе моего друга, - на последнем слове он сделал чуть заметный акцент, - Вам ничего не угрожает.

Тьерри сделал решительный шаг навстречу девушке. Она столь же решительно отсупила назад, чтобы сохранить прежнюю дистанцию.

- Кто второй? У кого ещё механическое сердце?

- Почему не спросить это у Вашего друга? – ответила она вопросом на вопрос.

- Зачем спрашивать у очевидца, если можно спросить у виновника? – включился он в игру.

- Зеркало вон, - она махнула в сторону зеркального простенка, - спрашивайте.

Кристо увидел, как друг несколько раз сжал руку в кулак, чтобы успокоиться.

- Поклянись башенными часами, что к этой истории с механическими сердцами ты не имеешь отношения, и я оставлю тебя в покое. Навсегда, - предложил Тьерри.

- С чего бы это вдруг мне давать Вам клятву, раб? – совершенно хладнокровно оскорбила его она.

Тьерри побелел от ярости.

- Знала бы ты, как я тебя ненавижу, - посчитав про сбя до двадцати, медленно и спокойно сказал он. И продолжил, не дожидаясь реакции, - но к твоему неудовольствию... надеюсь... ответ на свой вопрос я получил. Ты, возможно, не была тем, кто весь этот ужас задумал. Это подтверждает и постоянное кивание на зеркало, - он внимательно наблюдал теперь за ней, - но ты точно имела отношение к созданию механизмов. А, следовательно, у тебя есть какие-то соображения насчет целей твоего нанимателя.

Она улыбнулась довольно:

- Хаос понять, разум потерять. Слышали такую поговорку, господин Дюваль?

- Слышал, - кивнул Тьерри, - хорошо. Давай попробуем зайти с другой стороны. Второму тоже год остался?

- Нет, - часовщица скрестила руки на груди и вздёрнула подбородок гордо, - в его механизме дефекта нет.

- Это мне месть за то дурацкое пари?

- Что?

- Дефект?

Глаза девушки расширились от удивления, затем недоумения и в итоге восхищения ходом логики Дюваля:

- Это было бы красиво, - усмехнулась она, - но, к сожалению, в его появлении моей вины нет.

- К сожалению?! – с горечью повторил он.

- Да, к сожалению, - она сделала акцент на последнем слове, - если бы это была моя вина, её можно было бы легко исправить.

- Но это… - Тьерри успел остановиться прежде, чем с его языка слетело то, что она благоразумно предпочла не произносить.

Он медленно поднял на неё взгляд и улыбнулся зло:

- Нет уж. Не дождёшься.

Она ответила ему улыбкой:

- Наконец начали «слушать своё сердце». Поздравляю.

- Ну, уж не глупее граф Дюваль ученика часового мастера, - спокойно сказал он. Ему приходилось внимательно следить за собственными эмоциями, чтобы не сорваться и не наговорить гадостей, - а если это не твоя ошибка, почему тебе платить за неё собственной жизнью?

- Я пойду, пожалуй, - сказала она осторожно и сделала шаг в сторону.

Он повторил движение, преграждая ей путь.

- И всё-таки?

- Дайте мне пройти, граф Дюваль, - сказала она без эмоций.

- Знаешь, милая, - не сдержался он, - в твоих же интересах ответить мне. Я обещаю, что после этого оставлю тебя в покое.

- Знаете, милый, - передразнила его она, - мы связаны намертво… «в жизни и смерти», так что даже если сейчас Вы поклянетесь мне не приближаться на расстояние в арбалетный выстрел, велика вероятность, что клятву придётся нарушить. Так что просто дайте мне пройти.

- Можно я поделюсь с тобой своей самой сокровенной мыслью? – мягко спросил он, - и, обещаю, после этого ты будешь вольна уйти.

Часовщица кивнула согласно.

- Мне очень тяжело даётся ожидание, - вздохнул он, - настолько тяжело,  что каждое движение причиняет физическую боль. И раз мы с тобой связаны, и, по твоим словам, «умрём в один день», почему этот день не сегодня?

Он протянул ей руку ладонью кверху так, чтобы она увидела лезвие стилета, зажатое между пальцами, - себя я убить не смогу, Хозяин не позволит, а вот тебя – вполне. И раз ты уже согласилась умереть, то и сопротивляться не станешь. Правда?

Она улыбнулась весело.

- Простите, но у меня есть планы на эти оставшиеся полгода, - она подумала о только что сделанном заказе в магазине. - И я не склонна торопить события, - она повернулась в сторону друга Тьерри, - Кристо, у него нож!

Пара мгновений – и Кристобаль оказался рядом с девушкой:

- Тьерри, пожалуйста, не делай того, о чём пожалеешь, - обратился он к другу, - и вообще, что у вас здесь произошло?

Несмотря на однозначность ситуации, он понимал, что мило улыбающаяся сейчас особа могла бы довести любого до белого каления.

- Ничего, - ответил хмуро Тьерри, - всё под контролем.

Воспользовавшись тем, что часовщица смотрела на Тьерри, Гато глазами показал ему на ножны: мол, убери стилет.

Дюваль же просто засунул лезвие обратно в рукав.

- Можно дальше я постою рядом? - спросил Кристобаль скорее у Тьерри, чем у девушки. – Обещаю забыть всё, что невольно услышу.

Его друг кивнул, а часовщица пожала плечами и пошла прочь.

- Вы уже всё выяснили? - спросил Гато вполголоса, кивнув на удаляющуюся часовщицу.

- А ты как думаешь? – Тьерри едва удержался от бранного слова.

- Судя по твоему состоянию, вообще сомневаюсь, что она вообще что-либо сказала.

 

В её голове вертелась фраза, брошенная Гато своему другу: «не делай того, о чём пожалеешь». Ей бы очень хотелось, чтобы рядом был тот, кто скажет ей «не делай того, о чём пожалеешь». И стало так больно, обидно за себя, что она уже плохо понимала, что делает.

- Пусть так. Сегодня. Чтобы не мучился больше.

Она подошла к зеркалу и ударила по нему со всего размаху кулаком.

Рука провалилась в серебро по локоть, вместо того, чтобы разбить стекло. А когда она восстановила равновесие и сумела выдернуть её, кожа была изрезана до кости и из ран широким потоком лилась кровь.

- Я ответила теперь на Ваши вопросы, Дюваль? – боли она не чувствовала, это была злость. На себя, на его тупость, на мерзкие послушные воле Хаоса зеркала, - всё будет так, как он захочет. Тогда, когда он этого захочет.

Когда Кристобаль увидел, что она собирается сделать, она бросился к девушке, но расстояние было слишком большим. Он оказался рядом, уже когда её кровь капала на булыжную мостовую.

Он сорвал с себя рубашку и порвав тонкий шёлк, почти такой же, которого она касалась в магазине, на узкие лоскуты, принялся перевязывать девушке руку.

Она оттолкнула его здоровой рукой:

- Не смейте прикасаться ко мне.

- Позвольте мне помочь, хотя бы ради того, чтобы Вы и дальше могли заниматься своим делом.

- Нет, - она развернулась и пошла прочь быстро, придерживая раненую руку на весу.

- Твой вопрос действительно стоил того, чтобы получить на него ответ? – Гато повернулся к другу, когда часовщица скрылась из виду.

Тьерри промолчал: на его белом как у мертвеца лице застыл ужас непонимания. Он всё ещё не мог осознать, что именно произошло мгновение назад.

- Пойдем, - Кристобаль почти силой развернул друга к Центральной площади, - нам нужно крепко запомнить это на будущее, но на сегодня лучше это забыть.

 

 

- Как думаешь, что теперь будет? – мальчик оторвался от нотного листка и поднял глаза.

- Не знаю, - ответил звонкий девичий голосок из-за ширмы. – Сейчас придет Карл. Надеюсь, он все объяснит. А пока - давай заниматься.

Мальчик снова уткнулся в тетрадь: уже третью неделю он добросовестно зубрил кантату, и каждый вечер сестра оценивала его работу за день и давала наставления.

Около года назад юноша попал в знатную семью в качестве певца и скрипача, благодаря чему получил возможность ближе познакомиться с музыкой и не заботиться о деньгах. Тем не менее, он продолжал усердно учиться хоровому пению у одного из лучших профессоров в городе, и этому всячески способствовала  не только его приемная семья, но и родная сестра. Теперь все их разговоры были лишь о музыке.

- Спой мне еще раз последнюю часть, - через минуту попросил Жан.

- Хорошо. Только потом будет твоя очередь.

Из-за ширмы появилась молодая белокурая девушка, чуть бледная, прекрасно сложенная, с огромными голубыми глазами, и с первого шага она запела просто и непринужденно, выдерживая каждую ноту столько, сколько той было положено. Словно дразня мальчишку, красавица танцевала на ходу, поворачиваясь к слушателю то лицом, то  спиной, то, вдруг, боком.

Внезапно из-за двери раздались негромкие аплодисменты, и в комнату уверенно зашел привлекательный мужчина лет пятидесяти с холодным насмешливым взглядом. Мальчишка, улыбающийся до того во весь рот, внезапно сник и опустил глаза, увидев известного композитора, но Карл не обратил на юношу никакого внимания.

- Я зашел лишь для того, чтобы напомнить тебе о предстоящем ужине в театре, - прогремел он.

- Ну вот! А мы хотели услышать последние сплетни о сегодняшней репетиции, - девушка смело улыбнулась гостю.

Карл бросил на нее строгий взгляд и повернулся к окну.

- Вертихвостки, - только и заметил он, но девушка видела, что все произошедшее сегодня на сцене льстило ему. Он давно уже привык быть в центре внимания, слышать восторженные комплименты и похвалы в свой адрес, касающиеся не только его музыкальных способностей, но и внешности и ораторского искусства. Еще в юности Карл сочинял великолепные мотеты, в девятнадцать лет поступил на службу в эйзоптросский оркестр, и с тех пор карьера его стремительно понеслась вверх. К своим годам Карл обзавелся не только уважаемым именем и значительным состоянием, но и седыми волосами и сварливым характером, что, тем не менее, не сокращало число его поклонниц, но умалило искренность их чувств. Последний месяц Карл заканчивал свое новое произведение, и, хотя старался держать его в тайне, уже подбирал голоса на главные роли. Его интригующее молчание только подогревало соперничество между певицами, заставляя совершать необдуманные поступки. Вот и сегодня в очередной раз примадонна, а теперь уже наверняка она потеряет это звание, устроила потасовку прямо на сцене во время генеральной репетиции. «И это на пике популярности!» – раздавались громкие возгласы в тесных коридорах театра, а шепотом в гримерных все переговаривались о том, что это было ожидаемо, и Виолетта лишь ускорила собственное падение.

Теперь же основные споры велись между энергичной и чувственной Камиллой, которая без сомнения должна была занять почетное место примадонны Оперы, после ухода Виолетты и грациозной Эмилией. Камилла, лучшая ученица Аквилонской школы, обладала множеством музыкальных талантов. Она завораживающе умело играла с высотой звука, громкостью и тембром голоса, не спускаясь на малопривлекательное дрожание, придавала музыке особую глубину и выразительность.

Однако большая часть театра была уверена, что главную роль все же получит Эмилия. Любовница Кристофа Маффера, потомственного мецената и покровителя оперного искусства, она одним своим голосом покоряла многих. Но, несмотря на прекрасное сопрано, несгибаемую силу воли, упорство и смелость, вибрато ей никак не давалось.

- Без сомнения, там соберутся все, и представят не меньше десятка версий того, что же произошло сегодня на репетиции. – заметил Карл ворчливо и тут же добавил:  – Не опаздывай.

- Да, разумеется, я буду вовремя, – девушка улыбнулась решительно и повернулась к трюмо.

 

Пишет Ксанф. 10.07.12

Ксанф неуверенно постучал в дверь и тут же сделал шаг назад. Прошло около двух недель с тех пор, как он передал Оливии старые вещи, и вот теперь доктор раздумывал, достаточно ли уже времени прошло, и имеет ли он право приходить сюда. В конце концов, купив в булочной за углом несколько воздушных карамельных пирожных, он решился зайти.

Оливия открыла дверь. Увидев Ксанфа, она очень удивилась и обрадовалась.

            - Здравствуйте, Ксанф.

- Добрый вечер, – доктор улыбнулся приветливо. – Я совсем не понимаю, сколько нужно времени на ту работу, которую я на Вас так бессовестно взвалил, но даже если я слишком рано…- он чуть помедлил, ожидая ее реакции.

- Нет, всё хорошо. Я уже закончила работу, - улыбнулась солнечно она и вдруг спохватилась, - ох, что это я! Заходите в дом.

 - Спасибо. – Ксанф не заставил себя ждать, но прежде чем войти, протянул ей красивую коробку  – Тогда сладкий подарок будет моей благодарностью Вам.

Им пришлось подниматься по тёмной лестнице с обшарпанными стенами на второй этаж. Оливии было стыдно за то, в каких условиях она вынуждена была жить теперь и она старалась не встречаться с Ксанфом взглядом, когда провожала его в комнату и предлагала выпить чая с пирожными.

Сервировка стола вообще стала испытанием. Оливия не ела пирожных, тем более таких дорогих и красивых, уже несколько лет. И очень теперь боялась момента, когда придётся откусить кусочек от этого чуда кулинарной фантазии, потому что стыдилась себя, искренне считала, что за всё то, что сделала тогда, в больнице, должна теперь расплачиваться всю жизнь, отказываясь от всего, что могло бы порадовать или доставить удовольствие. А доктор, кажется, не замечал ничего вокруг: громко рассуждая о том, в чем разница между хирургическими швами и кройкой и шитьем у портного, он все время шутил с довольно серьезным видом, но улыбался глазами. Поддерживать разговор Оливии оказалось несложно.

Она налила в голубую чашку с отбитым краешком кипяток:

- Извините, чай закончился. А я сегодня не ждала гостей, не успела купить.

- Не беда. Так даже лучше. – Ксанф подождал, пока девушка наполнит свою чашку, и принялся разрезать пирожные. – Моя жена всегда смеялась надо мной, а я на дежурствах уважаю только кипяток, ведь после заварки так тяжко мыть чашки!

Она села за стол напротив него и, укутываясь в домашнюю шаль поплотнее, поёжилась незаметно от неловкости ситуации.

- Теперь Вы примете меня за ленивца, - он улыбнулся озорно. – Я много хлопот доставил Вам своей просьбой?

- Нет, что Вы! – испугалась она, - мне было очень приятно сделать для Вас что-то.

- Спасибо. И Вы возьмете на ремонт еще несколько вещей?

- Конечно, - с радостью согласилась она. Внезапно в голову ей пришла идея, как можно избежать дорогого угощения. Оливия вскочила на ноги. - Ой, давайте я принесу Вам готовые вещи!

- С удовольствием посмотрю все, - ответил Ксанф и тоже встал из-за стола.

Оливия принесла два пакета, перевязанных бечёвкой:

- Я уже приготовила их, чтобы отнести Вам.

- Но Вы же не будете обижаться, если я посмотрю все прямо здесь?

- Нет, конечно, - смутилась Оливия, - смотрите.

Девушка постаралась на славу. Больше всего доктора поразил плед и вязаная ажурная накидка.

- Фантастика. Вы…- Ксанф оторвал взгляд от покрывала и посмотрел на Оливию, - Вы - настоящее сокровище. Спасибо.

- Ну, что Вы такое говорите, - румянец смущения залил её щёки, - я же просто исправила то, что испортило время.

- Мое старое кресло-качалка теперь покажется мне троном, - пошутил он. – Эта цветная накидка как раз для него. И такая мягкая! Спасибо еще раз.

- Правда? – в глазах её вспыхнули искорки, и она на миг превратилась в ту самую Оливию, что много лет назад впервые приехала в столицу, чтобы встретиться со своим женихом.

Ксанф не стал отвечать, лишь улыбнулся тепло и некрепко пожал ее теплую ладонь.

Еще несколько минут он разглядывал удивительным образом изменившиеся вещи, а затем нехотя принялся запаковывать все обратно в бумагу.

- К сожалению, мне еще нужно вернуться в больницу сегодня, но я надеюсь, что мы снова увидимся в ближайшие дни, ведь так?

- Было бы замечательно, - она не отнимала ладонь, которую он всё ещё держал в своей руке. Ей было спокойно и хорошо впервые за всё это время после возвращения.

- Тогда до встречи. – Ксанф бережно поцеловал маленькую ручку Оливии и улыбнулся на прощание.

Она проводила его до входной двери и помахала ему, удаляющемуся, вслед, стоя на крылечке:

- До встречи.

 

Ксанф вернулся к себе только поздно ночью. Он не стал заходить в больницу, решив, что не стоит портить себе настроение, а вместо этого неспешно прогулялся по вечернему городу, разглядывая свое отражение в витринах магазинов, заглянул в книжный, посидел в парке с вечерней газетой, и только потом отправился домой.

Заварив себе некрепкий чай, он достал из деревянного сундука несколько старых вещей и долго крутил их в руках, разглядывая невнимательно, но стараясь не повредить тонкую ткань. Наконец, решившись на что-то, Ксанф завернул в бумагу почти новую кружевную скатерть, оставшиеся же вещи торопливо убрал обратно в сундук. Потом еще долго вглядывался в размытые силуэты за темными окнами и, наконец, заснул, прижавшись щекой к колючей серой шерсти дырявого пледа.

 

Пишет Никта. 12.07.12

Ей всё чаще снился один и тот же сон, после которого она просыпалась с именем Кай на устах. Она закрывала глаза, чтобы увидеть его вновь.

Его смех, лучики морщинок в уголках глаз цвета горячего шоколада, жаркое дыхание на её шее, лёгкие как прикосновение крыльев бабочки поцелуи.

«Я тоскую по тебе, - шептала она в темноту, - мне плохо без тебя».

Ребёнок, почувствовав её состояние, толкнулся больно.

Она погладила живот: «Тшшшшшшш.... Всё хорошо, мы справимся. Не нужно бояться…»

«Я хочу, чтобы он был жив», - она обратилась к собственному отражению в зеркале.

«Правда?» - серебряная поверхность была вскрыта длинными глубокими порезами, из которых сочился красный.

«Правда, - подтвердила Никта, - но это невозможно».

«Почему же?» - спросило зеркало.

«Он бы не хотел этого», - ответила она.

«И что? Когда меня подобное останавливало? – спросило зеркало, - тем более, если тебя порадует?»

В её голове вдруг вновь возник образ Кая, смеющегося, обнимающего и целующего её: «И всё-таки нет, милорд».

- Почему?

- Вы бы не хотели этого.

Надпись «почему?» не исчезла.

- Он пытался Вас убить.

- Я не злопамятен.

- Он был удачливее меня.

- Нет. Мы же разговариваем.

- Но явно задел. Как ему это удалось?

- Не хочу с тобой это обсуждать, - ответило зеркало. На минуту погасло, а затем снова вспыхнуло вопросом, - ты придумала имя уже?

- Не хочу с Вами это обсуждать, - процитировала его она.

- Давай так: я скажу тебе то, что ты хочешь, если ты ответишь на мой вопрос, - предложил Хаос.

- Нет, милорд, - улыбнулась Никта.

- Ты рассказываешь ему сказки? – спросил Хаос.

- Разве Вы не знаете, милорд?

- Нет.

- Странно. Внезапно пропала страсть к подслушиванию?

- Я знаю, что ты бы не хотела, чтобы я был поблизости, пока ты ждёшь. Я знаю, что ты хотела бы защитить его или её от меня. Я знаю, что ты пойдёшь на всё, чтобы добиться первого и второго. Поэтому я решил не вмешиваться вовсе.

- Тогда что Вы делаете здесь сейчас?

- Ты заговорила со мной, - он помолчал, - так ты рассказываешь ему сказки?

- Да, - она снова погладила живот, - особенно ему нравятся те, в которых храбрый герой побеждает зло…

- В сером балахоне, - закончил за неё Хаос.

- Папин характер, - улыбнулась Никта.

- Я бы не стал в этом и маму со счетов списывать.

- Пообещайте, что не причините ему зла, милорд, - она закрыла живот обеими руками, как если бы хотела защитить ребёнка от ярости Хозяина Мира.

- Видимо, сказку Принц Вечного Сна ты пропустила в детстве.

- Видимо, - она укуталась в шаль.

- Хочешь, я расскажу её тебе и твоему ребёнку? А потом мы вернёмся к твоей просьбе.

- Это был, насколько я понимаю, риторический вопрос, - усмехнулась устало Никта.

- Нет, - ответил Хаос, - ты можешь отказаться. Я не настаиваю.

- Хорошо, - согласилась Никта, - вряд ли от сказки может быть вред. Даже если её рассказывает тёмный властелин.

 

Давным-давно на западе, в королевстве за семью высокими горами и семью глубокими ущёльями жили-были король и королева. Жили они не тужили, всё хорошо, да только детей не было. Прошло так много лет, над королевством начали сгущаться тучи: урожай погиб от засухи, домашний скот мор какой-то выкосил, соседи пойти войной решили. И вот посреди всех этих несчастий пришла добрая весть – королева ждёт ребёнка.

Мальчик родился крепким и здоровым, возрадовалось королевство, воспряло духом, прогнало врагов, справилось с трудностями достойно. Но королева-мать никак не могла поверить в то, что всё плохое её дом миновало. Денно и нощно думала она о том, как хрупко её счастье и как легко его потерять.

И вот однажды пришла она к мужу своему и сказала, что хочет обратиться к хозяину мира, чтобы попросить его защитить юного принца. Король нахмурился: смутило его желание жены, но видел он, как страдает она, поэтому не стал ей перечить.

Выслушал её мудрый Хаос внимательно и спросил:

- Так чего же ты хочешь, королева?

- Защиты для сына моего от невзгод и несчастий этого мира.

- А что мне за это будет?

- Всё, что ты хочешь.

- Да будет так.

Принц вырос. Детство его было беззаботным и счастливым, юность – радостной и удачливой. Но королевство дорого заплатило за это: любая удача принца превращалась в несчастье для его подданных, а любая радость его становилась горечью печали для них. Король и королева сделали всё, чтобы он никогда не узнал о договоре с Хаосом и его последствиях, поэтому они построили внутри дворца сложный лабиринт, в центре которого и сделали покои принца. Путь к центру лабиринта и из него знали только король с королевой и кормилица принца. Много раз спрашивал он их, что находится за пределами его маленького и очень безопасного мирка, но они лишь отводили взгляд в ответ.

Тогда принц решил бежать. Он подождал, пока кормилица его уснёт за вязанием, потихоньку вытащил из её корзинки с рукоделием клубок шерстяных ниток и привязал один конец нитки к краю её фартука, а сам клубок спрятал под кроватью. Когда кормилица ушла, он поднял с пола нитку и последовал осторожно за ней, сматывая аккуратно клубок. Вскоре он был у выхода из лабиринта и двери замка. А там и до ворот – рукой подать.

Открылся ему огромный мир, полный страданий, печалей и зеркал.

И так больно стало ему, что обратился он к Хаосу с вопросом:

- Господин Мира, скажи, что сделать мне, чтобы королевство наше процветало, а люди были счастливы?

И открыл ему Хаос, как попросила королева о защите для сына от невзгод, как заплатили за это подданные своим благополучием. Пригорюнился принц, не ел, не спал неделю, думал, как исправить сделанное, а потом пришёл к Хаосу снова.

- Господин Мира, понял я, что счастье моё – несчастье для других, а несчастье моё – боль для родителей моих. Только ты помочь можешь.

Удивился Хаос, чем ещё он мог помочь принцу. Попросил тот отменить договор с королевой. Но отказался Хозяин Мира. Попросил принц сделать мир счастливым. Но и в этом ему отказал Хаос.

- Умереть не могу, но и жить не в состоянии, - крикнул принц, замахиваясь на зеркало.

Не мог Хаос нарушить договор, не мог и выполнить просьбу принца.

А потому, стоило принцу пригрозить зеркалу, наслал он на него сон глубокий.

***

Много лет прошло, королевство уже в пыль превратилось, но люди говорят, что до сих пор спит безмятежно принц в комнате в центре лабиринта в заброшенном замке на западе за семью высокими горами за семью глубокими ущельями. И проснётся он только тогда, когда мир счастливым станет.

Никта поморщилась.

- Больно? – быстро вспыхнула надпись на зеркале.

- Нет, - хмыкнула она, привычным движением погладив живот, - сказочник из Вас никакой, милорд. Сказитель легенд – может быть. Но не сказочник.

- Возвращаясь к твоей просьбе…

- Не стоит, - пожала она плечами, - раз из сказок легенды делаете, то и условие договора наверняка переврёте, извините за грубость.

- Интересный вывод, - прокомментировал Хаос.

Никта молча перевернула зеркальце стеклом вниз.

 

 

Пишет Алина. 13.07.12

Ларс сидел на скамейке напротив алининого дома и безразлично наблюдал, как фонарщик зажигал огни, как подрагивали тени в окнах, как тихо опускалась прохладная эйзоптросская ночь на улицы. Несколько раз в тускло освещенном окне второго этажа промелькнул силуэт Алины.

Прошло около двух часов по его ощущениям. Свет на первом этаж погас.

Вдруг старая дверь, скрипя противно, отворилась и на крыльце появилась Алина со свечой в руках.

- Ларс, - лицо казалось слишком худым в желтом свете, - идемте.

- Куда?

- Сюда, - улыбнулась она его недогадливости и открыла дверь шире, приглашая войти.

- Не думаю, что мне стоит злоупотреблять Вашим гостеприимством.

- Не выдумывайте, - она подошла к нему, укрывая огонек свечи ладонью, чтобы не погас, и повторила настойчивее, - пожалуйста, Ларс, идемте. Ужин стынет.

Тот подчинился.

В кухне было светло. На обеденном столе стояла тарелка с ароматным пловом, по краям аккуратно были разложены столовые приборы.

- Садитесь и пробуйте, - Алина села напротив него и обхватила чашку с холодным чаем ладонями.

Он послушно опустился на стул напротив Алины.

- Ну как? - спросила она, глядя, как он пробует блюдо.

Он кивнул.

- Что? - не поняла она, - Вам понравилось?

- Да, - подтвердил он.

- Ура, - улыбнулась, - это мой пловный дебют, - глотнула из своей чашки холодного чая, глядя на Ларса внимательно черными глазами.

Он закончил есть. Она налила ему чая.

Потом отвела в гостиную, где на диване уже была приготовлена постель для него.

Алина дождалась, пока он укроется мягким пледом, потом погасила свечи, пожелала спокойной ночи и вышла.

Она не помнила, как легла спать.

Очнулась в темной комнате, повсюду - инструменты для пыток. Увидела црушника со шрамом в пол-лица и с окровавленным кинжалом в руке, почувствовала боль, страшную, раздирающую на части. Страх пожирал изнутри, было трудно дышать. Кричала, не слыша своего голоса, вжималась в скользкую стену, пыталась оттолкнуть цеховика. Герман ухмылялся в ответ, словно все ее удары даже не задевали его.

Он не спал. Просто лежал, вперив взгляд в темноту. Около полуночи он услышал всхлипывания за стеной. Приподнялся на локте, прислушался. Всхлипывания перешли в плач и крики. Вскочил на ноги, бросился в комнату Алины. Ей явно снился кошмар: она металась в постели, отбивалась от кого-то во сне, рыдала. Он сел на кровать, приподнял её за плечи и прижал к себе:

- Тише, тише, - прошептал ей на ухо, гладя по голове, чтобы успокоить, - всё хорошо, ты в безопасности. Тише, тише. Я рядом. Никто тебя не обидит.

Она прижалась к его груди, дрожа.

- Он... - пыталась остановить душившие ее рыдания, - опять он... убьет меня... он убьет меня, убьет! - слезы лились по щекам, быстро впитываясь в его белоснежную рубашку.

- Нет, всё будет хорошо, - он поцеловал её в макушку и прижал к себе покрепче, - я не дам тебя в обиду. Я рядом.

Она всхлипнула беззащитно. Все еще дрожала, но боль и страх уже прошли, дышать стало легче.

Подняла взгляд, увидела Ларса, смутилась.

- Опять сон? - вздрогнула, вытерла лицо ладонью, закрыла глаза и устало положила голову ему на плечо.

- Сон, - он вздохнул тяжело, как будто не на её вопрос отвечал, а про себя сказал, - засыпай. Он больше не вернётся, - он укачивал её в своих объятиях как ребёнка, - я буду рядом.

- Только не уходи, - пробормотала она сквозь сон, - мне страшно, когда тебя нет.

- Не уйду, пока сама не прогонишь, - прошептал он ей, - засыпай теперь.

Она уже не слышала этих слов, заснув прямо у него плече.

Он подождал, пока дыхание её станет ровным и спокойным, осторожно уложил в кровать, укутал одеялом, а сам устроился рядом в кресле.

 

Пишет Хаос Мира Зеркал. 16.07.12

 

Ксанф

ЯРОСТЬ меняется на ВЕРНОСТЬ

 

Никта

НАИВНОСТЬ меняется на ОБОЖАНИЕ

 

Пишет Сильвия. 17.07.12

 

После той ссоры они стали друг для друга совершенно чужими. Сильвия это чувствовала каждый раз, когда они с Кристобалем были вместе. На первый взгляд, не было ощущения, что произошла ссора: они разговаривали между собой, вместе занимались домашними делами. Но Сильвия теперь не чувствовала той близости и доверчивости, как раньше. Она жила с человеком, которого любила, но теперь он стал для нее чужим. Это как прочитанная страница в книге – ее необходимо перевернуть, чтобы дочитать книгу до конца. Последние несколько дней Сильвия все время думала о том разговоре с Кристобалем, когда она призналась ему в своих страхах. Сейчас она осуждала саму себя, обвиняла в несдержанности…. Но прошлого не вернешь, сказанное уже нельзя забыть.

 

Однажды вечером Сильвия попыталась восстановить прежнее доверие. Они вместе ужинали, и тут Сильвия, к своему удивлению, поняла, что не знает, как начать разговор с собственным мужем. В голову приходили самые банальные фразы, но все они не выражали того, о чем она хотела с ним поговорить.

 

- Мне, наверно, надо извиниться за тот разговор, - наконец, начала она.

 

- Нет, Сильви, ты была в своем праве, - ответил он.

 

- Мне надо было сто раз подумать, прежде чем говорить об этом, - Сильвия сосредоточенно рассматривала свое отражение в бокале вина. - Мне очень хочется забрать свои слова обратно.

 

- Тебя это беспокоило, всё нормально, - сказал он спокойно, - не бери в голову.

 

Опять этот спокойный, холодный тон - раньше Кристобаль никогда так с ней не разговаривал. Впрочем, она тоже никогда прежде не высказывала вслух таких предположений. Разговаривать больше было не о чем. Сильвия собрала грязную посуду и принялась ее мыть. Мысли путались в голове, Гато подошел и встал рядом, перекинув через плечо полотенце, чтобы вытирать насухо вымытую посуду. Мокрая тарелка выскользнула из её рук и едва не упала на пол, Гато успел подхватить её за секунду до того, как она бы разбилась.

 

- Мрак! Я скоро всю посуду перебью!

 

- Ты знаешь, что невероятно притягательна, когда ругаешься? - спросил он, неуверенно улыбнувшись.

 

- Нет, ты мне этого никогда не говорил, - Сильвия улыбнулась в ответ. От нее не скрылась неуверенность, скользившая во взгляде. Она сама колебалась: минуту назад Кристобаль был с ней холоден, а сейчас уже ласков и нежен. - Но я редко ругаюсь. В основном, когда меня что-то выводит из себя.

 

- Эта тарелка так сильно вывела тебя из себя? - улыбнулся он смелее.

 

- Дело не в тарелке, а в моих мыслях. Я слишком много думаю.

 

- О чём?

 

- О нас с тобой, о наших отношениях. В последнее время я ловлю себя на мысли, что очень устала. Вся эта...ситуация... В общем, все это время я на нервах, и поэтому стала такой невыносимой.

 

- Устала от меня?

 

- Нет, не устала. Я люблю тебя, поверь мне. Просто сейчас, мне кажется, у нас такой период, когда надо пережить все трудности. А их можно преодолеть либо вместе, либо порознь. Ты меня понимаешь? - Сильвия внимательно посмотрела на мужа: ей важно было, чтобы он понял её.

 

- И какой вариант тебе ближе? - взгляд его потух.

 

- Я хочу, чтобы мы их преодолели вместе. Только ты и я. Вместе мы сильны, а порознь каждый из нас легко уязвим. Давай пообещаем быть честным друг с другом?

 

- Я честен с тобой, - ответил Гато, помрачнев, - и не молчу, если меня что-то беспокоит.

 

Сильвия готова была опять впасть в отчаяние. Снова Кристо напомнил ей об ее ошибке.

 

- Я тоже с тобой честна. Да, тогда я запуталась, расстроилась, но ведь в результате я сказала правду. И я уже попросила у тебя прощения, я действительно очень сожалею о своем поступке.

 

- Хорошо, - он обнял её сзади, - давай правда оставим всё в прошлом и начнём заново вместе.

 

- Я только об этом и мечтаю, - произнесла Сильвия. - Давай не будем больше зря тратить время, которое можно провести с большей пользой. - И она вышла из комнаты, увлекая за собой Кристобаля.

 

Пишет Алина. 21.07.12

 

Алина открыла глаза. В комнате было непривычно темно, и она не сразу поняла, что плотные шторы, к которым никто не прикасался, наверное, уже несколько лет, были заботливо задернуты.

 

Ларс дремал в кресле совсем рядом.

 

Она свернулась клубочком под одеялом и стала рассматривать его спящего.

 

Но через пару минут, испугавшись, что разбудит, отвела взгляд и зарылась лицом в подушку, все еще чувствуя биение его сердца под своей ладонью.

 

Когда она снова повернулась к Ларсу, он уже не спал.

 

Она растерялась, хотела что-то сказать, но не нашла что и явно расстроилась.

 

Наконец, взглянула Ларсу в глаза:

 

- Спасибо, - вдруг высвободила руку из-под одеяла и коснулась его пальцев теплой ото сна ладонью, - что разбудил меня ночью.

 

- Ты испугалась, - объяснил он.

 

- Да, - она вздрогнула, снова вспомнив свои ощущения, и убрала руку обратно под одеяло.

 

- Это был сон.

 

- Да, - она улыбнулась ему виновато, - но на самом деле мне редко снятся кошмары. Прости, что не дала поспать.

 

- Это ничего. Я все время сплю. Кажется.

 

- Сейчас не спишь. Это точно. Могу ущипнуть в качестве доказательства, - глаза ее смеялись.

 

- Давай, - он протянул ей руку.

 

- Только, чур, без сдачи, - внимательно наблюдая за его реакцией, она привстала на одном локте и быстро ущипнула его чуть выше запястья.

 

- Хм... - он задумался, - наверное, ты права.

 

- Ну вот, - улыбнувшись, она легко провела пальцем по красному пятну, оставшемуся у него на коже, словно хотела стереть боль, - а что еще чувствуешь?

 

- Не знаю, - ответил он бесцветно.

 

- Попытайся, - сказала она с мягкой настойчивостью, сжав его пальцы в кулак. - Тепло, холод, страх, боль. Сам выбирай.

 

- Я как будто на дне колодца. Под толщей воды, - попытался сформулировать он.

 

- А свет видишь наверху?

 

- Смутно, - он сцепил руки в замок.

 

- Главное, что видишь, - она села на постели, завернувшись в одеяло. Помолчала минуту и кивнула в сторону ширмы, - мне надо одеться.

 

Он кивнул, но не двинулся с места, вновь перестав реагировать на внешний мир.

 

Алина пожала плечами и, завернутая в одеяло, как в кокон, скользнула за ширму.

 

В дверь вдруг постучали.

 

- Откроешь? - она спросила не сразу, думая, кто бы это мог быть.

 

Ларс не ответил

 

Она выскочила из-за ширмы, на ходу закалывая волосы на затылке.

 

- Только бы не хозяйка, - пробормотала себе под нос, открывая дверь.

 

На пороге стоял высокий молодой человек в запыленном дорожном костюме. Он улыбнулся ей весело, задорно блеснув голубыми глазами:

 

- Привет.

 

- Тир! - она кинулась ему на шею, от радости забыв обо всем на свете, не веря в происходящее. - Ты? Здесь? Как? Когда приехал? Проходи быстрее, - отступила на шаг, пропуская его.

 

Он улыбнулся снова, перешагнул порог и запер за собой дверь.

 

- К тебе приехал. Проверить, все ли так хорошо, как ты пишешь. Я на пару дней всего, - он не сводил с нее глаз, - совсем выросла. Отец бы тебя не узнал.

 

- Узнал бы, - покачала она головой, улыбнувшись, - пойдем, ты с дороги, уставший и голодный наверняка.

 

- Нет, я не голоден, - Тир с любопытством заглянул в открытую дверь спальни. С удивлением оглядел Ларса и вошел, - Вы кто?

 

Ларс вопросительно посмотрел на Алину.

 

- Тир, это Ларс Хоод, - сказала она, не в силах скрыть растерянность, - Ларс, это Тир, мой брат.

 

Тир подошел к Хооду вплотную.

 

- Рад встрече. Что Вы делаете в доме моей сестры в такой ранний час?

 

- Она работает на меня вообще-то, - вдруг усмехнулся холодно Ларс.

 

- И что дальше? - не понял Тир. - Думаете, можете заявиться к ней в спальню на рассвете и чувствовать себя здесь как дома?

 

Алина поморщилась и дернула его за рукав, но он не обратил на это внимания.

 

- Могу, - ещё более нагло усмехнулся Ларс.

 

Тир повернулся к сестре.

 

- Я правильно понял, что это - тот самый?

 

- Тир, - взмолилась Алина.

 

Молодой человек посмотрел на Ларса, едва сдерживая ярость:

 

- Убирайтесь отсюда.

 

- Или что?

 

- Или я сам спущу Вас со второго этажа, - спокойно ответил он.

 

- Тир, прекрати! - Алина попыталась оттолкнуть его от кресла, - а Вы перестаньте нарываться, Ларс.

 

Тир резко взял ее за плечи, вытолкнул из комнаты и закрыл дверь.

 

- Ну что? Сам уйдешь или помочь?

 

Ларс только ухмыльнулся в ответ.

 

Тир медленно открыл дверь, бросив Алине: "В сторону!"

 

Следующим движением он схватил Хоода за шкирку.

 

Тот позволил противнику поднять себя и нанес удар локтем по его руке сверху вниз, в следующую секунду, оттолкнувшись от рук Тира, тем же локтем ударил по дуге вперед. Удар попал в челюсть.

 

Тир тряхнул головой, но уже через мгновение развернулся резко и ударил Ларса в висок правой рукой.

 

Ларс с лёгкостью поставил блок потерявшему на некоторое время от полуобморока и боли в челюсти равновесие Тиру и ударил кулаком резко и сильно в кадык.

 

В этот момент в комнату ворвалась Алина и бросилась между ними.

 

- Хватит! Прекратите!

 

Тир отпрянул и, схватившись за горло, осел на землю, прислонившись спиной к креслу.

 

Она кинулась к нему.

 

- Что ты с ним сделал? - обернулась к Ларсу, гневно сверкая глазами.

 

- Мне надо идти, - он посмотрел сквозь нее и, так и не ответив на ее вопрос, вышел из комнаты.

 

- Удачи, - сказала она, услышав, как за ним захлопнулась дверь, и, повернувшись снова к Тиру, добавила: - выздоровел уже.

 

Она склонилась над братом.

- Ты как? Очень больно?

- Порядок,- Тир закашлялся, - он ушел?

- Ушел, - кивнула она. Повторила медленнее, будто сама себе, - ушел.

На секунду взгляд ее затуманился, и перед ней вдруг возник Ларс, твердым шагом направлявшийся к зеркалу с булыжником в руке.

Она вскочила с колен и молча бросилась к выходу.

- Стой, куда? - Тир попытался удержать ее за подол платья, но не успел.

Она вылетела на улицу и увидела неподвижную фигуру Хоода в самом конце переулка.

Побежала со всех ног, не замечая ничего на своем пути, расталкивая прохожих, опрокидывая тележки уличных торговцев и задевая локтями пирамидки фруктов на прилавках.

- Ларс, прости меня, - уткнулась лицом ему в грудь и затихла.

Он осторожно отстранил её от себя и вынудил сделать шаг назад.

- Иди домой, - холодно сказал. Развернулся и махнул рукой извозчику.

Подъехала карета.

- Ларс, - она преградила ему дорогу, - пожалуйста, послушай меня. Тебе не надо никуда идти. Не спрашивай, почему, просто верь мне, - обернулась к извозчику, - езжайте, сударь. Мы остаемся, - взглянула снова на Ларса, нерешительно взяв его за руку, - пойдем домой.

Сидевший на козлах мальчишка пожал плечами и стеганул лошадей.

- На твоем месте, сладкая, я бы вернулся в квартиру и помог брату, - заметил холодно црушник, - у него с минуты на минуту отёк гортани начнется от моего удара. Задохнется ещё. Ступай. Я теперь не твоя забота. Вылечила.

- Ларс, - не в силах выносить испепеляющий взгляд Хоода, она опустила глаза.

Вдруг увидела не застегнутую пуговицу на его белоснежном манжете.

- Смотри, у тебя пуговица расстегнулась, - машинально подняла его руку, чтобы рассмотреть получше, - да она еле держится. Надо бы пришить, пока не потерялась. Пойдем домой. У меня как раз есть белые нитки.

Он чуть пошатнулся, словно голова закружилась.

Она кинулась к нему, подставляя плечо, будто действительно могла удержать от падения.

- Тише, тише. Я с тобой. Нам недалеко совсем.

Он промолчал в ответ.

Она сделала шаг в сторону дома, осторожно придерживая Ларса. Потом еще один и еще.

Они медленно шли по тротуару, не замечая удивленных взглядов, аккуратно обходя стороной пирамидки с фруктами и тележки торговцев.

Дверь в квартиру по-прежнему была открыта настежь. Из спальни доносилось хриплое дыхание Тира.

Она усадила Хоода на диван в гостиной:

- Я сейчас.

 

Тир все также сидел на полу, прислонившись к спинке кресла.

- Где ты была? - спросил еле слышно.

Она опустилась перед ним на колени, с ужасом осознавая свою беспомощность.

- Все хорошо, сейчас поедем в больницу. Потерпи чуть-чуть, - легким движением она взъерошила его волосы.

Тир послушно кивнул и закашлялся.

Алина кинулась в гостиную.

- Ларс, - запнулась, - умоляю, помоги мне!

Он не пошевелился.

- Я не смогу довезти Тира до больницы, - она едва сдерживала слезы. – Ларс…

- Надо успокоиться, - все так же, глядя в никуда, тихо произнёс Ларс.

- Он не умрет?- она взглянула на Хоода с такой надеждой, будто от него зависела судьба Тира.

- Нет, - спокойно ответил Ларс, - только надо успокоиться.

- Хорошо, - она сделала глубокий вдох, - скажи, что мне делать.

- Ему, глупая, - вдруг, улыбнувшись, сказал Ларс, - не будет паниковать, раздышится потихоньку.

- Правда? - его слова не сразу дошли до нее, но, едва поняв, что именно сказал Хоод, она просияла и, вскочив, обняла его порывисто, легко поцеловав в щеку, - Ларс, спасибо, спасибо! - и тут же выбежала из комнаты.

Он повернулся к зеркалу на стене:

- Невозможно, милорд, - выдохнул он устало, - застрял между "да" и "нет". Я в тягость. И опасен.

- И что тебе ближе? "Да" или "Нет"? - высветилось на серебрёной поверхности.

- Нет, - сказал Ларс.

- Ты знаешь, что делать.

- Конечно, - кивнул Ларс, - но не здесь. Её могут обвинить в моем убийстве. Не хочу.

- Воля твоя.

 

Пока ее не было, Тир перебрался в кресло. Дыхание его стало ровнее.

Она присела на подлокотник.

- Как ты?

Брат ничего не ответил, прикрыв глаза и пытаясь унять хрипы в горле.

- Потерпи еще немножко, Тир, скоро пройдет все.

Ему действительно становилось легче с каждым вдохом. Она сидела рядом, поглаживая по плечу и думая о Ларсе.

Он прокашлялся.

- Не надо в больницу, думаю.

- Уверен?

Тир снова кивнул.

- Принести воды или чая горячего?

- Нет, не волнуйся. И не сиди со мной тут.

- Ладно. Тогда отдыхай.

Алина вернулась в гостиную. Опустилась на диван рядом с Ларсом.

- Тиру лучше, - она потерла виски ледяными пальцами и обхватила голову руками, наклонившись вперед. – Пожалуйста, пообещай, что не будешь больше пытаться умереть. Ты должен  пообещать мне это, Ларс Хоод. Слышишь? – она выпрямилась и посмотрела на него.

- Не буду пытаться, - машинально повторил он.

Она горько усмехнулась и снова обхватила голову руками.

- Я делаю все не так, да? - она закрыла лицо ладонями, - прости. Я не знаю, что нужно делать. Но я очень хочу, чтобы ты снова жил. По-настоящему. Чтобы вынырнул из колодца. Я хочу этого больше всего. И ты тоже этого хочешь. Очень хочешь, Ларс.

Из его левого глаза скользнула вниз по щеке слеза.

Она отняла руки от лица и повернулась к нему.

- Я помогу тебе во всем.

- Что он здесь делает? - это был Тир.

Алина встала и подошла к брату, инстинктивно закрывая собой Хоода.

- Тир, он здесь живет. Прости, я должна была сказать тебе сразу.

- Что? - прогремел он и тут же закашлялся.

- Иди сюда, садись, - она подвинула Тиру кресло и усадила чуть ли не силой. Обняла его сзади за плечи. – Не спрашивай меня сейчас ни о чем. Ларс мой друг. И даже не пытайся его судить, ты не знаешь, как было на самом деле.

Тиру потребовалось время, чтобы переварить услышанное.

- Он живет здесь? - оглянувшись на сестру, переспросил он.

- Да, в этой самой комнате, - невозмутимо ответила она.

- Он чуть не убил мою семью, он живет с моей сестрой и дерется лучше меня, - задумчиво перечислил Тир. - Боюсь, что у меня нет выбора. Я должен его убить или уйти.

- Тир, единственный верный пункт - он дерется лучше тебя, - заметила Алина, нежно пригладив его вихры. - Все остальное - не так.

- Короче, мне здесь делать нечего, - заключил Тир, резко встав с кресла. - Я бросил вещи в ближайшей гостинице. Туда и отправлюсь. Если надумаешь - приходи. Я уезжаю домой завтра вечером, - он решительно направился к выходу.

- Тир, - она бросилась за ним, словно хотела еще что-то добавить.

- Не бойся, родителям ничего не скажу, - слабо улыбнулся он у самой двери, подавляя приступ кашля, - надеюсь, ты знаешь, что делаешь, - и ушел.

Алина медленно вернулась к Хооду.

- Вы подружитесь, вот увидишь, - ободряюще улыбнулась ему.

Бледное лицо Ларса не выражало ничего, кроме бесконечной усталости.

- Слишком длинное утро. Надо отдохнуть, - она помогла ему лечь, заботливо поправив подушку, и задернула шторы.

 

Она бывала в Большом Каменном зале почти каждый вечер, в полной темноте снова и снова тренируя на паркете отточенные до совершенства и уже надоевшие шаги, взмахи и повороты. Но в те дни, когда здесь устраивали праздник, зал преображался – по обеим сторонам от белоснежных колонн, с закрепленными на них подсвечниками, располагались столы с угощениями, по центру же сегодня установили небольшой каменный фонтан в виде цветка. В четыре стороны от фонтана, начинаясь где-то под потолком и постепенно опускаясь к стенам, тянулись тяжелые атласные портьеры, таким образом зал разбивался на несколько частей, при этом создавалось столь привычное ощущение близости сцены и кулис.

Очевидных кружков сегодня сформировалось три, и девушка в первый момент не могла понять, куда ей по правилам следует подойти в первую очередь. Без сомнений одно она решила сразу – остаться на сегодняшний вечер ей придется в кружке Камиллы, где собралась вся молодежь.

Почти в центре зала рядом с фонтаном, по левую сторону от входа располагалась группа композиторов, куда Мари и направилась первым делом. Она знала, что Карл не одобрил бы ее выбора, однако здесь стоял ее учитель и наставник, и она не могла не поздороваться:

 - Вы ведь здесь весь вечер будете, я надеюсь, - вполголоса проговорил он и чуть сжал ее худой локоть, - я не вытерплю общества этих старых дураков, если останусь наедине с ними. Только сейчас Мари заметила в этой компании двух критиков, ровесников профессора, а также его старого друга Поля, к слову - главного оппонента Карла на всех театральных вечерах. Этот консервативный теоретик-музыковед раздражал композитора одним своим присутствием, не говоря уже о высказываемых им соображениях на тот или иной счет.

- В прошлом мало кому известная опера Лаой, - заносчиво продолжал Поль, не обращая внимания на новых гостей, - за последние два года она изменилась в лучшую сторону. Были приглашены лучшие певцы Аквилона и наиболее квалифицированные музыканты. А что у нас?

Старый учитель кашлянул громко на этот комментарий, но промолчал. Мари снова почувствовала его напряженную сухую ладонь на своем предплечье.

- Но зрительский зал при этом имеет удручающий вид и так непригляден! Представьте, сцена достаточно большая, но декорации весьма бедны, и эти неудобные кресла с изогнутыми спинками!

- Они обсуждают тот театр в Лайо, милая, - снова над ухом Мари раздался полушепот старика, -  где ставили спектакли, которые мой давний друг-композитор называл не иначе как «развлечениями за обедом». Мне стыдно за Поля.

- Профессор, пока есть Вы, у нас нет и быть не может конкурентов. Но лучше скажите мне, как Ваши кредиты? – девушка говорила тихо, стараясь не привлекать ненужного внимания.

- Вы знаете, в нашем мире все склонны преувеличивать. Не слушайте эти страшные истории о моих долгах, это не более чем очередные сплетни. - Мужчина отпустил, наконец, локоть Мари, и, повернувшись к ней боком, стал прислушиваться к речам друга.

Считая, что свой долг она исполнила, девушка незаметно выскользнула из круга и снова огляделась. Зал понемногу заполнялся. Кружок Камиллы расположился на противоположном конце, и чтобы попасть к ним, нужно было непременно пройти через четвертую сторону зала, где расположилась Эмилия и ее гости. Центром здесь конечно был Артур Маффер,  известный покровитель оперного искусства и Эмилии в частности. Семейство Маффера занимается торговлей лучшими сортами кофе в столице уже несколько десятков лет. Закупая его на Юге, они по морю перевозят обработанные и высушенные зерна в столицу и близлежащие портовые города. Каким образом Мафферам удается проводить свои корабли с Юга без потерь для всех оставалось загадкой. Однако открыто никто и не пытался выяснять этот момент, тем более, это не обсуждалось в театре.

Мысленно поблагодарив декораторов праздника, Мари прошла между импровизированными кулисами, оставшись незамеченной для неприятного ей общества, и уже через минуту оказалась у Камиллы. Молодежь обсуждала лишь последнюю репетицию. Поступок Виолетты выходил даже за ею самой установленные рамки, поэтому количество предположений и версий о причине столь вызывающего поведения, по подсчетам Мари близилось к третьему десятку. Юный либреттист Карла, Леонард, выдвигал одну теорию за другой, вызывая то громкий смех, то сочувственные взгляды, но, в конце концов, и его фантазия иссякла.

В этот момент в зал вошел Карл, и хотя ничего не изменилось в спокойном течении вечера, было очевидно, что его появление заметили все. Улыбнувшись доброй и приятной улыбкой Мафферу, он двинулся к нему на противоположный конец зала. Очевидно, не желая встречаться с кружком молодежи, у каменного цветка он свернул под левую портьеру, и тут же столкнулся нос к носу с Полем.

- А! Вот и Вы, Карл! – громкий голос старика был слышен на весь зал. - Как продвигается Ваша новая опера? Чего нам ждать в этот раз?

- Я первому Вам вышлю все партитуры, как только закончу, - нисколько не смущаясь, ответил Карл.

- Ну уж нет, я в Вашем случае не доверюсь и программке в день премьеры. – С нескольких сторон послышался сдавленный смех. Карл был известен тем, что кардинально мог изменять финалы и с ног на голову переворачивать основную тему в кратчайшие сроки, заставляя либреттистов по несколько раз переписывать сюжеты.

- Тогда, Поль, я пришлю Вам утренние газеты после премьеры. Хотя и сомневаюсь, что они будут правдивее моих партитур, – сказал он, не изменяя голоса, но тоном, в котором сквозь приличие и участие просвечивала насмешка.

Пока старик искал в толпе редактора Новостей Эйзоптроса, Карл продолжил движение вдоль фонтана и через секунду уже оказался в обществе певицы и ее кавалера.

Свободно и грациозно он подошел к их столику, поцеловал надушенную руку Эмилии, поприветствовал Артура и тут же уселся на диван. Разговор тянулся медленно, не останавливаясь на чем-то определенном, Карл молча наблюдал за происходящим вокруг, пока к нему не обращались напрямую:

- Что, ты думаешь, будет теперь с Виолеттой? - этот вопрос интересовал сейчас всех в зале.

- Никто не сможет снять Виолетту с основной сцены. По крайней мере, пока. – Карл взял бокал со столика и сделал несколько глотков. - Она уже заявлена в четырех операх в этом месяце, и везде на главной роли. Все останется по-прежнему. – Это было сказано таким тоном, что продолжать разговор было бессмысленно.

- Ну а что с твоей новой оперой? Скоро будет готова? – спросил Артур небрежно, как будто то, о чем он спрашивал, не было основной причиной его появления здесь.

-  Тебе тоже прислать газеты? Или будет достаточно партитур? – композитор прервал и эту тему.

Мари издалека увидела, как сгущаются тучи над редеющим кружком Эмилии. Снова нырнув за портьеру, она через секунду оказалась у выхода. Карл видел этот маневр девушки, но лишь нахмурил брови.

- Мне нужно отвезти Мари домой – мужчина поднялся и неспешно раскланялся с присутствующими.

- Уже? Ведь еще так рано, и Вы только приехали! – очаровательная улыбка молодой певицы и ее искренние попытки задержать композитора были обречены.

Карл извинился перед всеми и, коротко кивнув, направился к дверям.

Хотя большинство гостей теперь действительно разъезжались по домам, молодежь, раззадоренная и подогретая новыми фактами из жизни театра, передохнув, пошла на новый вираж споров, сплетен, шуток и розыгрышей.

Вечер продолжался.

 

Пишет Ксанф. 05.08.12

 

Некоторое время он находился в странном пугающем оцепенении: не ел, не пил, не спал. Мозг упрямо прокручивал варианты случившегося после дня казни и каждый раз, к отчаянию Ричарда, возвращался к фразе, брошенной случайным прохожим у дома Никты.

Но как бы ни был убедителен разум в доказательстве гибели ее, надежда отказывалась сдаваться.

И он решил просто переждать боль.

Задание Лорда Хаоса он выполнил, жить в заброшенной хибарке в трущобах было теперь опасно, потому что его могли здесь найти. Какое-то время он провел, наблюдая издалека за домом Никты, и однажды именно это помогло ему найти новую работу, чтобы не умереть с голоду на улице.

Он случайно уснул, прислонившись к зеркальному простенку одного из домов напротив никтиного. Его разбудили достаточно бесцеремонно, окатив грязной холодной водой из ведра. Он испугался и чуть не разбил зеркало затылком, увидев над собой несколько изможденных, серых от старости и зеркальной пыли пугал с белыми бельмами на глазах, сшитыми суровыми черными нитками веками или покрытыми шрамами или ожогами пустыми глазницами.

Не сразу, но ему удалось убедить мойщиков зеркал, что ему можно доверить столь хлопотную и опасную работу. К его удивлению он получил не только средства к существованию и вполне законный способ уйти из жизни раньше отмерянного Хаосом срока, но и обнаружил в самом сердце мира людей, близких по духу. Мойщики зарабатывали достаточно, чтобы содержать большую семью даже в столице, но ценой этого благополучия были их зрение или жизнь, а подчас и то и другое. Эти люди жертвовали всем, чтобы их близким не нужно было думать о том, чтобы не умереть с голоду.

Томас, самый младший из артельщиков, когда-то хотел стать художником, но жизнь распорядилась иначе, поставив его во главе большого семейства, когда умер отец.

Франс служил в страже, но в одном из рейдов по северным притонам потерял зрение и решил продолжить служить миру в артели мойщиков.

Леон, самый старший, решил не быть на старости лет обузой своим детям и присоединился к артели.

Поэтому и историю Ричарда о несчастной любви и желание отказаться от собственной жизни, бессмысленной и пустой без возлюбленной, в пользу служения миру они приняли как должное.

К его удивлению никто не настаивал на том, чтобы ослепить новичка. Ему дали возможность самостоятельно прийти к этому решению. Когда он понял это, страх сковал его волю, а внутри остался неприятный осадок и металлический привкус крови во рту.

 Ему не хватило денег снять квартиру рядом с домом Никты, но он вызвался работать в бригаде, которая мыла зеркала на ее улице, и поэтому каждое утро мог видеть знакомый особняк, хозяйка которого перевернула весь его мир с ног на голову.

Уличные зеркала были гораздо покладистее, чем осколки внутренней облицовки Лабиринта. Иногда Ричард, конечно, испытывал дурноту от морока, который они насылали на зрячих мойщиков, но после всех испытаний болью это был детский лепет. Работа, тяжелая физически и высасывающая эмоции, тем не менее не избавила его от тоски. И это настолько удручало, что он заметил слежку за собой только спустя несколько недель.

Люди менялись каждый день, но человеку, половину жизни скрывавшемуся от ненужного внимания, это не мешало почуять слежку. Однако, это было не единственной проблемой. За ним следила еще пара глаз. С площадки Башни на Центральной площади. И это было совсем нехорошо.

 

 

 

Впервые за несколько месяцев Ксанф проводил свой выходной день не в больнице. У него было важное дело, которое, по его мнению, нельзя было больше откладывать. Он уже сделал все необходимые покупки и, шагая по пустынной улице, вслух репетировал речь, когда заметил знакомую фигуру, одиноко сид

ящую на краю моста. Молодой человек не мог его видеть, и некоторое время доктор сомневался, стоит ли ему подниматься наверх, но все-таки решил, что стоит.

- Вечер добрый, Ричард, – Ксанф остановился в нескольких шагах от бывшего пациента.

- Здравствуйте, доктор, - он не обернулся.

- Как Вы узнали, что это я?

- Дежавю, - вполголоса хмыкнул он, а вслух произнес, - у меня по-прежнему нет здесь друзей и знакомых, доктор.

- Тогда почему сбежали от своего единственного знакомого и даже не сказали до свидания?

- Мне не понравился Ваш подход, - ответил Ричард, по-прежнему глядя вниз с моста.

- А разговора не получилось бы? - нахмурился Ксанф.

- В тот момент мне не пришло это в голову, - признался Ричард.

- А сейчас?

- А сейчас я в Вашей помощи не нуждаюсь уже.

- Ну в некоторой степени меня даже радует такой ответ. Как себя чувствуете после операции? – Доктор положил на землю свои свертки и присел рядом с Ричардом

- Прекрасно, - ответил Ричард.

- Лучше, чем было?

- Доктор, я ещё раз повторю. Разговор меня не интересует, - сказал холодно Ричард, посмотрев ему прямо в глаза.

- Я и не собирался обсуждать Ваше решение, - Ксанф не отвел взгляд. – У меня чисто медицинский интерес к Вашему…организму. Не расскажете, что стало с Вашим настоящим сердцем?

- Уничтожено.

- Оно было больное?

- В некотором роде.

- Но Вы могли бы с ним жить?

- Да.

Доктор замолчал на некоторое время, но любопытство снова победило:

- А Ваше новое сердце – его сделал тот, кто установил его?

- Наверное.

- Весьма умело.  И как ощущения? Что чувствуете с таким сердцем?

- К чему все эти вопросы, доктор? - помрачнел Ричард.

- Простите. Я уже говорил - исключительно профессиональный интерес. Позвольте последний вопрос: Ваш прежний недуг Вас все еще беспокоит? - Ксанф поднялся.-

- Да. И сильнее, чем прежде.

- Я так и думал.

- Почему?

- Всё просто. Логика. Я думал, что он спас Вас - дал механическое сердце вместо умирающего настоящего. А если Вы и сами неплохо жили бы без его помощи, то значит, что это его эксперимент, и Ваш недуг не имеет к делу прямого отношения. Проблема не была решена, операция же в таком случае могла только усугубить состояние. Он знал о Вашей проблеме с сердцем до эксперимента?

- Нет.

- Но узнал о недуге либо во время эксперимента, либо – после.  В любом случае, раз Вы живы – эта болезнь ему не помеха. А вот Вам она мешает жить. До такой степени, что Вы не можете больше бороться и сдаетесь.

- Вы не понимаете, о чём говорите, доктор, - горько усмехнулся Ричард.

- Еще Вам кажется,  - продолжил Ксанф, - что Вы стали зависимы от того, кто придумал и установил это сердце, но на самом деле так только в Вашей голове. Не стоит позволять обстоятельствам заставлять Вас принимать неверные решения или делать ошибочные выводы. Займитесь сначала собственной болезнью. Решите эту проблему – почувствуете себя свободнее.

- Я не могу её решить. Даже если бы захотел, - Ричард прислонился лбом к перилам моста.

- Это может быть одним из ваших неправильных выводов. Попробуйте еще раз, чтобы убедиться в том, что не сможете.

- Не хочу, - ответил Ричард.

- Не верю. Не верю, что механическое сердце способно сделать из человека большой часовой механизм. Если в этом был смысл эксперимента, не позволяйте ему удаться.

- Моя болезнь – единственное, что у меня осталось.

- Лелея болезнь, люди многого лишаются. Того, о чем они не подозревали раньше.

- Согласен, - он обернулся и посмотрел доктору в глаза, - только если эта болезнь не любовь.

- Тогда это то, что должно делать Вас сильнее, а не наоборот. Тем более, Вам есть за что бороться.

- Нет, - Ричард поднялся на ноги, - извините, мне нужно идти.

- Да, конечно, простите за назойливость. Только, Ричард, хочу Вам сказать, что если Вам не нужна эта борьба, то она может быть важна для кого-то другого, кого-то кому дороги Вы. Может быть это заставит Вас подумать еще раз.

Тот лишь усмехнулся невесело, пожал плечами и пошел прочь.

 

Пишет Никта. 09.08.12

Она не раз поблагодарила про себя судьбу за то, что тётя всё время ожидания родов паниковала сверх всякой разумной меры. Хаос вокруг и неконтролируемый ужас автоматически включали в ней хладнокровие, цинизм и спокойствие. Она никогда не задумывалась над тем, какое впечатление это производит на окружающих. До тех пор, пока не пришла повитуха, которая устроила пятнадцатиминутный ритуал ворчания относительно того, что «барышня ещё часа три рожать не начнёт, а её уже позвали», и которая уже через полчаса, охая и ахая, хлопотала вокруг Никты, приговаривая «что же так? почему раньше не кликнули?»

Она не раз поблагодарила свой образ жизни за то, что он позволил ей узнать о родах больше других благородных девиц её возраста заранее и сделал её сильной и выносливой физически. Настолько, что она с лёгкостью отбилась от повитухи, которая всё время пыталась уложить её в постель и удержать в горизонтальном положении.

И она не раз удивилась про себя тому, что не видит необходимости кричать от боли, как это происходило в глупых книжках и рассказах-страшилках, подслушанных в детстве под столом, за которым пили чай товарки тётушки Глэдис. Всё прошло на удивление спокойно и безболезненно.

9 августа рано утром Леди Глэдис сделала новую запись в Эрклиг-свитке. Прямо под записью о завершении строительства кольца Стэллиада Ричардом Эрклигом.

«Сего числа в двенадцать по полуночи родился герцог Стэллиадский Ричард Кай Никта Эрклиг».

 

Пишет Хаос Мира Зеркал.09.08.12

Сильвия

УТОНЧЕННОСТЬ меняется на ХЛАДНОКРОВИЕ

Алина

БЕССИЛИЕ меняется на ФАНТАЗЕРСТВО

Ксанф

ОТЧУЖДЕННОСТЬ меняется на МСТИТЕЛЬНОСТЬ

 

 

Ксанф столкнулся с Эдвардом, который шел в сторону выхода из больницы с коробкой в руках.

- Привет! Ты с дежурства? - Ксанф пожал руку другу.

- Привет, - Эдвард ответил на рукопожатие, - с работы, скорее.

Ксанф с недоумением посмотрел на коробку, потом снова перевел взгляд на травматолога.

- В каком смысле?

- В прямом, - тот отвёл взгляд, - уволили.

- Почему? - для Ксанфа это заявление было не просто громом, а камнепадом с ясного неба.

- Хотел бы я знать! – воскликнул с горечью Эдвард.

- Но тебе-то как все это объяснили?

- Нет, - разозлился Эдвард.

Ксанф сощурился:

- Кто сказал?

- Главврач.

- Я разберусь. Ты куда сейчас?

- Домой, наверное, - он поудобнее устроил коробку в руках.

- Зайду вечером, ты не против? - Ксанф хлопнул товарища по плечу.

- Ладно, - безнадежно вздохнул Эдвард.

Ксанф закинул вещи в себе в отделение, на посту бегло просмотрел список поступивших, забрал заявки на медикаменты и отправился к главврачу.

Перед кабинетом никого не было, поэтому доктор постучал и сразу зашел.

Главврач поднял на него взгляд от бумаг.

- Добрый день, я составил новый список лекарств, которые необходимы нашему отделению. Как и требовалось, все укладывается в рамки бюджета больницы. Нужна только Ваша подпись, - молодой человек положил на стол несколько листов.

Пока главный изучал документы, Ксанф разглядывал растения на окне.

- Оставьте, я посмотрю, - в итоге предложил главврач.

- Да, конечно, - но Ксанф не собирался уходить. - Еще один вопрос. Скажите, пожалуйста, по какой причине уволили Эдварда?

- Вас это не касается, - слишком уж резко и враждебно ответил главврач.

- Это ведущий травматолог нашей больницы и уволить его, значит потерять отличного специалиста!

- Я ещё раз Вам повторяю, это Вас не касается.

 

Ксанф еще некоторое время пытался добиться хоть какого-нибудь объяснения столь неожиданного события, но в итоге ушел ни с чем.

Уже вечером у Эдварда он в сотый раз спрашивал:

- Ты сам-то что думаешь? Из-за чего уволили?

- Представления не имею, - снова повторял Эдвард, и Ксанф кивал на этот ответ, а про себя думал, что он-то, Ксанф, кажется, это представление имел.

 

Никта

БЕЗНАДЁГА меняется на НЕУСТРАШИМОСТЬ

 

 

Пишет Алина. 15.08.12

Тир запер дверь своего номера и сел в кресло.

Он был слишком вспыльчив и нетерпелив, чтобы быть любимым ребенком в семье. Был слишком неравнодушен ко всему, что происходило вокруг. Умудрялся всегда быть в центре любых событий и во всем принимать участие, что частенько выводило окружающих из себя.

Он любил родителей и братьев, своих друзей, уважал соседей.

Но привязан был только к сестре.

Ни к одному человеку он не был так строг, как к ней. Возможно, потому, что она позволяла ему все решать за себя. Куда пойти гулять, что нарисовать в подарок отцу, с кем дружить.

После алининого отъезда в Эйзоптрос ему стало нечего делать. Некого учить, не за кем следить, некому помогать.

В отчаянии Тир исходил все ущелья, поднялся на самую вершину Серебрянной, стал раздражителен и резок.

Именно тогда отец решил вмешаться.

Стал учить сына выдержке. Поручал ему множество скучных домашних дел, заставлял помогать матери перебирать ягоды и крупу. Но главным испытанием для Тира стала рыбалка. Невыносимо было часы напролет сидеть недвижимо и молча в компании только собственных мыслей.

Все это выводило его из себя. Он постоянно ссорился с близкими, вынуждая отца снова и снова вешать обратно сорванные с петель двери, загонять в конюшню выпущенных лошадей и выдергивать арбалетные болты из ствола старой вишни.

Это длилось почти два года. Но, в конце концов, Тир научился позволять другим принимать решения, ждать и отстраняться. Он даже заучил около десятка фраз, вроде «делай, как хочешь ты», «тебе лучше знать» и «это должно быть твое решение», которые повторял как мантру по несколько раз в день.

Конечно, не всегда получалось. Только когда было время, чтобы сознательно загнать свой темперамент вглубь и трижды прочитать заклинание.

Тир крепко сжал ручки кресла.

Это было неправильно.

Да, он сумел совладать с собой, иначе неизвестно, к чему привела бы его несдержанность, если бы он бросился на Хоода во второй раз. Но, мрак побери, это был не тот случай, чтобы дать ей возможность решать самой. Маленькая глупая девчонка. Заколдовал ее этот црушник, что ли?

Кто-то робко постучал в дверь.

Тир поднял голову. Ему не надо было вставать, чтобы узнать, кто это. Знакомый с детства стук. Три раза, коротко. Два потише, а последний погромче, будто точку ставит.

Он отворил дверь и пропустил Алину внутрь, перехватив ее виноватый взгляд.

Она неуверенно прошла в комнату и опустилась в то самое кресло, в котором минуту назад сидел Тир.

Долгое время они молчали, не решаясь заговорить.

 

- Тир, - начала она с трудом. - Послушай меня, - наверное, никогда сестра не казалась ему такой маленькой и потерянной, как сейчас. - Он пытался спасти вас, и с ним случилась беда. Я должна ему помочь. Я хочу.

- Как, интересно, он пытался? – ухмыльнулся Тир, присев на подоконник и открыв окно, впуская в комнату предгрозовую духоту города, - может, выбирал рудник с самыми комфортабельными бараками? Или чтоб баланда посытнее была? Ах нет, он высылал матери лекарства, но они до нас не дошли – почта просто ужасно работает.

- Маме лекарства? – переспросила она.

- Мать болела год после того, как мы вернулись, сестренка, - Тир скрестил руки на груди, - или ты думала, отец тебе об этом напишет? И про то, как он сам обе ноги сломал, когда, вернувшись, пытался пробоины в крыше заделать. Наверняка, и про младшего не писал. Про то, что он чуть с голода не умер в Эстреле.

- Перестань, - тихо попросила она.

- И после всего ты помогаешь этому, - он вцепился в подоконник, - что бы он ни сделал, он не сможет искупить все это.

- Он умер, чтобы искупить все это.

- Этого мало, – усмехнулся отвратительно Тир, – он должен умереть десять раз.

- Я не шучу, Тир.

Он пожал плечами.

- Я тоже.

 

Пошел дождь. Гром чередовался с молнией, ветер гнул тополя почти пополам.

Алина поджала под себя ноги.

- Ты не понимаешь…

- Это я не понимаю? – уточнил Тир, уже едва сдерживаясь.

- Не понимаешь, - ответила резко.

- Он чуть не убил нашу семью – вот, что я понимаю, в отличие от тебя. Сестренка, - добавил презрительно.

- Я его простила. Он хотел все исправить.

- А мне наплевать, что он хотел. Он все сделал. И ты его прогонишь, если ты любишь свою семью.

- Я не прогоню его, я тебе сказала уже.

- Предательница, - выплюнул он.

- Я стукач в ЦРУ, мне не впервые предавать, - зло усмехнулась она, сверкнув глазами.

- Ты мне не сестра больше, - взорвался он. – И црушницам не место в моей комнате. Уходи отсюда. А то еще с ним случится что-нибудь.

- Ты дурак, Тир.

- Я не предатель, по крайней мере, - он указал ей на дверь. – Иди домой.

- А где мой дом? Где он? – ее голос вдруг сорвался. – Я дома не была почти пять лет. Ты представляешь себе, как это? Я хочу к маме.

- Ты забылась, - безжалостно, чеканя каждое слово, - ты была дома всего пять минут назад. Там, где тебя твой црушник ждет. Другого дома у тебя нет. И брата у тебя тоже больше нет. Так что иди к себе домой.

- А вот и пойду! - с трудом сдерживая слезы, крикнула она ему.

- И иди.

- И пойду, - она встала с кресла и вышла из комнаты, громко хлопнув дверью.

- Прощай, - крикнул он ей вдогонку, усмехнувшись зло.

 

 

 

Ливень был по-осеннему холодный, ветер пронизывающий, лужи глубокие.

Она пришла домой, небрежно выжала прямо на ковер разметавшиеся по плечам волосы и прошла в гостиную, не замечая, что с платья ручьями стекала вода.

Свернулась в кресле клубочком и замерла.

Ларс проснулся, но она не заметила этого. Продолжала сидеть, глядя прямо перед собой, время от времени смахивая капли с лица.

Через полчаса сильная дрожь заставила ее оглядеть комнату. Увидела Ларса, неподвижно сидевшего на диване, плед, который лежал свернутый рядом. Вставать не было никаких сил и никакого желания. И вообще не было ничего.

Только холод и пустота.

И боль.

 

- Дай мне плед, пожалуйста, - попросила Ларса тихонько, протянув руки.

Он послушно взял плед, поднялся на ноги и подошел к девушке.

- Спасибо, - она взяла покрывало из его рук, чуть соприкоснувшись с горячей ладонью Ларса, и по-детски неловко укуталась.

- Ты горишь, - абсолютно спокойно констатировал Ларс.

Она покачала головой отрицательно и плотнее завернулась в плед, прикрыв глаза.

- Нет. Просто замерзла. Я никогда не болею.

- Нужно вызвать врача, - без эмоций сказал Ларс.

- Не надо. Сейчас переоденусь и выпью горячего чая с медом. Все пройдет, - она медленно встала и нетвердым шагом направилась в свою комнату.

Он едва успел подхватить ее на руки до того, как она потеряла сознание.

Уложил ее в кровать, укрыл одеялом и сел рядом.

Она пришла в себя и внимательно посмотрела на него, будто не узнавая.

Вдруг протянула ему руку.

- Ларс...

- Я здесь.

Ее рука безвольно упала на простынь.

- Только не уходи никуда, хорошо?

- Дай мне минутку, - он встал, чтобы уйти.

- Пожалуйста, - выдохнула она и снова закрыла глаза, едва слышно добавив: - не уходи.

Но он не внял ее мольбам и быстрым шагом вышел из комнаты.

Она снова провалилась в тяжелый полусон-полуреальность. Люди и события перемешались, и на месте Германа вдруг оказался Тир, она увидела мать, лежавшую под капельницей в городской больнице, отца, сидевшего в коляске с перебинтованными ногами, склонившись над ней. Уголовников, которые выводят ее самых близких во двор и расстреливают из арбалета, а потом рудники - так, как она их себе представляла, - пасмурное небо и ледяной непрекращающийся дождь со снегом. Потом вдруг возникло лицо Ларса, спокойный взгляд темных глаз.

И опять калейдоскоп лиц и усмешек, свист, крики, дождь и ни шанса изменить, вмешаться, вернуться.

Он подошел к кухонному столу, взял в руку нож и, зажав в ладони лезвие, резко выдернул его.

Встряхнул головой, пытаясь рассеять сумрак в голове, перебинтовал наскоро рану полотенцем. Поставил чайник на плиту и быстро вернулся в комнату. Алина лежала в забытье. Он быстро снял с неё мокрую одежду, укутал в плед, уложил в кресло, сменил мокрое от дождевой воды с её одежды постельное белье, перенес девушку на кровать и укрыл сверху ещё одним пледом.

Это ясный июльский день. Они с Тиром сидят на берегу речки и болтают о какой-то детской ерунде. В солнечных лучах тепло и уютно, ложишься на землю и прижимаешься к нагретой гальке прохладной щекой.

Ларс принес ей кружку горячего чая с лимоном. Сел рядом, помог Алине подняться, обнял ее сзади, вложил в руки кружку: "Выпейте, нужно выпить горячего, чтобы не разболеться окончательно".

Она послушно сделала несколько осторожных глотков.

"Все будет хорошо, - он обнял ее покрепче, чтобы согреть быстрее, - не бойтесь".

Она слабо кивнула и вернула ему кружку, едва не разлив оставшийся чай.

"Нет-нет, нужно допить, - он снова поднес кружку к ее губам, - пожалуйста".

Чуть помедлив, она выполнила его просьбу.

"Надо вызвать врача, - повторил настойчиво он, - последствия могут быть тяжелыми, если меня не окажется рядом в следующий раз".

- Я не люблю врачей и больницы, - пробормотала она, сползая обратно на подушку и натягивая плед почти до самого подбородка. - Не надо никого вызывать. Мне лучше, правда, - и повторила со страхом, - ты только не уходи никуда.

"Я постараюсь",- он сжал пораненную руку в кулак.

Она благодарно кивнула и тут же провалилась в сон.

 

Пишет Сильвия. 26.08.12

 

В последнее время Сильвия была довольна всем тем, что происходило в ее жизни: отношения с мужем снова наладились, на работе тоже не было проблем, родители чувствовали себя хорошо. Она на время успокоилась, наслаждаясь каждой счастливой минутой, но вскоре почувствовала, что начинает от этого уставать… Что-то, пусть даже незначительное, надо было менять. Ей не хотелось нарушать вновь установившуюся стабильность в их отношениях с Кристобалем, но в то же время у нее возникло желание привнести в них что-то новое.

 

Сильвия давно уже думала над тем, чтобы на несколько дней уехать с Кристобалем из Эйзоптроса: хотя бы некоторое время провести подальше от вездесущих зеркал и суеты большого города. Проблема была в том, что и он, и она слишком были заняты своими делами, работа не позволяла отлучаться на длительный срок. В один из вечеров Сильвия все же решила обсудить эту идею с мужем:

 

- Кристо, я долго думала об этом, знаю, что не все так просто. Но я хочу с тобой поделиться одной мыслью. Как насчет того, чтобы на несколько дней уехать за город, отдохнуть? Как ты к этому относишься?

 

- Куда бы ты хотела поехать?

 

- Я хочу быть с тобой и только с тобой, - ответила она. - Больше всего мне хочется на природу, подальше от городской суеты.

 

- Нет уж, - покачал головой Кристобаль, - моя жена никогда не предлагает что-то, серьёзно всё не обдумав. Куда ты хотела поехать? Я в любом случае согласен.

 

- Сначала я хотела предложить отдохнуть на берегу моря, но потом передумала. От Эйзоптроса добираться слишком долго, мне не хочется большую часть времени потратить на дорогу. Еще один вариант - отдохнуть в районе поместья баронессы Эквус. Как ты думаешь, такое возможно?

 

- Можем поехать к Алционе, - сказал Кристо, - там красивые места.

 

- Да, я слышала, что там очень красиво, - согласилась Сильвия, - я согласна! Могу отправиться хоть завтра, но у тебя не могут возникнуть проблемы на работе?

 

- Мне потребуется какое-то время, чтобы все организовать, - Гато обнял жену, - с работой вряд ли возникнут проблемы. Но нам потребуется… разрешение, - он прокашлялся, как если бы фраза эта застревала в горле, - ты ведь понимаешь, о чём я…

 

- Понимаю, конечно, об невозможно забыть, - Сильвия вдруг встревоженно посмотрела на мужа, - но ведь ты не думаешь, что нам откажут?

 

Кристобаль нахмурился: ему было больно заводить с Сильвией разговор об этом.

 

Она заметила его озабоченность. Вполне возможно, что у них ничего не получится, и Сильвия прекрасно это понимала. С другой стороны, она не теряла надежды и готова была ждать, сколько потребуется.

 

Она заметила его озабоченность. Вполне возможно, что у них ничего не получится, и Сильвия прекрасно это понимала. С другой стороны, она не теряла надежды и готова была ждать, сколько потребуется.

 

- Мне кажется, что все будет хорошо, - произнесла она. - Лорд разрешит нам уехать на несколько дней. - Она снова обняла Кристобаля.

 

- Я не знаю, сколько ещё выдержу так, Сильви, - он наклонился, чтобы поцеловать её руку и скрыть взгляд.

 

- Мы вместе все это переживем, - Сильвия попыталась его успокоить. - Когда-нибудь это закончится, вот увидишь.

 

- Если только я прежде не закончусь, - едва слышно произнес он.

 

Сильвия все равно услышала его последние слова.

 

- Ты закончишься - что это значит? Не думай об этом. Что бы ни случилось, помни, что я всегда буду рядом и помогу тебе.

 

- Чем здесь поможешь? – бросил он с горечью.

 

- Иногда мы не в силах изменить обстоятельства, - Сильвия расстроилась, заметив, что Кристобаль находится в таком удручённом состоянии. - Но это ведь не означает, что надо всю жизнь сожалеть об этом. Надо принять наше положение и уметь наслаждаться жизнью.

 

- Конечно, милая, - он поцеловал её, - я сам поговорю с Лордом. Ладно?

 

- Может, все-таки сделаем это вместе? Я не хочу оставлять тебя с ним наедине.

 

- Ну что за глупости говоришь? – он шуткой щелкнул её по носу, - я справлюсь.

 

- Я в этом не сомневаюсь, - ответила Сильвия. - Я пойду.

 

Она вышла из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.

 

- Он сказал «Да», - Гато вошел в комнату.

 

Сильвия попыталась понять, как прошла беседа, но по выражению лица Кристобаля сложно было сделать какие-либо выводы. Она просто улыбнулась:

 

- Замечательно. Значит, теперь мы можем спокойно собираться в путь.

 

- Конечно, - кивнул муж, - ты сегодня ложись, не жди меня. Нужно много сделать до отъезда.

 

Тёмная, жёсткая, пахнущая южными пряностями бумага свёртка из лавки то и дело притягивала её взгляд.

«Не отвлекайся, - ученик явно почувствовал рассеянность часовщицы и стремился полностью использовать внезапно подвернувшуюся возможность увильнуть от выполнения очередного задания, - если я не смотрю на тебя, это не значит, что я не вижу, чем ты занимаешься»

«А когда вы начнёте учить меня часовому делу?» - с готовностью уцепился он за возможность поговорить.

«Когда ты будешь к этому готов», - холодно ответила часовщица, вернувшись к своей работе – сборке и отладке очередного механизма, детали для которого сделали для неё кузнецы артели по её чертежам.

«А когда я буду к этому готов?» - спросил парнишка.

«Это зависит от того, насколько ты будешь сосредоточен на выполнении моих заданий, - уклонилась от ответа она по своему обыкновению, - пока же у тебя плохо получается».

Он вздохнул обречённо и вернулся к решению задачи со спичками: «Всё равно не понимаю. Зачем надо уметь часовщику спички с места на место перекладывать?»

«То же самое ты говорил о задачке с бусами, если не помнишь, - хмыкнула часовщица, - со стаканами, с лабиринтами, с обрывками цепи, золотыми слитками, телегой…»

«Я понял!» – прервал он её не в состоянии слушать перечисление собственных глупых поражений.

«Возвращайся к работе», - усмехнулась она.

Было интересно наблюдать за тем, как он незаметно для самого себя меняется: всё точнее становятся движения, рассеянность и небрежность уступает место сосредоточенности и аккуратности, приходит понимание пространства, формы, размера, развивается чувство прекрасного.

Он не был идеальной кандидатурой на место смотрителя главных башенных часов Эйзоптроса, к сожалению: слишком уж его завораживало ювелирное искусство в карманных часах. Он мог  бесконечно долго разглядывать рубины, сапфиры, бриллианты и золотые крошечные слитки, которые использовали для часового дела.

Но платить за него артель платила исправно, а значит, чего бы он ни хотел сам, когда настанет время, она передаст ему ключ от Башенных часов. Мать несколько раз ещё пыталась упросить часовщицу поменять свой выбор, но на неё это не произвело никакого впечатления. Единственное, что занимало её разум – как именно механизм Башенных часов сломает его душу под себя: что исчезнет навсегда, а что появится на месте уничтоженных деталей. И единственное, о чём она сожалела, - это то, что она не сможет увидеть весь процесс.

***

Шёлк на тёмной бумажной подложке был похож на кусок свежайшего деревенского масла, и, казалось, светился в темноте. Часовщица протянула руку, чтобы коснуться ткани, но тут же отдёрнула её, испугавшись, что прикосновение убьёт мягкое сливочное сияние.

Она обернулась: кровать у окна выглядела теперь не привычно-обычной, а удручающе-убогой. Представить себе, что её старый матрас можно накрыть простыней, будто сотканной из лунного света, а на подушку, набитую тряпьём, надеть наволочку, прошитую золотыми нитями, она была не в состоянии. Поэтому, задержав дыхание в благоговении, она аккуратно закрыла свёрток и перевязала его бечёвкой.

«Заберёте это у меня, милорд? - обернулась она к зеркалу, - не по себе сук рубить пыталась».

«Хорошо, что поняла, - ответило зеркало, - но за дерзость, что моим именем заказ скрепила, ты должна мне ответить».

«Я это понимаю, милорд, - кивнула она согласно, - что я должна сделать?»

«Застелить кровать купленным шёлком, - ответил Лорд, - и спать на этом постельном белье. Ты же этого хотела?»

«Я… - она замолчала, - да, милорд».

«В моём мире все и всегда получают то, что хотят», - высветилось на зеркале.

«Конечно, милорд», - согласилась часовщица.

 

Пишет Никта. 28.08.12

Месяц пролетел в хлопотах с младенцем. Приятных ли? Она не могла себе однозначно ответить на этот вопрос. Ожидание почему-то было ярче, чем реальность. Какое-то время она убеждала себя, что это нормально – не чувствовать ничего по отношению к этому маленькому комочку плоти с ручками и ножками и невыносимо громким голосом, что нужно время, чтобы привыкнуть и полюбить собственное дитя. Но время шло, а материнские обязанности – покормить, покачать, искупать, переодеть – оставались обязанностями, но никак не удовольствием и уж точно не счастьем.

«Нужно найти кормилицу», - Никта с недовольным видом налила себе кофе.

«Никта! – тётушка с неодобрением покачала головой на выбор напитка, - месяц только прошёл. Потерпи ещё немного. Ради Кайни».

«Я хочу уехать, - она всё-таки произнесла то, что проговаривала про себя уже несколько дней ежеминутно, - в столицу».

«Что не так? Ты же хотела этого ребёнка. Что изменилось?» – встревожилась не на шутку леди Глэдис.

«Ничего, - отрезала Никта и, поймав взглядом собственное отражение в зеркале напротив, добавила, - у меня всё прекрасно».

«Ты справляешься», - вдруг сказала тётя.

«Нет! – Никта вскочила из-за стола, - я не справляюсь! Я всё делаю не так, как надо. Мне не стоило было даже думать о том, что у меня может получиться растить ребёнка. Тем более одной!»

«Никта, - леди Глэдис подошла к ней и повторила очень спокойно, - ты справляешься. Просто нужно время».

«Если я останусь, я возненавижу его на всю оставшуюся жизнь, - злость и ярость от бессилия клокотали в её груди, - надо уехать. Хотя бы не надолго».

«Это твой ребёнок, Никта, - впервые на памяти девушки тётя разговаривала с ней так строго, - ты не можешь просто сбежать, он нуждается в твоей заботе».

«Ненавижу», - прошипела Никта.

Звонкая и болезненная пощёчина взорвала привычную реальность.

Девушка не сразу поняла, что произошло.

«Прости», - леди Глэдис, казалось, тоже не могла поверить, что такое возможно.

«Нет», - Никта развернулась на каблуках и быстро вышла из столовой, громко хлопнув напоследок дверью.

 

Пишет Алина. 09.09.12

Совместно с Ксанфом

 

Он терпеливо ждал, когда она проснется.

Время шло, дождь прекратился, часы пробили уже много раз.

Наконец, она открыла глаза.

"Как себя чувствуете?" - он погладил её по голове.

Она невольно отстранилась от его руки.

"Мне лучше. Намного лучше", - чуть улыбнулась и закашлялась.

"Нужен врач", - Ларс чуть отодвинулся от неё, чтобы ей не было неприятно.

"Нет-нет, - она попыталась сесть, - пожалуйста, только не надо врачей. Я быстро поправлюсь, правда. Ларс, - улыбнулась смущенно, - а можете мне еще чаю сделать? Пожалуйста".

"Конечно. Не вставайте, - он пошел на кухню, но почти сразу вернулся, - нужно спуститься вниз, за дровами для плиты. Я быстро".

Она кивнула.

Ларс, шагая через ступеньки, спустился в чулан под лестницей, взял несколько поленьев, но вдруг остановился и задумался.

Затем положил дрова обратно на поленницу и быстро вышел из дома.

Прошло несколько часов, но он так и не вернулся.

 

Внутри что-то разбилось, когда стрелки часов отсчитали ровно два часа после его ухода.

Она встала с постели и оделась. Голова немного кружилась, но идти можно было.

Спустилась вниз, вышла на улицу.

 

Казалось, будто кто-то выцарапал все, что было когда-то на месте сердца.

Остался только этот мраков город, с его серым небом и зеркалами холодными.

Никого.

Не осталось.

"Иди домой".

Они оба повторили ей это несколько раз за последние дни. Поразительное единодушие.

"Уходи".

Не нужна.

Не уйдешь - сами уйдем.

Она схватилась за стену дома, чтобы не упасть, и прижалась лбом к холодному камню, приводя мысли в порядок.

Пошла дальше.

В какой-то момент она перестала ориентироваться. Браманте, Пацци, Дельриторно, площади, скверики, переулки, окна, ставни.

Опустилась на скамейку, обессилев, и прижала ладони к пылающим щекам.

Где он?

Где искать?

Почему ушел?

Обожгла пальцы своими слезами.

Ларс.

Вернись.

Если слышишь.

Прошу тебя.

 

Всадник влетел во внутренний двор больницы как черный вихрь.

Двери приемного отделения были с треском распахнуты настежь.

Дежурный врач к счастью успел вовремя отскочить в сторону, чтобы его не задела корпусом лошадь гвардейца.

Тот спешился, снял с лошади укутанную в шерстяное походное одеяло девушку без сознания.

"Доктор, помогите, пожалуйста, - обратился к врачу вежливо и холодно, - боюсь, она серьёзно больна".

"Выведите свою лошадь вон, сударь, - сурово приказал врач, - здесь больница, а не конюшня".

"Да, конечно, - кивнул гвардеец, - приношу свои извинения. Я боялся опоздать с помощью".

 

Это было как дежавю. Тиканье часов, шорох занавесок и тихий шепот.

Она зажмурилась, надеясь, что сон закончится.

Громко хлопнула форточка.

Открыла глаза - золотые пятна на полу.

Выдохнула резко.

Не сон.

Больница.

"Как себя чувствуете?" - к ней склонился доктор.

У нее на глазах выступили слезы.

Отвернулась.

"Ужасно".

"Ничего, скоро станет легче, - приободрил её врач, - как Вы умудрились так простыть?"

Она ничего не ответила, продолжая рассматривать белую стену.

"Мне нужно, чтобы Вы ответили на мои вопросы, - доктор коснулся её плеча, - надо заполнить карту. Давайте начнем с имени".

"Карту, - медленно повторила она, не оборачиваясь, - конечно. Алина. Алина д'Эллиги".

"Полных лет Вам?"

«Восемнадцать».

«Род занятий?»

Прямо первый допрос в ЦРУ. С Хоодом.

"Работаю и учусь".

"Жалобы?"

"На что?" - не поняла она.

"Ну Вы же нездоровы", - не понял доктор.

"У меня нет жалоб, - она обернулась, подавив приступ кашля, - можно я пойду домой?"

"Нет, конечно, - возмутился врач, - хотите заработать воспаление легких и умереть?"

"Мне все равно".

"Это плохо", - покачал головой врач.

"Не понимаю, как я здесь оказалась", - она снова оглядела палату и остановила взгляд на докторе.

"Вас на улице нашел гвардеец Хаоса", - охотно объяснил врач.

«Сегодня?»

"Да, - ответил врач, - несколько часов назад".

Она закашлялась жестоко.

Врач внимательно выслушал её стетоскопом.

"Вам повезло, - сказал он, - воспаления я не слышу. Просто сильная простуда. Всё обойдется".

Она устало прикрыла глаза.

"Я очень хочу домой, - проговорила едва слышно, - когда Вы меня выпишите, доктор?"

"Когда Вы будете здоровы", - ответил доктор.

"Ясно, - натянула одеяло повыше, - спасибо".

"Отдыхайте теперь, я загляну чуть позже", - он похлопал ее по руке.

Она отвернулась к стене.

Нужно было домой.

Вдруг он вернулся, а ее нет.

Дождалась, когда дверь за врачом захлопнулась и его шаги замерли в тишине коридоров, тихонько встала и подошла к окну.

До земли было метра два, не больше.

Отодвинула задвижку, распахнула окно, забралась на подоконник и ловко спрыгнула вниз.

От прыжка перехватило дыхание и в глазах потемнело, но лишь на мгновение. Выпрямилась и скользнула через ворота на улицу.

Ее очень быстро хватились, догнали, уже когда она была на улице. Вернули обратно. Вкололи снотворного.

 

Она очнулась на следующее утро, чувствуя только ужасную слабость.

Через пару минут в палату зашел врач - уже пожилой, со смешными очками и бородой, он тут же представился и, с позволения Алины, присел на стул рядом с кроватью. На его глазах девушка безропотно приняла все лекарства, приготовленные медсестрой.

- Теперь мне уже можно идти? - кивнула она на пустые склянки.

- Разумеется, насильно Вас никто держать не будет. Но я должен убедиться, что с Вами все в порядке. - Доктор улыбнулся. - Вы позволите задать Вам несколько вопросов?

- Конечно, - было видно, что она приложила максимум усилий, чтобы не вскочить сейчас же с постели, а вежливо выслушать врача.

- Как Вас зовут, юная леди?

- Все есть в моей карте, - ответила она нетерпеливо, и этот враждебный тон явно удивил доктора.

- Я думаю, что прежде чем начать нашу беседу, было бы правильно познакомиться сперва, - он, будто назло, говорил медленно и тихо. - Доктор Кристоф Сант, - повторил он свое имя.

- Алина, - она устроилась поудобнее, поняв, что разговор будет долгим, - Алина д'Эллиги.

- Очень приятно, Алина. Итак, Вас что-нибудь беспокоит сейчас?

- Нет, я замечательно себя чувствую.

- Озноб, слабость, боли в горле, кашель, головная боль?

- Нет, - как можно убедительнее сказала она.

- Ну что ж, хорошо. Тогда почему Вы оказались в больнице?

- Не знаю. Говорят, меня сюда кто-то привез.

- Говорят? А что скажете Вы?

- Гуляла по городу. Присела на скамейку и задремала.

- Хм. А что было до этого, помните?

- Обычный день. Работа, завтрак, обед и ужин, - пожала она плечами.

Доктор кивнул.

- Позволите осмотреть Вас?

- Конечно, если это нужно.

Около пяти минут он простукивал и выслушивал всю грудную клетку, осмотрел язык и веки, даже заставил Алину покашлять, чем вызвал настоящий кашлевой приступ, но все же остался доволен.

-Ясный легочный звук, жесткое дыхание и небольшая температура, - Кристоф снова улыбнулся. - Я выпишу лекарство и, если к вечеру кашель станет влажным, я с удовольствием отпущу Вас домой.

- Прямо сегодня? - спросила она.

-Да. У Вас бронхит, но его можно лечить и дома.

- А если кашель не станет влажным?

-Тогда мы подберем Вам другое лекарство, только и всего, - доктор заговорщически подмигнул.

Она чуть улыбнулась ему.

- Хорошо. Спасибо Вам.

- Я зайду к Вам вечером, Алина.

 

Ей потребовалось приложить всю свою волю, чтобы пролежать в постели до вечера, все свое умение убеждать, чтобы убедить себя в бесполезности второго побега.

Вечер упрямо не хотел наступать.

Она пересчитала все складки на своем одеяле, научилась различать шаги каждой медсестры, но на улице по-прежнему было светло.

Наконец, просто уснула.

Когда снова открыла глаза, было уже восемь вечера.

Она прождала до девяти, но врач так и не пришел.

Когда в половине десятого медсестра принесла ей лекарство, Алина, проглотив все за секунду, тут же спросила о выписке.

- А доктор не велел Вас отпускать. Он заходил, послушал Вас, посидел немного, но уходить Вам не разрешил. - Женщина замялась на секунду. - Вы очень беспокойно спали, кричали во сне.

Медсестра больше ничего не говорила, быстро зашторила окна и убрала стаканчики, но Алина уже при ней почувствовала, как закрываются глаза, - снотворное подействовало мгновенно.

 

 

 

Он вернулся в квартиру в тот же вечер, но Алины там уже не было. Он не сразу понял, что произошло. Весь день провёл в состоянии близком к коме, сидя в кресле. К вечеру очнулся.

Раны на костяшках пальцев успели покрыться корочкой засохшей крови. Разбитые губы совсем не беспокоили.

Он сделал глубокий вдох и очнулся. Мотнул головой, наклонился вперёд, сжав руки в кулаки, поднялся с кресла.

В квартире повисла тяжёлая неприятная тишина. Он огляделся: девушка явно торопилась покинуть дом, и, судя по тому, в каком беспорядке были оставлены вещи, намеревалась вернуться в ближайшее время. Но не вернулась.

У кровати на тумбочке стояла чашка остывшего чая с лимоном, мёд в розетке, початая бутылка коньяка, на полу – в беспорядке грязная и мокрая до сих пор одежда.

Он вспомнил, как переодевал её, как просил сделать глоток алкоголя, чтобы согреть, вспомнил, как поцеловал её в мокрую макушку.

 

 

«Доброй ночи, - он улыбнулся доброжелательно, как будто не заметив изумлённый взгляд дежурной медсестры в приёмном покое, - не могли бы Вы мне помочь найти человека?»

Медсестра кивнула.

«Это юная девушка, она серьёзно простудилась прошлой ночью, и я очень надеюсь, что её привезли в Вашу больницу. Её имя Алина д’Эллиги», - мягко улыбнувшись разбитыми губами, сказал он.

«Давайте я попрошу выяснить, привозили кого-то ночью или нет, а мы пока пойдём в перевязочную, и я обработаю ваши раны», - предложила она.

«Нет, не стоит этого делать, - уклонился он вежливо от предложения, - мне медицинская помощь не нужна. Я буду очень Вас признателен, если Вы найдёте мою кузину».

«Кузину?! – приободрилась медсестра, - конечно. Сейчас посмотрю журнал», - и стремительно порхнула в комнату отдыха.

Ларс ударил раненной рукой в стену, чтобы прояснить туман в голове болью.

«Да, - медсестра подошла к нему с журналом. Он не мог не заметить, что она припудрила лицо и подкрасила кокетливо губы, - у нас есть пациента с таким именем».

«Я могу её видеть? – спросил Ларс и, чуть приблизившись к ней, шепнул доверительно, - пожалуйста».

«Она спит сейчас, - в медсестре явно боролись чувство долга и желание познакомиться с молодым человеком поближе, - может, вы пока здесь побудете, как проснётся, я позову?»

«Пожалуйста, - повторил Ларс так, что у неё перехватило дыхание, - её родители умерли, я обещал им, что буду присматривать за ней. Если не справлюсь, не смогу жить с таким грузом».

 

«Хорошо, но только если вы разрешите мне потом залечить ваши раны», - не смогла устоять медсестра.

«Это счастье, о котором я не посмел бы мечтать», - ответил Ларс.

«Только халат наденьте, - вспыхнула от смущения медсестра, - и ведите себя тихо. Не дай свет дежурный врач вас увидит».

«Конечно», - согласно кивнул он.

 

Алина мирно спала. Он сел на стул рядом, взял её руку в свою и поцеловал в щёку: «Я здесь, всё будет хорошо, пуговица».

 

Он уверил себя в том, что другой дороги к Главным воротам, кроме той, что шла мимо ее окон, в Эйзоптросе не было.

Он не поднял голову и не посмотрел, горел свет или нет.

Его это не интересовало нисколько.

Пусть црушник этим интересуется.

Света не было, он поймал отражение окна в уличном зеркале.

Но уже темно, и для сна слишком рано.

Случилось что-то?..

Вот еще, пусть црушник этим интересуется.

Он собрал поводья, но не пришпорил коня.

Усмехнулся.

Простила она его. Помочь хочет. Исправить пытался.

Ненависть рассекла сердце на две половинки, но что-то другое тут же сшило их снова вместе.

Была уже не ненависть. Сожаление горькое, злость и ярость.

И он не знал, что сказать родителям, чем объяснить свое раннее возвращение.

 

- С ней все в порядке, - бросил он им небрежно, едва перешагнув порог кухни, налил себе стакан воды и ушел в свою комнату.

Мать с отцом переглянулись в тревоге.

 

- Расскажешь еще что-нибудь? – отец сидел на скамье под лимонным деревом, чинил седло. Тир ожесточенно рубил дрова рядом.

- Нет. Ты же знаешь, я не люблю рассказывать.

- С каких это пор? – искренне удивился отец.

- С давнишних, - щепки разлетелись на несколько метров, упали отцу на колени.

- Рассказывай. Как приехал, как она тебя встретила, какая она, расскажи.

Тир остановился и вытер со лба пот.

- Нормально приехал, нормально встретила, не ожидала, конечно, - добавил он, чуть-чуть улыбнувшись. Поставил на пень очередное поленье, замахнулся топором и расколол его надвое с неожиданной силой, - такая же она, какой была, отец.

- Расскажи, как она живет, - попросил отец.

- Хорошо живет. Так же точно, как пишет в письмах.

- Не обзавелась друзьями?

На этот раз щепки ударили его по лицу.

- Обзавелась.

- Будь поосторожней, пожалуйста, - отец стряхнул стружку с плеча, - ты их видел?

- Нет.

- Откуда тогда знаешь, что они есть?

- Рассказывала, - ответил коротко.

- Я не узнаю тебя, Тир.

- Я тоже.

- Обычно не знаешь, как сделать так, чтобы ты замолчал, - отец добродушно усмехнулся, - а сейчас из тебя слова не вытянешь.

- Лучше бы я к ней не ездил, - вдруг сказал Тир.

- Почему? – удивился отец.

- Теперь мне ее еще больше не хватает, - он бросил топор, собрал нарубленные дрова и скрылся за углом дома.

 

- У нее появился молодой человек, который тебе не понравился? - мать, проанализировав рассказ отца о разговоре с Тиром, сделала свои предположения.

- Нет, - его начинало выводить из себя желание окружающих узнать, что же на самом деле произошло. Их это все не касалось. Сколько можно было рассказывать. – С ней все в порядке, - повторил он в сотый раз.

- Тир, - мать взяла его за руку, – расскажи, что у вас там случилось. Тебе станет легче. И нам с отцом тоже. Ты же сам видишь, он просто покой потерял.

- Да у нас все отлично! – не выдержал Тир, ударив ладонью по столу, рассыпав крупу по полу. – А вернулся я раньше потому, что за уличной танцовщицей поехал, но потерял их по дороге и вернулся.

- За какой танцовщицей? – не поняла мать.

- Бродячие артисты. Влюбился, - пояснил Тир уже спокойнее. – Они уезжали из города, когда я приехал.

- И ты…

- Да, я заехал к Алинке, проведал ее, мы прогуляли целый день по городу и в тот же вечер я уехал.

- Вслед за артистами? – мать брезгливо поморщилась.

- За артистами, - подтвердил Тир, склонившись над столом и продолжив свои ежедневные занятия по перебиранию крупы.

- То есть, ты променял сестру на какую-то танцовщицу с бубном?

- Именно так, - усмехнулся вдруг зло Тир. – Не понимаю сейчас, что она меня нашло, - добавил он тут же. – Наваждение какое-то.

 

- Ты можешь съездить еще раз, через месяц, например, - предложила мать.

- Конечно, - согласился Тир. – Съезжу обязательно.

 

Это снотворное оказалось хуже предыдущего, голова была тяжелой, перед глазами туман. Она с трудом разглядела силуэт человека, сидевшего на стуле рядом, но сначала приняла его за врача.

Белое молоко рассеивалось медленно, предметы приобретали привычные очертания, но она все еще не была полностью уверена в том, что видит.

- Ларс? – предположила она робко, но сердце чуть не вырвалось из груди.

- Я здесь, - он сжал её пальцы.

Она протянула руку и едва коснулась ладонью его колючей щеки.

Резко села на постели, голова закружилась. Замерла на секунду, выжидая, когда комната вернется снова на свое место, и обняла Ларса.

- С тобой все хорошо, - шепнула, зажмурившись.

- Конечно, - он обнял её в ответ, - ложись, ты ещё слишком слаба.

Она осторожно дотронулась до его разбитых губ и взглянула в глаза испуганно.

- Что с тобой случилось?

- Ничего, - его лицо в один миг превратилось в непроницаемую маску црушника.

Она опустилась на подушку, прижалась щекой к его ладони, которую держала обеими руками, и закрыла глаза.

- Ларс, - посмотрела на него, - давай пойдем домой.

- Нет, сначала тебе надо выздороветь, - холодно ответил он.

- Они пичкают меня снотворным, - на ее глазах выступили слезы обиды, - здесь я не выздоровею.

- Я поговорю с врачом, - сказал он.

- Нет, я не буду больше пить лекарства и сбегу отсюда.

- Что за поведение, барышня? – устыдил ее Ларс.

Она чуть улыбнулась в ответ.

- Ой, только не «барышня».

- Для «сударыни» ты еще слишком мала, - сказал он наставительно.

- «Сударыня» мне тоже не нравится, - нахмурилась она. В глазах мелькнул озорной огонек, - если я останусь в больнице, ты больше не будешь называть меня "барышней" и "сударыней"?

- Договорились, - согласился слишком уж быстро он.

- Спасибо, - она улыбнулась и поправила одеяло.

Он встал:

- Схожу за доктором.

- Хорошо, - она отпустила его руку, - только возвращайся скорее.

- Постараюсь, - пообещал он.

 

Ларс столкнулся с доктором на пороге палаты.

- Добрый день! - врач кивнул и посторонился, чтобы дать посетителю выйти.

- Добрый день, - Ларс чуть поклонился вежливо, - а я как раз пошёл Вас искать.

- Да, я Вас слушаю.

- Хотел узнать, когда Вы сможете выписать одну Вашу пациентку?

- Вас интересует Алина?

- Да, - он обернулся и посмотрел на девушку, которая внимательно следила за их разговором.

- Тогда, Алина, если Вы не против, мне нужно с Вами побеседовать - он улыбнулся своей пациентке. - И после этого я смогу ответить на вопрос Вашего друга.

- Мне выйти или я могу остаться, доктор? - вежливо поинтересовался Ларс.

- Подождите снаружи.

- Как скажете, - он подчинился.

Доктор беседовал с Алиной около десяти минут: подробно расспросил ее о приступах кашля и других жалобах, о детских болезнях и даже о родных. Еще некоторое время он снова выслушивал и выстукивал ее и, наконец, с довольным видом вынес вердикт:

- Все хорошо, юная леди. Я выпишу Вам лекарство, которое необходимо принимать дважды в день в течение месяца, и вечером Вы можете отправляться домой. Но дайте мне честное слово, что, если Вам станет хуже, Вы непременно обратитесь в больницу.

- Обещаю, - кивнула она, улыбнувшись благодарно. - Мне можно уйти прямо сейчас, доктор?

Сант заполнил бланк рецепта прямо в палате и оставил желтый листок на тумбочке.

- Не болейте больше, - сказал он, уже стоя у двери. - И до свидания!

Врач обнаружил Ларса сидящим у палаты на стуле. Сначала ему показалось, что молодой человек задремал.

Доктор подошел ближе, стараясь не напугать посетителя.

- Вы можете забирать домой нашу очаровательную пациентку, - сказал он негромко.

Ларс никак не отреагировал на его слова.

- Молодой человек! - уже громче позвал Сант.

Ответом ему была тишина.

 

После того как доктор вышел, она тут же вскочила с постели, набросила халат и вышла из палаты в коридор, чтобы найти Ларса.

Ей хватило одного взгляда, чтобы понять, в каком состоянии находился Хоод.

Доктор тряхнул Ларса за плечо.

Алина шагнула вперед и чуть улыбнулась врачу.

- Бессонная ночь, - объяснила она, взяв Ларса за руку и потянув за собой в палату.

Ларс подчинился послушно.

Доктор проводил их тревожным взглядом.

- Кристоф, у нас новый пациент! - из ординаторской появилась коллега. - Он внизу в приемном.

- Уже иду, - ответил мужчина и торопливо направился по коридору к лестнице.

 

Они вернулись домой.

Алина уложила Ларса на диван, видя, что он едва держится на ногах от усталости. Принесла в комнату чашку с теплой водой, поставила ее на столик, опустилась на колени и, намочив угол полотенца, стала осторожно оттирать засохшую кровь с его лица.

Он еще не спал, и ресницы едва заметно подрагивали в ответ на каждое прикосновение.

Она нежно пригладила его длинные спутанные волосы, накрыла Ларса пледом, подоткнув аккуратно края, и принялась разбирать вещи, разбросанные по всей квартире.

 

Алина не помнила, что произошло после того, как она хлопнула дверью гостиничного номера Тира.

В ушах вдруг снова прозвенели его слова. В сердце на секунду вспыхнула ненависть, но это быстро прошло. Боли давно не было, образовавшуюся пустоту в душе заполнил пасмурный холод.

Она опять попыталась вспомнить, как  вернулась домой, как оказалась в больнице, – и не смогла, на этих местах в памяти будто черные кляксы были.

В спальне она подняла с пола влажное платье, зачем-то сделала глоток холодного чая, держа чашку бережно, – вкусный, только лимон потемнел от заварки, -  и сильно удивилась, увидев на прикроватной тумбочке бутылку с коньяком, – в доме никогда не было алкоголя.

Вернулась в гостиную, задумчиво развела огонь в камине, забралась в кресло и посмотрела на Ларса.

Он спал. В квартире тихо, окна нараспашку.

Она прикрыла глаза: ей давно не было так хорошо и спокойно. Как дома.

 

Ларс проснулся только на следующее утро.

Дождь стучал по стеклу, в камине тлели алым угольки, зеркало было завешено белой скатертью, угол ковра внизу - отвернут аккуратно, и на голом полу стоял стул с потертым бархатным сидением. На столике возле окна – лезвие, мыло и щетка для бритья.

Ларс долго сидел на диване, смотрел, как бегут стрелки по циферблату.

Вскоре дверь приоткрылась и в комнату вошла Алина.

- Доброе утро, - улыбнулась она ему тепло, раздвинула шторы, наполнив комнату холодным серым светом. Достала из ящика комода ножницы, загадочная улыбка все не сходила с губ, – сегодня я Ваш личный цирюльник, господин Хоод, - она с трудом подавила улыбку и добавила очень серьезно, - прошу Вас, садитесь, - положила руки на спинку стула и чуть развернула его к Ларсу. - Доверьтесь мне.

Он послушно пересел на стул.

Алина чуть взъерошила его волосы на макушке, расчесала аккуратно, чтобы ему не было больно, взяла в руки ножницы.

Ларсу на колени упала седая прядь. Потом еще одна и еще.

Он чувствовал в своих волосах ее длинные тонкие пальцы, ледяные, как всегда.

Алина не была уверена, что все получится. Она состригла всю седину с его головы, оставив только живые русые волосы. Вышло немного коротко, но красиво.

Она победно щелкнула ножницами в воздухе и принесла принадлежности для бритья.

Ларс посмотрел на нее удивленно.

- У меня же три брата, меня всегда эксплуатировали, - рассмеялась она в ответ, довольно умело нанесла ему на лицо пену и осторожно провела по щеке лезвием.

Наконец, все было готово.

Алина стряхнула волосы с его одежды, подошла к зеркалу и сдернула с него скатерть.

На лице Ларса не отразилось никаких эмоций.

Она дотронулась до его плеча.

- Тебе нравится?

Он кивнул.

- Мне тоже, - она улыбнулась ему, - если бы мне год назад кто-нибудь сказал, что я буду тебя подстригать, я бы не поверила. А ты?

- Если бы кто-то год назад сказал мне, что я устрою покушение на коллегу, чтобы спасти стукача, из-за которого были одни проблемы и от которого не было никакого толку, я бы тоже не поверил, - сказал Ларс, по-прежнему рассеянно разглядывая свое отражение в зеркале.

- Покушение? - переспросила она.

- Да. Было такое.

- Зачем ты это сделал? Зачем, - запнулась вдруг и произнесла на одном дыхании, - зачем спас стукача, от которого не было никакого толка?

- Не помню, - и впервые за все время он сказал эту фразу так, что было очевидно - лжет.

- Прости, - она обошла стул и обняла его сзади за плечи.

- Все-таки до Жан Поля тебе еще далеко, - он повернул голову из стороны в сторону, - на улицу выйти можно, а вот в свет...

- Ну извини, - она сделала вид, что обиделась, но тут же улыбнулась, - а ты уже собрался в свет?

- Я давно не был в опере, - ответил Ларс, - как и ты, судя по всему.

- И? - она посмотрела на него в зеркало вопросительно.

- Мне нужно там быть, - сказал Ларс.

- Когда?

- В ближайшее время, - нахмурился он, - ради начцеха.

Она выпрямилась.

- Тогда тебе надо сходить к Жан Полю прямо сейчас, - пожала она плечами, - чтобы успеть на вечернюю премьеру.

- Боюсь, это невозможно, - усмехнулся Хоод, - даже если мы продадим всё твое имущество, этого не хватит даже на то, чтобы он взял в руки ножницы. А если серьёзно, то причёска - это наименьшая проблема.

- Какая же наибольшая?

- Нужно найти начцеха.

- Зачем?

- Иначе мы не попадём в оперу.

- Я не понимаю, - покачала она головой.

- Я тоже.

- Тебе нужно разрешение начцеха, чтобы пойти в оперу?

- Нет, - он смутился окончательно, - не помню.

- Хорошо, но где мы найдем начцеха?

- Не знаю, - пожал он плечами.

- Ты же црушник, ты должен знать, - она присела рядом на подлокотник дивана.

Он вздохнул тяжело и устало.

- Если это так важно, то начцеха сама тебя найдет, - попыталась она успокоить его.

- Конечно.

 

Пишет Сильвия. 05.10.12

Уже через несколько дней они покинули Эйзоптрос вместе с его шумом, суетой и повсеместными зеркалами. Когда они выехали из городских ворот, Сильвия выглянула из кареты и увидела свое отражение на зеркальной стене Эйзоптроса. "В ближайшее время этих зеркал будет не так много", - подумала она про себя. Они направлялись к озеру Алциона, одному из самых красивейших озер края. Сейчас они ехали по Эйзоптросской дороге, потом должны были выехать на дорогу из Нердена, переехать по мосту реку Аквил и, наконец, добраться до небольшой базы отдыха на самом берегу озера. Сильвия была в предвкушении незабываемого отдыха, ведь сейчас с ними не было отражений, были только они вдвоем. Сильвия обратилась к Кристобалю:

- Я так счастлива, что мы с тобой всю эту неделю проведем вместе, не расставаясь ни на минуту, - она перевела взгляд на мелькавшие в окне пейзажи. - Удовольствие можно получить уже от самой дороги, везде так красиво. Долго мы будем ехать?

- Да, достаточно, - он выглянул в окно, - думаю, что нам придётся остановиться на ночлег в одной из таверн по пути.

- А я думала, что мы к вечеру уже приедем, - огорчилась Сильвия. - Когда смотришь на карту, кажется, что это место находится очень близко, но на самом деле оно намного дальше. Я не люблю таверны, - добавила она, поёжившись. - В них неуютно, грязно...

- И всё-таки я не хочу, чтобы ты ночевала в карете, Сильви, - нахмурился неодобрительно Гато, - лучше в гостинице, там хотя бы кровать нормальная есть и вода горячая.

- Нет, уж лучше ночевать в таверне, чем в карете, - согласилась Сильвия.

Ближе к вечеру они заметили небольшую гостиницу у самой дороги. Вывеска на фасаде извещала путников о том, что в гостинице "Уют" они могут поесть, сменить лошадей и переночевать. Здание было недавно отремонтировано, территория вокруг была ухожена, и поэтому Сильвия предложила Кристобалю остановиться здесь и переночевать.

- Кристо, уже темнеет. Может, остановимся здесь?

- Конечно.

Он отнёс в гостиницу вещи, распорядился по поводу лошадей, потом заказал ужин в номер и приготовил для жены ванную с вкусно пахнущей богатой пеной.

Сильвия, увидев все приготовления, почувствовала огромную благодарность по отношению к супругу: она так устала за день, что сейчас готова была съесть все, что угодно. После ужина она позвала Кристобаля в ванную, чтобы вместе насладиться теплой водой и цветочными ароматами.

- Мне кажется, я еще никогда так не уставала, - произнесла Сильвия. - Дорога, все-таки, сильно утомляет. Единственное, чего мне сейчас хочется - это побыстрее забраться в кровать и уснуть.

- Это мы сейчас быстро организуем, - улыбнулся Гато.

Он завернул её в тёплое мягкое полотенце и поднял на руки, чтобы отнести в постель:

- Ты такая трогательная уставшая. И очень соблазнительная, - Гато поцеловал её и прижал к груди покрепче.

- Тогда не отпускай меня, - ответила Сильвия. - Давай так и заснем.

Она увлекла Кристобаля в кровать, накрыла себя и его одеялом и свернулась калачиком около него. Кристобаль не успел и глазом моргнуть, как услышал размеренное дыхание Сильвии - она сразу же заснула.

  На следующее утро Сильвия разбудила его своим бодрым голосом. Она прекрасно спала этой ночью и теперь готова была преодолеть остаток пути.

- Но сначала надо позавтракать, - уточнила она. - Кстати, как ты спал ночью?

- Хорошо, - с лёгкостью солгал Гато. Стоило ему уснуть, как перед глазами возникал образ часовщицы, которая вскрывала ему грудь тупым ржавым скальпелем, жутко улыбаясь при этом, и заменяла ему сердце на холодный тяжёлый камень.

Вот и прекрасно, - пролепетала Сильвия. - Мне кажется, наши лошади уже готовы, - она посмотрела в окно. - Давай сразу соберем вещи и потом спустимся завтракать. Мне не терпится снова тронуться в путь.

- Всё будет так, как ты захочешь, Сильви, - он поцеловал её руку.

Вскоре они покинули уютную гостиницу и отправились дальше. Сильвия заметила, что пейзажи вокруг уже не похожи на те, что были вчера, когда они только покинули Эйзоптрос. Дорога стала извилистой, на горизонте появились небольшие холмы. Ближе к обеду они въехали в густой лес; теперь воздух был наполнен ароматами цветов, тишина леса изредка нарушалась пением птиц. Прямо перед их каретой дорогу перебежал заяц. Сильвия едва не вскрикнула, испугавшись, что он попадет под копыта лошадей. Постепенно на смену степи приходил горный пейзаж, карета теперь часто проезжала по узким серпантинам, резко поднималась в гору. В отдалении был слышен приглушенный гул - так широкая горная река прокладывает себе путь среди скал. Они приближались к реке Аквил. В этом месте река широкая, всего лишь через пару километров на юг от переправы она впадает в озеро. Сильвия наслаждалась отрывшимся видом из окна кареты. В этот момент они проезжали по мосту, и весь шумный, бурлящий поток воды остался позади. Еще какое-то время они ехали вдоль озера, а потом дорога снова ушла в глубь леса, но лишь для того, чтобы вывести их на лужайку перед воротами базы отдыха.

- Как здесь замечательно, Кристо! - воскликнула Сильвия, когда карета подвезла их к домику, в котором они должны были остановиться. Она с радостью выскочила из кареты, разминая ноги. - Давай сразу же отправимся к озеру! Тебе здесь нравится?

- Да. Очень, - оглядевшись, ответил Гато.

- Тогда пойдем! - Сильвия взяла его за руку и повела в дом. Это был небольшой летний домик, состоявший из двух комнат: спальни и гостиной. С террасы открывался великолепный вид на горы и лес. Сильвия достала из чемодана теплую накидку и, на разбирая вещей, предложила Кристобалю прогуляться и осмотреть окрестности.

- Ты была уже здесь? - поинтересовался он, когда они вышли из домика.

- Нет, не была. А почему ты так решил?

- Ты так хорошо здесь ориентируешься, - пожал он плечами.

- Согласись, что это не город, где много узких запутанных переулков. Я просто предлагаю прогуляться по единственной аллее, которая проходит мимо нашего домика. - Сильвия обратила внимание Кристобаля на указатель. - Смотри, мы как раз идем в сторону озера. И, если верить указателям, там же мы сможем и пообедать.

- Веди, я последую за тобой, - театральным голосом произнес, улыбнувшись, Гато.

- Пойдем, - рассмеялась Сильвия.

Извилистая аллея, казалось, была самой длинной дорогой к озеру. Сильвии показалось, что они уже прошли всю территорию, когда, наконец, не увидели среди листвы деревьев синюю гладь воды. Вдоль берега озера была набережная, по которой медленно прогуливались отдыхающие, здесь же были кафе и рестораны. Сильвия и Кристобаль пообедали в одном из них и отправились гулять по набережной. День был теплый, безветренный. Они постепенно удалялись от многолюдных мест, стараясь побыть наедине.

- Давай посидим вон там, - Сильвия указала на пирс, в конце которого стояла скамейка. С этого места открывался живописный вид на озеро и окаймляющие его горы.

Он сел на поваленное дерево и потянул жену, чтобы усадить её к себе на колени. Сильвия повиновалась ему. Минуту они молчали, наслаждаясь окружавшей их тишиной, потом Сильвия робко спросила:

- Ты сегодня весь день отрешенный какой-то. Я тебя утомляю?

- Как ты такое можешь говорить? - неподдельно удивился он, - нет, конечно, - он прислонился щекой к её плечу.

- Чего ты сейчас хочешь? - спросила его Сильвия. - Я исполню любое твое желание.

- Мммммм, - мечтательно протянул он, - нас выгонят из этого райского уголка, если исполнишь.

- Ведь не обязательно именно здесь, - улыбнулась Сильвия. - Говори, что ты задумал?

- На ушко, - предложил Гато. Сильвия склонилась к нему так, чтобы он смог прошептать свое желание и никто их больше не услышал.

От услышанного Сильвия смущенно засмеялась.

- Я же обещала все исполнить, - ответила она. - Только сначала мы пойдем домой и разберем все вещи.

- Эхххххххх, - разочарованно протянул Гато, - вот всегда так...

 

Пишет Алина. 12.10.12

Она взглянула на Ларса в зеркало.

- Давай пойдем в кафе, закажем круассанов и кофе.

- Пойдём, - согласился он.

Это было небольшое кафе на углу Браманте и Пацци с видом на один из многочисленных сквериков южной части города.

Алина села за столик возле самого камина и протянула руки к огню, подавив приступ кашля.

- Я хочу капучино и круассаны с малиновым вареньем. А ты?

- Мне всё равно, - он взъерошил волосы неловким жестом.

- Хорошо, я закажу за тебя, - кивнула она.

Через несколько минут им принесли две чашки дымящегося кофе и корзинку с круассанами.

- Приятного аппетита.

- Спасибо, - он сделал глоток крепкого чёрного кофе без сахара и закрыл глаза.

Они долго сидели молча. Она смотрела на дождь за окном, парк и улицы были пусты, говорить не хотелось.

Перевела взгляд на официантку, которая смахивала крошки с соседнего столика, потом на Хоода.

- Ларс, зачем ты меня завербовал тогда?

- Не помню, - он открыл глаза.

Она кивнула.

- Ладно. Расскажешь, когда вспомнишь?

- Если вспомню, - уточнил он печально.

- Нет, "когда", - поправила она его упрямо, - все будет хорошо, Ларс.

Он покачал головой с недоверием:

-Вряд ли.

- Вот увидишь, - повторила она, и, выдержав паузу, добавила, - когда я увидела тебя в первый раз, ты показался мне чудовищем, которому недоступны ни чувства, ни эмоции. Холоднее камня, - она улыбнулась, вспомнив это, - знаешь, может быть, все к лучшему. Если бы всего этого не случилось, я бы никогда не узнала, какой ты на самом деле.

- А какой я на самом деле?

- Ты живой и теплый. Можно даже руки греть, - она снова улыбнулась ему.

- Это звучит странно. Ты когда-то грела о меня руки? Я бы обязательно такое запомнил.

- Это ты мне грел руки, когда мы гуляли по Корелли. Но не запомнил, судя по всему, - сказала она с грустью.

- Не помню, - грустно ответил Ларс, - но тебе понравилось?

- Не помню. Это давно было.

- Жаль.

Она отвернулась к окну.

- Интересно, твои родные знают, что ты жив?

- Надеюсь, что нет, - ответил он.

- Почему?

- Это хуже смерти, - Ларс отклонился на спинку стула, - обуза.

- Ты? - удивилась она, - обуза? Что ты такое говоришь?

- Иногда, - он сделал паузу, - когда туман отступает, я вижу, как тебе тяжело со мной. Как ты стараешься не сорваться, не прогнать, не уйти.

- Ты не прав, - ответила она. - Ты даже не представляешь себе, как ты не прав. Мне совсем не тяжело с тобой. Наоборот. Когда ты рядом, я дома.

- Если бы можно было всё изменить, - задумчиво произнёс он.

- Что изменить?

- Решение, - он снова замолчал. Взгляд погас. Но теперь это не было угасание разума. Это скорее была печаль и сожаление.

- Какое решение? - Алина чувствовала, как каждый ее вопрос причиняет ему боль, но понимала, что молчание не избавит его от этого.

- Стать црушником, - ответил он.

Она покачала головой.

- Если бы ты не стал црушником, мы бы никогда с тобой не встретились и не сидели бы сейчас в этом кафе.

- Может, это было бы к лучшему.

- Я так не думаю, - она отвернулась, он успел увидеть, как по ее щеке скользнула слеза. - Но ты решай сам.

Он вздохнул тяжело и отвернулся.

Они долго сидели молча, слушая шум дождя.

Официантка унесла пустые чашки, наполнила их новым кофе и принесла обратно, поставила на стол конфетницу.

- Тебе плохо со мной? - спросила Алина, продолжая наблюдать за каплями, скатывавшимся по стеклу.

- Нет.

- Неправда, - усмехнулась она невесело, - было бы хорошо, не говорил бы так.

Он вдруг опустился перед ней на одно колено:

- Я не хочу, чтобы ты так думала. Пожалуйста. Но только я ничего не могу дать тебе сейчас. Понимаешь?

- Ларс! - она попыталась поднять его, но вдруг нежно обвила руками его шею, зарывшись лицом в его волосы. - Ты не понимаешь. Мне ничего от тебя не нужно. Ты мне все уже дал.

Он несмело обнял её в ответ:

- Спасибо, пуговица.

 

Пишет Хаос Мира Зеркал. 12.10.12

В дверь кабинета вежливо постучали.

-Да? - доктор поднял голову.

Дверь открылась. На пороге стоял Ричард. Он сильно изменился за два месяца: стал подтянутым, плечи расправились, спина выпрямилась и даже взгляд изменился.

- Здравствуйте, доктор, - он явно нервничал, - я могу войти?

Если Ксанф и удивился, то виду не подал.

- Конечно. Проходите, присаживайтесь.

Доктор поднялся из-за стола и протянул Ричарду руку.

Ричард ответил на рукопожатие, но садиться не стал.

- Никта Эрклиг, Ваша пациента, она жива?

Ксанф нахмурился.

- Да. С ней что-то случилось? Почему Вы такое спрашиваете?

- Как давно вы её видели? Почему она не живёт дома? – он будто не слышал доктора.

- Давно. Я знаю, что она уехала сейчас из города... Но, может быть, Вы объясните, в чем дело?

- Куда? – проигнорировал его вопрос Ричард.

- Я не могу этого сказать.

Ричард сделал резкий шаг вперёд.

- Куда? – только сейчас Ксанф заметил брызги крови на его одежде.

- Я не знаю, - Ксанф подал плечами.

Ричард промолчал, но было видно по его напряженному лицу, что явно боролся с самим собой и делал всё от него зависящее, чтобы не дать собственным эмоциям выйти из-под контроля.

- Хорошо, - Ричард сжал и разжал кулаки несколько раз, - извините, что побеспокоил.

Ричард чуть кивнул в знак почтения и покинул кабинет.

 

Пишет Роман. 13.10.12

Нищета, грубость, бесчестие. Подлый остров на западе Аквилона. Здесь прошло детство Романа. Край, где всё решает сила, оставил неизгладимый след в его душе. Твердая воля, сила духа и решительность – то, чему научило юношу это место. Опора, не позволявшая ему сдаться под грузом постоянных лишений, унижений и страданий – его отец, бывший в молодости мореплавателем. Именно он показал Роману, что здесь нет правды и чести. Богачи с соседнего острова выжимают последнее из бедняков, рабовладельцы на востоке торгуют человеческими жизнями, вокруг полно невежд, преступников и обманщиков. Он научил Романа жить честно, не доверять тем, кого плохо знаешь, никогда не идти по пути преступности, научил считать и читать, часто рассказывал ему сказки, предания, истории о дальних мореплаваниях, необитаемых островах, героических сражениях с пиратами, а также о своей незавидной судьбе: приятеле, который оказался жестоким обманщиком и украл все его деньги. «Так уж устроен этот мир, человек без денег обречён на унижения, всё можно купить и продать, в том числе и самого человека», - говорил он. Однажды кузница, в которую отец с трудом устроился помощником, чтобы честным трудом заработать на хлеб, сгорела. Отец погиб. Не стало единственного близкого и любимого человека (мать умерла от болезни, когда Роман был ещё младенцем). Собрав все свои поношенные вещи и несколько монет, накопленных отцом, Роман отправился на поиски правды, свободы и счастья. Три дня пути на юго-восток были тяжелым испытанием. Приходилось сооружать ловушки для ловли полевых грызунов, откапывать противные на вкус, но питательные корни, экономить воду и терпеть страшную жажду. В полдень третьего дня пути, скрываясь под кронами деревьев от жаркого солнца, Роман попадает на невысокий холм, с которого открывается вид на сверкающий город, окруженный рвом. Высокие, длинные стены сплошь покрыты зеркалами. Такого количества зеркал Роман ещё нигде не видел. Прикрывая глаза от яркого света, он подошел к поднятому мосту исполинского размера. Через несколько минут стражники, увидевшие путника, опустили мост, и Роман слабыми шагами, оглядывая зеркала с бесчисленным множеством его отражений, побрёл в неизвестность. «Эйзоптрос. Что ждёт меня здесь?»

 

Пишет Хаос Мира Зеркал. 14.10.12

Роман

ЦЕЛЕУСТРЕМЛЕННОСТЬ

 

Пишет Роман. 18.10.12

Роман шёл прямо, по широкой дороге, оглядывая  окружающие его дома. Ему показалось, что дома эти, в свою очередь, тоже оглядывают его. «И что это за идея навешать повсюду кучу зеркал?» Разглядывая строения и себя с сотни ракурсов, он дошёл до перекрёстка. Множество людей сновали туда-сюда, спеша куда-то или просто гуляя, не обращая на него никакого внимания. Внезапно Романа, проходя, толкнул локтём, будто в давке,  хотя народу на перекрёстке было не так уж много, подтянутый человек лет двадцати пяти. Он резко повернулся, посмотрел на Романа,  в то же мгновение отвернулся и продолжил свой путь. Во всех его движениях была резкость, стремительность. Незнакомец зашёл в закусочную «Мрак». Вспомнив, как он голоден, Роман, не долго думая, пошёл туда же. У входа он ощутил божественный аромат различных лакомств. Пройдя мимо распорядителя, кивнув ему в ответ на кокой-то вопрос, Роман наспех сделал заказ и принялся ждать. Один из посетителей привлёк его внимание. Мужчина лет тридцати, слегка полного телосложения, гладко выбритый и тщательно причёсанный, сидевший один за столиком, был одет в солидный, чистый, будто только что купленный бардовый костюм. Роман долго наблюдал за ним и через некоторое время заметил, что тот не просто ест суп, а время от времени бросает взгляды на посетителей, высматривая на них украшения, делая иногда движения головой, если чего-то не видно, но так осторожно и быстро, что те не могли заподозрить ничего плохого.  Мужчина очень напоминал Марата, с которым имел дело отец Романа на Подлом острове. Но как он мог так преобразиться? В нем ничто не напоминало о прошлой жизни: о тяжелом труде, нищете, голоде. Когда мужчина увидел Романа, его лицо невольно приняло вопросительно-безынтересное выражение, затем он посмотрел в тарелку с супом, задумался, потом снова посмотрел на юношу и внезапно воскликнул, заставив вздрогнуть от неожиданности посетителей закусочной:

 – Роман, не может быть, какими судьбами!

Он вышел из за своего столика и с трудом, тщетно стараясь никого не задеть, пробрался к Роману и сел рядом с ним.

 – Здравствуйте, Марат, рад вас видеть.

 – А я то как рад, сто лет не видел знакомого лица! Всё странствую. – Марат потрепал Романа по плечу, затем наклонился и прошептал на ухо, - Называй меня Алексей, ты же знаешь, дело такое.

 – Конечно, Алексей, вы так изменились, прямо не узнать.

 – Да уж, иногда вспоминаю, как раньше бывало, так мурашки по коже. – Марат стал говорить в полголоса, – Но я узнал простую истину: сколько не надувай людей, сколько не обворовывай их, всегда найдутся те, у кого денег предостаточно, чтобы за ними не следить. Вот я и поднялся. Все деньги я тратил так, чтобы бросать как можно больше пыли в глаза: духи, одежда, парикмахерская. Ты не поверишь, я даже окончил заочно факультет психологии. Всё, чего я раньше не знал, что казалось тайной, случайностью, стало ясно как день. Оказалось, что все люди предсказуемы, найти беззащитную цель проще пареной репы. Ты как сам-то, выглядишь не очень, где батька?

Роман рассказал, что случилось с отцом, что он теперь один и собирается найти пристанище. Марат долго сидел неподвижно, не находя слов, затем промямлил слова сочувствия и за казал выпить.

В то время, как Роман жадно поглощал содержимое тарелок, Марат выпивал рюмку за рюмкой.

 – Да, всякое в жизни бывает, - Сказал он наконец, - мы хотя известные дела делаем, но своих не бросаем. Пойдём ко мне, утро вечера му... му…  дреннее, - слова явно давались ему с трудом. Он кое-как достал из кошелька горсть монет и положил на стол.

Солнце уже клонилось к закату, улицы начали покрываться тёплым оранжевым светом. Роман, поддерживая тело приятеля, шёл, поворачивая по указаниям приятеля, делая круги, и, наконец, подошёл к гостинице «Зеркала». Роман помог Марату подняться в номер и попросил раскладушку для себя.

 

Пишет Ксанф. 21.10.12

 

Как-то утром рыжий мальчишка лет десяти постучал к Оливии в дверь.

- От доктора Ксанфа, - хлюпнув носом, прогундосил паренек и протянул белую, обвязанную толстой синей лентой, коробку с четырьмя карамельными пирожными и чай. К коробке прилагалась записка:

«Милая Оливия, простите, что я не сдержал своего обещания, и «ближайшие дни» растянулись почти на месяц. Моя работа отнимает все свободное и несвободное время (зачеркнуто). Знаю, что мне нет оправданий, и несправедливо теперь просить Вашего внимания,  но я снова надеюсь на Вашу доброту. Приглашаю Вас на прогулку в Летний парк на этот выходной! Ксанф.»

-Доктор велел дождаться ответа, - быстрым движением мальчишка сдвинул свою кепку на одно ухо и поднял взгляд на девушку. – Подождать мне или на словах чего передать?

- Скажи ему, что мне очень приятно, но я, к сожалению, не смогу пойти, - робко произнесла Оливия, укутываясь в вязанную шаль.

Когда мальчишка убежал, она опустилась на ступеньки лестницы и заплакала. Ей стало так обидно от этого его подарка. Ведь им он показал, что заметил, в какой нищете она жила и насколько была самоуверенна, когда пригласила его к себе в тот раз.

Ксанф же совсем не удивился сообщению паренька, и был уверен, что знает причину отказа. Он догадывался, как тяжело приходится Оливии, и вполне возможно, что она хваталась за работу, как за спасательный круг, позволяющий ни о чем не думать, а просто заниматься любимым делом, в том числе и в выходные. Доктор отлично помнил, как сам когда-то боялся воскресений, и совсем не хотел, чтобы они пугали девушку.

**

Оливия возвращалась домой уже за полночь. Она еле держалась на ногах от усталости. Но, когда увидела доктора Ксанфа, сидящего на скамейке напротив её дома, настроение у неё улучшилось.

Доктор тоже заметил девушку и широко улыбнулся.

- Оливия! Добрый вечер! А я Вас жду. – Он быстро поднялся и подошел к ней. – Как Вы?

- Добрый вечер, - она смущённо покраснела, - у меня всё хорошо. А как дела у Вас?

- Печально, потому что Вы отказались встретиться со мной. – Ксанф пытался поймать ее взгляд. – Как же так?

- Мне… Я не хочу никуда  выходить. Лучше побуду дома, - она опустила голову.

На лице доктора отразилась тревога.

-Вы заболели? Плохо себя чувствуете?

- Нет, - покачала головой Оливия, - просто не хочется.

Ксанф выдохнул едва заметно.

- Вам неприятно мое общество?

- Почему? – испугалась она.

- Просто я не могу найти другого объяснения Вашему отказу.

- Вы ошибаетесь, - сказала Оливия.

Молодой человек чуть улыбнулся.

- Что же тогда? Или Вы боитесь, что доктор заболтает Вас до смерти?

- Нет, конечно, - она смутилась, - я такого не говорила.

-Уф. – Ксанф засмеялся, но через секунду уже посерьезнел. - Оливия, прошу Вас, согласитесь. Я мог бы сказать, что таким образом мне хочется отблагодарить Вас за Вашу помощь, но это было бы не совсем искренне. Мне очень приятно общаться с Вами и … - казалось, он смутился немного и потому замолчал.

- Хорошо,- казалось, она сама испугалась собственной смелости.

- Спасибо. – Доктор снова улыбнулся. – Значит, до завтра?

- Да, - согласилась она.

На следующий день уже часов в девять утра он постучался в ее дверь. Ксанф был чисто выбрит, короткие кудрявые волосы растрепались от ветра, а золотистые глаза были темнее обычного. В руках он держал плетеную корзину с забавной крышкой в виде листа кувшинки.

- Доброе утро, Оливия!

- Доброе утро, - она смутилась по своему обыкновению.

- Вы готовы? Идемте?

- Да, - согласилась Оливия.

Они неторопливо шагали по улицам города. Ксанф выбрал не самый короткий маршрут до парка, но по дороге рассказывал об известных ему домах и их жителях, обращал внимание Оливии на красивые фасады и резные ставни,  на яркие цветы в горшках и на серых  котов на крышах.

- Всегда хотел иметь какую-нибудь животину, - внезапно добавил он, после того, как они прошли мимо крыльца с кучей пустых кошачьих мисок.

- А почему не заведёте? – спросила Оливия.

Доктор засмеялся.

-Потому что он сам завелся. Пушистый кот. Знаете, я раньше не верил, что животные похожи на своих хозяев, но Медальон меня разубедил. Нам даже один сорт колбасы нравится!

- Необычное имя, - Оливия улыбнулась ему несмело.

- А у Вас есть животные? - Ксанф перехватил корзину из одной руки в другую.

- Нет, конечно, - она пожала плечами, - не хочу ни к кому привыкать. Пока.

- А кого хотели бы завести?

- Котёнка, наверное, - она растерялась, - или птицу. Такую, чтобы цвета заката была и пела красиво.

-Ого! – присвистнул доктор. -  Но ее придется держать в клетке.

- Это плохо?

- Нет! Почему? Просто обычно девушки говорят что-то вроде "Как можно держать птичку в неволе?" и обязательно их выпускают.

- Я, наверное, безнадёжно плохая, - вздохнула она печально.

- Тогда я тоже, - почему-то засмеялся Ксанф. – У меня были канарейки в детстве. Так я мало того, что не выпустил их, так еще и связывал им перья на хвосте.

- Зачем? – удивилась Оливия, улыбнувшись доктору благодарно за поддержку.

-Ну как же? – искренне недоумевал молодой человек. Сейчас он был похож на десятилетнего мальчишку. – Ведь хвост у птиц – это руль. Мне было интересно, как они будут летать без руля!

- И Лорд не наказал тебя? – эта была одна из страшилок, которыми пугали шкодливых детей.

 - Хм. Кажется, это было сразу после истории с манной кашей…Так что я к тому времени уже был наказан.

- Что за история? –спросила Оливия.

-Ох! - притворно горько вздохнул Ксанф. - Может, сначала найдем место и перекусим, а потом я расскажу об этом темном эпизоде моего прошлого?

Они уже несколько минут поднимались по крутой старой дороге, ведущей ко входу в парк. Доктор предложил передохнуть немного на вершине холма, прежде чем спускаться дальше в тихую и уютную зелень парка, но Оливия отказалась, сославшись на то, что совсем не устала.

- Манную кашу я с детства любил, - начал Ксанф. – но однажды устроил целую битву снежками из этой самой каши. Стрелял ими в зеркало, а потом пальцем рисовал снежинки из самых толстых комков.

- Разве можно едой играться? – неодобрительно нахмурилась она и покачала головой.

- Вот и родители так решили, - Ксанф чуть опустил голову, и хотя весь его вид выражал раскаяние, глаза горели весельем.

- А Лорд как решил? – спросила Оливия.

- Ээээээ…Ну его устроило то, что я весь день отмывал зеркало!

- А птицы выжили?

- Разумеется! – Ксанф даже остановился. – Я же еще потом пытался научить их приносить вишню с соседских деревьев! Но тут совсем ничего не вышло, - доктор пожал плечами, а через секунду спросил:

- Что думаете, если мы остановимся вот здесь? – он махнул в сторону липы в нескольких шагах от тропинки. На небольшой поляне перед деревом можно было расстелить теплое одеяло, а с холма открывался отличный вид на пруд.

- Здесь очень красиво, - согласилась Оливия. На пруду рыбачили двое мужчин.

- А можно я быстро спущусь к воде и тут же вернусь? – Оливия снова увидела хитрые, совсем  мальчишеские глаза.

- Конечно, - её щёки покрылись лёгким румянцем отчего-то.

Пока Ксанф отсутствовал, она открыла корзину, чтобы достать снедь и разложить её на одеяле и ужаснулась расточительности доктора: два вида сыра, творог, сдобные булочки и круассаны с какой-то начинкой, фрукты и даже мясной пирог.

Доктор вернулся только через четверть часа.

- Приличный улов там, - еще за три шага до Оливии сообщил Ксанф.

-Какой улов?

- Рыбы! Толстенный сом! Хотите посмотреть?

Оливия кивнула, восхищённо глядя на Ксанфа.

- Тогда идемте скорее! – Он протянул ей руку и она доверчиво вложила свою ладонь в его.

**

Они завтракали, сидя прямо на траве и разложив на толстом одеяле всю провизию. Доктор выглядел ужасно довольным.

 – А Вы? Расскажите и Вы что-нибудь! – спросил он, в очередной раз раскладывая сыр по тарелкам.

- Я по морю скучаю, - вдруг сказала Оливия и замолчала смущённо, поняв, что ляпнула, не подумав, первое, что в голову пришло.

- Ух. А чем же Вам нравится море?

- Там мой дом, в Хоумтисе. Воспоминания о детстве, когда всё было просто и легко.

-  Тогда давайте представим, что мы сейчас там?  Сможете провести для мня экскурсию по Хоумтису?

- Смогу, конечно, - улыбнулась она, - только городок у нас маленький совсем. За пять минут обойти сумеем.

- Отлично. Я готов! Внимательно слушаю. – Доктор запихнул в рот приличный кусок пирога и закрыл глаза.

Она воспользовалась этим мгновением, чтобы перевести дыхание и взглянуть на него наконец без смущения: совсем не похож на Таса, но такой необыкновенный. Ей было стыдно до боли, когда она случайно перешла с ним на ты, а он, явно заметив это, намеренно продолжал говорить ей "Вы". И было так неприятно и неловко теперь делать вид, что она не заметила. Мысленно она приказала себе не подавать виду, что что-то не так, а в качестве благодарности за стойкость пообещала себе больше никогда не поддаваться уговорам пойти на прогулку с Ксанфом.

- У нас в городе есть главная площадь с ратушей и колокольней, от неё в две стороны идёт дорога - на запад и восток. На востоке дорога заканчивается маяком, на западе Стеной.

- Какой стеной? – доктор нахмурился.

- Старинная стена, она уже почти разрушилась, но по привычке все называют груду камней стеной. Рядом с ней - дорога на Тракт.

- Должно быть, Вы играли там в прятки в детстве? – юноша внезапно открыл глаза.

- Нет, - она поежилась от его взгляда, - нас пугали шакалами, запрещали далеко от дома уходить.

- И Вы ни разу не сбегали?

- Нет, ни разу, - она обиделась на такой вопрос, - тётя ведь запретила.

-Девчонки! – Ксанф улыбнулся солнечно.

- Ну причём здесь это? - Оливия всплеснула руками. И на мгновение стала той самой Оливией, что несколько лет назад счастливая и полная энергии приехала в столицу к жениху в надежде обрести семейную идиллию.

-Трусишки потому что! По развалинам не полазить?! Это ж надо – такое упустить! – молодой человек осуждающе покачал головой и, достав из корзины огромный апельсин, протянул его Оливии. – Обещайте, что отведете меня как-нибудь на Вашу Стену!

- Это слишком серьёзное обещание, - она убрала руку за спину.

- Ну пожаааалуйста! Должен же я похвастаться, как здорово я умею лазить по старым развалинам!

 - Я, пожалуй, пойду домой, - Оливия встала.

Ксанф вмиг посерьезнел.

-Я что-то не то сказал? Простите! Я не хотел Вас обидеть! – он быстро поднялся на ноги.

- Всё хорошо, - она сделала шаг назад, от него, - мне правда пора.

- Я провожу Вас.

- Мне лучше пойти одной. Правда.

Оливия убежала, а доктор так и остался стоять на лужайке, недоуменно глядя ей вслед.

 

 

***

 

Поздним воскресным вечером доктор, купив в любимом магазине бутылку крепкого, отправился домой к другу. В окнах у Эдварда горел свет, так что Ксанф не боялся разбудить коллегу.

Эдвард открыл ему дверь, и было очевидно, что из дома он не выходил уже несколько дней, заливая неудачу вином.

-Я смотрю, это будет лишним. - Ксанф поднял свою бутылку. - Можно войти?

Эдвард кивнул и отклонился назад, опасно покачнувшись, чтобы дать другу войти.

Доктор секунду помедлил, потом поставил бутылку с наружной стороны двери и зашел.

- Какими судьбами? – Эдвард закрыл за Ксанфом дверь и пошёл, слегка пошатываясь, в гостиную.

- Решил, что есть много поводов выпить вместе. Вот и зашел. - Ксанф огляделся по сторонам.

- Ну садись… - он рассеянно окинул комнату взглядом, но так и не нашёл стул, чтобы предложить его другу. Сам же сел за стол, придвинутый к зеркалу так, чтобы удобно было пить с собственным отражением.

- А это зачем? – Ксанф кивнул на зеркало и принялся перебрасывать вещи со стула на кровать.

- Что же, я алкоголик? Одному пить, так вообще... - он безнадежно махнул рукой.

- То есть лучше компании не нашел?

- А он, - Эдвард кивнул в сторону зеркала, - не только собутыльник класс, но и собеседник интересный. Много чего порассказать может.

- Например? – Ксанф наконец нашел свободное место, куда можно было переставить стул. Вообще доктор имел ввиду отражение Эдварда в роли собутыльника и никак не рассчитывал, что с той стороны зеркала друг нашел себе не только отличного слушателя, в чем, собственно, Ксанф не сомневался, но и замечательного рассказчика.

- Например, что мой друг, которому я доверял, узнал, чем может закончиться для меня участие в той странной операции, заранее, но решил мне ничего не говорить.

- Если бы я знал, чем это закончится, то не стал бы тебя втягивать. Хотя…- Ксанф оставил стул в покое и пошел к двери, забрав из коридора бутылку, он вернулся в комнату. –Ты же понимаешь, один я бы никогда не справился.

- Значит стал бы... - хмыкнул мрачно Эдвард, - в любом случае. Друг...

- Нет. Я же сразу сказал тебе, что пациент необычный, и ты согласился, но что там у него внутри я увидел тогда же, когда и ты. Знай я больше – сказал бы. И уверен, что ты в любом случае согласился бы помогать. Вопрос в другом – почему уволили тебя, а не меня?

- Я думал, что... - Эдвард замолчал.

- Что меня тоже уже уволили?

- Я рассчитывал на то, что он предложит мне работу.

-Почему ты так решил? Он что-то обещал? - Ксанф нашел на столе пустой стакан и чистую кружку и поставил рядом с бутылкой.

- Нет. Я просто так подумал. Рабство или работа.

Рука Ксанфа замерла в воздухе.

- И?

- Сам не видишь? - он с безысходным отчаянием замахнул очередной стакан дешевого вина.

Доктор выдохнул едва заметно и занялся откупориванием бутылки.

- Ты его просил о чем-нибудь?

- Нет, - Эдвард покачал головой, - смысл?

- И хорошо. – Ксанф налил вино в стакан другу и наполнил свою кружку. – Попробуем справиться самостоятельно, а пока можешь рассчитывать на любую мою помощь. В конце концов, это действительно я втравил тебя во всю эту историю. Идет?

- Он не даст мне заниматься медициной, знаешь?

- Он так сказал?

- Дал понять.

Ксанф в два глотка осушил свою кружку и замолчал надолго.

- Стало быть, я помогу тебе найти на время другую работу, ты ведь способный малый. А к травме вернешься позднее, я это устрою.

- Как это ты собираешь такое устроить? - хмыкнул Эдвард.

- Это уж мои проблемы будут, - Ксанф налил себе еще вина.

- Скорее опять кого-то другого.

- Прекрати. Ты отлично знаешь, что я не собирался подставлять тебя.

- Угу.

- Послушай, Эдвард, если у тебя есть другие предложения, говори, но пока я не вижу другого выхода, кроме как найти тебе новую работу. Все остальное будем решать позже. Не сейчас.

- Предлагаю за это выпить.

Ксанф налил вина другу и до краев наполнил свою кружку.

- Давай.

 

Доктор легко перетащил уснувшего товарища на кровать, затем попробовал собрать весь мусор, что был в комнате. На дне бутылки оставалось еще немного вина. Подойдя к зеркалу, Ксанф несколько секунд разглядывал собственное отражение, потом, стукнув черным стеклом бутылки о зеркальную поверхность, допил последнее прямо из горлышка.

 

Пишет Алина. 21.10.12

Дождь прекратился.

Они вышли из кафе и направились в сторону Университета. Алина оформила больничный и взяла задания, которое нужно было выполнить за эти недели.

Потом они с Ларсом прогуляли по городу несколько часов до тех пор, пока она не стала кашлять, и Ларс не настоял на том, чтобы вернуться домой.

День прошел незаметно.

Вечером он помог ей разобраться с заданием по истории города, не заплутать в многочисленных эйзоптросских памятниках, несколькими штрихами набросав карту столицы и отметив крестиками все монументы.

А потом из ящика ее стола выпал крохотный шелковый платок с красивой и необычной вышивкой. Ларс наклонился, чтобы поднять его, и при этом взгляд его упал на монограмму в уголке.

"Л.Х."

Алина вспыхнула от смущения.

Он коснулся пальцами вышивки и будто задумался.

- Я вышила это, когда ты болел, - сказала она, глядя на него внимательно, не зная, как он это воспримет, - твой был испорчен просто.

- Спасибо, - прошептал он и поцеловал вышивку.

- Не за что, - так же тихо ответила она.

- Почему, Алина? - он сжал платок в руке и подошёл к ней близко-близко, - ты должна ненавидеть меня за всё, что я тебе сделал.

- Я знаю, - она видела свое отражение в его глазах. - Но я не могу тебя ненавидеть. Я...

- Ты пожалела меня? - совсем тихо произнёс он.

- Нет, - сказала она, - это давно не жалость.

- А что это? - спросил он.

- Я не знаю, - ответила она беспомощно. - Я не понимаю, что со мной происходит.

- Спасибо за платок, пуговица, - он раскрыл объятия, оставляя ей возможность решить, принять это приглашение или нет.

Она шагнула вперед и  прижалась к его груди.

Он обнял её и поцеловал в макушку:

- Всё хорошо.

Она подняла голову и посмотрела на него.

- А ты? Почему рядом все это время?

- Я с трудом понимаю, кто я, Алина, - серьёзно ответил он, - мне сложно принимать решения, где быть и что делать. Я многое не помню.

- Если бы помнил, ушел бы давно?

- Я не знаю, - честно ответил он.

Она обняла его крепче.

- Ты не ушел бы, Ларс.

- Спасибо, милая барышня, - улыбнулся Ларс, обняв её в ответ.

- Опять "барышня", - улыбнулась она, - ты же обещал никогда так меня не называть, помнишь?

- Ой, - совсем по-детски спохватился он, - извини. Я постараюсь запомнить, - он погладил её по плечу, - ты дрожишь. Давай я поставлю нам чай, а ты пока переоденешься в тёплые вещи, чтобы снова не разболеться.

- Давай.

Ларс ушёл на кухню, и Алина слышала, как он гремит там посудой, разжигает огонь в очаге.

Она переоделась в теплое шерстяное платье и пришла к нему на кухню.

- Помочь тебе?

- Я уже почти всё сделал, садись, - он поставил на стол перед ней чашку, налил заварку, кипяток, придвинул сахарницу и блюдце с нарезанным тонко лимоном.

- Спасибо, - она положила целых три ложки сахара и бросила дольку лимона, привычно обхватила горячую чашку обеими руками.

- Ты такая смешная в этом платье и шерстяных носках, - фыркнул он весело, - похожа на совёнка.

Она смутилась.

- Извини. Обещаю в оперу это не надевать, - улыбнулась несмело в ответ.

- Я всё-таки монстр для тебя до сих пор, - он улыбнулся грустно, - поделом.

- Помнишь детскую сказку про совенка и монстра? Мне часто читали ее перед сном, - она улыбнулась. - Совенок и монстр были лучшими друзьями, и никто не мог понять, почему. А в конце монстр превратился в принца, после того как совенок сплел для него корону из жимолости.

- Ты слишком добра ко мне, - он сел за стол напротив.

- Вовсе нет, - она покачала головой и сделала глоток чаю, - просто ты сам не помнишь, какой ты. А ты самый замечательный. Добрый, заботливый и надежный, - она посмотрела ему в глаза, - с тобой никогда не страшно.

- Ты о ком-то другом говоришь, - он сделал маленький глоток чая из своей чашки, внимательно наблюдая за реакцией Алины.

- Нет, - просто ответила она, - я говорю о тебе.

- Такие люди в ЦРУ не работают, - покачал он головой.

- Может, ты просто ошибся с работой?

- Нет, ты знаешь, это был мой осознанный выбор, - не согласился он, - мне не нравятся отдельные методы Цеха, но я по-прежнему верю, что мы делаем правое дело в Мире.

- Правое дело? - переспросила она, - в чем оно?

- В том, чтобы предотвратить серьёзные преступления и держать преступность под контролем, - ответил Ларс.

- Когда мы дурачились с яблоками, а потом приносили их старушкам домой, мы совершали преступление? - она посмотрела на него вопросительно.

- Хулиганство - в юрисдикции стражи, Цеху до этого дела нет, - ответил он.

- Тогда почему я попала к вам в тот раз?

Ларс промолчал. Пальцы его по-прежнему сжимали ушко чашки, но взгляд потух.

Она обошла стол, обняла его за плечи и шепнула на ухо:

- Прости меня, пожалуйста. Это все совершенно неважно, важно только то, что ты здесь, с тобой все хорошо, и мне кажется, что я тебя люблю.

На этот раз он не откликнулся на объятия  и ничего не ответил.

 

Он проснулся от тёплого прикосновения солнечного луча к щеке. Алины в комнате не было.

Привычная тяжесть от тумана в голове исчезла. Только в висках пульсировала боль.

В квартире было тихо, никакого движения.

Алина  мирно спала в своей комнате.

Вечером она долго не могла уснуть. Его слова о ЦРУ не шли из головы. И еще она не могла забыть его поцелуй в макушку.

Но главное - поверить в то, что смогла сказать ему, обняв за плечи, уже не отдавая себе ни в чем отчета.

Лишь когда на улице стало светать, она наконец уснула.

Он встал, подошёл к окну, открыл его настежь, вдохнул полной грудью холодный осенний воздух.

Было странно впервые за всё это время ощущать себя настолько внутри собственного тела. С привычными движениями возвращалась почему-то и память о прежней жизни.

Он обернулся. В глубине комнаты на стене висело зеркало, не отражавшее ничего: чернильная лужа.

- Если я буду рядом, ничем хорошим для неё это не закончится, милорд. Вы же знаете?

- Уходи, - равнодушно впечатались в зеркало алые буквы.

- Не хочу.

- Оставайся, - всё так же равнодушно ответило зеркало.

- Не могу.

- Ты сам принимаешь решение. Никто за тебя этого сделать не сможет.

- Никта сможет, - ответил Ларс.

- Её нет в городе.

- Вы можете сказать ей о том, что со мной произошло?

- Ты трус. И даже смерть этого не исправила.

- Это "нет", я полагаю.

- Да. Конечно, да.

- Спасибо, милорд.

 

 

Пишет Сильвия. 25.10.12

 

Сильвия и Кристобаль наслаждались временем, проведенным на берегу озера. Их отдых подходил к концу, и так получилось, что последний день перед их отъездом был днем рождения Сильвии. Она вспомнила об этом только накануне - когда им принесли уведомление о скором освобождении номера. Раньше Сильвия всегда с нетерпением ждала этот день, а сейчас, оказавшись наедине с Кристобалем, вдали от дома, в окружении необычайно красивых пейзажей, она забыла о своем любимом празднике. Сейчас, держа в руках уведомление с датами выезда, она размышляла о таком совпадении. Ведь они с Кристобалем собирались в последний вечер устроить себе романтический ужин.

 

  Рано утром, в свой День рождения, Сильвия проснулась с приятным чувством предвкушения предстоящего праздника. Она повернулась лицом к Кристобалю и, заметив, что он уже не спит, произнесла:

 

- Доброе утро, Кристо!

 

- С днём рождения, родная... - он улыбнулся и убрал прядь волос в её лица, - загадай желание...

 

- Спасибо! - улыбнулась Сильвия. - сейчас подумаю, - она на минуту задумалась и потом произнесла: - Загадала!

 

- Скажи мне на ухо, - он приблизился к ней.

 

- Нет, - она отстранилась, - если скажу, оно ведь не исполнится!

 

- Скажешь, конечно, - усмехнулся он, - иначе не получишь деньрожденьевский поцелуй, - он легко коснулся её губ своими губами, дразня.

 

Сильвия не стала ждать и сама его поцеловала.

 

- Это мой деньрожденьевский поцелуй для тебя, - лукаво улыбнулась она. - А теперь поднимайся, Кристобаль! У нас сегодня последний день отдыха, нельзя его провести, валяясь в постели!

 

Она встала с кровати и подошла к туалетному столику. Тщательно изучив в зеркале свое отражение, она осталась им довольна. Расчесывая волосы, она постоянно оглядывалась на Кристобаля, ожидая от него какого-нибудь сюрприза. Наконец, она произнесла:

 

- Мне хочется, чтобы предстоящий вечер был незабываемым.

 

- Значит так тому и быть, - он подошёл к ней сзади и обнял её за талию, - ты моя королева, и все твои желания для меня закон.

 

***

 

  Весь день они провели на природе, стараясь насладиться каждым моментом, проведенным в этом прекрасном месте, наедине. Ближе к вечеру Сильвия попросила Кристобаля оставить ее одну, чтобы она смогла подготовиться к предстоящему событию. Они заказали ужин в номер, чтобы никто не мешал их празднику.

 

  С собой Сильвия не брала вечерние платья, поэтому ей пришлось одеть простое темно-синее платье, которое было самым торжественным из всех остальных. Небольшой кулон на шею, сережки-гвоздики и легкая укладка на голове - вот все, что было в ее распоряжении. Это не сильно расстроило Сильвию, ведь это не был выход в свет, а Кристобалю она нравилась абсолютно в любой одежде.

 

  Встретились они в гостиной, когда стол был уже сервирован. В ведерке со льдом лежала бутылка шампанского, рядом стояли два бокала. Сильвия подошла к Кристобалю:

 

- Пусть этот вечер начнется?

 

Он был немного рассеянным, но улыбнулся, увидев её, такую красивую.

 

- Прежде, чем пить шампанское, давай поедим. Я так проголодалась после нашей прогулки! если сейчас выпью шампанского, то сразу же запьянею, - Сильвия не обращала внимания на то, что говорила. Рассеяность Кристобаля ей сразу бросилась в глаза, но она списала это на волнение.

 

- За тебя, Сильви, - Гато поднял бокал с шампанским, - спасибо тебе за счастье быть рядом.

 

- Спасибо тебе за то, что ты всегда со мной! - Сильвия выпила свой бокал. - Замечательное шампанское. Наверно, привезли из столицы.

 

- Скорее всего, - Гато налил себе ещё немного вина.

 

- Налей и мне тоже, - Сильвия подала ему свой бокал.

 

Он с улыбкой выполнил её просьбу:

 

- Напоить красивую девушку, что может быть прекраснее?

 

- Я знаю, что может быть прекраснее, - улыбнулась Сильвия, - но я еще не настолько пьяна.

 

- Ты не против, если я подарю тебе свой подарок сейчас? - с хитрой улыбкой поинтересовался Гато, - пока ты не настолько пьяна, чтобы согласиться на более соблазнительный вариант?

 

- Я умираю от любопытства.

 

Он протянул ей тёмно-зелёный бархатный конверт с серебряным кантом по краю. У Сильвии все внутри похолодело, когда она увидела серебряные нити на конверте. Официальная символика Лорда? Что это значит? Дрожащей рукой она вскрыла конверт. Внутри был серебряный лист, на котором было написано: "Сей документ предоставляет предъявителю право на аренду ложи  Лорда Хаоса в Опере Эйзоптроса сроком на один год"

 

- Это подарок от Хаоса? Кристо, зачем... - ее голос сорвался, и она не окончила фразы: "Чего тебе это стоило?"

 

Но Кристобаль был удивлён не меньше:

 

- Вообще-то я купил нам ложу в Опере на год, но это была не ложа Хаоса, точно. Я не знаю, как это произошло. Дай посмотреть, - он протянул руку, чтобы взять абонемент.

 

Сильвия отдала ему лист вместе с конвертом.

 

- Ведь на конверте серебряная окантовка - символ Хаоса. Неужели ты не заметил?

 

- Нет, ты ошибаешься, подарочный конверт мне дали в Опере, когда я покупал абонемент, - покачал головой Гато, - он не поменялся. Поменялся сам лист внутри.

 

- Я понимаю, - вздохнула Сильвия. - Хаос  дал понять, что мы принадлежим не только друг другу.

 

Она встала из-за стола, подошла к зеркалу и произнесла:

 

- Спасибо за подарок, Лорд Хаос. Вы очень тонко угадываете предпочтения Ваших подданных.

 

- Я только исправил номер ложи в абонементе, красавица, - написалось кроваво-красным на зеркале, - так что, думаю, Вам лучше поблагодарить своего супруга за придумку. Это он так "тонко угадал" Ваши предпочтения.

 

- А Вы предпочли воспользоваться его находчивостью. Я не могу принять от Вас такой подарок, но буду рада, если в подарочном конверте моего мужа окажется самый обычный абонемент. Тот, который он покупал.

 

-  Вы же только что благодарили меня за подарок. И вдруг такая перемена. Отчего? -поинтересовался Лорд Хаос.

 

- Сильви, - позвал её Гато, - мы же хотели, чтобы это был вечер только для нас. Помнишь?

 

- Я просто поблагодарила за внимание, оказанное Вами, - ответила Сильвия. - Но я не могу принять этот подарок. Мне будет приятнее, если Вы вернете Кристобалю купленный им подарок мне на День рождения. Я думаю, он тоже будет этому рад.

 

- Сильви, - чуть суше, чем обычно позвал её муж.

 

- Я готов выполнить Ваше желание, милая. Но что мне за это будет? - спросил Лорд Хаос.

 

- А что будет, если я скажу, что ничего? Безвозмездная сделка Вас не устроит?

 

Гато налил себе полный бокал вина и одним глотком осушил его.

 

- Нет, не устроит, милая, - ответил Хаос, - так что Вы готовы мне предложить?

 

Сильвия не сомневалась, что ответ будет именно таким.

 

- Я приму Ваш подарок, Лорд Хаос. Спокойной ночи!

 

Она отвернулась от зеркала и села за стол.

 

- Прости меня, Кристо. Твой подарок был великолепен, спасибо тебе большое. Но я, как всегда, все испортила.

 

Она закрыла лицо руками, пытаясь сдержать рыдания, но слезы все равно потекли по щекам.

 

Гато резко встал, подошёл к зеркалу: «Будь Вы человеком, Хаос, я вызвал бы Вас сейчас на дуэль. И ни нити, ни клеймо на ладони меня бы не остановили», - и плеснул в зеркало вином.

 

- Кристобаль! Не делай этого! - но было уже поздно. Вино растекалось по поверхности зеркала. Сильвия вскочила, чтобы удержать мужа от других необдуманных поступков.

 

В зеркало полетел бокал. Тонкое стекло его разбилось вдребезги о зеркальную поверхность.

 

- Кристо! – крикнула она.

 

Гато обернулся, и в его глазах Сильвия увидела огонь неконтролируемой ярости.

 

- Прекрати! Ты меня слышишь? Прекрати немедленно! - своими словами она старалась привести его в чувство.

 

Кристобаль всё также смотрел в ярости на собственное отражение в зеркале, сжимая и разжимая кулаки.

 

- Пойдем, пойдем скорее, - Сильвия взяла его за руку. - Будет лучше, если он ничего не ответит на это.

 

Она все продолжала тянуть его за руку в сторону двери, как будто это было единственным утешением.

 

Клеймо на её руке вдруг раскалилось настолько, что он инстинктивно отдёрнул руку. Сильвия же, казалось, не почувствовала этого жара.

 

- Мне бы хотелось поговорить с Вашим супругом наедине, если не возражаете, милая, - написалось на зеркале, - оставите нас на несколько минут?

 

- Хорошо, - ей не оставалось другого выхода. - Кристо... Удачи! - она вышла из комнаты.

 

Стоило Сильвии выйти, дверь закрылась на замок.

 

А в зеркале в холле высветилась адпись:

 

"Нам нужно поговорить".

 

- Так, значит, Вы со мной хотели поговорить?

 

- Конечно. Зачем мне разговаривать с Вашим супругом? Ничего нового он мне не поведает.

 

- Я тоже не расскажу Вам ничего нового. Мы с Кристобалем уже давно здесь и не знаем последних столичных новостей.

 

- Каких новостей?

 

- Я не знаю, - устало ответила Сильвия. - Вы хотели со мной поговорить, я - здесь.

 

- Я бы хотел узнать, как я могу исправить ситуацию. Не хотелось бы портить Вам день рождения.

 

- Пусть лучше будет все как есть. Ведь Вы обязательно потребуете что-нибудь взамен.

 

- Нет. Это же подарок.

 

- С Вами невозможно разговаривать, все время приходится ожидать подвоха. Вы самовольно меняете подарок Кристобаля, когда я прошу вернуть его безвозмездно, Вы спрашиваете, что я дам взамен. Сейчас я ничего не прошу, а Вы предлагаете мне подарок.

 

- Да, звучит хаотически. Не спорю.

 

- Если Вам больше нечего мне сказать, тогда, может быть, я вернусь в комнату? Кристобаль уже понял, что Вы не с ним хотели поговорить, поэтому мне лучше быть с ним.

 

- То есть подарок от меня Вы не хотите получить?

 

- Вопрос не в этом: хочу или не хочу. Подарки дарить Вам никто запретить не может, но я не хочу потом расплачиваться за него.

 

- Хорошо, я не хотел поднимать эту тему, но, видимо, придётся. Я бы не стал вмешиваться в подарок Вашего супруга, если бы он сам первым не вмешал в это дело меня.

 

- Что Вы хотите этим сказать? - с каждой минутой беспокойство Сильвии все больше возрастало.

 

- Он обратился ко мне с просьбой. Это и должен был быть подарок. Абонемент - просто приятное приложение к нему.

 

- Он бы тогда сразу сказал об этом подарке, - Сильвия вспомнила, как удивился Кристобаль, когда увидел, что содержание конверта подменили.

 

- Сами догадаетесь, почему не сказал?

 

Сильвия попыталась вспомнить, может быть Кристо делал ей намеки... Но нет, ничего такого, о чем бы она могла догадаться. Выходит, что он не мог сказать это сам. Внутри у нее все похолодело только от предположения того, что мог попросить ее муж у Хаоса.

 

- Я могла отказаться? Отговорить его?

 

- Я мог отказаться, - ответил Хаос.

 

- Все равно я понятия не имею, что это за просьба.

 

- Конечно, не имеете. Вы вообще не любите друг с другом проблемами делиться, как я заметил.

 

- Если уж Вы следите за личной жизнью всех жителей в Мире, то, по крайней мере, делайте вид, что не знаете их проблем.

 

- Вы оба - моя собственность, было бы странно, если бы я не следил за тем, что принадлежит мне.

 

- Простите, но я иногда забываю об этом.

 

- Ничего. Как видите, я сам не напоминаю вам обоим об этом обстоятельстве без необходимости.

 

- Хорошо. Так что попросил у Вас Кристобаль?

 

- Свободу для Вас.

 

Сильвия почувствовала, как пол уходит у нее из-под ног, она облокотилась об стену, чтобы удержать равновесие. Конечно, он всегда тяготился их рабством... Видимо, ему казалось, что для нее это непосильная ноша... Она не может принять от него этот подарок. Да и не будет для нее это подарком, когда сам Кристобаль останется по-прежнему рабом.

 

- Если для меня одной, то я не хочу этого.

 

- Поэтому и сказал, что вы мало разговариваете друг с другом.

 

- Вы же знаете, что Кристо бы мне все равно ничего не сказал. Он не хочет, чтобы я расстраивалась  из-за его проблем.

 

- Знаю.

 

- Тогда примите мой ответ. Я не хочу быть свободной, пока Кристобаль будет рабом.

 

- А наоборот?

 

- Я бы согласилась на то, чтобы дать свободу Кристобалю, а самой остаться рабыней. Но я знаю, что он это отвергнет. Есть еще один выход: дать свободу нам обоим. Это был бы прекрасный подарок для меня!

 

- Хорошо. С днём рождения.

 

- Спасибо, Лорд Хаос! Теперь Вы не против, если я вернусь к мужу?

 

- Против, - ответил хозяин Мира, - он нанёс мне оскорбление.

 

- Я прошу прощение, если мой муж оскорбил Вас.

 

- Это было бы неправильно, принимать извинения от Вас за то, что сделал другой.

 

- Я уверена, он извинится перед Вами. А поскольку Вы не хотите открыть дверь в комнату, позвольте мне хотя бы пройти в спальню, я сегодня очень устала и хочу спать.

 

- Вы свободный человек, Сильвия. И можете распоряжаться по своему усмотрению.

 

- Спасибо! Спокойной ночи! - Сильвия дошла до конца коридора и вошла в спальню. Она действительно очень устала, но радость от приобретенной свободы для себя и Кристобаля еще долго не давала ей уснуть. Наконец, она заснула спокойным, безмятежным сном.

 

 

***

 

Он понял, что попал в искусно расставленную Лордом западню, когда остался один в комнате перед безмолвным зеркалом. Двери были закрыты наглухо, окна – тоже. И даже дымоход камина их хозяин заботливо успел перекрыть железным листом.

Оставалось только ждать.

Он налил себе вина, руки дрожали, но не от страха, а от злости, которая росла в нём с каждой минутой, что он пребывал в неведении.

«Ну, а теперь вернёмся к нашим баранам», - заметил он боковым зрением надпись на стекле.

Гато изо всех сил старался не подавать виду, насколько сильно он боялся за Сильвию в тот момент:

- Я бы хотел присоединиться к своей супруге, милорд, если не возражаете, - сказал Гато, не особо надеясь получить разрешение уйти.

- Возражаю, - вполне предсказуемо ответил Хаос.

- Чего же Вы хотите?

- Вы должны понести наказание за свою дерзость, господин Рейес, - сказал хозяин мира, - боль на Вас не действует, как кнут, унизить Вас больше, чем  сейчас, я тоже вряд ли смогу. Но…

Пауза слишком уж затянулась. Гато скрестил руки на груди в каменной решимости не начинать первым разговор.

- Сильвия попросила в качестве подарка на день рождения свободу для себя и Вас.

Гато усмехнулся нервно.

- И я решил сделать девочке приятное.

Рейес нахмурился, не понимая, как реагировать на подобное заявление Лорда: это опять злая шутка или невозможная сделка?

- Вы не рады? – заметив замешательство раба, спросил Хаос.

- Рад, конечно, - Гато пожал плечами, - но что Вам за это будет?

- Что это был бы за подарок, если бы я торговался? – удивился Хаос.

- Ваш подарок, - Гато снова пожал плечами. Весь разговор звучал нереально.

- Она свободна, Рейес, - впечаталась в зеркало зло фраза.

- А я нет, - показав зеркалу клеймо, он вздохнул с облегчением: его вновь окружал привычный несправедливый настоящий мир.

- Как только получите моё прощение за оскорбление, будете вольны идти на все четыре стороны, - выдвинул условие Хаос.

- Понятно, - усмехнулся Гато устало, - и что для этого надо сделать?

- Что-нибудь, за что я похвалил бы Вас в присутствие свидетелей три раза.

- Это может занять дни, недели, месяцы и даже годы, - усмехнулся Гато горько.

- Сие только от Вас зависит, раб, - заметил Хаос.

- Конечно, - кивнул Гато.

 

Двери комнаты распахнулись настежь. Он быстро обежал весь дом в поисках Сильвии и обнаружил её спящей безмятежно в их спальне. Он осторожно, стараясь не разбудить её, развернул её правую руку ладонью вверх и замер в немом счастье: клейма на нежной коже супруги больше не было.

Его ладонь неприятно кольнуло: серебро расплавилось и впиталось в кожу, так, что ни следа от клейма не осталось. И теперь почувствовать его мог только сам Гато.

- Жульничаете, милорд, - покачал он головой, - вот Вам и честный подарок.

- Это вопрос чести, Рейес, - ответило ему зеркало на стене, - хотел бы сжульничать, оставил бы Вас с видимым клеймом навсегда.

- Вы никогда не дадите мне свободу по своей воле, милорд, - прошептал Гато.

-  Прекрасно сформулированное оправдание собственного бездействия, Рейес, - оценил его слова Хаос, - кто хочет, делает, кто не хочет, ищет оправдания.

- Спокойной ночи, милорд, - остановил его Гато, - и… так… для протокола… Я не жалею о своём поступке.

- Я – тоже, - завершил кровавой кляксой разговор Лорд Хаос.

 

Пишет Алина. 11.11.12

 

Ее больничный закончился. Теперь она с утра шла на учебу, а потом до вечера работала в кафе.

 

Это была простая просьба сокурсника.

Передать статью редактору университетской газеты.

Его звали Фарид.

Он закончил факультет изящной словесности несколько лет назад. Но по многочисленным просьбам студентов и с учетом специфики работы, ему оставили право посещать Гаудеамус. Алина ни разу с ним не виделась: обычно он проводил время в соседнем зале.

На четвертом этаже было пусто, когда она подошла к его столику и поставила рядом со стаканом горячего глинтвейна серебряный поднос с пирожными и кофе.

- За счет заведения, - улыбнулась дежурно.

- То есть, за твой? – он оторвался от пометок в блокноте и высокомерно смерил официантку ледяным взглядом.

Она с недоумением посмотрела на него и положила на стол перед ним конверт.

- Статья, которую просили Вам передать. Приятного аппетита.

- А я тебя знаю, - он даже не взглянул на конверт. – Сядь на минутку…

- Меня все здесь знают, - оборвала она его и хотела уйти.

Но он вдруг резко и больно схватил ее за запястье и усадил в кресло напротив.

- Сядь на минутку, - прошептал, улыбнувшись, не выпуская ее руки. – Расскажи мне про Ноэля.

- Спросите у кого-нибудь другого, мне надо работать, - она попыталась вырваться, но его пальцы сжались еще крепче.

- Расскажи, - повторил он, – как все было, и почему тебя одну выпустили целой и невредимой и даже позволили дальше в студенческом кафе работать, передать другим плачевный опыт Ноэля, дали возможность забыть обо всем случившемся?

- Откуда я знаю, - она снова попыталась высвободить руку, - отпустите, мне больно.

Он усмехнулся холодно и сжал пальцы еще крепче.

- Ты работаешь на ЦРУ?

- Что Вы несете! – она возмутилась почти искренне, пытаясь хотя бы пошевелить рукой, - я никогда не связывалась с ЦРУ…

- Перестань, - вздохнул он устало, - я точно знаю, что связывалась. И если ты согласишься мне помочь, об этом никогда не узнает никто из студентов.

- Вы несете чушь, - он усилил хватку, и она почувствовала, как на глазах предательски выступили слезы.

- Помнишь того повара? – он заметил промелькнувший на секунду в ее взгляде ужас. – Так что я знаю наверняка. Понимаешь?

Она, не в силах что-либо говорить, только кивнула.

- Умничка, - он улыбнулся и чуть ослабил тиски. – Я избавлю тебя от ЦРУ, если ты мне поможешь.

- С чего Вы взяли, что я хочу избавиться от Цеха? – она перестала сопротивляться, руки будто не слушались.

- С того, что ты очень тяготишься быть их агентом, - он говорил очень тихо. - И ты хочешь забыть историю с Ноэлем. Ты хочешь искупить ее, исправить, сделать что-то хорошее, чтобы тебе простили ту ошибку.

Она промолчала в ответ.

- А сейчас ты можешь помочь. Искупить. Исправить. Тебя больше никогда не будет мучить совесть, - его пальцы по чуть-чуть разжимались, голос давил мякго.

Она по-прежнему молчала.

- Нам нужна твоя помощь. Без тебя не справимся.

Она выдернула руку резко, вскочила, но он одним быстрым движением вернул ее обратно, схватив за обе руки.

- Я не буду, - ответила она, изо всех сил стараясь перетерпеть боль от железных тисков, - я ни в чем не буду участвовать. Мне это неинтересно. Мне все равно. Я не хочу ничего. Оставьте меня.

- Нет, - она вскрикнула, когда он вновь сузил кольцо, - ты будешь участвовать.

- Иначе что? – голова вдруг закружилась.

- Иначе тебя растерзают студенты. Поверь, я смогу им рассказать то, что они хотят слышать о предателе храброго героя.

- У Вас ничего не получится, - она хотела сказать что-то еще, но воздуха почему-то не хватило.

- Твой авторитет сильнее моего? – спросил он весело.

- У Вас ничего не получится с Вашими восстаниями, акциями, протестами, нападениями, - пояснила она, тяжело дыша, - ничего не получится.

- Пообещай мне свою помощь, потом поговорим о деле.

- Нет.

- Хорошо, - он кивнул согласно. - Но не думаешь же ты, что я теперь отпущу тебя так просто домой?

- Что? – она правда не поняла, о чем он.

- Ты пила утром кофе?

- Да, - она совсем запуталась, голова шла кругом.

- В него был добавлен яд, - он внимательно наблюдал за ней. - У меня есть противоядие. Если ты скажешь «да» на мое предложение, получишь его.

- Это бред, - голова и руки, однако, действительно не слушались, - я Вам не верю.

- Это твое право, - усмехнулся он, отпустив ее вдруг. – Только на твоем месте я бы не рисковал. Яд подмешала твоя помощница Мари. Ты пила капучино с черничным пирожным. Где-то в восемь утра.

Было глупо думать, что он лжет. Голова периодически сильно кружилась, но потом наступал момент просветления, и она снова видела все ясно и отчетливо. Только слабость в руках, и дышать тяжело.

Она испугалась, когда неожиданно потемнело в глазах.

Увидев, как она пошатнулась, он быстро встал и придержал ее за плечи.

Она тряхнула головой.

- Я помогу, - выдохнула резко.

- Отлично, - он достал из внутреннего кармана флакончик, вылил содержимое в чашку принесенного девушкой кофе, аккуратно размешал ложечкой и поднес к ее рту, зная, что она уже не может пошевелить руками.

Алина сделала несколько глотков. Сначала показалось, что ничего не изменилось. Но через несколько минут тяжесть в груди исчезла, она смогла взять чашку из его рук.

Через полчаса ясность сознания стала возвращаться к ней. Она тряхнула головой и допила до конца кофе.

- Что за помощь?

- Ты должна будешь передавать дезу.

- Смогу один раз, - усмехнулась она невесело, - потом от меня точно избавятся.

- Потом поменяют тактику работы, - поправил он ее. – Не твоя вина в том, что информация не будет подтверждаться. Ты же ни разу их не обманывала.

- Что за информация? – она пропустила его слова об обмане мимо ушей.

- Будешь сообщать о лицах, на которых готовятся покушения, - глаза его блеснули январским льдом.

- Покушениях?

- Остальное тебе знать не нужно, - он встал и собрал все бумаги со стола в портфель. – Скажи, что первая жертва – ратман по финансам, - он взял конверт, который Алина ему принесла, и вытащил оттуда чистый лист бумаги, - спасибо, что передала статью. Она как раз пойдет на первую полосу. Счастливо. И синяки спрячь под рукавами, а то всех клиентов распугаешь, - улыбнулся он ей на прощание и ушел.

Она посмотрела на руки – синие кольца выделялись резко на бледной коже.

Посмотрела на высокий пустой стакан из-под глинтвейна и едва удержалась от того, чтобы не разбить поднос в приступе злость на собственное бессилие.

 

Она пришла домой.

Дверь открыл Ларс.

Это должно было стать лучшим моментом дня – ее кто-то ждал дома, - но она думала о Фариде.

Алина скользнула взглядом по лицу Ларса и отвернулась, пряча глаза.

 

Пишет Хаос мира Зеркал. 11.11.12

Ксанф

Мстительность

 

Сильвия

Здравомыслие

 

Никта

Красота

Низкого роста, большеротая, с маленькими глазами. Редкая гостья в Мире. Не говорит – поёт, не поёт – дышит. Ходит на цыпочках, неслышно. Смешливая. Когда она рядом, кажется, что всё вокруг меркнет и темнеет. Люди словно слепнут, им тяжело быть поблизости: говорят, что сжимается сердце. Это единственное отражение, которое не дрожит перед посредниками. Даже исчезая, она будет смеяться. Хозяина – не замечает или считает своей тенью.

 

Алина

Хладнокровие

Прямой и плоский, как сводка новостей, юноша. Всего-то примечательного в нём и было, что густо очерченная, вовсе не юношеская треугольная борода. Бурая поросль скрывала не только весь его подбородок, но даже и добрую часть груди.

 

Роман

Целеустремленность

Молодой человек лет 25. Шатен. Внутренней силой выпрямленная фигура, упрямый, цепкий взгляд; резкие, быстрые движения.

 

Фантазерство

Наплетет о себе с три короба. Расскажет всё, даже то, чего не было. Он – полный, даже толстоватый. Неуклюжий. Одежда на нем – бумажная, но он утверждает, что это драгоценнейший шелк. Никогда не смотрит себе под ноги – всё время только на небо. Очень не любит, когда кто-нибудь громко считает вслух.

 

Пишет Ксанф. 13.11.12

Ксанф вернулся домой практически под утро.

Голова немного кружилась, и доктор заварил себе крепкий чай. Усевшись на холодном подоконнике, он  уставился в окно. Ложиться спать было бессмысленно: уже светлело. Пару часов еще можно было наслаждаться тишиной, а потом собираться на работу. День рождения. Еще один.  Молодой человек чуть повернулся к зеркалу:

- А я и не вспомнил, представляете? 

- Представляю.

Ксанф улыбнулся:

- Тоже забываете про свой?

- Конечно.

- Наверное, это неправильно,- доктор снова повернулся к окну, но краем глаза заметил новую надпись на зеркале:

- Для Вас, несомненно, неправильно.

- Почему только для меня?

- Я нечеловек.

Ксанф пожал плечами:

- Это не повод не радоваться подаркам.

- Мне редко что-то дарят. Это в мире считается дурным вкусом.

- Странно. А чего бы Вам хотелось?

- Ничего такого, что бы мог подарить мне смертный.

Доктор усмехнулся и поставил полупустую чашку на подоконник:

-Разве не внимание – самое приятное?

- Внимания мне и так хватает, поверьте.

- Прекрасные поклонницы?

- Если бы только они.

 - А кто еще?

- Недоброжелатели и сумасшедшие просто.

- Досадно. Но, думаю, улыбки очаровательных девушек, прихорашивающихся каждое утро, окупают многое.

- Вы редко со мной разговариваете. Только если на то есть веская причина.

- Сегодня таких нет. К счастью.

- Хорошо.

Молодой человек только улыбнулся в ответ. Достав из шкафа шерстяной плед, он свернул его вдвое и, подложив под голову, удобно устроился в кресле. 

– Если я смогу для Вас сделать какую-то мелочь однажды, буду рад, - уже закрывая глаза, произнес он.

- Спасибо.

- Так  и не забыл её? - бестактно поинтересовался Хозяин мира.

-О ком Вы?

- Поделом мне за бесчувственность, - оценил его ответ Хаос.

- Не понимаю, - Ксанф повернулся к зеркалу.

- Разве это на память об Алдаре?

- Нет. Это не ее работа, - доктор провел рукой по колючей шерсти одеяла. - Ее вещи всегда были мягкими.

- А этот новая рукодельница подарила?

- Этот я купил сам, - холодно ответил Ксанф.

- Не сердитесь. Не было намерения оскорбить.

- Я понимаю, - молодой человек снова дотронулся до одеяла, стряхивая несуществующую пыль. - Почему она не может найти себе хорошую работу?

- Не знаю. А она сама как объясняет такое хроническое невезение?

Доктор пожал плечами:

-Я не спрашивал.

- Я - тоже.

- Мне бы хотелось помочь ей чем-нибудь, но последний раз она так странно отреагировала на мои ничего незначащие слова, что я просто боюсь нечаянно ранить ее.

- Я вряд ли здесь с советом помогу.

Ксанф кивнул.

- Могу я Вас попросить?

- Поговорить с ней?

- Нет. Просто приглядывать за ней.

- Не хочу, чтобы меня потом обвинили основательно в том, в чём сейчас обвиняют безосновательно.

-- Что Вы имеете ввиду?

- Обычно меня спрашивают: приглядываю ли я за хорошенькими девушками.

Доктор улыбнулся.

- Мне бы хотелось, чтобы у нее все было хорошо.

- Значит, будет.

- Она этого заслуживает.

- А чего бы хотели Вы?

Ксанф задумался:

-Я уже не мучаю себя воспоминаниями так, как делал это раньше, но то, что все здесь напоминает о ней - это неправильно. У меня уже слишком долго не хватает смелости разобрать старые вещи и навести порядок, отремонтировать кресло и починить стол. Все время я нахожу какие-то отговорки,  - он улыбнулся криво.

-Но если б можно было сделать так, чтобы этот дом в один раз стал обычным домом врача: уютным, светлым.. Без паутин на потолке и окнах, с любимым рабочим местом, подушкой для кота и с новой скатертью на столе… Поймите, я не хотел бы потерять ни одной самой мелкой вещицы из этой комнаты, ничего из того, что было, но лучше пусть оно хранится где-нибудь на моем чердаке, не здесь. Не у меня на глазах.

- Может, просто стоит переехать?

- Нет, -доктор покачал головой. -Это мой дом.

- Хорошо.

- Спасибо.

- С днём рождения, доктор.

 

 

Пишет Алина. 13.11.12

 

- У тебя все хорошо? – спросил Ларс.

- Конечно, - пробормотала она и, по-прежнему не поднимая глаз, прошла мимо него на кухню. Налила полный стакан воды и выпила залпом.

Ларс понимающе кивнул и вернулся в комнату.

Там он сел в кресло и замер.

Она вошла в комнату.

- Как у тебя прошел день? - спросила немного рассеянно, сев в кресло напротив. Взглянула на Ларса, отметив про себя, что старческие морщины с его лица почти исчезли.

- Лучше. Скоро я не буду нуждаться в уходе. Обещаю.

- Жаль, - улыбнулась она. Но он не мог не заметить, что улыбка вышла несколько искусственной.

- Кому жаль?

- Мне жаль, - она, наконец, посмотрела ему в глаза. - Мне нравилось готовить тебе еду и пришивать пуговицы.

- Я для тебя скорее больное животное, чем человек, который что-то значит.

- Что ты вообще говоришь? - она задохнулась от обиды. - Если ты правда так думаешь, ты еще далек от выздоровления.

- Я вижу, что с тобой что-то произошло, - ответил он, - но ты предпочитаешь не обсуждать со мной это. Не достоин? Не пойму? Не смогу помочь всё равно? Как мне ещё это воспринимать?

Она долго молчала.

- Я очень хочу рассказать тебе все. Но боюсь, что сделаю только хуже, - одернула рукава платья, пытаясь прикрыть синяки.

- Конечно, - кивнул он.

- Что "конечно"? - не поняла она.

- Не рассказывай, если боишься.

- Лучше бы ты заставил меня рассказать.

- Я не могу и не хочу тебя заставлять. Я всё время нашего знакомства с тобой так поступал, - Ларс сжал руку в кулак.

- Хорошо, - она медленно встала. - Ты не обидишься, если я пойду спать прямо сейчас? Слишком длинный день.

- Конечно, - повторил он.

Она провалилась в сон, как только ее голова коснулась подушки.

Сразу же замелькали Ноэль, кафе, арбалетные болты, окровавленный пол, тяжелые шаги црушников.

Фарид-Ларс. Или Ларс-Фарид. Но потом Ларс куда-то исчез, и остался только другой, с январским блеском в глазах.

Высокий стакан глинтвейна, флакончик с противоядием, кружащиеся стены.

Толпа студентов в переулке, рука в черной перчатке, сжимающая нож, последний глоток воздуха.

И нечем дышать.

Она проснулась в ужасе, от того, что не чувствовала рук.

Вскочила с постели, бросилась в комнату Ларса.

Опустилась на колени перед его диваном, всхлипывая.

- Он чуть не отравил меня, он сделал из меня двойного агента, они готовят какие-то покушения, он сказал, что убьет, если я обману, - говорила бессвязно и быстро, горячие слезы лились по щекам.

Он подхватил её на руки, укутал в одеяло, как ребёнка:

- Ну-ну-ну, - прижал крепко к груди, - всё хорошо. Это просто плохой сон. Сон. Тише-тише.

- У него были такие глаза, как у мертвеца, ты просто не видел, - продолжала она, словно не слыша Ларса, - и руки, как тиски, хуже црушных кандалов... У него пузырек во внутреннем кармане, маленький, синий, он смеялся, когда мне было больно...

- Тебе не приснилось? - вдруг вспомнил вечер Ларс.

- Он расскажет студентам про Ноэля, они сами зарежут меня в переулке ночью, он заставит меня передавать дезу про ратмана и будет подмешивать мне в кофе яд, - она закрыла лицо дрожащими руками, но через секунду отдернула их, вздрогнув, - он лишит меня моих рук...

- Ох, Свет! - он обнял её крепче и поцеловал, - как же он напугал тебя! Успокойся. Я не дам тебя в обиду!

- Правда? – она посмотрела на него заплаканными глазами и уткнулась лицом ему в грудь, - у меня очень болят руки. Вот здесь, - осторожно дотронулась до левого запястья.

- Конечно, правда, - он погладил её запястье, взял его в руку и поцеловал, - должно помочь. Сейчас пройдёт.

Она прижалась к нему, пытаясь унять дрожь во всем теле.

- Тише, тише, пуговица, - он гладил её по спине, - никто тебя больше не обидит. Цех защитит от любого. Расскажи по порядку, что произошло. С малейшими деталями.

Она рассказала. Про Ноэля, "Мрак", странного повара из переулка, сегодняшнюю встречу с главным редактором университетской газеты, про яд, пустой конверт, высокий стакан глинтвейна, синий флакончик. Она часто останавливалась, борясь со слезами и собираясь с мыслями, ей казалось, что выходило сбивчиво и непонятно. Но Ларс кивал головой в темноте, и она чувствовала, что он все понимает.

Наконец, она замолчала и подняла на него глаза.

- Хорошо, - он кивнул, - теперь это не твоя забота. Я всё сделаю, и тебя оставят в покое.

- А что ты сделаешь?

- Пока не знаю, но что-нибудь обязательно придумаю, - он обнял её покрепче, - ты же мне доверяешь?

Она молча кивнула и нежно обняла его за шею.

- Прости меня, пожалуйста.

- Ничего, - он погладил её по голове, - я понимаю. Раз уж вскочили так посреди ночи, может приготовить тебе чаю с пирожными?

Она улыбнулась.

- Давай.

Ларс ушёл в кухню. Через некоторое время оттуда послышалось деловитое звяканье посудой и шум закипающей в чайнике воды.

Но когда он вернулся в комнату с подносом, Алина тихо спала на диване, обняв подушку.

Он накрыл её сверху пледом, а сам устроился в кресле рядом, чтобы прийти на помощь, если ей вдруг снова приснится кошмар.

 

 

Пишет Нида. 13.11.12

Кайни в очередной раз протянул пальчики к Сэту. Служанки докладывали Никте о том, что птица почти никогда не отходит от ребёнка, внимательно наблюдает за ним, позволяет хватать за лапы и перья, «разговаривает» на своём птичьем языке. Орла пытались прогнать несколько раз, но Посредник отвечал на эти весьма вежливые попытки злобным шипением и угрожающим щёлканьем клюва.

Она села в кресло и взяла малыша на руки. Он улыбнулся ей, узнав. Она поморщилась недовольно: до сих пор ребёнок не вызывал у неё умиления или радости, тем более любви. Он скорее казался ей досадной, раздражающе орущей помехой.

Кайни нахмурился в ответ, подражая маме.

И сердце вдруг кольнуло больно: Кай. Его взгляд.

Она прижала ребёнка к груди и поцеловала в макушку.

«Никта, - окликнула её леди Глэдис, - может, мы всё-таки поговорим? Ты уже месяц ни слова мне не сказала».

Девушка демонстративно отвернулась.

«Никта, - повторила тётушка, уже не особо надеясь на ответ, - пожалуйста. Мы обе погорячились тогда. Сказали то, что не имели в виду. Так бывает. Особенно между родными людьми».

Никта отклонилась назад на кресле-качалке, чтобы устроить ребёнка поудобнее для кормления.

«Он такой хорошенький, - тётя решила зайти с другой стороны, - правда?»

Ответом вновь было молчание.

«Говори с ним побольше, чтобы смышлёным вырос, - посоветовала тётя, - можно ещё песни петь. Помнишь, как я тебе пела в детстве?»

И снова Никта промолчала.

«Ладно, - смирилась тётушка, - я подожду».

 

***

 

Ребёнок засопел сладко. Никта ещё немного покачала его, чтобы он уснул крепко, и аккуратно положила в колыбель.

«Спи, моя детка, радость моя, - срывающимся голосом скорее прочитала, чем пропела она первую строчку, - Мама купит тебе соловья. Если соловушка петь перестанет, Мама… сыночку, - она споткнулась и кашлянула на этом слове, как будто ей неловко было произносить его, - колечко достанет».

Кайни улыбнулся во сне.

«Если колечко придётся не в пору, подарит ковёр с красивым узором…» - солнце за окном стало медно-красным, Стэллиад погружался в осенний спокойный, тёплый и липкий как паутина вечер.

Звук раскачивающейся колыбели убаюкивал и её.

«Если исчезнет кружево гладкое, Купим тебе яблоко сладкое», - вдруг сквозь полудрёму услышала она тихий металлический шелест. Сон исчез в миг. Никта резко оглянулась, закрыв собой колыбель. В комнате никого не было. Только в темноте зеркала таяли медленно алые слова песни.

Никта кивнула в знак приветствия, всё ещё закрывая собой ребёнка от недоброго тёмного взгляда из-за зеркал.

«Добрый вечер, милая, - поприветствовал её в ответ Хаос, - поздравляю с тем, что Ричарду исполнилось два месяца. Позволишь подарить вам обоим подарок от меня?»

Никта задумалась, потом кивнула согласно.

«Чего бы вы хотели?» - появилось на зеркале.

Никта подошла поближе и написала на стеклянной поверхности кончиком пальца что-то.

«Лошадку», - проявилось сапфировыми чернилами на её отражении в зеркале слово.

«Хорошо», - согласился Хаос.

 

 

***

 

Последний на центральной улице.

Она не смогла удержаться от едкого замечания про себя относительно убогости городишки. «Гонору со столицу, а сама из посёлка с горошину, - фыркнула под нос, - деревня».

Дом стоял на отшибе.

Белый ровный заборчик, клумбы с засохшими розовыми кустами, большой светлый дом и верандой, увитой засохшими же лозами плюща.

Никта аккуратно спешилась. Сняла с седла колыбель. И, открыв осторожно калитку, прошла по мощёной камнем дорожке к крыльцу.

Побелка на притолоке была сбита. Никта не поверила своим глазам: на дереве был вырезан цветок верлия. Она коснулась его кончиками пальцев: «Кай…»

Дверь вдруг распахнулась резко.

На пороге стояла женщина. Чуть пониже Никты. Седые волосы её были уложены в аккуратную причёску и прикрыты чёрным платком. Чёрное же платье выглядело новым, как с иголочки, и было тщательно отглажено. Поверх платья - фартук. Чистый и хорошо отутюженный. Всё вместе вызывало ощущение неправильности, абсурда и горя одновременно.

«Да? – женщина спрятала руки под фартуком, - могу вам чем-то помочь?»

Никта продолжала рассматривать её, покусывая нижнюю губу.

«Вы что-то хотели?» – снова спросила женщина.

«Меня зовут Никта, - сказала девушка достаточно резко и дерзко к своему же удивлению, - я бы хотела увидеть супругов Алкарин. Мне сказали, что они живут здесь».

«Слушаю Вас», - хозяйка дома напряглась. Ей не нравилась эта явно заносчивая и грубая девица. И даже то, что в руках у неё была колыбель, не могло смягчить первое неприятное впечатление.

«Я могу войти? – нахалка как будто не замечала, что ей совсем не рады, - пожалуйста».

«Зачем?» – женщина шагнула вперёд, чтобы не пустить незнакомку в дом.

«Хорошо, - девушка будто только сейчас поняла, что повела себя неправильно, - можно и здесь. Я подумала, - она откашлялась, голос явно её не слушался, - что было бы правильно, если бы вы успели познакомиться с Ричардом до того, как умрёте».

Женщина застыла в шоке на миг, а потом закричала громко:

«Ан! Убивают!» – и захлопнула дверь перед носом не менее ошарашенной криком Никты.

Ребёнок заплакал, разбуженный громкими звуками.

Никта села на крылечко и, откинув полог, склонилась к колыбели, чтобы успокоить малыша. Прошло несколько минут прежде, чем ей это удалось.

«Тшшшшшш, - она улыбнулась Кайни, - все хорошо. Бабушка не хотела тебя напугать. Тшшшшшшш».

«Бабушка?» – женщина стояла на крыльце, держа в руке наготове сковородку.

«Это Ричард, - Никта развернула колыбель к неё, так чтобы можно было увидеть ребёнка, - сын Кая. Он ведь Ваш сын, да?»

Сковородка со звоном упала на крыльцо, вновь напугав ребёнка.

«Что здесь происходит, Оли?» – из дома появился белый как лунь старик. Передвигался он с трудом, прихрамывая на правую ногу и тяжело опираясь на трость.

«Сын Кая», - только и смогла пробормотать женщина, махнув в сторону колыбели и сползая по дверному косяку на пол.

«Это невозможно. Наш сын умер два года назад, - сказал старик, - нам привезли его вещи и рассказали, как всё случилось».

Женщина расплакалась: на какой-то момент в её сердце вспыхнула безумная надежда, что те бандиты всё-таки солгали, но факты были сильнее.

«Он погиб, - кивнула Никта, - но позже. Одиннадцать месяцев назад. В столице. Его казнили через Лабиринт».

«Возможно, Вы говорите о другом человеке, - предположил Ан, - Вас ввели в заблуждение».

«А вдруг нет? – мать Кая в отличие от его отца не готова была так легко отказаться от надежды, - вдруг это правда его сын?»

«Это он, - Никта встала, - поверьте мне. Я могу поклясться в этом».

Ан всё ещё с недоверием смотрел на гостью.

«У меня нет с собой его вещей, - признала Никта, - нет документов, которые подтвердили бы, что Ричард – сын Кая Алкарина, есть только моё слово».

«Откуда нам знать, не мошенница ли Вы, которая хочет подкинуть ребёнка, нагулянного на стороне, убитым горем людям? – спросил Ан, - или воровка, которая хочет обокрасть нас, когда мы доверимся и пустим Вас в дом».

Никта усмехнулась холодно:

«Я, видимо, плохо представилась. Давайте ещё раз. Я – герцогиня Эрклиг. И мне уж точно не нужен Ваш дом или помощь в воспитании мелкого… кхм…. – она чуть смутилась, - младшего герцога. Я просто подумала, что вам стоило знать о его существовании. А теперь мы пойдём своей дорогой и больше вас не побеспокоим».

Она подняла колыбель и пошла прочь.

«Постойте!» – окликнула её женщина.

«Оли!» - мужчина попытался одёрнуть её, но решительности в его голосе поубавилось.

«Постойте, Никта, - мать Кая догнала её, - скоро ночь, куда Вы поедете с младенцем на ночь глядя? В Кориотте нет гостиниц. Переночуйте у нас хотя бы. А там посмотрим».

Девушка обернулась к хозяину дома, ожидая его решение.

Ан кивнул согласно.

 

***

Прошёл месяц.

«Никта, - Оли заглянула в комнату, - поможешь мне с яблочным пирогом?»

Девушка улыбнулась: «Конечно», - произнесла бесшумно, только губами.

Кайни сладко спал.

Дом изменился за это время. В нём снова звучали до полуночи смех и разговоры обо всём и ни о чём. Каминную полку и подоконники заполнили поделки из дерева для малыша – лошадки, кошечки, собачки, рыси – целый зоопарк.

Чёрный цвет уступил расшитой яркими нитями одежде, потому что «ребёнок должен видеть только красивое, чтобы вырос счастливым».

В комнатах пахло корицей и молоком.

Женщины хлопотали на кухне. Ан, который словно второе дыхание обрёл с появлением в доме Кайни, работал в мастерской над очередной игрушкой внуку в подарок на «юбилей». Сэт мирно дремал на спинке кресла в детской.

 

«Спасибо, что приехала, - мать Кая обняла Никту, - спасибо, что не обиделась и не ушла».

«Всё хорошо, тётя Оли, - она обняла её в ответ, - я рада, что всё в итоге так получилось».

«Спасибо, девочка, - женщина всхлипнула, - он ведь вылитый Кай. Никаких документов не надо».

«Мне нужно будет уехать скоро», - негромко сказала Никта.

«Как? – тётушка Оли схватилась за сердце, - уже? Почему?»

«Дела, работа», - пожала плечами Никта.

«А Кайни?» – едва нашла в себе силы спросить женщина.

«Он поедет со мной, - вздохнула Никта, - но мы вернёмся обязательно».

«Когда?» – не удержалась от вопроса мать Кая.

«Как только я разберусь с делами, - уклонилась от ответа Никта, - а потом я бы хотела попросить Вас…»

«Да?» - видя, что девушка колеблется, спросила тётушка Оли.

«Он сможет у вас погостить потом подольше?» - спросила Никта.

«Конечно! – радостно воскликнула женщина, - сколько угодно. Ты знаешь, какое это для нас счастье».

 

Пишет Алина. 19.11.12

Она проснулась рано утром, когда на улице еще было темно.

Ею вновь овладел страх, когда она представила, что надо идти в Университет, встречаться с однокурсником, который ее подставил, а потом работать в кафе, рискуя снова встретиться с Фаридом.

Выбора не было.

Она тихонько встала, укрыла спящего в кресле Ларса пледом, собралась и ушла, оставив ему на столике записку, чтобы не волновался и не думал, будто что-то случилось.

День прошел очень тихо и спокойно: она никого не встретила ни на занятиях, ни в кафе.

Когда она вернулась  домой, Ларса не было.

Ее записка так и лежала на столе. Только внизу были выведены еще несколько строк: "Вернусь поздно вечером. Не жди меня и ложись спать, не волнуйся".

Эти буквы будто выбили почву у нее из-под ног.

Зачем рассказала? Будто не знала, чем все обернется. Давно уже пора научиться самой бороться с ночными кошмарами.

Куда он ушел? Зачем? Что такое придумал?

"Ложись спать".

Ну, конечно.

Она развела себе крепкого сладкого чая, поставила на стол часы, которые показывали уже около девяти вечера, и принялась ждать.

Он вернулся ближе к полуночи. Не один.

Следом вошёл Вик.

- Хорошо, что не спишь, - сказал Хоод сухо, - нужно поговорить. Приготовь нам чай, пожалуйста, девочка.

Она взглянула на чужого Ларса, почувствовав, как внутри все сжалось.

Мельком оглядела Монтероне и, не сказав ни слова, пошла на кухню ставить чайник.

Они замолчали, когда она вошла с подносом.

Но несколько слов Ларса до этого она успела услышать: "...гарантии. А с теми делайте, что хотите".

Она молча поставила поднос на столик и вышла.

- Вернись, пожалуйста, - сказал ей вслед Хоод, - ты должна быть здесь.

Она, по-прежнему не произнося ни слова, вернулась и опустилась в кресло.

Вик бросил на неё оценивающий и насмешливый одновременно взгляд:

- Давно пора было. А то ломалась всё.

- Я не хочу этого слышать, - резко прервал его Ларс, - прояви уважение.

- Как скажешь, - ещё более мерзко усмехнулся Вик.

- Алина, - Ларс обратился к ней, - я думаю, что тебе стоит пойти в ЦРУ на официальную работу. Так никто не посмеет тебя тронуть.

- Нет, - она покачала головой, - это исключено.

- Почему? - спросил Ларс.

- Я никогда не буду работать в ЦРУ. Пытать, следить и мучить. Лучше умереть.

- Алина, - сказал он строго, - подойди, пожалуйста.

Вик продолжал ухмыляться, видя, что Ларс не контролирует ситуацию.

Она встала и подошла к Хооду.

- Ты должна мне поверить, - он взял её за руки, - пожалуйста.

Вик встал:

- Я так понял, ты с ней сделку не обсудил прежде, чем меня позвать. Не красиво это, старшой.

Она долго смотрела Ларсу в глаза.

В сердце на секунду вспыхнуло сомнение, но тут же исчезло.

- Хорошо.

- Умница, - Ларс улыбнулся и обратился к Вику, - мы договорились.

Тот кивнул согласно, ещё раз смерил насмешливым взглядом Алину, и вышел, бросив через плечо: "На свадьбу не забудьте пригласить».

- Зачем ты его привел? - она повернулась к Ларсу.

- Я должен был заручиться поддержкой цеховика, - спокойно ответил Ларс, - если ты будешь официально работать в Цехе, тебя никто не посмеет тронуть.

- Я не смогу работать в Цехе, - повторила она в отчаянии, - неужели нет другого выхода?

- Пока я не вижу иного выхода, -  Ларс потянул её к себе и усадил на колени, - ты поработаешь в магистрате. Никто не будет заставлять тебя пытать людей или делать что-то, что ты бы по своей воле делать не стала. Просто бумажная работа. В центре города. М?

 

- На ЦРУ, - добавила она с горькой усмешкой.

- Мы не всегда можем выбирать, что делать, - он отвёл взгляд, - но...

- Что "но"?

- В наших силах всё изменить, если останемся живы сегодня, - закончил он фразу.

Она ничего не ответила, только положила голову ему на плечо и закрыла глаза.

- Я не сделаю ничего, что могло бы тебе навредить, - он погладил ее по голове.

Она выпрямилась и посмотрела на него.

- Я тебе верю. Если ты считаешь, что это единственный шанс, я постараюсь. Хотя все равно не представляю, как буду ходить туда на работу каждый день.

- Что тебя смущает? - спросил Ларс.

- Я ненавижу ЦРУ. Ты же знаешь.

Ларс осторожно выдохнул.

- Ты можешь просто вернуться домой в таком случае, - сказал он, вернув себе душевное равновесие.

Она встала и отошла от него на несколько шагов.

- Прости. Я очень тебе благодарна. Очень. Ты вовсе не должен решать мои проблемы. Ты вообще мне ничего не должен. Прости, пожалуйста, что я впутала тебя во все это.

- Хорошо, - он тоже встал, - мне нужно отлучиться еще на несколько часов. Не жди. Ложись спать. Ладно?

- Я не хотела тебя обидеть. Я не говорила, что мне не нравится твое решения. Я просто сказала, что для меня это будет трудно, - она нерешительно шагнула к нему. - Пожалуйста, не ходи никуда сейчас, Ларс.

- Мне нужно, правда, - Ларс подошел к двери, - не жди меня.

- Ты вернешься?

-Я должен кое-что сделать, - сказал Ларс, - связанное с ЦРУ.

- Что? - испугалась она.

- Тебе не стоит об этом знать. Просто поверь мне. Не хочу впутывать тебя больше, чем необходимо для дела.

- Ты можешь пойти утром?

- Лучше сейчас все решить, - Ларс улыбнулся, - это наше время. Ночь.

- Если это из-за меня, то не нужно ничего делать, - она забежала впереди него, чувствуя, как страх покрыл сердце льдом, - я лучше уеду домой. Не ходи, пожалуйста. Я боюсь за тебя.

- За меня теперь можно не бояться, - Ларс улыбнулся в ответ, чтобы успокоить ее, - все будет хорошо.

- Не ходи, - ее глаза были полны слез, - я уеду утром домой. Оставлю тебе ключи, ты сможешь спокойно жить тут. Пожалуйста.

- Я провожу, - Ларс подошёл к ней, - позволишь?

- Конечно, - она улыбнулась и, взяв его за руку, оттащила от входной двери обратно в комнату.

Он не смог удержать равновесие, и Алина оказалась прижатой к стене его телом:

- Извини, - он отклонился на руках от неё, смущённо отведя взгляд при этом.

- Это ты меня извини, - пробормотала она, нырнув под его рукой, - поможешь мне собрать вещи?

- Кхм, - прочистил он внезапно пересохшее горло, - конечно.

Они собрали вещи, а когда Алина уснула, Ларс потихоньку выскользнул из дома и исчез в темноте.

 

Утром он приготовил завтрак для них обоих. Запах свежесваренного кофе и горячего хлеба разбудил Алину.

Она вышла к нему на кухню.

- Свет, как вкусно пахнет, - улыбнулась грустно, - мне будет не хватать твоих завтраков дома.

- Дома будет вкуснее, - улыбнулся он, раскладывая по тарелкам яичницу с помидором и зеленью, - налетай.

- Спасибо, - она села за стол, взяла вилку и нож. - Мне не верится, что я правда поеду домой. Интересно, через сколько дней меня отчислят из Университета, - сказала, вздохнув.

- Не обязательно отчислят, - он сел напротив, - я похлопочу об этом.

- Спасибо, - повторила она. - Приятного аппетита.

Она быстро доела, медленно выпила кофе, насладившись его глубоким вкусом, и встала.

- Мне пора ехать. Вот ключи, - положила связку перед ним на стол. - Знаешь, - она помялась секунду, - наверное, не стоит тебе меня провожать. Так будет лучше. Правда.

- Почему? - спросил он.

- Зачем тебе тратить время? Я и сама доеду.

- Црушник, да? - попытался угадать он, - дурная компания?

- Ты для меня не црушник, - покачала она головой. - И уж тем более не "дурная компания". Просто я вижу, что у тебя запланировано много дел в мое отсутствие. Не хочу отнимать твое время.

- Я понял, - он согласно кивнул, но видно было, что не поверил ни единому слову, - у меня было время поразмышлять ночью... Домой тебе точно возвращаться не стоит, учитывая реакцию твоего брата на то, как ты теперь вынуждена жить. Я договорился с другими людьми, что ты поживёшь у них. В университет ходить всё равно не получится, но хотя бы уезжать из города не нужно. Пойдём.

- Куда? - она удивленно посмотрела на него.

- Увидишь, - он взял её сумку, - пойдём.

Она послушно последовала за ним.

Вскоре они остановились перед небольшим особняком, в палисаднике которого росли кусты бульдонежа.

Ларс осторожно отворил калитку и пригласил кивком Алину пройти внутрь.

- Ты уверен?

- Да, - он постучал в дверь, - вчера я уже приходил сюда. Пока ты спала. Здесь тебя никто искать не будет.

Она непроизвольно шагнула в сторону, спрятавшись за его спиной.

- Здравствуй, мам, - он со смущением попытался уклониться от объятий, в которые его заключила женщина, открывшая дверь, - ну что ты? Я здесь, правда. Мы же вчера...

- Сыночек мой, - по щекам её текли слёзы, она продолжала гладить его по спине и никак не могла отпустить.

- Мам, - попытался призвать он её к соблюдению приличий, - это Алина, помнишь, я вчера тебе говорил. Можно мы в дом зайдём? Нехорошо, если нас увидят здесь.

- Конечно, - мать всплеснула руками, - заходите скорее.

Алина нерешительно шагнула за Ларсом, закрыла входную дверь и остановилась в прихожей.

Её оставили одну. Ларс ушёл куда-то вглубь дома с матерью.

Она долго стояла возле двери. Потом несмело присела на краешек кресла, стоявшего рядом с большим настенным зеркалом.

- Извини, - Ларс вернулся один, - пойдём, я покажу тебе твою комнату.

Она последовала за ним.

- Раньше я здесь жил, - он взял её за руку и потянул вверх по лестнице, - поэтому извини, там много моих вещей. Но я разрешаю тебе их все убрать куда-нибудь подальше и устроить всё по своему вкусу.

Он открыл дверь, и они вошли в просторную светлую комнату. Ларс явно слукавил: в комнате было на удивление мало мебели и личных вещей. Аскетизм даже немного пугал: слишком светлые стены, слишком чисто, слишком правильно расставлены книги на полках, занимавших три из четырёх стен. Достаточно широкая кровать у одной из стен, большое окно напротив двери, кованая люстра по центру потолка, ширма из потемневшего южного дерева с изощрённой по узору резьбой, шкаф из белёного дуба - справа.

Она с интересом огляделась вокруг.

- Пусть все так и останется, - подошла к одной из книжных полок, - "Звезды в кармане". В детстве это была моя любимая книжка, - она взяла ее в руки и любовно провела ладонью по потускневшей обложке.

Он положил её сумку на кресло у окна.

Подошёл к полке, у которой стояла она и, пользуясь преимуществами своего роста, без труда достал томик с самого верхнего ряда:

- Тогда ты точно и вот эту читала, - он протянул ей "Сонеты" в тёмно-синей бархатной обложке.

Из книги выскользнул листок, исписанный ровным чётким почерком.

Ларс успел подхватить его налету, не дав коснуться пола.

Теперь он смотрел на Алину снизу вверх.

- Что это? - она проводила взглядом упавший ему в ладонь листок и посмотрела на Ларса.

- Стихи, - едва слышно произнёс он, медленно выпрямившись, - мои... - из-за его погони за листком они с Алиной оказались слишком близко друг к другу. Она слышала, как бьётся его сердце, - я... - он чуть отклонился назад, чтобы Алина не чувствовала себя в ловушке.

- Что? - спросила она одними губами.

Ему вдруг показалось, что сердце выскочит из груди. Он задержал дыхание.

- Ты... - слова не хотели выстраиваться в предложения категорически,  внутри всё замерло, когда он всё-таки насмелился и склонился к ней так, что теперь её дыхание касалось его губ.

Она чувствовала дрожащими ресницами щетину его щек.

Ковер, на котором они стояли, вдруг поплыл, голова закружилась, она увидела его глаза близко-близко.

Их губы соприкоснулись.

Он вдруг понял, что никогда раньше не желал поцелуя ни одной красавицы так, как поцелуя его Алины.

Она закрыла глаза и чуть пошатнулась.

Он подхватил ее, чтобы она не упала случайно.

Прошло несколько секунд прежде, чем Алина мягко отстранилась. Посмотрела на него, не в силах сдержать счастливую улыбку.

- У меня щеки горят, да? – прижала ладони к лицу.

Ларс только и смог, что кивнуть на этот вопрос утвердительно.

 

Когда Ксанф утром вернулся уставший и сонный домой после очередного дежурства, он с трудом узнал свой дом.

Фасад был отреставрирован настолько мастерски и аккуратно, что, казалось, дом разрушили до фундамента и построили на расчищенной площадке новый с нуля.

Сочетание холодного светло-серого цвета стен и снежно-белого цвета пилястр, наличников на окнах, двери, крыльца создавал удивительное ощущение классического стиля и модного шика одновременно.

Над входной дверью, которая теперь располагалась ровно по центру здания, а не сбоку как раньше – кованый чёрный светильник в форме старинного уличного фонаря.

Ксанф настороженно осмотрелся, вставил опасливо ключ в замочную скважину – подойдёт ли? Замок щёлкнул приятно, но совсем непривычно, дверь распахнулась, и хозяин вошёл в дом.

Запах был непривычным: краска, лак, дерево. Совсем новый. Ничего общего с запахом дома, в который они приехали вместе с Алдарой.

Около двери была приспособлена полка для мелочей, вешалка для одежды, а также был установлен для корреспонденции небольшой круглый столик на одной ножке. На нем уже лежало письмо.

Ксанф вскрыл его и с удивлением обнаружил купчую на дом. Теперь он был полноценным хозяином особняка.

Он положил документ в карман и продолжил изучать теперь уже свой собственный дом.

Планировка изменилась полностью: теперь по обе стороны от холла были двери, а в дальней его части в потолке был аккуратно обозначен люк наверх, на чердак.

Ксанф выбрал левую дверь – за ней оказалась кухня.

В кухне заменили всё: полы (теперь это был коричневый с молочно-белыми прожилками шершавый мрамор), окна (стёкла были большими, переплёт морёного дерева – тонким), плиту (новая выглядела солиднее и явно безопаснее), мебель (теперь это был гарнитур в едином стиле и цвете, а не набор всякой всячины, притащенной откуда-то бывшим уже хозяином). Даже посуды старой не осталось. И приборы в выдвижных ящиках стола сверкали девственной чистотой.

По-другому, более функционально, устроили место для хранения чурбачков дерева для растопки, уголок для мытья посуды с возможностью подогрева воды в баке.

Не было только штор на окнах, салфеток и других необходимых в хозяйстве мелочей вроде продуктов.

Пройдя через дверь справа от входной двери, он попал в просторную гостиную с штучным паркетом и мавританским ковром на полу, шёлковыми обоями цвета топлёного молока, с камином, совсем новым креслом-качалкой, большим овальным столом, за которым вполне комфортно можно было расположиться для обеда десятку гостей. У одной из стен стоял ещё один столик с двумя креслами. Мебель была очень простая по внешнему виду, но обивка выдавала её настоящую стоимость: шёлк, похожий на тот, которым были обиты стены, но с богатым блеском и золотыми нитями лаконичного (одной линией) цветочного узора.

Ксанф поймал себя на мысли, что ещё не видел ни одного зеркала в доме.

Он прошёл дальше и оказался в кабинете. Это была достаточно светлая комната с книжными шкафами, в которых он обнаружил все необходимые и самые современные справочники по медицине, картотеку пациентов, папки с историями болезней, специальным шкафчиком, дверцы которого закрывались на ключ, для лекарств, письменным столом из северного дуба, удобным кожаным (благородного зелёного с налётом серого) креслом.

На столе были аккуратно расставлены письменные принадлежности из серебра.

Дверь из кабинета вела в небольшой с добротным деревянным полом и бежевыми стенами холл, в котором намеренно было оставлено пустое пространство для фантазии владельца, справа была огромная почти до потолка дверь – выход на крытую остеклённую террасу, где можно было отдыхать, любуясь садом.

Сад поразил доктора не меньше, чем дом. Здесь был и прудик с небольшим водопадом, и уголок для барбекью, и качели, и небольшой огородик, и теплица.

Яблони – если приживутся, в чём доктор мало сомневался, зная, кто именно занимался обустройством в его отсутствие, - весной обязательно будут цвести, а осенью принесут первые яблоки. Дай Свет, не хаосову радость.

Он вернулся в дом и открыл последнюю дверь.

Это была спальня. Всё в тех же спокойных кофейно-молочных тонах, что и весь дом. С огромной кроватью, изящными белыми прикроватными тумбочками и светильниками с обеих сторон, белым же комодом, шкафом для одежды и огромным от стены до стены на всю длину и ширину потолка зеркалом.

 

Пишет Алина. 24.11.12

В комнату заглянула мать Ларса:

- Пойдёмте чай пить, Алина, Ларс, - она как будто не заметила их смущение.

Они спустились в столовую и сели за большой стол, покрытый белоснежной скатертью.

Мама Ларса поставила перед ними чайные пары из костяного фарфора с серебряными ложками. И, перед тем, как уйти на кухню, не удержалась, поцеловала сына в макушку.

- Мам, - смутился Ларс, бросив быстрый взгляд на Алину: как она к таким телячьим нежностям отнесётся?

Она улыбнулась ему тепло.

Женщина поставила на стол большой торт, покрытый фиолетовой сахарной мастикой с красивым, изысканным белым узором по всему полю и белыми же розочками наверху:

- Извините, Алина, - она отрезала девушке большой кусок торта, - конечно, нужно было заказать выпечку в "Маргаритиной сказке", но всё так неожиданно получилось. Ларс, Вы. Надеюсь, Вы не против домашней стряпни?

- Что Вы! Торт очень красивый, - она поставила тарелку перед собой, - и наверняка очень вкусный. Спасибо Вам большое за все.

- Угощайся на здоровье, милая, - она положила порцию торта Ларсу, себе и села за стол напротив них.

Ларс разлил дамам по чашкам ароматный чай.

- Алина, а чем Вы занимаетесь? - спросила мать Ларса.

Тот с упрёком посмотрел на неё, но она не смутилась.

- Я учусь в университете. На медицинском факультете, - ответила Алина, улыбнувшись.

- Очень хорошо, - кивнула женщина, - прекрасная работа.

- Не сердись на нас, - сказал Ларс вежливо, - мама считает каждую девушку, которую я привожу в дом, моей будущей супругой.

Алина снова улыбнулась и сделала маленький глоток чая.

- А как Вы познакомились с Ларсом? - спросила мама.

- Это была забавная история, - начала она очень непринужденно, - я возвращалась домой с огромной корзинкой яблок. Была вся в каких-то мечтах, и меня едва не сбил экипаж. Ларс спас. Потом мы пытались собрать рассыпанные по всей мостовой яблоки, - ее глаза весело загорелись, словно она действительно вспоминала этот момент. - И он проводил меня домой, - бросила на Ларса неуверенный взгляд.

Тот промолчал, сделав вид, что увлечён поеданием торта.

- Как замечательно, - всплеснула руками мать Ларса, - сын сказал, что Вы у нас останетесь на время. А как Ваши родные? Переживать не будут? Всё-таки одна у чужих людей.

- Будут, конечно, - она вздохнула, - но пока они ничего не знают об этом.

- Мама, это уже невежливо, - осторожно остановил её Ларс, - столько вопросов за одно чаепитие.

Алина посмотрела на Ларса с благодарностью.

- Хорошо, хорошо, - капитулировала мама, - больше никаких вопросов на сегодня. Если Алина будет жить в твоей комнате, ты можешь устроиться в спальне для гостей, Ларс.

- Я не останусь дома, - Ларс отвёл взгляд, прекрасно понимая, какая реакция последует за этими словами.

- Как?! - женщина схватилась за сердце.

- Мне нужно выполнить одну работу.

- Почему ты не можешь решить её, ночуя дома?

- Мам, это не обсуждается, - сухо отрезал он.

- Алина, - обратилась она к девушке, - может, хоть Вы сможете его переубедить?

- Боюсь, я тоже бессильна, - покачала она головой в ответ, - если он что-то решил, его бесполезно отговаривать. Не волнуйтесь. Ларс всегда все делает правильно.

Чаепитие закончилось. Мама Ларса убирала со стола посуду.

- Я пойду, - Ларс взял Алину за руку.

Она молча сжала его пальцы.

Ларс ушёл.

- Давайте я Вам помогу с посудой, - предложила Алина матери Ларса.

- Спасибо, - женщина отдала Алине тарелочки и блюдца, а когда они мыли посуду, спросила после недолгого раздумья, - ты знаешь, что Ларса казнили?

- Я слышала об этом, - уклончиво ответила девушка.

- Как вы на самом деле познакомились? - напрямик спросила она.

- Все было почти так, как я Вам рассказала, - Алина передала ей очередную чистую тарелку. - Простите, я не могу Вам сейчас рассказать больше. А почему Вы мне не поверили?

- Ты рассказала не про Ларса, - строго сказала мать Ларса, - и ты рассказала не про того, кто вернулся с той стороны, - было видно, что ей очень больно говорить такое, но она явно решила выяснить всю правду, - я не думаю, что ты пошла бы за человеком, которого знаешь несколько дней. Я ошибаюсь?

- Вы правы, - Алина посмотрела прямо ей в глаза. - История с яблоками случилась задолго до того, как все это произошло, - она сделала паузу, чтобы справиться с комком в горле. - Что именно Вы хотите от меня узнать?

- Как Вы познакомились?

- Простите, я думаю, об этом Вам лучше спросить у Ларса, - она вытерла руки полотенцем. - Вы не обидитесь, если я поднимусь наверх?

- Когда у тебя самой будут дети, ты поймёшь, как сложно мне сейчас было сказать тебе "конечно, я не обижусь", - сказала мать Ларса.

- Простите меня, - Алина опустила глаза. - Но я не могу рассказать Вам правду, а обманывать не хочу.

- Иди, Алина, - мама отвернулась, опустилась на табуретку около стола, на котором возвышалась стопка чистых тарелок и, достав из-за рукава платок, вытерла украдкой слёзы.

Алина подошла к ней и несмело обняла сзади за плечи, чувствуя, как сжимается сердце.

- Все будет хорошо. Правда. Не волнуйтесь так. У Вас замечательный сын.

Мама лишь всхлипнула надрывно в ответ.

Алина молча налила воды в стакан, присела перед матерью Ларса на корточки и протянула ей.

- Попейте, Вам станет легче.

- Спасибо, - она сделала пару глотков.

- Не за что, - Алина села рядом на стул и поправила подол платья. - Я даже не знаю, как Вас зовут.

- Мария, - ответила она.

- Очень приятно, - кивнула Алина, вставая. - Я не останусь здесь надолго, обещаю. Вы только не переживайте, Ларс скоро вернется, и у Вас все будет по-прежнему.

- Иди, Алина, - сказала ей мать Ларса.

Девушка медленно вышла из кухни, бросив на Марию виноватый взгляд.

 

Она просидела в комнате почти до вечера, увлеченно читая книги и постоянно находя в поэтических сборниках тетрадные листки со стихами Ларса.

Стало темнеть. Она закрыла очередную книгу, поставила ее на место и подошла к окну.

«Предатель», - на мостовой белой краской были выведены огромные буквы.

Она оперлась на спинку кресла и выдохнула осторожно.

Черкнула несколько строк на клочке бумажки, положила ее между страницами «Сонетов» и поставила томик на нижнюю полку.

Переоделась в свой дорожный костюм, повязала плащ и выскользнула неслышно из дома через черный ход.

Она легко перемахнула через забор на заднем дворе и, миновав чей-то красивый сад, оказалась на соседней улице.

Стены Эйзоптроса уже исчезли за горизонтом. Она перевела коня на шаг и отпустила поводья. Представила, как Ларс вернулся домой, как Мария открыла ему дверь, как он зашел в свою комнату, нашел записку.

«Они нашли меня. Не могу здесь больше оставаться. Прости. Целую тебя нежно. Пуговица».

 

Сердце забилось сильнее, когда она увидела внизу знакомый изгиб Изумрудинки.

Алина спешилась перед большим каменным домом, привязала коня к дереву.

Флюгер на крыше покосился и заржавел. Сухие камыши отгородили пруд высокой неприступной стеной, и ветер слегка колыхал их черные головы.

Калитка скрипела. Ступени крыльца тоже.

Она прижалась к двери, вдохнув свежий запах сосны.

Постучала несмело. Дерево ответило глухим равнодушным звуком.

- Мама, это Тир! – детский голос заставил ее опереться о косяк двери, ноги уже не держали.

Прошла тысяча вечностей.

Дверь открыл отец.

- Пап… - она задохнулась вдруг.

И из мира исчезло все, кроме запаха сосны, колючих поцелуев в лоб и грубой материи его сюртука.

- Алинка, - он прижал ее к груди, словно ребенок любимую куклу, - родная моя.

- Алинка! - мать отстранила отца и обняла ее крепко, - Алиненок мой любимый, - знакомый сладковатый запах, мягкая шерстяная кофта и обволакивающее чувство покоя и защищенности, - наконец-то, мне казалось уже, что ты никогда не вернешься…

- Мам, что ты такое говоришь, - прошептала она, просто чтобы что-то сказать.

Мальчик лет четырех стоял за спинами взрослых, не совсем понимая, как родители могут проявлять такие сильные чувства к кому-то еще, кроме него.

- Деан, иди-ка сюда, - мама вывела мальчика вперед. – Это твоя сестричка.

- Аинка? – выговорил он старательно.

- Ага, - девушка опустилась на колени перед ним, заглянула в глаза и улыбнулась озорно.

Мальчик расплылся в улыбке и потянулся, чтобы обнять ее.

Она прижала ребенка к себе.

- Как ты на маму похож, - чмокнула его в прохладную гладкую щеку.

- Мам, можно я покажу ей свои игрушки?

- Конечно, - мама улыбнулась, - но только давай она сначала покушает и немного отдохнет, хорошо?

- Хорошо, а я пока все приготовю! – Деан побежал к лестнице и, старательно переставляя маленькие ножки со ступеньки на ступеньку, начал подниматься наверх.

Отец закрыл дверь.

- А где Тир?- наконец спросила Алина о брате.

- Ушел, - ответил отец.

- Куда?

- Сказал, что на Серебряную. Должен был вернуться уже неделю назад.

- Вы его не искали?

- Искали, - отец помрачнел.

- Никто не знает, где он, - проронила мама, снова обняв дочь. – Но он вернется. С ним не может ничего случиться, - было видно, что она уговаривала себя таким образом уже очень давно. - Пойдем обедать.

- Нет, - Алина вырвалась. – Я знаю, где он. Мы вернемся к ужину, мам, - она поцеловала мать в щеку, обняла отца, распахнула дверь и сбежала вниз по скрипящим ступенькам.

 

Погасла еще одна свеча. Тир приподнялся нехотя на локте и зажег другую.

Он знал, что должен был вернуться домой несколько дней назад. Представлял, что испытывали мать с отцом, но не мог заставить себя пошевелиться.

Он уже больше месяца жил в пещере, проводя почти все время в своем гамаке, укрывшись какими-то шкурами.

Он не мог больше находиться дома. Слышать, как отец, каждое утро за завтраком спрашивает, не приходило ли писем, зная прекрасно, что почты не было с лета. Не мог видеть повсюду алинины вещи, ее книги, глиняные фигурки, вспоминать, как он учил ее съезжать по перилам лестницы на скорость, проходить мимо качели в саду, где он качал ее в детстве.

Он ненавидел себя за то, что наговорил ей тогда. За то, что выгнал, не понял, не поддержал.

Он видел, как ей больно, но не мог остановиться.

Теперь она не вернется. Он собирался с духом, чтобы поехать снова в Эйзоптрос. Думал, что пещера поможет ему.

Но дни шли, а он так и продолжал жечь свечи и смотреть в потолок.

 

Это место было их военным штабом, складом оружия и убежищем от всего на свете.

Она отвела рукой в сторону голые ветви боярышника и, пригнувшись, вошла в пещеру.

В глубине горел желтый свет свечи. Тихо и холодно, только вода капала с потолка.

Он лежал в натянутом между выступами гамаке, укрытый несколькими овечьими шкурами. Казалось, даже не заметил, как она вошла.

- Тир…

- Алинка, - вдруг прервал ее он, не двинувшись.

- Почему ты не дома?

Он повернул голову, чтобы убедиться, что ему не послышался ее голос.

Алина попыталась сдержать смех, но у нее не получилось, и она рассмеялась весело.

- Чего? – не понял Тир.

- У тебя борода, - выговорила она с трудом, не в силах остановиться.

Он улыбнулся смущенно.

- Это щетина только…

Его слова вызвали новый приступ хохота.

- Пойдем домой, я хочу измерить ее линейкой, - успокоилась она, наконец, и подошла к нему ближе.

- Нет, - ответил Тир.

- Почему?

- Я тебя еще не простил.

- А я не просила у тебя прощения.

- Напрасно.

- Ну и пусть, - пожала она плечами.

- Я вообще не должен с тобой разговаривать. Я же тебе не брат.

- Ну конечно, - она дернула его за бороду в шутку, - вообще-то ты должен передо мной извиниться.

- За что это? – вспыхнул Тир.

- За то, что встретил меня с такой щетиной, - улыбнулась она.

- Хорошо, - согласился он, - это справедливо. Но только после тебя.

- За что мне извиняться?

- Проси у меня прощения за то, что между мной и црушником, выбрала его.

- За это прощения не просят, - покачала она головой.

- Я все думаю, но не понимаю, как ты могла так сделать.

- Я его люблю.

- Ты дура, - тут же отреагировал Тир.

- Пусть так, - кивнула она, - но за это я точно извиняться не буду.

- Тогда я тоже не буду извиняться.

- Я не против, - она взяла его руку, - пойдем домой, я обещала маме, что мы вернемся к ужину.

- Он приехал с тобой? – спросил Тир, сбрасывая с себя шкуры.

- Нет.

- Почему?

- Так получилось.

- Он обидел тебя?

- Нет, что ты, - она покраснела чуть-чуть, - он очень хороший.

- Разумеется, - Тир встал, - поэтому он мучил тебя и всех нас чуть не убил.

- Прекрати, - глаза ее сверкнули недобро.

- Неужели ты правда в него влюбилась?

Она промолчала.

- Идиотка просто, - вздохнул Тир грустно.

- Ну извини, - она сделала вид, что обиделась, - я тебе ничего не говорила, когда ты носил учебники этой своей рыжей.

- Так, - строго сказал Тир, - это разные вещи.

- Ага, а ты помнишь, как она вылила на мои книги кувшин гранатового сока?

- Закрыли тему, - они вышли из пещеры и стали осторожно спускаться вниз. – Я все равно никогда в это не поверю.

 

- Ты им ничего не рассказывал? – они уже подходили к дому.

- Нет. Они ни о чем не знают.

- Спасибо, - она остановилась, обняла его крепко и, приподнявшись на носочки, поцеловала в щеку, - ты самый лучший брат на свете.

- Ну вот еще, - фыркнул он, слегка отстранив ее, - я же тебе обещал.

Она улыбнулась ему.

- Я не понимаю, как ты могла в него влюбиться, зная, что он сделал с твоей семьей.

- Он не хотел этого.

- Какая разница – хотел или нет? Он сделал.

- Тир, это большая разница.

Он покачал головой.

- Я не могу этого понять.

- Тогда просто поверь мне.

 

- Я не хочу, чтобы тебе потом было больно из-за него, - наконец смог он выразить свои чувства словами.

- Поэтому ты хочешь, чтобы мне сейчас было больно из-за тебя?

- Пообещай мне, если он тебя обидит, ты сразу расскажешь об этом мне.

- Обещаю тебе, Тир.

 

Пишет Сильвия.25.11.12

 

На следующее утро Сильвия проснулась с ощущением полной свободы – физической и душевной. Прошлый вечер теперь казался чем-то нереальным и далеким от действительности: настолько она не ожидала такого поворота событий. Но все это случилось с ней и с Кристобалем на самом деле, ее рука была без клейма – только чистая смуглая кожа, без тех страшных серебряных нитей. Единственное, что все еще беспокоило Сильвию, это свобода ее мужа. Вчера Лорд не просто так оставил его с собой наедине, он не хотел его просто так отпускать – и это не давало Сильвии покоя. Сейчас Кристобаль лежал рядом с ней, он все еще спал, и его рука была крепко сжата, поэтому Сильвия не могла видеть, исчезло ли у него клеймо или нет. Если Хаос не сдержал своего обещания, она не будет дорожить своей свободой.

 

  Солнечные лучи становились все ярче, теперь они озарили комнату своим золотистым теплым светом; луч солнца падал Кристобалю прямо на лицо, и от этого он проснулся.

 

- Доброе утро, милый, - произнесла Сильвия. Она внимательно следила за его пробуждением, стараясь угадать последствия вчерашнего разговора с Лордом.

 

- Доброе утро, жена, - он улыбнулся в ответ.

 

- Лорд вчера даровал нам свободу, - сообщила она. - Свободу нам обоим. Кристо, спасибо огромное, если бы не твоя просьба, то ничего бы этого не было. Я так рада, что до сих пор не могу поверить в это! - она крепко его обняла и поцеловала. - Но как прошел твой разговор с ним? Он не пустил меня к тебе!

 

- Нормально прошёл, - спокойно ответил он, - всё хорошо. Мы можем возвращаться домой.

 

- Ты не рад нашей свободе? - Сильвия почувствовала неладное. -Ты так спокойно говоришь об этом.

 

- Я просто не верю, что это с нами происходит, - Гато откинулся на подушку, - я так часто об этом думал, что теперь боюсь, а вдруг это всё сон?

 

- Мне тоже иногда так кажется, - Сильвия легла рядом, прижавшись к нему. - Но потом я смотрю на свою руку и понимаю, что это не сон. Покажи свою!

 

Гато протянул ей ладонь, чистую от печати Хаоса:

 

- Не сон.

 

- Да, - вздохнула Сильвия. Теперь она была абсолютно спокойна: Кристобаль свободен, как и она, больше ничто не мешает им жить полной жизнью. Она взяла его руку в свою и провела пальцем по его чистой ладони: - Знаешь, а ведь я боялась, что Хаос не отпустит тебя. Ты вчера здорово разозлил его, кинув в зеркало бокал.

 

- Что бессмертному до меня? – хмыкнул Гато, - тем более, раз тебе обещал.

 

- Если бы ему было все равно, он не заводил бы себе рабов, - произнесла Сильвия. - И потом, он слишком внимательно относится к моим просьбам, и меня это беспокоит.

 

- Меня тоже, - согласился Гато.

 

- Видишь, ты тоже это заметил. Но я не могла иначе! Если быть свободной, то только с тобой; возможно, это был наш последний шанс освободиться от рабства. К тому же он обещал, что это будет безвозмездный подарок.

 

- Спасибо тебе, милая моя, - он погладил её по плечу.

 

- Это тебе спасибо, если бы не твоя просьба, не было бы всего этого.

 

- Теперь всё будет по-другому, - он улыбнулся ей.

 

- Да, конечно, - она улыбнулась в ответ. После небольшой паузы Сильвия вспомнила, что они сегодня уезжают: - Мы ведь сегодня должны освободить номер. Не пора ли собираться?

 

- Не знаю как ты, я очень соскучился по столице, - сказал Гато.

 

- А я скучала не столько по городу, сколько по родителям, - ответила Сильвия, вставая с кровати и расчесываясь перед зеркалом. - Я волнуюсь, все ли у них в порядке. - Сильвия собрала волосы в хвост и, оставшись довольна своим отражением в зеркале, подошла к шкафу, чтобы достать все вещи и уложить их в чемоданы.

 

- Представляешь, как они будут рады, - Гато присоединился к жене в уборке номера и складывании вещей.

 

- Да, надо будет навестить их, как только приедем, - решила Сильвия.

 

***

 

Обратный путь, казалось, занял в два раза больше времени. Им обоим хотелось встретиться с людьми, которых они не видели целую неделю, рассказать о проведеном отдыхе, а самое главное - о приобретенной свободе. Поэтому когда вдали показались отражающие солнечные лучи, зеркальные крепостные стены Эйзоптроса, Сильвия с Кристобалем обрадовались так, как если бы они въезжали в этот город впервые.

 

- Подумать только, - задумчиво произнесла Сильвия. - Еще неделю назад мы уезжали подневольными, а сейчас возвращаемся свободными. Как будут рады наши друзья!

 

- И не говори, милая, - Гато представлял себе во всех красках, как расскажет о случившемся Тьерри.

 

Их карета приближалась к открытым городским воротам; в этот час тут особенно многолюдно, и поэтому вскоре супруги Рейес попали в небольшой затор, образовавшийся из-за большого количества карет, желающих въехать в город. От скуки Сильвия стала читать доску объявлений, висевшую прямо напротив окна кареты: выступление музыкальной группы сегодня вечером, пропажа кота, проведение благотворительного аукциона на следующей неделе, объявление о наборе... Карета тронулась, и Сильвия не успела дочитать до конца.

 

- У тебя есть планы на сегодня? - спросила она.

 

- Мне нужно будет заглянуть на работу, а потом, я думаю, планов нет, у тебя? – ответил он несколько рассеянно.

 

- Мне надо разобрать вещи, немного убраться в доме, а завтра я пойду к родителям, - перечислила Сильвия. - Но вечер принадлежит нам одним! Чего бы тебе хотелось больше: сходить куда-нибудь или провести вечер вдвоем?

 

- Ты знаешь мой ответ на этот вопрос, - усмехнулся Гато.

 

- Я от тебя другого ответа и не ожидала! - улыбнулась Сильвия. - Но учти! Тебе все равно рано или поздно придется со мной куда-нибудь сходить.

 

- В оперу, например, - предположил Гато.

 

- Можно в оперу, можно еще куда-нибудь, - произнесла Сильвия. - Я пока не решила.

 

Они, наконец, преодолели затор и теперь ехали по городским улицам. Первое время у Сильвии было ощущение, что за время их отсутствия город изменился и люди стали другими, но потом это прошло, и она вновь чувствовала себя частью этого огромного механизма под названием Эйзоптрос. Вот карета уже свернула на их улицу, подъехала к их дому.

 

- Вот мы и дома, - произнесла она.

 

Гато помог ей выйти из кареты.

 

- Мне кажется, тебе лучше отдохнуть с дороги, Сильви, - предложил он, - я уверен, что наша домработница всё время нашего отсутствия поддерживала в доме чистоту и порядок, а вещи успеем разобрать. Прими ванну и поспи немного, пока я справлюсь как дела в магистрате. М?

 

- Хорошо, Кристо, - согласилась с ним Сильвия. Она, действительно, только сейчас почувствовала сильную усталость. - Я немного отдохну, пока ты будешь заниматься своими делами. А домработницу я попросила прийти только завтра, чтобы она не мешала нам этим вечером.

 

 Пока Гато вытаскивал чемоданы, Сильвия успела проверить почтовый ящик: там были одни счета и свежий номер городской газеты, никаких писем не было. Она поспешила в дом следом за Кристобалем. Хотя Сильвия была недовольна присутствием в доме постороннего человека в лице домработницы, но сегодня она была благодарна ей за то, что она успела все убрать к их приезду.

 

- Ты сейчас пойдешь или пообедаешь вместе со мной? - окликнула она Кристобаля.

 

- Нет, пойду, чтобы вернуться скорее к тебе, - он не удержался и поцеловал её.

 

- Тогда беги, - прошептала Сильвия.

 

- Даже не успеешь соскучиться.

 

Сильвия проследила взглядом, как закрылась за ним дверь и как промельнула в окне его тень. Потом она пошла на кухню, положила на стол всю корреспонденцию. Сейчас ей не хотелось заниматься счетами, усталость и голод давали о себе знать. Сильвия отрыла буфет в поисках чего-нибудь съедобного, оставленного домработницей, быстро перекусила и пошла принимать ванную. Теплая вода и ароматные масла позволили ей расслабиться: сейчас, как никогда, она поняла, насколько сильно устала за последние пару дней.

 

 Сразу после расслабляющей ванны она легла спать и проспала спокойным, безмятежным сном несколько часов. Когда она проснулась, был уже вечер, лучи заката озаряли огненным светом стены спальни. Через минуту Сильвия поняла, от чего она проснулась: внизу, во дворе, был слышен топот копыт и звук закрывающихся ворот. Кристобаль уже вернулся.

 

  Сильвия спустилась вниз, одновременно завязывая пояс халата. На улице уже было холодно, чтобы в таком виде выходить на крыльцо, поэтому она осталась внизу, ожидая, когда Кристобаль войдет в дом.

 

Он был несколько рассеян и, похоже, расстроен, но как только увидел её, улыбнулся.

 

Сильвия подошла к нему, крепко обняла и поцеловала.

 

- Что-то не так на работе?

 

- Нет, всё нормально, - Гато вздохнул тяжело, - видимо, переоценил свою выносливость. Устал очень. Мммммм, - он втянул носом запах её кожи, - как же хорошо ты пахнешь….

 

- Надо было тебя никуда не пускать, - виновато произнесла Сильвия. - Ты не меньше моего устал, но пошел на работу. Как будто нельзя было отложить все на завтра!

 

- Я рад, что проверил, всё ли нормально, - пойдём наверх?

 

Сильвия приготовила ему ванну, а сама занялась его одеждой: нужно было положить её в корзину с грязным бельем. В кармане сюртука явно что-то было. Сильвия опустила руку в карман и нащупала что-то тёплое и мягкое. На ладони у неё теперь лежала ярко-алая роза.

 

Секунду она колебалась, но потом положила розу обратно в карман. Странно, конечно, что он ей сразу ее не отдал, и вообще - зачем бы он прятал ее в кармане? Сейчас цветок был мятым и немного завял. Может, поэтому он не стал ей его дарить? Или... На мгновение в душу Сильвии закралось сомнение, она вспомнила свои прошлые муки ревности. Да нет, о чем она только думает! Чтобы женщины дарили мужчинам розы, это, по крайней мере, странно. И все же возможно...

 

"Хватит! - мысленно отругала себя Сильвия. - Это все ерунда. Это все ерунда!"

 

- Кристо, в буфете есть еда, если ты голоден, - она старалась говорить небрежно.

 

- Спасибо, Сильви, - Гато всё ещё наслаждался в ванной, закрыв глаза и потихоньку насвистывая незнакомую ей мелодию.

 

- Что это за мелодия? - Сильвия вошла в комнату.

 

- Сегодня услышал. На Центральной площади, - Гато обернулся к ней, - не хочешь присоединиться? Вода волшебная.

 

- С удовольствием, - Сильвия сбросила с себя халат и устроилась в ванной рядом с Кристобалем. - Ты гулял сегодня по Центральной площади? - теплая вода и нежные ароматы снова погрузили ее в полусонное состояние.

 

- Конечно, - он обнял её сзади и поцеловал в плечо, - я был в магистрате. Надеялся, что баронесса вернулась уже.

 

- И как: вернулась? - Сильвия уже засыпала на плече у мужа.

 

- Нет, - его руки скользнули вниз, а губы коснулись уха горячим поцелуем.

 

- Кристо, - прошептала Сильвия, отвечая на его поцелуй, - я не могу сопротивляться твоим чарам.

 

- Это прекрасно, не находишь? – он поцеловал её вновь так, что голова девушки закружилась.

 

- Это великолепно, - произнесла Сильвия.

 

 

Пишет Алина. 01.12.12

Прошло несколько дней.

Она ждала какого-то известия от Ларса, но почты не было.

Дома было хорошо. Тепло и спокойно.

Они с Тиром починили флюгер, срубили камыши и смазали калитку. Дом снова стал похож на тот, из которого она уезжала пять лет назад.

Писем не было.

Ее начали терзать сомнения по поводу того, нашел ли он записку, понял ли, что с ней случилось, где она.

Тир заметил, что она перестала есть. Потом стал поздними вечерами видеть, как из-под ее двери вырывается полоса неяркого света.

Решил все-таки постучать.

 

Она открыла ему и пустила внутрь.

- Почему не спишь?

- Не могу.

- Что случилось?

- Ничего, - она укуталась в одеяло.

- Алин, - сказал он с упреком.

- Он не пишет ничего, - призналась она, из глаз тут же брызнули слезы. – Наверное, он не получил мою записку, придумал себе неизвестно что и сходит с ума.

- Алин, - он сел рядом на кровать, - а если он специально не пишет?

- Нет, - она покачала головой,- такого не может быть.

- Ты уверена?

 

Она кивнула.

 

- Он не получил мою записку.

- Ты хочешь поехать обратно?

- Я не могу. Мне опасно быть в городе.

- Почему?

- Тир, - она подняла на него глаза, - просто опасно.

- Я могу поехать, если ты хочешь, - предложил он вдруг.

- Ты?

- Я не могу смотреть, как ты скармливаешь под столом всю еду собаке и часами качаешься на качелях в саду, пока губы не посинеют.

- Заметил все-таки, - расстроилась она.

- Я съезжу, - он взял ее за руку, - напиши письмо только. А я отвезу.

- Спасибо, - она вскочила с постели, подбежала к письменному столу, достала лист бумаги и стала писать.

 

Тир вывел коня и затянул подпруги.

Она выскользнула из дома в дорожном костюме.

- Ты куда? – удивился Тир.

- Я с тобой, - Алина исчезла в конюшне. Через несколько минут вывела оттуда буланого коня и легко вскочила в седло.

- Ты же сказала, что это опасно…

- Мне все равно. И я же поеду с тобой, - она чуть улыбнулась ему. – Или ты не сможешь меня защитить?

- Вот еще! – Тир запрыгнул на своего коня, - поехали.

Их лошади исчезли за воротами, оставив за собой клубы пыли, освещенные первыми лучами холодного зимнего солнца.

 

Холодный декабрьский ветер пробирал до костей. Она быстрым шагом шла домой, укутавшись плотно в шерстяную шаль.

Из запланированного оставалось сделать совсем немного. В том числе спокойно пережить собственный день рождения. В этом году Хозяин Мира объявил амнистию на желания, адресованные ему. Было забавно размышлять над причинами столь экстравагантного поступка Лорда Хаоса.

«Моё желание, милорд, - она посмотрела в зеркало, сквозь стекло и собственное отражение в темноту, - пусть боль, что Вам причинили, пройдёт».

«Нет, нужно загадать что-то для себя», - по размашистому жёсткому почерку легко можно было сделать вывод о том, насколько взбесила демиурга эта просьба.

«А это как раз то, чего я хочу. Чтобы разум Ваш не был затуманен болью, когда придёт время нам серьёзно поговорить. Так что выполните, пожалуйста».

«Кто тебе сказал, что боль мне мешает, дерзкая?»

«Два механических сердца настучали», - бесстрастно ответила она.

«Слишком много знаешь и ещё больше болтаешь», - заметил Лорд.

Часовщица пожала плечами.

 

Пишет Ксанф. 07.12.12

Уставшему после дежурства Ксанфу не хватило сил даже разобраться с новыми вещами, он рухнул на кровать и мгновенно уснул, уверенный, что на утро вся обстановка окажется просто сном, и он проснется в своем старом кресле, с оцарапанной в привычном месте рукой – в полудреме ударяясь о растрескавшиеся доски ящика с книгами –  и еще с закрытыми глазами нащупает часы на каминной полке. Но утром все оставалось по-прежнему, и доктор был крайне удивлен и обрадован одновременно: около получаса он разглядывал непривычную обстановку, бродил по дому, заглядывая в каждый угол. Больше всего ему понравился кабинет – место, где в уютной обстановке он мог бы проводить, кажется, весь день, зачитываясь последними изданиями журналов и книг, ставя опыты и делая наблюдения. Однако, что-то его все-таки тревожило, пока, наконец, он не заглянул на чердак: старые вещи, книги, записи и картины были аккуратно сложены в деревянные ящики, закрыты и занавешены.  Доктор не стал проверять содержимое коробок, не сделал и шага по направлению к ним, оставив все, как есть. Он глубоко вздохнул и улыбнулся, мысленно поблагодарив Хозяина Мира, а уже через десять минут торопливо шагал на работу, бормоча себе под нос старую песню.

 

***

 

За две недели, что прошли со дня рождения Ксанфа, его новый дом заметно  переменился – молодой человек старательно обживался: впервые уделяя свое свободное время чему-то еще, кроме работы, и действительно получал от этого удовольствие. Магазины, покупки, раскладывание новых предметов и вещей – всё чрезвычайно забавляло и занимало теперь доктора.

 

Так, на новое кресло-качалку привычно легли шерстяной плед и подушка. Перед камином с довольным видом устроился Медальон. Светлая обивка кресел могла не прожить и недели, поэтому Ксанф купил специальные чехлы на несколько тонов темнее, и частично закидал все подушками.

 

Светло-желтые занавески с веселыми коричневыми кляксами в виде листьев доктор выбрал специально для кухни. Возможно, они смотрелись немного нелепо, но при желании их можно было закрыть дополнительными плотными шоколадного цвета шторами. Сперва Ксанф по привычке подвязал занавески, но тут же передумал и перетянул их золотой ниткой так, что оставил короткие кисточки просто болтаться в воздухе. 

 

Для гостиной он подобрал неброские гардины с едва заметным рисунком, надеясь заменить их потом на более подходящие, спальню же пока не трогал вовсе, тем более, что новое кресло вполне подходило для сна.

 

На столик из коридора удачно встала стеклянная колба с прикрепленным холодильником – единственная ножка стола позволяла подстроить к аппарату объемную бутыль с бюреткой. Теперь этот агрегат стоял в кабинете, позвякивая, при резком закрытии двери.

 

Вечером, когда все уже почти было закончено, Ксанф вернулся в кабинет с небольшой коробкой вещей, место которым, по его мнению, могло найтись только здесь. Расставив несколько книг на полки и разложив старые блокноты для записей, он, чуть помедлив, достал небольшой сверток темного ситца и откинул толстый край с кромкой. Едва помещаясь в ладони, на ткани лежало обычное зеркало в резной деревянной рамке, то самое, что раньше стояло над больничным диваном. Доктор поставил зеркало на рабочий стол так, чтобы оно не могло упасть и при этом занимало как можно меньше места. Немного сдвинув серебряный письменный набор, разложил свои привычные вещи: блестящую чернильницу и ножик для заточки перьев. После этого он достал из той же коробки бутылку вина с изящно изогнутым горлышком и аккуратно поставил ее на стеклянную полку шкафчика. Закрыв дверцу и дважды повернул ключ в замке, Ксанф повернулся к зеркалу:

 

-Я хотел бы поблагодарить Вас за отличный подарок. Спасибо, милорд.

 

 

 

 

 

**

 

Новая неделя началась неприятно – озноб и жуткая головная боль не позволили доктору подняться с постели, пришлось пропустить работу, отправив в больницу короткую записку-извинение. Надеясь хотя бы отоспаться в свои вынужденные каникулы, Ксанф долго ворочался, пытаясь согреться и  заснуть, но так и не смог: в голове каруселью мелькали мысли о пациентах, коллегах, новых письмах и заявках в аптеку, недооформленных историях и… мысли о ней.

 

В сотый раз обдумывая старые события, доктор спорил сам с собой: напрасно сказал или нет? Ксанф понимал, что Никта уехала не просто так, и беспокоился за нее, хотя последнее время его мысли были не такими тревожными. Вспоминая серьезный и хмурый взгляд девушки, доктор улыбался про себя. Сильная и смелая, она, конечно, справится без его помощи, но как же хочется обнять ее, прижать к себе и защитить от всех невзгод. Как хочется, чтобы она всегда помнила, о том, что он рядом, что на него можно опереться и забыть обо всем, доверчиво уснуть на его плече. А он бы гладил рукой мягкие волосы и охранял ее сон.

 

Ксанф открыл глаза и чуть тряхнул головой –  тут же зазвенело в ушах. Нащупав рукой чашку с уже остывшим чаем, сделал несколько глотков и снова зажмурился.

 

Он ждал ее возвращения. Не отдавал себе в этом отчета и не считал дни. Ничего не вспоминая из их прошлых встреч, согревался мыслями о том, что с ней все хорошо, что она здорова, и лишь изредка позволял себе вот так помечтать.

 

И еще одно он знал точно: если она вернется, он уже не сможет отпустить ее. Никогда.

 

Слишком много в её жизни теперь шло не так, не по плану, не по схеме. Первые два месяца она тщетно пыталась вернуть ходу маятника привычную траекторию, а потом поняла, что правильнее будет вычертить новую схему под сложившиеся условия.

Единственное, что осталось от прежней жизни – часы работы.

Кофе и круассаны пришлось забыть, тем более, что в кофейне ей теперь явно были не рады.

Выяснять, почему так получилось, она не посчитала нужным.

Просто перестала туда заходить. Покупала недалеко от Центральной площади в кондитерской «Маргаритина сказка» пирожные и чай с корицей, а затем не спеша следовала в Башню, где завтракала на одной из площадок, в компании деревянных болванов.

 

Жизнь только начала налаживаться. Уроки перестали быть пыткой: пальцы слушались гораздо лучше, неуклюжесть после долгой и упорной борьбы уступила место ловкости и точности движений необыкновенной.

Мастер исчезал куда-то постоянно во время занятий: поэтому он мог сосредоточиться на выполнении очередной задачи – нарисовать птицу в клетке или придумать новое лицо циферблата с причудливыми стрелками и отвлечься, когда захочется, на разглядывание причудливых механизмов дорогих часов из золота и драгоценных камней.

Друзья перестали подтрунивать над ним: одевался и обувался он теперь лучше всех, да ещё сверху мастер платил ему за хорошую учёбу несколько монет каждую неделю, а посему весёлой компании проводить время днём на центральной площади было значительно интереснее, чем раньше.

Он никогда и никому не признался бы, что поначалу, не в последнюю очередь благодаря тем самым друзьям, он действительно начал что-то чувствовать к часовщице. Когда она возвращалась вечером с работы, держа в руке алую розу, которую она по лепестку разбирала словно диковинный часовой механизм до стебля-остова, ему казалось, что она светится изнутри столь желанно, что не было сил смотреть в её сторону без дрожи в коленках и сладкого замирания сердца.

Её внезапная болезнь чуть приглушила золотое сияние, но иногда он всё же ловил его в её взгляде. Ему хотелось сделать для неё что-нибудь, чтобы вернуть счастье. Когда у тебя под рукой каждый день только крошечные золотые винтики, зубчатые колёсики и пружинки, сложно воспринимать жизнь как живой организм, а не точно отлаженный бездушный механизм. Поэтому он придумал для неё простенький, но изящный по задумке механизм – медную розу на подставке. Цветок вращался и постепенно распускался под мелодию старинной песни «Радость». Она только хмыкнула неодобрительно, когда увидела поделку, и попросила не следить больше за ней.

И вот сегодня, спустя пять месяцев, он вдруг понял, что не чувствует к ней совсем ничего. Это настолько его удивило, что он решил мысленно пробежаться по воспоминаниям, чтобы понять, когда именно исчезло ощущение чуда.

 

Было странно и жутко теперь вспоминать, как день за днём она менялась. Как постепенно одно за другим слетали в декабрьскую темноту словно алые лепестки розы человеческие эмоции и чувства, обнажая бездушный часовой механизм, что увидел он в самом начале их знакомства.

Благодаря ей он стал сильным. Если до поступления в ученики он почти не задумывался над тем, что недостаточно физически развит, то после выполнения очередного задания часовщицы – принести сначала к Башне два деревянных гладких чурбачкам без коры и сучков, унести один,  затем принести три, отнести обратно два, затем четыре, отнести – три (и так несколько раз), - он начал ощущать всю прелесть обладания силой и сноровкой.

Это стоило ему нескольких друзей.

Как и новая одежда, в которой он теперь щеголял по мастеровой слободе.

«Готовься, - его пригласил к себе глава артели, - уже скоро».

«Скоро что?» – не понял сначала он.

«Она должна будет передать тебе ключи от Башни, и ты сможешь приступить к своим новым обязанностям, - старшой внимательно следил за его реакцией, - или ты думал, что твоё обучение, если это можно так назвать, продлится вечно?»

«Нет, но…» - парнишка растерялся. Перспектива быть запертым до конца жизни в Башне после того, что он узнал о часовом и ювелирном деле, вдруг стала мрачной реальностью.

«Вот и ладно», - глава артели махнул ему нетерпеливо: мол, ступай теперь.

 

«Я не хочу туда», - он не выдержал, выпалил сразу, как только порог переступил.

«Куда?» – холодно спросила часовщица.

«В Башню. Я не хочу там работать, - объяснил парнишка, - всё равно, что заживо себя похоронить».

«Это не твои слова, - заметила часовщица, пропустив мимо ушей собственно оскорбительный смысл сказанного, - сам-то что думаешь?»

«Не хочу, - насупился ученик, - зачем было меня этому всему учить, - он указал на рассыпанные по столу золотые детали и драгоценные камешки, - если потом придётся всю жизнь за главными часами следить?»

«Одно другому не мешает, - пожала она плечами, - с помощью этого, - она повторила его жест, - ты сможешь семью содержать. Сначала маму и сестёр, а потом и свою жену и детей».

Парнишка смутился при этих словах. А часовщица будто и не заметила этого. В тот вечер она была погружена в собственные мысли даже сильнее обычного. Только иногда подходила к окну и высматривала кого-то на улице.

«Вас что-то беспокоит, мастер?» – спросил ученик.

«Нет, - отрезала она, - и тебя не должно. Займись делом».

 

«Ма, не ходи к ней больше, пожалуйста, - ученик вернулся домой после урока уже поздно вечером, - пообещай, что не будешь ей надоедать».

«Что ты такое говоришь? – всплеснула руками женщина, - как я могу тебе такое обещать? Это всё равно, что от тебя отказаться. Я буду ходить, рано или поздно растоплю её ледяное сердце».

«Я сегодня был у начальника артели, - мальчишка покачал головой безнадёжно, - что бы ни сказала тебе часовщица, артель не позволит мне избежать Башни».

«Как же мы жить будем? – мать вытерла выступившие на глазах слёзы подолом фартука, - по миру пойдём ведь».

«Я смогу работать по ночам, - спокойно и серьёзно произнёс мальчишка, - буду делать карманные часы для господ».

«Ох, ну что ты придумываешь?! – несмотря на расстройство, возмутилась его глупыми фантазиями она, - у тебя из рук вечно всё падает! Ни один мастер учиться к себе не взял!»

Он лишь пожал плечами в ответ и пошёл спать.

 

«Да, всё верно, - она протянула лист обратно сидевшему напротив неё за столом, заваленным бумагами,  мрачному человеку в тёмно-сером сюртуке и мутном пенсне, - что ещё от меня требуется?»

«Поставить подпись и подтвердить её отпечатком большого пальца», - казённым голосом произнёс человек явно заученную наизусть за многие годы работы фразу.

Часовщица без колебаний расписалась под текстом и поставила рядом отпечаток.

Человек протянул ей платок, чтобы она могла стереть чернила с пальцев:

«Очень приятно иметь с Вами дело, госпожа».

«И мне с Вами», - она сделала усилие над собой, чтобы улыбнуться благожелательно.

 

Она очень устала, но это была хорошая усталость. После тяжёлой, но важной работы. Свет от фонарей отражался в бесчисленных уличных зеркалах, она остановилась у одного из них и, подняв голову, несколько минут смотрела на светящийся шар плафона и разглядывала причудливое литьё фонарного столба.

«Что ты делаешь? – краем глаза она заметила надпись на зеркале, - все руки в ссадинах. Почему?»

«Хочу что-нибудь оставить после себя. На память», - она нисколько не смутилась, как будто ждала этого вопроса давно.

«Мне это не понравится, я полагаю», - написал Хозяин мира.

«Почему же? – удивилась она без удивления, - думаю. Понравится».

 

 

Зубчатые железные колёса, щедро смазанные маслом, вращались почти бесшумно. Только вилка маятника, стопорившая движение главной оси, с намотанной на неё многокилограммовой цепью, гулко и сочно клацала, отмеряя минуты. Болваны на площадке наблюдали за тем, как она завтракает, с молчаливым укором. Часовщица отломила кусочек безе и запила его чаем.

Несколько лет назад, рассматривая статуи, она заметила, что сделаны они были не из цельного куска дерева, а из небольших частей, нанизанных на штырь и плотно подогнанных друг к другу.

Особенно пострадали рыцарь в красном плаще, учёный, доктор и принцесса-арфистка.

От учёного остался остов с железным каркасным штырём внутри, которым болван крепился к механизму. Именно поэтому начала она с него: аккуратно убрала остатки дерева, заменила его новыми чурбачками, нанизывая их на штырь, подогнала, насколько позволил её умение, их один к другому по форме. Конечно, её работа не шла ни в какое сравнение с творением древнего мастера, но свежая краска и лак скрыли недостатки опыта и ловкости в обращении с деревом. Вместо учёного теперь был молодой человек с длинными волосами, стянутыми в хвост, вместо колбы в его руке появился зелёный с бугристой поверхностью шар, а вместо часов к поясу был приторочен стэк.

Она также заменила часть фигуры раненого рыцаря, и теперь он стоял, гордо выпрямившись, глядя смело и дерзко в будущее вновь нарисованными глазами.

Статую доктора теперь не уродовала жуткая трещина до сердца, но и галстук исчез без следа: восстановить его было невозможно, поэтому часовщица просто закрасила его оптимистичной белой краской.

Статую принцессы она не стала реставрировать: просто перекрасила платье из синего в коричневое, убрала богатые украшения, диадему, арфу и повесила на пояс цепочку с ключом.

Она, справедливости ради стоит отметить, пыталась приладить на место руку, но у неё ничего не получилось, поэтому она просто залила повреждённое плечо смолой и покрыла его лаком. Принцесса так и осталась стоять с поднятым кверху единственным уцелевшим пальцем, который часовщица перекрасила в зелёный и закрепила на его кончике медный бутон розы.

 

Ритуал был изменён. Из-за странного поведения часовщицы артель решила не рисковать и провести церемонию передачи ключа в слободе. Её ждали на центральной улице. Софьиного сына за руки держали двое его друзей по приказу главного артельщика.

«Слышь, прости, - шепнул один ему на ухо, - не согласились бы. Но артель…»

Подмастерье кивнул (мол, понимаю) и не сопротивлялся, хотя и чувствовал, что сможет с лёгкостью освободиться, если захочет. Он увидел её издалека. Она шла как обычно: не спеша, не глядя по сторонам, не прячась от пробирающего до костей декабрьского ветра. Взгляд на собравшуюся толпу она подняла, только когда подошла к людям вплотную.

Все обратили внимание на то, что на поясе её не было тяжёлой цепочки с ключом.

«Как это понимать?» – еле сдерживая ярость, спросил глава артели.

«Церемония отменяется, - пожала она плечами и сказала впервые в своей жизни так громко, чтобы слышали все присутствующие на улице, - можете расходиться по домам».

«Нет, ты так просто не уйдёшь! Взять её!» - приказал глава артели.

Софьин сын сбросил ребят, что держали его за руки и встал между толпой и часовщицей с дубинкой, выбитой из рук у одного из нападавших, наперевес: «Не подходите».

Подмастерья в удивлении остановились.

Часовщица без особых эмоций развернулась и пошла домой. Софьин сын последовал за ней. И им позволили уйти.

В доме было тихо. Подмастерье закрыл дверь на засов, зашёл в комнату следом за часовщицей.

Она сидела за столом и работала над очередным механизмом, как ни в чём ни бывало. Движение зубчатых колёс и звук работающего механизма успокаивал.

«Что мы будем делать теперь?» - спросил подмастерье, с ужасом заметив на табурете рядом со столом окровавленную тряпку и таз с тошнотворно-бурой водой.

«Мы – ничего. К тебе это никакого отношения не имеет, - спокойно ответила она, - а то, что буду делать я, тебя не касается».

«Я должен стать смотрителем Главных башенных часов. Артель не успокоится, пока это не произойдёт», - вдруг неожиданно для самого себя сказал подмастерье.

«А это их проблема», - бесстрастно ответила она.

«Отдай мне ключ», - потребовал подмастерье.

Часовщица остановила механизм, над которым работала.

В воздухе повисла мёртвая тишина.

«Пошёл вот», - разбила она молчание.

 

Тьерри в последние несколько дней был мрачнее тучи, на любой вопрос о причинах плохого настроения огрызался. Но в итоге Гато удалось добиться от него ответа. Дюваль чувствовал себя гораздо лучше, чем несколько недель назад. А это могло означать только одно – часовщица выполнила свою угрозу купить для него время. Эту страшную догадку подтверждало и то, что она больше не приходила на работу в Башню. Исчезла.

 

Он проник в её комнату через открытое окно. Трудно было разобрать в полумраке, живёт ли здесь ещё хозяйка. Он сел на стул рядом с окном, чтобы обдумать дальнейший план действий.

Внизу раздался звук, вставляемого в замок ключа и открывающейся двери.

Он вскочил на ноги.

Это была часовщица. Она сделала вид, что нисколько не удивилась его появлению в своем доме. А, может, действительно не удивилась.

«Добрый вечер, миледи», - поприветствовал её он.

Она ничего не ответила.

И в полной тишине он услышал звук, от которого внутри него всё умерло.

Она улыбнулась, но в глазах эта улыбка не отразилась. Как если бы она делала то, что обычные люди в подобных неловких ситуациях, но при этом не особо понимала, зачем это нужно.

«Зачем?» – только и нашёлся, что сказать он.

«Вы не были приглашены, рыцарь», - достаточно холодно ответила она.

«Почему Вы не нашли меня? Не сказали, что он Вам предложил в обмен на жизнь Тьерри?» – не мог остановиться Гато. Ему хотелось подлететь к ней, обнять, утешить, успокоить, пообещать, что всё обязательно будет хорошо, но её взгляд создал между ними преграду выше крепостной стены Эйзоптроса.

«Вам стоит покинуть мой дом», - ответила она бесстрастно.

«Подождите! – вдруг воскликнул Гато, - ведь он не забрал Вашу жизнь, как Вы ожидали! А значит, всё можно исправить! У нас есть год, чтобы решить эту проблему. Не гоните меня, пожалуйста! Позвольте помочь».

«Вы не поняли, господин Рейес, - тон её был холодным и мрачным как бездна Алмы, - меня всё устраивает в моём положении. Я не хочу ничего менять».

«Я не верю, - она покачал головой, - Вы не можете так считать. Вы…»

«Прекрасно себя чувствую, - перебила она его, - а теперь уйдите».

«Пообещайте, что будете жить, - вдруг сказал он, - и я уйду».

«С чего Вы решили, что я хочу отказаться от жизни? – поинтересовалась она, сделав так, чтобы голос её звучал презрительно холодно, - не собираюсь».

Несколько минут были стёрты из его памяти взрывом счастья, который вызвали её слова. А потом он с удивлением обнаружил себя, держащим часовщицу в объятиях. И это почему-то чувствовалось правильным. Так должно было быть давно. Словно последняя часть головоломки легла на положенное место и завершила картину.

Он поцеловал её. Девушка не сопротивлялась. Когда её руки скользнули по его спине, тело его пронзило такой силы пламя желания, что Гато едва удержался на ногах. Но тут же в глазах потемнело как от опрокинутого сверху на голову ведра ледяной воды, когда он почувствовал через одежду мерное бесстрастное тиканье в её груди.

Гато отшатнулся от часовщицы.

Она облизала губы, как тогда, в Гаудеамусе:

«Что? Теперь не высочайший подарок - мой поцелуй?»

«Я хочу, чтобы ты была счастлива», - серьёзно сказал Гато в ответ.

«Не нужно меня жалеть, - часовщица подумала, что при этой фразе стоит усмехнуться горько. - У меня всё хорошо»

«Я знаю, - согласился он, - и спасибо за жизнь для Тьерри».

«Вот уж не за что», - холодно ответила она.

«Мне жаль, что меня не было рядом, когда тебе было плохо, милая, - он опустился перед ней на колено, прекрасно понимая (разумом), что этот поступок не будет значить для неё ровным счётом ничего, - я не согрел, когда тебе было холодно, и не защитил, когда было страшно. Я очень сильно перед тобой виноват, хорошая моя».

Она вдруг протянула руку и погладила его по щеке.

Он вздрогнул: на миг показалось, что она стала прежней, а сейчас просто зло разыгрывала его. Но…

«Ступайте прочь, - безжизненно-холодно сказала часовщица, - и не возвращайтесь сюда больше».

 

Она почти физически чувствовала его ярость за зеркалами. Когда она проходила мимо них, стеклянная поверхность шла рябью. После договора всё изменилось. Хозяин Мира потерял к ней интерес. Он даже не выполнил свою угрозу: внутри чётко и ясно отсчитывал время её последний шедевр, а не первая дефектная поделка. Иногда она размышляла над тем, выполнил ли он другое её предложение, но проверить это было невозможно, поэтому она заставила себя забыть об этом. Жизнь, наконец, потекла спокойно. Без порогов и резких поворотов.

Артель тоже оставила её в покое после разговора со старшим. Ученика к ней больше не подпускали. Она осталась одна, но её это нисколько не тяготило. Напротив, теперь всё стало проще. Денег вполне хватало на беспечное существование и ничегонеделанье. Она гуляла по городу, посещала выставки, спектакли, каталась на коньках на катке Бульвара Да Винчи, пила глинтвейн и ела пирожные в Маргаритиной сказке. А по вечерам работала над частными ювелирными заказами. Делала механические игрушки для детей богатых родителей. Серебряных птичек, которые могли петь «лорзесь» и махать крылышками при этом. Деревянных, инкрустированных самоцветами лошадок с шёлковой чёлкой, гривой и хвостом, сафьяновым седельцем и серебряными стременами. Сапфировых бабочек. Золотых белочек. Изумрудных ящерок.

 

Механизм самоподзавода часов формой очень напоминал человеческое сердце. Она закрыла глаза. Коснулась ладонью холодного металла защитного кожуха. Механизм внутри зазвенел беззвучно в ответ на прикосновение. Аккуратно, ювелирной отвёрткой, она запустила движение бесчисленного количества колёсиков, воротов и пружинок толщиной в человеческий волос. Миниатюрный болтик был утоплен в гладкой поверхности корпуса, и только создатель механизма смог бы найти его теперь. Она поднялась на площадку. Ледяной ветер сбивал с ног. В темноте внизу блестело всего лишь несколько огоньков и карминовым костром горели колья Коладольского леса.

«Прощай, - она коснулась легко края гигантского маятника, спускаясь по лестнице к выходу, - я буду очень по тебе скучать».

Механизм клацнул мелодично в ответ.

Она закрыла дверь на ключ, но пошла домой не привычной дорогой, а с таким расчетом, чтобы оказаться у одной из сторожевых башен. Ей никто не помешал выйти на смотровую площадку. Было холодно, поэтому стража предпочитала нести службу в отапливаемой оружейной, а не на ледяном ветру на крепостной стене.

Часовщица сняла с пояса ключ, посмотрела на него в последний раз, поцеловала и выкинула в ров, без колебания и сожаления.

Она часто фантазировала о том, как это могло бы быть, что она почувствует, когда исчезнет эта связь. Но реальность её разочаровала. Ничего не изменилось.

 

***

 

Это был особенный вечер. Воздух прозрачный как слеза. Тёмно-синий бархат неба с бриллиантами звёзд. Холод, но не пробирающий до костей, а бодрящий и чистый.

Сегодня она не торопилась домой. Последний заказ был забран утром, новых пока не намечалось. Она предвкушала спокойный вечер с чтением книги в постели под мерное тиканье часового механизма.

Всё произошло в одно мгновение.

Чёрная тень сбила её с ног на крыльце дома.

Горячий шёпот обжёг ухо: «За артель».

Она упала на ступеньки.

Из груди слева торчала рукоятка кинжала. И рядом под острым углом зловеще поблёскивал осколок сломавшегося от удара лезвия.

Механизм не остановился, сделан он был на совесть. Но по иронии судьбы именно то, что лезвие сломалось, и внутрь вошёл тонкий как шило осколок, сделало рану смертельной. Она чувствовала и слышала, как зубчатые колёсики, скрежеща и царапая сталь ножа, прокручиваются вхолостую.

Аккуратно взявшись за скользкую мокрую рукоятку, девушка попробовала выдернуть лезвие из механизма. Но оно не поддалось. Тогда она вынула торчащий осколок и отбросила его в сторону.

Часовщица отклонилась назад, легла спиной на ступеньки крыльца, выдохнула осторожно.

««За артель»… - она сплюнула в сторону и закашлялась, - даже на убийцу денег пожалели».

Она чувствовала, как ткань платья вокруг пропитывается кровью, которая моментально остывала на холоде и превращалась в красный снег…

- Поговорим?

- Поговорим, милорд.

- Мне не нравится то, что ты делаешь, часовщица.

- Вы исполнили моё желание, милорд.

- Нет.

- Почему?

- Я уже объяснил тебе это.

- Значит, у меня ещё есть возможность попросить Вас для себя?

- Попробуй.

- Я хочу механическое сердце, милорд.

- Я не ослышался, часовщица?

- Нет, не ослышались, милорд.

- Какой мастер сможет повторить то, что сделала ты?

- Это не потребуется. Я уже собрала механизм для себя.

- А твоё сердце?

- Я могу сама им распорядиться, милорд? – удивилась она его щедрости.

- Попробуй, - вновь предложил Хаос.

- Замените им одно из дефектных сердец.

- Чьё?

- Распорядитесь по своему усмотрению, милорд.

- Изящно, - оценил её ловушку Хаос, - и что должен доказать тебе мой выбор?

- Ничего, - солгала она.

- Ты ставишь на мне эксперименты, сумасшедшая.

- Я готова понести наказание за это, милорд.

- Тогда выбери сама, кому отдать своё сердце. Это твоё наказание.

- И что должен доказать Вам мой выбор, милорд?

- Ничего, - ответил Хаос.

- Тогда я выбираю лабиринтного вора, пусть моё сердце достанется ему.

- Пошла вон.

- До скорой встречи, милорд.

 

***

 

Она открыла шкатулку перед зеркалом. Внутри лежал новенький, хорошо отлаженный механизм.

- Усовершенствовала схему, судя по улыбке. Опять, - проступили на поверхности зеркала слова.

- Да, - она улыбнулась, - это лучшее из того, что я сделала за всю свою жизнь.

- Даже лучше самоподзаводящегося механизма для Главных башенных часов?

- Догадались, - она с вызовом посмотрела в темноту зазеркалья. – Да. Лучше. И лучше того механизма, что сделали Вы, милорд, для лабиринтного вора.

- Ммммммммм, - изящной вязью протянул Хозяин мира, - гордыня… Хорошо, что напомнила. У нас с тобой ещё одно дело незавершённое осталось. Дюваль.

- Мне казалось, что этот вопрос закрыт, - она чуть растерялась: расчёт на то, что после подарка смысл в торге пропадёт, не оправдался.

- Ещё не совсем. Сегодня и закроем. Ты знаешь, что он должен умереть. Буквально на днях.

- Да.

- Я хочу предложить тебе купить его жизнь у меня.

- Мне нечего предложить Вам, милорд.

- Почему же?

- У меня нет денег, у меня нет ключа от Башни, Вы выполните моё желание, и у меня не останется чувств, которые Вы могли бы забрать, у меня нет ничего, что могло бы Вас заинтересовать Вас.

- Мне нужно то, что тебе дороже всего, - сказал Хаос. - Для него.

- Тогда Вы не сможете выполнить моё желание, милорд, - поняв, куда он клонит, помрачнела часовщица.

- Почему же? – вновь повторил Хаос, - менее совершенное изобретение останется. Заменишь в нём часть, и будет лучше прежнего.

- Что же это за подарок на день рождения, милорд? Кто же дарит чужое и уже поношенное от своего имени? – хорошо продуманный план рассыпался на глазах как карточный домик.

- Я предложил. Твоё право - не согласиться.

- Я не соглашусь, милорд.

- Твоё право.

- Я могу заменить часть механизма, если позволите. И это будет надёжное устройство. Не хуже, чем моё.

- Мне нужно самое дорогое, что у тебя есть. Колесо на 6 никак не сравнится с твоим шедевром, согласись.

- Согласна.

- Рад, что в этом мы достигли взаимопонимания.

- Вы не поняли, милорд. Я согласна на Ваше предложение. Пусть так.

 

***

 

- Она обманула нас. Это нельзя так просто оставить, - совет артели собрался поздно ночью в доме старшого.

- Не могла, дрянь такая, все деньги потратить, наверняка осталась у неё куча золотых,- с ненавистью сказал один из старейшин.

- Она сделала такое, за что не прощают, - весомо заявил старшой.

- Часовщическая кость, - выругался в сторону ещё один пожилой артельщик.

- Что с часами в Башне? – спросил первый, - может, дверь ломать будем? Ведь остановятся, стыда не оберёмся.

- Пробовали. Там хитрая ловушка в замке. Все отмычки сломали.

- Надо отобрать у неё ключ, - предложил третий.

- Нет у неё ключа, - вдруг сказал главный, - она его выбросила.

- А как же?

- Что?

- Разве возможно такое?

- Немыслимо!

- Говорит, что о часах мы можем не беспокоиться века два, завода механизма хватит.

- А потом? – возмутился старый артельщик.

- А потом предложила у Лорда Хаоса спросить, как часы снова завести, - усмехнулся зло старшой.

- Мы можем воспользоваться особой статьёй статута, - многозначительно взглянув на главного, предложил первый, - а там вскроем Башню, проверим, не соврала ли про подзавод, и всё имущество её отойдёт к артели. Быть смотрителем Главных Башенных часов Мира, который на Лорда кивает, опасно. Нам ли не знать?

- У нас есть, кому поручить это?

- Конечно, - кивнул пожилой артельщик.

- С подмастерьем что делать будем? Зачем только деньги на учёбу тратили?

- Отработает. Выставим ему счёт на всё золото, что девке выплатили.

- Ну, на том и порешим, - заключил начальник артели.

 

 

Главные башенные часы пробили 11. Даже отсюда она слышала мелодию, которую теперь каждую ночь будет слышать мир. И даже здесь она видела, как в нишах рядом с циферблатом появляются, кружась под музыку, отреставрированные фигуры: рыцарь, доктор, берейтор и часовщица. Мир Хаоса не терпел пустоты.

 

Пишет Никта. 19.12.12

Можно было возвращаться домой. Ночь выдалась на удивление удачной: клубок стычки цеховиков с уголовниками был распутан. И погода не подкачала: воздух прозрачный как слеза Хаоса, Тёмно-синее сукно неба с серебряными пуговицами звёзд. Холод злой, но голову прочищающий на раз от глупых мыслей.

 

В этой части города она бывала редко: часовая артель редко оказывалась втянутой в криминальные истории: разве что кто начинал ворованное золото для поделок закупать да часы, украденные на Да Винчи, для деталей запасных.

Конь встал на дыбы рядом с одним из домов в слободе. Никта прикрикнула на него недовольно:

- Ну, ещё, хаосово отродье! Не шути мне!

Взгляд упал на крыльцо, рядом с которым взбрыкнуло животное.

 

Никта спрыгнула на мостовую, не задумываясь, и подошла ближе: чутьё црушника её не обмануло, здесь было на что посмотреть.

На ступенях лежала бледная как смерть прыщавая девица, в сердце её был воткнут нож.

Никта дотронулась до её шеи, чтобы проверить пульс.

«Жива», - Никта обернулась по сторонам в поисках кареты, но переулок был глухим, поэтому она бросилась бегом в сторону магистральной улицы.

 

Первая же карета была црушницей без жалости отобрана у возвращавшейся с бала светской львицы. Расфуфыренная девица ещё долго кричала в след удаляющейся собственности проклятия и весьма изобретательные ругательства.

Никта перетащила раненую в карету и рванула на предельной скорости в больницу.

 

На вахте дежурные вскочили, увидев, кто заявился так поздно: серый мундир всегда производил нужное впечатление.

«В карете… Ножевое ранение… В область сердца… Девушка.. Дышит, пульс есть», - Никта кивнула в сторону выхода.

«Вам уже можно на полставки к нам поступить, - попытался пошутить подошедший на шум дежурный врач, - каждый раз нас пациентами обеспечиваете».

Никта бросила быстрый взгляд в зеркало и процитировала строчку одной из самых популярных песен столицы:

«Мир Хаоса не терпит пустоты».

 

Оставив несчастную на попечении докторов, Никта заглянула в блок, куда тайно положили цеховиков, пострадавших в последней серьёзной операции.

Месяц терпеливого выжидания и тайной жизни на одной из црушных квартир в мастеровой слободе принес свои плоды. Безрассудные действия Монтероне и Хоода чуть было не свели все усилия по подготовке операции к нулю, но их же храбрость и мужество позволили раскрыть целую преступную сеть, о существовании которой до сих пор лишь смутно догадывались цеховые аналитики.

Когда она вошла в палату, Монтероне сидел на табурете рядом с кроватью Хоода. Тот по-прежнему был без сознания.

- Зачем встал? Почему не отдыхаешь? – хмуро бросила Вику начцеха.

- Приветствую, старшая, - аристократической вежливостью осадил её мальчишка.

- Ты не ответил, - рыкнула на него недовольно Никта.

- Жду, вдруг очнётся, - нехотя ответил Вик.

- Он не твоя забота. Иди, отдыхай сам, - распорядилась Никта и на всякий случай обозначила, - это приказ.

- Я больше не подчиняюсь Вашим приказам, - вдруг сказал Вик.

Никта в удивлении вскинула бровь.

- Я ухожу из Цеха, - продолжил Вик, - мне больше нечего здесь делать.

- Хорошо, - пожала она плечами, - твоё право. Скажешь бригадиру, он всё организует. А пока ты официально не покинул Цех, будешь подчиняться приказам. Марш в кровать.

Вик закусил губу от ярости: с ним продолжали разговаривать, как с ребёнком. Но на этот раз он сдержался. Кивнул. И, тяжёло прихрамывая, ушёл.

Никта села на освободившееся место.

Она давно не видела Ларса: он сильно изменился, стал мужественнее и старше.

Странная ирония судьбы.

Она участвовала в его убийстве в прошлый раз. А теперь спасла.

Если бы они задержались хотя бы на 30 секунд, всё могло бы закончиться совсем по-другому. Как с Лансом.

Но на этот раз она успела.

И это было… правильно.

Никта погладила его по неровно остриженным волосам.

- Не ожидала от тебя, красавчик, такой прыти, - прошептала она с усмешкой, - давно никого слобода не заставляла душу раскрывать. Как будто не двое, а армия по малине прошлась.

По словам бригадира Вик до того, как потерять сознание от боли, рассказал о том, что их привезли тем же вечером несколькими часами ранее в малину из часовой слободы, где они «работали над одним весьма запутанным делом».

Скрутить - скрутили: силы явно были не равны. Но недооценили обоих. За что и поплатились.

И, судя по «полю битвы», их не столько хотели запытать до смерти (обычное развлечение в малине и привычный способ избавляться от чересчур дотошных следаков), сколько просто остановить. Цеховики, участвовавшие в облаве, сами были в некотором замешательстве от количества пострадавших, когда ворвались в дом.

На её памяти Вик впервые решил «поработать в паре». А уж о Ларсе после возвращения так и вообще говорить не приходилось.

***

- Серьёзная потеря крови и множественные переломы ног, рук. Почти вскрытая грудная клетка. Чудо, что он ещё жив.

- Сделайте всё, что в Ваших силах, доктор.

- Конечно. И всё же Вам лучше вызвать его родственников.

- Нет. Это невозможно.

- Не понимаю, - его явное неодобрение почему-то задело её.

- И не нужно. Делайте своё дело.

Пишет Алина. 03.01.13

Они приехали в город на рассвете.

Чтобы сэкономить время, разделились: она стала искать на юге города, Тир поехал на север.

В полдень встретились возле фонтана на Центральной площади.

- Я не нашел его, - сказал Тир.

- Его нигде нет, - ее слишком ровный голос испугал его, - его нет у меня, его нет дома, в кафе, в парках, на улицах, нигде, нигде его нет.

- Подожди, - Тир положил руку ей на плечо. – Ты была в больнице?

- Я встретила Юта. Он говорил что-то про облаву в воровской слободе…

- Алин, ты была в больнице?

- Что? – рассеянно переспросила она.

- Мы еще не были в больнице, - он взял ее лошадь под уздцы. – Надо поискать там. Пойдем.

Она молча пришпорила коня и исчезла в переулке, Тир - за ней.

 

- Добрый вечер, - она остановила в коридоре дежурного врача. – Пожалуйста, помогите мне.

- Что с Вами случилось? – с участием спросил он.

- Я ищу молодого человека, - она опустила глаза, - его зовут Ларс Хоод, его доставили сюда из воровской слободы…

- Боюсь, я не могу Вам помочь, - врач отвел взгляд в сторону и уже повернулся, чтобы уйти.

- Подождите, прошу Вас, - она преградила ему дорогу. – Просто скажите, он здесь или нет, жив или… - она задохнулась.

- Среди моих пациентов нет человека с таким именем.

- Как же мне узнать что-нибудь о нем?

- Сомневаюсь, что Вы можете о нем что-нибудь узнать, - сухо ответил он. - Сожалею.

- Я не понимаю, - покачала она головой.

Врач пожал плечами, обошел ее стороной и пошел по коридору.

- Пожалуйста, - она схватила его за рукав. – Одно слово. Только одно.

- Отпустите меня, - он аккуратно разжал ее пальцы, - я ничем не могу Вам помочь, барышня. Спросите в приемном покое.

 

Тир ждал ее за воротами больницы с лошадьми.

- Нет, - она выбежала на улицу. – Нет, нет и нет. Что я наделала! – Тир поймал ее за руку, прижал к груди крепко. – Я виновата, я убила его, убила! Пусти меня! - она попыталась вырваться, он удержал, - пусти! – она оттолкнула его и вырвалась, наконец. Отошла на несколько шагов назад. Посмотрела на больницу снова, поймав краем глаза свое отражение в декоративных зеркалах ограды. – Он там.

- С чего ты взяла? – спросил Тир.

- Он там, - повторила она и упала вдруг на мостовую без чувств, он даже не успел подхватить ее.

 

- Что с ней?

- Обычный обморок, - пожал плечами доктор, - переволновалась, искала здесь кого-то. Раньше такое бывало?

- Не знаю, - Тир теребил угол простыни, которой была накрыта кушетка в приемном покое. – Это серьезно?

- Это пустяки, молодой человек. Меня больше беспокоит то, что она сильно ударилась головой о мостовую при падении. Мы оставим ее на пару деньков, нужно понаблюдать.

Тир промолчал.

- Идите домой. Завтра придете.

- Можно мне остаться, доктор?

- Поверьте, это лишнее. Ей нужен покой.

 

Дождавшись темноты, Алина выскользнула из палаты, в которую несколько часов назад ее привезли двое санитаров. В коридоре было тихо, лишь кто-то спускался по лестнице.

Голова болела.

Она неслышно открыла дверь с табличкой «Прачечная», схватила первый попавшийся халат из корзины с грязным бельем, превозмогая брезгливость, одела его и исчезла из комнаты так же тихо, как и вошла. Вдруг вспомнила о перевязанной голове, вернулась, раскопала в ворохе белья колпак и натянула на голову, спрятав под него волосы.

Заглянула в первую попавшуюся палату и, увидев там двух женщин, тут же захлопнула дверь.

Так она дошла до конца коридора.

Последней дверью оказалась крошечная подсобка. Не раздумывая, шагнула в темноту, прислонилась к стене, чувствуя, как сердце наполняется отчаянием.

Искать.

Нужно искать дальше.

Пытаясь нащупать ручку двери, наткнулась на какую-то деревяшку. Под ногами зазвенело пустое ведро.

 

- Мне нужно помыть полы в палате, - очаровательно улыбнулась человеку в сером мундире.

- Среди ночи? – неприятно хмыкнул тот в ответ.

- Четыре утра, плановая уборка помещения, - вздохнула она устало и уверенно прошла в палату, стараясь не расплескать воду.

Алина увидела Ларса сразу. Медленно поставила ведро на пол и стала старательно отжимать тряпку.

Осторожно огляделась вокруг, заметила еще одного человека,  который спал  на соседней кровати, отвернувшись к стене.

Было душно. Огоньки свечей подрагивали на тумбочках, отбрасывая на стены огромные тени.

Она присела перед постелью Ларса, как если бы собиралась  помыть пол под кроватью.

- Ларс,   - шепнула, едва удержавшись, чтобы не  дотронуться мокрыми пальцами до его волос. Осторожно и едва ощутимо коснулась губами его лба, - любимый мой, - положила голову на краешек подушки рядом с ним, продолжая горячо шептать ему на ухо, - я здесь. Я всегда буду с тобой. Прости меня. Прости. Пожалуйста, – ей показалось, что его ресницы дрогнули.

Она услышала скрип соседней кровати, быстро поцеловала Ларса в щеку и выпрямилась:

- Только не умирай, - вытерла слезы о плечо, - слышишь?

Вик почти не спал всё это время. В крови до сих пор бурлил адреналин. Поэтому он моментально очнулся от полудрёма, услышав посторонний шорох.

У кровати Ларса на коленях стояла девушка и что-то шептала жалобно.

- Эй, - окликнул он её, - ты что здесь делаешь?

- Полы мою, - не оборачиваясь, ответила она и, опустив тряпку в ведро, уже собралась уходить. Но не удержалась и как можно небрежнее спросила, кивнув в сторону Ларса: - Не знаете, что с ним?

- А ну-ка подойди сюда, - достаточно грубо приказал он, пытаясь рассмотреть её лицо в темноте.

- Нет-нет, - испуганно пробормотала она, - Вам нужно спать, а мне... - замерла на полуслове, узнав этот голос.

Обернулась резко.

- Вик? - спросила, вглядываясь в его лицо, но тут же осеклась.

- Так и знал, что это ты! - он подскочил на кровати, - подойди сюда, сказал.

Она подошла к нему молча.

- Как ты нас нашла? - холодный тон дознавателя.

- Искала вас везде, пришла в больницу, поняла, что вы здесь, нашла, - она посмотрела Монтероне в глаза. - Пожалуйста, Вик, не выдавай меня. Не говори, что я была здесь. Я... только хотела узнать, как он, что с ним... Я знаю, это я во всем виновата, - она сглотнула слезы, вцепившись в спинку стула руками, словно боясь потерять равновесие, - все из-за меня...

- Много мнишь о себе, - фыркнул совсем по-мальчишески он, - из-за тебя. Как же! Фарид твой - идиот. Но это нам на руку оказалось.

- Что с Ларсом?

- Пытали, - буднично сказал Вик.

- Он... - она запнулась, - выживет?

- Я не врач, - буркнул он недовольно, - но в любом случае, эти гады получили по заслугам. Так что, даже если умрёт, то не зря.

- Вик, пожалуйста, - она села на стул рядом с его кроватью, - наверняка, ты что-то слышал от врачей. Скажи мне, прошу тебя. Я умираю от страха за него.

- Да не знаю я ничего. Сказал ведь. Самому не до того было, если не заметила, - он поправил повязку на голове.

- Прости, - смутилась она. - Как ты?

- Нормально, - он откашлялся важно, - жить буду. Про Ларса спроси у врача, как придёт.

- Если он увидит меня здесь... даже боюсь представить, что будет, - она встала.

- Всё нормально будет, - покровительственно сказал Вик, - договоримся.

- Ты уверен?

- Да, - кивнул он, - мы теперь вроде как герои. А героям можно всё.

Она чуть улыбнулась ему в ответ с благодарностью.

- Спасибо.

- Вот ещё! - недовольно буркнул он в ответ.

- Можно я с ним посижу? - она взглянула в сторону Хоода, подошла к его постели и опустилась рядом на стул. Медленно стянула с головы колпак, волосы рассыпались по плечам. - Вик, расскажи, что с вами произошло. Пожалуйста.

- Работали, - ответил лаконично Вик.

Она кивнула и склонилась над Ларсом.

Он дышал неровно и прерывисто, руки перебинтованы, одеяло натянуто до самого подбородка.

- Ты выживешь, Ларс, - она коснулась кончиков его пальцев, - слышишь, выживешь. Мы пойдем кататься на коньках. Ты умеешь кататься? А я нет. Но ты же меня научишь, правда? - она улыбнулась ему сквозь слезы, - возле фонтана как раз залили каток. Будто специально для нас с тобой.

 

Пишет Ксанф. 03.01.13

Доктор проторчал дома больше недели, но если можно было бы судить по количеству пропущенных событий, то его не было, кажется, около месяца. Сестрички без умолку твердили о двух красавчиках и, то и дело закатывая глаза, называли их не иначе как рыцарями; в ординаторской горячо спорили по поводу предстоящей операции на грудной клетке, заведующий был мрачнее тучи, и только в приемном в перерывах между новыми поступлениями врачи, как и прежде, подшучивали над дежурной сменой, рассказывая байки и анекдоты. Для отработки пропущенных часов Ксанфу предстояло отдежурить день в приемнике, затем практически без перерыва - сутки с тяжелыми больными и через день еще раз выйти на сутки, в какой момент следовало заняться заявкам в аптеку пока было неясно. Понимая, что при этом с его личными больными никто другой работать не будет, Ксанф с самого утра делал обходы, и только после этого спускался в приемник. День выдался не из легких, а предстоящая ночь обещалась быть еще насыщеннее, поэтому Ксанф не решился возвращаться домой, а вздремнул несколько часов у себя в кабинете.   Его разбудила сестра -вызов в отделение - хотя смена начиналась только через час, принимать тяжелых больных удобнее было все-таки ему. Осмотрев всех новеньких и сделав необходимые назначения, Ксанф заступил на смену. Еще в кабинете он пролистал практически все истории тяжелых больных: здесь легко можно было привыкнуть к тому, что на карточках не стояло имен, ведь многие поступали без сознания, но то, что на нескольких картах до сих пор не стояло диагноза, доктора весьма удивляло. Разобравшись кое-как с бумагами, молодой человек поспешил на обход. Первыми следовало осмотреть самых тяжелых: закрытая черепно-мозговая, три проникающих ранения грудной клетки и подозрение на сепсис - с этих пятерых Ксанф и решил начать. Отметив закономерную динамику для травмы черепа, доктор отправился к мужчине с ранением грудной клетки - на карте стояла пометка дежурного приемного, но Ксанфа не обратил на нее внимания. Однако, обход пришлось прервать в связи с поступлением молодой девушки с серьезным ножевым ранением - поднять ее в отделение, кажется, не было никакой возможности, поэтому Ксанфа вызывали лично, какого же было его удивление, когда он без труда узнал свою пациентку. Ему было достаточно одного взгляда, чтобы понять, что ситуация практически безнадежная -и сразу стало ясно, почему врач приемного был сейчас не в смотровой, а торопливо писал переводной эпикриз - никому не хотелось оформлять смерть в своем в отделении. Ксанф выругался про себя, разматывая плотную, но весьма небрежную повязку на груди больной, стараясь не задеть рукоятку ножа. За два тура до полного раскрытия раны, доктор насторожился и замер, и только через десяток секунд разрезал ножницами последние листы повязки. Сестра приемного отделения появилась только через десять минут, сжимая в руке уже оформленную историю болезни. За это время доктор уже успел хорошо осмотреть рану.

-Поднимаем наверх, - бросил Ксанф, разворачивая каталку, - я забираю ее.

Не веря собственному счастью, медсестра едва успела бросить карточку в отсек и отскочить в сторону.

***

-Состояние крайне тяжелое, сердце пока сокращается. Да, я  все сделал, что полагается. Да, она останется в отделении. Нет, вопрос с операцией пока не решен.

***

Далеко не с первого раза удалось попасть в вену, устанавливая трубку для переливаний -ничего удивительного при таком состоянии. Сестричка вздрагивала каждый раз, когда из груди больной вырывался ужасный свистящий хрип, но не уходила, приставив к кровати табурет, она присела рядом.

- Потерпи, миленькая, - поглаживая тонкую руку пациентки, успокаивающе произнесла девушка, - если тебе доктор и не назначил лекарства, значит, так нужно было, а мазь его сейчас подействует, и станет легче.

***

Ксанф даже не заглянул к себе в кабинет. Пользуясь тем, что он на сегодня оказался ответственным дежурантом по больнице, за минуту набросал в истории болезни короткий анамнез и с точностью до мелочей повторил описание ранения - практически слово в слово из того, что уже сочинял однажды, а затем приписал внизу короткое обоснование для вызова врача ночью, быстро перечитал и поставил подпись. -Вызовите Эдварда. Мне понадобится его помощь. Медсестра нахмурилась:

- Нашего травматолога? Разве его не уволили?

- Только он имеет опыт в таких операциях, только он сможет мне помочь. Пошлите за ним. И готовьте операционную, - у Ксанфа было мало времени для подготовки и повторения техники, поэтому он не хотел терять ни минуты, но все же задержался на секунду, загадав про себя, чтобы Эдвард был трезв на сегодняшний вечер.

***

Операция длилась около трех часов. К счастью, Ксанфу не пришлось долго уговаривать Эдварда встать к операционному столу. Доктор сразу раскрыл перед ним все карты, не желая больше обманывать друга, но Эдвард ответил только, что ему уже нечего терять и, улыбнувшись, принялся рассматривать набросок предстоящей операции, позже, во время основной работы, он даже не пытался скрыть своей радости, хотя держался отлично, ни разу нигде не ошибившись. Когда им удалось извлечь застопоривший дело кусок металла, механизм клацнул недовольно и замолчал. Секунды растянулись в часы. Эдвард и Ксанф переглянулись. Первый отрицательно покачал головой, стянул маску и отбросил в сторону колпак. Ксанф выдохнул безнадёжно и пожал плечами: шансов на успех изначально практически не было.

- Время смерти, - Эдвард посмотрел через стеклянную дверь на часы в коридоре, - час двенадцать. Ксанф, сев на вертящийся табурет у стены, тоже снял маску и колпак. Как он ни старался, взгляд то и дело падал на накрытое белым тело на столе. В гробовой тишине операционной раздалось странное жужжание, несколько металлических щелчков, шипение. Затем снова воцарилась тишина. И вдруг чётко и громко отразилось от стен уверенное «тик-так».

Рану ушили в три слоя. Все это время пациентка, к счастью для обоих врачей, не приходила в сознание. Теперь оставалось только ждать.

 

***

Отдохнув не больше часа, доктор вынужден был вернуться к своим больным - обход еще не был закончен. Вернее, он даже не начинался толком. На следующих двух картах не было имен, на одной не стояло диагноза, но пометка о тяжести состояния была подчеркнуть уже в приемном отделении. Ксанф еще в кабинете обратил внимание на эту историю болезни - у пациента была раскрыта грудная клетка практически на всем протяжении. При подготовке к операции Ричарда, доктор несколько раз читал о вероятных операциях при такой травме и возможных исходах, неоднократно упражнялся на трупах, стягивая и ушивая грудную клетку так, чтобы не повредить внутренние органы и оставить достаточно свободного пространства для их нормального функционирования. Теперь Ксанфу, кажется, представлялась отличная возможность попробовать применить свои теоретические знания на практике, если, конечно, все, что было описано в истории, соответствовало истине.  

Доктор без труда нашел нужную палату. Хотя его порядком удивило то, что рядом с тяжелым пациентом здесь было выделено место для еще одного больного, чье состояние на данный момент не вызывало опасений, но пометки в верхнем углу карточки многое объяснили Ксанфу.   

В комнате было темно. Обычно в отделении не гасили свет даже на ночь, учитывая, что каждому пациенту может понадобиться экстренная помощь в любое время суток, кроме того, сюда обычно попадали люди без сознания, для которых смена режимов сна и бодрствования была не так принципиальна, поэтому Ксанфа нахмурился, не заметив света за стеклянной дверью. Забрав большой подсвечник из коридора, он вошел в палату, но тут же замер, давая время глазам привыкнуть к темноте.

Сон по-прежнему не шёл. Зато вернулась боль от ран и надорванных в горячке боя мышц. Поэтому когда в палату вошёл доктор, Вик поначалу обрадовался (есть у кого попросить помощи), а потом разозлился, поняв, что обратиться к нему не сможет - тот пришёл к Ларсу.

Ксанф аккуратно, стараясь не шуметь слишком сильно, подошел к кровати своего пациента. Установив свет так, что было удобно проводить осмотр, он принялся за дело. Полчаса подробного исследования дали много новых сведений к уже имеющейся истории болезни, главным образом они касались общего состояния больного и резервных возможностей его организма, что позволяло рассчитать шансы на восстановление всех функций без потерь. Судя по записям предыдущего доктора, возможность расширенной операции никто еще детально не просчитывал, однако был описан весьма разумный план по ведению и поддержке пациента, который уже сейчас давал положительные результаты. Удовлетворенный результатами осмотра, Ксанфа собрался продолжить обход, но прежде обратил внимание на второго больного: тот явно не спал -его выдавало неровное, слишком частое для спящего дыхание и, даже при плохом освещении несложно было заметить, как напрягались мышцы шеи и спины при каждом вдохе.

- Как Вы себя чувствуете? -негромко спросил доктор.

- Прекрасно, спасибо, - явно сквозь стиснутые зубы зло сказал Вик, - как он?

- Состояние тяжелое.-Ксанф сделал несколько пометок в карте.

- Но жить будет?

Доктор отложил бумаги в сторону.

- Мы сделаем все возможное. А пока, раз уж Вы все равно не спите, мне нужно Вас осмотреть. Лягте на спину ровно.

Вик нехотя подчинился.

Доктор потратил на него не больше пятнадцати минут, хотя и осмотрел весьма дотошно. Не отметив ухудшения общего состояния, Ксанф все-таки сделал пометку о дополнительном уколе обезболивающего.

- Что Вас беспокоит на данный момент?

- Ничего, с чем ты мог бы мне помочь.

Доктор едва заметно улыбнулся.

- Если я все же понадоблюсь Вам - скажите сестре. Следующий обход врача будет около пяти утра.

- Договорились, - насупился Вик. Ему хотелось, чтобы доктор помог ему, но просить о помощи всё ещё не позволяло самолюбие.

Ксанф кивнул и, собрав истории, вышел в коридор.

Через несколько минут дверь снова заскрипела: зашла сестра, сделала укол и быстро убежала, прихватив огромный подсвечник.

Доктор попал к себе в кабинет только в четвертом часу. Для того, чтобы не заснуть, он принялся чертить схему операции для пациента с тяжелым ранением грудной клетки. Через некоторое время пришлось обратиться к атласу анатомии и другим книгам, а дальше Ксанф просто зачитался, разбирая описанные в монографиях случаи.Тем не менее через пару часов у него было готово по меньшей мере три наброска операции. Ровно в пять доктор отправился на очередной обход.

 

 

Пишет Сильвия. 06.01.13

Ранним морозным утром Сильвия, проводив Кристобаля на работу, собралась навестить своих родителей. Последний раз она была у них еще до отпуска, и поэтому ее мучало чувство вины перед ними. Сегодня у Сильвии не было с утра важных дел на работе, и поэтому она отправилась к родителям. По дороге она зашла на рынок, купила свежих овощей и фруктов, а также несколько пар носков и два свитера, чтобы родители не мерзли в такой холод. Их дом был уже старый, плохо прогревался, когда на улице были сильные морозы, а пол зимой всегда был холодным. Все эти воспоминания хорошо сохранились в памяти Сильвии, она сама совсем недавно жила в этом доме и зимой постоянно мерзла. «Надо уговорить их переехать жить к нам, - подумала Сильвия. – Хотя бы на зиму, иначе в этом старом доме они простудятся и окончательно подорвут свое здоровье». Сильвия понимала, что ей придется приложить немало усилий, чтобы уговорить родителей переехать к ним. Ее мать всегда считала, что дети должны жить самостоятельно, отдельно от родителей, а отец ее всегда поддерживал. Даже несмотря на то, что сейчас помощь нужна не Сильвии, а им самим.

Сильвия открыла калитку родного дома, до крыльца была аккуратно расчищена от снега узенькая тропинка. «У отца уже не те силы, что раньше» - отметила Сильвия. Она помнила, как в детстве ее отец лопатой расчищал широкую дорогу не только от калитки до крыльца, но и вдоль их забора, и по всему участку, а из снега делал огромную горку, которую потом заливал водой, и с нее можно было кататься. Сейчас чистая широкая дорога превратилась в узкую тропинку.

Сильвия постучала в дверь. Почти сразу же отец, увидев дочь еще из окна, впустил ее в дом с радостными приветствиями. Внутри ничего не изменилось, только камин теперь уютно потрескивал в гостиной, и пол, как ожидала Сильвия, был очень холодным. Она передала родителям свои покупки, рассказала о замечательном отпуске с Кристобалем вдали от города, о подарке Лорда на День рождения… Такая щедрость со стороны хозяина Мира сильно удивила ее родителей, которые не привыкли к бескорыстным подаркам. Сильвии с трудом удалось их успокоить и заверить, что ни она, ни Кристобаль не дали Лорду поспешных и необдуманных обещаний. Чтобы отвлечь их от этой темы, Сильвия начала разговор о погоде и старом доме:

- Мам, пап, в доме прохладно, несмотря на постоянно горящий камин. Я беспокоюсь, как бы вы не заболели.

- Мы не заболеем, дочь, - ответил Тиас. – Не через такое проходили.

- Но все равно, в вашем возрасте надо заботиться о себе, - возразила Сильвия. – Я хочу, чтобы вы переехали жить к нам, хотя бы на зиму, - добавила она.

- Нет, - категорически заявила мать. – У вас своя семья, свои проблемы. Мы будем только обузой.

- Мы пока справляемся сами, - добавил отец.

Сильвия ожидала такой отпор. К сожалению, у нее не было более весомых доводов в пользу их переезда, поэтому она продолжала настаивать на своем. Родители не хотели сдаваться.

- А Кристобаль не против этого? – вдруг спросила мать.

Сильвия хотела было ответить, что он не против, но осеклась. Ведь она действительно не спрашивала у мужа его согласия, и что-то внутри нее подсказывало, что надо хотя бы узнать его мнение.

- Я еще не говорила с ним, - ответила Сильвия.

- Тогда хотя бы узнай сначала его мнение, а потом предлагай нам переезд, - недовольно ответила мать.

Сильвии пришлось отложить решение этого вопроса на неопределенное время. В этот день на работе она не успела закончить несколько проектов, так как ее коллега заболела, а без ее помощи нельзя было двигаться дальше. День оказался не таким удачным, как ей хотелось бы. Радость встречи с родителями сменилась беспокойством о них. С улицы был слышен сильный ветер, была метель, и от этого на душе у Сильвии становилось беспокойнее. Она просматривала городскую газету, читая одни заголовки: новый законопроект, новогодний благотворительный аукцион… Наконец, она услышала, как отворилась передняя дверь.

- Добрый вечер, милый, - Сильвия вышла к Кристобалю. – Ты сегодня так долго. Не замерз?

- Здравствуй, Сильви, - он снял пальто и шапку, - нет, не замёрз. Как твой день?

- Была сегодня у родителей, - начала Сильвия. - Я очень беспокоюсь за них. В доме холодно, несмотря на то, что он постоянно отапливается. Боюсь, как бы они не заболели.

- Я приглашу мастеров, посмотрят, в чём дело, - ответил Гато.

- Но дом старый, чтобы он сохранял тепло, необходимо его весь переделывать, утеплять... - возразила Сильвия. - Я подумала, может, до конца зимы они поживут у нас?

Пауза не затянулась дольше, чем на несколько секунд, но Сильвия, которая знала Гато уже достаточно хорошо, заметила её.

- Как скажешь, милая, - ответил он с беззаботным видом.

- Я просто хотела узнать твое мнение, - ответила Сильвия. - Впрочем, можешь послать к ним своих мастеров. Может, там действительно ничего серьезного, а я зря паникую.

- Я думаю, что ты права, - сказал он, - поэтому и согласился, чтобы они переехали к нам.

- Спасибо, любимый! Я была уверена, что ты меня поймешь.

- Не за что, дорогая, - ответил он.

- Тогда пойдем ужинать, уже все готово. - Сильвия ушла на кухню, чтобы разложить еду на столе. Она была одновременно довольна и не довольна состоявшимся разговором. С одной стороны, Кристобаль не против переезда родителей, но за его словами чувствовалась некоторая напряженность. Он не стал спорить с ней, но от этой беседы у Сильвии на душе остался неприятный осадок. Она решила сегодня больше не говорить об этом и попыталась сменить тему разговора:

- Сегодня по городу ходят слухи, что убили какую-то часовщицу, - произнесла она, когда Гато сел за стол. - Уже страшно из дома выходить.

Гато замер, поднеся бокал вина к губам. Но и эта пауза не затянулась надолго. Он сделал глоток и поставил бокал на стол:

- Я буду провожать тебя на работу и встречать вечером  таком случае.

- Но я возвращаюсь домой не так поздно. Говорят, что часовщицу убили поздно ночью, когда все нормальные люди сидят дома, а по улицам бродят сомнительные личности.

- Давай найдём другую тему для обсуждения за ужином, Сильви, - Гато сжал в руке салфетку.

- Хорошо, - согласилась она. Ей показалось странным, что Кристо не захотел продолжить этот разговор. Сильвии, наоборот, самой хотелось посплетничать на эту тему: она не знала часовщицу, но разговоры о ней заинтересовали Сильвию. Она не представляла, о чем еще можно поговорить. Внезапно ее взгляд упал на лежавшую рядом газету: в ней было объявление о проведении новогоднего благотворительного аукциона. Все собранные деньги передадут эйзоптросскому детскому дому. - Смотри, - Сильвия обратилась к Кристобалю. - Завтра будет проводиться благотворительный аукцион для детского дома. Мы можем сходить и что-нибудь приобести.

- Конечно, как скажешь, - согласился он. Чуть помолчал и добавил, - что за часовщица? Я думал, часовое ремесло – мужское. И за что убили?

- А я думала, мы сменили тему разговора, - улыбнулась Сильвия. - Может быть, ее убили из-за денег? Я слышала, что часовые мастера подрабатывают на стороне. Ну, знаешь, изготавливают часы из драгоценных металлов для богатых заказчиков...

- Странно, - Гато был необычно рассеян.

- Мне кажется, что все логично, - ответила Сильвия. - Работала нелегально, поэтому заказы отдавала ночью. Вот так ее кто-то выследил, убил и ограбил.

- Ладно, что нам до неё, - улыбнулся Гато. Глаза его при этом оставались потухшими.

- Ты расстроен, - вздохнула Сильвия. Она заметила его подавленное состояние. - Я могу чем-нибудь тебе помочь?

- Нет, всё нормально. Не обращай внимания, - он покачал головой и сделал ещё один глоток вина из бокала.

Сильвия убрала со стола остатки ужина, помыла посуду и тоже налила себе в бокал вино. Она долго смотрела на свое отражение в бокале, прокручивала в голове события этого дня.

- Я завтра же пошлю письмо родителям, чтобы собирались переезжать к нам, - произнесла она. - Думаю, это не займет много времени.

- Да, конечно, - Гато допил вино, - мне нужно решить одно дело. Ложись спать без меня, хорошо? Я поздно вернусь.

- Ты сейчас уходишь? Но ведь уже поздно. Неужели это дело нельзя решить завтра утром?

- Это - нельзя, - Гато встал.

- Тогда будь осторожен, - Сильвия тоже поднялась. - Я все-таки волнуюсь.

- Конечно, - он быстро вышел из комнаты.

Сильвия еще немного посидела на кухне, допивая свое вино и листая газету. Потом она написала записку своим родителям о том, что они могут собирать свои вещи и переезжать к ним. Сильвия планировала отправить ее завтра же с утра. Было уже поздно, далеко за полночь, когда она легла спать.

 

Пишет Ксанф. 07.01.2013

Первым делом она заглянула к Ксанфу.

Постучала вежливо в дверь кабинета и заглянула осторожно.

Доктор спал на неудобном диване, накрывшись старым пледом.

Она села рядом и осторожно погладила его по волосам.

Ксанф повернул немного голову, но не проснулся.

Она склонилась совсем близко к его уху, потом, словно передумав, провела дыханием по его щеке и, чуть отклонившись назад, тряхнула достаточно грубо за плечо:

- Доктор, просыпайтесь же! Обход!

- Иду. - Ксанф резко сел, но глаза открыл только через пару секунд после этого. - Никта...

- Здравствуйте, доктор, - улыбнулась Никта, - в Вашей больнице находятся мои сотрудники. Надеюсь, мы сможем договориться об обеспечении их безопасности в этих стенах. Тем более, что опыт ведения переговоров по этой части у нас с Вами огромный.

Доктор молчал. Никта заметила, как дернулась его рука к ней, как широко он улыбнулся, не веря собственному счастью, как в миг расплавились два золотых слитка в его глазах, но Ксанф, кажется, тут же сумел сдержать свой порыв.

- Какой опыт? - охрипшим голосом спросил он.

- Печальный, - усмехнулась она в ответ, - дать тебе выспаться? У меня здесь еще дела есть. Могу заглянуть позже.

- Нет. Я надеюсь, что я все-таки проснулся.

Доктор быстро скинул плед и опустил ноги на холодный пол.

- Я все-таки выйду, чтобы ты мог привести себя в порядок, не смущаясь, - сказала Никта, вставая, - подожду тебя за дверью.

- Нет, пожалуйста! Не надо! - молодой человек вскочил поспешно. - Я уже готов. - Натянув больничную обувь, он пару раз провел рукой по непослушным волосам. - Чем я могу помочь?

- Мои здесь. Несколько человек раненых. Хотела узнать, как у них дела, - улыбнулась она его рвению.

- Кто именно интересует?

-Тебе особые приметы называть или в вашей системе что-то изменилось, и вы нашим имена в карточки вписываете? - удивленно выгнула бровь Никта.

-Прости... - Ксанф зажмурился ненадолго, растирая пальцами переносицу, затем снова открыл глаза. - Один молодой человек -состояние средней тяжести, множественные ушибы и резаные раны, подозрение на черепно-мозговую, травма коленного сустава. Второй - тяжелый. Практически полностью раскрытая грудная клетка, требуется операция.

- Мрак! - выругалась Никта, - сказала ведь не лезть на рожон! Что за идиоты самоуверенные! Каков твой прогноз? Выживет тяжелый? Остальных пятерых, надо полагать по домам уже отпустили.

- Мы сделаем все возможное, - произнес Ксанф давно заученную фразу.

Она чуть поколебалась: спросить-нет, но все же решилась:

- Я еще сама девицу одну привезла тут вам в приемный. С ножиком в сердце. Поможешь узнать, что с ней? Добром не говорят, а силу применять мне бы здесь не хотелось. Просто любопытно, чем дело кончилось.

Ксанф нахмурился отчего-то, но ответил практически сразу:

- Сейчас сложно сказать что-то конкретное, но ее прооперировали, пока сердце работает.

- Нууууу, - протянула Никта, - да она просто в рубашке родилась в таком случае! Можно будет ее навестить?

- Если ее состояние хотя бы немного стабилизируется, - уклончиво ответил доктор.

- И даже для меня нельзя исключение сделать? - удивилась Никта.

- Как для спасительницы?

- Как для меня, Ксанф, - с легким укором поправила она его.

Он осторожно подошел к ней.

- Что еще я могу сделать для тебя?

- Я подумаю, - ответила Никта.

Пауза затянулась. Ксанф отдал бы сейчас все, чтобы узнать хотя бы сотую часть ее мыслей. Он запретил себе подходить еще ближе, но и теперь едва сдерживался, чтобы не обнять ее.

- Ты вернулась, - не выдержал он.

- Месяц назад, -  усмехнулась девушка.

- Я рад, что с тобой все в порядке, - тихо произнес доктор.

- Спасибо, - кивнула она, - и я рада тебя в добром здравии видеть.

Ксанф еще некоторое время смотрел ей в глаза, потом улыбнулся и отошел к столу.

- У меня есть несколько предложений по поводу операции. Молодой человек с распоротой грудной клеткой, - уточнил доктор, повернувшись к ней на секунду, - сейчас.

Он быстро нашел нужные истории болезни и достал какие-то чертежи.

- Вот, посмотри. Я сегодня же обсужу это с его лечащим врачом. А второй пациент... - Ксанф взял в руки другую папку и снова улыбнулся, но уже совсем иначе, - он, кажется, весьма терпелив, хотя ему не стоит так храбриться. Я выписал ему дополнительные обезболивающие.

- Хорошо, - согласилась Никта. При упоминании о первом пациенте она заметно побледнела и помрачнела, но достаточно быстро взяла себя в руки и улыбнулась благожелательно.

- Если их состояние как-либо изменится, я постараюсь сразу тебе сообщить, - повертев в руках ставшие ненужными карточки, Ксанф бросил их обратно на стол.

- Спасибо. Мы можем пойти к той пострадавшей, о которой говорили? - спросила Никта.

- Сейчас - нет. Она еще в послеоперационной комнате. Рану пока до конца не ушивали - сердце может остановиться в любую минуту, и мы должны иметь возможность запустить его снова напрямую. Надеюсь, сегодня-завтра все определится и... - доктор развел руками.

 

- Ладно, - согласилась Никта, - тогда я пойду. Не буду отвлекать тебя от работы.

Ксанф кивнул.

- Если тебе что-то понадобится, я всегда к твоим услугам.

- Я знаю. Спасибо, - она вышла из кабинета врача и почти на пороге столкнулась с одним из бригадиров.

- Что за срочность, старшАя? - возмутился он. - Нельзя было потом зайти в больницу или послать кого? У нас, между прочим, и более важные дела есть. Весь город на уши поставили. Теперь только отбивайся.

- Сам замолчишь? - угрожающе тихо прошипела Никта, - или...

Лицо бригадира перекосило от злости, но он больше не сказал ни слова.

- Уходим, - приказала Никта, - у наших охрану поставьте двойную.

 

Пишет Алина. 11.01.13

Алина дождалась, когда Монтероне уснет, и тихонько вышла из палаты.

Главное, что Ларс был жив.

Она не могла рисковать свободой сейчас, когда была ему особенно нужна.

Вернула на место весь свой реквизит и из-за угла принялась наблюдать за дверью палаты в ожидании врача.

Вскоре она услышала чьи-то шаги по коридору.

К палате подошел молодой человек в белом халате и вошел внутрь.

Ей казалось, что минуло не меньше часа.

Наконец, доктор вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.

Алина несмело шагнула к нему.

- Извините, можно задать Вам вопрос?

- Да, конечно, - перед Ксанфом стояла девушка в больничном халате и с перевязанной головой. Огромные черные глаза смотрели на него умоляюще.

- Я хотела спросить у Вас про пациента, который лежит в этой палате, - она смутилась, - он мой друг. Понимаете... он мне очень дорог.

- Что бы Вы хотели узнать?

- Что с ним? – вспомнив, что в палате находится еще Монтероне, быстро добавила, - он лежит справа. Дышит очень тяжело.

- Его состояние нестабильно сейчас, Вы понимаете это, я думаю. - Доктор был серьезен. - Вы его родственница?

- Я, - она потерялась на секунду, - нет. Он мой друг.

- Но Вы лежите у нас?

- Он мне очень дорог, - продолжала Алина, будто не услышав вопроса. - Скажите, Вы сможете его спасти?

- Видите ли, я не имею права давать какую-либо информацию людям, не являющимся родственниками пациента. Поймите меня правильно. Могу только сказать, что он в надежных руках, не волнуйтесь, - Ксанф нахмурился. - И Вы не ответили на мой вопрос.

- Пожалуйста, - она не сводила с него взгляда. - Его родственники не переживут, если узнают, что с ним случилось. А Ларс сейчас очень нуждается в том, чтобы кто-то был рядом. Позвольте мне быть этим кем-то. Прошу Вас.

- Пока пациент не пришел в себя, ему вряд ли потребуется Ваша помощь,  - подумав, что он все же слишком резок, доктор постарался придать своему голосу больше мягкости и участия. - Но как только он очнется, мы обсудим Вашу просьбу, обещаю. А сейчас, если позволите, я провожу Вас в отделение травматологии. Вы ведь оттуда, не так ли?  - Ксанф чуть улыбнулся девушке. - В противном случае мне придется напомнить Вам, что в больнице есть строгое время посещений, и находиться здесь в такой поздний час Вы не имеете права.

- Хорошо, - она кивнула согласно. - Пойдемте в травматологию.

Доктор действительно проводил ее в отделение, сдал с рук на руки и даже заглянул в историю болезни перед уходом.

- Не волнуйтесь, Алина, с Вашим другом все будет хорошо, - молодой человек чуть погладил ее по плечу.

- Вы поможете ему?

- Обязательно.

- Когда я смогу навестить его в следующий раз? Можно завтра?

- Вполне возможно, но давайте договоримся так: больше никаких самостоятельных вылазок. Вы дождетесь, когда я сам за Вами зайду. Идет?

- Идет, - она помолчала, словно не решаясь спросить, - а как Вас зовут?

- Ксанф, - снова тепло улыбнулся ей. - Значит, до завтра, Алина?

- До завтра, - улыбка чуть тронула уголки ее губ. - Спасибо Вам, доктор Ксанф.

 

***

Ксанфу не составило труда убедить коллег, что срочная операция у мужчины с раскрытой грудной клеткой в несколько раз повысит шансы на благополучный исход, даже несмотря на то, что состояние пациента было по-прежнему нестабильным. Оперировать согласился один из ведущих хирургов больницы, а часть набросков-чертежей Ксанфа были доработаны и одобрены, после чего, молодому человеку разрешили ассистировать на самой операции. Худшие опасения врачей, к счастью, не подтвердились: внутренние органы были целы. "Аккуратно работали," - только и заметил заведующий, проводя ревизию полостей.

- Что скажете, докторА? - уже раздеваясь в моечной, полюбопытствовал Ксанф, хотя отлично знал - все прошло так, как планировалось.

- Думаю, что реабилитация будет длительной, - устало ответил один из хирургов.

- Но и об этом пока еще рано говорить, - заметил второй.

 

Тем не менее состояние больного явно улучшилось, на второй день его уже перевели обратно в палату, а еще через день Ксанф узнал от коллег, что мужчина, наконец, пришел в себя.

 

Как всегда, доктор начал обход по порядку - первой к выходу стояла кровать Вика, поэтому сначала Ксанф подошел к нему:

- Добрый день! Как самочувствие?

- Нормально, - буркнул он.

- Что-нибудь беспокоит?

-  Нет, - отрезал он.

 

Ксанф начал обследование пациента: стараясь не причинять боли, хорошо осмотрел раны и ощупал живот.

- Как Ваша голова?

- Нормально, - повторил Вик, украдкой бросив взгляд на кровать Ларса.

- Тошнота, рвота?

- Нет. Все прекрасно, - сказано было последнее слово с рафинированным отвращением.

Ксанф  перечислял еще какие-то симптомы, но парень все отрицал, даже не дослушав.

- Хорошо, - доктор наконец закончил и повернулся ко второму больному.

- А как Ваши дела? – спросил он и тут же принялся подсчитывать пульс.

Ларс нехотя открыл глаза.

- Спасибо, - голос был глухой и слабый, - хорошо.

- Вы помните, что с Вами произошло?

- Да, - ответил Ларс.

- Знаете, почему Вы здесь?

- Да.

Доктор кивнул.

-Мне нужно будет сделать перевязку и осмотреть рану, - он повернулся к Вику. –Я попросил сестру принести все сюда, но Вам придется выйти.

 

- Конечно, доктор, - даже слишком поспешно согласился Вик.

- Вам нельзя пока двигаться, и постарайтесь не делать глубоких вдохов, хорошо? Вас навещает кто-нибудь?

- Нет, - ответил Ларс.

- У Вас есть родные или, может быть, друзья, кто мог бы за Вами ухаживать? - Ксанф аккуратно разбинтовывал грудь и шею Ларса.

Тот промолчал, крепко сжав губы, чтобы не застонать от боли.

Доктор, кажется, сразу заметил, как напряглись мышцы и как участился пульс пациента - Ксанфу пришлось остановиться и подождать, когда сестра принесет новые бинты и мази, а заодно обезболивающие. Сделав необходимый укол, врач занялся приготовлением растворов.

- Должно пройти некоторое время, прежде чем лекарство подействует, и тогда я продолжу, - пояснил он.

Ларс закрыл и открыл глаза: мол, понимаю.

- Вы знаете, - Ксанф пытался растопить мазь на спиртовке, - одна молодая девушка, очень беспокоится о Вашем здоровье. Она утверждает, что Вы друзья, и рвется помогать ухаживать за Вами.

- Девушка? - нахмурился он, - в городе только два человека, которые знают, что я здесь. Мои родители. Но я бы не хотел, чтобы вы им сообщали, что я в больнице, доктор.

-Хорошо, конечно. Как скажете! -Доктор вылил горячую желтую массу в оловянный таз. - А эта Алина, видимо, все –таки обозналась, как я и думал. У девушки травма головы, не мудрено, что она приняла Вас за другого. 

- Алина? - Ларс попытался подняться, - пуговица?!

Ксанф бросился укладывать пациента:

- Даже не вздумайте подниматься! Я же сказал – Вам нельзя двигаться!

Но Ларс уже сам рухнул обратно в постель со стоном:

- Алинааааа...

-Я вижу, Вы все-таки знакомы, - врач хмурился, быстро проверяя швы на груди пациента.

- Да, что с ней?

- С ней все в порядке, насколько я могу судить теперь.

- Я бы не хотел, чтобы она видела меня таким...

- Понимаю, - убедившись, что все хорошо со швами, доктор вернулся к салфеткам и раствору. - Я попытаюсь убедить ее вернуться домой.

- Не думаю, что у Вас это получится, доктор, - улыбнулся слабо Ларс, - она умеет быть настойчивой.

- Что же мне тогда делать? - Ксанф улыбнулся в ответ.

- Пустите, - сдался Ларс, - если это возможно…

Доктор долго вымачивал салфетки, периодически отжимая их и снова окуная в таз.

- И Вы уверены, что она не желает Вам зла?

- Уверен, - ответил Ларс, - у неё была возможность мне навредить и не одна. Но она ею не воспользовалась.

- Но я, тем не менее, должен буду рассказать о ней герцогине Эрклиг.

Ларс вздрогнул как от удара:

- Не нужно.

- Она все равно узнает.

- Плохо, - ему явно стало хуже внезапно.

Ксанф постарался быстрее закончить перевязку.

- Почему плохо? Разве эта девушка не Ваш друг?

- Вы не знаете Эрклиг, - тяжело дыша, ответил Ларс.

- Я знаю, что она защищает своих людей, - доктор аккуратно ввел лекарство в вену молодого человека. - А я ведь даже не могу быть уверен, что мы с Вами говори об одной и той же Алине.

- Кто бы ни была эта девушка, если ей заинтересуется Эрклиг, просто разговором эта встреча не закончится, - Ларс отвернулся, - не пускайте Алину ко мне, тогда и докладывать нечего будет.

--Хорошо. Раз так. - Ксанф задумался на некоторое время. - Возможно, Вам понадобятся перевязки в процедурной комнате.  Здесь слишком неудобно, мало места. И мне, кажется, не хватает помощника. Как Вы считаете?

 

 

Пишет Алина. 23.01.13

 

Ксанф встретил Алину у окна в коридоре и кивнул ей еще издалека:

- Добрый день!

- Добрый день, доктор, - она повернулась к нему. В глазах промелькнула тревога. Хотела что-то спросить, но из-за комка в горле не смогла произнести ни звука.

- Как Ваши дела?

- Хорошо, - прохрипела она и откашлялась. - Голова только немного болит, - посмотрела на Ксанфа с надеждой. - Как он?

- А что с головой? Может быть, нужно осмотреть?  - молодой человек нахмурился, указывая на повязки.

- Говорят, легкое сотрясение, - ответила Алина нетерпеливо. - Со мной все будет хорошо. Расскажите, как он?

- Лучше, - доктор улыбнулся. - Гораздо лучше.

- Правда? - глаза ее вспыхнули радостно. - Я могу его увидеть?

- Думаю, что сначала, нам стоит заняться Вашей головой, - прищурился Ксанф.

- Хорошо, - согласилась Алина, - только...

- Спускайтесь в процедурную, я сейчас подойду, - прервал ее доктор, и, дав указания сестрам, как всегда в это время, отправился заниматься перевязками.

 

***

- Вот так, хорошо.

Алина сидела спокойно все то время, что Ксанф обрабатывал ее висок.

- Почти закончил.

Было слышно, как за деревянной ширмой сестры укладывали поудобнее нового пациента. Быстро закончив с бинтами и закрепив их концы в виде маленьких ушек на макушке, Ксанф заглянул за перегородку.

- Вот и новый пациент. Ну что, Алина, следующая перевязка через два дня, буду ждать Вас, договорились?

Девушка кивнула в ответ и резко соскочила на пол, но тут же пошатнулась и оперлась о кушетку - в глазах потемнело.

- Так-так, - подскочил доктор. - Не торопимся. Ну-ка, посидите лучше здесь пока. Как головокружение пройдет, так пойдете, договорились?

- Хорошо.

Усадив пациентку обратно, Ксанф очистил предметный столик, вымыл руки и отправился за перегородку к следующему больному.

- Здравствуйте, Ларс, как Ваши дела?

- Хорошо, спасибо, - тихо ответил Хоод.

 

Услышав этот голос, Алина вздрогнула и повернулась к ширме.

Словно во сне подошла ближе и заглянула за тонкую перегородку.

- Ларс...

Он повернул голову в ее сторону.

Алина встретилась с ним взглядом и медленно прислонилась к перегородке, будто пытаясь найти опору, чтобы удержаться на ногах. Сердце выскакивало из груди, ладони вмиг стали влажными.

Он был худой и измученный. Руки - в свежих  розовых шрамах, но уже без гипса, грудь перевязана ровными рядами бинтов, вокруг глаз – темные круги.

Ей захотелось броситься  к нему, прижать к себе и никогда не отпускать.

Но вместо этого она несмело шагнула ближе и тихо присела на краешек кушетки.

Ксанф внезапно вспомнил, что забыл необходимые растворы и, пробормотав что-то,  исчез за перегородкой.

- Ларс, - Алина осторожно взяла его ладонь и нежно прижала к своей щеке, -  я здесь. Я больше никогда тебя оставлю. Прости меня.

- Всё хорошо, - он видел, как она напугана и как пытается не показать это ему, - тебе не за что просить у меня прощения.

Она покачала головой отрицательно.

- Тебе очень больно?

- Нет, - улыбнулся он слабо, - совсем не больно.

- Это все из-за меня, - выдохнула с горечью.

- Не  говори так, - остановил он её, - ты теперь сможешь жить спокойно, где захочешь. Больше никто не посмеет тебя обидеть.

Она осторожно положила его руку обратно на простынь.

- Ты нашел мою записку в своей комнате?

- Нет.

- Она лежит в том самом томике сонетов на нижней полке. Но это теперь неважно.

- Почему ты ушла?

- Я очень сильно испугалась, - она посмотрела на него виновато. – Я потом тебе об этом расскажу.

Он устало покачал головой.

- Я всё-таки для тебя не человек, на которого можно положиться, а слабый беспомощный инвалид.

- Ты не представляешь, какую боль причиняешь мне каждый раз, когда так говоришь.

- А ты причинила боль мне тем, что ушла. Уже не в первый раз, - ответил Ларс спокойно.

Ксанф нарочито громко кашлянул в этот момент и звякнул колбами, сообщая о своем возвращении.

- Алина, как себя чувствуете? - доктор подошел к кушетке. - Сможете дойти до палаты?

- Да. Секунду еще, - она не сводила взгляда с глаз Ларса. – Прости меня. Я никогда так больше не сделаю, обещаю, - Алина сжала его пальцы. – Я приду к тебе попозже, - чуть улыбнулась, вставая, - спасибо, доктор, - кивнула молодому человеку и вышла из кабинета.

 

Пишет Сильвия. 29.01.12

 

Кристобаль ничего не сказал Сильвии о том, куда и зачем идет, и из-за этого она весь следующий день была рассеянной и задумчивой. Еще ее не покидало чувство вины перед мужем из-за предстоящего переезда к ним ее родителей. Но и она не могла допустить, чтобы они замерзали в старом доме. Тупик, из которого необходимо найти выход.

 

  После работы Сильвия сразу пошла домой, ей надо было подготовить комнату для родителей. Сегодня утром она, как и планировала, отправила им письмо, в котором сообщала о согласии Кристобаля. В ближайший выходной они должны были переехать.

 

  Чтобы лишний раз не ссориться с мужем, Сильвия решила не спрашивать его о ночной вылазке, и поэтому, когда тот вернулся домой, ограничилась лишь приветствием:

 

- Привет! - она вышла из комнаты, которою убирала к приезду родителей, подошла к Кристобалю и поцеловала в щеку. - Как прошел день?

 

- Хорошо, - он отвёл взгляд.

 

- Я подготовила комнату для родителей, - продолжила Сильвия, стараясь не замечать неразговорчивость Кристобаля. - Весь вечер убирала. Они приедут через два дня.

 

- Рад слышать это, - все так же, без особого энтузиазма повторил он.

 

Сильвия не могла не заметить нежелание мужа продолжать разговор. Ей очень хотелось сейчас выговориться, сказать, что она устала от его непонятных исчезновений, нежелании посвящать ее в свои проблемы. Но вместо этого она подошла к Кристо, обняла его и спросила:

 

- Скажи мне, пожалуйста, чего тебе сейчас больше всего хочется?

 

- Исчезнуть, - неожиданно для самого себя ответил он, - перестать существовать.

 

- Что ты такое говоришь! - испугалась Сильвия. Она смотрела на мужа и не видела в нем прежнего человека, которого любила. Еще совсем недавно они вместе радовались своему освобождению, она строила множество планов на будущее. Она... В том все дело, что она, но не они вместе. Проблема была в том, что теперь Сильвия не знала, чего хочет ее муж на самом деле. Она произнесла:

 

- На это должны быть, по-видимому, серьезные причины. Люди не могут просто так хотеть смерти, в них от рождения заложено стремление жить.

 

- Я не тот человек, за которого ты вышла замуж, Сильви.. Я изменился.

 

- Я тоже уже не та. Мы все меняемся, но это не значит, что надо разрушать прежние связи и отношения.

 

- Ты не понимаешь...

 

Сильвия тяжело вздохнула.

 

- Я знаю, и меня это больше всего огорчает, - ответила она. - К сожалению, я уже не могу понять, о чем ты думаешь, что тебя тревожит. Хочу понять! Но не могу, - она еле сдержалась, чтобы не сорваться.

 

- Я запутался, понимаешь?

 

- Понимаю, и поэтому хочу тебе помочь.

 

- Как ты можешь мне помочь?

 

- Я не знаю, - честно призналась Сильвия. - Но, поверь, мне очень хочется сделать что-нибудь для тебя. Может быть, тебя огорчает то, что я не могу тебя понять.

 

- Нет. К тебе это не имеет отношения, - он закрыл лицо руками.

 

- Я за тебя волнуюсь. Ты говоришь мне такие страшные слова, а потом стараешься убедить в том, что меня это не касается.

 

Гато покачал головой.

 

- Не отрицай этого. Мы единое целое, не можем существовать отдельно друг от друга.

 

- Девочка моя, - он вздохнул тяжело, - я не должен причинять тебе боль. Ты заслуживаешь только счастья.

 

- Ты мне уже причиняешь боль тем, что ничего не говоришь. Я не знаю, а потому - мучаюсь в догадках. Правда, какой бы страшной она ни была, намного лучше этого состояния.

 

- Во всей этой ситуации замешан ещё один человек, - осторожно  сказал Гато, - я дал слово чести, что никто не узнает о том, что произошло. Поэтому я не могу тебе ничего рассказать.

 

- Я понимаю, - Сильвия знала, что для Кристо это очень важно. - Скажи хотя бы, это очень опасно для твоей жизни, для меня, для наших близких?

 

- Нет, - он сжал руку в кулак, - неужели ты думаешь, я бы подверг тебя или твоих родных опасности?

 

-Нет, я бы никогда такое не подумала, - ответила Сильвия. - Но обстоятельства иногда бывают сильнее нас.

 

- Я себе не могу такого позволить. У меня есть ты. И значит, я должен быть выше обстоятельств. Сильвия взяла его руки в свои:

 

- Я знаю, - она улыбнулась, - и за это люблю тебя. Но в любом случае, если тебе понадобится помощь, можешь на меня рассчитывать. Я не раскрою твои секреты.

 

- Глупая, - он поцеловал её в нос.

 

- Пусть так, - произнесла она. - Обещаю, что больше не буду докучать тебе своими расспросами.

 

- Не надо таких обещаний, - он коснулся её губ пальцем, - я хочу, чтобы ты докучала и говорила, если тебя что-то беспокоит. Иначе зачем все это?

 

- Как скажешь, - согласилась Сильвия.- Только я хочу тебя кое о чем попросить.

 

- Да, конечно.

 

- Я уже говорила, что через два дня приедут родители, - начала Сильвия. - Так вот: мне бы не хотелось, чтобы они что-то стали подозревать. Они могут не понять, а я не хочу, чтобы они расстраивались.

 

- Подозревать что? - не понял Гато.

 

- Мама может нафантазировать разное, если заметит, что нас что-то беспокоит. Но ты не думай об этом, - поспешила добавить она. - Родители никогда не станут вмешиваться.

 

- Ты уже обсуждала с ней что-то?

 

- Нет, не волнуйся, я не говорила ей ничего о своем беспокойстве. Но я достаточно долго с ней прожила, и знаю, что она может выдумать все что угодно.

 

- Я не хочу, чтобы ты беспокоилась. Что мне сделать?

 

- Можешь не показывать свое подавленное состояние? Знаю, это тяжело, и я безумно сожалею, что тебе придется притворяться. Самый лучший способ - поддерживать разговор, для мамы это показатель хорошего расположения.

 

- Для тебя - всё, что угодно, Сильви, - сказал он легко и с обычным для него раньше светским обаянием, - я буду таким, каким ты хочешь, чтобы я был.

 

- Это ненадолго, поверь, - Сильвия теперь чувствовала себя немного виноватой из-за того, что заставила Кристобаля терпеть дома некоторые неудобства. -Они на самом деле замечательные.

 

- Ну, что ты такое говоришь, милая? - воскликнул Гато, - я знаю, что они замечательные. И знаю, как много они значат для тебя.

 

- Спасибо, Кристо, - улыбнулась Сильвия. - Ладно, не будем больше об этом. Я надеюсь, сегодня у тебя не будет никаких ночных прогулок? Ты не спал, наверно, полночи.

 

- Нет, больше никаких ночных прогулок, - голос его при этом прозвучал странно.

 

- Вот и замечательно, - Сильвия поднялась из-за стола. - Пошли в комнату, мне хочется побыть только с тобой, - она лукаво улыбнулась. - Весь вечер, - добавила она.

 

Он послушно последовал за ней.

 

Пишет Ксанф, Лека, Никта.02.02.13

Прошли уже сутки после операции, а пациентка все не приходила в себя. Ксанф заходил в палату каждые два часа: проверял частоту дыхания и пульс. Первое время быстро сбивался и начинал считать щелканье сердца, но потом вроде бы даже привык и перестал обращать внимание.

Этот раз ничем не отличался от предыдущих: доктор осторожно проверил, сделали ли перевязку с обезболивающей мазью и, удостоверившись, что все в порядке, уже собирался уходить, когда девушка вдруг открыла глаза.

Она застонала от боли и дернулась, явно не понимая, где находится и что с ней произошло.

- Тише-тише, - стараясь не напугать, доктор аккуратно чуть надавил ей на плечи, чтобы предупредить любое движение. - Все в порядке.

- Я... - она успокоилась, но в глазах её по-прежнему был ужас, - я уснула? Что произошло?

- Вас ранили. Нам пришлось Вас прооперировать...- Ксанф замялся. - Сейчас Вы идете на поправку.

- Невозможно, - она опять застонала от боли. На глазах выступили слёзы, - так не должно быть.

Доктор нахмурился и еще крепче сдавил руки пациентки.

- Вам нужно постараться успокоиться сейчас.

- Не могу дышать... - она снова попыталась вырваться, - больно.

- Постарайтесь не делать сейчас глубоких вдохов, иначе швы могут разойтись. Через пару дней рана будет затягиваться, и станет гораздо легче, а пока нужно потерпеть, - голос доктора был ровным и тихим. - Не так глубоко дышать, спокойно, но не глубоко, раз, два - он пытался ритмом слов наладить ее дыхание.

- Неправильно, - она продолжала что-то отрицать.

- Все хорошо. Доверьтесь мне, пожалуйста.

- Неправильно внутри, - она покачала головой, - можно мне зеркало?

- А Вы обещаете мне пока не шевелиться? - прищурился доктор.

- Зеркало, пожалуйста!

- - Не могу отпустить Вас без обещания, - мягко настаивал Ксанф, хотя его порядком удивила просьба часовщицы, - Постараетесь не двигаться? Вот смотрите, - он ослабил левую руку, - я отпускаю плечо, чтобы дотянуться рукой до зеркала, вот так.

Доктор снял со столика маленькое зеркальце на круглой подставке и поднес его к лицу девушки.

- Мне надо побыть одной, - она попыталась взять у него зеркало.

Ксанф не стал удерживать ее руку на месте, но и не отпустил рамку.

- Оно для Вас слишком тяжелое сейчас, - осторожно заметил он.

- Милорд! - в отчаянии крикнула она своему отражению в зеркале, - пожалуйста!

- Мрак! - Выругался доктор и, положив зеркало на стул, снова попытался обездвижить девушку.

Краем глаза он заметил кроваво-красную вспышку, осветившую зеркальную поверхность и полумрак палаты.

Понимая, что часовщица все равно не сможет резко сесть или повернуться, и он успеет ее поймать, доктор повернул голову к зеркалу, пытаясь прочитать надпись.

"Оставьте нас, доктор", - было написано на стекле.

Ксанф практически сразу отпустил девушку и с удивлением уставился на надпись. Потом повернулся к часовщице.

-Он просит оставить вас.

Часовщица кивнула благодарно:

- Да, пожалуйста.

Доктор снова нахмурился, но вышел.

Свечение усилилось. И теперь на потолке палаты горели алым как раскаленное железо слова:

"Я тебя слушаю".

"Механизм, - едва сдерживая новый приступ паники, сказала она, - он повреждён".

"Очевидно", - с готовностью подтвердил Лорд.

"Помогите его починить, пожалуйста", - попросила она.

"Только одному мастеру было под силу создать подобное чудо инженерной мысли. Только он и в состоянии его починить", - ответил Хаос.

"Я понимаю, что заслужила наказание за гордыню, - она чуть помедлила, - но мне больно и страшно. Механизм работает неправильно, и никакие таблетки не помогут это исправить. Даже если рана заживёт, я не протяну долго. Я выучила урок, обещаю".

"Я - Хаос. Я не умею чинить вещи,  - он повторял её же слова, - так что придётся потерпеть, пока, к примеру, Ваш ученик не научится чинить механические сердца".

"Не можете починить, доломайте, - по её щекам текли слёзы, - пожалуйста, милорд".

"Удивительное дело, милая барышня, - заметил Лорд Хаос, - стоило Вам избавиться от живого сердца, заменив его на металл, как Вас стали захлёстывать эмоции и чувства. Чего раньше за Вами не было замечено. Предлагаю так всё и оставить".

"Простите, что побеспокоила Вас, милорд", - ей пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не показать, какую боль причинил ей его отказ.

"Ничего страшного", - успокоил её Хозяин Мира. Зеркало погасло.

Она закрыла глаза, по щекам ее лились слёзы.

Все это время доктор ходил по коридору из угла в угол, стараясь не отдаляться от палаты часовщицы больше, чем на десяток шагов. Решив, наконец, что девушке может просто не хватить сил позвать его, а зеркало вряд ли заговорит в голос, он зашел в комнату. Пары секунд было достаточно, чтобы понять, что разговор с Хаосом был уже закончен, часовщица лежала с закрытыми глазами, дыхание было частым и поверхностным, но стук механического сердца по-прежнему не сбивался со своего ритма.

- Как Вы? - тихо спросил доктор.

- Он сказал нет, - тихо произнесла она, - он мне не поможет.

- Может быть мы попробуем сами справиться? - заметив, наконец, слезы девушки, Ксанф, хотя и проверил уже пульс, все же не стал отнимать своей руки от ледяной ладони часовщицы.

- Как? - вздохнула судорожно она

- Для начала нужно рассказать мне, что Вас беспокоит.

- Мне больно и страшно.

- Это неудивительно, у Вас серьезная рана. Но, поверьте, боль скоро начнет отступать, а потом и вовсе уйдет, - попытался успокоить ее Ксанф. -  Нужно лишь потерпеть некоторое время.

- Он сказал то же самое, - усмехнулась горько часовщица.

- Я понимаю, что это сложно, но, если перестать бояться боли, то Вас не смогут наказывать ею, -все еще сжимая руку девушки, негромко говорил Ксанф. -  А я попробую помочь Вам.

- Меня никто не наказывает. Я сама виновата, - холодно ответила часовщица.

- Всегда есть возможность все исправить.

- Не в этом случае, доктор.

- Ну, если бы Вам так не казалось, Вы бы, наверное, не плакали сейчас, - Ксанф улыбнулся едва заметно. - Давайте, Вы попробуете поспать, а чуть позже мы вернемся к этому разговору.

- Мне не кажется. Я знаю. Я сделала его, - сказала часовщица.

- Сердце? - тут же спросил доктор, и взгляд его зажегся.

- Да. Как и сердце того, кто... - она осеклась.

- Кого Вы привозили сюда однажды, -закончил за нее Ксанф.

- Да, - нехотя ответила она.

Часовщица не могла не заметить, с каким восхищением смотрел на нее доктор.

- Блестящая работа! -не сдержался он.

Она вздрогнула и побледнела.

- Не нужно так говорить.

- Почему? Мы достали тот осколок, что мешал работе, и..оно само, само заработало! - молодой человек был явно взволнован.

Она отвернулась от него, не ответив.

- А..кто Вас оперировал?

- Тот, кто распоряжается по своему усмотрению, - не поворачивая к нему голову, ответила она.

- Но ведь теперь мы справились и без его помощи, - заметил осторожно Ксанф.

- С чем справились? - спросила она. - Не велика заслуга вынуть из механизма железку, - бросила презрительно.

- Разве этого было недостаточно? - насторожился доктор.

- Механизм повреждён, - после долгой паузы медленно, как ребёнку или не слишком умному человеку, пояснила она, - мне плохо. И лучше не будет. Я освобожусь от боли и страха, только если он остановится.

- А как его починить?

- Никак, - по щеке вновь скользнула слеза.

- Но это ведь Вы собрали его! Вы должны знать, как его починить! - голос Ксанфа становился все громче.

- Это невозможно.

- Почему нет?

- Он отказался, - ответила часовщица с болью в голосе. - Я устала, доктор.

- Да, конечно, - спохватился Ксанф. - Отдыхайте. Я подожду, пока Вы заснете.

Молодой человек сосредоточенно думал о чем-то, убирая от кровати стул и водружая зеркало на место, а затем и вовсе отошел к окну.

 

***

 

- Выжила, - Никта бесцеремонно зажгла светильник у кровати. Свет разбудил часовщицу, - везучая.

- Кто вы? - она попыталась рассмотреть гостью, но яркий свет ослеплял её.

- Мне нужно задать тебе несколько вопросов, - Никта отступила ещё на шаг в тень, чтобы её наверняка невозможно было увидеть, - относительно нападения.

- Вы из ЦРУ? - спросила часовщица, не особо надеясь на честный ответ.

- Я отвечу на этот вопрос, если ты ответишь на мои вопросы. Обещаешь?

- Хорошо, - согласилась часовщица.

- Ответ на твой вопрос - да, - сказала Никта, - ты знаешь, кто напал на тебя?

- Я не видела его лица. Было темно.

- У тебя есть догадки, кто это мог быть?

- Думаю, это была случайность, и он перепутал меня с кем-то.

- Как удачно для артели он перепутал тебя с кем-то, - усмехнулась Никта.

- Что вы имеете в виду? - насторожилась часовщица.

- Они почему-то объявили тебя погибшей утром следующего дня после покушения и, сославшись на какой-то ваш статут, прибрали к рукам все твои пожитки, - ответила Никта, внимательно наблюдая за её реакцией, - закабалили твоего ученика и даже попытались взломать дверь в Башню.

- Как же, - фыркнула презрительно часовщица, - это невозможно.

- Последнее - невозможно. Верно, - согласилась Никта, - но всё остальное...

- Невозможно, - повторила часовщица, - они не могли обойти моё завещание.

- Ты написала завещание? - притворно удивилась Никта, - какой предусмотрительный поступок. Для молодой и здоровой девушки.

Часовщица промолчала.

- Что за странный звук? - повисшая в воздухе пауза позволила ей услышать то, что раньше казалось просто шумом извне.

- Не слышу ничего странного, - сказала часовщица.

Никта подошла к её кровати:

- Действительно.

- Я Вас знаю, - вдруг сказала часовщица.

- Вряд ли, - Никта вновь уличила несколько мгновений, чтобы прислушаться к странному звуку.

- Я из-за Вас порезалась о зеркала однажды, - сказала торопливо часовщица, чтобы заполнить неудобную сейчас тишину, - а потом Вы приходили в Башню. С тем, кого потом казнили через Лабиринт. С рыцарем.

Никта наклонилась к ней и прислушалась.

- Как интересно, - прокомментировала она с усмешкой, - теперь понятно, как зовут твою удачу, "милая".

- Я не понимаю, о чём вы, - нахмурилась часовщица на панибратское обращение.

Никта с нескрываемым презрением и циничным любопытством разглядывала пациентку:

- Что же нужно было сделать, чтобы он превратил тебя в механическую куклу?

- Я не понимаю, о чём вы, - повторила часовщица.

- Конечно, - фыркнула Никта, - я нисколько не удивлена. У милорда страсть к таким упрямым ослицам как ты. Будешь до конца отрицать очевидное, хотя на первый взгляд абсолютно невероятное. Подумаешь, тикает что-то внутри, подумаешь, ножик при ударе об это сломался, подумаешь, не померла ещё после такой потери крови и раны! Всё это, наверное, можно объяснить логически. Хотя... - она снова позволила воцариться тишине в палате, - Не-а. Тикает.

- Я не хочу это обсуждать, - ответила часовщица, отчаянно пытаясь при этом сохранить спокойствие.

- Хорошо, спрошу у экспериментатора, - согласилась Никта.

Она взяла в руки зеркало и, развернув его так, чтобы поверхность была видна часовщице, вежливо поинтересовалась:

- Милорд, Вы действительно встроили в неё механизм?

"Да", - появилось на стекле.

- В чём же заключалось преступление, если Вы так жестоко решили наказать её?

"Это было её собственным желанием на день рождения".

Никта замерла на месте, не веря собственным глазам. Разум отказывался принять слова Хаоса на веру.

- Это так? - обратилась она к часовщице в отчаянном желании вернуть окружающему миру нормальность.

- Да. Это так, - сказала часовщица.

- Зачем? - она не могла остановиться теперь.

- Чтобы перестать чувствовать боль, - ответила девушка.

- И как? Получилось? - в голосе её теперь было нескрываемое презрение.

- Нет, - ответила часовщица.

- Поэтому ты пыталась покончить с собой? - спросила Никта.

- Я не пыталась... - возмутилась часовщица.

- Хочешь снова вернуться к обсуждению покушения на тебя в часовой слободе, преждевременного завещания и вашего статута? - с усмешкой поинтересовалась црушница.

- Я устала, - часовщица отвернулась, по щеке её скользнула слеза, - мне нужно отдохнуть.

- Хорошо, - кивнула Никта, - я узнала достаточно на сегодня, - она положила зеркало на прикроватную тумбочку и потихоньку выскользнула из палаты.

 

 

Уже дойдя до лестницы, доктор почему-то передумал и вернулся к палате часовщицы. Он только потянулся к ручке, как дверь сама распахнулась.

Никта, если её и застало врасплох внезапное появление Ксанфа, этого не показала, зато на лице доктора можно было прочесть массу эмоций - от явного недоумения, даже возмущения до очевидной тревоги и беспокойства.

- Доброе утро, доктор Ксанф.

- Доброе ли? - молодой человек сердился, но изо всех сил старался этого не показать. Она провела его, как мальчишку, и снова решила все выяснить сама, даже не зная, насколько это опасно может быть.

- Что Вы тут делаете, герцогиня?

- Работа. Не буду Вам мешать, - она сделала шаг вперед и в сторону, чтобы дать ему пройти, но Ксанф не сдвинулся с места, чувствуя, как леденеют руки и ноги.

- Вы не будете мне мешать, если...- "если не будете совать нос, куда не следует" хотелось договорить доктору, но он снова сдержался. Однако, судя по усмешке Никты, она все прекрасно поняла.

- Мне нужно будет переговорить с Вами. Подождите минуту, - он взялся за ручку двери, но тут же передумал, - или у Вас может найтись еще какая-нибудь "работа" в соседних палатах?

- Может вполне, - она уклонилась от прямого ответа с усмешкой, - я зайду. Как-нибудь.

- Я Вас не на чай приглашаю, герцогиня. Это касается интересующего Вас больного, - Ксанф попытался ухватиться хоть за что-нибудь, чтобы удержать девушку.

- До свидания, доктор, - грубо прекратила она разговор.

Молодой человек еле слышно скрипнул зубами, глядя вслед удаляющейся Никте.

 

Не успела дверь закрыться за Никтой, как буквально через минуту в палате уже появился доктор Ксанф:

- Доброе утро ...

Часовщица лежала, отвернувшись к окну. Когда молодой человек подошел, увидел, что она беззвучно плачет.

- Что случилось? - с тревогой в голосе спросил Ксанф.

- Ничего, - ответила девушка, - больно. Как обычно. Я потерплю.

- Где болит?

- Сердце, - она закусила губу.

- Из-за этого слезы? - доктор попробовал сосчитать пульс.

Часовщица промолчала.

- Что-то ведь изменилось после этой раны? После операции?

- Я изменилась, - сказала часовщица, - когда умирала там, на крыльце собственного дома, всё было правильно. А потом… Хаос. Всё перепуталось.

Доктор чуть мотнул головой - ответы часовщицы были для него непонятны, он уже в который раз прокручивал в голове ход операции, пытаясь найти момент, когда допустил ошибку, и что теперь было не так.

- Что перепуталось?

- Внутри, - сказала часовщица, - я не знаю, как объяснить. Боль. Не проходит. Не меняется.

Врач нахмурился. Так не должно было быть. Обдумав многое про себя, он уже несколько иначе относился к своей пациентке и ситуации в целом, и сейчас меньше всего доктору хотелось, чтобы девушка мучилась.

- Я не могу ввести Вам обезболивающее, к сожалению. Для Вашего организма, - он снова замешкался, - это может быть опасно.

- Я понимаю.

- Простите. У Вас были посетители, - после минуты молчания заметил Ксанф.

- Да.

- Вам нельзя сейчас принимать гостей, Вы понимаете?

- Это ЦРУ. Вряд ли я смогу запретить им допрашивать меня, - ответила часовщица.

- А герцогиня здесь была, чтобы допросить Вас? - в голосе доктора появился металлический оттенок.

- Какая герцогиня? – не поняла часовщица.

Ксанф выругался про себя, но эмоций своих старался не выдавать.

- Девушка, которая была у Вас только что.

- Не понимаю… - она закрыла глаза, - ко мне приходили из ЦРУ. Спрашивали про нападение. Она меня толкнула однажды, я о зеркала порезалась. А герцогиня приснилась, наверное. Может от боли показалось, что она герцогиня…

Доктор выдохнул едва заметно.

- Понятно, - то ли себе, то ли ей ответил он. - И больше Вас ни о чем не спрашивали?

- Нет.

- Хорошо. Я постараюсь сделать все возможное, чтобы Вас больше никто не смел тревожить.

- Спасибо.

Ксанф кивнул и снова замолчал ненадолго.

- Как Вы думаете, - сосредоточенно начал он через некоторое время, - можно ли попробовать как-то изменить... исправить, может быть...Чтобы Ваша боль исчезла?

- Нужно терпеть, - бледно ответила часовщица, - Он мне так сказал.

- А что думаете Вы?

- Думаю, что он прав, - сказала она.

- Но Вы же сами говорили, что сделали этот механизм, Вы понимаете, как он устроен! Неужели не знаете, в чем ошибка?

- Ошибки нет, - впервые в её голосе прозвучала сталь, - есть поломка.

- Поломка, - повторил Ксанф, явно не придавая значения разнице в словах.

- Знаю, в чём поломка, - процедила она сквозь зубы.

- И как ее устранить - знаете? - доктор становился все оживленнее.

- Это не имеет значения.

- Вам это не поможет?

- Нужно терпеть, - повторила она.

- Зачем? - он никак не мог понять объяснений часовщицы.

Часовщица промолчала.

- Если я все же смогу как-то помочь Вам, дайте знать.

- Спасибо, доктор.

 

 

Пишет Хаос Мира Зеркал.05.02.13

 

Он едва не загнал лошадь в желании добраться до Стеллиада как можно скорее. Когда оказался рядом с поместьем, уже стемнело. Крикнул работникам, чтобы открыли ворота. Не спешился, слетел с седла, стоило только оказаться во внутреннем дворе замка. Через ступеньку шагал по парадной лестнице… Остановился у зарытой двери в гостиную. Перевёл дыхание. И аккуратно открыл дверь.

- Леди Глэдис, - он подошел к креслу и опустился на колено перед ней, - простите, что я без приглашения…

Она смотрела на него, не узнавая.

- Это я. Ричард, - прошептал он в ужасе от осознания: он изменился. Так, что вряд ли родители бы его узнали, - я не хотел напугать Вас, извините.

Тётушка схватилась за сердце:

- Ох, Свет! Это правда ты… Что случилось?! Как?..

- Прошлое догнало, - невесело пошутил он.

- Ричард… - в голосе её было столько боли, что ему на мгновение стало жаль себя, - как же так?

- Всё хорошо, - он улыбнулся и тут же смутился, поняв, что улыбка у него теперь другая и вряд ли вызовет привычное умиление и восхищение, как раньше, - главное, что живой. Не прогоните меня? Я завтра уеду, если скажете. Только на ночь позвольте остаться.

- Ох, Свет мой! – всплеснула руками леди Глэдис, – что такое говоришь?! Оставайся так долго, как пожелаешь. Здесь тебе всегда рады.

- Я не помешаю? – осторожно спросил Ричард, - может, у Вас другие гости есть?

- Нет, - тётушка покачала головой, поджав губы скорбно, - никого нет. Я осталась совсем одна.

- Почему? – в груди в холодной пустоте неприятно, мёртво, громко работал механизм, - а как же племянница?

- Мы поссорились. Она уехала. И я думаю, что теперь навсегда, - к счастью для Ричарда леди Глэдис промокнула слёзы кружевным платком, поэтому не могла увидеть, как отчаяние на его лице сменилось безграничным счастьем.

- Что Вы такое говорите! Обязательно вернётся. Вы помиритесь. Вот увидите, - счастье придало ему оптимизма, - главное, что ничего непоправимого не произошло. Остальное можно решить.

- Я устала, милый мой мальчик, - вздохнула тяжело тётушка, - я в последнее время едва нахожу в себе силы встать. Хозяйство совсем запустила. Не хочется ничего…

- А я так рассчитывал, что Вы угостите меня своими блинами особенными с малиновым вареньем, - передразнивая её, вздохнул тяжело он.

Она лишь вновь вздохнула в ответ.

- Давайте обсудим это завтра? Утро вечера мудренее, - предложил он.

- Конечно – согласилась леди Глэдис.

 

Запах в её комнате поменялся. Теперь к аромату сухих цветов добавился какой-то тёплый домашний запах, который он никак не мог определить. Цинично оценив состояние леди Глэдис, он сделал вывод, что тётушка не станет искать его здесь и не устроит допрос с пристрастием, поэтому провёл конец вечера, сидя на кровати Никты, рассматривая знакомые уже и ставшие дорогими вещи. И не заметил, как уснул. На её же кровати. Уткнувшись лицом в её подушку.

Отъезд Никты действительно подкосил леди Глэдис. Она угасала на глазах. И Каю пришлось использовать всё своё обаяние, хитрость и изворотливость, чтобы придумать, как вернуть её к жизни.

Она очень сильно расстроилась, узнав, что он совсем перестал рисовать, поэтому восприняла с удвоенной благодарностью его предложение продолжить уроки рисования, когда ей станет лучше.

Добиться толкового ответа на вопрос о том, что же произошло между ней и племянницей, ему так и не удалось. К счастью слуги, которые были рады видеть его не меньше, чем хозяйка, с готовностью поделились с ним своими соображениями.

Он не удивился, узнав, что Никта обиделась смертельно на тётин удар, но почти на 100% был уверен, что сможет их помирить. В Стеллиаде у него почему-то вновь появилась уверенность в собственной неотразимости, лёгкость и искорки озорного веселья в глазах. Стеллиад позволял ему чувствовать себя счастливым. Время от времени он поднимался на стену и смотрел в сторону столицы, пытаясь разглядеть острые крыши Эйзоптроса и отблески городских зеркал в лучах заходящего солнца.

Он выхаживал её как больного ребёнка. Вывозил каждый день в кресле в сад, в беседку, читал вечером книжки в гостиной у камина,

 

- Где ты был всё это время? – прервала она его чтение.

- После того, как уехал? – он тянул время, чтобы придумать правдоподобный ответ.

- Да, - тётушка не смотрела на него, как будто понимала, почему он не отвечает и не хотела ставить его в неловкое положение, если он решит солгать ей, она это увидит, и они оба это поймут, - после того, как уехал.

- Я пытался убить Лорда Хаоса, меня приговорили к смерти через Лабиринт и казнили, - Кай улыбнулся про себя, представив, какой была бы реакция тётушки Глэдис на правду, если бы он произнёс её вслух, - я был в Нердене.

- Свет мой! – тётушка схватилась за сердце, - зачем ты поехал в это проклятое место?!

- Я жил там до того, как потерял память, - сказал Кай, - это мой второй дом.

- О Нердене столько ужасов рассказывают. Я не могу представить, что ты мог там делать, - всполошилась не на шутку леди Глэдис.

- Я был Новой Зарёй освобождения, - снисходительно улыбнулся он пафосу бывшего собственного имени, - возглавлял ордэров.

- Ох, - тётушка едва не потеряла сознание, - как ты мог такое придумать?

- По молодости и глупости, - пожал он плечами, - теперь я понимаю, что был неправ. Но урок, мне преподанный, был весьма болезненным и при этом действенным, не буду лукавить.

- Это твои бывшие соратники тебя избили так? – спросила леди Глэдис.

- Нет. Охотники на ордэров, - легко солгал Кай.

- Почему ты сразу не приехал в Стеллиад? – возмутилась тётушка.

- Чтобы подвергнуть Вас опасности? – возмутился не менее страстно он, - я бы не посмел!

- А что теперь?

- А теперь никого не осталось, - развёл он руками.

- Тебя не будут искать? – спросила леди Глэдис.

- Мои враги имеют все основания считать меня мёртвым да и изменился я внешне так, что даже Вы с трудом меня узнали.

- Я беспокоюсь о тебе, - нахмурилась леди Глэдис, - ох, всё равно понять не могу, как ты в такой компании оказался. Никогда это ничем хорошим не заканчивалось.

- И всё-таки, я рад, что вспомнил, кто я, - Кай закрыл книгу, - без прошлого жить невозможно, каким бы оно ни было.

- Я тебя понимаю, - леди Глэдис поднялась на ноги, Кай последовал её примеру, - хорошо. Что было, того не вернёшь. Надо идти вперёд теперь.

- Верно, - улыбнулся Кай, - Вам - тоже.

- У тебя вся жизнь впереди, - вздохнула она, - а мне уже…

- Вам есть, для кого жить, - сказал Кай с уверенностью, - что бы ни говорила и ни делала Ваша племянница, я уверен, что она дорожит Вами и желает Вам только добра. Хотите, я привезу её в Стеллиад?

- Нет, - слишком уж поспешно ответила леди Глэдис, - не нужно. Ей не понравится, что я обсуждаю наши с ней отношения с кем-то посторонним.

- Как скажете, - он подал ей руку, чтобы проводить до покоев, - а сами Вы как давно в столице были?

- Никогда не была, - тётушка поёжилась как от холода, - и не хочу туда. Все эти зеркала, холод, хаос.

- Лучше не скажешь, - хмыкнул весело Кай.

Отсутствие огромного количества зеркал, холода и хаоса шли на пользу и Каю.

С каждым днём он чувствовал себя всё лучше: он много времени проводил на свежем воздухе с леди Глэдис или в путешествиях верхом по окрестным деревням, приводил в порядок дела, наслаждался вкусностями, которые для него через месяц после его приезда начала готовить сама хозяйка.

 
 
 
 
 
 
 
 
  © 2006-2007 www.umniki.ru
Редакция интернет-проекта "Умницы и умники"
E-mail: edit.staff@yandex.ru
Использование текстов без согласования с редакцией запрещено

Дизайн и поддержка: Smart Solutions


  Rambler's Top100