Поиск по сайтуВход для пользователей
Расширенный поискРегистрация   |   Забыли пароль?
Зачем регистрироваться?
ТелепередачаAlma-materКлубКонкурсыФорумFAQ
www.umniki.ru / /
  
  
 

01:00 1 Января 1970 -

  Читать далее

 

Эйзоптрос-архив 14
 

- Ладно, но предупреждаю, я очень быстро учусь, - с улыбкой предупредила Никта.
- Жаль, - вздохнул Кай, - хотя… просто научиться недостаточно. Надо, чтобы всё выглядело как можно естественнее.
Он наклонился к ней. Она с любопытством смотрела на него, перекатывая языком во рту зёрнышко граната.
- Ответишь на вопрос сначала? – вдруг остановился он.
- Какой? – Никта чуть не проглотила зёрнышко от удивления.
- Остервенение у тебя не отражалось в последнее время?
- Нет, - Никта нахмурилась непонимающе.
- Хорошо, - он воспользовался одномоментным замешательством и поцеловал её, пытаясь одновременно отобрать зёрнышко граната языком.
Она же вместо того, чтобы ответить на поцелуй, чуть прикусила его губу.
Он отпрянул от неё:
- Что не так?
- Сказал «А», говори и «Б», - Никта хищно облизнулась, гранатовый сок окрасил её губы в сочный чувственный красный.
- О чём ты? – Кай дотронулся до губы, проверяя, не до крови ли укусила его дерзкая красавица.
- Зачем про Остервенение спросил? – улыбнулась довольно она.
- Чтобы по голове не получить как в прошлый раз, - закатив глаза к небу на её недогадливость, объяснил Кай.
- Какая память у тебя хорошая, - восхитилась притворно Никта, - несмотря на то, что удар был приличный. Ещё раз рискнёшь попробовать? – она положила на язык очередное зёрнышко граната.
- Только если пообещаешь не кусаться, - пригрозил ей пальцем Кай.
- Неженка, - фыркнула Никта, - ладно. Не буду кусаться.
- Договорились, - Кай снова наклонился к ней.
На этот раз поцелуй длился значительно дольше. Но перехватить у девушки зёрнышко Каю так и не удалось.
Никта, хихикая глупо, раздавила гранатинку о его зубы.
И к сладости поцелуя теперь примешалась волнующая кислинка южного фрукта.
Она отстранила его рукой:
- Не увлекайся. Мы же просто тренируемся. С исключительно практической целью.
- Кто тебе сказал, что я увлёкся? – Кай накрыл её руку своей.
- Ты глаза закрыл, - улыбнулась она хитро, - неприлично столько удовольствия от работы получать.
- Ладно, - теперь Кай закинул в рот зёрнышко граната. Но Никта во время поцелуя застала его врасплох тем, что обняла внезапно и взъерошила волосы на затылке.
Он остолбенел, а девушка, улыбаясь во весь рот, продемонстрировала ему гранатинку, зажатую между зубов:
- У меня получилось, - съев зёрнышко, заключила она, - можем прекратить тренировки.
- А у меня – нет, - облизнулся Кай, - должно одинаково хорошо получаться у обоих. Ты же понимаешь.
- Хорошо, - согласилась Никта, - но у тебя последняя попытка. Не научишься, останешься без помощи в день казни.
- Я постараюсь тебя не разочаровать, - улыбнулся Кай, зачарованно наблюдая за тем, как Никта перекатывает на кончике языка очередное гранатовое зёрнышко.
На этот раз он действовал медленно и продуманно. Поцелуй был сладким и тягучим как мёд. Жаркая волна удовольствия пронзила его от макушки до пят.
Зёрнышко оказалось у него во рту почти сразу. Но Никта будто не заметила этого. Ток его желания перетёк в неё. Голова закружилась и поплыла. Руки обвились вокруг тела Кая.
- Не увлекайся, - она вполне могла бы упасть с моста, если бы он её не удержал в своих объятиях, - ты закрыла глаза.
Он хотел сказать ей что-то ещё, но Никта заставила его замолчать поцелуем, настолько глубоким, что он едва нашёл в себе силы остановиться.

Наступил вечер. Кай вызвался проводить девушку до дома. Она не стала возражать.
Веселое настроение таяло по мере приближения к никтиному особняку. Завтра – всё.
Ничего больше не будет.
Никогда.
Никта остановилась на крыльце, обернулась.
Кай не посмел подняться за ней, поэтому теперь был ниже её на полголовы и смотрел снизу вверх.
«Ну вот и пришли, - вздохнула Никта, в смущении отведя глаза, - до завтра?»
Он протянул ей раскрытую ладонь, как если бы хотел коснуться невидимого стекла между ними.
Она дотронулась до его ладони своей так же раскрытой ладонью.
«До завтра», - голос его дрогнул. Дрожь эта передалась через пальцы ей.

Никте хотелось крикнуть: «Не уходи! - но губы произнесли, - Минуту…»
«Что?» - не расслышал Кай.
«Ещё минуту», - повторила Никта.
Его взгляд скользнул снизу вверх, остановившись на миг на корсете и декольте.
Она переплела пальцы с его и, сжав крепко, вывернула его ладонь назад:
«Даже не мечтай».
Кай развернул ладонь вниз, и Никта, потеряв равновесие, упала вперёд на него. При этом маневре губы его коснулись случайно нежной бархатистой сладко пахнущей кожи декольте.
Кай поддержал её свободной рукой за талию:
«Осторожнее, милая. Ты мне нужна завтра целой и невредимой».
Ей пришлось опереться на его плечо, чтобы вернуть первоначальное положение.
В пространстве равновесие было восстановлено, а вот душевное было потеряно безвозвратно.
Он отклонился назад в попытке освободиться:
«Ладно… Действительно, пора…»
Но никтина рука по-прежнему лежала на его плече. И ему пришлось остановиться.
Его рука скользнула вдоль её талии, затянутой в корсет.
«Я могу так и ночь простоять, - предупредил он, улыбнувшись, - всё равно сегодня не усну».
Она, поколебавшись несколько мгновений, коснулась пальцами его левой щеки:
«Кто тебя так?»
Он повернул голову и поцеловал её в теплую нежную ладошку, сжав при этом левую руку крепко.
Никта смутилась: он весьма изящно сумел упрекнуть её без слов.
«У тебя любопытные соседи?» – поинтересовался он с самым беззаботным видом.
«Не знаю, а что?» - не поняла Никта.
«У нас есть хороший шанс выяснить это сегодня, - хмыкнул весело он, - если мы будем стоять на крыльце ещё несколько часов».
Она промолчала.
«У меня есть предложение, - вздохнул он, так и не получив от неё ответ, - мы можем зайти внутрь, там ведь наверняка есть прекрасная лестница. По сравнению с этой у той масса преимуществ: в доме тепло, светло и внимания лишнего привлекать не будем».
«Нет уж, - Никта отстранилась от него, - иди к себе, Кай. Завтра тяжёлый день. Тебе надо хорошо выспаться».
Он с сожалением выпустил её руку и позволил девушке сделать шаг назад. К двери.
«Конечно, - улыбнулся светло, - спокойной ночи, милая».
Никта вошла в дом и закрыла за собой дверь. Силы покинули её. Она сползла по стене на пол и заплакала. Тихо. Без слёз.

«Шрам, - она услышала тихий шёпот за закрытой дверью, - я девушку обидел. И это чтобы помнил, «что и у меня Совесть отразится. Чтоб смотрелся в зеркало и помнил»».
Никта улыбнулась. Но промолчала.
«Мне что-то не везёт с девушками в последнее время, знаешь ли, - вздохнул Кай за дверью, - как в Нердене одна амазонка кирпичом по голове ударила, так удача на любовном фронте и отвернулась».
«Это не я была, - возмутилась Никта, забыв о своём решении не отвечать ни при каких обстоятельствах, - Ярость».
«Остервенение», - поправил её Кай.
Так обоим стало понятно, что Никта солгала и в Нердене, и теперь.
И это рассмешило обоих.

«Я был готов убить, Никта, - он всё-таки решился это сказать, - за шанс нанести удар Ему. Я думал, что был готов убить Леди Глэдис».
Дверь открылась рывком, Кай, который сидел, прислонившись к ней, упал на спину от неожиданности. Горло его тут же чуть не придавила девичья туфелька с металлическими шипованными набойками. К счастью, он был готов к подобному повороту событий, поэтому аккуратно перехватил её за щиколотку и ступню и сбросил с себя, а сам вскочил на ноги.
«Она жива и здорова! Позволь мне сказать, - ему пришлось отступить внутрь дома, чтобы избежать нападения фурии, в которую превратилась красавица, - Позволь мне сказать».
Но она не собиралась давать ему шанс объясниться.
«Я завтра окажусь в Лабиринте, Никта, - Кай с ловкостью уворачивался от девушки, - это страшнее любого твоего удара».
«Если будет Лабиринт, я не смогу вырвать тебе сердце и накормить тебя им, - ярость Никты перешла все мыслимые границы, она запустила в него вазой, - подлец!»
«Дай мне сказать, - Кай ловко увернулся от вазы, но остановился внезапно, - и я позволю тебе сделать всё, что угодно со мной после этого».
«Говори», - она разрешила ему только потому, что хотела найти способ добраться до него быстрее, чем он окончит рассказ.
«Я думал, что был готов убить, - сказал Кай, внимательно следя за движениями Никты, - но Он победил бы, если бы подождал всего пару ударов сердца. Понимаешь. Я должен был идти до конца. Ради нашей цели. Ради будущего. У меня не могло быть никаких сомнений. Ни когда я пытал, чтобы достать триаду Хаоса, ни тем более, когда…»
«Это нелогично, - вдруг перебила его Никта, - тебе ведь помощь моя нужна завтра, а ты такое рассказываешь… Нелогично».
«Зато правда», - возразил Кай.
«И зачем мне эта правда?»
«Может быть затем, что я должен хотя бы кому-то признаться, что не справился, что недостаточно крепок для этой миссии, - Кай, казалось, и сам не совсем отдавал себе отчёт в том, что делал и зачем, - может, потому что мне просто настолько страшно от собственной затеи, что нужно обязательно с кем-то поделиться».
«Всё равно нелогично, - покачала головой Никта, - ты завтра умрёшь. А значит, расплатишься за всё то зло, что причинил. Поэтому вполне можно было промолчать. Хотя бы для того, чтобы я не отказалась помогать».
«А может, пока есть такая возможность, я просто хочу попросить прощения у тебя и у леди Глэдис через тебя за то, что начал всё это в Стэллиаде? – спросил Кай, - за то, что оказался не в том месте и не в тот момент. И подверг опасности человека, который принял меня как сына и заботился обо мне всё это время».
«Ну, ты и гад, - покачала головой Никта, - вас, ордэров не бить надо, а лечить всех поголовно».
«С точки зрения ордэров, Никта, я полный неудачник и идиот. Но никак не гад, - усмехнулся Кай невесело, - я бы не поднял на неё руку, клянусь своими собственными родителями. Но за то, что в голове эта мысль появилась, я должен был попросить прощения».
«Извинения приняты, - Никта скрестила руки на груди, - выметайся».
И тут в гостиную, привлеченная шумом драки, вошла никтина Совесть.

***

Совпадение было настолько абсурдным, что они расхохотались оба.
Отражение осуждающе покачало головой по поводу совсем уж неприличного веселья хозяйки и её гостя, чем вызвала у них новый приступ гомерического смеха.
«Совести у тебя нет над Совестью смеяться», - шуткой упрекнула Кая Никта.
«У меня-то как раз есть, - расхохотался в ответ Кай, - хотя это, конечно, странно, учитывая последние события».
«Иди-иди, дорогая, - Никта попыталась вытолкать Совесть за дверь, - здесь ты явно лишняя сегодня. Завтра приходи, грызи, слова против не скажу».
Но Совесть не собиралась сдаваться без боя.
Кай подошел к Никте: «Исключительно в практических целях. Всегда срабатывало на моей памяти», - и не успела она спросить, о чём это, он обнял её и поцеловал глубоким и совсем не целомудренным поцелуем.
Совесть вылетела из дома, громко хлопнув дверью.
Никта попыталась высвободиться из объятий, но Кай ещё крепче прижал её к себе и не отпускал поцелуем ещё минуту.
«Слишком радикальное средство!» – возмутилась Никта.
«Не сердись, - глаза Кая лихорадочно блестели, - просто контрольный. На всякий случай. Чтобы не вернулась».
Никтин взгляд скользнул по его губам, и эта её неосторожность вылилась в ещё один долгий и глубокий поцелуй.
«Прости, - голос его дрогнул, - случайно получилось. Забыл очередной контрольный на предохранитель поставить».
Она чуть приподнялась на носках и снова утонула в его поцелуе.
«Прости, - теперь извинилась она, - как-то неправильно всё».
«Согласен, - он боролся с собой изо всех сил, но её ресницы дрогнули, и вся его решимость сохранять дистанцию растаяла как дым. Их диалог прервал очередной пьянящий поцелуй, - нам нужно держать себя в руках».
Он облизнул губы.
И в ответ получил ещё один поцелуй.
Руки скользили по её тонкой талии и спине, затянутым в корсет.
«Стой, - она отстранилась от него, - прекрати сейчас же!»
Он попытался тем не менее сорвать очередной поцелуй, но она закрыла его губы кончиками пальцев.
«Я серьёзно, - голос её перестал дрожать от волнения, - отпусти меня».
Кай тотчас же раскрыл объятия, позволил ей выскользнуть и даже сделал вежливый шаг назад. Хотя было очевидно, что далось ему это совсем непросто.
«Выметайся?» - попытался он угадать её следующую реплику.
«Если ты хочешь провести вечер в этом доме, надо договориться о правилах, - выдохнув сквозь сжатые зубы, сказала она твёрдо, - никаких больше поцелуев и объятий, ни в практических, ни в теоретических целях».
«Конечно, - кивнул Кай послушно, хотя разочарование скрыть ему не удалось, - как скажешь».
«Чай будешь?» – Никта улыбнулась уже менее напряженно.
Кай улыбнулся в ответ и вновь кивнул утвердительно.
«Ты, наверное, голодный. Мы сегодня ничего кроме пары круассанов в кафе на ДаВинчи и граната не ели, - Никта впервые чувствовала себя настолько неловко, - Слуг я отпустила, придётся разогревать чай самой. Подождёшь здесь?»
«А можно с тобой пойти? – спросил Кай, - мне нравится смотреть, как готовят».
«Идём, - пожала она плечами, - заодно поможешь. Воды принесёшь, огонь разведёшь в плите. Правда?»
И он снова кивнул согласно.
Пока она хлопотала с заварочным чайником, закусками, он достал из топки печи обугленную щепу и на листе пожелтевшей бумаги для записи покупок и рецептов набросал рисунок: ветка верлия, несколько цветков безвременника и рамку - нерденский узор.
«Красиво, - Никта склонилась над ним и заглянула через плечо, - у тебя талант».
«Оставлю тебе. На память», - Кай посмотрел на неё снизу вверх и улыбнулся.
«Спасибо, - от его взгляда у неё пол ушёл из-под ног, - сохраню обязательно», - и повесила листок на гвоздь над плитой, рядом с рецептами.
Кай усмехнулся этой нарочитой беспечной небрежности, но ничего не сказал.

***
Огонь камина в гостиной, ароматный чай в тонкой изящной фарфоровой чашке с гербом Эрклигов, вкусная домашняя еда – ничто не помогало согреться изнутри. То и дело мысли возвращались к тому, что должно было случиться завтра.
«Никта, ты нерденских поэтов знаешь?» - спросил он как-то устало.
«Нет, конечно, - она пожала плечами. Казалось, что ей тоже холодно, хотя она и сидела на подушке у камина, укрытая теплым шерстяным пледом и с чашкой горячего чая в руках. Чтобы сгладить неловкость, она решила пошутить, - только поэзия тебе сейчас точно не поможет своей цели добиться, имей в виду».
Кай пристально посмотрел на неё, но никак не прокомментировал слова обвинения, что ещё больше усилило чувство неловкости.
«У меня просто крутятся эти строки в голове. И я ничего не могу с этим поделать».
Никта терпеливо ждала, когда он сможет продолжить разговор. Теперь и ей передалась пугающая как открытая могила мрачная холодная отстранённость Кая:

Чуть останусь один — и во мне подымает
Жизнь со смертью мучительный спор,
И, как пытка, усталую душу терзает
Их старинный, немолчный раздор;
И не знает душа, чьим призывам отдаться,
Как честнее задачу решить:
То болезненно-страшно ей с жизнью расстаться,
То страшней ещё, кажется, жить!..

Никта уставилась на него в шоке от услышанного. Это стихотворение она когда-то нашла в кабинете отца. Листок с ним завалился за заднюю стенку ящика стола. Она обнаружила его совершенно случайно, когда они с Глэдис разбирали вещи сэра Ричарда после его гибели на Северном рубеже.
Написано оно было красными чернилами от руки отцом. В нижнем углу, видимо отец же, изобразил веточку сирени.

«Жизнь твердит мне: «Стыдись, малодушный! Ты молод,
- прошептала она в ответ, -
Ты душой не беднее других,
Встреть же грудью и злобу, и бедность, и голод,
Если любишь ты братьев своих!..
Или слезы за них — были слезы актера?
Или страстные речи твои
Согревало не чувство, а пафос фразера,
Не любовь, но миражи любви?..»»

Теперь Кай застыл, изумлённый. Ещё одна нить, как оказалось, связывала их:
«Но едва только жизнь побеждать начинает,
Как, в ответ ей, сильней и сильней
Смерть угрюмую песню свою запевает,
И невольно внимаю я ей:
«Нет, ты честно трудился, ты честно и смело,
С сердцем, полным горячей любви,
Вышел в путь, чтоб бороться за общее дело,—
Но разбиты усилья твои!..»

«Так не бывает, - покачала головой Никта, - не бывает таких совпадений, - догадка неприятно кольнула в сердце, - ты рылся в моих бумагах так же, как в моём белье, когда искал необходимое для осуществления своего плана?»
«Нет, Никта, - Кай помрачнел, - я бы не посмел. Даже если бы от этого зависела моя жизнь».
Разговор снова прервался.
«Я просто… Мне нужно было… - Кай встал, поставил чашку на столик, - знаешь, я и правда пойду. Пока окончательно всё не испортил».
«Подожди, - Никта подошла к нему и взяла его за руку, - извини. Привычка профессиональная – думать про людей гадости. Я тоже не хотела тебя обидеть. Давай ещё одно правило?»
«Конечно», - согласился Кай.
«Мы сегодня останемся здесь, - сказала Никта, - оба. На всю ночь. Что бы ты не сделал и не сказал».
«Ты рискуешь», - в его карих глазах вновь зажёгся огонь, который заставлял её сердце биться быстрее.
«Я думаю, что оно того стоит», - ответила она.
«Если бы не твои правила, - Кай закусил нижнюю губу, - ты бы пожалела уже о своей смелости».
«Весьма неубедительная отговорка», - прокомментировала с улыбкой Никта.
Бровь Кая взлетела вверх:
«Хорошо, красавица. Я больше отговорок искать не стану. Но и ты не отступай тогда, если всё пойдёт не по твоему плану».
«Согласна», - Никта сглотнула инстинктивно.
Кай подошёл к ней совсем близко, наклонился к шее как будто для поцелуя, но коснулся кожи лишь жарким дыханием. При этом забрал ленту, которой были перехвачены в хвост никтины волосы.
«Что ты делаешь?» - прошептала она испуганно.
«Тсссссс, - он коснулся её губ кончиком пальцев, - мне запрещено тебя целовать, а если ты будешь меня отвлекать, то искушение нарушить это правило будет невыносимым».
Она послушно замолчала.
Он провёл языком по нежной коже за ухом и чуть укусил мочку уха.
Никта вздрогнула от неожиданности, но все же промолчала.
Он мягким, при этом настойчивым, жестом, положив ей руки на талию, вынудил её сесть на кушетку, сам сел сзади и коснулся шнуровки корсета.
«Кай», - попыталась остановить его она, поняв, что застёжка сверху подалась под его умелыми пальцами.
Он тут же оказался перед ней, и она почувствовала его дыхание на своих губах:
«Ещё одно слово, и я буду считать, что ты отменила правила, милая», - прошептал он.
Корсет постепенно ослаблял свою хватку, но дышать ей почему-то становилось все труднее. Никта попыталась сама освободиться от него, но Кай вновь остановил её:
«Не торопись. Я в последний раз в своей жизни раздеваю девушку, дай насладиться моментом».

Кай уснул.
Несколько часов до рассвета.
Никта осторожно коснулась его волос.
Внутри как будто разбилась ёлочная игрушка: сначала яркий счастливый фейерверк, а теперь острые мелкие осколки, впившиеся в сердце.
Ей хотелось обнять его, разбудить и попросить не уходить никуда.
Никогда.
Взгляд упал на зеркало у туалетного столика.
Никогда.
По его щеке скользнула слеза.
Она машинально коснулась своей щеки.
Нет.
Разучилась.
Не осталось ни одной для него.
Никта склонилась к его лицу и осушила слезинку поцелуем.
Он открыл глаза и улыбнулся: «Почему не спишь?»
Она улыбнулась в ответ и пожала плечами смущенно.
Он погладил её по руке: «Не печалься».
«Не буду, - она склонилась к нему на грудь, - извини, что разбудила».
«Я понимаю, - Кай чуть сильнее сжал кисть её руки, - не смогла удержаться. Я ведь неотразим».
«Ах, ты!» - Никта попыталась вырваться.
Но он, смеясь, обнял её покрепче: «Признаю-признаю, погорячился с выводами, но готов загладить свою вину и доказать делом, что неотразим».
Она ухмыльнулась саркастически и хотела было сказать что-то в ответ, но Кай остановил её жарким умопомрачительным поцелуем.

Ему до боли хотелось сделать так, чтобы прощание было легким.
Поэтому он спустился вниз, пока она мирно спала, утомлённая переживаниями ночи, и оделся уже в гостиной. Ему не хотелось, чтобы она видела, как он одевается. Почему-то это было важно.
Он поставил чайник на плиту, нарезал ломтиками сыр, хлеб, положил в вазочку немного апельсинового джема, в ожидании, когда чайник закипит, присел на табурет, облокотившись о кухонный стол и сцепив пальцы в замок, чтобы они перестали предательски дрожать.
В доме было невыносимо тихо. И даже город за окном, казалось, застыл в немом оцепенении.
Кай вздохнул глубоко, поправил форменный сюртук, коснулся петлицы с верлием.
Поднялся. Подошел к зеркалу в холле. Посмотрел внимательно на собственное отражение. Взялся обеими руками за раму: «Милорд…»
Чайник подпрыгнул и изрыгнул кипящую воду на плиту. Кай обернулся резко, вздрогнув от неожиданности. Бросился на кухню.

Через несколько минут он уже поднимался по лестнице на второй этаж с подносом в руках и, проходя мимо зеркала в холле, с благодарной улыбкой кивнул ему.

Никта слышала, как он аккуратно, стараясь не разбудить её, встал с постели, и спустился вниз. Ей едва достало сил притворяться спящей, не броситься к нему на шею, не умолять остаться.
Не отпускать.
Оставшись одна, она попыталась расплакаться, зажав зубами уголок подушки. Ей до боли хотелось сделать так, чтобы прощание было легким. Поэтому нельзя было реветь при нём. Почему-то это было важно.
В доме было тихо, поэтому она на цыпочках пробралась к окну и открыла раму, чтобы пустить внутрь хоть чуточку жизни из города. Но Эйзоптрос, казалось, был погружён в летаргический сон.
Она остановилась у зеркала над туалетным столиком. Несколько лет назад она так же разглядывала свое отражение в зеркале перед памятным балом.
…сражаться и против всесильной судьбы…
«Милорд…» - сжав левую руку в кулак, выдохнула она.
Звук шагов на лестнице заставил её броситься к постели, чтобы успеть притвориться спящей и, обманув ход вещей, украсть у времени возможность в последний раз быть разбуженной поцелуем Кая.

«Прощай, Кай», - она специально замедлила шаг у двери в холле, чтобы оказаться подальше от него.
Он обернулся и, увидев её хитрость, улыбнулся весело:
«Всё ещё пытаешься сопротивляться моему обаянию?»
Никтино сердце забилось как раненая птица:
«Иди. Пожалуйста».
«А я уже сдался на милость твоему», - и бросился к ней.
Обнял крепко-крепко и поцеловал в макушку.
Никта не отвечала на его объятия. Закрыла глаза и просто ждала, когда он отпустит её и уйдёт.
Он понял это и отступил.
«Прощай, милая, - Кай подошел к двери и взялся за ручку, - будь счастлива, ладно?»
Никта отвернулась и ничего не ответила.
Он открыл дверь, но не сделал шаг вперёд. Остановился, обернулся:
- Я не могу так…
- Я - тоже… - она с трудом смогла произнести эти два слова. Она проклинала себя за то, что вообще заговорила.
- Давай ещё раз попробуем? - Кай сглотнул ком, застрявший в горле. Он проклинал себя за то, что спросил. Что дал ей возможность ответить «Нет».
Никта кивнула согласно.
- Дорогая, я в Гранитный на минутку, – усмехнулся Кай, - поставь чайник, - ладно?
Она рассмеялась:
- Хорошо, дорогой. Не задерживайся там. И загляни в Лабиринт на обратном пути, не забудь.
- Нуууу… Это далекооо… Хлооопотно, - протянул Кай притворно разочарованно, потом улыбнулся хитро, - а что мне за это будет?
- Торгаш, - она с радостью включилась в игру, - один поцелуй – достаточная цена?
- Мммммм, - протянул он, подняв глаза к потолку, - да, вполне.
Никта обняла его и поцеловала как тогда, на мосту.
«Не такой поцелуй, милая», - рассмеялся он тихо.
Никта покраснела смущённо.

***

Он обнял её в ответ.
«Прощай, Никта», - теперь страх отступил. Он поцеловал её руку.
«Прощай, Кай», - теперь слова не застревали в горле, она поцеловала его в макушку склоненной головы.

Утром пятого дня он был у входа в Гранитный корпус. В сером мундире с кроваво-красными петлицами, украшенными верлием, на воротнике и шевронами на рукавах. Через руку был переброшен край ярко-алого плаща.
Он сжал руку в кулак так, что кожа перчатки тяжело заскрипела, выдохнул медленно воздух и постучал в дверь. Открыл ему капитан Гвардии, что, несомненно, не могло не потешить его самолюбие.
Он удивился тому, какой контраст был между первым и вторым пленом: полное отсутствие каких бы то ни было ограничений, подчёркнуто вежливое отношение, отсутствие наказаний за неподчинение. Постепенно у него сложилось устойчивое впечатление, что гвардейцам было дано чёткое указание ни в чём ему не перечить. К его удивлению он даже не был подвергнут обыску. Ему оставили новую одежду, которую он успел заказать в столице сразу по прибытии. Лорд Хаос проявлял в его случае небрежность поистине демиургического масштаба: настолько недооценивать врага, которому удалось подобраться к нему так близко, мог позволить себе только тот, кто решил умереть или, напротив, вынужден был жить вечно.
Кай снова был Новой Зарёй освобождения. Здесь. В самом сердце Мира Зеркал.

Ровно то же поведение тюремщиков превратило для него 24 часа, которые он провёл в ожидании казни, в пытку. Заставить себя не думать о том, что его никто не удерживает силой и вполне можно сбежать, остаться в живых и жить долго и счастливо, было очень сложно. Поэтому он отвлекал себя воспоминаниями о последнем свободном вечере, проведённом в обществе прекрасной Никты.

Ему сказали, что казнь будет публичной, но он пропустил это мимо ушей, ибо, как любой житель мира, знал, что ничего зрелищного в смерти через Лабиринт не было. Однако Гранитный смог его удивить.
Рано утром его разбудили и спросили, что бы он хотел получить на завтрак. Кай отшутился, сказав, что в этом вопросе доверяет вкусу шеф-повара Гранитного. В итоге на завтрак он получил большую тарелку овсянки, кусок хлеба, апельсиновый джем и кружку чая.
После завтрака ему приказали раздеться донага, потом принесли новую одежду и предложили переодеться. Он с сожалением исполнил то, что ему велели, оставив костюм и плащ аккуратно сложенными на кровати. Теперь на нём был темный сюртук военного кроя, чёрные штаны и белая рубашка. Обувь тоже заменили: вместо сапог - жесткие ботинки на плоской подошве с небольшим каблуком и гладким верхом, без шнуровок и пряжек. Кая попросили сесть, пришёл цирюльник, побрил его и зачем-то расчесал волосы тонким частым гребнем. Это было настолько неприятным действом для него, что в знак протеста он взъерошил только что уложенные аккуратно волосы:
- Лорд Хаос решил проявить осторожность. Что так? Нового покушения на свою персону с моей стороны опасается?
Цирюльник промолчал, но было видно, что слова пленника его озадачили.
- Ммм, - протянул Кай, - начинаются сюрпризы. Наконец-то. Интересно, в чём же меня собираются обвинить?
На него надели наручники – тяжелые железные широкие кольца, скрепленные цепью. Вывели из комнаты, где он содержался всё это время скорее на правах гостя, чем арестанта.
У самой ограды он сорвал бледно-лиловый, похожий на крокус, но чуть более крупный цветок и вставил его в петлицу сюртука. И, судя по тому, что никто не остановил его, курс ботаники гвардейцам не читали.
Около эшафота его всё же остановил стражник, вырвал из петлицы цветок:
- Не положено, - по-хозяйски щедро смахнул рукой в перчатке с сюртука приговорённого пыльцу и, похлопав его по плечу ободряюще, подтолкнул в сторону деревянного настила.
Кай заметил, что эшафот был сделан на скорую руку: доски приколочены друг к другу вкривь и вкось. Даже гвозди местные умельцы не везде вбили, как положено: у некоторых сбиты шляпки, другие погнуты неумелыми ударами.
- Кто так строит? – пробормотал он себе под нос, покачав головой, - столица мне тоже. Мы себе и то такого не позволяли.
Сердце кольнуло неприятно: он до сих пор думал о Стеллиаде как о своём доме, несмотря на то, что память вернулась к нему.
Никта.
«Стой», - на плечо легла рука одного из стражников. Его развернули в сторону площади. У края эшафота было оцепление из стражников, которые, по ощущениям Кая, вряд ли смогли бы противостоять толпе, заполнившей всю площадь и улицы, выходящие на площадь. Люди были повсюду: море из человеков на самой площади и прилегающих к ней улиц, в окнах и на балконах домов, на крышах.
У него заложило уши от раскатистого рокота неодобрения толпы.
Судья поднял руку, чтобы утихомирить людей. Но тишина не могла воцариться на площади ещё несколько минут.
Кай сначала пытался разобрать, что ему кричат, но после того, как отчетливо услышал в свой адрес «умри, собака!», «смерть тебе!», «сдохни, тварь!», решил, что ничего интересного всё равно из этих реплик не вынесет.
Потом он пытался смотреть на людей, стоящих у эшафота, но и это зрелище было не из приятных: ему показывали неприличные жесты, плевали в него, ржали.
И в итоге он решил просто спокойно переждать те несколько минут позора, на которые его обрекло решение властей провести публичную казнь, и сосредоточиться на том, чтобы случайно не коснуться лица рукой, которой он сорвал цветок для петлицы.
Судья зачитал приговор: в обвинении не было ни слова сказано о том, что он покушался на «жизнь» Хаоса. В вину ему вменялось только убийство отражений: Нежности, Храбрости и Любви.
Именно это сделало публичную часть казни весьма неприятным мероприятием для него. Убийц отражений презирали, они воспринимались жителями столицы и мира в целом как извращенцы, как нечто противное природе нормального человека.
В него даже запустили пару раз гнилыми овощами, благо передвижной рынок, тот самый на котором он пару дней назад купил гранат, был неподалёку.
Ничего другого не оставалось. Только сохранять хорошую мину при плохой игре. Он аккуратно смахнул с плеча свекольную ботву и улыбнулся презрительно.
Хотел он того или нет, но всё-таки искал в толпе зевак на площади знакомые лица. И в особенности одно лицо… Но чуда не произошло.

Алина

Утро было ясным. Холодный воздух обжигал лицо тысячью кинжалов, солнце с зимней жестокостью слепило глаза.
Она опаздывала. На улице было неожиданно много народа и все они шли в ту же сторону, что и Алина, толкаясь, ругаясь и переговариваясь между собой.
«Хорошо, что еще ветра нет», - она щурилась от света и холода, прокладывая себе дорогу через толпу.
На стенах висели какие-то новые плакаты, но в спешке она не могла разобрать, что на них было написано.
Чем ближе подходили к Центральной площади, тем больше людей становилось на улицах. Две полные тетушки, обгоняя всех, беспардонно толкнули Алину на других прохожих.
- А кого казнить-то сейчас будут?
- А Мрак его знает…
Алина оказалась возле стены. Кроваво-красный плакат висел рядом, только руку протяни.
Серые буквы сухо сообщали о казни какого-то преступника, убийцы отражений, на центральной площади. Сегодня, когда Башенные часы пробьют семь или восемь раз. Дочитать она не успела: какой-то чумазый мальчишка сбил ее с ног.
Дурманящий запах только что срубленного дерева кричаще не соответствовал грубо сколоченному эшафоту и тому, чего все здесь ждали. Алина пыталась выбраться из толпы, но ее зажали со всех сторон, толкали вперед. В итоге она оказалась прямо перед отвратительной громадиной эшафота.
Казнь началась минут через сорок.
По скрипящим ступенькам на эшафот поднялся красивый молодой человек.
Кай Алкарин.
Надо же, как ему имя подходит.
Стали зачитывать обвинение. Из толпы время от времени доносились короткие грубые реплики. Кто-то кинул помидор, но он не долетел до цели и попал в какого-то зеваку из второго ряда. Началась перебранка.
Убийство трех отражений.
Глаза у него были очень печальные.
Неужели просто так, прихоть никчемная?
Он обвел толпу ищущим взглядом и снова посмотрел на обвинителя.
Непохоже совсем.
Алинин сосед кинул в обвиняемого какими-то овощами. Тот легким движением смахнул с плеча грязную запутанную траву и ухмыльнулся пренебрежительно.
После прочтения обвинения его посадили в черную карету и увезли. Толпа разошлась почти сразу.
Она еще не дошла до здания школы, когда ее вдруг чем-то ударили по голове.
Тишиной.
От нее сердце будто разлеталось осколками.
С этим ощущением она вошла в класс.
Вряд ли это можно было назвать уроками.
Как есть минута, так были часы тишины.
Сердце по-прежнему билось горсткой осколков.

Раф

Похлебку с потрохами принесли вовремя – оставался еще час до казни. В закусочной «Мрак» сегодня было куда больше народу, чем обычно: все пришли не только пообедать, но и застолбить себе место на крыше, откуда можно смотреть, что происходит на главной площади без столпотворения и давки.
Он отломил кусок ржаного, еще горячего хлеба и принялся за трапезу.
Как же все так могло получиться.. Уж сколько в столице не был? Лет семь как – и на тебе, совпадение, не бывает такого. В объявлениях о казни убийцы отражений было указано черным по белому: Кай Алкарин. Вряд ли тезка, да еще с таким преступлением.
- Раф, ты что, на ходу спишь, что ли? – его толкнули в бок.
- Да задумался чего-то, – фельдшер махнул рукой, в которой была зажата горбушка черного.
- Доедай быстрее, а то опоздаем, все места займут.
- Не боись, Костас, без тебя не начнется, - поддел третий их собеседник и разлил клюквенную настойку по стопкам.
- Ну, за них в петле, за нас при серебре! – Костас опрокинул стопку, не чокаясь.
Раф поморщился. Когда ж его старые друзья успели так зачерстветь? Хотя кем для них был Кай? Извращенцем, безответных созданий режущим. И правда, чем ему эти отражения не угодили? Разве что умереть парень торопился очень. Да еще так, чтоб смерть на миру. Он такой, мог бы.
С крыши было отлично видно эшафот, а вот преступник стоял боком, из-за чего кто-то начал возмущаться, мол, великовата плата за такой обзор, но на него зашикали. Раф наоборот порадовался, что Кай его не видит - не выдержал бы сейчас взгляд ордэра. Странно это: всю свою недолгую жизнь верлиевой клике посвятил, войско сколотил немаленькое, людей погибло – не сосчитать сколько, а казнят за отражения. Впрочем, жизненный опыт подсказывал Рафу, что в этой истории меньше знаешь – целее будешь.
«Не спас я тебя, парень, не спас». Раф оглянулся, чтобы проверить, не вслух ли он это сказал. Но все вокруг были увлечены спором, долетит с крыши помидор до преступника или не стоит зря овощи переводить. Кай держался гордо, словно на самом деле сделал что-то хорошее, а горожане его просто понять не могут. Наверно, ему было страшно, но толпе он этого не показывал, как старался в свое время скрыть от их отряда свою боль, досаду, сожаление о смерти товарищей. На эшафоте Кай стоял, как романтический герой, на фоне грузной фигуры судьи и широкоплечих, почти квадратных стражников. Еще пара минут, наполненных гневными выкриками и парой прицельных бросков свеклой в преступника, и его увели. Как-то все прошло быстро и скомкано. Рядом пробормотали «и было за что поларгента платить». Народ начал расходиться.
Черная карета скрылась за поворотом на Оччидентале, проехав мимо здания банка. Раф второй раз попрощался с юным ордэром. В этот раз он не мог ему облегчить страдания. Никак.
- Вот верно, кому Хаос на роду-то написал быть повешенным, не утонет.
- Да ну, парень из благородных, с жиру бесится, - по ответу Костаса Раф понял, что это уже он произнес вслух.
- Нет, вы не слышали разве, - встряла какая-то тетка в их разговор, - мальчик, говорят, сошел с ума из-за погибшей невесты и умолял Лорда вернуть ее. А как Хаос ему отказал, стал со зла отражения резать ее же, невесты, заточенным зеркальцем. А еще говорят..
Раф уже не слушал. Он хмыкнул в усы. Как же редко мы знаем правду о том, что происходит в Мире.

Ксанф
Он вернулся. Теплый осенний воздух столицы, как старый друг, встретил Ксанфа прямо у городских ворот, и, будто торопясь рассказать обо всем, что случилось за эти месяцы, суетился вокруг, то обгоняя листвой, то задерживая запахом кофе из булочной. А молодому человеку хотелось просто пройтись по знакомым улицам, никуда не заглядывать и не спешить и надеяться, что его ждут.
***
И все-таки Ксанф несколько раз пожалел о том, что решил пойти через центр. Из-за огромного количества людей, движение по улице было только в одну сторону – к площади. А причина столпотворения стала понятна из афиш на стенах домов. Доктор никогда не понимал такого животного интереса людей к публичному наказанию своих собратьев, и сам любопытства к таким мероприятиям никогда не испытывал. Но так как выбрать другую дорогу было уже невозможно, пришлось со всем вместе двигаться к центру.
Стараясь пройти по периметру площади, где было чуть свободнее, Ксанф издалека видел помост и приговоренного на нем. Отметив про себя, что молодой человек, без сомнения очень красив и держится весьма уверено и спокойно, Ксанф все же постарался не задерживаться и быстро уйти с площади. Сейчас у него было два важных дела, но больница могла подождать еще немного.
На углу в цветочном юноша купил розы. Тридцать пять. По одной за каждую неделю его отсутствия.

После оглашения приговора гвардейцы отвели его к чёрной карете смертников, помогли зайти внутрь, закрыли двери. На этом их юрисдикция закончилась. Теперь он перешёл под ответственность стражи.

Внутри кареты пахло страхом. Он взял цепь от кандалов в руки, чтобы не слышать их отвратительного дребезжащего звука, который вкупе с запахом делал ожидание смерти невыносимым.
От Центральной площади до Лабиринта путь недолгий. И вскоре дверь кареты открылась, приглашая его выйти. Его спросили сможет ли он самостоятельно дойти до входа в Лабиринт. Он механически кивнул утвердительно, не совсем отдавая себе отчёт в том, что сейчас произойдёт. Реальность крошилась, рассыпалась на части в его сознании. Поэтому он не сразу понял, в его воображении или на самом деле от Лабиринта к нему метнулась фигура в сером плаще с капюшоном, натянутым до подбородка.
«30 секунд», - громким шёпотом предупредил серого призрака стражник, отпустив Кая.
Капюшон был откинут назад. Перед ним стояла Никта. Счастье.
Поцелуй.
Хорошая ученица.
Он улыбнулся.
След от слезы на щеке.
«Прощай, Кай»
«Прощай…»
Призрак скользнул внутрь чёрной кареты, дверь которой тут же была закрыта на замок подкупленным, видимо, стражником.
«Почему ещё здесь?» - холодный тон гвардейца.
«Подурнело парню, - с готовностью объяснил стражник, - дал вздохнуть. Не на себе же тащить его до входа. Я к Лабиринту не подхожу близко. Не настолько много мне платят».
«Болтаешь чересчур», - гвардеец спешился, подошёл к Каю, снял с него кандалы.
«Сами отведёте?» – удивился стражник. Это было нарушение ритуала.
«Да, - кивнул гвардеец, - убирайся».
Стражник лишь пожал плечами: с Гвардией не спорили. Он вернулся к карете, и вскоре они были уже далеко от места казни.

«Вперёд, - приказал Каю гвардеец, - тебе же легче, если быстрее всё закончится».
Они вместе подошли к проходу внутрь Лабиринта.
Мысли и чувства продолжали осыпаться, как плитка со стен Лабиринта.
«Оказать последнюю услугу? – гвардеец достал из ножен кортик, - чтобы не дни там мучиться, а час самое большее?»
«Нет, - Кай не узнал свой собственный голос, во рту отвратительно пересохло, - я не против пожить ещё несколько дней».
«Как знаешь, - гвардеец чуть подтолкнул его к входу.
Стоило ему оказаться внутри сверху донизу покрытого зеркалами Лабиринта, проход исчез.
«Давай, - он ущипнул себя за руку, - надо собраться. Время. Давай же!»
Спину пронзила отвратительная боль. Первое отражение.
«ДАВАЙ!»- крикнул сам себе Кай.

Единственным свидетелем того, что на самом деле произошло дальше, была смотрительница главных башенных часов Эйзоптроса.
Она наблюдала, как отъехала от Лабиринта карета, в которой привезли обречённого, как закрылся за Каем Лабиринт. Слышала его крик.
Ей пришлось схватиться за стенку, чтобы не вывалиться из Башни и не разбиться насмерть.
Она видела, как гвардейцы уехали прочь.
Она боролась с тошнотой, подступившей к горлу от невыносимой волны тишины, распространявшейся со скоростью ветра по столице от Лабиринта.
В итоге её вывернуло на площадку.
Прошёл час. Она так и не нашла в себе сил спуститься к механизму, чтобы завести его. Ей казалось, что если она вновь запустит время вскачь, рыцарь будет потерян навсегда.
И она решила подождать. Несколько металлических ударов передвигающейся с деления на деление минутной стрелки.
Прошёл ещё час.
И тут случилось то, что потом превратилось в главную новость мира на ближайшие несколько сотен лет.
Силуэт Лабиринта задрожал в воздухе. Оставшаяся на его стенах облицовка облетела как осенняя листва. Крыша провалилась, обнаружив узор ходов и тупиков, который всегда оставался загадкой. И странный звук сменил гнетущую тишину: казалось, что над Лабиринтом пошёл стеклянный дождь. Капли сверкали на солнце как драгоценные камни. И таяли, едва коснувшись темноты провалов. Затем стали крошиться стены. И вскоре от Лабиринта осталась небольшая, повторяющая узор ходов гряда камней.

Когда толпа разошлась, наёмные работники начали разбирать эшафот. Эта работа вызывала у них, судя по комментариям, раздражение и недоумение: зачем было сколачивать помост для того, чтобы объявить то, что все и так знали из афиш, расклеенных по всему городу, листовок и газет?
У настила остановилась юная цветочница, что не могло не вызвать оживления и неподдельной радости у плотников. Один соскочил к ней со ступенек эшафота: грудь колесом, глаза горят.
«Постой, красавица, - вихры богатые пригладил широкой ладонью, - может, познакомимся?»
Девушка усмехнулась: «С чего бы это?»
«А у меня, - он, лихорадочно соображая, чем бы заинтересовать кокотку, начал оглядываться вокруг. Взгляд упал на бледно-лиловый цветок у лестницы. Какая удача! – У меня для тебя подарок есть».
Сделал вид, что склоняется над своим мешком холщовым, сам же незаметно спрятал в кулаке нежный формой напоминающий колокольчик цветок.
«Вот, - протянул его девушке, - как зовут тебя?»
Цветочница рассмеялась звонко и обидно:
«Знаешь, что ты только что сказал на языке цветов?»
Плотник почесал макушку и беспомощно развел руками.
«Мои лучшие дни прошли», - продолжая хохотать, ответила девчонка, - и на твоём месте я бы руки вымыла, а то до ветру бегать замучишься».
Плотник выбросил цветок и кинулся к одному из фонтанов. Хорошо, артельный остановил:
«Ещё не хватало, чтобы детишек потравил. Из кувшина смой».

Пишет Хаос Мира зеркал. 15.11.11
Алина
ХУЛИГАНСТВО меняется на БЕССИЛИЕ

Ксанф
ВРАЖДЕБНОСТЬ меняется на БЕСПОКОЙСТВО

 

Пишет Никта. 23.11.11
Совместно с Ксанфом
Сутки в ожидании казни превратились в бесконечный кошмар. Никта не знала, чем занять себя, чтобы не думать о том, что Кай совсем рядом, что всё можно изменить, что казнь не состоится, если она просто попросит об этом.
Он жив.
Он дышит.
Он улыбается.
Он не простит.

Все эти долгие часы Никта не убиралась в доме.
Не хотела даже просто касаться тех вещей, которых касался он.
Платье, оставленное на кушетке в гостиной, рисунок над плитой, поднос с остатками завтрака – засохшие кусочки сыра, зачерствевший хлеб на столе в кухне, лента, которой он завязывал себе глаза, постельное бельё, которого касалось его тело, подушка, впитавшая его сны и запах, платок с монограммой РЭ, который он забыл на столике в холле.
Ей казалось, что пока всё остаётся так, как когда он ушёл, с ним ничего не случится.
И хотя было больно невыносимо видеть все эти вещи, но не сметь дотронуться до них, она смогла продержаться целых два дня.

Последний поцелуй Кая у Лабиринта превратил её сердце в кусок льда. Она физически чувствовала тяжёлый холод в груди.
И когда ехала в карете.
И когда выскочила из неё в одном из глухих переулков.
И когда шла пешком до дома.
Ощущение было совсем не из приятных, но Никта была благодарна ему за то, что оно не позволяло ей подумать о Кае.
Она уже издалека заметила, что на крыльце её особняка стоят молодой человек с роскошным букетом роз и девушка. Сердце отдалось болью, пронзительной до слёз. Никта остановилась.
Сделала глубокий вдох:
- Дай мне сил, - она подняла взгляд к небу, - сил. Пожалуйста.
Её отражение в уличном зеркале вымученно улыбнулось, усмехнулось устало, и наконец высокомерно хмыкнуло.

***

Ксанф почти взлетел на верхнюю ступень крыльца и постучал в дверь.
Ему никто не открыл.
Он снова побарабанил пальцами по двери, потом постучал громче. "Не может быть." Ксанф дернул дверь за ручку.
Дверь была заперта.
Он присел на порожки и положил цветы на колени. Свежий сладковатый запах роз окутал его в одно мгновение.
Ксанф перебирал руками бутоны, едва-едва их касаясь, словно гладил. Она скоро вернется.
Но пришла только служанка.
И очень удивилась, обнаружив Ксанфа, сидящим на ступеньках крыльца, хотя и не подала виду.
-Здравствуйте, - молодой человек тут же поднялся. - Я жду госпожу Эрклиг. Вы не знаете, где она? Или когда будет дома?
- Не знаю, сударь, - девушка сделала книксен, - я здесь уже неделю не появлялась. Миледи отправила всех слуг в отпуск. Я и сегодня здесь быть не должна. Но, боюсь, цветы погибнут без поливки. А она потом сердиться будет. Ой, - спохватилась она, - только не говорите ей, что я приходила, и с Вами о ней разговаривала.
- Всех отправила? А что случилось? Она куда-то уехала? – доктор нахмурился.
- Да вроде не собиралась, - пожала плечами девушка.

Чуть слышно скрипнула калитка.
Они обернулись.
По дорожке в их сторону медленно шла Никта. На лице её играла высокомерная ироничная усмешка.
-Никта. – Ксанф тут же спустился ей навстречу, но дальше не пошел. – А я Вас жду, - сказал он и чуть наклонил голову.
- День добрый, - она с благожелательной улыбкой кивнула на букет, - это мне?
- Да. Я пришел, чтобы извиниться. Пропал так внезапно, ничего не сказал и столько времени не появлялся еще. Нагло, конечно, думать, что Вы заметили мое отсутствие, но я надеюсь. – Он протянул ей розы.
- Хорошо, - она взяла букет, - прости, не могу в дом пригласить сегодня. Может завтра? – и не дожидаясь ответа, обратилась к служанке, - ты что здесь делаешь?
- Извините, миледи, - служанка побледнела и начала заикаться, - цветы… полить… завянут… ругаться будете…
Никта открыла дверь и пропустила девушку внутрь.
- Я совсем не напрашиваюсь. Но…все в порядке?
- Да, конечно, - она пожала плечами вполне буднично. И закрыла перед ним дверь.

Никта положила букет на столик у двери. Прошла в гостиную, взяла вазу, чтобы поставить цветы, затем направилась в кухню.
Служанка, напевая негромко, убирала со стола крошки.
Табурет, на котором сидел Кай, был передвинут чуть ближе к столу.
А чистый поднос - прислонен к одной из стен рядом с тазом для мытья посуды.
Ваза выпала из её рук.
Как выпало из сознания и несколько последующих минут.

***
В первый момент Ксанф вообще ничего не понял, но все-таки был рад, что девушка живая и здоровая, и даже взяла цветы. Юноша снова уселся на порожки, поставив перед собой рюкзак, черный кот тут же выпрыгнул наружу.
«Ну что, Медальон? Как считаешь, она обиделась на нас?» Животное недовольно фыркнуло в ответ и принялось вылизывать бок. «Да. Я б тоже обиделся».

Дверь внезапно открылась и из дома вылетела служанка: лицо её распухло от удара чем-то тяжелым, губы были разбиты в кровь. Запнувшись о Ксанфа, она скатилась кубарем с лестницы и застонала от боли: нога оказалась сломана в двух местах.
Ксанф бросился к ней на помощь.
- Что случилось? Где Вы поранились? – он аккуратно приподнял ей голову. - Постарайтесь не шевелиться пока. Так больно?
Девушка неопределенно качала головой, пока доктор прощупывал руки и грудную клетку, но как только Ксанф дотронулся до голени, служанка громко вскрикнула и потеряла сознание. Подвижные кости легко прощупывались сквозь натянутую до предела кожу. Стянув с рюкзака жесткую лямку, доктор, как смог, быстро зафиксировал два сустава.
-Никта! – юноша позвал хозяйку дома. – Никта! Мрак! Помогите мне!
Кости могли сдвинуться при любом движении и острым краем прорваться наружу, поэтому Ксанф не решился брать девушку на руки.
- Никта, ты меня слышишь? – Положив под голову служанке свой рюкзак, доктор бросился в дом.
Уже влетев гостиную, он сообразил, что что-то не так: кругом царил кавардак. В прошлый раз, когда Ксанф был в гостях, он отметил про себя, что Никта содержала особняк в идеальной чистоте. Настолько идеальной, что это даже несколько тревожило.
Ксанф вернулся в холл.
- Никта, - уже тише позвал он.
Однако хозяйка по-прежнему не отзывалась.
Он заглянул на кухню.
Никта хлопотала у разделочного стола, как ни в чём ни бывало, а на полу лежали ковром мелкие осколки стекла, девушка будто не замечала того, что они хрустят у неё под ногами. Продолжала колдовать над чем-то, хотя прежняя Никта уже давно бросилась бы на него с кулаками за то, что посмел войти в дом без разрешения.
- Никта, - окликнул он её.
- Эта мерзавка всё испортила, - негромко и спокойно объясняла она сама себе, - А надо, чтобы как было. Это важно.
Юноша медленно подошел ближе и заглянул ей через плечо.
Руки, ладони, пальцы её были изрезаны до кости чем-то острым, щеки, шея, рукава платья, фартук на поясе – всё было залито кровью.
Она аккуратно и сосредоточенно раскладывала на чистом подносе явно не первой свежести хлеб, сыр и устраивала красиво розетку с джемом… И без того неаппетитная снедь щедро сдобренная кровью, выглядела пугающе, отвратительно.
- Хотела поставить твои цветы в воду, - спокойно и абсолютно буднично сказала Никта, заметив, наконец, Ксанфа, - вазу разбила случайно. И зачем мне слуги, если они всё портят? Ты садись. Я сейчас чай поставлю. Будешь?

Доктор напрягся.
-Какой чай? - тихий металлический голос, - Никта, что здесь произошло?
Она, казалось, не обратила внимания его вопрос. Взяла чайник, налила в него воды. Поставила на холодную плиту.
-Никта, ты меня слышишь? – чуть громче.
В этот момент она сделала шаг назад, наступив на очередной большой кусок стекла, от чего тот громко хрустнул под каблуком. Девушка и бровью не повела.
Достала заварочный чайник, насыпала в него чай с горкой, залила холодной водой вперемешку с кровью и накрыла заляпанным кровью же полотенцем:
- Сейчас настоится, и будем пить чай.
Ксанф подошел еще ближе:
- Никта, - он дотронулся до её плеча осторожно. Чуть позже мы обязательно выпьем чаю, а пока: у тебя есть аптечка? – он старался говорить негромко и четко. Встав сбоку, попытался отстранить её от стола.
– Мне нужна твоя помощь, – повторил он. - Где аптечка?
Она не ответила ему.
Доктор перевел взгляд на руки девушки: из многочисленных порезов сочилась кровь.
А на пороге еще служанка с переломами.
И это стекло кругом, и плесневелый хлеб.
Никта успела только выдохнуть, когда Ксанф обхватил ее сбоку и сжал руки так, что пошевелиться было уже невозможно. Одной рукой он держал оба ее запястья, одновременно прижимая голову к собственному плечу, другой подхватил за талию и понес в гостиную.

Он усадил ее на диван и положил подушку под спину. Как назло шарфов, поясков или других подходящих вещей под рукой не было, поэтому Ксанфу пришлось оторвать рукав рубашки, вывернуть изнанку и перебинтовать обе ладони, связав их вместе.
-Считай медленно до тридцати. Я сейчас. - Он погладил ее по голове. - Будь умницей.
По пути схватил зонт, висевший на вешалке в коридоре и на секунду замер перед зеркалом.
- Ксанф…- вдруг позвала она его, - Ксанф!
-Да, Никта. Я здесь. - Он тут же вернулся, присев перед диваном, чтобы она могла видеть его лицо, не поворачивая головы.
- Не позволяй им ничего трогать здесь. Пожалуйста. Пообещай мне. Пусть ни к чему не прикасаются. Ладно? – взгляд у неё при этом был пустой. Как будто сама она была уже далеко от этого тела.
-Кому? Кому не позволять?
- Всем… Кто бы ни пришёл сюда, пока меня нет… - голос стал тише.
- А куда ты собралась? - он аккуратно завел ей за ухо прядь волос.
- Пообещай… - теперь это не было привычное никтино упрямство. Это был останавливающийся часовой механизм.
-Обещаю, хорошая моя. Обещаю.
- Всё обойдётся. Не печалься… Я просто отдохну немного, - она завалилась набок, Ксанф подложил ей под голову диванную подушку. Вздохнула умиротворенно, - так устала за эти дни… Посплю часочек… - закрыла глаза и замерла.

 

Пишет Алина. 30.11.11
Сезон фейхоа был в самом разгаре.
Правда, жители столицы не особо жаловали этот южный фрукт. Так что зеленые пирамидки возвышались на рыночных прилавках почти нетронутые.
А дома наверняка готовили варенье.
Ммммм.
Самое вкусное варенье на свете. Из фейхоа.
В кладовой все полки будут заставлены баночками с зелеными искрами.
Сотни граней вкуса. Можно есть на завтрак, обед и ужин круглый год.
Вкуснятина.
Может, тоже попробовать перетереть фейхоа с сахаром.
Ну да, она же все рецепты наизусть знает. Повар нашелся.
Алина купила мандаринов, гранатов и яблок.
И парочку фейхоа. Не удержалась все-таки.
Что за конец осени без зеленого горько-сладкого фрукта.

Вечерний фиолетовый туман сгущался. Солнце бросило в зеркала несколько оранжевых угольков и утонуло в сумеречной мгле.
Ветер усилился и стал обжигающе ледяным. Проносился по улицам, скрипя ставнями окон и поднимая капюшоны прохожих.
Возле ее дома, покачиваясь над ступенями, горел желтый чугунный фонарь. Лужа перед крыльцом замерзла, и хрупкий лед был растоптан мальчишками на множество мелких осколков.
На подоконнике хозяйского окна стояли незажженные свечи. В глубине комнаты огненными переливами играл камин.
Она ускорила шаг. То и дело подносила руки ко рту, пытаясь согреть их своим дыханием, но безуспешно.
Ночные переулки Эйзоптроса были не самым безопасным местом для прогулок. Грабители, хулиганы и бродяги подстерегали почти на каждом углу.
Вдруг она оступилась, выронила из рук корзинку с фруктами, и тут же оказалась прижатой к стене, тонкий лед у горла.
- Я понял, - чье-то дыхание неприятно согрело щеки. – Это ты.
- Что, я? – лед не таял, а становился все более осязаемым и твердым, как камень или сталь.
- Это ты тогда. Ноэля и всех ребят. Я понял, - голос незнакомый абсолютно, металлический и звенящий.
- Докажи, - последние звуки растаяли в сером облаке ее дыхания.
- Я просчитал. Это ты сделала.
- Может быть, - она стояла спокойно, произнося слова полушепотом, заставляя их уноситься вместе с порывами ветра. – А может, и нет.
- Я добьюсь, чтобы тебя уволили из кафе.
- Ты же сказал, что все понял.
Ответа не последовало.
Плечо затекло от его стальной хватки. Руки онемели от холода.
- А нож зачем?
- Убить.
- Уже убил бы тогда.
- Я же сказал: я все понял. Могила.
Чуть погодя, лезвие соскользнуло в темноту.
Она слышала, как он пытался в темноте попасть в ножны.
Хруст ледяных осколков возле дома и колеблющиеся тени вдоль стен.
Он дернулся, словно от удара, и провел ножом ей по животу.
Она даже не сразу поняла, что случилось. Боль почувствовала через несколько мгновений, когда он уже убежал. Тихонько застонав, съехала вниз по стене и прижала руки к животу.
Шаги приближались.
Прохожий споткнулся о рассыпанные фрукты и тихо выругался.
Она почувствовала на ладонях липкую теплоту. Встала с трудом, схватилась за стену и, медленно, шаг за шагом, стала двигаться по направлению к дому.
Человек прошел мимо. Резко обернулся.
- Что с Вами? Вам помочь?
Она не ответила.
Он подошел ближе.
- Все в порядке, - шепотом, он едва разобрал.
- Я работаю в больнице. Я могу Вам помочь.
- Благодарю, не стоит.

Свечи на хозяйском подоконнике горели тускло.
Было тепло. В камине гасли последние угольки.
- Я тебя не узнал в темноте, - улыбнулся он, вытирая руки о белоснежное полотенце. – Все в порядке?
Она приподнялась на локтях.
- Это комнаты хозяйки?
- Да, - студент усмехнулся беспечно, перекинув полотенце через плечо. – Она на кухне, чай ставит.
Он присел на краешек дивана, где лежала девушка.
- Ты везучая. Поверхностно, органы не задеты, крупные сосуды тоже. Кто это?
- Один знакомый. Случайно.
- Ничего себе, случайно, - фыркнул студент, расправляя подвернутые рукава рубашки. – А если говорить серьезно, то, конечно, знакомые встречаются со знакомыми только темными вечерами в безлюдных переулках. Да?
Алина улыбнулась, скользнув взглядом по своему отражению в стекле круглого аквариума, стоявшего на тумбочке у изголовья.
- Разумеется. Разве можно по-другому поддерживать дружеские связи?
- А вот и наш чай, - старушка в накрахмаленном чепчике осторожно внесла поднос с тремя фарфоровыми чашками из семейного сервиза.

- Я зайду утром. Вставать нельзя. Хозяйка обещала тебя проведывать. Если станет хуже, хотя не должно, скажи обязательно - я оставил ей адрес - пойдем в больницу, - он положил ее на постель, укрыл пледом и поправил подушку.
Алина улыбнулась смущенно.
- Спасибо большое. Но это уже лишнее, правда.
- Ничего подобного. Я ведь будущий врач. Дай мне потренироваться.

Солнечные лучи падали на корзинку с фруктами и, отражаясь миллионами бликов, окрашивали дешевые обои в зеленый, оранжевый, красный.
Алина осторожно приподнялась. Странно, но боли почти не чувствовала.
Корзина с мандаринами, гранатами, фейхоа и запиской.
«Доброе утро. Надеюсь, ты любишь фрукты. Зайду вечером. Вставать нельзя. Юнатан».

Ножи в гаудеамусской кухне отбивали привычную дробь.
- Два стейка, три «Эгирана» и пять эспрессо.
- Когда будет соус?
- Пятый столик требует заказ немедленно.
- Где корица?
- Я говорил, что уже пора снимать с огня!
- Все, - вздохнул шеф, вытирая пот со лба сложенным вчетверо платком. - Перерыв до двух. Алин, горячее здесь, порций четыре будет, - обратился он к распорядительнице зала. - А там уже пусть все ждут нас.
Повара разошлись.
- А Вы почему не уходите? – спросила она оставшегося на кухне повара по соусам.
Он неопределенно мотнул головой, не отрывая взгляда от плиты.
Сорвал снежной белизны колпак, запер двери кухни и сел на какой-то табурет. Потом снова встал, вернулся к плите и стал переливать красную жидкость из жестяной миски в соусник.
- Работы много, - бросил через плечо.

Пишет Эретри. 30.11.12
За день до казни.

Было холодно и страшно стоять напротив этой двери, словно она открывалась в зеркало. Эретри даже рассеянно наклонила голову чуть вбок, пытаясь вглядеться в непроницаемо темную дверь. Так странно. Может быть, она тоже открывается при помощи верлия? Или нужен другой цветок, другой шаг, другая решимость? Другое – что? Трижды Эр подняла дверной молоток и трижды опустила. Отступила назад. Несколько раз сжала в кулак клейменую руку. Вдохнула глубоко. Она будто стояла на пороге больницы, где собиралась сдавать кровь. Она ожидала, что дверь, враждебно скрипнув, едва приоткроется, но та распахнулась резко, чуть не слетев с петель.
- Кто такая? С какой целью?
Эретри совсем растерялась, не могла сказать ни слова. Она злилась на себя, кусая губы. Но клеймо ярко сверкнуло, словно напомнив о себе. И это не ускользнуло от внимания гвардейца. Он грубо схватил её руку и развернул ладонью вверх.
- Ясно, - хмыкнул, не в силах сдержать презрения. – Зодчий. Но мы не получали разрешения пропускать тебя.
- Так спросите ещё раз, - Эр пристально смотрела в глаза гвардейцу. Сама не ожидала от себя такой дерзости. – Спросите. Я прошу вас.
- Да кто ты… - гвардеец отшатнулся от неё, как от прокаженной. Полумрак холла скрыл его в глубине. Дверь захлопнулась – то ли от сквозняка, то ли благодаря какой-то неведомой силе.
Эретри отошла и устало опустилась на ступени. Будь что будет. Она вся обратилась в счет, секунды ударяли по нервам больно и хлестко.
Двадцать четыре минуты. Тяжелые шаги за дверью. Удар.
Она обернулась: полумрак разливался в дверном проеме, будто приглашая насмешливо. Было тихо. И никого на страже.
Эретри зачем-то задержала дыхание, приближаясь к этой темноте. Ещё один шаг – и Эйзоптрос с грохотом исчез за спиной. Прошло немного времени, прежде чем глаза привыкли к серому сумраку. Эр закашлялась: ей показалось, что в горло забилась колючая стеклянная пыль. Эхо хрипло передразнило, отразившись в далеких стенах.
Но поразил вовсе не этот серый цвет, а пустота вокруг. Ни человека. Гранитный будто бы несколько лет пустовал, настолько безжизненно и бесшумно было вокруг. Куда все делись?..
- В какую сторону идти? Пожалуйста, ответьте мне! – бесполезно. Тишина была непроницаемой. Ни тени, ни шепота, ни ответа.
Парадная лестница казалась самым ярким пятном в окружавшем бесцветии. Коснувшись холодных перил, Эр снова попытала счастья:
- Мне нужно поговорить с Безымянным… Не могли бы вы привести к нему?
На этот раз она чуть повысила голос. Эхо проворчало что-то и замолкло высоко над головой.
Она взглянула наверх и из-за этого споткнулась, больно ударилась ногой о слишком высокую первую ступеньку. Чуть не закричала от боли. Просто это было уже слишком. Но, сжав зубы, упрямо встряхнула головой. Нет. Некогда плакать. Подумаешь…
Прихрамывая, Эретри стала подниматься по лестнице. Из серости в серость. Ну и ладно. Будь что будет.
Когда ей уже начало казаться, что сил больше не осталось и она вот-вот упадет на ступени, Эр увидела знакомый широкий проем. Всё, как прежде. И двери снова открыты. Так нахально, словно не ждут никого. Да и действительно, кто стал бы бродить по Гранитному в поисках того самого зала? Уж явно не хаосов раб.
В сердце кольнуло противно. Но у Эретри не было времени, чтобы отдышаться. До шахматного стола она доковыляла почти без остановок. И только там, в самом центре холодного и серого пространства, в ошеломляющей дали от стен она ощутила весь ужас тишины.
- Где ты…
В горле защипало солоно, и Эр снова жестоко закашлялась. Пришлось схватиться за спинку стула, чтобы не поскользнуться на гладком полу.
- Отзовись, - она выпрямилась было в ожидании ответа. Но тут же отвернулась, закрыв ладонями лицо. Как будто играла в прятки. Одна.
- Чего ты хочешь, Зодчий?
Голос прозвучал словно из ниоткуда. Убрав руки от лица но, не оборачиваясь, Эр сказала:
- Поговорить.
- Говори.
Она повернулась на голос.
- Что с тобой? Ты меня не узнаешь?
- Я назвал тебя "Зодчий". Нет?
Он был страшно бледен, словно после тяжелой болезни. Или при смерти.
Эретри шагнула к нему. Забыла слова.
По щекам - слезы.
Он смотрел сквозь неё.
- Прости меня.
- За что?
Она не ответила. Просто подошла, хотела обнять его.
Он отшатнулся от неё.
- Прости за боль.
Сказала тихо, одними губами.
- Мне не больно.
Она покачала головой.
- Так ты не помнишь меня?
- Помню.
-Тогда почему не назвал по имени?
- Зачем?
Эр пожала плечами. Вытерла слезы по-детски резким движением.
- Не знаю. Так принято почему-то. У знакомых людей.
- Людей. Я не человек, если ты не заметила. Давно. И, помнится, я даже говорил тебе об этом.
- А для меня - всё равно человек, - она закусила губу. Всё это было как-то неправильно. Слова.
- Извини.
- Забудь. Чего ты хотела?
- Может, сядем?
Она кивнула в сторону стульев.
- Мне нужно будет уйти скоро.
- Мы недолго.
Эр потянула Безымянного за руку. Он поморщился от её прикосновения. Но всё же подошел и сел за шахматный стол. И то, наверное, лишь потому, что стоять ему уже было трудно.
Эретри хотела придвинуть свой стул, но он оказался непомерно тяжелым. Пришлось сесть напротив.
Молчать нельзя было долго, время уходило. Она спросила негромко:
- Как ты? Я вот... вернулась из Дакии. Вроде как.
- Чего ты хотела?
- ...Представляешь, всё никак не могу привыкнуть к тому, что волосы короткие такие, - она неловко махнула рукой. Улыбнулась невесело, взглянув на него снова.
- Проведать тебя хотела, Алекс.
Имя выскочило своевольно. Мысленно Эретри уже ругала себя за это.
Он никак не отреагировал на это имя.
- Я должен идти.
Зато Эр оцепенела на миг. Ей показалось, что одна из шахматных фигур шевельнулась едва заметно. Белая ладья.
Но, наверное, это просто глаза слезились.
- Как мне хотелось бы найти твое имя, - она прошептала, точно кто-то ещё в зале мог услышать их разговор.
- Не стоит, - Безымянный отвернулся, - оно мне без надобности.
-Прости. Понимаю, глупо. Может, и лучше без имен.
Она замолчала, но, увидев, что Безымянный собирается уходить, выпалила:
- Останься. Пожалуйста.
- Для чего?
- Мне страшно. И Ринн пропал. И верл... - она поперхнулась.
- И Ло... - жестокий холод не дал ей договорить. Она сжала кулаки.
- И Хозяин. Не отвечает.
Последние слова оказались слишком громкими.
- Я ничем не могу тебе помочь.
- Я не прошу о помощи. Я хочу поговорить с... ним. Можно я пойду с тобой?
- Куда? В сундук, где он обычно хранит меня? - усмехнулся холодно Безымянный, - не думаю. Хочешь поговорить с ним, добивайся через зеркала.
- Можно и в сундук. Вдруг и меня когда-нибудь решит туда засунуть. Он не отвечает, когда я пытаюсь через зеркала.
- Тогда тебе никто не поможет.
Она опустила голову на мгновение. Потом встала и сказала очень тихо:
- Тогда разреши хотя бы проводить тебя.
- Нет. Это невозможно. Возвращайся к себе и живи, как жила раньше. Не нужно привлекать к себе его внимание глупыми бессмысленными поступками.
- С чего ты решил, что я хочу привлечь его внимание, провожая тебя? Не надо, так не надо. Так бы и сказал.
Она развернулась и пошла в сторону двери.
Он не остановил её. И даже не обернулся, когда дверь захлопнулась за ней.
Через несколько шагов она всё же остановилась, бросилась было обратно – будто потянули за невидимую нить. «Марионетка». Вырвалась мысль. Прошептала вслух, возвращаясь к лестнице.
Внизу, в холле, по-прежнему не было никого. Ни цвета, ни звука. Ей не хотелось спускаться. Она села на верхнюю ступеньку, обхватив руками худые колени. Было ли это отчаяние или простая слабость – Эретри не знала.
Тихие шаги позади она не сразу услышала.
Кто-то положил ей руку на плечо. Эр даже не испугалась, обернулась спокойно. Надо же, отражение.
На губах – легкая улыбка. Тихо, но почему-то радостно Доверие сказало:
- Пойдем.
- Куда? Я не пойду.
Отражение потянуло её за рукав настойчиво.
- Здесь есть другая дверь.
- И зачем она? Думаешь, мне разрешено бродить по Гранитному, где вздумается?
- Тебя ждут.
Неуверенно Эр провела по волосам ладонью, будто приглаживая.
- Кто?
- Ты увидишь. Идем же, ну?
Поднявшись на ноги, Эр постояла ещё некоторое время неподвижно. Будь что будет? Пожалуй. Она протянула Доверию руку.
- Веди.
…В левой стороне от двери, открывавшейся в шахматный зал, тянулся темный коридор, еле освещаемый редкими факелами. Шаги отдавались в его глубине гулко, как в пещере. Эретри споткнулась несколько раз на ровном месте, из-за чего Доверие постоянно норовило замедлить шаг. Приходилось подгонять, без конца повторять: «Я в порядке». И это вынуждало отражение идти ещё медленнее – Эретри совсем забыла, что слово «порядок» звучало в Гранитном чересчур инородно.
Наконец, они остановились.
- Туда, - вздохнув, Доверие указало ей на узкую дверку, освещенную двумя факелами по обеим сторонам. Здесь коридор заканчивался, - Дальше иди сама.
- Спасибо, - Эр кивнула. Уже стоя у двери, краем глаза она заметила, что отражение не уходит.
- Подожди меня там, - махнула рукой, - Снаружи.
Не дождавшись ответа, дернула ручку. Яркий свет едва не ослепил её. Она чуть покачнулась, шагнула вперед, закрывая лицо. Дверца сразу же закрылась за спиной, как и все двери в этом здании.
Свет был так ярок и назойлив - казалось, Эр слышит в ушах его гул. Всё же зрение постепенно привыкло, медленно она опустила руки.
И чуть не вскрикнула, увидев перед собой широко раскрытые глаза, бирюзово-серые. Лишь через несколько секунд она поняла, что смотрит на собственное отражение…
Комната за дверцей оказалось совсем крошечной: узкая каморка с низким потолком. Только один человек мог поместиться в ней, да и то стоять он должен был на одном месте – ещё один шаг не получилось бы сделать. Потому что остальную часть комнатки занимало большое зеркало в массивной серебристой раме. Одно легкое движение – и уткнешься в него носом… Слишком близко сверкало это зеркало, смотрело насмешливо в самое сердце.
Лицом к стеклу и стояла теперь Эретри, возле её рта оно чуть запотело от прерывистого дыхания.
В горле пересохло, Эр зажмурилась, надеясь, что это окажется тяжелым сном. Смотреть самой себе в глаза было крайне неприятно…
Качнувшись и зачем-то привстав на носки, она шепнула:
- Вы здесь?
"Здесь", - только теперь это была не обычная кровавая надпись на зеркале, а движение холодного воздуха. Как если бы каждая буква впечаталась в девушкино дыхание.
"Я скучала". Выдохнула, не сказала. Странное ощущение легкости появилось вдруг - будто она возвращалась домой после долгого мучительного путешествия.
«Я – тоже», - ответил холод.
Она хотела было что-то вычертить пальцем за запотевшем стекле, но быстро стерла.
- Мне было страшно в Дакии, - беспокойное дыхание добавило в серый воздух нотку тепла. Эр помолчала, прислонившись к стеклу лбом:
- И мне страшно сейчас.
- Это значит, что Вы делаете что-то не так, - ответил холод.
- Если бы я знала, что мне делать... - она вслушалась в движение звука. Зеркальная гладь чуть дрогнула, впитывая слова, точно воду.
- Я запуталась совсем.
- Это зависит от того, чего Вы хотите, Зодчий, - ответил её собеседник.
- Для начала, - она запнулась на мгновение. Только сейчас ей показалось странным то, что к ней обращались "на Вы", - Для начала я хотела бы знать, где Ринн. Я знаю, что перед уходом он говорил с Вами.
- Он ушёл искать Кая, насколько я понимаю, - ответил Хозяин мира.
Эр чуть не закашлялась от этих слов. Обе ладони она прижала к стеклу, чтобы успокоить его дрожь.
Посмотрела себе в глаза, ненавидя этот взгляд - растерянно-неподвижный.
- Но почему?
- Видимо, потому что Ринну не всё равно, что случится с ним? – не ответил, спросил холод.
- Почему он не сказал мне? Почему не взял меня с собой?
- Он человек. А человеческие души для меня – потёмки. Вам лучше самой у него спросить.
Она покачала головой. В глазах чуть потемнело, но ненадолго.
- Да. Человек. Но что он сможет сделать один? И ведь знал, что мне будет трудно отправиться вслед... Дайте мне сил, верлонт. Своих, боюсь, вряд ли уже хватит.
- Сил на что, Зодчий?
- Чтобы найти Ринна. Вернуться вместе с ним к Каю, спасти его.
- Ринн сам вернётся, когда не сможет найти Кая, - ответил Хаос.
"Кай найдется!" - хотела она крикнуть. Но голова закружилась вдруг, знакомая слабость разлилась черной волной.
Чтобы не упасть, ей пришлось теперь уже всем телом прислониться к стеклу.
- Пожалуйста... - всё, что ей удалось прошептать.
Холод окутал её заботливым мягким одеялом.
- Тшшшш, - произнёс Хозяин мира ей на ухо.
"Не оставляйте меня" - она сказала беззвучно, коснувшись губами морозного стекла. "Не..."
Не удалось договорить. В уютном оцепеневшем мраке Эр замерла, слыша только стук крови в висках.
- Не оставлю, - мрак погладил её по голове.
Мир дрогнул, исчез. Исчезло и время.
Засыпая, Эретри чуть потянулась, будто в кровати. Несмотря на холод, ей было очень тепло.
Потом ей показалось, что она проваливается в зеркало. Или будто стекло одело её в гладкое серебро, окутало с ног до головы.
Сон-наваждение рассеялся лишь на следующий день, но Эр не совсем не ощутила бега времени. Силы вернулись к ней, она потянулась сладко. Словно проспала всю ночь в кровати, а не стоя перед зеркалом, лицом к мерцающей бездне.
Не сразу и удалось вспомнить, что она находилась в Гранитном.
С осознанием этого вернулся страх. Но теперь он был даже сильнее, холод пробирал до костей.
Эр повернулась было к двери, как поверхность зеркала вдруг снова исказилась морозной рябью. Она задержала дыхание, прислушиваясь.
Тревожно засверкали края у самой рамы. Не выдержав этого выжидающего блеска, Эр спросила тихо:
- Что-то случилось?
- Нет.
- Я ухожу искать Ринна... Кая тоже, - она помолчала, глядя себе в глаза. - Можно с Вами попрощаться?
- А Кая зачем Вам искать?
- Как - зачем?.. - она осеклась в замешательстве.
- Он в городе. Сейчас. Буквально в пяти минутах быстрой ходьбы от Гранитного.
Сердце было готово выпрыгнуть из груди.
- Он свободен? Жив? Здоров? Где он? Я сейчас же пойду к нему... Я... Простите, - губы её дрожали, - Я так рада. Мне не верится, правда, не верится...
- Жив. Здоров. Пока. Не нужно никуда идти. Вы ему теперь только помешаете. Так сказать испортите вкус триумфа.
- Пока? Что это значит? Я должна его увидеть! Он... арестован? - догадка ударила жестоко.
- Нет. Сам себя держит.
- Могу я увидеть его сейчас? Пожалуйста, через зеркало... Мне очень нужно знать, что с ним всё в порядке. Или хотя бы скажите, куда бежать мне.
Зеркало потемнело.
Площадь, центральная. Толпа людей. Ближе, ближе. Эр замерла, побледнев. Эшафот. Такой не строили никогда. Далекий, как из тумана, объявляющий голос закончил фразу: "...Лабиринт".
Человек. На помосте. Кто? Она не верила, отказывалась верить до последнего. Ближе, ближе. Лицо.
Она увидела. Кай.
Холод – насквозь. Его глаза. Незнакомо сверкнули, кривая ухмылка – он отвернулся, уже уводили, вниз, туда, к темной карете…
- Нет! – Эретри ударила ладонью по стеклу, не услышав своего голоса. Словно она могла разбить всю площадь, дотянуться к нему.
- Нет, - прошептала, охрипнув от тишины. Кая уже увозили прочь.
Она стала говорить. Она умоляла, просила забрать её вместо брата. Немыслимые вещи, до хрипоты, до лихорадки.
- Что угодно. Я сделаю что угодно. Любая цена. Пощадите его только, пощадите, верлонт!..
Время шло. Карета уже была у Лабиринта.
Хрупкая тень метнулась к приговорённому. Исчезла.
Появились гвардейцы.
Кая подвели к входу в Лабиринт. И он сделал шаг внутрь.
- Пообещайте мне, что никогда не увидитесь с ним, если он выживет.
- Обещаю.
Она опустила голову.
Лабиринтовый вход исчез.

 

Пишет Дейв Картер. 02.12.11
Было около половины седьмого вечера, когда я подъехал к Эйзоптросу и начал выгружать из экипажа свой немногочисленный багаж - одну сумку с вещами и другую - с книгами. Оставшись в гордом одиночестве на мощёной дороге, ведущей в город, я наконец-то смог разглядеть его во всей красе. Тёплое вечернее солнце отражалось в зеркалах на крепостных стенах и дробилось на множество бликов, которые освещали всё пространство перед рвом. Я подошёл ближе, мельком заметил своё отражение на стене и посмотрел вниз. Ничего особенного, всего лишь вода... Вода, зеркала и этот свет... Откуда-то взялось ощущение близости, родства с этим городом. Такое же чувство я испытал и несколько дней назад, когда получил то самое письмо, первое за столько лет. Сначала я подумал что оно от Лориэль, но когда прочитал его, то усомнился в этом. И сейчас, стоя у входа в столицу Мира Зеркал, я снова разворачиваю этот тонкий пергамент, на котором витиеватым почерком написано: "Приезжайте через четыре дня. Мы ждём Вас в семь часов вечера. Эйзоптрос". Я достал из кармана часы и убедился, что время почти истекло - секундная стрелка уже приближалась к двенадцати, было без минуты семь. Будучи готовым к чему-то новому, я не удивился, когда внутри ворот началось некоторое движение и мост начал плавно опускаться. Спустя минуту или две, я вошёл в город, который позвал меня. Надежды на то, что меня встретят с самого начала были невелики, но теперь рассыпались окончательно. Город кипел своей жизнью, никто не обращал на меня внимания, поэтому, не медля ни минуты, я взял свои сумки и пошёл вперёд, в закусочную "Мрак", что в самом центре Эйзоптроса". Я оторвался от дневника и заказал ещё одну чашку крепкого чая. Теперь пора подумать, где я останусь на ночлег, ведь скоро ночь, и меня не прельщает перспектива мерзнуть Бог знает сколько часов на улице...

 

Пишет Хаос Мира Зеркал. 03.12.11

Ксанф
НЕПРЕКЛОННОСТЬ меняется на ЭГОИЗМ

Никта
БРЕЗГЛИВОСТЬ меняется на БЕЗНАДЁГУ

 

Пишет трио Рита-Лека-ЛХ

Как обычно, в 6:45 она зашла в кондитерскую недалеко от Центральной площади. Здесь её уже ждали свежие круассаны, джем и горячий кофе в кувшине. Как обычно.
Она расплатилась с хозяином 3 никсами. Как обычно.
И в 6:47 уже была у выхода, когда дверь внезапно резко распахнулась, кувшин выскользнул у неё из рук и, упав на пол, разлетелся на множество мелких осколков, обрызгав девушку и виновника происшествия, молодого человека в расстегнутой на груди рубашке и с наглым взглядом.
«Какого мрака?! – он не смог сдержать эмоций и выругался, как ругаются только на конюшне, - руки не из того места растут. Эй, Пьер, какого такую растяпу нанимать было? Она тебе так всю посуду перебьет»
Часовщица побледнела от стыда и обиды:
«Извинитесь, сударь».
Тьерри оглядел девушку с ног до головы. Девчонка была ни рожи, ни кожи, одета бедно – такая его бы не заинтересовала, будь она даже последней представительницей женского пола в Мире.
- Не кипятись, красавица, - с усмешкой ответил он. – Можешь считать, что угостила меня кофе.
Он попробовал смахнуть капли темно-коричневого цвета, уже въевшиеся в рукав белоснежной шелковой рубашки.
В абсолютной тишине она подошла к прилавку, взяла другой кувшин, вернулась к наглецу и вылила ему на голову молоко. И с милой улыбкой сказала: «Кто же угощает кофе без молока? Ещё расстройство желудка случится от целого кувшина-то».
Тьерри выплюнул молоко изо рта, попав ей на щеку, и вытер лицо рукой.
- Это у тебя расстройство мозгов случилось, - он схватил ее за руку и потянул к прилавку. – Зачем останавливаться на достигнутом? Еще и круассаном меня угостить сможешь.
К Тьерри вернулось хорошее настроение – в конце концов, количеству его рубашек могло позавидовать большинство жителей Эйзоптроса, а такое развлечение выпадало не каждое утро.
- Пьер, она часто у тебя бывает?
- Каждый день.
- Отлично. Дай полдюжины круассанов, три банки джема и большую банку какао. И запиши на счет этой очаровательной леди. У нее, видимо, сегодня жадность отразилась.
Булочник сложил заказанное в пакет. Ссориться с молодым аристократом не хотелось – кондитерская хоть и была недорогая, но люди из этого круга захаживали сюда очень часто. Бойкое место.
Не дожидаясь ответа часовщицы, Тьерри взял пакет и выскочил на улицу.
- Интересный способ просить милостыню, - презрительно усмехнувшись, прокомментировала часовщица хозяину кондитерской, - ну лишь бы не лопнул от переедания с непривычки, бедолага.
- Чао, красавица! Спасибо за прекрасный завтрак, - он послал ей воздушный поцелуй и скрылся из виду.
А потом ответила молодому человеку, который посылал ей воздушный поцелуй в это время: "Приятного аппетита".
* * *
Забава была совершенно дурацкая: на невысокое препятствие вешали зеркальце, а потом прыгали по очереди. Риск небольшой: лошадь не задевала зеркало копытами, но если налететь на препятствие как-то совсем неуклюже, можно было загреметь в Лабиринт.
Вернее, можно было бы еще недавно. Теперь Хаосу пришлось бы наказывать неудачливого всадника иначе.
Это стало еще и проверкой на смелость, на право входить в круг избранных – лучших всадников столицы. Начинали самые младшие – те берейторы, у кого опыта было совсем немного. И с каждым разом планку передвигали выше на одно деление. Гато прыгал одним из последних. Он ждал своей очереди и оценивающе разглядывал выражения лиц, ровность аллюра. Нервно подхлестнул лошадь Дан, выдохнув с облегчением, когда препятствие оказалось позади. Тьерри перестал улыбаться перед прыжком – а в Мире было не так много вещей, которые могли стереть с его лица улыбку. И вот его очередь.
Кристобаль был абсолютно уверен в себе. Тем более, сегодня он прыгал на Орвинде, одном из лучших жеребцов конюшни баронессы. Гато подогнал коня. Жеребец уверенно взял темп, но прямо перед препятствием стал косить на зеркало глазом и сделал закидку. Ни шенкель, ни плеть не могли заставить его даже подойти к барьеру.
- Мрак, не знаю, что с ним сегодня, - Гато слез с коня, пытаясь его успокоить. Он был разочарован неудачей, хоть и старался не показать виду. – Ну, ребята, давайте свой фант.
- Ну, держись.. - Тьерри задумался.
Мерзкая прыщавая девка с ключом на поясе всё не шла у него из головы. И не то, чтобы после того случая круассаны застревали в горле, но теперь каждый раз, заказывая кофе, с молоком или без, какао, джем или всё те же злополучные круассаны он вспоминал её ехидную улыбочку и слова, брошенные вслед: «Приятного аппетита».
- Давай как обычно – поцелуй незнакомки. Я тебе покажу твою «избранницу», - Тьерри подмигнул Кристобалю.
-Что за ребячество! Это было уже сто раз, неинтересно. - Гато отмахнулся от друга, - И не забудь: я не могу теперь. – Он показал руку с обручальным кольцом.
- Нет, ну если ты хочешь слить фант.. - начал Тьерри.
Кто-то разочарованно вздохнул. Кто-то пробормотал «вот поэтому я и не женюсь», а еще «подумаешь, один поцелуй».
- Ладно, ладно, - Кристобаль поддался общему настрою. – Так и быть, покажу вам, как это делается.
* * *
Когда Тьерри толкнул его в бок и сказал негромко «вот эта», у него на секунду пропал дар речи.
Девушка совсем не вдохновляла на любовные подвиги. И это мягко говоря.
- Ты уверен? – также негромко переспросил Кристобаль. Они стояли на противоположной стороне площади, и девушка, вышедшая из дверей часовой башни, не могла видеть их за высокой чашей с фонтана.
- Ага. Мне кажется, как раз в твоем вкусе.
- Ну, ты змей. Ладно, зато адюльтер точно исключен.

* * *
Каждый день она возвращалась домой одной и той же дорогой: по Дельриторно, потом у библиотеки сворачивала к центру каких-то там исследований (чтобы прочитать, каких, нужно было обойти здание, а она не видела в этом смысла), проходила по переулку до кафе Гаудеамус и площади Рейнера-Блана, и оказывалась в жилом квартале, в котором родилась и выросла. Можно было не делать крюк и пройти по главной улице почти до казарм стражи, но она привыкла сворачивать в безлюдный переулок со звенящей – после шума и окриков Дельриторно – тишиной. Тут редко можно было кого-либо встретить, разве что студентов, засидевшихся в кафе, бегущих на лекции.
Но сегодня…
Привычная реальность была изуродована невесть откуда появившимся в этом глухом переулке лотком, на котором аккуратными пирамидками были разложены яблоки, инжир, апельсины, гранаты и какие-то зеленые плоды, похожие на лимоны.
Она остановилась.
Торговец, молодой незнакомый парень, улыбнулся ей и подмигнул, указывая приглашающим жестом на товар: мол, подходи, не стесняйся.
Часовщица, склонив голову набок, внимательно посмотрела на него, отметив, что слишком уж хорош собой лотошник: такому бы в театре играть или по балам ездить в карете. Потом пристальный взгляд её снова упал на необычные зелёные фрукты, и она подошла поближе:
- Что это? - она указала на незнакомые фрукты.
- Это заморские тангоры, барышня. Знаете яблоки «хаосова радость» - вот тангоры раз в пять кислее будут! – Торговец опять улыбнулся, в его карих глазах зажглись озорные огоньки.
- Это для того, чтобы «хаосова радость» радостью показалась? – скептически выгнула бровь она.
- Неет, это чтоб «горькую» слаще пить было. Их для настойки берут или к бренди. Возьми, барышня, мужа своего порадуешь.
- Хм, - она пожала плечами и, развернулась, чтобы уйти.
- Подожди, барышня, я тебя обидел чем-то?
- Нет, - она даже не обернулась.
И напрасно, потому что если бы она обернулась, она увидела бы, как торговец с усмешкой одним пальцем коснулся пирамидки тангоров.
Плоды запрыгали по мостовой, и пара их выкатилась аккурат перед носками ее туфель. Она остановилась.
Не воспользоваться возможностью рассмотреть диковинку поближе, при этом не беря на себя обязательств купить что-нибудь у странного торговца фруктами, она не могла.
Подняв тангор, она повертела его в руках, внимательно отмечая про себя особенности кожуры, ярко-зелёной и бугристой, запаха, чуть более сильного и резкого, чем у лимона или лайма…
- Интересно, - пробормотала часовщица себе под нос, - заморский… Кого им заморили?
- Можете взять его себе, барышня, - она и не заметила, как торговец оказался рядом с ней. И даже слишком близко, чтобы она могла чувствовать себя в безопасности.
Обычное торгашеское панибратство и распевные интонации вдруг исчезли куда-то. Часовщица подняла на него взгляд.
В его глазах был вопрос, который раньше ей никто не задавал.
- Повезло ему, - молодой человек дотронулся до тангора, - заговорили с ним без принуждения, пальчиками прикоснулись своими…
Она смутилась, что бывало с ней не так часто. Выронила фрукт из рук и вытерла машинально ладони о юбку платья.
Торговец опустился на одно колено и поднял тангор:
- Он проделал долгий путь, через моря Эгираны, возможно, даже видел морского дракона.
Теперь она смотрела на него сверху вниз. Молодой человек не отводил взгляда.
- Хотя этот уже и по столичным улицам изрядно покатался, лучше взять другой, - с этими словами поднятый с мостовой фрукт исчез в его руках и словно ниоткуда появился новый, покрупнее, с зеленым листиком.
- Не нужно, - она едва смогла произнести это: дыхание перехватило от восхищения и удивления, - спасибо. Я пойду. Ладно?
- Хотите, научу этому фокусу?
- Хочу, - в её глазах помимо восхищения и любопытства он уловил промелькнувшее недоверие.
И в очередной раз он подумал о том, как жесток был Тьерри в своём выборе:
- За поцелуй, - поэтому голос дрогнул чуть заметно, когда она произносил условие.
Эта секундная заминка заставила её сердце йокнуть болезненно.
- Хаосова радость – мой поцелуй для такого красавца, - не для него, для себя констатировала она бесстрастно, - может, лучше пара монет?
Его огорошила её злая ирония, безжалостность по отношению к себе. Какой там фант?! Он посерьёзнел.
- Так нельзя. Запомните, леди, поцелуй женщины всегда высочайший подарок. И не говорите о себе так, пожалуйста.
- Тогда тем более ваше предложение, сударь, выглядит странным, - усмехнулась она, но в глазах при этом безразличие сменилось весельем и азартом, - за один простенький фокус – «высочайший подарок» как-то слишком много. Может, ещё что-нибудь предложите? Чтобы мне не обидно было.
- Всё, что прикажете, сударыня, - подхватил он игру.
- На днях у меня случилась неприятность, - улыбнулась она так, что Кристобаль всерьёз засомневался относительно того, с кем неприятность случилась на самом деле, - меня серьёзно обидел один человек. Мужчина. Оскорбил публично и, можно сказать, ограбил. Я – девушка одинокая, нет никого, кто мог бы вступиться за меня на этом свете. И если бы вы пообещали мне помочь наказать наглеца, то в благодарность я бы с радостью подарила бы такому рыцарю свой поцелуй.
- Он будет молить Вас о прощении, обещаю. Вы знаете его имя?
- Он не представился, к сожалению, - вздохнула часовщица, - но его прекрасно знает хозяин кофейни, где собственно всё и случилось.
- Тогда идёмте, - молодой человек предложил ей опереться на его руку.
Когда хозяин кофейни назвал имя «Тьерри Дюваль», Гато еле удержался от гневного восклицания.
Обратный путь до «Гаудеамуса» они проделали гораздо быстрее. На четвёртом этаже у окна с видом на переулок, где они встретились, расположилась вся честнАя компания: Лоран, Дан и, конечно, Тьерри.
- Это он? – Гато повернулся к часовщице.
Она выступила вперёд и медленно подняла глаза на людей за столиком.
- Да, это он, - лицо её при этом оставалось бесстрастным, только в глазах отражалась лихорадочным блеском злая радость и почти садистское удовольствие.
- К сожалению, я его знаю, - сказал Гато негромко. А потом обратился к другу. – Тьерри, подойди к нам. У тебя есть неоплаченный долг перед дамой.
Тьерри покачал головой, мол, много чести, но подошёл.
- Как ты мог?! – глаза Кристобаля горели гневом. – Миледи, сколько он Вам должен?
- Мне будет достаточно извинений, - без эмоций ответила часовщица, - они вполне стоят тех 2 аргентов и 7 никсов, в которые обошёлся мне завтрак господина Дюваля.
Тьерри побагровел от ярости и готов был высказать что-то в адрес часовщицы, но наткнулся на осуждающие взгляды тех, кто был в зале.
Явно пересиливая себя, он произнёс:
- Я погорячился тем утром, простите, сударыня. Разрешите мне возместить ущерб, - он протянул девушке три аргента.
Она посмотрела на своего защитника:
- Пожалуйста, - часовщица кивнула ему на протянутые ей монеты, - из ваших рук.
Гато забрал монеты у Тьерри и передал девушке.
Она аккуратно пересчитала серебро и положила в кошелёк, закреплённый на поясе. После этого часовщица приблизилась к мнимому торговцу фруктами и вопросительно посмотрела на него.
- Прямо здесь? – спросил он одними губами.
- Почему бы и нет? – и если бы его спросили, слышал ли он, произнесла ли девушка это вслух, он вряд ли смог бы ответить с уверенностью, что да.
Но, судя по тому, что глаза её вдруг превратились в два огромных бездонных тёмных омута, а губы оказались в волнующей близости от его губ, ответ был именно таким.
И ему ничего не оставалось, кроме как позволить себя поцеловать.
У неё оказались на удивление мягкие губы. Гато не смог удержаться и ответил на её поцелуй. Он обнял девушку одной рукой, почувствовав, как она покачнулась, словно потеряв равновесие.
Исчезло всё вокруг – кафе, музыка, доносящаяся с нижних этажей, чьи-то одобрительные возгласы.
Только её губы и странная смесь сладости с горечью, пронзившая его сердце. Девушка прикрыла глаза, и он только сейчас заметил, какие у неё длинные, красивые ресницы.
Ему стоило значительных усилий прервать этот поцелуй.
Она замерла в оцепенении: ей понадобилось некоторое время, чтобы проанализировать собственные ощущения и сделать из них выводы:
- Спасибо, - она облизнула губы, чтобы лучше запомнить вкус его поцелуя.
Он церемонно поклонился ей и сказал так, чтобы не слышали другие: «Высочайший подарок».
Она улыбнулась в ответ.
В зале повисла тишина, и тем громче прозвучали редкие хлопки – Тьерри, аплодируя, подошёл к ним:
- Гато, браво! Только ты можешь получить спасибо за проспоренный поцелуй.
- Так и не научились проигрывать, господин Дюваль, - часовщица продолжала улыбаться и только то, что она едва заметно побледнела, выдавало её чувства: не боль и обиду от обнаруженного вдруг обмана, нет, ей с самого начала было понятно, что всё не так просто, скорее злость и раздражение, - ладно. Раз уж настолько вы в средствах стеснены, - она достала те самые три аргента и, подняв сжатую в кулак ладонь на уровень его лица, выронила монетки на пол перед ним, одну за другой, - забирайте. - Затем развернулась к Гато, улыбнулась, поцеловала его ещё раз, в щёку, - а вам спасибо, рыцарь.

На следущий день она с удивлением обнаружила, что кто-то открыл для неё счёт в той самой кофейне на шесть аргентов.

Это было прекрасное воскресное утро.
Тьерри проснулся в постели очередной своей богатой подружки в особняке на улице Да Винчи. Потянулся сладко, поцеловал в плечо спящую ещё девушку, встал, обернул вокруг бёдер простыню и вышел на балкончик, полюбоваться рассветом. Холодный воздух взбодрил и разбудил его окончательно.
Он привык к завистливым взглядам со стороны мужчин и восхищенным – со стороны женщин. Здесь же было что-то другое.
Прохожие на бульваре останавливались и с нескрываемым изумлением, если не сказать шоком, смотрели на него.
Это его несколько смутило.
Он сделал шаг назад.
Глянул в зеркало. И застыл на месте от ужаса.
Из зеркала на него смотрела плюгавая плоскогрудая девица с бесцветными глазами, мышиного цвета тонкими и редкими волосами, прыщавая и сутулая. Ни рожи, ни кожи. Такая бы его не заинтересовала, будь она даже последней представительницей женского пола в Мире.
Он сорвал простыню и едва не разучился дышать.
«Тьерри, сладкий, ты что так рано?» - его подружка протирала глаза спросонья.
«Спи, милая», - он попытался предотвратить неизбежное. Но голос изменился, как и внешность. И если раньше у него был завораживающий бархатный баритон, то теперь из горла вырывался непонятный, слишком высокий для мужского при этом слишком низкий для женского альт.
Любовница Тьерри завопила как резаная, увидев в своей комнате незнакомую голую страшную девицу.
- Тише… Тшшшш – он тщетно пытался успокоить свою пассию.
Но остановил её только стук в дверь и встревоженные голоса слуг:
- Мисс Элизабет, с Вами всё в порядке?
Девушка, на секунду представив себе, как она открывает дверь и объясняет слугам, что в её спальне делает странная неухоженная голая девка, побелела и едва выдавила из себя:
- Всё хорошо. Показалось, что опять мышь в комнате завелась. Ступайте.
- Мисс Элизабет, может Вы хотя бы горничную свою впустите, пусть она посмотрит, а вдруг и вправду мыши завелись.
- Идите, я сказала! – уже более уверенно приказала девушка.
Слуги подчинились.
- Кто ты и какого мрака здесь делаешь? – Элизабет начала лихорадочно собирать одежду с пола, чтобы одеться под простыней, - это Тьерри тебя сюда приволок? Опять его идиотские шутки?
- Лиз, я бы не стал так шутить с тобой. Это я…
- Не смей так меня называть, мерзавка! – ей удалось натянуть на себя нижнюю юбку и обернуть грудь стянутой с подушки наволочкой вместо корсета, до которого дотянуться так и не сумела, - где твоя одежда?! Как ты здесь оказалась?
Тьерри пытался лихорадочно сообразить, как с ним могло произойти такое, что делать и что говорить Лиз, чтобы она ему поверила, но получалось у него не очень убедительно.
Кроме ругани и оскорбления в свой адрес он ничего не слышал.
И даже когда он пытался рассказать Элизабет то, что мог знать только он, она запустила в него подушкой с придушенным воплем:
- Да ты ещё и подглядывала, бесстыжая!
Пришлось импровизировать. Он зацепился за брошенное ею же предположение:
- У меня уже работа заканчивалась, когда появился Господин Дюваль. Он заплатил мне за то, что я пойду с ним туда, куда он скажет, и сделаю то, что он скажет. Он напоил меня вином, завёл в подворотню, а потом я ничего не помню. Проснулась уже здесь, на кровати. Голая. Простите, госпожа. Но я всего лишь жертва жестокого розыгрыша, как и Вы.
Тьерри сделал шаг к своей одежде, но остановился, поняв, что ставит под угрозу всю только что выдуманную легенду.
- Вы не могли бы дать мне какую-нибудь одежду, госпожа? – Тьерри смущенно прикрыл отсутствующую почти грудь рукой.
- Нет, это уже просто выходит за все рамки! – возмутилась Элизабет, - Тьерри это будет стоить нового гардероба для меня. Я не я буду. Жди здесь. И не двигайся. Поняла меня?
Тьерри послушно кивнул.
Первым делом она достала пеньюар, чтобы сменить странный «наряд» на что-то более приличное. Затем окинула взглядом висящие на вешалках платья и остановилась на одном, светло-зелёного цвета. Губы Элизабет дрогнули и растянулись в издевательской усмешке.
Это платье она кроме как «платье-катастрофа» не называла. Ибо декольте у него было чересчур глубокое, цвет слишком опасный (бледная кожа приобретала землистый оттенок), а верхняя юбка такого кроя, что при ходьбе открывала взглядам прохожих больше, чем того хотелось бы хозяйке. Кроме того, во время первого выхода в свет в этом платье её заклятая подруга «нечаянно» пролила на неё полный бокал красного вина так, что на груди образовалось больше черное пятно.
Слуги честно пытались вернуть наряд к жизни, но добились лишь того, что черное пятно стало серым и расползлось на весь корсет и верхнюю часть юбки.
Чтобы не столкнуться со слугами, Лиз вывела его через черную лестницу. Он как обычно нагнул голову, чтобы не удариться о выступающую потолочную балку, но нынешний рост позволил избежать опасности.
Элизабет с удивлением отметила про себя это её движение: Тьерри постоянно ругался по поводу низкого потолка.
Лиз закрыла за незнакомкой дверь.

Оказавшись на углу Зеркальной, Тьерри мечтал провалиться под землю. Или стать невидимкой хотя бы на полчаса. Спутанный клубок мыслей о том, почему с ним это случилось, ужаса от вопроса «а что если навсегда?», досады и шевельнувшегося в сердце почти сакрального страха от причастности Хаоса ко всей этой истории, приводил его к одному и тому же воспоминанию. Часовщица. Ее бледность, напускное спокойствие и звон аргентов, брошенных ему под ноги.
Уже через пару минут он колотил по двери в башню с часами – дом Лиз был совсем близко от Центральной площади.
Часовщица не особо удивилась, когда в неурочный час снова услышала громкий стук в дверь. Смерть рыцаря перевернула её мир с ног на голову. И теперь оставалось только стиснуть зубы и со смирением пережить долгий период восстановления равновесия.
Особенно беспокоил её разрушенный Лабиринт.
С этой последней мыслью она и открыла дверь.
На пороге стояла девушка в грязном платье. Часовщица поморщилась: неаккуратность в одежде её всегда задевала больше, нежели плохое качество сукна или неуклюжий крой.
- Привет, это твоих рук дело?
- Что именно? – и это странный вопрос девушку не удивил.
- Как что? – он не выдержал и сорвался на крик. – Это ты попросила Лорда сделать со мной такое? Чем я настолько тебе насолил? Я же извинился! И деньги вернул.
Часовщица замерла на мгновение. Потом резко развернулась, зашла в Башню и закрыла за собой дверь на ключ. Это уже было чем-то из ряда вон выходящим даже для слетевшего с катушек мира. Ей нужно было подумать.
Она присела на ступени лестницы и ещё раз прокрутила в голове странный диалог. Но логика продолжала работать вхолостую. Как если бы из системы выпало одно крошечное, но непременно необходимое зубчатое колёсико.
Она снова открыла дверь:
- Как тебя зовут?
- Ты издеваешься? - странная девица уже не кричала, а смотрела на нее, не отрываясь. - Ты заставила моего друга требовать у меня извинений. Ты унизила меня перед всеми. А потом попросила Лорда превратить.. в это! Мое имя Тьерри Дюваль.
- То есть он всё-таки не успокоился, - констатировала часовщица теперь с улыбкой, - но надо отдать ему должное, розыгрыш бы получился прекрасный, если бы я верила во всякие дурацкие легенды о лордовом возмездии. Ты на него тоже что-то пролила? Или на ногу случайно наступила? Или он тебе за эту милую шутку поцелуй обещал?
Тьерри поднял глаза к небу. Это было уже слишком!
- Сколько мне еще расплачиваться за эти мраковы круассаны! Уже довольно! Не притворяйся, что ничего не знаешь. – он понизил голос и с трудом выдавил из себя, - Пожалуйста. Скажи мне, как вернуть все обратно.
- Интересно, - она посмотрела на собеседницу внимательно, склонив голову набок, - отзеркалил. Ты, по логике, должен теперь стать отражением самого себя. Добрым, учтивым, щедрым, - губы снова дрогнули и растянулись в улыбке, - как ощущения?
- Представь, что проснулась мужиком, узнаешь. Хорошо, что мне сделать, чтобы ты меня простила и попросила Лорда Хаоса отыграть все назад?
- Ничего, - часовщица пожала плечами и усмехнулась безразлично, - я от тебя своё уже получила.
Он бы с радостью свернул противной девчонке шею, но все же совладал с эмоциями.
- Пожалуйста, скажи, что надо сделать. Ты не представляешь, как это ужасно – потерять себя.
Она отошла от двери и вернулась, держа в руках потрёпанный плащ:
- Вот. Это всё, чем я могу тебе помочь, Тьерри Дюваль. Желаю удачи в поисках себя, - она помолчала и добавила философски, - хотя таким ты выглядишь лучше.
Не дожидаясь ответа, она захлопнула дверь.
Стучать было бесполезно. Орать на Центральной площади, у Часовой башни воскресным утром в платье цвета зеленой тоски со слишком глубоким вырезом и слишком высоким разрезом он не посчитал возможным. О том, что бы пойти домой, не могло быть и речи. Только один человек был способен ему сейчас помочь.

Гато отвлекся от бумаг: он заполнял студбук и родословные, Сильвия хлопотала внизу, что-то напевая. Звук, который отвлек его, - это был «их свист» - условный знак очень узкого круга избранных. Он выглянул в окно. Но на улице не было никого, кроме хрупкой девушки на другой стороне аллеи. «Искусно прячется», - искренне удивился Кристобаль, прикидывая, где мог скрываться свистевший, - «разве что на дереве сидит».
Когда он вышел, незнакомка, явно его и поджидавшая, поманила пальцем – подойди, мол. Выглядела она странно: потрепанный плащ, из-под которого виднелась богатая ткань платья. Прямо как в сказке про ослиную шкуру, где красавица-принцесса накидывала обноски поверх волшебного платья из лунного света, чтобы не быть никем узнанной. Только эта девушка красавицей не была.
- Привет, Гато, - произнесла «ослиная шкура» неожиданно низким голосом.
- Барышня, Вы кто? – у него мелькнула нехорошая догадка, что это подружка часовщицы. Та история сидела занозой в сердце.
- Единственный человек, который знает, кто держал «ласточкину лапу» в день твоей свадьбы. – Тьерри уже не хватало на предисловия и вторые попытки. - И почему ты взял у Хана лошадь для Карминовых прошлой осенью. И что зря ты прыгал на Орвинде неделю назад – не было бы пари и всего этого. Мне продолжать?
- Стоп, - у Гато перехватило дыхание. Это все действительно мог знать только один человек. – Вы из ЦРУ? – шевельнулось нехорошее предчувствие.
- Сам ты из ЦРУ. Это я, мрак тебя побери! Меня твоя часовщица заколдовала – из мести видимо.
- Тьерри?!
- Вот что у тебя не отнять, Рейес, так это сообразительность. Увы, да. – в присутствии друга к нему вернулось самообладание и прежняя манера обращать все в шутку. – Что, выгляжу не очень? Наверно, не умылся с утра.
- М.. – Гато все еще не мог придти в себя, - и что теперь делать?

Когда Кристобаль сказал, что ему нужно поехать в переулок Пастера, Сильвия только вздохнула разочарованно – еще один выходной они проведут порознь. Постояла рядом, пока он седлал коня. Поцеловала на прощанье. На улице было по-зимнему холодно – она не надела полушубок, и ветер сотней игл впивался в кожу, но что-то словно держало ее на крыльце. Когда Гато уже почти скрылся за поворотом на улицу Пацци, она подошла к калитке. И увидела, как на углу муж сажает на лошадь за собой странную девицу в светло-зеленом платье.

У двери в башню Гато повернулся к спутнице:
- Может, пока посидишь где-нибудь, кофе попьешь? – лицо «девушки» побагровело, и он тут же добавил, - прости, я нечаянно. Но в любом случае, будет лучше, если ты погуляешь немного.
- Ладно, пойду в «Мрак».
- Только не пей много, в этом м.. обличье тебе кружки эля хватит для танцев на стойке.
Гато ловко увернулся от удара в челюсть, дождался, пока Тьерри уйдет с площади и осторожно постучал.

- Чего и следовало ожидать, - было первым, что сказала часовщица, в очередной раз в неурочный час открыв дверь в Башню, - день добрый, рыцарь.
- Добрый день. Неужели Вы меня ждали? – он понял, что очень рад видеть эту странную девушку, и внутренне отругал себя за легкомыслие.
- Да, - она вдруг улыбнулась светло, - часовые стрелки должны были пройти полный круг. Господин Дюваль вновь появился в моей жизни не далее, как сегодня утром. Логично было предположить, что позже я увижу и торговца тангорами.
- Вам совсем не нужно ждать, пока стрелки отмерят свой путь, чтобы увидеть меня. Я частый гость в магистрате. И каждый раз, когда приезжал сюда, думал о Вас. И о том, что виноват перед Вами.
Часовщица не стала исправлять логическую ошибку, которую он допустил намеренно или случайно. И позволила разговору свободно скользить дальше:
- Вы ни в чём не виноваты передо мной. Я не держу на Вас зла, - она выжидающе посмотрела на него, - до свидания? – она дотронулась до двери, в намерении закрыть её.
- Подождите, - Гато собрался с духом. Сейчас от него зависел судьба друга. – Прошу Вас, помогите Тьерри вернуть все обратно. Ему очень плохо сейчас.
Глаза её снова стали блекло-серыми: искорки улыбки в них погасли. Часовщица склонила голову набок:
- Вы поверили тому, что я могла сделать такое? – в голосе появились нотки холодного вивисекторского интереса, она теперь очень внимательно следила за малейшими изменениями в его мимике, - или попросить того, кто славится подобными несмешными и обидными шутками-наказаниями?
- Я знаю Его. И то, что Он мог предложить сам. Не обижайтесь на меня, пожалуйста. Я только надеялся, что Вы что-то знаете. – ему вдруг очень захотелось зайти в башню – как хочется прыгнуть с обрыва, притягивает высота. - Теперь Вы с Тьерри связаны: простите его, и, возможно, все будет, как прежде.
- Ну, хотя бы в этой поломке есть своя логика, - пожала плечами часовщица, - опять Вы – посредник между мной и господином Дювалем. И он снова просит прощения. И я снова должна его простить. Я его прощаю, - она посмотрела на молодого человека исподлобья, теперь в глазах её сталь расплавилась в антрацитовый омут, - дальше?
- Я не в силах сопротивляться ходу стрелок, - он наклонился к ней близко-близко.
Часовщица не отстранилась от него, но коснулась его губ кончиками пальцев:
- В этом движении стрелок есть ошибка, - она продолжала смотреть ему в глаза внимательно, - эта ошибка сегодня утром пришла к дверям Башни в женском платье. Сначала лучше исправить её.
- Вы знаете, как? - он задержал дыхание на пару секунд, но туман в голове не рассеивался.
- Всё-таки поверили, - она сделала шаг назад и покачала головой, - не приходите больше.
И закрыла дверь перед ним.
В Башне было совсем тихо. Словно механизм часов ждал чего-то. Она дотронулась кончиками пальцев до своих губ. Именно такой, каким она его запомнила.

***
В гостиничном номере было большое зеркало – об этом Кристобаль позаботился заранее, когда выбирал из всех представленных комнат. Управляющий хмыкнул скорее удивленно, чем неодобрительно, протягивая ему ключ: еще бы, такой красавец, как Гато, мог бы себе и посимпатичнее девицу найти.
- Нет, ты видел, как он посмотрел? Уверен, он подумал, что мы.. – Тьерри начал возмущаться, нервно вышагивая по номеру. Атлас платья тихо шуршал при каждом его движении.
- Успокойся, хватит и того, что ты устроил в «Мраке». – прервал его Кристобаль. – Хорошо, я вовремя появился.
- Уверен, что другого способа нет? – пропустив мимо ушей слова об инциденте в таверне, Тьерри покосился на зеркало. – Я бы предпочел еще раз побеседовать с заказчицей этой шутки, чем с "феей", превратившей меня в тыкву!
- Это не она, поверь мне.
Тьерри хотел было что-то возразить, но Гато продолжил:
- Как ты думаешь, если даже Он только выполнил просьбу, стал бы Он это делать вопреки своему желанию?

Гато ушел, оставив его наедине со своими мыслями. Поверхность зеркала притягивала взгляд не столько своим блеском, сколько неизбежностью того, что будет дальше. «Он попросит у тебя что-то взамен» - в памяти занозой засели слова Кристобаля.
Слишком долго ждать, колебаться, раздумывать? Нет, не в его это характере. И не изменится уже, даже если в зеркале он не узнает себя.
Тьерри вгляделся в свое отражение. Очень сложно было привыкнуть к такому резкому контрасту между радужкой и зрачком после двадцати семи лет, прожитых с карими глазами. Словно кто-то другой проник в его голову и сейчас внимательно вглядывался в незнакомца. Незнакомку, мрак. Он выругался про себя. Дотронулся до зеркала.
- Милорд, прошу Вас, помогите мне стать самим собой.
«Боюсь, это не в моих силах, барышня, - неровными и явно хихикающими буквами высветился на стекле ответ, - голова – предмет тёмный и излечению Хаосом не подлежит».
- Я прошу Вас вернуть меня в мое тело, - повторил Тьерри, стараясь избегать неоднозначных формулировок. Похоже, у демиурга было настроение пошутить, а чем это может обернуться для него, Тьерри даже думать не хотел. Вдруг Лорд мысли читает.
- Не слишком ли поспешное решение Вы приняли, красавица? – почерк стал ровнее, но залихватские завитушки на отдельных буквах выдавали веселье, - может, хотя бы год поживёте так?
- Милорд, я не выдержу год. Если это наказание за то, что я был груб с часовщицей, Вы же знаете, она меня простила. И я все понял сам. Пожалуйста, верните все обратно.
«Признание поражения – хороший знак, кисонька, - заключил его зазеркальный собеседник философски, - Вы ведь признаете, что потерпели поражение?»
- Я получил хороший урок. И никогда его не забуду. Что мне сделать, чтобы все было, как прежде? – Тьерри не покидало ощущение, что слова и особенно обращения, адресованные ему Лордом, он уже где-то слышал.
«Вы уклоняетесь от прямого ответа на прямой вопрос, сладкая, - начертание букв стало более резким, - признаёте ли Вы поражение?»
- Признаю. – ощущение déjà vu становилось все сильнее. Сладкая – так часто он называл тех девушек, чье имя не мог вспомнить наутро.
«Боитесь порезаться словами, которые Вам Хаос предложил, милая девочка? – поинтересовался собеседник, - не стОит. Смелее. Я…»
- Я признаю свое поражение. - «Главное, держись, не показывай гордость. Не зли его».
«Замечательно, - это слово появилось на поверхности зеркала столь резко, что Тьерри чуть отклонился назад, - а теперь надо сказать следующую фразу, конфетка. «Ну, давайте свой фант, милорд».
- И каким же будет этот фант? – Тьерри затаил дыхание - все-таки за этим Лорд загонял его в угол.
«А пусть на этот раз не как обычно, - хозяин зазеркалья решил в очередной раз пощекотать ему нервы, - хотя заставить Вас искать «поцелуя незнакомки» в таком виде – почти непреодолимое искушение, конечно…»
Зеркало потемнело.
«Поэтому давайте Вы пойдёте к Вам знакомой уже девушке, зайка, и исполните её желание. Любое. Каким бы унизительным для Вашего чувства собственного достоинства оно не было, - начертилось на зеркале, - адрес называть или сами сообразите?»
- На Центральной площади? С радостью, я ведь виноват перед ней. – сердце остановило свой бешеный бег. Он ожидал худшего. - Только она может и не захотеть ничего. Что тогда?
«Тогда, надеюсь, Вы удачно выйдете замуж, звезда моя, нарожаете мужу десяток ребятишек и будете жить долго и счастливо, пока смерть не разлучит вас», - легким росчерком огненного пера написалось на зеркале.
- Я могу идти, милорд?
«Конечно», - кровавая клякса обозначила точку разговора.
Тьерри наскоро поклонился зеркалу и выскочил из номера, не позаботившись о том, чтобы закрыть его на ключ.
Пока он бежал по лестнице, стараясь не наступить на подол собственного платья, раздался мерный звук курантов на Центральной площади. Часы пробили семь. Окончание рабочего дня их хранительницы.

Она как обычно ровно в семь часов вечера вышла из Башни, чтобы как обычно направиться домой, по привычной дороге, привычным неспешным шагом. Но предсказуемость её мира снова оказалась под угрозой, когда она почувствовала, что наступила на что-то мягкое. Часовщица приподняла подол платья, предполагая увидеть очередную собачью неожиданность или трупик голубя (ибо дети в Эйзоптросе, как и по всему миру, никогда не славились добрым сердцем и чутким отношением к некрасивым бедным городским чудакам), но обнаружила белую розу.
Она подняла её, продолжая внимательно рассматривать, закрыла дверь Башни и пошла домой. Цветок почти не пострадал.
Судя по тому, что срез на стебле был сделан явно ножом и что шипы были аккуратно удалены, этот цветок купили и принесли ей в качестве подарка. Часовщица поднесла розу к лицу. Её тонкий аромат завораживал почти так же, как наблюдение за тонким золотым волоском раскручивающейся и сжимающейся пружинки внутри дорогих часов. Она коснулась кожицы бутона, упругой и прохладной, и заглянула в глазок скрученных в центре цветка лепестков.
Почему-то бутон напомнил ей поцелуй. Она даже остановилась в недоумении: в голове соединились два образа. Роза похожа на поцелуй. Часовщица мотнула головой, чтобы отогнать наваждение. Цветок – это цветок. Он состоит из стебля, листков и бутона, а бутон состоит из лепестков. Внутри жёлтая сердцевина. Это всё. Причём здесь прикосновение одних человеческих губ к другим?
Она покачала головой неодобрительно относительно собственных странных фантазий и положила цветок в карман юбки бутоном вниз.

Кристобаль не знал, что он делает на Центральной площади, наблюдая за тем, как девушка вышла из Башни, как подняла цветок. Зачем он идет за ней? Зачем отмечает ее походку, то как она поправляет волосы, как ежится от холода чуть заметно. Для себя он придумал оправдание: если действительно с ней связана шутка Лорда, стоившая Тьерри его привычного облика, будет лучше не упускать девушку из вида – ради друга и ради ее собственной безопасности.
В Скрипичном переулке, между центром антропологических исследований и зданием консерваторского факультета, там, где лжеторговец фруктами когда-то устроил свою тележку, механизм её мира снова дал сбой. Послышался стук каблуков, и на часовщицу чуть не налетела девица в ее же плаще, не успевшая с утра переодеться. Гато среагировал молниеносно, перехватив бегущую до того, как она коснулась часовщицы.
Кристобаль угрожающе прошептал:
- Может, хватит уже? Оставь ее в покое!
- Ты все не так понял. Отпусти. - Тьерри попытался освободиться. – Я ей не сделаю ничего.
Часовщица обернулась. На лице её не было страха или беспокойства. Скорее усталость и раздражение.
- Я говорил с Лордом, - уже не вполголоса сказал Тьерри и обратился к девушке. – Лорд сказал.. – он осекся, - Лорд сообщил мне, каким способом я смогу снова стать собой. Выполнить Ваше желание. Любое.
Она хотела было уже ляпнуть: «Моё единственное желание, чтобы Вы, наконец, оставили меня в покое!» - Но вовремя схватила себя за язык.
- Нет, - она поджала губы, - так не будет.
- Это единственный способ. Пожалуйста, скажи свое желание, - Тьерри уже испытывал отвращение к себе от того, как часто ему приходилось сегодня просить: Лиз, часовщицу, Лорда.
- Нет, - упрямо повторила она, оглядываясь вокруг то ли в поисках путей отступления, то ли защитника от возможного нападения. Но переулок был пуст.
Гато снова оказался между ними. Он не подходил ближе, чтобы не испугать девушку.
- Почему? – посмотрел на нее внимательно. – Если Лорд говорит, что это единственный способ, значит это правда так.
Она усмехнулась в ответ:
- И до сих пор верите, - она достала из кармана цветок и вложила ему в ладонь.
Потом снова оглянулась вокруг. И, наконец, заметила то, что искала. В простенке между двумя домами было впечатано обыкновенное уличное зеркало. Часовщица подошла к нему, опустилась на колени и, склонив голову покорно, произнесла:
- Милорд, чего Вы хотите за то, чтобы избавить Тьерри Дюваля от проклятья?
«Он сказал, что от него требуется, - надпись прорезала зеркало по диагонали, - ты что-то не поняла во фразе «выполнить любое твоё желание»?»
- Я не просила Вас о том, чтобы Вы наказали его, - бесстрастно заметила часовщица, - но Вы всё равно заставили его найти меня. Значит, Вам что-то нужно от меня. Логично?
«Логично, милая», - буквы теперь были похожи на новогоднюю карамель.
- Так что Вам угодно, милорд? – без эмоций поинтересовалась девушка.
«Оставь в покое мойщиков зеркал. Не приближайся к ним больше. Не заговаривай и не отвечай, если захотят заговорить они. Ясно?» - печатные буквы появлялись и исчезали на поверхности зеркала.
- Это… - «невозможно» было следующим словом, но часовщица успела остановиться вовремя. - Вы лишаете меня одной из немногих радостей жизни, милорд. Не будьте так жестоки.
«Я жду», - красные буквы застыли на стекле.
- Обещаю «оставить в покое мойщиков зеркал. Не приближаться к ним больше. Не заговаривать и не отвечать, если захотят заговорить они», если Вы вернёте Тьерри Дювалю его жизнь.
«Договорились», - ответил Лорд.
- Сейчас, - произнесла она одновременно с ним.
«Хорошо, - судя по паузе, которая последовала за этим мелким жульничеством со стороны часовщицы, хозяин зеркал был не очень доволен тем, как прошли переговоры, - пусть подойдёт».
Тьерри, как завороженный, подошел к зеркалу. Осторожно прикоснулся к нему, словно боясь обжечься.
Девушка не сдвинулась при этом с места. Всё также стояла на коленях с опущенной покорно головой.
Тело, голова, волосы, лицо, руки и ноги Тьерри покрылись в несколько секунд толстым слоем серого пепла. Это было настолько страшно, что девушка закрыла глаза. Она слышала только стон боли, который каким-то чудом пробился сквозь серую оболочку-кокон. Несчастный упал на мостовую замертво.
«Только бы был жив» - пронеслось в голове Кристобаля. Он попробовал прощупать пульс на руке Тьерри – руки проваливались в серую массу, будто он пытался найти что-либо на земле под тонким слоем снега. Гато приподнял голову друга, одной рукой стряхивая с него липкий пепел. Все получилось. Тьерри снова был собой, дышал, откашливаясь от серой пыли, приходил в чувство. Единственное, что напоминало о его недавней метаморфозе – безнадежно запачканное зеленое платье, слишком узкое для мужчины и в паре мест разошедшееся по швам.
Когда Тьерри смог отряхиваться сам, Гато подошел к часовщице и опустился рядом с ней на колени. Он хотел коснуться ее плеча, но посмотрел на испачканные пеплом руки и только позвал тихонько. «Миледи». Девушка вздрогнула и открыла глаза.
- Все хорошо, - сказал он. – Благодаря Вам. Спасибо за это. – он смотрел на часовщицу с искренним восхищением. - Разрешите, я помогу Вам подняться.
- Не нужно, - она поднялась на ноги без его помощи и пошла домой привычной дорогой.

Сказать, что управляющий был удивлён, когда Гато вернулся в гостиницу, ведя под руку грязного как трубочист мужика в женском платье, значит не сказать ничего.
Пока Тьерри отмывался и приходил в себя, Кристобаль успел раздобыть чистую одежду и бутылку коньяка. Молча разлил по бокалам. Они выпили. Глаза Тьерри зло сверкали, но руки перестали дрожать. Гато налил еще.
- Ты был прав, - Тьерри поднял бокал к глазам, чтобы посмотреть, как играет отблеск свечи в темно-янтарной жидкости, - это не часовщица была причиной.
- Кто же?
Тьерри указал на левую руку друга – ту, что с клеймом.
- Мрак. Прости. - Гато раскрыл ладонь. Печать в полумраке комнаты казалась лужицей ртути, налитой на руку, впитывающей то ли пламя свечей, то ли их отражение в зеркале. – Со мной теперь опасно находиться рядом. Иногда забываю это, и кажется, что все по-прежнему.
- Ну, я тоже в этой истории был порядочным козлом. По заслугам. – Тьерри улыбнулся и поднял тост. - За прекрасных дам!
- До дна! – со смехом отозвался Кристобаль.
Они уговорили всю бутылку и послали еще за одной, почти не тронув принесенный горничной ужин. Но так и не сказали ни слова больше о часовщице – словно от этого обсуждения стрелки часов могли бы пойти назад, вернув весь кошмар сегодняшнего дня.
Домой Гато вернулся за полночь. Слегка пошатываясь от количества выпитого.

Утром понедельника Тьерри очень хотелось, чтобы все события вчерашнего дня были только дурным сном. Но незнакомая обстановка гостиничного номера и ноющая боль в голове, увы, говорили об обратном. Он с трудом поднялся и пошел к окну. Проходя мимо зеркала, сказал беззвучно «спасибо». Быть в своем теле оказалось бОльшим счастьем, чем он мог представить.
«Рано благодарите, красавица, - краем глаза он заметил с похолодевшим сердцем новую надпись алым на поверхности зеркала, - мы ведь с Вами разговор не закончили ещё».
- Я весь внимание, милорд, - вчерашний хмель испарился в момент. Что могло еще понадобиться от него демиургу?
«Я бы хотел сделать Вам предложение, милая, - напечаталось казенным шрифтом на зеркале, - Вы же не сможете отказать мне после всего, что я для Вас сделал вчера?»
- Какое предложение? – быть сказочным героем, у которого дракон или рыцарь-призрак выпрашивает обещание дать то-не-знаю-что, оказалось гораздо менее весело, чем он считал в детстве.
«Я бы хотел предложить Вам обратиться ко мне с просьбой сделать Вас моим рабом», - буквы вытянулись и заострились угрожающе.
- Зачем я Вам, милорд? Я не смогу жить в рабстве. И дело здесь не в том, кто хозяин – а вообще, в его наличии. Тогда лучше сразу убейте.
«Я предполагал получить такой ответ, - серебрёная поверхность потемнела на несколько мгновений, - поэтому на всякий случай несколько изменил то тело, которое сейчас на Вас. Повернитесь спиной к зеркалу».
Тьерри повернулся и посмотрел через плечо. На спине, в области сердца свежий шрам вычерчивал восьмиконечную звезду Лорда.
- Что это? – спросил он, чувствуя себя совершенно мертвым и потому бесстрашным.
«Это альтернатива добровольному рабству, Тьерри, - ответило зеркало, - я встроил в Вас небольшой часовой механизм».
- Сколько у меня времени?
«Бесконечно много, - ответил Лорд, - если будете вовремя заводить часы».
- Как мне их заводить? – «а теперь будет что-нибудь невозможное», - подумал он.
«Один раз в сутки подходить к зеркалу и благодарить меня, опустившись на колени», - холодными красными буквами констатировало зеркало.
Он вспомнил часовщицу – как легко она опустилась на колени перед зеркалом. Теперь он сам мог определять, сколько будет жить, с точностью до дня. Насколько хватит гибкости спины. Тьерри задал себе этот вопрос. Хотя бы один день нужен – попрощаться с матерью.
- Начиная с сегодняшнего дня, милорд?
«Да, - подтвердил Хозяин Мира. - Но будет несправедливо, если я забуду предупредить Вас о возможных побочных последствиях Вашего выбора. Правда?»
- Я слушаю.
«Если Вы выберете рабство, то о Вашем решении узнает лишь тот, кому Вы сможете в этом довериться, - объяснил терпеливо Лорд Хаос, - и Ваша жизнь почти не изменится с внешней стороны. Если выберете второй вариант, я не могу поручиться за то, что подзавод Вы сможете делать ночью, когда никто Вас не видит и не слышит. Это может случиться в любой момент. Во время ваших глупых берейторских забав, в постели Лиз, в доме родителей, в «Гаудеамусе». Вы знаете прекрасно, как ко мне относятся в Вашем кругу. Это отношение неизбежно перейдёт на Вас. И никто не будет разбираться, являетесь Вы моим рабом или новой механической игрушкой.
И, кстати, рабство может закончиться. Однажды. Когда я посчитаю, что Вы усвоили урок, - добавил поспешно Лорд, - подзавод же Вам придется делать всю свою жизнь. И даже если Вы решите уйти из жизни, перестав выполнять требуемое, это у Вас не получится. Будет очень больно. Но Вы продолжите жить. И однажды не выдержите мучений, подойдёте к зеркалу и поблагодарите меня».
- Ни один из вариантов. Лучше смерть, чем такая жизнь. Я не стану утруждать Вас, милорд, сам позабочусь об этом. Дайте мне только один день. Или хотя бы несколько часов.
«Помнится, ещё один человек думал так же, как Вы сейчас, - очертание букв стало похоже на порезы лезвием, - и ничего. Жив. Здоров. И даже умудряется радоваться жизни. Вы привыкнете».
- Значит, я другой. – он встал на колени перед зеркалом и произнес совершенно искренне. – Благодарю Вас, милорд, за мою жизнь сегодня или за мою смерть. И за то, что я смогу умереть, будучи собой.
«Не надейтесь умереть, От своей руки, от руки наёмника, от удара молнии или падения сосульки с крыши. Вы теперь неуязвимы. Практически бессмертны. И не забывайте, что есть люди в этом мире, которые Вам дороги. И есть другие люди, о которых Вы даже и не слышали ничего, но которые пострадают, если Вы попытаетесь испортить мой мастерски сконструированный и вживлённый в Вас механизм. Это тот урок, который Вы должны усвоить, Тьерри, - некоторые буквы почти тотчас же исчезали в кровавых кляксах, - и Вы его в любом случае усвоите. В любом из предложенных мной вариантов».
- Тогда второй вариант, милорд. Вы не будете возражать, если я покину столицу? – выбор становился все призрачнее. Мрак, к чему привязывать сюда других людей, это должно было остаться только между ним и Лордом.
«Буду, конечно, - ответил Лорд Хаос, - более того, я не допущу, чтобы Вы находились вне человеческого общества более 3 дней. Как думаете, сколько лет Вам понадобится, чтобы оповестить весь Мир о том, как Вы мне благодарны?»
- У меня не остается выбора, милорд. Вы примете мою клятву, зная, что каждое слово в ней ложь? Что только клеймо будет держать меня, как ошейник?
«Не перестаёте меня радовать, Тьерри, - буквы задрожали на поверхности зеркала, как будто хозяин слов искренне рассмеялся, - не можете ничего сделать просто. Всё по-своему. Не так, как просят. Ну да ладно. Собственно именно эта Ваша особенность меня так и привлекла, - шрифт вновь стал четким и жестким по-казённому, - я демиург не гордый. Мне всё равно, что Вы будете ощущать, когда произнесёте слова клятвы, - и снова хихикающие строчки мелко-мелко, - интересно, традиционную формулу Вы тоже «улучшите» в своём стиле?»
- Для Вас развлечение, милорд. Для меня – окончание жизни. Но я понимаю, что могло быть и хуже. – Тьерри прислонил ладонь к зеркалу. – Я клянусь Вам в верности, Лорд Хаос.
«До самой своей смерти», - просуфлировало зеркало услужливо.
- До самой своей смерти, - Тьерри очень надеялся, что она не заставит себя ждать слишком долго.
« А теперь полностью всю фразу», - терпеливо подсказало зеркало.
- Я клянусь Вам в верности, Лорд Хаос. До самой своей смерти, - словно не его голос повторял эти слова. «Только начало, Тьерри, только начало».
Руку обожгло зло холодом и, когда он отнял ладонь от стекла, на зеркале некоторое время ещё продолжал светиться серым её контур. А в кожу было намертво впечатано клеймо раба.

 

Лека
Через какое-то время она начала замечать, что развалины Лабиринта всё меньше блестят на солнце осколками разбитых зеркал. Как будто кому-то в Мире мог понадобиться такой сувенир и этот кто-то был готов рисковать собственной жизнью, чтобы добыть его.
Несколько дней она, несмотря на пробирающий до костей холод не покидала наблюдательный пункт на западной стороне Башни в надежде узнать, что же происходит на развалинах.
Но ни утром, ни днём, ни вечером там никто не появлялся. Люди сами, без каких-либо напоминаний со стороны властей города, обходили далеко стороной ощетинившуюся осколками серую груду камней. Логично было предположить, что если кто-то и растаскивал Лабиринт по кусочкам, то делал он это ночью.
Оставить такую загадку не раскрытой она не могла, хотя и полностью отдавала себе отчёт в том, что это расследование приведёт к ещё одному сбою установленного порядка.
Она планировала это несколько дней. Здравый смысл подсказывал ей, что оказаться в районе Коладольского леса поздно ночью – опасная и глупая идея. Пробыть же в этом районе всю ночь в ожидании мародёра, у которого хватает наглости регулярно растаскивать руины Лабиринта по осколку, было верхом безрассудства.
Наверху теперь было слишком холодно, ледяной пронзительный ветер то и дело пытался сбить с ног, что при падении с такой высоты означало однозначно смерть.
Поэтому теперь свою утреннюю чашку горячего кофе с круассаном она выпивала, сидя внизу на ступеньках в холле перед закрытой дверью.
Зимой в Башне было совсем неуютно. Когда её строили, как-то не подумали о том, что часовому механизму потребуется непрестанная забота человека, который будет находиться при нём не менее двенадцати часов в сутки. Поэтому внутри не было ни камина, ни даже переносной жаровни, которая могла бы обогревать помещение. Единственным способом не замёрзнуть было постоянное движение по лестнице вверх-вниз-вверх-вниз.
К вечеру кофе остывал.
И часовщице приходилось допивать его через силу, давясь стылой горечью.
Тем более, что теперь у неё в голове сложилась чёткая. Железная. Привязка этого вкуса и запаха к недавним совсем невесёлым событиям: в кофейне, Скрипичном переулке, «Гаудеамусе».
И что бы она ни делала, Тьерри Дюваль не шёл у неё из головы.
Как, впрочем, и его спутник.

 

Пишет Сильвия. 12.11.11
Последние несколько дней Сильвию не покидало чувство тревоги. Вроде бы не было никаких проблем на работе, дома все было спокойно, у родителей тоже все было хорошо. И, тем не менее, было еще что-то, чего она не знала, но чувствовала. Впервые она это заметила, когда Кристобаль пришел после очередных своих берейторских забав. Сильвия знала, что представляет собой это развлечение, и не раз пыталась вразумить мужа отказаться от таких игр. Но куда там: они с Тьерри были неразлучны, и Сильвия прекратила свои попытки «переделать» мужа.
Вскоре после этого она, как обычно, ждала дома Кристобаля. Он пришел вовремя, она вышла к нему навстречу. Его приход всегда сопровождался страстным поцелуем после целого дня разлуки, но в этот раз Сильвия уловила едва заметный холодок, промелькнувший между ними. Ее это зацепило, хотя внешне она не показала своего беспокойства. В поведении Кристобаля, в его обращении с ней не было ничего, что могло бы говорить об обиде или недовольстве. Напротив, теперь ей казалось, что он слишком мил и обходителен с ней.
Сильвия постаралась успокоиться и, в конце концов, решила, что ей все это только показалось. В тот вечер она лежала в постели вместе с мужем, но ей не давало покоя то ощущение холодности, которое она испытала при их поцелуе.
Объяснение всему нашлось только в воскресенье. Сильвия уже несколько минут наблюдала из окна гостиной, как какая-то девчонка в нелепом наряде прогуливалась перед их окнами и даже пару раз свистнула. Сильвии все время казалось, что она старается свистеть как можно громче именно перед окном комнаты на втором этаже, где работал Кристобаль. Чтобы не слышать этого свиста, Сильвия стала тихонько напевать любимую песенку, в глубине души надеясь, что так муж не услышит звуков с улицы, хотя она никогда не любила петь вслух. Но тут же услышала, как Кристобаль спустился по лестнице и вышел на улицу.
Через некоторое время он вернулся, и сказал, что ему нужно поехать в переулок Пастера. Сильвия только вздохнула разочарованно – еще один выходной они проведут порознь. Постояла рядом, пока он седлал коня. Поцеловала на прощанье. На улице было по-зимнему холодно – она не надела полушубок, и ветер сотней игл впивался в кожу, но что-то словно держало ее на крыльце. Когда Гато уже почти скрылся за поворотом на улицу Пацци, она подошла к калитке. И увидела, как на углу муж сажает на лошадь за собой странную девицу в светло-зеленом платье.
Она тут же узнала ту девчонку, которая все утро бродила вокруг их дома. Острая боль внезапно пронзила ее грудь. Теперь сложился в цельную картину паззл, над которым она ломала голову уже несколько дней. Он просто нашел другую, вот и все. Сильвия, несмотря на холод, еще долго стояла около калитки, не решаясь войти в дом. И только когда поняла, что от холода уже не чувствует своих рук и ног, убежала внутрь и в слезах упала на кровать, в которой им когда-то (как ей казалось, это было так давно) было так хорошо вдвоем.
Сильвия пролежала весь день, и только к вечеру немного успокоилась. Кристобаля все не было. Сейчас она с трудом представляла, как будет смотреть ему в глаза. Хотя нет, это он должен об этом беспокоиться. Но и она тоже хороша. Ведь знала же, за кого замуж выходила; думала, видимо, что он изменится, что он одну ее только любит. Как бы не так!
Она решила ничего пока не рассказывать родителям, чтобы их не беспокоить. Ей надо было разобраться в ситуации, поразмыслить обо всем на свежую голову. Сильвия постаралась отбросить все эмоции и рассуждать здраво. Как ей вести себя с Гато, когда он придет (если вообще придет)? Можно, конечно, сразу сказать, что она видела его с ней, и попросить объяснений. Но разве он скажет правду? Наверняка соврет, при том правдоподобно. Поэтому Сильвия сразу отбросила этот вариант.
С другой стороны, может, между ними ничего и нет, а она уже накрутила себе мрак знает чего. Тем более, она успела рассмотреть девушку, и поняла, что та особой красотой не отличалась. Но ревность все равно давала о себе знать, и Сильвия тут же напоминала себе, что вряд ли добропорядочная девушка согласилась бы поехать с, пусть даже знакомым ей, мужчиной вместе на одной лошади по безлюдным переулкам. Да еще этот свист под окном, явно обращенный к Гато. Разве такое поведение допустимо для девушки? Это больше похоже на поведение какого-нибудь мужика с улицы.
В итоге Сильвия пришла к единственному возможному и, на ее взгляд, достойному выходу из этой ситуации. Она, несмотря ни на что, все еще любила мужа, и ей не хотелось отдавать его в руки такой непривлекательной соперницы (хотя не раз она с грустью признавала, что соперница ее уж слишком некрасива). К тому же она сейчас только вспомнила рассказы своих замужних знакомых об изменах мужей. Они знали обо всем, но закрывали глаза на происходящее, объясняя это тем, что любовниц может быть много, а жена – одна. Вот и Сильвия теперь решила, что пусть у Гато будут любовницы, она ничего ему не выскажет, но пока он остается ее мужем, значит, она будет за него бороться, чтобы сохранить свою семью.
Было уже за полночь, когда Сильвия услышала, как кто-то вошел в дом. Она спустилась вниз, бросив мимолетный взгляд на свое отражение в зеркале, и увидела мужа, неверной походкой прокравшегося в гостиную, держа сапоги в руках. Он устало опустился на диван и закрыл лицо руками, словно не пил весь вечер, а работал на медных рудниках. В душе Сильвии мгновенно вспыхнул ураган ненависти и возмущения, но она смогла себя пересилить. Сейчас было бесполезно разговаривать с Гато в таком состоянии, пусть отоспится, тогда, может, сам все объяснит.
Когда через полчаса он тихонько заглянул в спальню, Сильвия уже спала.
Наутро Сильвия специально долго не выходила из своей комнаты, надеясь, что Кристобаль уже проснулся. Она спустилась в гостиную, мужа там не было. Сильвия нашла его в кабинете. Гато лежал на диване, но уже не спал.
- Вы, видимо, хорошо повеселились вчера, господин Рейес, что даже не смогли дойти до собственной спальни, - Сильвия старалась приложить максимум усилий, чтобы это прозвучало шутливо и без холодности.
- Прости, дорогая, - Кристобаль поднялся и подошел к ней, - я не хотел тебя будить. Увы, весельем то, что вчера случилось, не назовешь.
- Правда? - Сильвия еле сдержалась, чтобы не высказать все, что она думала. Она непроизвольно отшатнулась в сторону, когда Кристобаль к ней приблизился. Интересно, какое оправдание он придумает. - А я думала, что если человек приходит домой поздно, да еще в нетрезвом состоянии, то, скорее всего, он отлично провел время.
- Признаю, я виноват. Но только в том, что напился в компании друга и оставил тебя на целый день одну. Готов принять любую кару, кроме невозможности прикоснуться к тебе. – он протянул ей руку. – У Тьерри серьезные неприятности. Мне нужно было ему помочь.
"Ну да, конечно, - подумала Сильвия. - А что, собственно, еще ты хотела услышать?" Она сначала не решалась дотронуться до протянутой руки, но, вспомнив о своем решении, пересилила себя и позволила Кристобалю себя обнять.
- Что же случилось с Тьерри, раз тебя весь день не было дома?
Он прижал ее к себе, стараясь не дышать в сторону жены, – все-таки вчера они с Тьерри изрядно перебрали.
- Так получилось, что Тьерри обидел одного человека. А у этого человека оказался очень влиятельный покровитель. Мне пришлось выступить посредником в этой истории. - Гато перевел дух. Он не сказал ни слова неправды жене, хоть таком изложении ситуация вырисовывалась совершенно иная. – А потом мы немножко отметили удачное окончание дня: что все остались живы и здоровы.
- Понятно, - Сильвии не хотелось вдаваться в подробности этого явного обмана. Пусть будет так, как он говорит, ей все равно. Она продолжала его любить, она по-прежнему чувствовала себя хрупкой и беззащитной в его объятиях. Но все уже было не так, как раньше. - Почему бы тебе не пригласить Тьерри в гости? Мы бы вместе отпраздновали.
- Дорогая, ты у меня самая прекрасная, самая добрая, чуткая, отзывчивая, - с каждым словом он целовал ее шею, плечи, волосы. – Я сегодня же пошлю за Тьерри. И мы оба будем благодарить тебя за то, что не сердишься. И праздновать то, как мне повезло с женой.
Сильвия чувствовала, как каждое его слово болью отражается в ее сердце, и вместе с тем в его голосе действительно чувствовалась любовь и нежность. Она совсем запуталась в себе: любовь и обида перемешались, осталось непонятное, щемящее чувство печали.
-Тогда иди, мне тоже надо подготовиться. Сегодня понедельник, разве у берейторов выходной?
- Я же начальник, могу позволить себе выходной. – со смехом ответил он. – Сейчас приведу себя в порядок и провожу тебя, куда скажешь. На работу? Или на рынок за фруктами? – он обнял ее крепче и прошептал на ухо. – Или туда, куда я «не дошел ночью»?
- Ты как будто не знаешь, что я сейчас в основном дома работаю. А продуктов у нас и так достаточно, - Сильвия специально ничего не сказала про третий вариант. На самом деле, ей сейчас просто хотелось прогуляться одной и обо всем подумать. - Лучше прими ванну и как следует освежись.

 

Пишет Хаос Мира Зеркал. 14.12.11

Сильвия
МЕЧТАТЕЛЬНОСТЬ меняется на ИСКРЕННОСТЬ

Пишет Рита. 15.12.11

Если раньше застать Тьерри дома было невозможно, то теперь фамильный особняк стал для него добровольной тюрьмой. Говорить ни с кем не хотелось, даже с Гато. Прежняя жизнь казалась то недосягаемым ныне раем, то пустым и бессмысленным убийством времени. Наверное, в первый раз ему представилась возможность остановиться и посмотреть на себя со стороны. Как выяснилось, рефлексия была жестокой и чертовски болезненной штукой.
Тьерри погрузился в изучение книг. Дружеские попойки, скачки, дела любовные раньше всегда увлекали его больше, чем мёртвая литература. Теперь же рассвет он встречал в библиотеке, заново открывая для себя классические трагедии, а подчас читая их в первый раз.
Но в книгах он не мог найти готового ответа на свои вопросы, как он в тайне надеялся. Только два драматурга отважились посвятить свои пьесы теме хаотического рабства. В одной жестокий принц северной страны становился рабом Лорда, отказывался от своих садистских наклонностей – поскольку начал чувствовать боль своих жертв, а затем отрекался от царства, чтобы избавить своих подданных от угрозы порабощения. В другой – получивший клеймо на ладонь в наказание за свой слишком острый язык, поэт не решался признаться в этом своей возлюбленной и покидал её навсегда, чтобы не ставить перед страшным выбором.
У Тьерри не было ни любимой женщины, ни царства. Вроде бы и рисковать нечем, но жить стало невыносимо тошно. Надо было найти оправдание своему существованию с клеймом. Что-то, что позволило бы ему хоть чуточку меньше желать смерти.
Первой тревогу забила мать Тьерри, леди Аннабель. Слишком непохоже на обычное поведение её сына было такое затворничество. Трижды или четырежды к нему приходили от Лорана, но каждый раз Тьерри передавал записку через слуг, не выходя из комнаты. Утром леди Аннабель находила в библиотеке раскрытые и оставленные в кресле обложками вверх книги, неровные стопки заложенных ножами для бумаг или полосками пергамента томов вдоль стен и стеллажей. Она даже пробежала глазами пару страниц, заложенных пергаментом с пометками, чтобы выяснить, что творится с её сыном. Но какое отношение к Тьерри могли иметь страдания явно списанного драматургом с северных варваров принца, так и не поняла.
В любом случае, ей нужно было поговорить с сыном. Тем более, что совсем скоро должен был состояться Бал дебютанток. Тьерри уже исполнилось 27. Самое время остепениться.
- Мон шер, нам нужно серьёзно поговорить, - она увидела его отражение в зеркале туалетного столика. Ей не понравилась его бледность и мрачная молчаливость, но она сделала вид, что ничего странного не заметила и продолжила как ни в чём ни бывало надевать украшения к выходу в свет.
- О чём, мамА? – он всё ещё стоял на пороге.
- Помоги мне, пожалуйста, с застёжкой, - она протянула ему жемчужное ожерелье. Конечно, она вполне могла бы справиться и сама, но решила воспользоваться сей нехитрой уловкой, чтобы вынудить его подойти ближе.
Тьерри, закусив губу, быстро взял ожерелье правой рукой и, уже не торопясь, левой рукой обвёл вокруг шеи матери и застегнул. Он намеренно отклонился от зеркала, чтобы леди Аннабель не увидела выражения его глаз.
Она ловко перехватила его за пальцы левой руки, когда он машинально поправил выбившийся из её причёски локон, и, обернувшись, внимательно посмотрела на него снизу вверх:
- Что с тобой происходит, Тьерри? – обычно леди Аннабель называла его по имени, когда была им крайне недовольна, поэтому он постарался загладить свою вину и улыбнулся.
- Всё хорошо, - сказать это после всех бессонных ночей в библиотеке было всё равно, что пытаться отсрочить неизбежное в спальне Лиз.
- Присядь, - она, не выпуская его руки, показала на кресло рядом с туалетным столиком.
- Видимо, ты хочешь поговорить о чём-то серьёзном, мамА, - он в шутку закатил глаза. Стоило совладать с эмоциями, чтобы не заставлять беспокоиться мать.
- Да, ты прав, - леди Аннабель улыбнулась, заметив эту привычную реакцию сына на её просьбы и капризы. Беспокойство отступило, - надеюсь, ты помнишь, что идёшь со мной на Бал дебютанток на следующей неделе?
- О, нет, мамА! – теперь он закатил глаза не притворно, - может перенесём это на весну?
Она не ответила, просто развернулась к нему и посмотрела так, как если бы он заявил, что решил стать женщиной.
- Ну, зачем тебе сейчас бледная тень сына в качестве спутника на балу? – предпринял Тьерри последнюю попытку отбрыкаться от бальной повинности.
- Значит, нам всё-таки есть, что обсудить, - заключила леди Аннабель. Она знала, насколько не любил сын, когда вмешивались в его дела, и понимала, что, загоняя его в угол подобным предложением, почти наверняка получит положительный ответ на свой первый вопрос, - так что же тебя беспокоит?
- То, что я не собираюсь жениться, - прямо ответил Тьерри. - Пока что, - добавил он, увидев, как взлетела бровь леди Аннабель при его словах.
- Я хочу пойти туда, мон шерри, - леди Аннабель «сделала шаг назад». Опыт воспитания единственного ребёнка подсказывал ей, что в данном случае лучше оставить ему место для «манёвра» и не давить слишком сильно. Но теперь ей окончательно стало ясно, что с мальчиком что-то произошло.
«Надеюсь, не откажется под предлогом, что одна из его пассий готовится сделать меня бабушкой раньше времени,», - подумала она, холодея от ужаса.
Лицо же её при этом оставалось по-светски доброжелательным.
- Ты ведь не лишишь меня маленькой радости – похвастаться перед этими «старыми калошами» с их глупыми дочурками таким красавцем-сыном?
- Если ты не заставишь меня за ними волочиться, я буду счастлив провести вечер в компании такой красавицы-матери как ты, - он галантно поцеловал ей руку.
- Вот и умница, - она едва коснулась губами его лба (чтобы не испачкать его помадой) и погладила по волосам как в детстве, - проводишь меня до кареты? Шлейф слишком длинный. Эта Мари! Сшила не платье, а наказание!
- Конечно, мамА, - он помог ей подняться.
- Я так понимаю, ты сегодня опять останешься дома? – спросила леди Аннабель, когда они спускались по лестнице.
- Нет. Лоран устраивает суаре, - Тьерри уже вполне контролировал собственные эмоции, чтобы солгать на голубом глазу.
- Будь умницей, - она потрепала его за щеку, садясь в карету, - да хранит тебя свет.
Он помахал ей в след.
И только когда карета скрылась за поворотом, разжал правую руку и посмотрел с мрачным спокойствием на печать:
- Да скорее уж тьма…

 

Пишет Никта. 16.12.11

Совместно с Ксанфом

Доктору повезло, он практически сразу нашел свободного извозчика, и вместе с ним и прохожим они осторожно перенесли служанку в карету.
- Везите ее в городскую больницу. Только постарайтесь так, чтобы сильно не трясло.
-Да, конечно. Не беспокойтесь. – случайный прохожий, мужчина лет сорока, быстро согласился сопровождать служанку.
Тем временем Ксанф вернулся за Никтой и, укутав ее в одеяло, как маленького ребенка, столь же бережно спустился с ней на улицу. Найти вторую карету для герцогини не составило труда.
-В больницу. Поскорее, пожалуйста! – Всю дорогу доктор так и держал девушку на руках, стараясь, чтобы никто не увидел ее лица.

К счастью, все обошлось без приключений, и уже через час девушку с переломом оперировали в травматологии, а Никте ввели приличную дозу анальгетиков со снотворным, обработали и зашили все порезы, и теперь она крепко спала в кабинете у Ксанфа. Юноша не решился будить ее вечером, только перенес в отдельную палату, где было гораздо удобнее и тише. В больнице за время его отсутствия многое переменилось, но руководство по-прежнему было радо его видеть – персонала не хватало катастрофически. Оставшись на ночное дежурство, Ксанф изучил все истории отделения, осмотрел пациентов, пару раз заглядывал к Никте, узнал, что операция у служанки прошла успешно, и даже успел вздремнуть в кабинете несколько часов. С утра вновь было много работы: больные, обходы, начальство, но к вечеру второго дня доктор всерьез забеспокоился – Никта не просыпалась. Громкие звуки, окрики, болевые раздражители – ничего не действовало, хотя при этом сердцебиение и дыхание, все рефлексы были в норме, зрачки реагировали на свет. Доктор осмотрел девушку с ног до головы, обежал всех врачей больницы, просмотрел множество статей и монографий, но никаких адекватных объяснений дать по-прежнему не мог. Оставалось только ждать. Ксанф собственноручно поставил Никте капельницу с глюкозой и больше уже не отходил от нее, почти каждые полчаса проверяя пульс и давление.
Третья ночь была гораздо длиннее первых двух. Напряженное ожидание изматывало нервы, но Ксанф старался сохранять хладнокровие. Днем он по-прежнему занимался больными, то и дело кидая вопросительные взгляды на медсестер, но в ответ они только качали головами. Ночь доктор проводил у постели Никты.
Сидя в кресле напротив кровати, Ксанф часами мог смотреть на девушку и любоваться изящным овалом ее лица, четкой линией губ, чуть дрожащими густыми ресницами. И сожалеть, что сапфировые глаза не смотрят на него в эту минуту.
Доктор перевел взгляд на зеркало на прикроватном столике и долго вглядывался в собственное отражение.
- Как думаете, она проснется?
-Да.
Ксанф чуть улыбнулся.
- Надеюсь, Вы правы. - Он помолчал немного, потом продолжил:
-Не знаю, сколько смогу ждать.
- Я тоже.
- Пусть что хочет делает, хоть босиком по гвоздям бегает, только бы проснулась.
- Она упрямая.
Ксанф снова улыбнулся.
-Знаю.
Зеркало молчало.
-Как думаете, могу я что-то сделать для нее? – юноша снова нарушил тишину.

- Хотите попросить меня ещё раз вылечить её?
-А думаете, она сама не справится?
- Не знаю.
-Тогда почему так уверены были, что проснется?
- Это два разных вопроса, доктор. Проснется ли она? И справится ли?
Ксанф замер на несколько секунд, но быстро взял себя в руки:
-Подождем пока.
-Когда станет опасно ждать, позовите. – ответило зеркало.
- Вы же знаете, я сразу приду.
- Хорошо.

Через некоторое время он задремал: усталость взяла своё. Он не помнил, что ему снилось: он куда-то бежал или просто где-то заблудился и искал выход, потом падал в пропасть и от этого резко вздрагивал во сне, но не просыпался.

Никта проснулась, резко села на кровати, выдернула капельницу из руки, осмотрелась.
Она смутно помнила то, что произошло с ней несколько дней назад, но нисколько не испугалась, обнаружив себя в больнице. Забинтованные руки тоже мало её беспокоили.
Она внимательно посмотрела на спящего Ксанфа, удивилась про себя, что он вернулся, но будить не стала.
Встала. Не обнаружив одежды, вышла в коридор. Прошла до сестринского поста.
Здесь её остановила медсестра:
- Куда это Вы?
Никта отметила, что девушка была одного с ней роста и примерно то же комплекции.
- Я, - она сделала вид, что теряет сознание.
Медсестра успела подхватить её и уложить на кушетку рядом с ординаторской, сама бросилась внутрь за нашатырным спиртом.
Никта зашла за ней, ударила жестко и сильно в основание шеи.
Переоделась в её одежду, накинула сверху белый халат и незамеченной выскользнула из больницы.

Домой ночью Никта так и не вернулась. Ксанф, сбившийся с ног в её поисках, провёл несколько часов на крыльце особняка, но ожидание было тщетным.
Утром он вынужден был вернуться в больницу.
Но уже через два часа снова оказался рядом с домом Никты.
К его удивлению входная дверь была открыта.
В холле у лестницы стояла Никта, доктор отметил, что выглядела она неплохо для человека, которые трое суток провел в больнице, не приходя в сознание. В комнатах и на кухне хлопотали служанки.
- Всё выкидывайте. Развели тут без меня бардак. Стоило только на несколько дней отлучиться, - Никта была ненормально спокойна и рассудительна. Более того, на момент Ксанфу показалось, что он видит ту, другую Никту. Которую он встретил много лет назад в застенках ЦРУ. Которая без тени сомнения и сожаления приказала его пытать. Которая допрашивать его заставила Алдару…
- Никта! Мрак тебя возьми! Ты ничего не хочешь объяснить?
- Мне некогда сейчас с Вами разговаривать, доктор Ксанф. Не видите? Я немного занята.
- Госпожа, - сверху по лестнице спустилась горничная, - я убралась наверху.
- Хорошо, - Никта кивнула сдержанно.
- Вы уверены по поводу…- горничная показала на плетёную корзину в своих руках, - сжечь? Они же шёлковые…
- Только попробуй ослушаться, - Никта произнесла это негромко, но таким тоном, что у всех присутствующих мурашки побежали по спине, - сказала. Сжечь.
- Извините, госпожа, - горничная, втянув голову в плечи, прошмыгнула мимо хозяйки в кухню.
- Что здесь опять происходит? Вы где были все это время? - хотя юноша и старался говорить ровно, голос все же выдавал его негодование.
- Не сейчас, доктор, - в голосе её появился металл, - мы должны навести в доме порядок. Здесь находиться невозможно: везде грязь, осколки стекла, вещи разбросаны. Поэтому я ещё раз прошу Вас покинуть мой дом.
Глаза Ксанфа сузились.
- Как скажете, герцогиня. - Он резко повернулся и вышел.
Никта подошла к зеркалу и, посмотрев на собственное отражение, прислонилась лбом к стеклу. Холод успокаивал.

***

Ординарец, увидев её, отсалютовал привычно, как если бы ничего не случилось, и она только вчера ушла домой с работы.
- Никта, - бригадир особистов, временно возглавлявший Цех, встретил её с распростертыми объятиями, - наконец-то…
- Здравствуйте, господин Бланк, - она улыбнулась благожелательно и ответила на его объятия.
- Что за глупости? – притворно обиделся бригадир, - по имени называй. Как принято.
- Не могу, - Никта беспомощно развела руками, - Вы… ты ещё с моим дедом работал. Не могу привыкнуть… Красс.
- Ты насовсем вернулась или заглянула на минуту, чтобы проверить, всё ли в порядке?
- Насовсем, - кивнула Никта, - соберёте Совет?
Красс усмехнулся в усы и покачал головой неодобрительно:
- Конечно, сейчас сделаю распоряжение.
- Спасибо.

- Ричард не приехал ещё? – поинтересовалась Никта, когда Красс вернулся из приёмной.
- Приехал. Вчера, - ответил Красс, - хочешь снова назначить его бригадиром?
- Да, - Никта заняла своё законное место за столом.
- Понятно, - он хотел ещё что-то спросить, но не стал.
- Кассиус где? – задала вместо него вопрос Никта.
- В Южном, - Красс закусил ус задумчиво.
- Проводишь меня после Совета туда?
- Его тоже вернёшь? – спросил всё-таки Красс.
- Это от тебя зависит, - Никта улыбнулась холодно.
- Почему от меня? – не удержался от вопроса бригадир.
- Потому что он – особист, - объяснила с готовностью Никта, - и если останется жив, то будет работать под твоим началом, Красс.
- Если… - подчеркнул тоном бригадир.
- Да. А это зависит от него, - ответила твёрдо Никта.

Потихоньку стали собираться бригадиры: Грегор, глава ФПиК, Алекс, глава бригады по уголовным делам, Николас, глава разведки.

Совет уже подходил к концу, когда в кабинет начцеха вошёл Ричард.
Воцарившаяся к тому моменту тёплая атмосфера в миг испарилась. В воздухе повисла тяжёлая пауза.
- Проходи, Ричард, - Никта знаком подозвала бывшего бригадира и указала гостеприимным жестом на кресло по правую руку от себя.
Она видела, как Николас сжал руку в кулак: понятное дело, ему не хотелось уступать «какому-то там сопляку, который ему в старшие сыновья годился».
- Так, давайте подведём итоги, - Никта проигнорировала эту демонстрацию неудовольствия, - выставите пост у развалин Лабиринта. Если кто-то действительно растаскивает осколки и плитку, мы должны знать, зачем это делается. Мастеровая – Алекс, это твоя обязанность. Наведи там порядок. Грегор, жду отчёт относительно афёры, которую вы раскрыли. Копию нужно будет обязательно послать бургомистру, чтобы сделала выводы. Все свободны. Красс, подождёшь меня в приёмной?
Особист кивнул утвердительно.
- Николас, Ричард, останьтесь, - Никта вышла из-за стола, - нам нужно обсудить ещё один вопрос.
Когда все вышли, начцеха предложила разведчикам сесть.
- Как вы понимаете, бригаду разведки может возглавить только один, - она улыбнулась, - Ричард всё это время прекрасно справлялся со своими обязанностями, - тот усмехнулся победно, бросив быстрый и острый взгляд на своего соперника. - Но Николас смог реорганизовать бригаду весьма удачно, что помогло Цеху раскрыть пару заговоров, которые в перспективе могли нанести столице серьёзный финансовый и политический урон, - теперь настало время торжествовать для другого, - поэтому я решила, что Николас останется бригадиром разведчиков.
Ричард нахмурился, но промолчал.
- Тебе же я предлагаю должность моего заместителя, Ричард, - Никта усмехнулась этой реакции, - если ты не возражаешь, конечно.
- Это против правил Цеха, старшАя, - вмешался Николас.
- Это не твоё дело, бригадир, - оборвала его достаточно бесцеремонно Никта, - ты свободен.
- Есть, - разведчик был достаточно умён, чтобы не вступать в открытый конфликт с начцеха.
- Так как? – ещё раз спросила Никта Ричарда, когда они остались одни.
- Мой ответ да, конечно, - сказал разведчик, - но у меня есть встречный вопрос к тебе, если не возражаешь.
- Не возражаю, - согласилась Никта.
- Тебе не страшно? – спросил Ричард.
- Нет, - ответила Никта, - мне теперь вообще ничего не страшно.
- Почему я?
- Ты не боишься говорить то, что думаешь, в лицо. Несколько абсурдное качество для разведчика. Не находишь?
- Есть немного.
- Но прекрасное качество для заместителя.
- Хорошо, - Ричард решил не начинать пока разговор о том, что произошло с начцеха за время его отсутствия. Но то, что произошло что-то серьёзное, он не сомневался. Слишком уж спокойной выглядела Никта, а результаты его наблюдения за ней говорили, что это верный признак того, что ей сейчас хуже некуда.
- Завтра в 10, здесь, - Никта, будто прочитала его мысли и решила остановить, пока он не догадался о причинах её боли, - составим список твоих должностных обязанностей.
- Есть, старшАя, - улыбнулся Ричард, - а можно первый совет дам?
- Молодец, - уважительно покачала головой она, - давай.
- Не убивай Кассиуса, - сказал Ричард осторожно.
- Постараюсь, - согласилась она, - хотя весьма сложно противостоять такому искушению.
- Ты справишься, - сказал Ричард.
- Конечно, - согласилась Никта.

 

Пишет Хаос Мира Зеркал. 18.12.11
Как только разбилось первое зеркало, Кай выплюнул разжёванный верлий, смешанный с соком безвременника, Лабиринт наполнила плотная тьма.
Он сполз по стенке на зеркальный пол, истекая кровью. Темень приблизилась к нему, подняла в воздух, встряхнула как следует, схватила за волосы и бросила в сторону целой ещё стены. Но зеркало успело треснуть до того, как тело ударилось о него.
Темнота откликнулась на это тяжёлым яростным шипением и снова бросила его в целое ещё зеркало. И опять – поздно.
Тьма ещё раз схватила Кая за волосы, вытерла его щёкой его же плевок и вновь бросила в стену.
Кай уже потерял сознание, и тьма размахивала им направо и налево как тряпичной куклой.
В итоге ей всё же удалось забросить его за зеркала.

***
Он лежал на зеркальном полу. В мрачном сером помещении. Напротив, за стеклом, по улице шли люди, никто не обращал на него, раненого смертельно, переломанного и вымотанного, внимания.
Здесь, за зеркалом, было тихо и темно.
Там, день в самом разгаре и шумная жизнь.
Он протянул руку, чтобы коснуться стекла. Позвать на помощь.
Влюблённая парочка, одетая модно и богато, остановилась прямо перед ним. Девушка с восхищением и гордостью рассматривала своё отражение и отражение своего избранника. Он, воспользовавшись тем, что она замечталась, поцеловал её в щёку.
Она, смутившись, покраснела, легко ударила его в грудь и рассмеялась довольно.
Кончики пальцев Кая коснулись стекла, оставив на нём кровавый след.
Тьма схватила его за ногу и поволокла прочь.
От жизни, света и счастья.

***

Он оказался впечатанным в одно из зеркал намертво. И благодаря тому, что не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, а все кровоточащие раны были погружены в зеркальную поверхность, боли почти не чувствовал.
Перед ним нервно вышагивал туда-обратно Хозяин Мира.
«И всё-таки я задел Вас, верлонт», - устало усмехнулся Кай.
«Конечно, задел, - Хаос подошёл к пленнику, - у тебя сомнения на этот счёт были?»
Кай попытался отклониться, но безуспешно.
«Так почему не убили?», - челюсти свело от пронзительного холода.
«Хочу, чтобы ты понял, что сделал, уничтожив Лабиринт», - объяснил Хаос, отступив на шаг назад, чтобы не убить пленника холодом.
«Я знаю, что я сделал, - спокойно ответил Кай, - избавил мир от страха перед Вашими зеркалами».
«Глупый мальчишка, - усмехнулся Хаос, - забили тебе голову ордэрской чушью».
«Я сам выбрал свою судьбу. Патриархи ни при чём», - зло бросил в ответ Кай.
«Знаешь, в чём ирония, Алкарин?» - всё с той же грустной усмешкой слишком долго жившего существа спросил демиург.
Кай решил не отвечать, посчитав вопрос риторическим.
«В том, что здесь правда ранит в прямом смысле слова, - он развёл руками, показывая на зеркальные коридоры, - и ты будешь мучиться жестоко так долго, как долго будет выходить из тебя ордэрская ложь обо мне».
«Не придумывайте красивого оправдания пыткам, которые Вы для меня приготовили сами, верлонт», - оборвал его Кай.
«Если я солгал, ничего не произойдёт, - ответил просто Хаос, - и в таком случае тебе нечего бояться».
«Я не боюсь», - перебил его снова Кай.
«Тогда задай мне вопрос о том, что такое Лабиринт», - изящно и ловко загнал его в угол Хаос.

И была боль…

***
Кай кричал, не переставая. Несколько раз он уже терял сознание от боли, которую доставляла ему правда.
- Можешь помолчать? – холодный и спокойный голос изверга.
Кай снова закричал.
- Хм, - тьма задумалась на миг, - может?...
Боль чуть отступила.
Кай смог взять себя в руки и, закусив губу до крови, сдержал стон.
- Нам нужно поговорить, - сказала тьма.
Ордэр не мог ничего на этот ответить. В голове и груди шумела раскалённой лавой боль.
Тьма, когда Кай пришёл в себя в очередной раз, повторила вопрос:
- Не орать, а говорить сможешь?
Кай попытался кивнуть, но у него это не очень получилось.
- Хорошо. Подождём ещё несколько часов.

Кай безвольно висел на скованных за спиной зеркалом руках. С губ капала чёрная кровь.
Сознание возвращалось к нему ненадолго, но не отступающая боль вновь выбивала дух.
«Что тебя держит? – Хаос внимательно разглядывал его темнотой капюшона, - не пойму».
«Никтааааааааа… - прошептал Кай, - я лю……»
Хаос зарычал в ярости и прежде, чем пленник закончил слово, вырвал у него из груди сердце.
«Не смей! – Хаос раздавил сердце в прах, - не смей даже думать об этом!»
Вопль ярости пронёсся по зазеркалью.
Враг был мёртв, но Хаос только ещё больше разозлился на себя.
Он прижал к ближайшему зеркалу незаживающую рану на предплечье и закричал от боли, когда посеребрённое стекло впилось в него своими острыми холодными зубами.
«Убил! Убил! УБИИИИИИИИИИИИИИЛ! Аррррррррррррррррр, - Хаос ударил по зеркалу так, что оно задрожало и на миг выпустило его руку, - УБИИИИИИИИИИИИИИИИЛ! Нет-нет-нет-нет-нет, - лихорадочно, - я всё верну. Не так. Правда должна была убить. Не я».

И Кай снова был жив. Только в груди зияла дыра, заполненная тьмой.

 

Механизм

Её звали Флора. Она была тихим, спокойным, послушным ребёнком. И выросла в тихую, спокойную и послушную девушку. Есть такие люди, которых жизнь, кажется, обходит стороной: не печалит, но и не радует. Замечает время от времени, но почти тут же забывает.
Самым сильным впечатлением детства Флоры была поездка к морю, когда ей было около семи лет отроду.
Дочка служащих, она не надеялась сделать головокружительную чиновничью карьеру, удачно выйти замуж за богатого аристократа или начать собственное дело.
Она не была наделена особыми талантами, благодаря которым могла бы прославиться.
Она не была настолько привлекательна, чтобы иметь успех у молодых людей.
Хотя родители всегда говорили ей о том, что она красавица, и нет никого на свете прекраснее их «цветочка».
Да, собственно, она и не претендовала на чью-то ещё любовь и обожание.
Просто жила. Без претензий и надежд на лучшее будущее.
Но жизнь внезапно выскочила из привычной серой глубокой колеи.
Когда она столкнулась на улице с молодым человеком. Он был полной ей противоположностью: красивый настолько, что смотреть Флоре на него было больно, счастливый настолько, что все вокруг него пропитывались этим ощущением полноты жизни, притягательный настолько, что даже внутри серой мышки Флоры сердечко заколотилось бешено в его присутствии и чуть не остановилось, когда он бросил на неё мимолётный взгляд.
В тот вечер она, наверное, впервые посмотрела на себя в зеркало по-другому. И увидела то, что раньше как-то не имело значения: бесцветные глаза, мышиного цвета тонкие волосы, несовершенная кожа, выступающие лопатки и сутулые плечи.
Впервые ей захотелось надеть красивое дорогое платье непременно её любимого бледно-зелёного цвета, сделать причёску, подобрать украшения и изящные туфельки на невысоком каблучке, накраситься…
Чтобы хотя бы отдалённо походить на девушек, что шли с ним в тот день, смеясь беззаботно и открыто его шуткам.
Она попыталась вернуть себе душевное спокойствие, занявшись давно заброшенной вышивкой, но образ прекрасного незнакомца не шёл из головы.

А потом рухнул Лабиринт.
Отец, который был Смотрителем Лабиринта, потерял работу. И не смог с этим справиться.
Тело нашли там же. На руинах. В руке он сжимал осколок зеркала. В кармане лежало ещё несколько таких же осколков. Видимо, какой-то чокнутый богатей заказал ему принести в качестве сувенира что-нибудь с обломков.
Мать сошла с ума и угодила в клинику. Она не понимала, где находится, что происходит вокруг, никого не узнавала и почти отказалась от еды и питья.
Так Флора осталась одна.
Не было никого, кто мог бы удержать её, сказать, что выход есть, что жизнь наладится, и она обязательно будет счастлива.
Поэтому вечером четверга она стояла у окна с черным пузырьком в руке. Смотрела на проходивших по улице людей и беззвучно плакала.
Когда яд начал действовать, она покачнулась опасно в сторону большого фамильного зеркала.
Но не было никого, кто мог бы удержать её.
И она, уже без сознания, упала в зазеркалье. Прямо к ногам Хозяина Мира.
«То, что надо, - тихо и безразлично произнесла тьма, - попробуем».
Лорд взял бездыханное тело на руки…
Механизм был аккуратно помещён внутрь. Флора спала.
Лорд приходил проведать её несколько раз за первые сутки, всё шло по плану.
Он не будил девушку, чтобы не причинить ей боль. Ему просто нужно было знать, надёжен ли механизм, который он придумал для другого человека, с другой целью.
Но через три дня механизм дал сбой. И Флора вновь оказалась на грани смерти, хотя и не подозревала об этом.

***
Это могло означать, что либо зазеркалье и близкое присутствие хаоса повлияло на работу, либо сама Флора так хотела умереть, что продолжала изо всех сил бороться с жизнью, либо (практически невозможно), что есть ошибка в самом механизме.

***
Никто не заметил её трёхдневного отсутствия. Флора выкинула пустой пузырёк, вытерла пыль с подоконника у окна, которое оставила открытым несколько дней назад, и легла спать.
Так, спокойно и тихо, прошло ещё три дня.
Флора уже привыкла к странному пограничному состоянию: ни жива, ни мертва. Ей не было больно от потерь, ей не было страшно от того, что произошло с ней за эту неделю, ей не было плохо от того, что Он никогда не посмотрит на неё и не произнесёт слова любви.
Она всё-таки заставила себя выйти на улицу и прогуляться, чтобы не видеть зеркала в доме. После отравления и возвращения, которые теперь казались дурным сном, ей постоянно казалось, что за каждым её движением следят внимательно.
А потом она увидела его: всё такого же. Счастливого, удачливого и полного жизни. Он шёл в компании со своими друзьями в сторону Гаудеамуса. Они со смехом обсуждали какого-то «мракова Орвинда», «несчастного Гато», которому предстояло «охмурить красотку» и предстоящую попойку.
Внутри Флоры что-то щелкнуло, когда его взгляд, как вечность назад, скользнул по ней. Девушка схватилась за грудь и едва удержалась на ногах. Ей повезло, что за спиной оказалась стена здания с впечатанным в неё уличным зеркалом.

***
- Значит, не зеркала. Может…
Улыбка Тьерри. Хмурый взгляд Рейеса. Бесстрастный голос часовщицы.
Или всё-таки.
Последнее допустить было особенно неприятно. Но исключить такую вероятность он всё-таки не мог.

***
«Ты умеешь собирать часы, милая?» - она не особо удивилась, увидев на зеркале в собственной комнате надпись. В конце концов, она сама была виновата в том, что привлекла к себе внимание тем, что впустила в Башню преступника, разрушившего Лабиринт, и тем, что посмела заговорить с мойщиками зеркал.
- Да, милорд.
«Сама научилась? Или кому-то ты всё-таки была небезразлична из твоей родни?»
- Сама, конечно.
«Соберёшь мне один механизм? По схеме?»
- Для чего?
«Это «да», я полагаю?»
- Да. Конечно, да, милорд.
На поверхности зеркала появилась начерченная красными чернилами схема.
Часовщица внимательно посмотрела на неё, склонив голову набок.

***
Флора мирно спала за зеркалами ещё три дня. А потом Лорд решил её отпустить.
Она опустилась на кровать рядом с погружённым в глубокий сон тем самым невероятно красивым молодым человеком, погладила его по щеке, коснулась легко волос, поцеловала несмело в чуть приоткрытые губы, прошептала: «Такая радость, что ты есть в этом мире».
«Идём, Грусть, - позвала её тьма, - пора…»
«Флора?» – она попыталась поправить хозяина.
Но тот лишь покачал отрицательно головой.
***

День выдался тяжёлым. Часовщица едва нашла в себе сил добрести до дома. Слишком много всего произошло. Но впереди была ещё ночь работы для Лорда Хаоса. И она прекрасно понимала, что после произошедшего сегодня в Скрипичном переулке хозяин мира вряд ли позволит ей задержать выполнение заказа даже на несколько минут.
Она склонилась над механизмом.
Ночь близилась к концу, когда она, от усталости утратившая чувство реальности и осторожности, ранее ей не изменявшие никогда, поинтересовалась у зеркала:
- Что вы собираетесь с ним делать, милорд?
«С чего вдруг такой вопрос?» - ответ последовал моментально, из чего часовщица сделала вывод, что Лорд наблюдал за её работой всё это время, не отрываясь.
- Не каждый день увидишь механизм в форме человеческого сердца, - пожала она плечами. Затёкшая шея отдалась болью.
«Действительно, - подтвердил, усмехнувшись алой кляксой после слова, Хаос, - но тебе до этого какое дело?»
- Просто хотела заметить, что если вы решите испытать его на человеке, это может плохо кончиться.
«Почему?»
- А вдруг в схеме есть дефект?
«ДЕРЗКАЯ», - надпись была составлена из заглавных букв. И это должно было её предупредить о том, что она зашла слишком далеко.
Но она не остановилась:
- Будь я на вашем месте…
«Дерзкая», - на этот раз после слова появилось три мелкие кляксы.
- Я бы испытала его на одном из своих рабов…
«Остановись же…» - Лорд явно смеялся за зеркалами.
Часовщица тряхнула головой, отхлебнула остывший кофе из чашки, скривилась от вкуса и воспоминаний и, наконец, произнесла:
- Извините, милорд…

***
Он внимательно наблюдал утром за тем, внутри кого теперь был механизм Флоры. Механизм работал уже больше трёх дней. Но слова часовщицы не шли у него из головы.
Он зарычал тихо от ярости. Она спутала ему все карты, попросив вернуть Дюваля в его тело раньше срока. Если бы они не поторопились, он мог бы без лишней нервотрёпки исключить ещё одну возможную причину того, что механизм ломался так часто. А теперь…Пришлось вставить ненадёжный механизм в Тьерри, чтобы продолжить эксперимент, ибо времени оставалось всё меньше.
Тьерри между тем подошёл к окну. Проходя мимо зеркала, сказал беззвучно «спасибо».
«А вдруг есть дефект?»

***
- В схеме была ошибка, милорд, - прошла почти неделя прежде, чем она смогла закончить механизм. Планы по поимке лабиринтного вора пришлось отложить. У неё просто не оставалось сил на их обдумывание, не говоря уже о подготовке к воплощению.
«Неужели?»
- Да. Если бы я собрала механизм, точно следуя указаниям, вам пришлось бы каждый год менять зубчатое колесо на 6.
«И ты усовершенствовала схему» - попробовал догадаться демиург.
- Да, милорд.
«Как долго может прослужить новый механизм?»
- Лет двадцать точно. Без замены отдельных частей. И заводить его нужно не каждый день, а каждые три недели. Это ведь удобнее.
«Тебя настолько тяготит твоя работа, милая?» - вдруг спросил Лорд.
- Нет, - удивилась неприятно она, - почему вдруг такой вопрос?
«Если бы башенные часы можно было заводить не раз в день, а раз в три недели, думаю, ты была бы счастлива».
- Не стоит слушать своих слепых слуг, милорд. Я к ключу не прикована. Я ношу его на поясе.
«Конечно, - согласился демиург, - что ты бы хотела получить за свою работу?»
- Услугу, - она уже неоднократно прокручивала этот разговор в голове, поэтому ответила сразу.
«Хм, - тьма задумалась, - и не страшно?»
- Нет, - просто ответила часовщица, - было бы страшнее не попросить у вас ничего.
«Какую услугу ты хочешь попросить?»
- Не наказывайте меня за то, что изменила схему.

Зеркальная шкатулка была у него в руках.
Он открыл её, прислушался к мелодичному тихому ходу механизма, протянул руку, чтобы коснуться металла, но тут же отдёрнул её, испугавшись, что уничтожит тонкую работу.
Вновь посмотрел на часовщицу, спящую за столом в мастерской, положив руки под голову.
«Пройдёт год, и я обязательно предложу тебе купить у меня для него новое сердце, часовщица. Ценой того, что будет тебе бесконечно дорого», - едва слышно прошелестела тьма.

- Я ведь помог тебе осуществить то, что ты хотел? – спросил демиург.
- Да, - ответил пленник.
- Теперь твоя очередь.
- Мне больно, верлонт.
- Хм… Потерпи. У меня не очень хорошо получается собирать вас по частям.
- Я не жалуюсь. Просто предупреждаю, что не слишком быстро соображаю в таком состоянии.
- Ничего. Я никуда не тороплюсь.
- Хорошо.
- Возвращаясь к моему пожеланию…
- Приказу.
- Будь добр, не цепляйся к словам.
- Конечно.
- Нужно собрать осколки…
- Не произносите. Прошу.
- Хорошо. Ты согласен?
- Вы отпустите меня? Разве это возможно?
- Если ты примешь на себя обязанности.
- Какие?
- Советника по зеркалам.
- Я буду жить? Как?
- Благодаря твоей новой знакомой у тебя появился шанс.
- Не понимаю.

- Как долго я проживу с этим? – Кай прислушался к себе: вместо привычного стука сердца теперь было едва уловимое ухом мелодичное тиканье.
- Пока в тебе нуждаются и пока тебя помнят, - ответил Хаос.
- Но я никому не могу сказать об этом условии, так? – догадался Кай.
- Так, - усмехнулся Хаос.
- Ладно, - согласился Кай, - я был за чертой несколько раз. Не страшно.
- Вперёд, - Хаос подошёл к нему сзади и легонько толкнул его через зеркало.

 

Лека
С того самого дня, как она впервые обнаружила у двери в Башню белую розу, цветок появлялся там каждый вечер. На пятый она не наступила. Потому что, сначала с опаской, а затем с надеждой, приучилась ждать эту странность.
Теперь все розы были красные, и она уже не смела бесцеремонно засовывать нежные бутоны в карман. Как будто боялась, что юбка может вспыхнуть от алого пламени цвета.
Кто бы ни был таинственный даритель, ему удалось вернуть ей потерянное душевное равновесие, упрямо и методично повторяя каждодневный ритуал дарения цветка.
Эта успокаивающая рутина помогла ей вынести напряжение мозгов и нервов, когда она работала над «сердцем Хаоса», как сама про себя называла механизм, заказанный ей Хозяином Мира.
Теперь, по завершении работы, когда она смогла, наконец, выспаться, розовый бутон приносил не только успокоение, но и радость.
Ей очень хотелось принести цветок домой, но в маленькой квартирке было бы не утаить его от посторонних глаз, человеческих и нечеловеческих. Поэтому она отрывала лепесток за лепестком по дороге с работы, вдыхала аромат, впитывала цвет каждого и роняла на мостовую. Будто случайно.

Столкновение с Тьерри снова перевернуло её мир с ног на голову. И ей уже начало казалось, что эти их встречи тоже стали частью рутины. Часовщицу данный факт немного беспокоил, но она понимала, что если это действительно так, ей придётся с этим смириться.
Как и в схеме Хаоса она ясно и чётко видела собственную ошибку, «зубчатое колесо на 6», погубившую весь механизм жизни. Теперь нужно было его полностью разобрать, удалить сломанные, покорёженные детали, снова собрать и запустить. Лет на двадцать. Без подзавода и отладки.
Только как в эту схему вписывались алые розы, она пока решить не могла.

Пишет Хаос Мира Зеркал. 24.12.11
Совместно с Никтой
Виктор наблюдал за казнью с крыши Гранитного корпуса. После возвращения с изначально провальной миссии он совсем перестал общаться с другими курсантами, которые, хотя и были ребятами воспитанными, то и дело сводили разговор к тому, что сбежавшего из Гранитного пацана вернул домой ордэр.
Его радовало, что никому не пришло в голову поинтересоваться у заключённого, что именно произошло в Стэллиаде.
Даже наставники тактично обходили эту тему стороной.

Пыткой стала необходимость смотреться в зеркало.
Одно хорошо – хозяин мира сам не горел желанием общаться с неудачником, коим, без сомнения, выглядел Виктор в его глазах. Около двух недель у него ушло на сомнения и колебания.

- Капитан, разрешите войти? – Виктор посчитал до десяти прежде, чем решился постучать в дверь кабинета командира.
- Войдите, - ему показалось, что капитан не был удивлён этим визитом, - что Вы хотели, кадет?
- Я.. – Виктор сделал паузу и затем выдохнул на одном дыхании, - я решил уйти из Гранитного.
- Хорошо, - кивнул капитан, - это всё?
Виктор несколько растерялся. Почему-то ему представлялось, что всё будет по-другому: его будут уговаривать остаться, предупреждать об опасности вне стен Гранитного и, может, даже убедят в том, что ничего ужасного не произошло, что всё успокоится и забудется.
- Мне больше не угрожает ничего? – не удержался он от вопроса.
- Нет, - капитан явно не был расположен продолжать разговор.
- Хорошо, - внутри Виктора вскипела уязвлённая гордость, - тогда прощайте.

***

- К Вам посетитель, - ординарец был явно озадачен.
- Кто там? – Никта бросила хмурый взгляд на Ричарда.
Разведчик вышел из кабинета, но вскоре вернулся с таким же озадаченным видом.
- Не поверишь. Викторио Монтероне.
- Подопечный баронессы Эквус? – удивилась Никта.
- В форме кадета Гранитного корпуса.
- Что нужно, не сказал?
- Нет, хочет разговаривать только с тобой.
- Обыщи и свяжи. Согласится, буду говорить.
- Есть, старшАя.

***
- Это было обязательно? – Виктор повёл связанными за спиной руками.
- Что тебе нужно? – проигнорировала его вопрос Никта.
- А разве не очевидно? – ответил вопросом на вопрос Виктор.
- Неужели я задала бы тебе вопрос, заранее зная на него ответ? – удивилась начцеха.
- Не это ли главное умение црушника? – бывший кадет Гранитного решил не отступать.
- Что тебе нужно? – повторила Никта.
- Хочу работать на ЦРУ, - Виктор расценил то, что она повторила вопрос, как поражение, поэтому ответил.
- Почему?
- Вы против Гранитного, - холодно заметил Виктор, - для меня этого достаточно.
- Странно слышать это от кадета, - усмехнулась Никта. Она видела, как физически больно было Монтероне объясняться с ней, как скрипела его гордость и ломалось чувство собственного достоинства, - правду жду. Или правда, или разговор окончен.

***
- Нам нужно его проверить, - Ричард подошёл к столу начцеха вплотную, - он не гвардеец, но это может быть уловкой, чтобы выведать наши планы.
- Ерунда, - Никта бросила взгляд на зеркало, - стали бы они придумывать такую сложную схему ради того, чтобы получить информацию, которую их патрон сам им может сообщить.
- Гвардия не Хаос. Они служат ему, но мало от него зависят, - усмехнулся Ричард, - будь по-другому, не пользовались бы такой популярностью у дам.
- В каком смысле? – Никта удивлённо вскинула бровь.
- На советников по зеркалам посмотри, поймёшь, - улыбнувшись её некомпетентности в этом вопросе, ответил Ричард.
- Нашёл тоже кого в пример приводить. Для Лорда это не люди. Так… Скот без души и желаний, - хмыкнула Никта. – Они такие не потому что он их к себе приблизил, а потому что так удобнее. Работают лучше. Причём там, где никто другой бы работать не смог, не выжил бы.
- Соглашусь. Мои… - он смешался, - разведчики донесли, что видели одного такого на развалинах Лабиринта. Это он осколки ворует.
- Жестоко, - заключила Никта безразлично, - мог бы Гвардию послать.
- Почему? – удивился Ричард.
- Для Советника прикоснуться к разбитому зеркалу всё равно, что раскалённый прут голыми руками взять, - объяснила нехотя начцеха и, поглаживая Сэта по груди, обронила в сторону, - интересно, интересно, чем он мог так перед Ним провиниться? – затем вновь обратилась к Ричарду, - Как выглядит?
- Сказали, что калека скособоченный. Старый совсем. Еле ходит, - безразлично обронил Ричард. По его данным человек ЦРУ был неизвестен, а, следовательно, интереса не представлял, - видимо, хозяин решил его в утиль списать, а рука просто и быстро избавить старика от страданий не поднимается.
- Ну и мрак с ним, - Никта отмахнулась от внезапно возникшего желания поговорить с Советником, - что у нас там с Мастеровой? Как дела продвигаются?

***

«Поменял серое на серенькое», - Вик услышал эту поговорку в столице, но долгое время не мог понять и стеснялся спросить, что она означает. Теперь стоя у зеркала в серой црушной форме, он и сам догадался.
Серая форма кадета Гвардии на серенький форменный сюртучишко ЦРУ.
Шило на мыло – обычно говорили в Аквилоне.
Он вдруг вспомнил доброе лицо Анастасиуса Артемьева. Что бы тот сказал, узнай он о «карьерном выборе» своего бывшего ученика?
Наверное, просто покачал бы головой неодобрительно.
Или сказал бы: «Вот уж не ожидал от вас такого, господин Монтероне».

Не было ни дня, чтобы он не вспоминал казнь. С Гранитного видно было не много, но Вику казалось, что приговорённый оглядывается в поисках своей жертвы, чтобы ещё раз посмеяться над ним.
Обычно Вик одёргивал себя, ибо такое поведение совсем не подходило алкарину, который был с ним, скажем прямо, достаточно милосердным и никак не демонстрировал превосходство.
Но память постепенно уступила отчаянным мольбам чувства собственного достоинства, и в новой версии Кай смеялся ему в лицо, унижал и бахвалился. И теперь Вику казалось, что он видит эту ухмылку в каждом взгляде врага Цеха, с которыми ему приходилось иметь дело по уголовной бригаде.
Сначала бригадир придерживал его в конторе, за заполнением вороха нудных и бессмысленных по большому счёту отчётов, но вскоре стало понятно, что это всё равно, что в доме держать пороховой склад рядом с кухней.
Первое же задание – задержать особо опасного преступника – известного шакала с Севера – стало его триумфом и положило начало целой веренице слухов, один невероятнее другого, о его бешеной ярости и ненормальной храбрости.
На любую попытку заговорить с ним о причинах подобного поведения он огрызался. Друзей в бригаде так и не завёл, зато появилась новая компания – молодых и безрассудных – которая в поисках острых ощущений каждый вечер слонялась по злачным районам города.
Приключения всегда находились. И иногда заканчивались для компании не совсем хорошо. Хотя Вика будто Хозяин Мира оберегал и отводил страшное в последнюю секунду.

 

Пишет Алина. 30.12.11
Ее знакомый повар вскоре уволился и устроился работать в какой-то дорогой ресторан на да Винчи.
Жизнь в кафе почти остановилась, как всегда происходило во время сессий.
Юнатан уезжал на следующей неделе домой в Аквилон.
Предстоял еще один Новый год на гаудеамусской кухне.
Две порции, бутылка вина, шесть бокалов.
Чудесно просто.

- Как будешь Новый год праздновать? Поедешь домой?
- Нет, на кухне кафе встречу. Две порции, бутылка вина, шесть бокалов, - передразнила она студентов смешно.
- А почему не дома?
- В это время года туда не добраться через перевал, а другой дороги нет, - соврала привычно. - А ты когда уезжаешь?
- Завтра, - он улыбнулся неопределенно. - Хочу перед отъездом в театр сходить. Мне два билета как раз принесли. Пойдешь со мной?
Она усмехнулась весело.
- В оперу, что ли?
- Нет, в Этернити. Там сегодня премьера.
- Я никогда не была Этернити.
- Неужели? Это обязательно надо увидеть.
- Тогда пойду непременно, - щеки покраснели едва заметно.
- Здорово, - он остановился и улыбнулся снова. – Подожди меня здесь, пожалуйста, мне надо к соседям зайти буквально на секунду.
- Конечно.
Он скрылся за оградой небольшого особняка. Она видела, как он постучал в дверь, как открыла служанка и пустила его внутрь.
Алина провела пальцем по заиндевевшему пруту ограды, наблюдая, как медленно тает лед от ее прикосновений.
Она спрятала руки в муфту и снова огляделась вокруг. Черные ветви с богатыми рябиновыми гроздями почти касались оконных стекол. Было тихо, только изредка доносились крики извозчиков с соседней улицы.
Флюгер на крыше, резные перила лестницы, облетевшие кусты бульдонежа вдоль дорожки к крыльцу, почтовый ящик с надписью «Хоод» изящными буквами.

Она взяла зеленый оробланко из вазы и перебросила его из одной руки в другую.
Села в кресло, поднесла фрукт к глазам. Потом снова встала и положила его обратно в вазу.
Пошевелила угли в камине, присела на подлокотник кресла.
Долго и пристально смотрела в зеркало, будто не видя собственного отражения. Отвела взгляд в сторону, усмехнулась собственным мыслям.
- Добрый вечер, милорд.
- Добрый вечер, красавица.
- Скажите, Хоод действительно мертв?
- Нет.
- Тогда что с ним?
- Логично предположить, что жив. Нет?
- Ну почему Вы мне об этом раньше не сказали? Я же себя обвиняла в его смерти!
- А я должен Вам что-то рассказывать, милая?
- Я и не говорила, что Вы что-то должны, милорд. Просто, - опустила глаза, смахнула пылинку со спинки кресла, усмехнулась безрадостно, - смешно получилось, - помолчала. – Где сейчас Хоод?
- В ЦРУ, я полагаю.
- Я могу ему как-то помочь?
- Зачем это Вам?
- Это я виновата во всем, что с ним случилось.
- У него своя голова на плечах есть. Не стоит Вам так о нем убиваться.
- Наверное. Но это была только моя вина, - она вгляделась в темную поверхность зеркала. – Так что же? Я могу ему помочь?
- Это к Вам вопрос. Не ко мне. Откуда же я знаю, можете Вы ему помочь или нет и в чём?
Она задумалась на секунду, представив себе все, что могло происходить с человеком, который предал, умер, воскрес и очутился в руках тех, кого предал.
- Вы можете помочь мне найти его и вытащить из ЦРУ?
- А что мне за это будет?
- А что Вы хотите взамен?
- Вашу свободу.
- Нет, - вырвалось сразу же.
- Воля Ваша.
Она встала с кресла и прошлась из угла в угол. Взяла тот же оробланко из вазы, подбросила его в воздух и поймала.
- Быть Вашей вещью на уровне какой-нибудь перчатки. Нет.
- У меня ощущение, барышня, что это я Вас о чем-то попросил. Я милостиво предложил Вам вариант решения Вашей же проблемы. Не больше, не меньше.
- Знаю, - почти раздраженно. – Но и Вы бы мне просто так не предложили помочь, не будь в этом Вашего же интереса.
- Я? Вам предлагал помочь? Что Вы?! Нельзя так много работать на душной кухне, милая.
- Простите. Не согласились бы мне помочь, не будь в этом Вашего интереса.
Она медленно села на пол, прислонившись спиной к креслу, и приложила холодный оробланко ко лбу.
- Хотя какое это имеет значение.
Молчала долго.
- И все-таки, нет. Извините, что беспокоила.

 

Пишет Хаос Мира Зеркал. 03.01.12
Ксанф
ЗАНУДСТВО меняется на ЯРОСТЬ

Эретри
НЕУРАВНОВЕШЕННОСТЬ меняется на ОТСТРАНЕННОСТЬ

Сильвия
ЩЕДРОСТЬ меняется на УТОНЧЕННОСТЬ

Никта
ПРАГМАТИЗМ меняется на БЕСШАБАШНОСТЬ

Алина
ТРУСОСТЬ меняется на БЕЗЗАЩИТНОСТЬ

 

Пишет Сильвия. 04.01.12
Совместно с Ритой
Когда через несколько дней на пороге их дома появился Тьерри, Сильвия подумала, что оправдания мужа в тот день могли быть и не обманом. Глядя на Тьерри, любой бы решил, что у него неприятности: всегда галантный, улыбчивый, в отличном настроении, теперь друг Кристобаля был бледной тенью себя самого. Сильвию поразила его бледность и во взгляде - что это было? Грусть, обреченность? Словно другой человек.
- Добрый вечер, - на автомате проговорил Тьерри, у которого теперь не было ни добрых утр, ни дней, ни вечеров. - Простите за поздний визит, Сильвия.
- Мы всегда Вам рады, Тьерри. Проходите, я сейчас позову мужа, - Сильвия провела гостя в гостиную и поднялась наверх, в кабинет Кристобаля.
- Пришел Тьерри, оторвись от своей работы и побеседуй с другом. Мне показалось, что он болен; такой у него удручающий вид.
Их отношения с мужем на первый взгляд были такими же, как и прежде, но Сильвия старалась держать Кристобаля немного на расстоянии. Она на него не злилась, нет; просто ей нужно было время, чтобы привыкнуть к сложившейся ситуации. Когда Сильвия будет уверена в том, что сможет контролировать себя рядом с ним, она сама положит конец этой напряженности между ними.
- Ты посидишь с нами? - Гато взял Сильвию за руку. – Уверен, Тьерри станет лучше в присутствии такой красавицы.
Он чувствовал, что Сильвию что-то тревожит, но списывал это на плохое настроение. Сложно быть радостным двадцать четыре часа в сутки, особенно с клеймом на руке. Ситуация с Тьерри напомнила Кристобалю о нитках, которыми они привязаны к Лорду. И обрезать их было, увы, не в его власти.
- Конечно, посижу, - ответила Сильвия, - вы не голодны? Я могу быстро что-нибудь приготовить.
Сильвии нравился Тьерри. Она надеялась, что в его присутствии ей самой станет немного веселее, но Тьерри, видимо, был чем-то сильно расстроен.
- Ты как? - Гато обратился к другу.
- Нет. Не нужно, - Тьерри знал, что они уже отпустили прислугу, и ему меньше всего хотелось доставлять Сильвии хлопоты.
- Мне не сложно, - с готовностью ответила Сильвия. Ей нравилось, когда в доме были гости и когда была возможность угостить их чем-нибудь вкусным.
- Может тогда просто чашку чая?
- Хорошо, я сейчас принесу. - Сильвия удалилась на кухню, где на плите уже стоял горячий чайник. Она быстро налила в три кружки чай, положила на тарелку печенье и все это поставила на поднос. Посмотрев на свое отражение в зеркале и поправив выбившуюся прядь волос, она взяла поднос и снова вернулась в гостиную.
- А вот и чай, - она поставила поднос на стол и села рядом с мужем.
Они просидели полчаса, а печенья в вазочке так и не убавилось. Сначала говорили о погоде, о предстоящих праздниках, здоровье родителей Сильвии и планах сделать ремонт – то есть обо всем том, что призвано скрыть отсутствие тем для обсуждения.
- Еще печенья? – она придвинула вазочку.
- Нет, спасибо. – Тьерри покачал головой.
- Как Вы будете отмечать новый год, Тьерри? – спросила с улыбкой Сильвия, она надеялась, что упоминание о празднике поднимет настроение гостю.
«Надеюсь, в лучшем случае с петлёй на шее, в худшем – в стельку пьяным», - подумал про себя Тьерри. Сильвии же он улыбнулся светло и ответил:
- В компании прекрасных женщин. Я верю в то, что в эту ночь нужно окружить себя красотой, чтобы весь год счастье не покидало.
Повисла неловкая пауза, словно бы упала на пол ваза с печеньем.
Гато ощутимо пнул Тьерри под столом ногой.
- На Кристобаля, естественно, эта примета уже не распространяется. Это только для неженатых…
- Идиотов, - сдавленным шёпотом закончил за него друг.
- Кхм, - Тьерри наконец нашёл в себе силы сосредоточиться на разговоре, - Но столько счастья, сколько будет у Кристобаля в этом году и во все последующие годы, мне не видать, конечно. У него дома такая красавица, что все остальные по сравнению с ней – бледные тени, сутулые и прыщавые.
Гато сверкнул на него глазами. Сильвия не могла не заметить этот взгляд мужа. И сразу вспомнила про ту незнакомку, с которой Кристобаль ускакал в памятное воскресенье. Сутулая и прыщавая... как раз подходит под ее описание. "Значит, мне ничего не показалось, - подумала Сильвия. - Ну и вкус у него". Внешне она никак не показала своей догадки, сделала вид, что не поняла, о чем говорил Тьерри.
- А вы пойдете на бал? – как ни в чем не бывало продолжил Тьерри. – Или присоединитесь к компании в переулке Пастера?
- Я не хочу идти на бал, - Сильвия уже почти наизусть знала всю развлекательную программу бала, поскольку она повторялась из года в год. - А что планируется в переулке Пастера?
- Там будет весело: шуточный турнир, маскарад, фанты.. – в этот раз Тьерри ловко увернулся под столом от пинка Кристобаля.
- Понятно, обычная вечеринка, одним словом, - у Сильвии не было настроения веселиться. - Извините, но у меня в этом году нет желания весело отмечать новый год.

Разговор постепенно свёлся к лошадям, и Сильвия заскучала. Гато хвастался своим гунтером, Тьерри выспрашивал, на какую высоту тот прыгает. И сразу после ужина мужчины, торопливо поблагодарив за угощение, удалились на конюшню.
В деннике Тьерри и не взглянул на мощного каракового красавца-эйзенца.
- Что-то случилось? – начал за него Гато, - Лорд снова говорил с тобой?
- Какой была твоя первая мысль сразу после того, как ты получил клеймо на руку? – неожиданно для самого себя Тьерри начал совсем не с того, с чего собирался начать разговор.
- Тебе лучше не знать, - это прозвучало резко. Кристобаль мог сказать другу многое, но это должно было остаться между ним и Лордом. Хаосова печать всё же разделяла их – будь она у Тьерри, тот бы не спрашивал, а раз нет – всё равно не понять.
- А я вот подумал: с каким бы наслаждением сейчас вмазал по зеркалу и усмехающейся роже за этим зеркалом, - мрачно сказал Тьерри, глядя Гато прямо в глаза, - и чтобы в мелкие осколки и то, и другое.
- Значит, он не успокоился, - Кристобаль покачал головой. Это он был виноват в том, что Лорд обратил внимание на Тьерри, что тот вообще оказался в центре всёй этой истории.
- Когда?
- На следующее же утро.
- Мрак! – Гато в ярости ударил кулаком по стене.
Конь испуганно забился в деннике, грозя разнести его в щепки.
Кристобаль рывком открыл дверь и, прежде чем Тьерри успел его остановить, вошёл внутрь без опаски.
- Хоть какая-то польза от хаосовой печати, - Гато и не пытался увернуться от удара, но конь, то и дело встававший на дыбы, не задел его. - Без его на то воли, - это уже Кристобаль не сказал вслух.
Тьерри наблюдал за ним со странным выражением. Гато не мог понять, о чём его друг подумал в тот момент, но ему очень хотелось, чтобы Дюваль нашёл в себе силы не делать глупости.
- Тебе хорошо, - вдруг сказал Тьерри, - на любви тебя сломал. Не так мерзко. Меня – на гордыне. Лучше бы за девушку какую выторговал. Хоть за часовщицу твою. И то не так обидно было бы.
- Ты в своём уме?
- А что? – теперь в его глазах был странный лихорадочный блеск, - зато представь, как легко можно девушек было бы кадрить на такую историю: я за неё свободу отдал, а она ушла к другому.
«А если наоборот: она отдала тебе свою свободу, а ты…», - Гато не продолжил эту фразу даже в мыслях.
- Ну, значит, всё хорошо, - со смехом ответил он, - раз ты снова о девушках думаешь. И главное, оправдание идеальное: милая, я не могу на тебе жениться и сделать рабыней Хаоса.
Тьерри колебался: стоит ли вообще поднимать этот вопрос. Ему казалось, что пока он не произнёс это вслух, пока кто-то посторонний не услышал всю историю, можно было считать в то, что ничего не произошло, или произошло, но во сне.
Гато почувствовал настроение друга, но скорее позволил бы отрубить себе руку, чем подтолкнул бы его к откровенности расспросами.
- Он меня изменил, - вдохнув воздух, чтобы набраться храбрости, негромко произнёс Тьерри, - я даже не знаю теперь… Человек ли я.
Гато выдохнул с облегчением и улыбнулся:
- Думаю, он всех меняет. Чтобы охоту с жизнью счёты свести отбить.
- И тебя? – Тьерри удивился и обрадовался, к своему стыду.
- Да, - кивнул Гато.
- И как долго ты привыкал к тому, что сердце не бьётся, а в груди – металлический холод? – Тьерри был счастлив, что кто-то сможет наконец объяснить, что с ним происходит, и как с этим жить.
- В каком смысле? – Гато застыл в недоумении: разум отказывался принимать услышанное.
- Ты же сказал, что он изменил тебя, - Тьерри произнёс это медленно. Почти по слогам.
- Верно, - подтвердил Гато так же медленно, - прошил серебром. Как гвардейцев своих. А тебя?
Дюваль покачал головой отрицательно и, не осознавая даже, сделал шаг назад.
- Тьерри… - начал было Гато.
Но его друг ещё раз покачал головой отрицательно и быстро вышел из конюшни.

Кристобаль догнал его уже у калитки. Схватил за рукав куртки, развернул к себе лицом.
- Тьерри, что происходит? Что Он сделал с тобой?
Тьерри резко ударил его по руке, чтобы вырваться. Ему это удалось.
- Ничего! – и снова двинулся вперёд, не разбирая дороги.
- Постой! – Гато не стал за ним гнаться на этот раз. – Ты все равно не сможешь убежать от себя. Мы придумаем что-нибудь вместе! – выкрикнул вслед.
- Что ты собираешься придумать?! – Тьерри резко развернулся на каблуках, - что именно? – он быстрым шагом подошёл к Гато, - Что ТЫ можешь придумать, раб?!
- Как жить дальше.
- Ты не понимаешь, - Тьерри прошептал это громко. Он явно был не в себе. Даже несколько дней назад, в более тяжёлых обстоятельствах он не терял самообладание настолько. По спине Гато пробежал холодок. Теперь он по-настоящему испугался за друга. Он почувствовал тот охвативший Тьерри животный ужас.
- Ошибаешься. Я стоял перед зеркалом, думая, успею ли дотянуться до стилета прежде, чем Он прочтет это в моих мыслях и задействует нити. Или хотя бы успею ли разбить это мраково серебреное стекло. Я чуть своими руками не убил ту.. – в глазах Гато отразилось то же безумие. Но он вовремя остановился. Почти вовремя.
- Ты… - Тьерри остановился, - не может быть… - словно ушат холодной воды на него вылили, - я…
Гато закрыл лицо руками. Ему показалось, что в холодном воздухе резкой нотой выделялся запах отравленного вина.
- Прости, - Тьерри тронул его за плечо, чтобы приободрить или привести в чувство, сам не знал.
Кристобаль посмотрел ему в глаза. Он с усилием смог отогнать воспоминания:
- Поэтому не говори, что я не понимаю. – «Я такая же игрушка Хаоса, увы». – Еле удержался, чтобы не произнести вслух. – Так что же Хаос приготовил для тебя?
- Дай руку.
Тьерри прижал ладонь Гато к груди, где должно было биться сердце.
- Что это? – глаза Кристобаля округлились от ужаса. – Часы?!
- Да, - кивнул Тьерри. Он так боялся того, что кто-то узнает, а теперь… как будто камень с души свалился.

_________

Перед сном Сильвия расчесывала волосы, и Гато залюбовался женой. Свет ночника отражался в зеркале, в глазах Сильвии, придавал ее смуглой коже золотой оттенок.
Он подошел к ней и обнял за талию.
- Любимая, что тебя тревожит? Я же вижу, ты сама не своя в последнее время.
Этого вопроса Сильвия боялась больше всего. Она старалась делать вид, что ничего не происходит, между тем как внутреннее напряжение не давало ей с прежней непосредственностью разговаривать с мужем. Сильвия чувствовала фальшь в своем голосе, но никак не могла ее перебороть. Она поклялась себе, что никогда не скажет Кристо о своих догадках.
- Ну что ты, тебе показалось, - Сильвия постаралась улыбаться как можно естественнее. - Знаешь, приближающиеся праздники, вся эта суета, и на работе появились новые заказы. Я тебе не говорила, мне предложили поработать над одной базой отдыха где-то за городом. Я должна все успеть до лета! - "Мрак, как глупо все!" - подумала она про себя.
Гато посмотрел на ее отражение в зеркале, прямо в глаза. Поцеловал ее шею – Сильвия еле заметно отстранилась.
- Все еще сердишься на меня за тот поздний приход? – он взял из ее рук расческу, – или за что-то другое?
- Нет, я же сказала, что не сержусь. Впрочем, это уже не имеет значения. Скажи, ты меня любишь? - она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
- Больше всех на свете, - Кристобаль поцеловал жену. – Неужели у тебя есть сомнения?
- Нет, я не сомневаюсь в тебе, - Сильвия обняла мужа. В его глазах она не заметила ни капли лжи или неискренности, и ей захотелось на самом деле поверить ему. И она простила его.

 

***
Тьерри возвращался утром после Бала дебютанток из очередного особняка на Да Винчи.

Истерические крики заставили его оглянуться. Между домами на противоположной стороне улицы поднимался столб чёрного дыма.
Тьерри, не раздумывая, бросился туда.
Горел двухэтажный небольшой домик. Соседи бегали с вёдрами туда-сюда, пытаясь потушить пожар, но, несмотря на все их усилия, огонь разгорался всё сильнее.
Хозяйка билась в истерике.
Из отрывочных слов Тьерри понял, что в доме остались её дети.
Не раздумывая ни секунды, он сорвал с себя сюртук, рубашку. Снова надел сюртук.
Разорвал рубашку на несколько частей.
- Эй, постой, - окликнул одного из соседей с ведром воды, окунул ткань в воду, а затем скомандовал,- плесни.
На улице было холодно, но Тьерри даже не почувствовал, когда на него обрушилась волна ледяной воды.
Отплёвываясь, он бросился к входной двери.
- Где они? – спохватившись, крикнул он хозяйке, - сколько лет?
- На втором… этаже… - едва смогла прохрипеть женщина в истерике, - 5 и 3.
Тьерри, накинув тряпку на ручку, открыл дверь и отшатнулся от удара горячего воздуха и пламени. Лестница была в огне.
Он перемахнул с крыльца в палисадник, забрался на подоконник и по водосточной трубе поднялся на второй этаж. Окно было открыто.
- Где? – снова крикнул хозяйке.
- Там! Это их комната! Спасииииите, - женщина забилась в истерике.
Тьерри перегнулся через подоконник и кубарем вкатился в комнату. От дыма и гари ничего не было видно. Он закрыл рот и нос мокрой тряпкой. И начал поиски.
Детей нигде не было.
Он перевернул всё вверх дном.
В висках уже пульсировала боль.
«Хорошо быть рабом, Хаоса, - промелькнула шальная мысль, - захочешь, не умрёшь. По крайней мере, я на это надеюсь», - он улыбнулся азартно и ринулся в коридор, низко пригибая голову.
Первый ребёнок сидел в углу, около лестницы.
Тьерри бросился к нему и, накрыв голову мокрым куском ткани, отнёс в комнату.
- Где твой брат? – он тряс ребёнка за плечи, чтобы вывести из ступора, потому что времени оставалось в обрез.
- Не знаю, - ребёнок заревел, размазывая по лицу сажу.
- Сиди здесь! – приказал Тьерри, - я сейчас вернусь, дыши через тряпку, слышишь? - и вновь бросился из комнаты.
Второго малыша он нашёл под лестницей, ведущей на чердак.
Теперь нужно было вынести их из дома.
Дом был небольшой, поэтому ему всего-то и нужно было, перекинуть ребёнка через подоконник и спустить на вытянутых руках к стоящим внизу соседям, которые поймали его с лёгкостью.
Когда он обернулся, чтобы спустить вниз и второго мальчика, тот исчез.
Тьерри выругался и снова бросился на поиски.
Он не успел увернуться от горящей падающей балки, голову пронзила невыносимая боль.
Выход из комнаты был завален.
Тьерри ещё раз огляделся в поисках ребёнка. И в последний момент заметил детскую ступню под перевёрнутой кроватью.
Он схватил ребёнка за ногу:
- Вот ты где!
Испуганный мальчишка отбивался от него и визжал как поросёнок.
- Тшшшшшшш, - он закрыл ему рот своей мокрой тряпкой, - всё хорошо.
Когда второй ребёнок был внизу, в безопасности, Тьерри сам перевалился через подоконник и начал спускаться по водосточной трубе.
В глазах потемнело, когда он был уже на полпути.
Ему удалось несколько секунд не разжимать пальцы: за счёт этого он скользнул вниз ещё на полметра.
Но сознание всё-таки выключилось, и он упал на землю, чувствительно приложившись спиной и головой.

Ей нужно было пройти мимо. Ибо так предписывал главный закон её жизни. Но она слишком хорошо знала, что такое – не помочь, когда нужна помощь.
Дом уже догорал. В ограде на земле сидели чумазые и заплаканные погорельцы: женщина и двое её детей. Несколько соседей хлопотали над лежащим здесь же покрытым с ног до головы сажей человеком в сюртуке на голое тело.
Она подошла ближе.
Человек был явно без сознания.
- Он не дышит! – один из соседей бросил на неё безумный взгляд, - а? умер что ли?
- За врачом послали уже, - второй пытался растормошить пострадавшего. Безуспешно.
- Не трогай! Он обгорел, наверное, насмерть, - остановил его третий.
Она опустилась рядом с пострадавшим. Бегло осмотрела его: половина лица, шея, горло залиты кровью, смешанной с пеплом. Волосы обгорели. Одежда и тело в грязи. Руки в крови. Не поймёшь, ожоги есть или нет. Прикасаться страшно. Даже чтобы пульс послушать.
Но медлить нельзя.
Она помнила, как несколько лет назад из-за того, что её семейство решило дожидаться врача, погиб один из соседей, у которого тоже загорелся дом.
Вытащив из-за рукава белоснежный платок, она накинула его на рот пострадавшего, зажав ему нос, накрыла его губы своими губами и сделала резкий выдох.
Другая рука её лежала на груди человека, но что-то было не так.
Она склонилась к его груди и к своему ужасу услышала не биение сердца и даже не тишину, а мелодичное, чуть неровное, тиканье механизма. Зубчатое колесо на 6.
Она отшатнулась от пострадавшего. Но разум заставил её продолжать делать искусственное дыхание.
Только однажды она сделала паузу. Чтобы посмотреть на левую ладонь пострадавшего. Клейма на ней не было.
«Что же Вы, милорд…»
Через 67 секунд её усилия увенчались успехом.
Человек пошевелился. И сделал первый самостоятельный вдох.
Кто-то сунул ей в руку мокрую тряпку.
Она осторожно стёрла с его лица грязь и кровь.
И вновь отшатнулась.
Тьерри Дюваль.
Пока он окончательно не пришёл в себя, она вскочила на ноги и бросилась бежать.

 

Пишет Сильвия. 08.01.12
Приближался Новый год, в городе все уже было готово к празднику: около магазинов стояли нарядные ели, улицы были украшены новогодними гирляндами, а сами жители в суете бегали по магазинам и покупали подарки близким. Сильвия тоже совершила кое-какие покупки, вместе с Кристобалем они установили в гостиной елочку и нарядили ее. Но большую часть времени у Сильвии занимала работа, так как требовалось закончить проект в очень короткий срок. Новый год они решили отпраздновать вдвоем дома. Сначала хотели пригласить родителей Сильвии, но они отказались, желая оставить Сильвию и Кристобаля наедине. Сильвия ничего им не говорила о своих отношениях с мужем, но они чувствовали, что в последнее время между ними что-то произошло.
В канун Нового года Сильвия приготовила любимые блюда Кристобаля. В этот день она немного раньше закончила работать над проектом и, желая даже дома выглядеть великолепно, достала из шкафа свое любимое черное платье. Ей нравилось смотреть на свое отражение в зеркале, когда она была в этом платье. И сейчас из зеркала на нее смотрела молодая, привлекательная и очень красивая девушка. С таким настроением она спустилась вниз, где ее уже ждал Кристобаль.
- Милый, я уже готова, - она предстала перед ним во всем блеске.
Когда она спускалась по лестнице, он не мог отвести от неё взгляд: изящная, грациозная, ослепительно красивая Сильвия. Она, несомненно, заметила, как засияли его погасшие в последнее время глаза. Его взгляд скользнул по изгибу её точёной фигурки:
- Знаешь, Сильви, у меня появилось большое искушение испортить нам обоим запланированный чинный праздник, - его взгляд подтвердил слова очередным всполохом пламени страсти, - я едва ли смогу дождаться окончания ужина…
- Подожди, подожди немного... - Сильвия попыталась уклониться от объятий мужа. - Все равно тебе придется попробовать приготовленные блюда. Не зря же я сегодня целый вечер старалась!
- Если только ты обещаешь меня кормить, - он с лёгкостью подхватил её и закружил по комнате, - без рук…
- Интересно, как ты себе это представляешь? - Сильвия взяла на кухне бутылку красного вина и два бокала. - Вилки и ножи пока еще никто не отменял
Когда она, поставив вино и бокалы, проходила мимо него, сидящего за столом, он обнял её за талию и усадил к себе на колени.
- Я тебя научу, - он подцепил вилкой кусочек ананаса, положил его на язык и потянулся к Сильвии для поцелуя.
Сильвии ничего не оставалось, как ответить на поцелуй. Но она никогда не сдавалась так просто, Гато придется приложить немало сил, чтобы изменить ее планы.
- Милый, а теперь открой бутылку вина.
Не выпуская жену из круга объятий, он послушно выполнил требуемое, разлил вино по бокалам:
- За нас! - Сильвия подняла бокал. - За верность и доверие между нами!
- И за любовь, - Гато легонько коснулся краем своего бокала её.

Они выпили, после чего приступили к праздничному ужину. Торжественная обстановка и предпраздничные приготовления немного развеяли внутреннюю тоску Сильвии. Хотя она и простила Кристобаля, но сдаваться не собиралась. Она ловила на себе нежные взгляды мужа, и в эти мгновения все внутри нее ликовало и радовалось.
Когда зажженные свечи стали пульсирующе гореть одновременно со вспышками Звезды Лорда, Сильвия загадала желание. "Пусть никто и ничто не сможет нас разлучить" - произнесла она про себя. Ей было интересно, загадал ли что-нибудь Кристобаль, но по его лицу это было сложно определить, а спрашивать Сильвия не стала - ведь тогда пришлось бы рассказать о своем желании, а она этого не хотела.
- С новым годом, - сказал он.
- С Новым годом! - произнесла она. - Я для тебя кое-что приготовила.
И она протянула ему свой новогодний подарок.
Он взял свёрток и медленно развернул его. Внутри был медальон с миниатюрным изображением Сильвии. Портрет был настолько искусно написан, что Гато шутливо заметил:
- Как хорошо художник почувствовал тебя. Я ревную.
- У тебя нет повода для ревности, можешь быть в этом уверен.
Кристобаль надел медальон на шею, поцеловал изображение Сильвии.
- А я всё равно ревную, - он улыбнулся и обнял её покрепче, - потому что до сих пор не верю, что мне так повезло, и ты сказала «да». У меня тоже есть для тебя подарок.

Он заказал подарок для Сильвии за несколько месяцев до праздника, потому что найти необходимое количество безупречных по чистоте и совпадающих по цвету смарагдов в столице было практически невозможно.
Пришлось подключить все свои связи, чтобы найти опытного и честного закупщика, готового отправиться за Пустынную на самый богатый в мире рынок юга. Затем не одну неделю он потратил на поиски талантливого ювелира, который смог бы воплотить его идею в жизнь. Как ни странно, ни в одной из ювелирных лавок Зеркальной или Да Винчи такого не нашлось.
Кристобаль уже впал в отчаяние, когда один из друзей назвал ему адрес в мастеровой слободе.
Он сильно рисковал, доверяя работу человеку, ютившемуся в полуподвальной комнатушке в доме на отшибе, но когда увидел результат, понял, что сделал правильный выбор. Только…
- Почему металл такой светлый? Белый почти.
- Камень потребовал, - туманно ответил ювелир, - пришлось лигатуру изменить. Смарагд обычно золота жёлтого просит, а тут… Сам не понимаю. Платину сплавил, и всё на место встало. Может из-за бриллиантов.
Кристобаль посмотрел сквозь тонкий прозрачный слой драгоценного камня на лучину.
- Жене подарок? – бестактно поинтересовался ювелир.
Гато улыбнулся в ответ.
- Хороший выбор, - похвалил его мастер, - и верность, и любовь, и постоянство. И супружеское счастье.
Гато завернул драгоценность в чёрный бархат:
- Спасибо.
- Только скажи ей, чтобы в первый раз не перед зеркалом надела. А ещё лучше сам надень и пусть своё отражение в твоих глазах увидит.
Гато не ответил ничего и, расплатившись щедро с ювелиром, ушёл.

Сильвия взяла у него из рук зелёную бархатную коробку, повязанную красной лентой.
Осторожно сняла крышку и замерла от восторга.
Из коробки вылетали живые зеленокрылые бабочки. Каждый взмах крыльев наполнял воздух сияющей золотой пыльцой. Их было так много, что, казалось, в гостиной пошёл золотой дождь.
Бабочки кружили по комнате, но несколько их так и не вылетели из коробки. Сильвия коснулась их леденцово прозрачных зелёных крыльев, но они не шевельнулись.
И, только присмотревшись внимательнее, она поняла, что бабочки были ненастоящими: крылья состояли из тончайших изумрудных пластинок, в оправе паутинки из белого золота, украшенных бриллиантиками.
Потянув за одну из бабочек, она вынула из коробки ожерелье. Соединение между отдельными звеньями-бабочками было настолько тонким, что его практически было не видно на чёрном бархате подкладки коробки.
Ещё две бабочки были прикреплены к изящным бриллиантовым сережкам-капелькам снизу.
- Какие красивые! - Сильвия не могла скрыть своего удивления от такого необычного подарка. Несколько бабочек все еще кружили вокруг них. - Спасибо, Кристо! У тебя всегда получаются такие замечательные сюрпризы. - Она достала украшения и тут же их надела. В полумраке комнаты бриллианты переливались тысячами огоньков, и их блеск сразу же бросался в глаза.
- Ты замечательный, - произнесла Сильвия.
- А ты моё сокровище, - Гато залюбовался женой, - я заслужил поцелуй?
- Думаю, что да, - Сильвия обняла мужа и поцеловала. - Я думала, мы могли бы потанцевать, но, может, у тебя есть другие предложения?
- Нуууу, -протянул Гато, улыбнувшись хитро, - мои предложения могут подождать. Но недолго. До конца танца.
Он не дал её подняться с его колен, вскочил сам, подхватив жену на руки, и закружил в танце.

Для Сильвии эти моменты, когда они были вдвоем и танцевали, всегда казались чем-то нереальным и оторванным от действительности. Кристобаль докружил ее до комода, на котором стояла музыкальная шкатулка, а потом закружил в вальсе. Она не слышала той музыки, под которую они танцевали; казалось, мир вокруг них остановился, время приостановило свой ход, чтобы дать двум любящим людям как можно дольше наслаждаться объятиями друг друга. Но вскоре эту тишину нарушила другая тишина - композиция, под которую они танцевали, закончилась.
- Теперь твоя очередь, - лукаво подмигнула Сильвия.
- Ох, как же долго я ждал! – Гато поцеловал её так страстно, будто они только что встретились после долгой разлуки, - ты такая красивая, Сильви… - он вновь подхватил её на руки и понёс в спальню.
- Ты просто не представляешь, как я этого ждала, - улыбнулась Сильвия.

 

Тьерри заметил ее издалека - девушка шла неторопливым шагом, не глядя по сторонам.
Он подождал, пока часовщица окажется совсем рядом.
- Добрый вечер! Мне ничего не нужно - только спасибо сказать, - торопливо добавил он, видя, что она даже шаг не сбавила, чтобы остановиться и поговорить с ним. - И вернуть кое-что.
- Нет, - она прошла мимо, - оставьте меня в покое, наконец.
Он не побежал за ней следом и не попытался остановить. Видимо тоже решил, что каждый раз, как пересекаются их пути, происходит что-то нехорошее. Она шла домой привычным путем, свернула в узкий переулок недалеко от оружейной мастерской.
И наткнулась на Тьерри, поджидавшего ее, как ни в чем не бывало.
Он прижал девушку к стене, отрезав пути к отступлению.
- Извини, ты мне выбора не оставила, - Тьерри старался ее не касаться, чтобы не испугать часовщицу, но и отпускать был не намерен. – Ты что-то знаешь. О том, что у меня вместо сердца теперь. Не так ли?
- Нет, - нагло солгала она, глядя ему прямо в глаза,- понятия не имею, о чём Вы, господин Дюваль.
- Я не верю. - Тьерри ответил ей пристальным взглядом, словно хотел прожечь им девушку насквозь. – Вся моя жизнь полетела к мраку после встречи с тобой. И часовой механизм.. Это не случайность. Хочешь, чтоб я оставил тебя в покое, лучше все сразу расскажи.
- Мне нечего Вам сказать, - часовщица скрестила руки на груди.
Он достал из кармана платок с вышивкой: башня и стрелки часов:
- Узнаёшь?
Она попыталась отобрать его у Тьерри, но тот отдёрнул руку:
- Ты была там. На пожаре. Мне сказали, что я тебе жизнью обязан. Никто больше не рискнул подойти узнать, жив ли я, бьётся ли ещё моё сердце. Кроме тебя.
- Я не имею к этому никакого отношения, - она вскинула голову, - Вы знаете, кто такое может сделать. К нему и обращайтесь.
- Он сказал про подзавод, - не обращая внимания на слова часовщицы, продолжил Тьерри. – До конца жизни. От этого можно как-то избавиться? Ты ведь все о часах знаешь.
- А про зубчатое колесо на шесть он ничего, конечно, не упомянул, - подумала про себя со злостью часовщица. Тьерри ждал ответа, - если механизм не заводить, он остановится. Чтобы до этого додуматься, не обязательно часовщицей быть, достаточно мозги иметь.
- Это навсегда? – Тьерри потребовалось все его самообладание, чтобы голос не дрогнул.
- Я не знаю, - лицо её оставалось каменным, - Вы по-прежнему задаете мне вопросы, предназначенные Ему. Ещё раз повторяю: я не имею к тому, что с Вами произошло, никакого отношения. Моя жизнь, как и Ваша, полетела к мраку после нашей встречи. Неужели не очевидно, что я не стала бы участвовать в подобном предприятии? Часы – мстительная часовщица. Слишком уж явная связь. Зачем мне так подставляться?
Он покачал головой:
- Здесь все не просто так. Зачем он нас сталкивает друг с другом? – Тьерри приблизился к ней так, что девушка чувствовала его дыхание на своей коже, и произнес негромко, - Расскажи мне все, что знаешь. Про механизм. Про то, что искала на моей руке.
- Пульс искала, - она выставила скрещенные руки локтями вперёд, чтобы отстранить его, - всё.
- На ладони? – он чуть отклонился назад, но рук, опирающихся на стену справа и слева от нее, не опустил. – Я ведь не отстану. Каждый день буду за тобой ходить. Пока оно тикает.
- Ничего, - холодно усмехнулась она, - потерплю годик как-нибудь.
- Что значит – годик?! – Тут уже он кричал, не в силах сдержать злость и страх. – Что будет через год?!
Она терпеливо переждала, пока звон в ушах от его крика утихнет, и жестокой мстительностью произнесла медленно, смакуя каждое слово:
- Через год ты умрёшь, Дюваль. Маленькое колёсико внутри механизма, который встроил в тебя Хозяин Мира, сломается, и ты умрёшь.
Он быстро справился с собой. В конце концов, это было то, чего он хотел. Но умереть рабом.. Ужасно. Постыдно. Умереть молодым. Обидно до боли. Но зачем жить, если внутри тебя не бьется порывистое, горячее сердце, то бешено ускоряя свое биение, то замедляя его завораживающе-сладко.
- Спасибо. – он отошел от девушки на шаг. Теперь ничто не мешало ей идти своей дорогой. – И год-то слишком много. Для такой жизни.
Он отвернулся.
- Рабы не умирают, - вдруг сказала она.
- Ага, значит видела все-таки другую руку. – Тьерри помрачнел еще больше. – Что же с ними происходит?
- Живут столько, сколько Хозяин позволит, - ответила она и вдруг замолчала, пытаясь переварить первую его фразу, - в каком смысле «другую руку»?
- Мрак. – Тьерри понял, что неверно истолковал ее слова и так глупо проговорился, ужасно глупо. – Не хочу зависеть от Него. – Уже не ей, а в куда-то в пространство сказал. – И не жизнь это – без сердца, с клеймом. Как на поводке. Ты знаешь, как мне ускорить ход механизма? Чтобы не год, а меньше.
Он не успел среагировать достаточно быстро, потому что не ожидал от неё такой прыти: в следующий миг она уже вцепилась в его правое запястье своими костлявыми пальцами и развернула руку ладонью вверх.
- Когда? – теперь уже она вела допрос.
- Какая разница.. – ему стало почему-то весело. И совсем не страшно. Он засмеялся. – Погадай, красавица, по руке. Что было, что будет, чем сердце успокоится.. – Осекся. – Много ли счастья мне на роду написано?
- Большая разница, - оборвала его она, - когда?
- Ну, утром это было – после того дня, как Хаос меня превратил в хм.. красотку редкую. И что это меняет?
- Ничего, - часовщица отпустила его, - утром, так утром. Погадать, говоришь? Давай погадаю, - она вновь скрестила руки на груди, - ждёт тебя жизнь долгая, а счастливая ли, то от Хаоса зависит. Через год встретимся мы с тобой опять, это вижу ясно, как тебя вот сейчас. А сегодня каждый пойдёт своей дорогой. Прощай.
И она зашагала прочь.
- Ох, загадками говоришь, красавица. Ну, прощай. За год-то небось соскучиться успеешь, - он провел рукой по волосам, теперь очень коротким, после пожара, и повернул к Дельриторно.

 

Пишет Никта. 12.01.12
Прошел целый день. Мучительный день, который доктор пытался занять работой и не думать о бывшей пациентке. Работы действительно было много, но Никта не шла у него из головы. К вечеру он все-таки не выдержал и прогулялся до ее дома, но оживления никакого не заметил, и, расценив это как благоприятный знак, успокоился.
Через три дня как всегда после дневного обхода, он заполнял истории у себя в кабинете и отвечал на письма. Новогоднее настроение в больнице передалось и ему: Ксанф согласился на уговоры медсестер и дал добро на украшение отделения, даже поставил сосновые ветки в кабинете, хотя все равно ворчал про себя то и дело цепляясь рукавом за колючие зеленые лапы и мишуру.
- Ты же не собираешься оставаться в больнице на сам Новый год? – в кабинет заглянул Эдвард, коллега Ксанфа из отделения травмы, - Чем собираешься заняться?
- Нет, не мое дежурство, хотя я был бы не против.
- Ну конечно, - Эд закатил глаза, устраиваясь поудобнее в кресле напротив стола. – А между прочим, есть гораздо более приятные занятия в праздничные вечера.
- Хочешь что-то предложить? – Ксанф только сейчас заметил хитринку в глазах друга.
- Есть одна идея. Обсудим вечером? – он обронил эту фразу как бы невзначай и тут же перевел разговор на другую тему, будто бы дело о встрече было уже решенным. – Оформляешь заявки в аптеку? Я все больше склоняюсь к тому, что не стоит тратить на эту бумагу и чернила, все равно ничего не привозят.
Ксанф с укоризной посмотрел на друга – такие речи не могли его радовать, хотя были чистой правдой.
- На следующей неделе поднимем этот вопрос на собрании больницы. А пока, я все же отправлю новые заявки хотя бы на мази. А тебе что же, нечем заняться?
- Не каркай. У меня сегодня одни переводы да выписки. Кстати, ту девушку, что ты привез недавно с переломами и ушибами сегодня пытались забрать.
- Что значит пытались? – Ксанф перестал писать рецепт и поднял голову.
- Ну а как ты себе представляешь, что я отдаю на дом больную с закрытыми переломами через три дня после поступления? – Эдвард отломил одну иголку от сосновой ветки и принялся окунать ее в чернильницу. - Приходила ее хозяйка, осведомлялась о здоровье, готова была забрать девушку, но я отказал.
- Эрклиг была в больнице? – Ксанф отодвинул от травматолога пачку рецептов.
- Я думаю, она и сейчас еще здесь.
Ксанф хотел было подняться из-за стола, но почему-то передумал.
- Понятно. – Тихо сказал он.
***
Она шла по коридору, уверенно лавируя между колясками и больными, как будто тысячу раз летала между этими палатами, а не лежала несколько дней назад без сознания в одной из них. Ксанф, с огромной пачкой истории в руках, даже не пытался догнать ее, прислонившись к дверному косяку в конце коридора, он просто смотрел ей вслед. Никта уже собиралась повернуть к выходу из отделения, но, видимо, почувствовала спиной чей-то взгляд и обернулась. Доктор приветственно кивнул ей издалека и тут же как-то неопределенно мотнул головой. Девушка расценила этот жест как вопрос: вроде «Как дела?» или «Как себя чувствуешь?», она лишь изогнула бровь в ответ, но через секунду поняла, что с такого расстояния Ксанф этого не заметит. «Все отлично» - показала она знаком и скрылась за поворотом, едва заметив, как доктор расплылся в улыбке.

На углу да Винчи Ксанф купил газету и тут же начал читать на ходу, но мокрый снег мгновенно стер название статьи номера и немедленно принялся за третий абзац снизу, превращая его в большую серую кляксу.
-Вот мрак! - Доктору пришлось свернуть свежий номер Новостей Эйзоптроса и засунуть его в карман пальто, желая сберечь остатки этих новостей. По дороге на работу пришлось развлекать себя разглядыванием витрин, за одной из них он и увидел Никту. В первый момент Ксанф настолько обрадовался, что еле сдержался, чтобы не подойти прямо к стеклу и не постучать в него. Вовремя спохватившись, он зашел в кафе.
- Чашку горячего шоколада, пожалуйста, - бросил он официанту и двинулся к столику Никты, снимая перчатки.
- Госпожа Эрклиг, добрый день! Рад Вас видеть. Вы позволите? – он кивнул на стул напротив.
- Конечно, - Никта явно была не в настроении.
Судя по тому, что на блюдце рядом с остывшей чашкой чая высилась горка лимонных корок, девушка пришла в кафе уже давно.
- Как Ваши дела? - доктор махнул головой ровно также, как в прошлый раз в больнице.
- Прекрасно, - Никта улыбнулась нагло, - Ваши?
-Аналогично. Враги повесились от зависти. Как самочувствие?
- Не жалуюсь, - Никта сосредоточенно начала мешать ложечкой холодный чай.
- Высыпаетесь?
Никта впервые за всё это время рассмеялась искренне весело в ответ. У Ксанфа что-то перевернулось внутри от этой ее реакции - он улыбнулся в ответ солнечно.
- Где Вы были всё это время, доктор? – спросила Никта, в голосе её была светская лёгкость напополам с непонятной горечью сожаления.
- Выжидал. Когда Вы захотите меня увидеть. - Он сделал большой глоток шоколада и поморщился. - Сладко чересчур.
- Все эти месяцы? – удивилась Никта, - а пропали так внезапно и без предупреждения, видимо, чтобы усилить эффект от внезапного же возвращения?
- А, Вы про это...- протянул он и, кажется, расстроился. - Мне срочно пришлось отправиться в плавание, на корабле не было врача, и почему-то кандидатуры лучше меня найти не смогли. - Ксанф смотрел в сапфировые глаза с нежностью и теплом. - Простите, что не смог даже попрощаться.
- Настолько абсурдно, что вполне может быть правдой, - оценила его ответ Никта, - не страшно, что не попрощались. Между нами никаких обязательств нет.
- Разумеется, герцогиня, - доктор чуть улыбнулся.
В воздухе повисла тяжёлая пауза.
- А что нового произошло в Вашей жизни за время моего отсутствия?
- Ничего, - солгала Никта, - работа, дом. Как обычно.
- Ну как Вы домохозяйничаете, я уже видел.
- И что не так с моим домохозяйничаньем? – удивилась Никта, - мне казалось, что Вам понравилось, как я готовлю, когда Вы были в моём доме в последний раз.
- А Вы умеете готовить блины?
- Вы не ответили на мой вопрос.
- В последний раз, когда я был у Вас, Вы проводили генеральную уборку, и, увы, не угощали меня чаем.
- Действительно. Не очень вежливо было с моей стороны, - Никта поёжилась, как будто ей было холодно, бросив взгляд на зеркало на стене.
- Хотите еще что-нибудь кроме витамина С? Может, еще горячего чаю?
- Нет, - настроение у девушки испортилось окончательно.
- Жаль. А Вы про блины мне не ответили. Или хотя бы про плюшки какие-нибудь.
- Я умею готовить, - она опустила голову, но Ксанф мог бы поклясться чем угодно, что увидел блеск слёз в её глазах.
- Никта, я спросил что-то не то? - он накрыл своей теплой рукой ее руку.
- Что это Вы, доктор Ксанф, пафос снижаете? – достаточно резко осадила его девушка, выдернув руку из-под его руки, - то по титулу обращаетесь, то фамильярничаете? Вы уж определитесь, с кем разговариваете.
- Так это я пытался на плюшки напроситься, но, видно, ничего мне не светит в ближайшем будущем. - Он горько вздохнул, пытаясь свести все на шутку.
- Неудачная попытка, - зло бросила Никта.
- Да понял уже. - Ксанф принялся водить ложечкой по стенкам чашки, пытаясь нарисовать узор.
Никта встала, кинула на стол салфетку, вышла из-за стола и, не прощаясь, направилась к двери.
Швейцар помог ей надеть меховую накидку, она бросила ему золотую монету на чай и стремительно вышла из кафе, громко хлопнув дверью.

Ларс Хоод. Опера №2
Рабочая рутина помогала ей не думать о том, что произошло.
А вот от перспективы исполнения добровольного обязательства перед Хаосом её воротило с души. Каждый раз, встречаясь взглядом с пустыми тёмными глазами Хоода, она видела издевательскую усмешку демиурга.
Её бесило то, что она срывала на нём зло за любую оплошность, что она выбрала для второго вечера самую короткую оперу из всех существующих в мире, что люди в фойе шушукались за их спинами.
А больше всего злило то, что раньше на всё это она даже не обратила бы внимание.
Как только прозвонили в третий раз, она закрыла дверь ложи на ключ и смогла, наконец, вздохнуть свободно.
Хоод за всё это время не проронил ни слова. Он слишком уж прямо сидел в кресле у края балкона, не двигаясь, и немигающим взглядом смотрел на занавес. Никта бросила ему на колени программку. И тут же зарычала про себя от ярости на собственный пренебрежительный мстительный жест.
«Считай до десяти, - приказала она сама себе, - раз, два, три, четыре, пять…» - налила себе бокал шампанского и выпила залпом. Вкус у вина был отвратительным настолько, что она чуть не запустила бокалом в стену от бешенства.
Либретто было достаточно скучным, хотя и коротким: речь шла о капитане пиратов, которого прокляла южная красавица за то, что он воспользовался её молодостью, неопытностью, обманул, соблазнил и оставил одну. Она не смогла пережить позора и бросилась с высокого утёса в море, перед этим произнеся перед зеркалом проклятье своему возлюбленному: «Не видать тебе брега родного…»
С этого момента пират не мог найти себе покоя ни днём, ни ночью. На берег не сойти, а в море тоска по родному дому такая, что хоть на рее вешайся: «Мне не быть без тебя, сторона родная…»
На одном из захваченных кораблей он встречает цыганку, которая объясняет ему, что с ним случилось: «Обман – отрава. Не умрёшь, так сойдёшь с ума…»
И, наконец, понимает, чем заслужит такое наказание. В отчаянии он умоляет Лорда позволить ему вернуться в то самое южное портовое поселение, чтобы попросить прощения у девушки и попытаться загладить свою вину, предлагая в обмен службу в течение 100 лет: «Распоряжайся по усмотренью своему, мой лорд…»
Хозяин мира соглашается отменить действие проклятья на час, предупреждая пирата, что вся команда его умрёт, если нарушит договор.
Этот разговор слышит один из его матросов. Он предупреждает остальных о том, что им всем грозит опасность: «Наш капитан сошёл с ума…»
Команда решает отправить вместе с капитаном на берег ещё несколько человек, которые должны будут вернуть капитана на корабль насильно, если тот откажется выполнить обещание, данное Лорду.
В деревне капитан узнаёт, что девушка погибла. Он идёт на утёс, с которого она сбросилась, и обращается к Лорду, который обманул, не сказав, что девушка мертва: «Как вероломна Ваша милость!»
Он кидает хозяину мира безрассудные и опасные слова, матросы в ужасе бросаются к нему, зажимают рот, связывают и уводят обратно на корабль.
Но рассудок капитана окончательно мутится. Он ходит неприкаянный по палубе, проклиная собственную юдоль: «Лунный свет на волнах…»
Ему является призрак девушки, она прощает его: «Поцелуем сотру твою скорбь…»
Утром его находят на капитанском мостике без сознания.

Спектакль закончился, но они оба не двинулись с места. Ей хотелось дождаться, пока все уйдут, чтобы не злиться вновь на Хоода, который то и дело наступал на шлейф её чёрного бархатного платья.
«Странная опера, - раздражённо проронила Никта в сторону, - умер - не умер, непонятно. Что за модернизм?!»
«Умер, - вдруг раздался глухой голос Ларса, - композитор не успел последний хор дописать. А в либретто есть. Через несколько дней. Сам превратился в отражение, а команда в дельфинов».
Никта обернулась резко. Хоод всё так же сидел в кресле, сжимая в руке инкварто:
«Они-то в чём провинились?»
«Вмешались в договор, - Хоод поднял на неё тёмный взгляд, - нельзя вставать между Хозяином мира и тем, с кем он договаривается».
«Это спорное утверждение, - заметила Никта, - пойдём».

 

Он аккуратно перебинтовал ладони, переоделся в «гражданскую одежду», взял трость.
Зеркало отразило его пустой пепельно-серый взгляд.
Серебрёное стекло молчало: он посчитал это одобрением собственных действий.

В больницу вошёл странный посетитель: одет он был как лавочник или артельщик, а вот трость и туфли, начищенные до зеркального блеска, - как у аристократа или нувориша; высокий, но скрючен влево чуть не пополам; молодой по голосу, но седой как лунь и лицо в морщинах.
«Я бы хотел увидеть дежурного доктора», - вежливо обратился он к медсестре.
«Мне нужно записать Ваше имя, фамилию, возраст и жалобы, - ответила медсестра, бросив настороженный взгляд на повязки на его руках, - хорошо?»
«Конечно, - согласился вежливо он, - Ричард Стэлл, 25, восстановление после травмы».
Глаза медсестры округлились от изумления, когда она услышала возраст пациента, но она постаралась совладать с собственными эмоциями и улыбнулась доброжелательно:
«Присаживайтесь. Врач Вас позовёт сам, как освободится».
«Вы не могли бы сказать мне его имя?» - спросил пациент.
«Доктор Ксанф», - ответила медсестра.

«Разрешите?» – он вежливо постучал в дверь кабинета.
«Да-да! Заходите!»
«Добрый день, доктор», - Ричард вошёл в кабинет и остановился у самой двери.
- Здравствуйте, - Ксанф улыбнулся приветливо. - Проходите, присаживайтесь, - он указал на кресло перед собой. Пока посетитель шел к столу, у доктора была возможность рассмотреть его получше: это был мужчина средних лет с таким серьезным искривлением позвоночника, что юноша с трудом мог представить себе топографию внутренних органов. - Чем я могу Вам помочь?
Ричард с видимым трудом смог сесть в предложенное кресло. Он скривился и закусил губу от боли, но не проронил ни звука. Выдержав солидную паузу, он ответил:
«Несколько недель назад я попал в неприятную ситуацию, упал в ров с аллигаторами, получил ранение. К сожалению, оперировавший меня хирург сделал свою работу не очень качественно. В результате… - он жестом показал на свое скособоченное туловище, - хотел проконсультироваться, возможно ли как-то исправить дефект».
Ксанф нахмурился.
- Это не врожденное?!
- Нет.
- Невероятно.
Ксанф пересадил пациента на кушетку и попросил раздеться до пояса. Задавая множество вопросов о полученной травме, болях, операции и многом другом, доктор при этом осматривал больного сантиметр за сантиметром. "Как будто не хирург шил, а кровельщик какой. Заплаты ставил." - про себя подумал доктор. Действительно, сзади и слева на уровне четвертого-шестого ребра легко прощупывались неправильные костные мозоли, что говорило о недавних, еще не сросшихся переломах. Грубые швы не соответствовали ходу мышечных волокон, окончательно нарушая анатомию.
- Невероятно, - снова повторил доктор.
- Удивительный случай. Господин Стелл, - Ксанф закончил осмотр и показал жестом, что Ричард может одеваться, - я выпишу Вам направление на госпитализацию. Имейте ввиду, откладывать не следует, потому как кости срастаются довольно быстро. - Доктор мельком взглянул на карту, чтобы узнать возраст больного, но в истории явно была ошибка. - Как только Вы ляжете в больницу, мы соберем консилиум врачей, и назначим план лечения, главным образом, операции.
- Я не могу себе позволить лечь в больницу сейчас, доктор, - спокойно и твёрдо ответил пациент, - как не соглашусь на консилиум. Возможно ли решить мою проблему в обход обычных правил?
- А когда сможете? Лечь в больницу.
- Когда доделаю свою работу.
- Неделя? Месяц?
- Скорее месяц.
Ксанф снова нахмурился.
-Поймите, чем дольше мы будем откладывать операцию, тем меньше вероятность удачного исхода.
- Боюсь, у меня нет выбора, доктор, - посетитель покачал головой.
- Ну хорошо. Вернее, все плохо, конечно. Но переубеждать Вас бессмысленно, так?
- Так.
Думаю, мы найдем способ решить Вашу проблему, но весь этот месяц Вам придется строго соблюдать ряд назначений. Кстати, что у Вас с руками?
- Это не имеет никакого отношения к нашему делу, не беспокойтесь об этом.
-Это имеет отношение к препаратам, которые я Вам сейчас назначу. - Ксанф выжидающе посмотрел на пациента. - Что у Вас там?
Пациент протянул ему руки, усмехнувшись при этом, то ли мрачно, то ли иронично.
Когда, наконец, большая часть ткани ушла с ладоней, доктор вздрогнул. Ровные порезы с острыми краями были как две капли воды похожи на порезы Никты в злополучный день возвращения Ксанфа. Здесь уже не было крови, но и раны еще не зажили, оставляя на коже четкий рисунок из прямых линий. Врач еле оторвался от рук пациента и поднял взгляд: в желто-карих глазах Ричард заметил одновременно растерянность, удивление и боль.
- Что-то не так, доктор? – это был скорее риторический вопрос.
Несколько секунд в кабинете стояла тишина.
-Вам нужно обработать порезы. Не хватало инфекции перед операцией. Я скажу медсестре, Вам сделают новую перевязку. - Ксанф отпустил ладони Ричарда и вернулся за стол.
- Не думаю, что это имеет смысл, - пациент задумчиво посмотрел на свои руки, - инфекции точно не будет, а шить бесполезно, завтра от швов и следа не останется.
- Вы врач?
- Нет, - криво улыбнулся его собеседник.
- Тогда позвольте мне решать вопросы инфекции и обработки. - Доктор не ответил на улыбку.
- Конечно, доктор, - теперь уже широко улыбнулся Ричард.

Юноша кивнул и принялся писать что-то на рецептурном листе.
- Здесь назначения Вам: что и как принимать, и записка для медсестры, она сделает все необходимое и выдаст Вам лекарства и мази. Настаиваю на том, чтобы Вы не нарушали моих рекомендаций и строго принимали все, что положено, - Ксанф поднял наконец голову. - Жду Вас через месяц. Но очень надеюсь, что мы все же встретимся раньше, - с этими словами он поднялся из-за стола и вручил пациенту записки и карту.
- Хорошо, - Ричард следом поднялся на ноги, забрал рецепт, взял трость, - я постараюсь закончить работу раньше. Спасибо.
- Пока что - не за что. - Доктор неопределенно махнул рукой. -Всего доброго! И я жду Вас. -добавил он, в этот момент дверь открылась: на пороге стояла Никта.
Ричард резко ещё ниже склонился вперёд, навалившись всем телом на трость так, что она заскрипела, и медленно двинулся к двери под пристальным взглядом девушки.

Никта окинула пациента, выходившего от доктора, сверху вниз и сделала шаг в сторону, чтобы дать ему пройти.
Как только дверь за ним закрылась, девушка вздохнула с облегчением:
- Думала, только у нас такие встречаются, - кивнула она в сторону вышедшего пациента, - надо же уродец какой. Что это с ним случилось?
Ксанф, который до этого уставился на Никту как на привидение, потряс головой.
- Не важно.

***
Он стоял, прижавшись щекой к двери, впитывая мелодию её такого родного голоса. И даже прозвучавшее «уродец» не задело его. Почти.
Ричард закрыл глаза на мгновение: ему очень хотелось, чтобы всё это – его немочь, её чужой безразличный взгляд, запах больницы – оказалось дурным сном. Но реальность была сильнее. Тяжело припадая на трость, он пошёл прочь от кабинета доктора Ксанфа, в тайне надеясь на то, что Никта догадается, нагонит его, обнимет и сотрёт всю его боль и страх поцелуем.

Девушка прошла к столу:
- Привет. Я снова по поводу своей служанки. Можно её забрать?
- Ты за этим ко мне пришла? Она по-прежнему в травматологии. - Ксанф подошел ближе, - Никта, что-то случилось?
- Я подумала, что неправильно всё как-то между нами в последнее время. И дома у меня, и там, в кафе. Неправильно. Хотела извиниться за своё поведение, - Никта рассеянно оглянулась на дверь. Калека почему-то никак не шёл у неё из головы.
Доктор снова уставился на девушку.
- Извиниться? Никта, говори сейчас же, что случилось?
- Ничего не случилось, - пожала она плечами,- можно подумать, что я признаю свои ошибки только тогда, когда что-то случается.
Ксанф совсем не помнил, чтобы она признавала свою глупость когда-нибудь, но глядя на нее, целую и невредимую, успокаивался.
- А в твое извинение входит приглашение на чай? - доктор улыбнулся.
- Теперь верю, что на пиратов работал всё это время, - усмехнулась Никта, - никакого такта.
- Ты не ответила, - сощурился Ксанф.
- Не входит, - нагрубила девушка.
- Тогда придется довольствоваться малым. - Доктор вздохнул, но тут же в его глазах расплавились золотые слитки. - Я не сержусь.
- Я знала, что поймёшь, - улыбнулась почти нормально Никта.
- Проводить тебя в травму?
- За то, что в чаепитии отказала? – она даже попыталась пошутить.
- За то, что зашла. Идем.

 

Пишет Сильвия. 15.01.12
На следующий день они проспали все утро и проснулись только к обеду. Сильвия еще долго не хотела подниматься, а воспоминания о прошлой ночи никак не хотели покидать ее мысли. Впервые за несколько недель она почувствовала себя по-настоящему счастливой, когда нет ничего, что бы огорчало безмятежную радость. Сегодня ей не хотелось работать, самым большим желанием было весь день провести вместе с мужем. Но было еще кое-что, от чего она не могла отказаться: в этот день открывалась выставка известного в Мире художника-живописца, увидеть картины которого Сильвия уже давно мечтала.
- Кристо, а ты не хочешь сегодня сходить на выставку?
- Нет, - он улыбнулся хитро и обнял её покрепче, - ничего более красивого, чем моя жена я не увижу, так зачем зря время терять?
- Ну, пожалуйста, давай сходим! - Сильвия не хотела просто так сдаваться. - Это же Пирст, известный художник-живописец. Я когда узнала, сначала не поверила, и последние недели жила ожиданием этой выставки.
- Это невозможно, Сильви, - вздохнул притворно Гато.
- Что невозможно?
- Сопротивляться тебе невозможно, - он погладил её по спине, - не могу тебе ни в чём отказать. И как ты это делаешь, ума не приложу.
- Значит, ты согласен? Я так рада, ты даже себе представить не можешь, - Сильвия обняла мужа. -Тогда собираемся?
- И хочется тебе вылезать в такой холод из тёплой постельки ради какого-то Бирста, дорогая? - Гато обнял её в ответ, - может, ну его?
- Не Бирст, а Пирст, милый. Как бы тут ни было хорошо, но я не могу весь день проваляться в постели. Ты же уже дал согласие, так что теперь не отступай назад! - Сильвия решительно встала, потянулась и принялась искать в шкафу подходящий для выставки наряд.
Гато проронил задумчиво:
- Надеюсь, я буду вознаграждён вечером за свое послушание.
- Можешь себя успокаивать этим весь день, - улыбнулась Сильвия.
***
Выставка проходила в художественной галерее. Она находилась недалеко от их дома, поэтому Сильвия предложила пройтись пешком, к тому же погода была великолепная: солнечный безоблачный день, небольшой мороз и падающие с неба снежинки. Такой погоде можно позавидовать, и никак нельзя упустить случай прогуляться по зимнему городу!
- Теперь ты не жалеешь, что вышел из дома? - спросила Сильвия. - Погода просто чудесная!
- Мммммм, - задумчиво протянул Гато, - ты хочешь услышать правду или мне стоит быть пай-мальчиком сегодня?
- Я предпочитаю правду, - ответила Сильвия.
- В таком случае, я бы предпочёл прогулке…- он склонился к её ушку и прошептал что-то, от чего щёки у Сильвии вспыхнули стыдом и удовольствием, - согласись, нельзя на меня обижаться за это.
- Нет, нельзя, - согласилась Сильвия. - Хотя, знаешь, мне все время кажется, что мы занимаемся только тем, чего хочется мне. Я, наверно, слишком эгоистична. Извини меня, пожалуйста.
- Тебе можно всё, милая моя Сильви, - Гато подхватил её на руки и закружил вдоль по улице в вальсе, - ты ведь знаешь это, - он поцеловал её нежно.
- Но все равно... - Сильвия задумалась. - Мы можем не идти. Я не хочу, чтобы ты весь день страдал от скуки, а я развлекалась.
- Ты рядом, Сильви, уже этого более, чем достаточно, чтобы я не скучал, - он тепло пожал её руку, - пойдём…
Он организовал всё так, чтобы им не пришлось стоять в длинной очереди на холодном ветру. Их провели через чёрный ход охранники музея.
Сильвия очень удивилась таким знакомствам мужа.
Он помог ей снять белую лёгкую шубку с капюшоном и атласной подкладкой, которую подарил ей в день первого снега в Эйзоптросе в этом году. Затем, пока не видел служитель в гардеробе, украдкой поцеловал в нос и покрасневшие на морозе щёки, чтобы согреть.
Выставка проходила в нескольких залах картинной галереи. Сильвия была в восторге: еще никогда до этого ей не приходилось видеть столько картин ее самого любимого художника. Пейзажи поражали воображение: буйство красок, необычная игра светотени... Она еще долго будет находиться под впечатлением от этих картин.

В Галерее было многолюдно. Помимо истинных ценителей творчества до сего дня ему неизвестного художника, охающих и ахающих восхищённо, стаек детишек с учителями и приезжих провинциалов, он заметил несколько влюблённых парочек и улыбнулся понимающе, увидев страдальческий взгляд молодых людей, которых за руку от картины к картине перетягивали их возлюбленные.
- Как тебе картины? - спросила Сильвия. - Нравятся?
- Ощущение, что он людей и животных рисовать просто не умеет, поэтому только пейзажи рисует, - Гато на всякий случай взял жену под руку, - вот на этом лугу, - он кивнул в сторону одной из картин, - хорошо смотрелся бы табунчик тракенов.
- Насколько я знаю, в начале своего творчества Пирст рисовал не только пейзажи, но и бытовые сценки. Потом уже перешел только на пейзажи. Согласись, они у него просто замечательно получаются. Когда я смотрю на них, мне кажется, будто это вовсе не картины, а реальность. А что это за животные - тракены? Лошади?
Гато рассмеялся тихо последнему вопросу.
Его внимание привлекла одна картина.
Это было кипельно белое полотно с несколькими ярко-зелёными мазками.
Стоило ему подойти ближе и прочитать название картины, как в сердце кольнула сладкая до боли игла: «Тангоры в снегу». Теперь можно было рассмотреть неровную бугристую поверхность плодов и даже отдельные снежинки сугроба, в который почти полностью была погружена пирамидка из тангоров.
Он вдруг вспомнил выходящую из Башни вечером часовщицу: плохонькое пальтецо, широкий шарф накинутый на голову вместо платка, дрожащие от холода руки, которые она согревала о пылающий алым бутон розы.
- Кристо, ты меня не слушаешь? - спросила Сильвия. Она заметила, что внимание мужа привлекла другая картина. - Очень необычно. Хотя эта картина больше похожа на натюрморт, а Пирст их редко писал.
- Интересно, сколько такая картина стоит? – Гато улыбнулся в ответ на упрёк жены и попытался перевести разговор на другую тему.
- Все картины Пирста стоят довольно дорого, они не каждому по карману. Как правило, их покупают богатые коллекционеры, их всего несколько человек в Мире. Большая часть картин переходит к ним, если только художник не захочет оставить картину себе. - Сильвия внимательно посмотрела на картину с тангорами. - Мне не нравятся тангоры, - произнесла она. - На вкус они неприятные.
- А этот Пирст жив? – спросил Гато.
- Жив, конечно, - ответила Сильвия. - Меня удивляет, что ты вообще не слышал даже его имени.
- Тебя тракены удивляют, а меня художники, - заметил философски Гато, - а где живёт твой Пирст? Неужели в столице?
- Это точно! Я не разбираюсь в лошадях, а ты - в искусстве, - засмеялась Сильвия. - Где живет Пирст, я не знаю. Думаю, что за городом, иначе где бы он в Эйзоптросе нашел столько пейзажей для своих картин? В городе одни зеркала кругом, - добавила она.
- Надо будет узнать точно, - подумал про себя Гато, а затем обратился к жене, - ты ещё что-то хочешь мне здесь показать?
- Мы уже все посмотрели. Я бы не отказалась еще погулять тут, но, думаю, нам уже пора.
Они спустились в гардероб, где Сильвия с помощью Кристобаля надела свою новую белую шубку. Она осталась довольна своим отражением в зеркале - красивая, хорошо одетая дама вместе с прекрасным кавалером.
Они пришли домой поздно. После посещения галереи Сильвия уговорила мужа еще немного погулять, и в итоге дома они были, когда на улице уже стемнело.
- Спасибо тебе за этот замечательный первый день нового года, - произнесла Сильвия. - Ты был великолепен.
- С такой женой это совсем не сложно, - Гато наклонился к Сильвии и нежно поцеловал в шею за ушком.
- Тогда пойдем наверх, - Сильвия ответила на поцелуй. - Я же обещала отблагодарить тебя за терпение.
Муж, казалось, только и ждал этого. Он подхватил её на руки и понёс вверх по лестнице в спальню.

 

Пишет Ксанф. 23.01.12
Он не был в этом доме уже несколько лет. Многое здесь изменилось: потрескалась на стенах краска, трещины в полу, кажется, стали шире, у окна отчетливее ощущались порывы ветра. И при этом все было по-прежнему: также играли на потолке тени от пламени свечей, широкий подоконник был таким же холодным, как и раньше, и также пах сосной, скрипела старая мебель, и шерстяной ковер лежал в углу, и газеты - на камине. Он медленно обошел по кругу всю комнату, старался дотронуться до каждой вещи, и улыбался про себя.
В доме давно не топили, и зажечь камин оказалось непросто: сырые поленья никак не хотели гореть, пришлось вытащить деревяшки из середины большой связки - только с ними пламя в камине заплясало веселее.
Достав из шкафа два бокала, доктор устроился в кресле-качалке в углу перед зеркалом и откупорил подаренную ему Эдвардом бутылку красного вина. Сломанное кресло уже давно не качалось, а подпоркой ему служил большой ящик для бумаг, прикрытый пледом. Ксанф наполнил один бокал, и, отпив немного, принялся разбирать ящик: художественные книги и учебники, какие-то черновики, написанные его и ее рукой, старые газеты, письма, новогодние открытки… Здесь был ее портрет, он не заметил сначала. Овальная рамка лежала боком, скрывая рисунок. Доктор не обращал на нее никакого внимания, пока в ящике не оказалось достаточно пустого места, чтобы рамка перевернулась. Это был черно-белый портрет-набросок, Алдаре он не нравился и, видимо, поэтому, был так небрежно спрятан. Ксанф аккуратно поставил рамку на столик и наполнил второй бокал.
Такой родной взгляд, улыбка. А ведь он совсем забыл, оказывается, как она выглядела. Остались только разрозненные воспоминания, кусочки, события, может быть, голос, но никак не лицо. Обидно.
С ней было так просто и легко, как уже никогда и ни с кем не будет.
С улицы стали доноситься крики и поздравления.
Он бережно дотронулся своим бокалом до бокала жены: - С Новым Годом, родная.

Пишет Эретри. 27.01.12
Она замкнулась в себе после того дня, после событий в Гранитном. И после того, как узнала, что рухнул Лабиринт.
Неделя прошла вслед за неделей, а она всё держала в памяти этот осколок, далекое отражение в зеркале. «Кай» - имя звучало теперь так незнакомо, как из глубины колодца. Эхом издалека оно постепенно таяло. В то же время образ брата становился в памяти только ярче, чище, спокойней… Скоро Эр станет всё равно, как его звали. Имя спадет шелухой, и останется только важное что-то, терпкое. Которое не звучит – греет.
Имя умрет…
Эр сидела у окна, смотрела на лица прохожих. Мысленно снимала их и отбрасывала в тень. Все эти лица были ненужными. Ни одно из них не походило на его лицо.
Чай остывал в чашке, черный, горький. Эр смотрела на своё колеблющееся отражение и мысленно стирала и его. Вечером становилось холодно и она, не засиживаясь долго, уходила спать.
Развалин Лабиринта она не видела, не смела даже приблизиться к ним. Может, боялась увидеть то, что не должна была. А может, просто отказывалась верить в произошедшее. Почему-то именно гибель Лабиринта не давала ей покоя. Как бы она ни ругала себя, ей не нравилось то, как теперь ощущался город. Не дышалось легче.
Нелепая и страшная мысль донимала Эретри: из городской мозаики выпала деталь, пусть уродливая, но важная. В изменившемся узоре появилась зазубрина, неточный штрих – и дни, цепляясь за него, бежали неуклюже, шатко. Невыносимо медленно.
Какая чепуха. Эр с отвращением отшвыривала эту мысль. Когда она исчезала, снова вспоминался Кай, и снова тени вопросительно дрожали у стен её комнаты.
Эр знала: Хозяин Мира не мог нарушить обещание. Кай был жив. Здоров ли? Эретри закусывала губу, отворачиваясь от молчаливого зеркала. Шла на кухню и снова наливала себе горького чаю.
Она не считала дни. Знала точно так же, что Ринн вернется обязательно. Нужно было лишь ждать.
Сколько? До тех пор, пока могла выносить ожидание. Не иначе.

…………………………………

Она гуляла ещё реже, чем прежде. Бесснежная зима только сильней навевала грусть. Всё же в тот вечер Эретри решилась, вышла из дома, даже не сказав ничего отражениям. Люди шли навстречу или позади, говорили вполголоса или кричали, смеялись или плакали, множество голосов. Хотелось идти туда, где их было бы ещё больше, где шум заглушал бы любую мысль.
Эр свернула на улицу да Винчи.
Зеркала там наливались светом фонарей, праздничные гирлянды висели обрывками, веселые цвета мерцали повсюду. Людей почему-то было не так много, как бывает обычно, многие скамейки пустовали.
На одну из них Эретри села, рассеянно бросив взгляд на зеркало, стоявшее сбоку, слева от неё. Вздохнула, осмотрела мерцающую улицу. И сразу же поняла, почему выбрала именно эту скамейку: возле других никаких зеркал не было.
«Интересно», - подумала она, зевнув. Будто желая заснуть, закрыла глаза. Потом взглянула снова на улицу, шумевшую поодаль. Протянув левую руку к темному стеклу, она словно ждала чего-то. Будто чье-то дыхание могло прорваться сквозь мрак к её маленькой ладони…
Ничего не происходило, но это насторожило ещё больше. Зеркала молчали, это верно, но ни одно не молчало так: болезненно страшно. Так мог бы молчать слепой человек, терпящий жестокую насмешку, брошенную походя. Только эта тишина была во много раз сильнее. Она еле ощутимо ворочалась, колола кончики пальцев, едва касаясь кожи…
Не выдержав, Эретри встала, шагнула к стеклу.
«Что с Вами?»
Зеркало потемнело.
- Больно, - не спросила, догадалась она, нахмурившись. - Почему?
Ответа не последовало.
- Кай? - Эр наклонилась ближе, надеясь расслышать хотя бы слабое движение. Дыхание вмерзло в холодную гладь.
Серебро вдруг умерло. Как если бы тот, кто был за зеркалами, резко развернулся и пошёл прочь.
- Постойте, - она раскинула руки на глади, словно пытаясь остановить ускользавшую тень. - Пожалуйста, простите.
"Я хочу помочь", - Эр смотрела в стекло, не в силах что-либо разглядеть.
«Никто мне не может помочь», - появилась кроваво-красная надпись.
- Где Вам больно? - ладонь скользнула по обжигающему мраку.
- Здесь?
Потом чуть выше, едва касаясь пальцами.
- Здесь?..
"Глупая", - кляксой брызнуло на стекло.
- Хорошо, - она отстранилась. - Не надо, так не надо. И не скажете даже, что случилось?
«Нет», - отпечаталось на зеркале.
- Ну, пожалуйста, - она вздохнула. Хорошо, что никого не было поблизости сейчас.
- Ужасно так. Молчать.
Зеркало не ответило.
- Как знаете.
Всё же она не могла уйти. Что-то запрещало ей.
"Тогда я просто постою и помолчу рядом. Хорошо?"
«Хорошо.»
Бережно, словно боясь оставить царапину, она погладила стекло.
"Спасибо".
«Вам спасибо.»
"Как Вам вечер?" - Эретри кивнула в сторону далеких гирлянд.
«Прекрасный вечер.»
"А мне вот грустно. Город изменился."
«Не стоит грустить из-за этого. Он каждый день меняется. Так дОлжно»
"Наверное. Но я вообще не люблю зиму. Краски уходят".
«Краски – внутри. Не снаружи. Помните Никту в Рубиновой?»
Она кивнула.
"Рубиновая... Как давно это было. Верлиевое платье. И..."
Отвернулась.
"Тысячу лет назад."
"Слишком быстро. Это время. Как по темной улице бежать без оглядки".
Голоса смеялись вдалеке. Она слушала, склонив голову.
"Интересно. Когда меня не станет, Вы будете скучать?"
Вздрогнула.
"Не отвечайте".
Подняла руку, легко коснулась зеркала мизинцем.
"А если б были человеком, то скучали бы?"
"Неправильное слово."
"А какое - правильное?"
"Умер бы. Причем раньше Вас, ибо сейчас старше уже на много," - явно улыбнулся за зеркалами Хозяин Мира.
"А если, например, Вы были бы бессмертным человеком?"
"Странный вопрос, Зодчий."
"Просто интересно. Если бы не умерли, то что тогда. Знаю, звучит глупо. Не отвечайте".
Она снова осторожно погладила стекло.
"Вам легче, когда я говорю? Хотя бы немного?"
"Да, спасибо. Гораздо."
"Я тоже хотела сказать Вам спасибо," - она улыбнулась грустно.
"За что?"
"Вы не дали ему умереть. Не знаю, что было бы, если..."
"Это Вы не дали ему умереть, Зодчий."
"Мое слово ничего бы не значило..."
Она оглянулась, посмотрела на яркие уличные огни. Покачала головой.
"Вы часто бываете здесь? Смотрите на людей?"
"Да."
"А что Вам больше всего нравится? В них".
"Счастье."
"Я знаю, что зеркала плачут, когда отпускают его... А что ещё Вам нравится?"
"Свет."
"А мне вот нравятся ещё голоса"
Эр вздохнула, прислонившись к раме.
"Когда тихо, так и свет - не свет. Только вот сейчас я не слышу их толком. Странно, правда?"
"Очень."
"Расскажете мне о зазеркалье? Как там Храбрость?"
"Здесь холодно."
"Что нужно сделать, чтобы было тепло?"
"Я не знаю, Зодчий."
Эр вздохнула, подавшись вперед немного. Стекло чуть запотело, приглушив тяжелый мрак.
"Вчера ведь был Новый год, да? Я не заметила. С прошедшим Вас".
"И Вас с Новым годом. Нехорошо, что пропустили Звезду. Загадайте желание."
В темноте зеркала сверкнула звезда.
Она зажмурилась на мгновение.
"Загадала".
Звезда продолжала мерцать.
Эретри повторила желание ещё одиннадцать раз про себя: "...чтобы ему больше не было больно".
"По-моему, я знаю, что Вы загадали, Эретри."
"Правда?"
Она улыбнулась смущенно.
"Правда. Спасибо. Только я не заслужил этого."
"Глупости. Вам правда легче?"
"Мне по-другому. Этого уже достаточно."
"Хорошо".
Эр вдруг почувствовала страшную усталость, будто долгий путь пробежала без передышки.
"Пусть будет счастливым этот год". Всмотрелась в темное стекло.
"Прощайте."
"Почему "прощайте"?"
"Так поздно уже. Мне пора домой".
"Побудьте со мной ещё немного. Вас довезут..."
"Побуду, конечно. Только кто довезет?"
"Это имеет значение?"
"Нет."
Пауза.
"Вы сказали "по-другому". Это как?"
"Не так, как прежде, - уклонился от прямого ответа её собеседник, - я ни разу не видел Вас в опере. Вам не нравится репертуар?"
"Мне не нравится опера".
"А что нравится?"
"Театр. Но в последнее время я не бывала там. Сейчас никуда идти не хочется".
"Почему?"
"Да жизнь пока что… интереснее"
"Мне думается, Вам нужно немного отдохнуть от интересности жизни. Как Вы на это смотрите?"
"Не знаю, получится ли у меня".
"Попробуйте, м?"
"Хорошо" - кивнула.
"Вот и ладно."
"Вы не против, если я сяду?" - она шагнула к скамейке.
"Нет, конечно. Вам не холодно?"
"Нет" - зачем-то соврала Эр.
"Хорошо", - почему-то согласился с явной ложью демиург.
Сидя на скамейке, Эр снова смотрела на далеких прохожих. Смеха больше не было слышно. Должно быть, все уже расходились по домам...
"А Вы загадали что-нибудь?"
"Нет. Тот, кто исполняет, не может загадывать."
"А просто скажите тогда. Чего бы Вам хотелось?"
"Не хочу."
"Зря Вы так. Я хотя бы знала," - она смахнула с рукава воображаемую снежинку.
"Зачем?"
"Чтобы тоже ждать исполнения. Вдвоем не так грустно ждать."
"Нельзя."
"Почему?"
"Плохо."
"Не так уж и плохо"
"Вы не знаете, о чём говорите."
"Верно. Если б знала, то молчала бы. Хотите замолчу?".
Зеркало погасло.
Стало ясно - ответа не будет.
Поднявшись, она прижала левую ладонь к стеклу.
"Простите. И до свидания".
Помолчав, добавила:
"Жаль, сейчас не лето. Угостила бы Вас сахарной ватой. Вы ведь любите..."
"Спасибо..."
Он услышал!.. Неожиданно для себя Эретри улыбнулась по-детски широко, искренне.
"Ничего. У нас ещё будет лето. Правда, верлонт-Лорд-Хаос?"
На секунду ей стало теплее, на секунду забылось всё.
"Обязательно."
"И апельсины будут. Когда будут, я Вам принесу один. Самый лучший".
"Спасибо. Мне обычно кожуру оставляют. А здесь целый апельсин."
"Точно, это же из той считалки!.. Меня она очень смешила в детстве".
"Я помню."
Она замерла от неожиданности.
"Помните? Вы и тогда меня знали? Или Вы знаете всех?"
"Конечно".

"Неужели всё-всё помните?"
"Нет. Склероз ведь. Хаотический. Но Вас я и не забывал никогда. С того самого дня, когда Вы впервые посмотрели на меня и сказали "пливет, Хаос"."
"Ох, Свет..."
Эретри одернула рукав куртки неловким движением.
"Мне так стыдно, но я не помню совсем этого момента".
"Вам было три года всего. Так что вполне простительно не помнить тот день."
"Как жаль. А Вы ведь были тогда моложе на мою жизнь... Ну, почти..."
"Я уже давно не молод, Зодчий. Двумя десятками лет старше, двумя десятками лет моложе - разницы никакой. Особенно с моим-то хаотическим склерозом."
"Я знаю..."
Было легкое молчание.
"А сейчас Вам не холодно? Стало теплее немного?"
"Вы же знаете, как мне. Лучше, чем кто-либо другой."
"Сейчас Вам гораздо лучше".
В темноте зеркала расцвела алым роза.
"Ой".
Она едва не убрала руку, побоялась обжечься.
"Красиво. Но грустно почему-то".
"Почему?"
"Не знаю. По-моему, всегда грустно, когда что-то по-настоящему красиво".
"Зодчий."
"Зодчий?"
"Говорите как зодчий."
"Просто говорю как есть".
"Вот и я о том же. Какие у Вас планы?"
"На сегодня? Домой. Спать".
"Хорошо"
"Спасибо Вам. Люблю говорить с Вами".
"Мне тоже это приятно".
Было уже довольно темно, почти ночь. Эретри подумала о том, что возвращаться в такую пору одной точно было бы небезопасно.
Из темноты на неё чуть не налетел всадник на чёрном как воронье крыло коне.
"Добрый вечер, мне приказано сопроводить Вас до дома", - она не видела лица человека в серой форме гвардейца Хаоса. Только тёмный силуэт.
Мужчина протянул ей руку, чтобы помочь взобраться на лошадь.
"Добрый вечер", - просто сказала Эр, принимая его помощь. Она так давно не ездила верхом, что страх перебил удивление.
Так что, только оказавшись уже на лошади, она пробормотала растерянно: "А Вы... Вас... Вы от него, да?".
Мужчина усмехнулся:
"Раньше уточнять нужно было. Теперь придётся положиться на волю случая и внимательно следить, куда я Вас везу". Он легко пустил лошадь в галоп.
Улица мелькала всеми оттенками черного и золотого. И Эретри почему-то уже не ощущала беспокойства, будто доверялась давнему знакомому.
Всё же она решила спросить, на всякий случай: "А Вы точно знаете, где я живу?".
"Точно", - незнакомец чуть крепче обнял её за талию. Лошадь с лёгкостью перемахнула препятствие, которое Эретри даже не заметила в темноте.
"Это хорошо", - прошептала она. Его размеренное дыхание убаюкивало, Эр закрыла глаза.
Ночь неслась по обеим сторонам и не могла никак сомкнуться над их головами.
"Подольше бы... это... не кончалось...", - подумалось и тут же забылось.
Он спустил её почти спящую на землю, спешился сам. Она уснула, стоило ему подхватить её на руки, чтобы отнести в дом.
Дверь открыла Отстраненность, нисколько не удивилась столь необычному возвращению хозяйки.
Но перед Капитаном Гвардии склонила с почтением голову. Тут и титульный талант не смог помешать.
"Спальня - там", - осторожно держа светильник перед собой, отражение пошло впереди.
Капитан осторожно положил девушку на кровать и, стараясь не шуметь, вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь...

Пишет Алина. 27.01.12
Трусливая малодушная девчонка и все.
Дело было даже не в гордости или как это получше назвать. Шаг назад был сделан не поэтому. Просто…
«Просто что? Скажи еще, что ты пострадала больше, поэтому тебе сложнее вернуть долг», - распечатанное письмо усмехнулось дрожащей на сквозняке страницей.
Жизнь за жизнь и хватит уже никчемных слов.
Она посмотрела на письмо. Перечитывала его уже трижды, но смысл так и не доходил до ее сознания.
Что-то про театр, про билеты, про невозможность.
Бред сумасшедшего.
Что это значило для нее? Ничего конкретного. Слышала что-то от студентов. Что-то от учителей.
Плохо это или хорошо?
Не узнаешь никогда, пока не попробуешь.
Лист дорогой бумаги наконец сдуло со стола, он покружился в воздухе и тихо опустился на пол.
Что лучше: рабство или смерть?
Не могла дать ответа.
Просчитывать бессмысленно.
«Просчитывать».
Ха.
Нашла, что можно просчитывать.
Жизнь за жизнь и нет в этом ничего страшного.
Было вовсе не страшно.
Но она начинала чувствовать, что ею движет уже не столько потребность вернуть долг, сколько любопытство, а это было неправильно.
Мало ли что двигало Хоодом, когда он говорил свое «я согласен».
Почему тогда она ответила «нет»?
Хотелось соответствовать эйзоптросским понятиям о рабстве? Может быть.
Если все к этому так нехорошо относятся, то на это есть свои причины.
Какое ей дело до причин, о которых она не имеет никакого представления.
И хватит уже так. С оглядкой на всех.
Окно было открыто давно, и из-за морозного воздуха комната казалась очень просторной. Большое зеркало покрылось тонким слоем инея, словно плотной обложкой.
- Если Ваше предложение еще в силе, милорд, я согласна.
- Нет, милая. Не в силе уже, - написалось кроваво-красным на зеркале.
- Есть новое?
- У меня - нет. А у Вас?
- Помогите найти и вытащить Хоода из ЦРУ за мою свободу, милорд.
- Хм... А каким было предыдущее предложение?
- Вас не устраивает плата?
- Нет. Хотел сравнить по ценности оба предложения.
- Интересно, что Вы хотели услышать в качестве второго варианта?
- Вы отвечаете вопросом на вопрос, милая. А это обычно означает растерянность.
- К сожалению, у меня никудышное воображение в плане купли-продажи, милорд. Хм, - задумалась, усмехнулась. - Хотите, попробую исполнить какое-нибудь Ваше новогоднее желание?
- Так каким было первое предложение? - Лорд Хаос намеренно не стал указывать девушке на то, что она вновь ответила вопросом на вопрос.
- Вы помогаете мне найти и освободить из ЦРУ Ларса Хоода в обмен на мою свободу, - сдалась она.
- А теперь второе, - у Лорда явно было хорошее настроение.
- Вы помогаете мне найти и освободить Ларса Хоода в обмен на что Вам угодно.
- Я очень советую Вам посетить оперу в ближайшее время, красавица.
- А что там на этой неделе?
- Откуда мне знать? Сходите, расскажете.
- Хорошо, я схожу обязательно, а Вы мне поможете?
- Билет купить?
- Нет, конечно. Хоода вызволить.
- Сходите в оперу. Потом поговорим.
Ветер захлопнул окно, смахнув с подоконника горшок с фиалкой.
Алина подняла с пола упавшее письмо. Пробежала по строчкам глазами в сотый раз.
Наконец, поняла, что обещанный поход в театр с Юнатаном отменяется.
Обрадовалась, непонятно чему.
Скомкала бумагу в идеальный шар, проверила на глаз безупречность формы и бросила в холодный камин.

Пишет Лорд Хаос. 28.01.12

Ксанф
НЕБРЕЖНОСТЬ меняется на СЧАСТЬЕ
Перед тем как оформлять новую заявку в аптеку, доктор просматривал листы назначений – лекарств по-прежнему не хватало - практически на каждой странице стояли минусы, затем пришлось разбирать листы отказников. Каково же было его удивление, когда в одном из отказников он узнал своего нового пациента с травматическим искривлением позвоночника. Медсестра на посту подтвердила, что Ричард не взял назначенные ему лекарства и ушел сразу после того, как поговорил с Ксанфом. Доктор прокрутил в голове их разговор во время осмотра и решил, что не сказал ничего такого, чем мог бы оттолкнуть пациента. Как бы там ни было, запускать лечение нельзя, и даже если мужчина решил обратиться к другому специалисту, проконтролировать это не мешало. Заглянув в карту Ричарда, Ксанф подумал, что смог бы зайти по указанному адресу уже завтра.

На следующий день после работы доктор отправился на северо-восток Эйзоптроса, в мастеровую слободу. Найти нужный дом оказалось непросто, да и домом назвать это было сложно: скорее полуразрушенная хибара с покосившейся крытой соломой крышей и забитыми наглухо фанерой окнами. Ксанф постучал в дверь, хотя и так было видно, что она не заперта.
- Ричард? Вы дома?
Ответа не последовало.

Юноша снова постучал, и снова никто не откликнулся.

-Есть кто-нибудь дома? – Он осторожно толкнул дверь. - Я могу войти?

Доктору пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой притолоку двери. – Я захожу.

Сделав два или три шага, Ксанф остановился. Скорее от неожиданности, чем от угрызений совести. В комнате не было мебели. Вообще.
На полу в середине лежал скомканный зелено-чёрный полосатый плед, а в углу, рядом с глиняным щербатым кувшином валялись окровавленные тряпки, и стоял медный таз. Сквозь щели между фанерными листами не проходил не то, что свет, но, кажется, и воздух. Юноша подошел к окну и вдохнул поглубже. «Да, так дело не пойдет,»- подумал Ксанф, и, чуть сдвинув рукой, лежавшие на подоконнике высохшие гранатовые корки, попытался оттянуть кусок фанеры – ничего не вышло. «Это никуда не годится.» Доктор провел в доме Ричарда еще несколько минут и, в конце концов, решил вернуться сюда утром.

***

С утра по дороге к Ричарду, Ксанф с содроганием вспоминал обстановку в доме на мастеровой слободе. Вчера доктор даже не подумал о том, насколько холодно там может быть по ночам, и теперь боялся увидеть сосульки на окнах и потолке. Во второй раз найти дом было гораздо проще – Ксанф уверенно постучал в нужную дверь. Тишина. И по-прежнему не заперто. Доктор снова постучал. – Ричард? – И снова никто не ответил. На этот раз готовый к тому, что он может увидеть, Ксанф зашел в дом. Действительно, здесь ничего не изменилось, но сегодня, спиной к двери, перед тазом с водой сидел Ричард и промывал раны на ладонях, небрежно заматывая их новыми кусками материи.

- Здравствуйте, Ричард, – уже тише произнес Ксанф.

- Здравствуйте, доктор, - не оборачиваясь и не прекращая свое занятие, поприветствовал его молодой человек.

- Откуда Вы узнали, что это я?

- Грабители обычно так не шумят, - тихо объяснил Ричард, - друзей у меня здесь нет, адреса никто не знает. Кроме регистратора в больнице.
«Да и под именем этим мало кто меня знает», - подумал он.

Ксанф чуть улыбнулся.

- Давайте я помогу Вам с перевязкой. У меня получится лучше. – Доктор подошел ближе и присел рядом с Ричардом.

- Все равно не надолго, так что можно не стараться, - Ричард продолжил перевязку сам.

- Почему?

- Завтра с этими повязками будет то же самое, - он кивнул в сторону покромсанных на лоскутки окровавленных бинтов рядом с тазом.

Ксанф нахмурился, дотронувшись до насквозь пропитанных кровью полосок.

-Чем Вы занимаетесь?

- Уборкой опасного мусора, - усмехнулся Ричард, - Вы ко всем своим пациентам на дом приходите, доктор?

- Только к тем, кто не принимает назначенные лекарства. Что случилось? Почему Вы не подошли тогда к медсестре, не взяли препараты?

- Забыл, - пожал здоровым плечом Ричард, - не стоило беспокоиться. Я бы сам зашёл на днях.

-Я так и подумал, - кивнул доктор. – Но на всякий случай решил зайти и занести все сам. – Он достал из-за пазухи пакет. – Здесь есть мазь для Ваших ладоней, позвольте, я все-таки обработаю раны.

- Делайте, что считаете нужным, - согласился Ричард. При этом было очевидно, что он не верит в то, что лечение доктора что-то изменит.

Ксанф быстро обработал руки парня мазью и каким-то вонючим раствором, а потом умело забинтовал каждый палец отдельно.

- Скажите, Вы работаете всю неделю? – юноша собирал остатки бинтов в пакет из-под лекарств.

- Да, - Ричард с интересом рассматривал перевязку.

-Жаль.

- Почему? – удивился мужчина, - чем быстрее закончу, тем лучше.

- Я надеялся, что Вы сможете мне помочь в одном деле, но раз Вы все время заняты, я не могу просить Вас об этом, тем более, что как только Вы закончите свою работу, Вы обещали лечь к нам на операцию. – Доктор внимательно посмотрел на пациента, - Ведь так? Все в силе?

- Что за дело? – спросил Ричард.

- Мне нужна помощь в детском отделении. Ничего сложного, но приходится оставаться в больнице на ночь. Не могу Вас просить. Но Вы не ответили на мой вопрос.

- Нет, - ответ его прозвучал даже слишком резко, - в этом я Вам помочь не могу, доктор. Но спасибо за доверие. Что до операции, есть сложность.

- Какая? - Ксанф насторожился.

- Давайте отложим этот разговор до времени, - уклонился от ответа Ричард.
- Вы не доверяете мне, как врачу? Эта проблема решаема. Я дам Вам адреса отличных специалистов.

- Дело не в этом, доктор, - Ричарду явно было неприятно, что его слова так превратно истолковали, - тот, кто примет участие в операции, может впоследствии серьёзно пострадать. Мне бы этого не хотелось. Но ещё раз повторяю, нам лучше обсудить это после того, как я выполню свою работу.

Ксанф явно не поверил в чепуху насчет того, что кто-то может пострадать.

-Хорошо. Но я по-прежнему настаиваю на том, чтобы Вы появились в больнице как можно раньше. – Доктор уже собрался уходить, но у двери остановился:

- Этих лекарств хватит на четыре дня. Значит, в пятницу я жду, что Вы придете за новыми рецептами.

- Договорились, - кивнул Ричард- Тогда до свидания.
- До свидания… - сказал он, когда дверь за врачом уже закрылась..

Эретри
ПРАВДИВОСТЬ меняется на ЗАВИСТЬ

Сильвия
ОТКРОВЕННОСТЬ меняется на ОТКРЫТОСТЬ

Никта
ДРУЖЕЛЮБИЕ меняется на НАДЕЖДУ

Ему почему-то всегда казалось, что он если не с лёгкостью, то достойно переносит боль. Он гордился тем, что никогда не избегал драк из страха боли. Он знал, что такое быть раненым и восстанавливаться после ранения. Но никакой предыдущий опыт не помог ему подготовиться к жизни после Лабиринта.
В первую неделю после возвращения он попытался жить как прежде. У него даже возникла шальная мысль: купить свежего ароматного хлеба с хрустящей румяной коркой и заявиться к Никте со словами: «Прости, дорогая, задержался немного. Чай горячий ещё?»
Ему даже казалось, что Никта не заметит, как он изменился. И они будут жить вместе долго и счастливо. Но потом порезанные до кости осколками зеркал пальцы случайно нащупывали огромный уродливый шрам сбоку. И на груди. В которой больше не билось сердце.
«Надо подождать». Впервые он произнес эти слова через три дня после возвращения.
А потом они стали спасительным заклинанием, которое приходилось повторять по несколько раз на дню, чтобы хватало сил жить дальше.
Где-то к концу второй недели он обратил внимание на то, что раны на руках не заживают, а боль от переломов не становится меньше. Третья неделя подтвердила его худшие подозрения: ничего не менялось. Поломанные рёбра, ноги, руки, левая ключица болели так, что впору было на стенку лезть. Он почти не спал.
Иногда было так плохо, что сознание мутилось: он не мог планировать свои действия на несколько шагов вперёд, не мог логически выстраивать фразы в разговоре, не мог отсчитывать деньги за купленные на рынке продукты, забывал закрывать двери, когда уходил ночью к развалинам Лабиринта, путал направления и названия улиц и даже говорил с трудом.
Конечно, она заметит. И отшатнется от него (он бы отшатнулся, не услышав биения сердца и увидев уродливые шрамы). Уйдёт. Убежит даже.
Почему-то эта мысль, испугавшая его вначале, теперь была даже приятна. Она принесла облегчение на время, пока он смаковал её. Но стоило ему подумать о мягких губах Никты и сладком поцелуе, как переломы взорвались от боли.
«Надо подождать».
Работа и боль занимали теперь всё пространство его жизни. Странным образом собирание осколков упорядочивало мысли и позволяло избавиться от животного ужаса перед неконтролируемой болью: только на развалинах Лабиринта он мог точно сказать, что именно у него болит в тот или иной момент, и от этого становилось легче. И по утрам, возвращаясь домой, он был почти счастлив.
Днём же приходила Боль. Она была похожа на навязчивую и капризную эгоистку, готовую на любую гадость, лишь бы сохранить контроль над собеседником.
У него не оставалось сил даже на то, чтобы готовить себе еду. А, может, он намеренно морил себя голодом, чтобы покончить с болью поскорее. Но механизм внутри работал как часы. И никакие уловки со стороны Ричарда не помешали бы тому, кто распоряжается по своему усмотрению, получить то, что он хочет.
В конце концов он смирился с тем, что уйти в покой ему не дадут по крайней мере до тех пор, пока он не завершит работу.
«Надо подождать».
Поэтому попробовал несколько изменить тактику и от нагнетания конфликта перейти к мирному сосуществованию. Ричард подумал, что вполне может попробовать умерить боль «мирскими средствами», не обращаясь за помощью зазеркальной. Первым шагом стало посещение врача. И решение это не встретило сопротивления. Более того, Ричарду удалось в течение всего визита сохранять ясный ум и рассуждать вполне логично.
Это было тем более удивительно, что ранее любая попытка сделать жизнь немного комфортнее усиливала боль: спать приходилось на голом полу, без подушки и матраса, одеваться - не по сезону, жить - без света и тепла, а осколки собирать голыми руками.
После неожиданной встречи в больнице он на несколько дней был выбит из колеи невыносимой болью.
Она была несчастна. И он практически готов был поклясться, что услышал тиканье механизма, когда она проходила мимо него там, кабинете доктора. Он не удержался и в тот же вечер купил гранат на рынке. Конечно, она испугается и отшатнётся от него. Милая девочка. Конечно, будет плакать, когда увидит, во что его превратил Хозяин мира. Но ни за что не убежит. Не бросит его теперь, узнав, что вырванное сердце заменил механизм. Один на двоих.
Теперь он понял, чего ему на само деле нужно было бояться.
Не того, что она ужаснётся, не того, что заплачет или убежит от него, не того, что откажется быть рядом с калекой.
А того, что решит остаться и разделить его судьбу.
Боль победила. Выдрессировала его так, как было угодно ей.
И в награду за его правильное поведение замолчала.

Пишет Сильвия. 12.02.12
После выставки Сильвия долго оставалась под впечатлением от картин. Не было и дня, чтобы она не вспоминала отдельные, особенно понравившиеся картины, на которых были изображены удивительные по своей красоте пейзажи. В таких случаях Сильвию охватывало особенно сильное вдохновение, ей даже хотелось бросить свои повседневные дела, взять в руки кисть и карандаш и набросать собственный пейзаж. Но она не была художником, изображения, так идеально представлявшиеся в воображении, на бумаге приобретали совсем другие, более простые формы. В этот раз ей захотелось нарисовать уютную беседку в глубине парка, которую она много раз видела в Центральном парке. Но вместо уголка уединения и размышлений получился, по мнению Сильвии, лишь прямоугольный домик, окруженный непонятной густой зеленью, так как она не смогла, как ей хотелось, тщательно прорисовать каждую веточку растения. Сильвия несколько раз попробовала изменить рисунок, дополнить деталями, но окончательный вариант ее все равно не устроил. Она решила показать картину мужу и узнать его мнение.
Кристобаль только что вошел в дом, и Сильвия сразу же позвала его в комнату. Около окна стояло творение Сильвии, освещенное солнечным светом, и от этого оно казалось ей еще более неудачным.
- Посмотри, что я сделала, - она указала мужу на картину. -Мне захотелось что-нибудь нарисовать, и я выбрала ту беседку в Центральном парке, помнишь, которая мне всегда нравилась. Я, конечно, не художник, но все равно получилось не так, как я хотела бы. Что ты скажешь?
- Скажу, что ты слишком строга к себе, дорогая. Мне кажется, получилось великолепно.
- Я знаю, ты не любишь искусство и все, что с этим связано, но в данном случае ты очень сильно ошибаешься, - произнесла Сильвия, - я думаю, что зря потратила время. Я не знаю, что можно еще здесь изменить. Все бесполезно.
- Ну, спасибо, дорогая, - притворно обиделся Кристобаль, - мало того, что невеждой назвала, так ещё и в чувстве прекрасного отказала. А я считаю, что являюсь непревзойдённым ценителем красоты. И то, что ты моя жена – лучшее тому доказательство.
- Я не называла тебя невеждой. А разбираться в картинах и разбираться в женщинах - соверешнно разные вещи.
- Согласись хотя бы, что во втором я разбираюсь прекрасно, - продолжал настаивать Кристобаль.
- Да, это точно, - Сильвия не смогла сдержать улыбку, вспомнив, к кому не так давно приревновала мужа. - Если тебе действительно понравилась картина, мы можем ее оставить.
- Конечно, - согласился Кристобаль, - сегодня же закажу для неё раму.
- Спасибо, - Сильвия поцеловала мужа, - что поддерживаешь мои начинания. У меня впереди еще много работы.
- Чем собираешься заняться?
- Я не просто так решила нарисовать такой пейзаж. Помнишь, я говорила, что мне поручили базу отдыха за городом. А тут еще выставка, на которую мы ходили. В общем, чтобы лучше почувствовать атмосферу, я и решила попробовать нарисовать пейзаж. Но, видно, придется найти другой способ, а приступать к работе надо уже в ближайшие дни.
- Теперь придётся уехать? Как надолго? – погрустнел Кристобаль.
- Всего на несколько дней, - ответила Сильвия. Она сама не хотела оставлять Кристобаля в городе, но у нее не было другого выхода. - Это место недалеко от города, мне надо самой увидеть территорию, изучить ландшафт. Потом я вернусь домой и уже тут продолжу работу. Правда, иногда на день-два мне надо будет опять туда ехать.
- Я отвезу и привезу обратно, хорошо?
- Хорошо, мне надо будет ехать уже на следующей неделе, так что спасибо, что согласился. Обещаешь, что не будешь тут скучать без меня?
- Не могу, - он развёл руками.
- Ты сможешь, я знаю. Это же недолгая разлука, - Сильвия обняла мужа. - А потом мы снова будем вместе, как будто и не расставались.
Он обнял её в ответ:
- Мы не принадлежим себе, ты знаешь. А это значит, что любая разлука, даже на день, может обернуться потерей на месяцы, годы…
- Я помню... Но жизнь диктует свои правила. Знаешь, я, кажется, нашла выход, если это можно так назвать. Ты мог бы поехать со мной. Это всего на несколько дней, у тебя не должны возникнуть проблемы на работе, зато мы будем вместе!
- У Эшбернов турнир скоро. Я не смогу надолго уехать из города. Но буду приезжать. Как тебе такой вариант?
- Я же всего на несколько дней уезжаю, так что тебе не придется много раз ко мне приезжать. Жаль, конечно, что не сможешь быть со мной рядом.
- Ты разбиваешь мне сердце этими словами, Сильви!
- Не расстраивайся, Кристо, - произнесла Сильвия. В зеркале на противоположной стене она видела свое зеркальное отражение. - К сожалению, мы не всегда принадлежим друг к другу.

Пишет Ксанф. 29.02.12

Картонный листок оглавления «Этюдов хирургии» никак не хотел загибаться – Ксанф в третий раз придавил локтем угол страницы, но тот снова бесцеремонно расправился. По непонятной причине автор рукописи вплел самый главный лист не в конец своего труда, а куда-то в середину, ровно перед рисунками и схемами, и теперь доктору каждый раз приходилось листать всю тетрадь, чтобы найти нужный текст, и потом иллюстрацию к нему. Уже больше недели Ксанф прилежно изучал тонкости хирургических манипуляций на грудной клетке, советовался со специалистами и даже ходил на операции в свое свободное время. Сегодня его ждало ночное дежурство, поэтому, оставив на вечер занудные бланки, заявки и прочую писанину, он сразу же после дневного обхода устроился в кабинете с новой книгой.
- Здравствуйте, доктор, - ей удалось застать его врасплох, он даже не услышал, как она осторожно открыла дверь и вошла в кабинет, - операция предстоит? - кивнула на обложку книги в его руках, - А я уже думала, что после случая с Анастасиусом Вы заречётесь скальпель в руки брать.
- С Тасом все хорошо закончилось в итоге, правда, без моего участия. Но главное, что в памяти остались положительные эмоции от результата. – Ксанф поднялся из-за стола, бросив взгляд на себя в зеркале.. – Я рад, что ты пришла. Все в порядке?
- Да. Всё прекрасно, - по её лицу невозможно было сказать, лжёт она или нет, - хотела забрать Лили. Это возможно теперь?
-Лили – это служанка?
Никта кивнула.
– Я думаю, да. Я слышал, что у нее все благополучно, и что она готовится к выписке.
- Спасибо.
- За что? - юноша обошел стол и, предложив Никте сесть на диван, развернул себе кресло. Она не могла не вернуться к этой теме: профессиональная привычка отмечать и прояснять странности:
- И всё-таки, - села на диван, - кого ты собираешься оперировать?
- Своего пациента. – Доктор чуть улыбнулся и снова посерьезнел. – У него большая беда со здоровьем, но я надеюсь помочь ему. Будешь чай? С лимоном, как ты любишь.
- Да, спасибо. С лимоном – прекрасно, - она чуть задержала дыхание, - что за пациент? Он тебе родственник или жизнь спас?
- Что это за показания к операции? – Ксанф был явно удивлен. – Он просто мой пациент.
Никта отклонилась на спинку дивана и скрестила руки на груди, в голосе её зазвучала сталь:
- Ты бы не стал оперировать сам, если бы тебя об этом не попросили лично и весьма настойчиво. Забываешь, что я знаю тебя не первый год, Ксанф. Не лги мне.
Юноша расхохотался.
-А кто тебе сказал, что оперировать буду я? В больнице пока еще есть отличные хирурги. Я просто хочу ассистировать на операции, потому что случай необычный с медицинской точки зрения. – Он сощурился, но даже так были видны золотые искры в его глазах, - Но мне льстит, конечно, что ты так интересуешься моей работой, тем более, что знаешь, как это важно для меня.
- А мне совсем не льстит, что ты мне лжёшь, - помрачнела Никта, - не далее как несколько минут назад сказал, что собираешься оперировать своего пациента, а теперь выясняется, что только ассистируешь. Что за пациент и почему ты не можешь об этой операции говорить?
- Я никогда не лгу тебе. Тем более, раз ты меня знаешь не первый год. – Ксанф поставил на стол две чашки с горячим чаем. - Просто всегда так говорят, когда идут на операцию. Я действительно собираюсь в ней участвовать. По крайней мере, так хочет парень. А пациент самый обычный человек, по его словам, он пострадал от аллигаторов, но дело даже не в этом. Его отвратительно зашили. В результате кости срослись неправильно и внутренние органы сильно сместились, в том числе и нервы. И теперь любое действие причиняет ему ужасную боль… Тебе правда интересно?
- Да, теперь даже ещё интереснее, - она взяла в руки свою чашку, - потому как данный пациент врёт столько же неискусно, сколь это делает его лечащий врач. Мне приходят сводки относительно происшествий на сторожевых башнях и в районе рва. Простой горожанин там пострадать не может. В принципе. Если несчастный случай, то только со стражником. В последний раз это случалось, дай Хаос памяти, год назад. Стражник умер. И поверь мне, по нашим данным, ни один не выжил ещё. За 20 лет, - Никта сделала глоток чая, - как зовут твоего пациента?
- Никта, - Ксанф поморщился, - я догадываюсь, что он лукавит, но это не мое дело. Ему нужно лечиться, а он и так отложил все на неопределенный срок. Если я еще лишние вопросы буду задавать, то он вовсе сбежит от лечения.
- Любое действие причиняет ему боль, но он откладывает лечение, - повторила за ним Никта, - всё интереснее и интереснее. Скажи мне имя, - она поставила чашку на стол, - я выясню, в чём проблема.
- Ричард. Фамилию я не помню. Зачем тебе это? Прошу, не надо ничего выяснять. Можешь обещать мне?
- Нет. Не могу, - Никта встала, - ты, видимо, забыл не только фамилию того, кого оперировать собираешься, но и то, кто я. Обеспечение безопасности жителей этого города – моя обязанность, - она выдохнула воздух сквозь сжатые зубы, как если бы ей было больно говорить, - я – чудовище для тебя. Была и осталась. Это неприятное открытие для меня. Но… Заслужила. Ведь я не только не могу обещать не выяснять ничего, но даже не могу обещать, если он откажется отвечать на вопросы, что не стану пытать его.
-Никта! Что с тобой?! Какое чудовище?! - Ксанф вскочил вместе с ней. - Я никогда так не считал! Откуда эти мысли?
- Я, собственно, за служанкой своей пришла, - вдруг светски беззаботным тоном сказала Никта. Прозвучало это настолько абсурдно – жестко и вежливо одновременно – что Ксанф почувствовал, как неприятный холодок пробежал по его спине.
- Смеешься надо мной? Ты можешь объяснить, в чем дело? – в его голосе появились металлические нотки. – Хотя, как обычно, не посчитаешь нужным. Наверняка. Но выслушать меня придется. Так вот, я опробовал твою профессию на собственной шкуре, но и тогда не считал тебя чудовищем. И не смей даже думать так. Ты знаешь, как плохо я отношусь к твоей работе, но не к тебе. Это большая разница, ты слышишь?
- Прости, - глаза её округлились от ужаса после фразы про «шкуру», - мне надо уйти. Сейчас.
Она тут же попыталась обогнуть Ксанфа, и уже была у двери, когда услышала его грозный рык. Кажется впервые за все время.
- Никта! Вернись!
Она замерла всего секунду.
- Что ты там себе опять придумала?! – прогремел он и тут же сбавил обороты. – Я же люблю тебя.
У неё потемнело в глазах, она опасно покачнулась и, уже теряя сознание, попыталась удержаться за дверной косяк.
Ксанф еле успел подхватить ее на руки.

Пишет Алина. 01.03.12
Весь день снег падал с неба белыми комьями, налипал на ресницы и окна, превращал бронзовые флюгеры крыш в смешные снежки.
После пронизывающего холода улиц теплое здание оперы показалось самым лучшим местом на свете.
Проходя мимо зеркала, поправила волосы отточенным жестом, быстро нашла свое кресло, присела медленно и подняла голову.
Вычислить, где именно находится ложа Хоода, сидя в партерном кресле, не составляло труда.
Она не смогла разглядеть, кто именно был там, кто сидел справа, а кто слева, видела лишь силуэты в полумраке гаснущих свечей, будто дрожавшие в такт переливам последнего звонка.
Занавес раздвинулся, ослепив декорациями и блестящими костюмами актеров.
Ей всегда нравилась опера. Не так, конечно, как она может нравиться знатоку.
Нравилась просто. Как хлопанье оконных ставней или шипение зажженной спички.
Но в этот раз было невыносимо. Казалось, череда арий, выходов и жестов никогда не закончится, занавес не опустится, свет не зажжется.
Едва дождалась конца первой части.
Окно фойе, перечеркнутое лакированными реями вдоль и поперек, было обито снежным полотном. Если постучать по стеклу, снег упадет и станет видно только что рассыпанные по мостовой яблоки, старуху, укутанную каким-то тряпьем, и ребятню, играющую в салки.
Она подошла к окну тихо, глядя на свое отражение в полированном паркете.
Постучала по стеклу, очистив от снега кружочек размером с золотой эйзон.
Видела в отражении, как медленно наполнялось фойе, как люди выходили из зала не спеша, подходили к буфету. Повернулась к окну спиной, остановила взгляд на лестнице, ведущей к ложам, и стала ждать.
Алина его узнала сразу. Хотя уже не помнила, как он выглядит, но это почему-то казалось неважным.
Первая мысль – подойти.
Вторая – зачем?
Третья – стоять на месте.
Смотрела, как дама Хоода незаметно дергала его за рукав, когда он начинал делать что-то не так.
Улыбнулась неопределенно, заглянула в очищенный от липких снежинок кружок и пересчитала рассыпанные на мостовой яблоки.

Возвращаясь из Оперы, остановилась у одного из уличных зеркал и робко коснулась холодной глади с благодарностью.
«Спасибо, милорд».

Без Сильвии дом был пуст. Кристобаль присел на диван в гостиной, не зажигая свечей, налил себе бокал вина. На миг ему показалось, что он только вошёл в этот дом, чтобы посмотреть перед тем, как въехать сюда с женой. Словно необжитый, в темноте дом поворачивался к нему незнакомыми очертаниями, отзывался на каждый его шаг гулким эхом. Всего несколкьо дней без неё. Гато задумался. Нет, он совсем не скучал. И это пугало. Видимо, всё было слишком хорошо, и казалось, что Сильвия всегда будет рядом. Клонило в сон – в этот день пришлось встать до зари, чтобы отвезти Сильвию за город и вернуться к предтурнирной выводке. Гато не заметил, как заснул.
Темнота расползалась по городу, а струи дождя смывали с уличных зеркал воспоминания об отраженном за день. Кристобаль подставил лицо падающей с неба воде и рассмеялся беззаботно. От такого дождя не хотелось прятаться. Центральная площадь была пуста. Казалось, во всем городе не было ни души. Он не помнил, как оказался около Башни. Постучал в дверь.
К его удивлению на этот раз дверь открылась не резко, рывком, а очень медленно. Как если бы хозяйка Башни ждала припозднившегося гостя.
Часовщица стояла на самом пороге.
Одежда на ней тоже разительно отличалась от той, в которой он привык видеть её выходящей из Башни каждый вечер. Это было простого кроя, но дорогое платье из мерцающего словно лунный свет шёлка.
Необычный цвет платья изменил и внешность часовщицы почти до неузнаваемости: бледная обычно кожа приобрела восхитительный оттенок сливок, свет разлился по густым длинным распущенным по плечам волосам, подчеркнув крутые локоны и природный тёмно-шоколадный цвет.
Она подняла на гостя взгляд.
Кристобаль не мог вымолвить ни слова. В общем-то, слова тут были и не нужны. Он тонул в ее глазах. Желание коснуться ее кожи было сильным до боли. Как зачарованный, Гато шагнул внутрь башни. Возможные последствия этого поступка даже на один сдвиг секундной стрелки не отвлекли его от тех картин, что проносились перед мысленным взором – вот он берет ее на руки, прижимает к себе..
Дверь закрылась за его спиной. Гато сделал еще один шаг, ее глаза оказались совсем близко – как в тот день, в Гаудеамусе.
И снова это ощущение сладкого напряжения. Казалось, коснутся - и молния ударит в обоих. Или напротив, тонкие, но крепкие путы свяжут их друг с другом навсегда.
- Прямо здесь? - спросила она, чуть отклонившись от него.
- Почему бы и нет? - повторил он послушно за памятью.
Он ждал, пока она сама коснется его губ, словно боялся, что девушка, как мираж, растает в воздухе, если он сделает резкое движение. Ее дыхание на его губах сводило с ума. Сладкая пытка: чувствовать, как глубоко она дышит, но ждать, не смея торопить события.
Кристобаль прикрыл глаза и в тот же момент ощутил прикосновение ее губ – легкое и дразнящее. Он ответил нежным, но жарким поцелуем, еле сдерживая страсть. И немного отстранился, вынуждая ее последовать за ним. Второй поцелуй был гораздо более долгим. Он не мог заставить себя оторваться. Желание сжигало изнутри. Гато обнял девушку.
Лёгкий шёлк таял одновременно и от прикосновения его пальцев, и от жара её кожи.
На этот раз она обняла его в ответ.
И на миг, в очередном поцелуе, они вдруг перестали существовать отдельно: она впиталась в его кожу, мысли, чувства. Между ними не осталось никаких преград: ни одежды, ни условностей, ни страха.

***

Какая нелёгкая принесла его вечером к дверям Башни, он бы и сам не смог ответить. Однако, вместо того, чтобы оставить алую розу на ступеньках и сразу уйти. Он ждал семи вечера с цветком в руках. Кляня себя за те мысли и образы, которые мелькали в его голове. «Забудь», - жестко приказал он себе за секунду до того, как дверь открылась.
Наверное, она ожидала однажды увидеть чудака, который каждый вечер дарил ей столь нужное в последнее время тепло. И, наверное, она догадывалась, кто это мог быть. Но тем не менее, она удивилась, увидев на крыльце Башни «торговца тангорами».
- На этот раз хозяин мира превратил его в лягушку? – попыталась угадать она.
- И Вам придётся подарить свой поцелуй, чтобы расколдовать его, - он протянул ей розу, - но не Тьерри.
Гато хитро улыбнулся.
Она приняла цветок:
- Добрый вечер, рыцарь, - и, глядя пристально ему в глаза, поцеловала бутон.
- Позволите проводить Вас? – он с усилием отвёл взгляд от её губ.
- Не думаю, что это хорошая идея, - было непонятно, оценила она его просьбу или взгляд.
- Если бы я получал никс каждый раз, когда слышал это, был бы самым богатым человеком в городе, - Гато подал девушке руку.
Она сцепила руки в замок за спиной в ответ на его вежливое предложение, самостоятельно спустилась с крылечка и пошла привычной дорогой домой.
Кристобаль шёл в полшаге за ней и насвистывал арию из оперы про герцога-ловеласа. Часовщица так и не оглянулась, но и не ускорила шаг, чтобы оторваться от попутчика.
- Не холодно в Башне?
- Весьма, - она поёжилась, - но так дОлжно. «Холод гонит лень», - философски процитировала она слова наставника и усмехнулась украдкой своему отражению в зеркале.
- Что за радость часам, если Вы простудитесь.
- Не буду сидеть на месте, не заболею, - пожала она плечами, - зачем Вы здесь сегодня, рыцарь?
- Хотел видеть Вас, - сорвалось с языка прежде, чем он успел придумать какую-нибудь ничего не значащую галантность.
Она обернулась, чтобы поймать его взгляд, но при этом даже не замедлила шаг.
- Не думаю, что было бы разумно с моей стороны спросить Вас «для чего?», - усмехнулась она, продолжив путь.
- Разве нужна причина? Просто возникло желание…
- Просто так в этом мире ничего не случается, - заметила она, - вынуждена признать, Ваше появление весьма кстати. И это, в том числе, подтверждает то, что ничто не случайно.
- Значит, Вы тоже хотели меня видеть?
- Нет, - просто ответила она.
- Ни капельки?
На этот раз она остановилась и задумалась. Но вновь ответила «нет», в итоге. Так и не обернувшись.
- Зато честно, - он неподдельно вздохнул. Игра затягивала всё сильнее.
- Вас это задело? – спросила она без особых эмоций. Как будто просто тестировала очередной незнакомый механизм.
- Конечно. Любой на моём месте был бы опечален тем, что не нашёл у Вас взаимности.
- Вы как-то связаны с Хаосом? – пропустив его слова мимо ушей, как если бы заранее знала их, спросила она.
На Гато словно вылили ведро холодной воды. Но он постарался не показать этого.
- Да, - он посерьёзнел, - Вы стараетесь держаться подальше от тех, кто связан с Ним?
- В последнее время у меня это не особенно хорошо получается, - бросила она в сторону. – Как думаете, Он будет сильно возражать, если я попрошу Вас помочь мне в одном не очень законном деле?
- У нас будет шанс выяснить это на практике. Я к Вашим услугам, миледи.
- Жду Вас завтра вечером там, где мы встретились впервые. В десять.

***

Она достаточно долго и внимательно изучала этот район города, чтобы сделать правильные выводы относительно того, как неизвестный добирался каждый раз до развали Лабиринта. Поэтому засаду решила устроить в крошечном переулке, выходившем на Броградовую в двух шагах от Коладольского леса.
Время шло, а вор всё не появлялся. Она уже начала сомневаться в своих расчетах, когда увидела одинокую, закутанную в плащ фигуру на другой стороне улицы по диагонали.
Она дотронулась до руки Кристо, чтобы привлечь его внимание к незнакомцу. Он кивнул, давая понять, что и сам заметил.
Ночная тень надёжно скрывала обоих от посторонних глаз, но кое-что часовщица не учла. Внезапно в глубине переулка возникло движение. И даже не видя, что происходит, можно было легко догадаться, что ничего хорошего это им двоим с Кристо не сулило. Воровская слобода столицы вышла на улицы в поисках добычи.
Кристо почти незаметным движением одновременно прижал её к стене и закрыл собой от прошмыгнувших мимо как тени душегубов.
Для неё это было слишком. Каждое прикосновение в принципе выбивало часовщицу из колеи надолго, было равносильно удару или пощёчине. Теперь же она оказалась вжата в стену телом другого человека так, что и шевельнуться не могла. И сегодня не было ярости, которая помогла бы пережить стресс, как при встрече с Тьерри.
Кристо почувствовал дрожь, которая прошла по её телу. В голове ярко вспыхнула картинка из сна. Сердце тут же пустилось в галоп.
Её руки упёрлись ему в грудь. Девушка пыталась отстранить его на безопасное расстояние. Но бандиты остановились всего в метре от них, и любое движение могло привлечь их внимание. Он умолял про себя её не шевелиться, потерпеть чуть-чуть, но страх от прикосновения, видимо, был сильнее страха быть растерзанной преступниками.
Он чуть заметно отклонился. Теперь их тела не соприкасались. Она с облегчением прикрыла глаза.
- Вон там, видишь? – один из бандитов кивнул другому в сторону фигуры в плаще, - это он и есть.
- Уверен?
- Ну так! – хмыкнул первый, - уже поди какой день за ним слежу. Он. Точно. Не сомневайся.
- А обратно как идёт?
- Через Босха. Ничего не боится, поганец.
- Осколки видел, куда уносит?
- К себе в дом. Тока я шуровал там уже. Нету ничего. Мож тайник где. Скрутим, всё скажет. Куда денется?

В этот момент незнакомец на той стороне улицы, поплотнее закутавшись в плащ, двинулся в сторону развалин Лабиринта.
Разбойники, выждав для верности несколько минут, последовали за ним.
Часовщица и Кристо остались одни.
- Простите, не хотел Вас напугать или обидеть, - Кристо склонился совсем близко к её уху, - если бы они нас заметили…
- Я понимаю, - прервала она его.
- На этот раз не откажетесь от того, чтобы я проводил Вас до дома? – предложил Кристо, - всё равно сегодня вечером мы уже вряд ли сможем что-то разузнать.
- Нет. Вы же слышали: они хотят поймать его и мучить. Мы должны ему помочь.
- Я не позволю Вам в это вмешиваться. Это опасно, - твёрдо возразил он, - Вы отправитесь домой, а я прослежу, чтобы с вором зеркал ничего не случилось. Подходит?
Часовщица молчала.
- Завтра я буду около Башни ровно в семь и расскажу, как всё прошло, - настаивал он.
Девушка отстранилась резким движением и пошла в сторону Центральной площади.
Кристо же последовал за незнакомцами.

Они напали на вора почти сразу после того, как он покинул развалины Лабиринта. Противостоять двум вооружённым ножами бандитам явно не отличавшийся здоровьем человек не мог. Хотя, судя по всему, сдаваться без боя тоже не собирался.
Завязалась драка.
И если бы не Кристобаль, всё закончилось бы для вора печально.
- Всё в порядке? – Кристо потряс его за плечо, - ранен? Серьёзно?
- Царапина, - незнакомец почему-то отвёл взгляд в сторону, - руку задели.
Голос был такой, как если бы некоторое время назад его накормили осколками зеркал.
- Дай посмотрю, - Рейес схватил его за левую руку, - шить надо, глубоко пырнули.
- Не надо. Само заживёт, - незнакомец вырвался, но сделал это настолько неловко, что потерял равновесие и упал навзничь.
Кристобаль ожидал, что он поднимется сам, но вор не шевелился.
- Странно… - пробормотал себе под нос Гато. – от царапины сознания не теряют.
Он взвалил незнакомца себе на плечи и двинулся в сторону Оччидентале. Нужно было срочно отвезти пострадавшего в больницу.
Уже на Оччидентале он вновь наткнулся на часовщицу.
- Мы же договорились. Что Вы здесь делаете?
На неё не произвело впечатления проявление неудовольствия с его стороны:
- Я подумала, что Вам может понадобиться помощь. Как видите, я была права.
Она хотела придержать пострадавшего под правую руку:
- Что случилось? Он ранен?
- Нет. Ничего серьёзного. Просто сознание потерял, - ответил Кристо, - я сам его донесу. Раз Вы здесь, пойдите лучше карету найдите. До больницы.
- Хорошо, - послушно ответила она.

Найти карету ночью в этой части города было практически невозможно. Но ей почему-то повезло почти сразу. Более того, кучер с готовностью помог занести пострадавшего внутрь и в больницу они прибыли очень уж быстро.
Дежурный врач попросил положить пострадавшего на каталку, внимательно осмотрел его, а когда дело дошло до прослушивания сердца вдруг отпрянул в ужасе и быстро вышел из комнаты, не сказав опешившим Кристо и часовщице ни слова.
Они переглянулись озадаченно.
Кристо взял брошенную врачом слуховую трубку и сам склонился к изуродованной груди пострадавшего.
- Что такое? – не получив ответа сразу, спросила часовщица.
Он промолчал.
Она взяла у него из рук трубку и сама склонилась над незнакомцем.

- Что за ерунду ты несешь? - Ксанф зашел в смотровую и придержал дверь для коллеги.
- Ты можешь сам убедиться.
Юноша скептически покачал головой, но все же промолчал. В комнате его ждало сразу несколько сюрпризов. Сначала он увидел помощника баронессы Эквус, с которым в последний раз встречался, помнится, на балу, и хрупкую молодую девушку, державшую в руке слуховую трубку. Они явно были чем-то шокированы оба. На каталке лежал его странный пациент. Одежда потерявшего сознание человека была покрыта кровью, кровь была и на голове, повязки на руках превратились в лохмотья.
Доктор поздоровался сухо и подошел к пациенту.
- Что здесь произошло? - Ксанф проверил пульс и реакцию зрачков.
- Рана на левой руке. Глубокая. – Гато старался говорить короткими, четкими фразами.
- Хм, - «если бы только это» - подумал про себя доктор.
Коллега Ксанфа отобрал у девушки слуховую трубку и протянул ему.
Доктор больше минуты вслушивался в странные звуки за грудиной. (лицо его при этом никак не менялось и не выражало эмоций.) Затем, отложив, наконец, стетоскоп, Ксанф нахмурился и принялся осматривать голову Ричарда.
- Скажите, коллега, а Вы не пробовали для начала выявлять наиболее серьезные повреждения у пациентов без сознания, - в голосе Ксанфа слышался металл, - а уже потом выслушивать его карманные часы? Ну, или хотя бы раздеть пациента, раз уже не можете через одежду выслушать сердце? Принесите мне, пожалуйста, шовные материалы, пригласите сестру и можете идти. Этот господин уже был однажды моим пациентом, так что я займусь им сам.
Кристо и часовщица переглянулись многозначительно.
Ксанф быстро обрабатывал салфеткой неглубокие порезы на голове.
- Вы не расскажете, что произошло? - не оборачиваясь, спросил доктор, когда медсестра вышла из смотровой.
- Он… - начала было девушка, но её перебил Гато.
- Мы нашли его на улице, лежал без сознания. Видимо, бандиты напали, - сказал он.
- Я думал, он Ваш знакомый. -Ксанф повернулся к Кристобалю.
- Нет, - Кристо вновь бросил настороженный взгляд на свою спутницу.
- А Вы, сударыня? - Доктор вопросительно посмотрел на девушку.
- Мы нашли его на улице, лежал без сознания. Видимо, бандиты напали, - механически повторила она за Кристо.
Доктор дружелюбно улыбнулся, но в глазах не было и тени этой улыбки.
- Спасибо большое, господа. Думаю, Вы практически спасли жизнь этому человеку, не оставив его на улице. Я забираю его в отделение. Еще раз спасибо. - с этими словами Ксанф щелкнул застежкой над колесом каталки, сняв блокировку.
- Аккуратнее с его вещами, - вдруг сказала девушка.
Кристо кашлянул, предупреждающе.
- Какими вещами? - Ксанф замер.
Часовщица отвела взгляд, поняв, что сказала лишнее:
- С одеждой, например. Там зеркала нашиты.
- Я учту это.
- Ладно, мы пойдём, - Кристо предложил ей опереться на свою руку.
Она посмотрела на него странно, но, не сказав ничего, послушно взяла его под руку.
- Я загляну завтра, чтобы проведать бедолагу, если не возражаете, доктор, - не отрывая взгляда от девушки, сказал Кристо.
Она улыбнулась в ответ с облегчением и благодарностью.
- Разумеется.

Пишет Никта. 03.03.12
В последний раз она путешествовала в карете с Лючией Монтероне и её отцом. И если бы не служанка, которая до сих пор не могла передвигаться самостоятельно, Никта никогда бы не выбрала подобный способ путешествия. Несмотря на заверения кучера, что «новые рессоры хороши, как по воздуху скользишь», Никта с трудом переносила долгие перегоны от одного постоялого двора до другого: мерное плавное покачивание вызывало отвратительные спазмы в желудке. Она проявила незаурядную изобретательность в придумывании причин для незапланированных остановок и даже несколько раз порывалась пересесть на козлы рядом с кучером, но её останавливало благоразумие: нужно было заботиться о беспомощной по её вине служанке.
- Давайте привал сделаем, барышня? – не выдержав её метаний и явных мучений, просто предложил кучер.
Наверное, если бы этого человека она не знала с детства, ему бы не поздоровилось за эту дерзость и бестактность.
- Нет. Чем быстрее доберёмся, тем лучше, - достаточно жёстко, но всё-таки в рамках вежливости ответила Никта, бросив злой взгляд на собственное отражение в «хаосовой удаче» – маленьком зеркальце, которое обязательно крепили на стенке кареты снаружи.
Она выругалась про себя с облегчением, когда впереди показались огни Стэллиада.
В темноте замок Эрклигов казался огромным, гораздо больше, чем она его помнила. Они въехали во внутренний двор, миновав внушительного размера замковые ворота, которых раньше не было.
Слуги помогли вынести несчастную горничную из кареты, разгрузили тюки и дорожные короба. Никта, руководившая по собственной инициативе всем процессом, вздохнула обречённо, когда работа была окончена и, нехотя, пошла, наконец, в дом.
Тётушка не ожидала увидеть её. В переписке они договорились, что Петер просто заберёт Лили и сам отвезёт в её родную деревню недалеко от поместья. Но в последний момент Никта поменяла собственные планы.
Если бы её спросили, зачем она это делает, она бы ответила, что должна загладить свою вину перед невинным человеком, попавшим ей под горячую руку.
Если бы ей не поверили, она добавила бы, что давно не была дома и соскучилась по единственному оставшемуся в живых родственнику.
А если бы и этот аргумент вызвал скептическую усмешку (что было бы вполне ожидаемо и объяснимо), то она признала бы, что ей было любопытно посмотреть на достроенный Стэллиад.
Хотя, конечно, и в этом она не призналась бы даже самой себе, на самом деле цель у неё была другая.
- Ма, - окликнула она Леди Глэдис, задремавшую в уютном большом мягком кресле у камина с книгой.
Тётушка вздрогнула от неожиданности и медленно обернулась, всё ещё не веря собсвенным ушам:
- Нитти! Ох, девочка моя! Это правда ты! Как? Почему не написала?
Она сделала несколько шагов к племяннице, широко раскрыв руки для объятий.
Никта застыла на месте, ноги отказывались её слушать. И на лице радость от встречи сменилась усталостью и безразличием.
Но Леди Глэдис была слишком счастлива, чтобы заметить это:
- Ты здесь, мой воробышек…
Она обняла девушку и погладила её по голове. Это вывело Никту из ступора, она смогла, наконец, ответить на объятия и зарылась лицом в тётины волосы.
- Ну-ну, - Леди Глэдис знала, что Никта будет потом ненавидеть себя за это проявление слабости, - чай будешь?

- Я же видела, что ты плакала, Никта. Зачем отрицать очевидное?
- Я не плакала.
- Тебе больно? Ударилась? У тебя кровь. Пожалуйста, позволь мне посмотреть. Ох, Свет! Где ты поранилась? Как так получилось?
- У меня всё хорошо.
- Как может быть хорошо, если все колени в кровь разбила, на голове вон какая шишка, и ты плачешь.
- Я не плакала! Я не плакала. Не плакала! Я не плакала.
Юной герцогине тогда было пять лет - это был последний раз, когда Леди Глэдис видела слёзы у неё на глазах.

И вот теперь. Много лет спустя они стояли, обнявшись, в гостиной, она гладила Никту-взрослую по волосам, а та в полубреду от усталости всё так же упрямо как в детстве, шептала:
- Я не плачу. Не плачу. Не плачу. У меня всё хорошо.

 

Пишет Хаос Мира зеркал. 05.03.12

Ксанф
Ксанф забрал Ричарда в процедурную, и, отпустив медсестру, он еще раз проверил пульс, рефлексы, выслушал грудь пациента. После осмотра всех повреждений, доктор сделал укол обезболивающего молодому человеку и принялся за обработку ран. Через минуту или две Ричард начал приходить в себя. Доктор постарался встать так, чтобы не напугать пациента, когда тот откроет глаза. Ричард очень удивился, увидев рядом доктора Ксанфа. Первым делом он оглянулся по сторонам, чтобы проверить, не остался ли здесь Рейес.

- Ричард, Вы помните, что с Вами произошло?
- На меня напали. Я дрался. Потом темнота, - он заметил, что рубашка на груди была расстёгнута, а на столике рядом с доктором стояла слуховая трубка.

Доктор проследил за его взглядом, но ничего не сказал. Промакнув бинты в растворе, он продолжил обрабатывать раны на голове Ричарда.

- Не хотите знать, как Вы здесь оказались? - Через минуту спросил Ксанф.
- Видимо, привезли те, кто нашёл, - Ричард чуть поморщился от боли.
-Верно. Это были девушка и молодой человек. Завтра они собираются навестить Вас, так что сможете поблагодарить их лично. – Ксанф внимательно посмотрел на своего пациента.
- Когда я смогу уйти? – спросил Ричард.
- Не думаю, что очень скоро. Снова торопитесь на работу?
- Да, - кивнул Ричард, - пожалуйста, дайте мне лекарства и я пойду. Дома долечусь.
- Мне нужно как минимум зашить Вас, - доктор кивнул на порез на голове, - и осмотреть на предмет переломов. Новых переломов, - убрав в карман халата стетоскоп, Ксанф придвинул к себе столик с шовными инструментами. - До тех пор, пока я не закончу, я никуда Вас не отпущу. Скоро закончится действие морфия, та боль, которую Вы чувствуете сейчас, утроится или же удесятерится, и тогда Вы вернетесь сюда тем же способом, что и час назад. Дайте мне помочь Вам.
- У меня, похоже, нет выбора, - хмыкнул он – ладно, делайте своё дело.

Набрав в шприц бесцветную жидкость, доктор принялся обкалывать края пореза.

***

Через несколько часов Ксанф, стянув с рук перчатки, любовался своим творением: ровные аккуратные швы на лице через пару недель будут уже незаметны. А вот порезы на спине немного смущали врача, однако в том, что и они пропадут без следа, он был уверен. По странному стечению обстоятельств, новых переломов не обнаружилось, несколько ссадин и ушибов на руках были хорошо обработаны, доктор не забыл и про мазь для ладоней.

- Как Вы себя чувствуете? Попробуйте сесть. Головокружение? Тошнота?
- Нет, всё хорошо, - Ричард сел и прислонился спиной к стене, дотронулся перебинтованной рукой до шва на лбу, - можно я пойду?

Ксанф помолчал немного.

- Я должен был бы оставить Вас в больнице хотя бы до утра.
- Но я смогу уйти прямо сейчас, - попытался угадать окончание фразы Ричард.
- Если объясните мне одну вещь. – Доктор нахмурился и достал из кармана слуховую трубу. – Вы знаете, что с Вашим сердцем?

Ричард помрачнел и отвёл взгляд.

- Звук, который я слышу даже без этой трубки, меньше всего напоминает удары сердца.
- Это помешает проведению операции?
- Определенно.- Кивнул доктор. - Если я не буду знать, в чем здесь дело, как я смогу лечить Вас?
- Сделайте вывод самостоятельно. Основываясь на том, что слышали, - Ричард посмотрел ему прямо в глаза.
-Я бы сказал, что Вы проглотили будильник.

Ричард уставился на него в недоумении, а потом взорвался смехом. Он хохотал искренне и открыто, так что из глаз полились слёзы.
Ксанф с интересом наблюдал за этим непонятным приступом смеха.
Смех перешёл в стон, Ричард наклонился вперёд, прижав руки к животу.
Доктор попробовал снова уложить пациента на кушетку.
- Швы могут разойтись. И дайте мне осмотреть Вас еще раз.

Ричард ударил его по руке и встал резко. В глазах потемнело, но он лишь сжал руку в кулак. Новая вспышка боли прояснила разум. Пациент оттолкнул врача со всей силы и вышел из комнаты. Его немного качало, поэтому приходилось идти, привалившись плечом к стене, но двигался он, тем не менее, достаточно быстро.
Ксанф, в первый момент, опешивший от такого напора, через секунду бросился следом за Ричардом. Он нагнал его в несколько шагов, но возвращаться в процедурную было уже бессмысленно, тем более, что судя по серому цвету лица пациента, тот мог и не дойти. Чуть обогнав молодого человека, доктор открыл собственный кабинет и практически втолкнул туда Ричарда и зашел сам, после чего захлопнул дверь и дважды повернул ключ в замке.
- Вы никуда не уйдете в таком состоянии.

Ричард сел на диван. Голова у него кружилась, перед глазами стоял плотный чёрный туман, но он продолжал упорствовать:
- Если я не уйду сейчас, я не вернусь потом. Для операции.
- Я отпущу Вас сразу же, как только Вам станет лучше. Обещаю.
Ричард резко развернулся и ударил кулаком в стену, так, что на ней остался кровавый след.
- Прекратите! Возьмите себя в руки.
- Откройте дверь, доктор, - угрожающе тихо сказал Ричард, сорвав с петлицы нашитое зеркальце и поднеся его к острому краю стола, - если не хотите себе статистику смертности внезапно ухудшить.
- Хорошо. Как скажете, – также негромко ответил Ксанф. – И я сейчас выйду и оставлю дверь открытой. А Вы можете уйти, а можете остаться в этом кабинете и хотя бы немного отдохнуть. Вас здесь никто не потревожит. – С этими словами он действительно открыл дверь и уже стоя на пороге добавил: - Прошу Вас, поберегите себя.
Через секунду за доктором закрылась дверь, но ключ так и остался в замке.

Ричард подождал несколько минут, потом поднялся с трудом и вышел из кабинета, он нашёл свои вещи в процедурной и направился к выходу.
Ричарду удалось остановить карету недалеко от больницы, и вскоре он был дома. Только когда дверь за ним закрылась, он положил на стол зеркальную петлицу, которая за это время успела впиться в ладонь до кости.
Ксанф проследил за тем, чтобы его пациент благополучно добрался до дома (благо, свободных карет днем в городе было предостаточно), и только после этого вернулся в больницу.

На следующий же день доктор был у двери дома своего странного пациента. Он тщательно и аккуратно обдумывал всё это время, что скажет Ричарду, и теперь был почти уверен, что готов к предстоящему разговору.
Дверь, как обычно, была не закрыта. Доктор вошел внутрь и обнаружил хозяина, как и в прошлый раз, сидящим на полу и делающим очередную перевязку.
- Уходите, - не оборачиваясь, бросил ему мрачно Ричард.
- Я пришёл, чтобы извиниться за то, что слишком сильно давил на Вас вчера, - спокойно и уверенно произнёс Ксанф. – Хотя как Ваш врач я был прав в своих действиях. Надеюсь, что это Вы не станете отрицать.
- Не стану, - согласился Ричард, - извинения приняты. А теперь я попросил бы Вас уйти.
Ксанф усмехнулся и сделал шаг вперёд, к окну, чтобы оказаться лицом к лицу с собеседником:
- Вам придётся меня выслушать.
- Нет, - в тоне Ричарда появился металл.
Ксанф достал из кармана небольшое круглое зеркальце и поднёс его к острому краю подоконника:
- Вы меня выслушаете, Ричард, - угрожающе тихо сказал Ксанф, - если не хотите, чтобы на Вашей совести моя смерть была.
Ричард хмыкнул и покачал головой на эту почти полную цитату его же слов.
- Я могу продолжить? – поинтересовался Ксанф.
- Боюсь, у меня нет выбора, - бросил он.
- Вы помните вчера, в моём кабинете, Вы ударили кулаком в стену.
Ричард кивнул:
- Мне сделать косметический ремонт? Кровь не отмылась?
- Нет, не в этом дело, - Ксанф скрестил руки на груди и наклонился на подоконник, - Чем дольше Вы оттягиваете срок проведения операции, тем больше стен пострадает вокруг. Тем дольше Вы будете беспомощны перед болью, тем больше Вы будете зависеть от воли тех, кто рядом, кто здоров. Хотите решать свою судьбу самостоятельно и поступать по своему усмотрению, сделайте операцию.
В воздухе повисла пауза.
- Прощайте, Ричард, - Ксанф встал, - я сделал всё, что мог, для Вашего спасения. Теперь всё зависит только от Вас. - И доктор, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты.

КРАСНОРЕЧИВОСТЬ меняется на ОТЧУЖДЁННОСТЬ

Сильвия
РЕБЯЧЕСТВО меняется на РАЗДОР

Никта
СОСРЕДОТОЧЕННОСТЬ меняется на РАЗОЧАРОВАНИЕ

 

Пишет Алина. 09.03.12
Дождь тихо шелестел по ступеням крыльца, скользил по водосточным трубам и собирался в серо-коричневые лужи.
Потом сменялся мокрым снегом, который таял, едва коснувшись мостовой.
И снова дождь.
Капли скатывались по стеклу, вырисовывая замысловатые линии.
В тот день посетителей было немного, и она закончила смену раньше.
Спустилась через черный ход, легко перепрыгнула лужу перед крыльцом, свернула за угол и вскоре вышла на Дельриторно.
Перешла на другую сторону и, минув несколько кварталов, увидела подъезды Браманте.
Привычно окинула взглядом слишком знакомые дома и свернула в узкий переулок.
Столкнулась с кем-то, подняла глаза и изменилась в лице.
Увидеть его здесь, рядом и именно сейчас – не укладывалось в голове никак. Посмотрела снова на человека, стоявшего перед ней.
Нет, не показалось, правда.
Хоод.
Одет он был явно не по погоде. Как будто только что вышел из дома, забыв, что на улице не май месяц: тонкая ткань пиджака промокла насквозь, одна пола рубашки не заправлена в брюки, забрызганные по колено грязью, смешанной со снегом, серые волосы всклокочены, на лице размазанный след грязи. Алина заметила, что он дрожал от холода, но взгляд тёмных глаз при этом оставался отсутствующим, как если бы разум не понимал, что происходило с телом, и не мог контролировать ситуацию.
Она робко взяла его за руку.
- Пойдемте, я напою Вас горячим чаем.
Он чуть сжал алинину руку в своей и последовал послушно за девушкой.
Она провела его по лабиринту запутанных переулков, завела в подъезд.
Достала ключи, быстро отперла дверь и жестом пригласила его войти.
Он не двинулся с места.
Тогда она вошла первой и потянула Хоода за руку, заставив войти.
Захлопнула дверь, провела его на кухню и усадила на стул.
Вокруг стула постепенно образовалась лужа грязной талой воды. Хоод задумчиво разглядывал её, не пытаясь при этом стряхнуть снег с волос.
Она тем временем заварила ему чай. Решила не наполнять чашку до краев, боясь, что гость разольет и обожжется, отрезала ломтик лимона и осторожно опустила его в горячую жидкость.
Поставила чашку на стол перед Хоодом и сказала повелительно: "Пейте".
Он взял чашку обеими руками и сделал осторожный глоток:
- Спасибо.
Она села напротив него и посмотрела пристально.
- Не за что, - всматривалась долго в лицо, пытаясь поймать его взгляд. - Что Вы делали там, в переулке?
- Шёл.
- Куда?
- Просто шёл, - задумавшись на миг над её вопросом, ответил Ларс.
- Понятно, - протянула задумчиво. Встала, - пойду поищу Вам сухую одежду.
Хоод, поёжившись, огляделся вокруг.
Она вернулась через минуту с большим свертком в руках.
- Вот. Я брату купила пару дней назад. Хотела к Празднику первых птиц послать. Вам должен быть в самый раз.
Он с отсутствующим видом посмотрел на свёрток, который положила ему на колени Алина.
- Если Вы заболеете и умрете у меня на глазах, я Вас убью в третий раз, Ларс. Переоденьтесь, - сказала довольно жестко и вышла в соседнюю комнату.
А когда вернулась, обнаружила, что он сидит, привалившись к стене плечом, и дышит через раз.
Она бросилась к нему.
- Что с Вами? - несильно тряхнула за плечо, приведя его в сознание. - Что мне сделать?
Он впервые посмотрел на неё осмысленным взглядом, и на миг ей даже показалось, что црушник разыгрывал её всё это время:
- У меня всё хорошо, спасибо.
Она подошла к крохотной печке и подбросила дров. Тепло медленно разливалось по комнате.
- Вам есть куда идти?
- Не помню.
- Если хотите, можете оставаться здесь столько, сколько Вам будет нужно.
- Я пойду, - Хоод встал.
- Не пойдете, - она повернулась к нему. - Вы еще чай не допили. Садитесь и рассказывайте: зачем Вы спасли мою семью?
Он посмотрел на неё отсутствующим взглядом и не ответил ничего.
- Да что же Вы все время молчите? - спросила с болью в голосе. Опустилась на ближайший стул. Подняла на него глаза. - Сядьте, пожалуйста, и допейте чай. Вам надо согреться. Не будем ни о чем разговаривать.
Он развернулся и сделал шаг к двери.
Она встала и забежала впереди него.
Заглянула в глаза, умоляя.
- Ларс. Останьтесь. Прошу Вас. Не ходите никуда.
Он остановился и застыл снова.
Она взяла его за руку, привела в зал и усадила на потрепанный диван.
Немного подумав, резко присела на корточки и стала расшнуровывать его ботинки.
Потом помогла ему переодеться во все сухое, легонько толкнула, заставив лечь, и укрыла сверху теплым пледом.
- Спите.
Разожгла камин, задернула шторы и вышла, тихонько притворив дверь.

Она поставила на плиту чайник и проверила, не высохла ли одежда, висевшая на протянутой рядом с печкой веревке.
Рубашка была почти сухая, но с рукавов пиджака еще капала вода.
Алина присела за стол, на котором аккуратной горсткой лежало содержимое карманов Хоода.
Вчера, когда она начала стирать пиджак, из нагрудного кармана выпала пуговица.
Та самая, которую она обронила однажды в опере.
После этого Алина проверила остальные карманы и нашла еще пару монеток, сложенный вчетверо инкварто и испачканный уличной грязью носовой платок с красивой вышивкой в уголке.
Чайник закипел.
Организовать питательный завтрак оказалось сложнее, чем она думала: под рукой не было ничего, кроме апельсинов и старого хлеба. Поэтому сходила на рынок и вернулась с полной корзинкой продуктов.
Чай уже стыл, на сковородке аппетитно шипела яичница с беконом.
Она выложила ее на тарелку, посыпала мелко нарезанным зеленым луком и, взяв поднос, подошла к двери в зал.
Зачем-то постучала. Потом осторожно открыла дверь и вошла.
Хоод сидел на диване, выпрямившись неестественно и глядя в одну точку перед собой.
Ногой придвинула журнальный столик как можно ближе к нему и поставила на полированную поверхность поднос.
- Вам надо позавтракать. Обязательно.
Ларс посмотрел на неё непонимающе.
Она присела рядом с ним, взяла в руки вилку и нож, отрезала небольшой кусочек яичницы и поднесла к его рту.
- Я вас очень прошу, - посмотрела ему в глаза умоляюще.
Он открыл рот и послушно проглотил предложенную еду.
Так Алина скормила Хооду всю тарелку. Потом пододвинула поближе к нему чашку с чаем и встала.
- Мне нужно уйти, но я скоро вернусь.
Ларс кивнул.
- Я скоро, - повторила она и вышла.
Оделась, быстро спустила по лестнице и побежала к Школе.
Сочинив весьма правдоподобную причину для срочного отъезда, получила добро на свое недельное отсутствие.
Хозяин Гаудеамуса тоже без лишних вопросов подписал ее заявление на отпуск.
Алина вернулась домой уже через час.
Он так и сидел на диване. Чай в чашке остыл, Ларс явно к нему так и не притронулся.
Она оперлась плечом о косяк двери и долго смотрела на него.
- Вы помните хоть что-нибудь?
- Оперу. "Про пиратов".
Алина не сразу вспомнила, что именно это играли несколько дней назад в Опере Призрака.
- А еще?
- Смерть, - он впервые, словно очнувшись от тяжкого сна, начал лихорадочно шарить по карманам в поисках чего-то. И чем дольше он не мог найти то, что искал, тем больше начинал нервничать и всхлипывать истерически от отчаяния.
- Что такое? Что Вы ищете? - она подошла ближе и присела рядом.
Он не мог ей ответить, даже если бы захотел. Продолжал искать, ткань затрещала угрожающе от его нервных резких движений.
- Все Ваши вещи там, на столе, - поспешно сказала она, кивнув в сторону кухни.
Ларс согнулся пополам, обхватил голову руками и начал раскачиваться взад-вперёд.
- Что? Что Вам нужно? Хотите, принесу? - она вскочила и исчезла на кухне. Вернулась через секунду и протянула ему пуговицу.
Он схватил её, как утопающий хватается за последнюю соломинку и прижал к губам. И успокоился.
Алина пыталась переварить увиденное.
Тихо опустилась в стоящее у окна кресло и обхватила руками маленькую диванную подушку.
Молчала долго.
- Так вы говорите, - решила, наконец, вернуть разговор в прежнее русло, - что помните смерть?
- Пустоту, скорее. Боль, - взгляд его стал осмысленным, и Алине даже показалось, что Ларс узнаёт её, - Как Вы? Семья? – вдруг спросил он.
Алина взглянула на Хоода, и в ее глазах он увидел смесь легкого удивления и надежды.
- Все хорошо, - кивнула благодарно. - Спасибо.
- Рад слышать, - он потёр пальцами лоб, будто пытаясь избавиться от мигрени, - странное ощущение. Как будто грежу наяву.
- А я-то как рада Вас, наконец, слышать, - улыбнулась она с нескрываемой радостью. - А ощущение это пройдет. Вот увидите. Хотите крепкого чая?
- Да, наверное, - он несмело улыбнулся ей в ответ.

В комнате пахло лимоном.
Она поставила свою чашку обратно на стол и взглянула на Хоода испытующе.
- Вы помните нашу последнюю встречу в Опере?
- Опере? – взгляд его снова погас. Чашка осталась стоять нетронутой на столе.
- Да, в Опере, - она придвинула чай к самым его рукам, лежавшим на столе замком. - Помните?
- Я… - он замолчал вдруг.
- Что было после этого? - спросила осторожно, ловя любое изменение в его лице.
- Не помню.
Она взяла надрезанный лимон, поднесла к лицу и сделала глубокий вдох.
- Вы любите лимоны?
- Не помню, - повторил он.
- А я люблю. Дома под моим окном росло лимонное дерево. Осенью мы всей улицей для него теплицу строили, а летом ветви с желтыми плодами прямо в мою комнату разрастались, - она протянула ему фрукт, - попробуйте, как пахнет.
Ларс рассеянно смотрел на солнечно-жёлтый фрукт, который Алина положила ему на ладонь:
- Лимонное дерево. Слушал когда-то давно. Её давно уже не ставят в столице. Лорду не нравится, - он поморщился.
- Почему?
- Что «почему»?
- Почему не нравится?
- Не знаю, - произнёс бесцветно Ларс, - директор оперы сказал.
- А я думала, есть какая-то легенда, - улыбнулась смущенно.
Молодой человек промолчал.
Алина встала и начала убирать со стола.
- Почему Вы чай не пьете?
Он не ответил.
Она с досадой бросила на стол кухонное полотенце.
Тут же взяла себя в руки, снова села напротив Хоода и долго смотрела ему в глаза, молча.
- Я видела Ваш дом, - проронила она, - он очень красивый.
- Да, - подтвердил он, - надо только будет весной обновить краску.
- И кусты бульдонежа чуть постричь, - добавила она, - пока Вас не было, они сильно разрослись.
Он с силой сжал ладони, так что костяшки пальцев, сплетённых в замок, побелели.
- Что случилось?
Не отвечая, он лёг на диван и уснул моментально.
Она подошла и склонилась над ним.
Дыхание ровное. Похоже, действительно спит.
Укрыла аккуратно, забрала его чашку с холодным чаем и вышла.
Через пару часов снова заглянула в комнату, где спал Ларс.
Хоод сидел на диване. Взглянул на Алину безучастно и отвернулся к окну.
Она вошла.
- Вам что-нибудь снилось?
- Нет, - он по-прежнему не смотрел на неё, отвечая на вопросы.
- А мне всегда сны снятся, - она села в кресло и опустила глаза. - Может, Вы хотите куда-нибудь сходить? В Оперу?
- Тебе же не нравилась опера, - вдруг усмехнулся Ларс и совсем как нормальный человек отклонился на спинку дивана, скрестив руки на груди, - всё время ворчала, что мог бы другое место для явки придумать.
- Все меняется, - она достаточно спокойно отреагировала на эту метаморфозу, - после того как Вы пропали, я часто хожу в Оперу.
- Рад слышать, - сказал он, - опера – великое искусство.
- Я ничего в нем не понимаю, - призналась она зачем-то и сразу пожалела об этом. - Просто слушаю музыку и голоса. Если пытаюсь вникнуть в смысл, все сразу кажется глупым.
- А зачем ходишь тогда? – спросил он.
- Не знаю.
- Прости меня, пожалуйста, - вдруг сказал Ларс.
- Вы не виноваты ни в чем, - она отвела взгляд.
- Виноват. И ещё как, - покачал он отрицательно головой.
- Нет. Это Ваша работа.
- Неправда, я не должен был подвергать опасности твою семью. Не имел права, - он побледнел, - если бы я знал, к чему это приведёт…
- Это позади. Сейчас все хорошо и это главное, - она взглянула на него открыто, - я Вас простила уже давно.
Она медленно поднялась и пересела на подоконник.
- В этом была и моя вина. Если бы я не сбежала тогда, все было бы по-другому. Поэтому Вы простите меня.
- Я знаю, - он кивком одобрил то, что она отошла от него подальше, - такое не прощается. Мне рассказали, что было после моего опрометчивого решения. И с Вами, и с Вашей семьёй. Чтобы мучился больше. До конца жизни.
- Мне рассказали, что Вы умерли из-за моей ошибки. С той же целью, - она поправила подол платья. - Но сейчас все хорошо, Ларс. Давайте не будем поминать прошлое. Можете не верить, но я Вас простила. Пожалуйста, не мучайте себя больше этим.
Он промолчал и отвернулся резко, чтобы она не заметила, как по его щеке скользнула слеза.
Она посмотрела в окно. Дождь прекратился впервые за последние дни. Солнце временами прорывалось из-за туч.
- Погода налаживается, - она обернулась на Хоода. - Пойдемте погуляем.
И опять ответа не было.
Алина взяла его за руку и потянула в сторону выхода, он послушно последовал за ней.
Она шла рядом с ним молча. В сторону Читтавеккья, по узким улицам, считая флюгеры на крышах.
Проходя по Корелли, она бросила взгляд на Хоода, взяла его за руку и тихонько сжала.
- Дышите глубже, воздух после дождя всегда очень вкусный.
Он послушно выполнил её указание, не ощущая при этом ничего.
Алина замедлила шаг в нерешительности.
- Идемте сюда, - она потянула его в какой-то переулок.
Они прошли еще немного и очутились перед особняком, окон которого касались ветви рябины. Вдоль садовой дорожки стояли давно не стриженные кусты.
- Узнаете?
Он покачал головой отрицательно.
Она кивнула коротко и повела его дальше.
- Расскажите мне что-нибудь про себя, Ларс. Я ведь ничего про Вас не знаю.
- Я мало что помню, - Ларс взглянул на неё рассеянно.
- Расскажите, что помните.
- Помню последнюю ночь, - нахмурившись, произнёс Ларс, казалось, что он продирается сквозь мрак своего сознания как через Коладольский лес, - разговор.
- С кем?
- С Лордом, - Ларс бросил взгляд на уличное зеркало напротив.
- О чем?
Ларс отрицательно покачал головой.
- Хорошо, - согласилась она, - не говорите, - они остановились в небольшом скверике, она поднесла руки ко рту и попыталась согреть их своим дыханием. - Расскажите еще что-нибудь.
Внезапно Ларс сделал к ней шаг и взял её ладони в свои:
- Холодно? – заботливо спросил он, - кто же на улицу в такой мороз без перчаток выходит? – он аккуратно растирал её ладони в своих, при этом не замечая, что Алина несколько опешила от такого нахального поведения, - ещё заболеть не хватало, - продолжал отчитывать он её так, как если бы имел на это право, как если бы был её старшим братом.
- Ларс, - она растерялась окончательно. Не знала, что сказать, выдернуть руки и отступить на шаг или замереть и оставить все, как есть.
- Что?
- У Вас в кармане лежат перчатки. Можно мне их надеть?
- Конечно, - он отдёрнул руки, как будто только что понял, насколько неприлично повёл себя, - простите, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло.
- Ничего страшного, - она взяла протянутые перчатки и надела. Они были настолько большие ей, что нельзя было опустить руки, не сжав ладони в кулаки. Взглянула мельком на Хоода. - Идемте домой?
Тот кивнул согласно, но при этом она не могла не заметить, что сделал он это осознанно.

Квартира показалась ужасно маленькой и душной. Алина открыла все окна. Хоод сел в кресло перед тлеющими угольками камина.
- Спасибо Вам, Ларс, - она подошла к нему и вернула перчатки. - Без Вас я бы совсем замерзла, - улыбнулась мягко.
- Да, конечно, - бесцветно ответил он.
Она чуть сжала губы, подбросила дров в камин, села прямо на пол, подтянув колени к груди, и стала кочергой помешивать угли.
- У Вас в комнате есть камин?
- Нет.
- У меня дома тоже, - она поставила кочергу в угол и положила подбородок на колени. - Мерзнете зимой?
- Нет. Меня в достаточно суровых условиях воспитывали. «Чтобы хорошим человеком вырос».
- Это у них получилось, - она смотрела на языки пламени. - А где Вы выросли?
- Здесь. И родился и вырос, - он усмешкой оценил её первую фразу.
- Напрасно смеетесь, я же искренне, - она обернулась к нему. - Вы вытворяли в детстве какие-нибудь глупости? Почему-то не могу Вас представить ребенком, - она улыбнулась.
- Не помню, - обречённо в какой уже раз за этот день повторил Ларс.
- А Вы сочините, - просто предложила она.
- Не могу, - он покачал головой, - я как будто в тёмной комнате заперт. Куда ни посмотрю, везде мрак, ничего не видно. Иногда вспыхивает что-то, но тут же гаснет. Простите.
- Это ничего, - она придвинулась ближе к его креслу и положила руку поверх его ладони, лежавшей безвольно на подлокотнике. - Вы вспомните все обязательно и очень скоро.
Он посмотрел на неё с надеждой и едва сжал несмело её пальцы.
- Теперь мы с Вами в этой комнате вместе. Терпеть не могу мрак, так что давайте зажигать свечи.
- Давайте, - он благодарно улыбнулся.
- Начнем с обеда. Вы помните свое любимое блюдо?
- По-моему, у меня такого не было, - с сомнением ответил Ларс.
- Тогда я Вам приготовлю свое, - ответила она и встала. - А Вы мне поможете. Хорошо?
- Конечно, - искренне обрадовался Ларс.
Они перешли на кухню.
- Этот суп готовила мама по праздникам. Бульон у меня готов, помогите мне нарезать овощи, - она положила перед ним нож, деревянную досточку и несколько мытых картофелин. - Сначала почистите, а потом режьте кубиками. Вот так, - она взяла нож, очистила один овощ от кожуры и стала резать.
Он на удивление Алине быстро и умело справился с этим заданием, как если бы готовка не была для него незнакомым делом.
Она улыбнулась, заметив его успехи.
- А теперь потрите сыр и морковку. Вот терка.
Она тем временем засыпала в кастрюлю картошку и рис, помешала аккуратно.
Он послушно и не менее ловко выполнил и это её задание.
- Спасибо, сейчас попробуете, - она вылила в кастрюлю поджарку, посыпала сверху сыром и зеленью, бросила измельченный в песчинки зубчик чеснока, накрыла крышкой. - Пять секунд.
- Пахнет очень вкусно, - заметил Ларс.
Она улыбнулась.
- Я первый раз его готовлю здесь, - она взяла ложку, сняла крышку и зачерпнула супа. - Мне немного странно слышать этот запах в этих стенах, - аккуратно поднесла ложку к его лицу, стараясь не пролить. - Попробуйте.
- Мммм… Неплохо, - оценил он её поварское мастерство.
Ее щеки залились румянцем.
- Садитесь за стол, - бросила смущенно через плечо, разливая суп по тарелкам.
Наверное, впервые за всё это время он не сразу подчинился её указанию, а взял каравай, нож, дощечку, плетёную корзинку и нарезал аккуратно ломтиками с хрустящей коркой хлеб для ужина, обжарил ломтики на оливковом масле, добавив в него несколько травок для аромата.
- Так Вы, оказывается, превосходный повар, - она встала на цыпочки, пытаясь заглянуть ему через плечо и увидеть, как жарится хлеб. - Вот в нашей комнате и стало на одну свечу больше.
- Да, оказывается, - умело переворачивая хлеб на шкворчащей аппетитно и уютно маслом сковородке, согласился он, - можно тарелку попросить?
- Конечно, - она поставила посуду рядом с плитой.
- Теперь можно и поужинать, - заключил Ларс, закончив готовку.
Она расставила приборы и села напротив него.
- Да, - улыбнулась снова, - впервые ужинаю не в одиночестве и не фруктами. Приятного аппетита.
- Приятного аппетита, - ответил он ей, подождав, пока она первая возьмёт в руку ложку и начнёт трапезу.
- Вкуснятина, - сказала она через несколько минут, попробовав его хлеб.
- Да, суп просто великолепный, - похвалил он, - счастливое у Вас было детство.
- Судя по Вашим кулинарным навыкам, у Вас тоже было вкусное детство, Ларс, - ответила она и положила в рот маленький кусочек хрустящего хлеба.
- Отец всегда говорил, что мужчина, который не умеет готовить, никогда не сможет по-настоящему завоевать сердце женщины, в которую влюблён, - вдруг сказал Ларс и закашлялся от смущения, поняв, что только что слетело с его языка.
Алина улыбнулась открыто.
- Возможно, он прав.
Ларс улыбнулся ей в ответ благодарно и перевёл тему на более безопасную:
- А почему Вы обычно ужинаете фруктами?
- Не знаю, привычка такая. Когда только приехала сюда, готовить себе не хотелось да и казалось дорого. А фрукты - и полезно, и вкусно, и быстро, и дешево.
- Вам здесь нравится?
Она не сразу ответила.
- Я привыкла. Скучаю, конечно, но это естественно. Ведь так? - взглянула на него вопросительно.
- Да. Как только появятся друзья… - он вдруг запнулся, - кхм… Извините. Если бы не я…
- Если бы не Вы, я бы и сейчас сидела в этих стенах одна, ела жалкий апельсин и скучала по дому, - закончила она за него, улыбнувшись. - Поэтому спасибо большое Вам за этот ужин, Ларс.
Он смутился окончательно и замолчал.
Алина встала, поставила чайник на плиту и убрала со стола грязную посуду.
Чтобы как-то сгладить неловкость от внезапно повисшей паузы, он вызвался помочь помыть посуду.
Она коротко кивнула и подала ему полотенце.
Он, молча, его принял.
В третий раз за день она наполнила фарфоровые чашки ароматной темно-коричневой жидкостью и поставила их на стол.
Достала из шкафчика мармелад и выложила его на тарелку красиво.
На этот раз он выпил предложенный чай, но к сладкому так и не притронулся.
- А я люблю мармелад, - сказала она, взяв одну дольку. - Когда на улице такая слякоть, он всегда поднимает настроение.
Ларс поставил чашку на стол.
- Хотите еще?
- Нет, спасибо, - взгляд его погас.
Она посмотрела ему в глаза.
- Ларс, давайте посчитаем наши свечи.
Он не ответил.
- Хорошо, я начну, - не сдавалась она, - Вы помните родителей, прекрасно готовите и замечательно моете посуду. Итого, три свечи за один ужин. По-моему, отличный результат.
Сначала ей показалось, что он кивнул, а затем выяснилось, что он просто уснул.
Алина переставила посуду в мойку, села на свое место.
Сложила руки на столе и уткнулась в них лбом.
Мысли сменялись одна другой, и она не старалась остановить эту карусель, наслаждалась цветным калейдоскопом, прокручивая заново все, что произошло за день.
И через минуту тоже уснула.

 

Пишет Хаос Мира Зеркал. 11.03.12

Алина
Алина проснулась еще задолго рассвета от того, что затекли руки. Потянулась сладко, не сразу заметив силуэт Ларса в кресле напротив.
Встала зажгла свечу и поставила ее на журнальный столик.
Ларс сидел неподвижно, глаза отражали желтый свет свечи.
- Вы давно не спите? - она усилием воли сдержала зевок и потерла глаза.
- Не помню, - ответил он, - наверное.
- О чем думаете?
- Ни о чём, - сказал Ларс.
- А мне Вы приснились. Будто готовите что-то.
- Завтрак?
- Не помню, - улыбнулась она, - наверное.
- Наверное, завтрак, - пожал он плечами.
- Скорее всего, - согласилась она.
Поняв, что Ларс с утра не расположен к разговору, она пошла на кухню, чтобы приготовить обоим завтрак. И обнаружила на столе несколько тарелок, накрытых чистыми полотенцами. Под одним была горячая ещё яичница с картофелем, ветчиной и зеленью. Под другим – корзиночка с хлебом. Рядом стояла маслёнка и розетка с джемом. Ей оставалось только поставить на огонь чайник.
Она так и сделала. Потом вернулась обратно в комнату, остановилась на пороге и улыбнулась Хооду.
- Вы просто волшебник, Ларс.
- Я? – удивился он, - почему?
- Потому что я в жизни не видела более аппетитного завтрака. Пойдемте? Чайник вот-вот закипит.
Он послушно последовал за ней.
Алина разлила чай, бросила в каждую чашку дольку лимона, разложила яичницу по тарелкам и достала приборы.
- Никогда не думала, что я такая обжора, - весело сказала она, садясь напротив Хоода. - Всегда считала, что равнодушна к еде, - взяла в руки вилку и нож. Посмотрела на Ларса, - спасибо за завтрак. Так неожиданно.
Ларс вновь подождал, когда она попробует первый кусочек, и только тогда взял в руки столовые приборы.
- Приятного аппетита, - вполне нормально сказал он.
Они ели молча.
- Очень вкусно, - заметила она через несколько минут и, не зная, как заполнить долгую паузу, начала болтать о всякой ерунде, - а мы в Школе к выпускному готовимся. Как думаете, мне пойдет оранжевое платье?
- Думаю, что не пойдёт, - ляпнул Ларс.
- Почему? - удивилась она.
- Не знаю, - смутился он.
Она задумалась.
- А какой пойдет?
- Изумрудный или сапфировый, - вдруг сказал Ларс.
Она не донесла вилку до рта и положила прибор обратно на тарелку.
- Думаете?
Она помолчала.
- А Вы были на своем выпускном бале?
- Да, был.
- Расскажите.
- О чём?
- О бале.
- Не о чем рассказывать. Бал как бал, - пожал Ларс плечами.
- Ну, пожалуйста. Мне интересно. Я ведь никогда на балу не была.
- Будут танцы, потом объявят короля и королеву бала, - Ларс действительно не понимал, что в этом может быть интересного.
- Танцы... - тихо повторила она и о чем-то задумалась.
В воздухе повисла долгая пауза.
- Ладно, - улыбнулась несколько искусственно и встала. - Спасибо Вам за вкусный завтрак еще раз, - и стала составлять посуду в мойку, - чем хотите заняться сегодня?
Ларс промолчал.
Она нервно мыла посуду, тарелки то и дело выскальзывали из рук. Резко вытерла руки полотенцем и обернулась к Хооду.
- Ларс, научите меня танцевать.
- Хорошо, - согласился тот, продолжая вытирать чистую посуду и составлять её в аккуратную стопку.
Она так же нервно домыла чашки, приборы, и повернулась к нему в ожидании.
- Прямо здесь? – спросил он.
- Не знаю. Здесь мало места, да? - она оглядела кухню. - А где тогда?
- Идёмте, - он взял её за руку и потянул в сторону выхода.
- Стойте, - она остановила его уже возле самой двери. - Вам нужно переодеться. У Вас рубашка вся мятая.
Она вернулась в комнату и положила на диван его старую одежду, отглаженную и сложенную аккуратно.
Ларс остановился как вкопанный.
- Давайте я помогу, - Алина взяла из стопки рубашку, расправила ее и подошла к Хооду.
В своей чистой и отутюженной безупречно одежде он был почти как раньше: красивый, уверенный в себе, высокомерный и всезнающий. Если бы не потухший взгляд.
- Мы собирались пойти куда-то, Ларс, - напомнила ему Алина.
Он медленно поднял на неё взгляд, и она увидела, как отталкивающая и пугающая отстранённость уступила место осмысленному выражению.
- Да, - он вновь потянул её за собой в сторону выхода из квартиры.

Они стояли перед служебным входом в оперу.
Ларс постучал в дверь по-свойски смело.
Она огляделась вокруг, поеживаясь неуютно, и едва ощутимо сжала его руку.
Им открыли достаточно быстро. Охранник в парадной ливрее был явно недоволен визитом незваных гостей, но, едва увидев молодого человека Алины, расплылся в благожелательной улыбке:
- Господин Хоод, какая приятная неожиданность, - залебезил он, - давно Вас не было. Думали, не случилось ли что? – он бросил удивлённый и чуть испуганный взгляд на волосы црушника.
- Мадлен здесь? – спросил Хоод бесстрастно.
Алина чуть задержала дыхание, испугавшись, что её сопровождающий опять выпал из реальности.
- Нет, конечно, - улыбнулся заискивающе охранник, - она только через два часа будет. Вы же знаете.
- Я подожду её внутри? – предложил Хоод, - не возражаешь?
- Как я могу? – лицо охранника при этом слегка перекосило, из чего можно было сделать вывод, что црушник частенько превышал свои полномочия таким образом.
- Прекрасно, - Хоод, открыв дверь, оттеснил его в сторону и втянул Алину за собой внутрь.
Она последовала за ним, не задавая никаких вопросов, изредка бросая на Ларса внимательные взгляды.
Ларс вдруг остановился. Они оказались в абсолютной темной комнате. При этом Алина не могла понять, что это за помещение, какого размера: эхо их шагов и движений не отражалось от стен.
Не говоря ни слова, Хоод выпустил её руку из своей и окончательно растворился в темноте.
Сердце стукнуло громко и будто разорвалось осколками.
- Ларс, - тихо позвала она, сделав неуверенный шаг вперед.
- Стой, не двигайся, - раздалось откуда-то издалека.
А потом в темноте, в нескольких метрах впереди от неё на уровне пола появился язычок пламени, который разросся до шара, потом второй, третий. В очередной раз мелькнула неспокойная тень, ещё огонёк, ещё и ещё.
Вскоре образовался полукруг из света на полу перед ней. И она смогла различить очертания отдельных предметов: тяжёлые бархатные портьеры - справа и слева, дощатый пол, нарисованный на огромном куске ткани за ней пейзаж с морем и утёсом, пустая ракушка будки суфлёра.
Ларс тем временем закончил хлопоты с освещением и вернулся к ней, довольный.
- Как красиво, - она подняла на него свои светящиеся счастливо глаза. - Неужели мы на сцене?
- Извини, это единственное, что пришло мне на ум, - он предложил ей руку, - готова к первому уроку?
- Да, - без раздумий ответила она и вложила ладонь в его протянутую руку.
- Это не сложно, - он положил её руку на талию и чуть приблизил к себе, заставив выпрямить спину и чуть отклониться, чтобы сохранить дистанцию, - обычно на таких балах ограничиваются вальсом и его вариациями, - он сделал небольшой шаг вперёд, вынудив её отступить, - Два… Нужно просто успеть сделать полный оборот в два такта с тремя шагами в каждом. Три… Вот так.
Она просто подчинилась его воле, и танец начал получаться сам собой.
Ларс закружил её в вальсе по сцене, намеренно не меняя схему шагов, чтобы она запомнила их хорошо, при этом постепенно убыстряя темп.
- Как Вы здорово танцуете, - улыбнулась она, готовая расплакаться от смущения. - Я сейчас провалюсь сквозь землю.
И как если бы он поверил в такую вероятность на самом деле, Ларс приподнял её, так что она не касалась более пола, продолжая кружить в вальсе. Теперь между ними не осталось расстояния, она отчётливо слышала, как сильно бьётся в груди его сердце. На губах его была улыбка, но глаза при этом оставались холодными.
Она рассмеялась искренне.
- Что Вы делаете? - инстинктивно положила обе руки ему на плечи и прижалась сильнее.
Но в следующую секунду столкнулась с Хоодом взглядом и резко отстранилась.
- Ларс, - резкий окрик из правой кулисы заставил их остановиться, - пойдём с нами.
На сцену вышли двое, явно уголовного вида, бритоголовых качка, за ними чуть поодаль, пригибаясь подобострастно шёл охранник, который их впустил.
- Пошли, - один из них знаком позвал Хоода ещё раз.
Ларс выпустил девушку из объятий.
- Мы уж думали, сгинул, - вдруг сказал второй качок, - закрывать тебя что ли?
- Ага, сгинул, - хмыкнул отвратительно первый, - дурак-дурак, а уж бабу себе найти успел.
- Бежим, - она с силой дернула его за руку и потащила в темноту.
Он последовал за ней послушно, как обычно.
Она бежала впереди по незнакомым коридорам, сворачивая наугад, лишь приблизительно представляя, где должен быть выход.
Наконец, увидела в конце коридора невзрачную дверь.
Дернула за ручку, ржавый замок ответил противным скрипом.
- Ларс, помогите, - она изо всех сил ударила плечом по двери, петли взвизгнули жалобно.
Он отстранил девушку и ударил дверь плечом.
Дверь распахнулась, холодный дождь ударил их обоих по лицу.
Она схватила его за руку снова и побежала в ближайший переулок.
Петляя по знакомым улочкам, не замечая луж под ногами, они добежали до ее дома, ворвались в крохотную прихожую и заперли дверь на два оборота.
Она сползла вниз по двери, все еще тяжело дыша, взглянула на Хоода и внезапно рассмеялась заразительно.
Он безразлично наблюдал за ней.
- Ну и весело же с Вами танцевать, Ларс, - успокоилась она, наконец. - Никогда не знаешь, чем закончится следующая фигура.
Она еще раз проверила дверь, провела его комнату и усадила в кресло подальше от окна.
- Вы знаете этих людей?
- Цех, - ответил Хоод, - они придут за мной сюда.
- Так Вы все-таки сбежали? - выдохнула она.
- Не помню, - он нахмурился, - помню, что вышел откуда-то и пошёл куда-то, - он покачал головой, - мне лучше вернуться в Цех. Вас они не пощадят, если найдут.
- Зачем сдаваться самому? Наверняка есть другой выход.
- Они всё равно меня найдут, - упрямо повторил он.
- Давайте подумаем, - она опустилась на диван, - можно спрятаться где-нибудь в городе. Не смогут же они обыскать каждый подвал? - она знала, что несет чушь. Конечно, смогут.
Замолчала беспомощно.
- Давайте просто подождем. Вдруг не найдут?
И в этот момент в дверь постучали, громко и настойчиво.
Она подскочила к окну, ища пути отхода, но на улице их уже ждали.
Обернулась снова на Хоода.
- У нас общий чердак. Вы можете забраться наверх у меня, а спуститься в соседней квартире. Там окна забиты и выходят в глухой переулок, где точно никого нет, - она схватила кочергу и одним точным движением отодвинула засов на потолке. - Прошу Вас, попробуйте, - она умоляюще заглянула ему в глаза. И добавила дрогнувшим голосом, - иначе я так и не научусь танцевать.
Он кивнул, подтянулся за край люка на руках и закрыл за собой дверцу, Алине оставалось только задвинуть засов.
Повернула ключ спокойно и не успела взяться за ручку, как дверь распахнулась.
На пороге стоял худощавый молодой человек в чёрном. С ним было ещё двое мужчин.
- Добрый вечер, госпожа…
- д'Эллиги, - подсказала Алина, с интересом разглядывая всю делегацию.
- Вы одна дома? – поинтересовался незнакомец.
- Да.
- Вы не возражаете, если мы сами в этом удостоверимся? – и, не дожидаясь ответа, он отстранил её рукой и вошёл в квартиру. Его спутники последовали за ним.
Алина пожала плечами и последовала за ними.
Дом начали переворачивать вверх дном беспардонно и по-хозяйски нагло.
- Здесь его нет, Вик, - раздалось из кухни.
- Здесь - тоже, - второй црушник выглянул из комнаты.
Молодой человек, которого назвали Виком подошёл совсем близко к Алине:
- Вас сегодня видели в театре с Ларсом Хоодом. Сотрудником ЦРУ. Где он?
- Убежал, сразу как мы вышли из театра, - ответила она, ничуть не смутившись от резкого тона.
- Вы не заметили, что с ним что-то не так? – спросил црушник.
- Да, его будто по голове кирпичом ударили. Очень медленно соображал.
- Мы должны его найти, чтобы с ним не случилось чего-то плохого, - вкрадчиво произнёс Вик, нависая над Алиной черной тенью.
- Конечно, - согласилась она, - в таком состоянии с ним может случиться все, что угодно.
С улицы внизу раздался свист.
Вик подошёл к окну на кухне.
Потом вернулся к Алине:
- Извините за беспокойство и беспорядок, госпожа д'Эллиги. Спокойной ночи, - и бросил своим, - уходим. Его взяли.
Едва держась на ногах, она закрыла за ними дверь.
Тихо подошла к окну, перешагивая через разбросанные повсюду вещи, увидела, как Хоода сажают в црушную карету, увозят.
Без сил опустилась на пол, прислонилась спиной к холодной стене и так просидела до глубокой ночи.

Он потихоньку выбрался на крышу, перешёл на соседний дом по одному из мостов, потом ещё, ещё. Спуститься решился только через пять переходов.
Он прекрасно понимал, что от ЦРУ не скроешься. И нужно было отвести от неё подозрение. А для этого он должен был сдаться.
Он достал из кармана пуговицу, поцеловал её.
- Прости, Алина, - сделал шаг вперёд и оказался посередине улицы, прямо в круге света от фонаря.
Его заметили.
- Привет, Ларс, - один из «уголовников», приблизившись, положил ему руку на плечо и подтолкнул в сторону кареты, - заставил ты нас поволноваться. Весь город вверх дном перевернули, чтобы тебя найти.
«Как же, - скептически хмыкнул про себя Хоод, внешне изображая полное отсутствие интеллекта, - хотели бы, нашли за несколько минут. Интересно, чего добивались. Начцеха подставить, чтобы не смогла своё обещание выполнить?»
Перед тем как сесть в карету, он бросил взгляд на окна квартиры Алины и увидел её, сжимающей в мольбе и отчаянии руки.
«Если я прав, - они уже подъезжали к казарме ЦРУ на севере, - придётся посидеть под домашним арестом до очередного похода в оперу с начцеха».

КОВАРСТВО меняется на НЕТЕРПЕНИЕ

 

Пишет Ксанф. 11.03.12
Доктор глубоко вздохнул и чуть улыбнулся своей глупой ситуации. Вся его злость мигом улетучилась. Он держал ее на руках и не мог понять, как эта сильная и смелая девушка может быть такой легкой и хрупкой. Доктор уже не первый раз видел ее без сознания, но если в прошлые разы он слишком беспокоился о ее здоровье, то сейчас впервые любовался ее красотой и не мог оторваться.
Ее тонкая рука соскользнула вниз при неуклюжем повороте Ксанфа, и доктор замер, инстинктивно еще крепче прижав девушку к себе. Больше всего ему хотелось сейчас не отпускать ее, и продолжать обнимать под неровный стук собственного сердца. Дыхание Никты было спокойным и неглубоким, но длинные ресницы чуть задрожали, и в этот момент Ксанф испугался, что если сейчас она очнется, то он уже не сможет сдержать свой внезапный прилив нежности.
Доктор опустил девушку на диван так бережно, как будто она могла разбиться от дуновения ветра, и, подложив подушку под голову, юноша несколько раз провел рукой по ее волосам - скорее гладил, чем укладывал непослушные волосы. И снова ее рука соскользнула вниз, оставшись навесу. Ксанф укрыл в своих руках никтину холодную ладонь, и, уткнувшись в нее носом, несколько секунд вглядывался в знакомые и ставшие внезапно такими милыми черты лица.
***
Она очнулась сама довольно быстро и первое, что увидела – Ксанфа, стоящего напротив зеркала и капающего что-то в стакан из бурого пузырька. Несмотря на то, что между ними было не меньше метра, отвратительный запах из флакончика долетал и до Никты, заставляя морщиться.
-Как себя чувствуешь? – тут же спросил он, увидев, что Никта открыла глаза.
- Нормально, - буркнула она недовольно: потерять сознание уже раз в пятый с момента выписки из больницы да ещё и на глазах у Ксанфа было раздражающе и унизительно.
- Давай я сделаю чай. – Он положил три ложки сахара на ложку заварки в одну кружку, и все ровно наоборот – в другую. – Держи. Что лучше – крепкий или сладкий?
Она протянула руку к тому, в котором было больше заварки, но потом вдруг передумала и взяла сладкий чай:
- Ты серьёзно это сказал, Ксанф? – сделав первый глоток, спросила она.
- Да, - он посмотрел ей прямо в глаза. - Но если ты хочешь, мы не будем больше говорить об этом.
- Я уезжаю завтра, - ответила она ему прямым взглядом, - и не знаю, надолго ли. Поэтому нам нужно поговорить сегодня.
- Не нужно, если не хочешь.
-Хочу.
-Хорошо.
- Я думаю, что ты понял, что со мной произошло что-то серьёзное в твоё отсутствие, - она протянула ему пустую чашку, чтобы он поставил её на стол, - и скорее всего, несложно догадаться, что произошедшее не имеет отношения к моей работе.
Ксанф кивнул, но ничего не ответил, и пересел к ней на диван.
- Я встретила кое-кого, - она говорила очень медленно, осторожно подбирая слова, - несколько месяцев назад.
В этот момент юноше показалось, что его окунули в ледяную воду с головой. Легкие горели без кислорода, а в глазах заплясали огоньки и, если бы доктор не понял через секунду, что он просто перестал дышать, то...
Никта заметила, как Ксанф резко вдохнул, но тут же ободряюще улыбнулся ей.
Она положила левую руку поверх его.
- Знаешь, это было как какое-то наваждение, - она прекрасно понимала, насколько больно ему будет это услышать, но другого выхода она не видела, - мы были вместе одни сутки. А потом…
- Ты не обязана мне ничего объяснять, - снова напомнил он мягко и очень тихо.
- Я хочу, Ксанф, - она сжала его ладонь, - его больше нет. Понимаешь? – на глазах у неё появились слёзы, и было очевидно, что она почти не контролирует свои эмоции, - я никому не говорила об этом. Но ты… Тебе я сказать могу. Ты терял… Ты знаешь, что это такое.
Она почувствовала, как он в ответ сжал ее руку, но снова промолчал.
- Его казнили, - она смогла это произнести, - публично.
Ксанф по-прежнему не выпускал ее руки. Прошло несколько долгих секунд, прежде чем он заговорил.
- Эта боль, Никта, невыносимая, непрекращающаяся, она будет с тобой всегда, – его голос, спокойный и уверенный, чуть убаюкивал. - Не строй иллюзий, что она исчезнет когда-нибудь или хотя бы утихнет. Она останется, но со временем ты научишься жить с ней, привыкнешь к царапанью изнутри, к тому, что все вокруг будет напоминать тебе об этой потере. – Он поглаживал ее руку и смотрел с огромной нежностью и тоской. - И нужно стараться делать так, чтобы никто не увидел того, что творится у тебя внутри, не испытал такого же, хотя первое время нестерпимо хочется именно этого.
- Я знаю, доктор, - вдруг усмехнулась она холодно, - я сама могу уроки по потерям давать всем желающим. И я бы не заговорила с тобой об этом, если бы не твоё признание.
- Спасибо, что рассказала.
В этот момент память вытолкнула на поверхность картинку площади в день возвращения доктора.
- Тот человек…его казнили через Лабиринт.
- Да, - тема, которую выбрал Ксанф, была не менее болезненная, чем предыдущая, но ей совсем не хотелось ранить его своей резкостью, поэтому Никта едва заметно выдохнула с облегчением.
Юноша задумался.
-Его казнили за убийство отражений, ведь так? – медленно произнес он.
Она кивнула утвердительно и окинула быстрым взглядом кабинет в поисках зеркала:
- Но не только…
Ксанф заметил ее взгляд и легкое замешательство.
- Ты могла бы спасти его? – внезапно спросил он, понимая всю абсурдность своего вопроса.
- Нет, - она явно хотела сказать ещё что-то, но её останавливало наличие зеркала в комнате, - слишком серьёзное преступление. Самое серьёзное из всех существующих.
Юноша кивнул, понимая, о чем она говорит.
Еще одно воспоминание всплыло перед глазами - изрезанные никтины руки, кровь, ее отсутствующий взгляд и бесконечный сон потом, больница...Доктор сжал руку в кулак так, что побелели костяшки пальцев.
Ксанфу потребовалось около минуты, чтобы снова взять себя в руки. Ему хотелось задать миллион вопросов, но он сдержался.
- Ты сказала, что уезжаешь завтра?
- Да. Хочу отвезти Лили домой. Если бы знала, что у нас такой разговор состоится, не стала бы писать тёте, что приеду сама. Отправила бы её с кучером нашим.
На секунду улыбка мелькнула в тигриных глазах.
-Я буду ждать твоего возвращения.
- Даже если это возвращение к тебе займёт годы? – спросила она серьёзно.
-Да, - ответил он просто.
- Спасибо, - она вдруг обняла его крепко и положила голову ему на плечо, - и прости, что со мной всё так сложно.
Ксанф замер, и, стараясь дышать как можно реже, упивался запахом ее волос.
- Я буду ждать тебя, -повторил он.
- Спасибо, - повторила она.

 

Пишет Алина. 14.03.12
Она сидела на полу в темноте, среди разбросанных вещей, и чувствовала какое-то несоответствие между тем, что было вчера, и тем, что случилось сегодня.
Алина не могла объяснить, что именно произошло.
Преследовало ощущение, будто ее просто использовали.
Тошнота периодически подкатывала к самому горлу и отступала.
Живот будто обвили тяжелым плотным поясом, не дававшим дышать.
В какой-то момент ей стало казаться, что все это – талантливая актерская игра.
Она все время возвращалась к холодным глазам Хоода в опере и никак не могла найти этому объяснения.
Этот холод слишком не соответствовал пуговице, перчаткам, ужину.
Были ли выпадения Хоода из реальности настоящими.
И его возвращения тоже.
Осталось добавить только: а был ли Хоод вообще?
Она усмехнулась, чтобы не расплакаться.
В голове была каша, самая настоящая, и сварили ее рано утром, вместе с завтраком.
С другой стороны, она помнила, как менялось выражение его глаз, такое вряд ли можно сыграть.
Но во всем, произошедшем за сегодняшний день, было что-то искусственное, шаблонное, поспешное.
Казалось, кто-то поменял правила игры за ночь.
Сейчас ей уже было все равно.
Понадобилась помощь – она помогла, не задавая никаких вопросов.
Алина встала, чиркнула спичкой, осветив весь беспорядок вокруг.
Поняла, что не хочет ничего убирать, и задула огонек, в последний момент увидев свое отражение в циферблате настенных часов, показывавших давно за полночь.

 

Пишет Сильвия. 15.03.12
Сильвия уже несколько дней провела за городом, на базе отдыха, которую необходимо было к началу лета отремонтировать и обустроить так, чтобы отдыхающие остались довольны своим отдыхом. Работы оказалось больше, чем ожидала Сильвия. Несколько корпусов необходимо было практически полностью отделывать и внутри, и снаружи. Дорожки, парки и зоны отдыха не обновлялись уже много лет, требовалось заново составить схему всей базы отдыха, отметить на ней уже существующие объекты и сделать наброски будущих объектов. Кроме того, Сильвии необходимо было учесть все пожелания нового хозяина, несмотря на то, что некоторые из них были не совсем уместными. Она работала с утра и до позднего вечера, много времени проводила на улице и уже успела запомнить каждый сантиметр всей турбазы, территория которой была огромной. Но своими результатами Сильвия не была довольна: прошло уже достаточно много времени, а она так и не продвинулась в своих проектах. В этой спешке и постоянной суете Сильвия забывала про мужа, которого не без опасения оставила в городе одного. Она уже простила Кристобаля и давно не вспоминала про ту неприятную историю, которая заставила ее усомниться в муже. Но сейчас, ложась спать далеко за полночь в неуютную постель одного из более-менее пригодных для проживания корпусов, Сильвия долго не могла уснуть, несмотря на то, что изнемогала от усталости. Снова в ее сознании всплывали неприятные воспоминания, воображение рисовало перед глазами самые невероятные сцены. Здесь, вдали от мужа, она одновременно скучала по нему и мучалась сомнениями. Одно ее успокаивало: Кристобаль обещал навещать ее, и она с нетерпением ждала день встречи.
Этот день, казалось Сильвии, никогда не настанет. Но вот рано утром она проснулась с непередаваемым ощущением – предвкушением скорой встречи. Кристобаль должен был приехать ближе к обеду, и все утро Сильвия старалась поскорее закончить все дела, чтобы как можно больше времени провести вместе с мужем. В полдень, не вытерпев, она подошла к главным воротам и стала вглядываться в даль. Вскоре на горизонте появилась маленькая точка, которая постепенно увеличивалась, и скоро превратилась в скачущего всадника.
Гато ловко спрыгнул с коня, оказавшись в мгновение ока перед Сильвией на одном колене, с большим букетом полевых цветов в руке:
- Не смог удержаться!
- Спасибо! - Сильвия приняла роскошный букет и тут же вдохнула благоухающий аромат полевых цветов. - Прошло всего несколько дней, а мне казалось, что целая вечность. Я так по тебе скучала! - Она обняла мужа и поцеловала его в щеку. - Расскажи, как ты? Не сильно скучал без меня?
- Тебе нужен честный ответ? – он обнял её в ответ.
- Конечно! - Сильвия улыбнулась.
- Я не жил без тебя, - он поцеловал её руку,- ни секунды.
- В таком случае мне, наверно, следует задуматься над этим, - она провела рукой по его руке. Они как раз вошли в главные ворота базы отдыха, и перед ними предстал еще неотделанный, но не менее обворожительный парк. На деревьях еще не было листьев, и поэтому можно было увидеть вдали обветшалые постройки. - А вот и мое рабочее место! Вернее, местность.
- Мне не нравится, что я не вижу здесь других людей, - нахмурился Гато, - ты часто в одиночестве по территории гуляешь?
- Это так только кажется, - ответила Сильвия. - На самом деле здесь много рабочих, они сейчас работают на других объектах, поэтому кажется, что никого нет. Хотя ты по-своему прав: по вечерам мне здесь бывает одиноко, но это только потому, что тебя нет рядом. Ты ведь не допустишь, чтобы так было сегодня вечером? - она лукаво посмотрела на мужа.
- Мммм, - протянул мечтательно он, - это было бы весьма глупо с моей стороны – допустить, чтобы ты чувствовала себя одинокой.
- Так ты останешься до завтра? - с надеждой спросила Сильвия.
- Конечно, - он приобнял её за талию.
Они прошли через весь парк и приблизились к постройкам. Сильвия рассказывала Кристобалю о том, что планирует сделать, они вместе представляли, как хорошо будет здесь летом, в тени деревьев. Вскоре им стали слышны голоса рабочих, разбиравших мусор в дальнем конце аллеи. Сильвия провела Кристобаля в жилой корпус, где находилась ее комната. Это было небольшое уютное помещение, окна которого выходили в сторону парка.
- Вот здесь я временно обитаю, - объяснила она. Зеркало на противоположной стене отразило обоих вошедших. - Немного тесновато, но терпимо. Уже полдень, ты, наверно, голоден?
- Да, немного, - признался Кристобаль.
Сильвия приготовила им обед на двоих. Сейчас, когда они вдвоем сидели за одним столом в этой комнате, Сильвии временами казалось, что все это нереально. Еще несколько дней назад она страдала от скуки и неведения, а сейчас Кристобаль сидит напротив нее и смотрит на нее своим чарующим взглядом.
- Знаешь, я все эти дни пыталась представить, что ты сейчас делаешь, чем занят, - наконец произнесла она. - Меня это даже отвлекало от работы. Бывает, занимась одним, а мысленно представляю тебя на работе, сидящим на диване в нашей гостиной...
- Я тебя понимаю, - Кристобаль сделал глоток вина, - для меня тоже эти несколько дней в вечность превратились. Может ты не будешь больше соглашаться на такие проекты, далеко от дома?
- Если я стану отказываться, то мне тогда вообще ничего не будут предлагать. Или уволят сразу, - Сильвия не знала, как объяснить Кристобалю, что ей интересна такая работа, и что она согласилась взять этот проект не только из-за хорошего вознаграждения. - Ты ведь не хочешь иметь жену-домохозяйку, полностью погруженную в домашние хлопоты и ничем больше не интересующуюся?
- Я знаю, как тебе нравится твоя работа, - упрекнул её он, - но неужели в столице так мало работы для такого талантливого дизайнера?
- Ты все преувеличиваешь, - вздохнула Сильвия. - В городе работы не так много, как кажется на первый взгляд. К тому же там в основном небольшие заказы - кафе, магазины. А это по-настоящему крупный проект, мне давно хотелось заняться чем-то подобным.
- Как надолго ты ещё здесь задержишься? – спросил Кристобаль.
- Я не могу сейчас точно сказать. Думаю, что приеду только через неделю, - она понимала, что нарушала установленные сроки. Ведь с самого начала Сильвия уверяла мужа, что пробудет за городом всего несколько дней, а теперь вынуждена задержаться на неделю. Как минимум, на неделю, поскольку она понимала, что с таким объемом работы ей потребуется еще больше времени. - Мне жаль, но я постараюсь закончить все как можно скорее. Ты сможешь еще раз или пару раз ко мне приехать?
- Я постараюсь, - Гато был явно расстроен.
Сильвия сама переживала из-за этого. Она буквально разрывалась между любимым человеком и любимым занятием, и не могла сделать выбор в чью-то пользу. Для полного счастья ей необходимо было и то, и другое, но не по отдельности.
- Не расстраивайся, пожалуйста, - Сильвия попыталась отвлечь Гато от неприятных мыслей. - Давай лучше будем наслаждаться настоящим моментом, - она поднялась со своего места, обняла мужа и запечатлела на его устах страстный поцелуй.
Он обнял её, усадил себе на колени и ответил не менее страстным и жарким поцелуем.

Пишет Никта. 23.03.12
Это было невероятное ощущение: солнечное счастье и боль от потерянного навсегда детства. Смесь, от которой скрутило судорогой живот, а на глазах выступили слёзы.
Знакомые запахи, потемневший от времени бархатный с золотыми кистями балдахин, варварские зарубки ножом на полированных и покрытых ореховым лаком столбиках кровати, тёплый шёлк постельного белья с вышитыми на нём гладью лошадками. Никта потянулась сладко и зажмурилась как кошка от удовольствия. Усталость от путешествия, страхи и постоянное напряжение ушли без следа, как вода в песок.
Она встала, убрала постель, умылась холодной водой, надела простенькое просторное домашнее платье с широким шёлковым кушаком, теплые, мягкие меховые тапки и не спеша направилась в столовую, чтобы присоединиться к тёте за завтраком.
Леди Глэдис встретила её счастливой улыбкой и тёплым маминым поцелуем в щёку. Никта с неприятным липким чувством страха отметила про себя то, как постарела и сдала за эти годы тётя. Взгляд скользнул в сторону зеркала до того, как она успела запретить себе это. В глубине души она всегда знала, что когда настанет момент, она обязательно обратится к Хозяину мира и пообещает ему всё, что угодно, чтобы с Глэдис всё было хорошо. И она прекрасно понимала, что её просьбу выполнят с радостью.
Ранней весной солнце и синее небо над Стеллиадом редко выглядывали из толстого серого одеяла туч. Но это утро было особенным: солнечные лучи широкой тёплой медового цвета волной заливали чёрный строгий паркет в коридорах и переходах внешнего кольца Стэллиада, отражались радугой в хрустале канделябров и люстр и даже проникали вглубь старинных эгиранских зеркал.
Никта с удовольствием, к вящему изумлению тётушки, съела полную чашку овсяной каши, которую в детстве ненавидела и упрямо размазывала по тарелке до тех пор, пока вся она не оказывалась на столе. Съела несколько бутербродов, получая при этом искреннее удовольствие не только от собственно поедания, но и от самого процесса приготовления. Серебряный нож, казавшийся в детстве большим и неудобным, теперь прекрасно лежал в ладони, одна из случайно уцелевших тарелочек для бутербродов из того самого сервиза не вызывала теперь ненависть, а, напротив, будила ностальгические воспоминания, и тётушка даже не нахмурилась, когда Никта, по своему обыкновению, поверх масла и домашнего солёного сыра аккуратно выложила на бутерброд щедрый слой черничного варенья.
Ей не терпелось посмотреть на новое кольцо Стэллиада при свете дня. Внутренняя отделка ей совсем не понравилась: слишком простые линии, слишком скучные цвета и слишком… его характер…
Никта стояла, облокотившись о зубец верхней галереи, и с грустью наблюдала за тем, как вьется тонкой куделью дымок над крышами ближайшей деревни, как медленно движется по дороге на север повозка, запряжённая волами, как играют в кораблики у ручья под стенами Стэллиада дети.
Рука её в перчатке погладила камень башенного зубца. Никта всё никак не могла заставить себя поверить, что прошло уже столько времени с момента казни. Она села, прислонившись спиной к ограждению. Наверху было достаточно холодно и ветрено, однако Никта этого не замечала. Внутри, там, где должно бы биться сердце, была невыносимо немая пустота. Девушка обернулась и прислонилась к камню щекой:
«Мне плохо без тебя, - прошептала как родному человеку и поцеловала холодный отшлифованный грубо гранит, - очень».
Чтобы отвлечься от печальных мыслей и не встревожить тётю своим унынием и тоской, она осушила слёзы платком с монограммой, улыбнулась вымученно, выдохнула и вдохнула несколько раз медленно и как в детстве съехала по широким перилам парадной лестницы в холл. Лечение воспоминаниями помогло – она уже искренне улыбнулась своему отражению в парадном зеркале внизу.

 

Пишет Хаос Мира Зеркал. 20.03.12
Ксанф
САМОУНИЧИЖЕНИЕ меняется на СКРОМНОСТЬ

Алина
НЕБРЕЖНОСТЬ меняется на СПРАВЕДЛИВОСТЬ

Сильвия
УНЫНИЕ меняется на ЦИНИЗМ

Никта
СОВЕСТЬ меняется на СОСРЕДОТОЧЕННОСТЬ

 

«Интересно, зачем нужно было изобретать столь сложный механизм для того, кто настолько перед вами провинился, милорд? – часовщица намеренно задала этот вопрос, стоя спиной к зеркалу. – Вы потратили нерационально много времени на человека, который по вашему же, что очевидно, распоряжению ворует осколки с развалин Лабиринта. Очень интересно.
На следующий день ей было объявлено, что артель порешила заключить её под домашний арест. «На неопределённое время». Формулировка провинности была уж совсем непонятной: «Нарушение Кодекса часовщика п. 5, ст. 11».
Она прекрасно знала этот документ. Наизусть. Дословно.
И ст. 11 в п. 5 попросту не существовало.
Теперь её провожали утром до Башни и встречали вечером после работы. Обычно сопровождавшим был сопливый подмастерье или ученик.
Ей до боли хотелось узнать, чем же закончилась история с вором, но она не позволяла себе искать глазами своего «сообщника по преступлению против артели».
«Идём? – мальчишка махнул нетерпеливо в сторону Дельриторно, когда она замешкалась несколько на крыльце Башни.
Она кивнула согласно и последовала за ним. Этот «Конвоир» был совсем не похож на тех, что приходили раньше.
Часовщическая порода была обычно угрюмой, немногословной и нелюбопытной.
Этот же малец лет тринадцати живо реагировал на столичную суету, отражения в уличных зеркалах и беззастенчиво разглядывал часовщицу.
«Ты чей такой?» - у неё редко возникало желание заговорить с незнакомым человеком, но сейчас ей нужно кое-что проверить.
«Софьин сын», - он улыбнулся ей открыто.
«На кого учишься? На детальщика или мастера? - часовщице ничего не сказало это имя. Она вообще всегда с подозрением относилась к человеческим именам: ни уму, ни сердцу.
«Ни на кого. Не взяли, - вдруг обиделся парнишка, «руки-крюки», - явно процитировал он оценку подмастерья или самого мастера.
«И правильно сделали, - заключила она бесстрастно, в задумчивости растирая подушечками пальцев весенний холодный воздух, - что не взяли».
Улыбка впервые исчезла с его лица. Он остановился.
Она же по инерции сделала ещё несколько шагов прежде, чем заметила это.
Обернулась.
Увидела в его глазах слёзы.
«Обиделся?» – наверное, впервые в жизни она задумалась над тем, что её слова могут подействовать на другого человека.
«Ничего я не обиделся, - фыркнул хмуро пацан, - кто ты такая, чтобы на тебя обижаться, часовая кость?!»
Она лишь хмыкнула безразлично на это его неумелое ругательство и пошла дальше, уже не дожидаясь, последует он за ней или нет.
У двери дома она обернулась к сопровождавшему:
«Извини, - улыбнулась несмело, - не надо тебе часовщиком становиться. Не твоё это. Поэтому хорошо, что не взяли. Я это хотела сказать».
Парень пожал плечами и скривился недовольно.
Она больше не сказала ничего. Зашла в дом и закрыла за собой дверь на ключ.
В темноте крохотной прихожей она едва смогла различить собственное отражение в зеркале: «Простите, милорд. Мне следовало держать язык за зубами».

 

Пишет Алина. 30.03.12
Дни текли, как дождевая вода с крыш.
Минутная стрелка в спешке топтала бронзовые символы циферблата, будто не слыша его просьб повременить хоть немного.
Алина отбивала костяшками пальцев какой-то марш по крышке стола.
Повсюду были разложены билеты выпускных экзаменов, к обоям иголкой прикреплено расписание.
Май-июнь.
Все-таки непонятно, кому пришло в голову убивать самое лучшее время в году на экзамены.
Наверное, тому, кто это придумал, серьезно не повезло в любви.
Она перелистывала учебники, рассеянно загибая разрисованные уголки страниц, иногда уплотняя тень на некоторых рисунках или добавляя новые на чистых местах.
Сосредоточившись, наконец, начала вчитываться в текст, делать пометки на полях, оставлять закладки.
Май-июнь.
Какая глупость.
Тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли, заставляя себя снова вернуться к буквам, пометкам и не замечать наброски цветущих яблонь в уголках страниц.
Минутная стрелка просто сошла с ума, делая уже тысячный забег за сегодняшний день.
Алина поставила яблоко на стол и покрутила юлой.
Но оно завалилось на бок и чуть не скатилось на пол.
Май-июнь.
Увидела свое смешное отражение в блестящей поверхности яблока.
Совершенно не было времени, огня внутри и конца не предвиделось.
Зачем-то разожгла камин и постояла перед часами, наблюдая за стрелками.
Все-таки минутная - явный фаворит сегодняшних бегов.
Прислушалась к робкой музыке пламени и нехотя вернулась к гидравлике, годам строительства Ратуши и перекатыванию яблока от одной руки к другой через весь стол.

 

Алина

УМИРОТВОРЕНИЕ меняется на РАЗДРАЖЕНИЕ

 

Пишет Алина. 14.04.12
- У меня есть один знакомый по имени Вик, - Юнатан одернул манжеты кипенно-белой рубашки. – Он и внешне под твое описание подходит.
- Ты его хорошо знаешь? – она сидела напротив, постукивая пальцами по стакану с яблочным соком и рассматривая свое отражение в чайной ложечке, лежавшей на белоснежной салфетке. Зал был почти пуст, только две студентки за столиком возле окна читали какие-то книги.
Ют пожал плечами.
- Видел несколько раз.
- Один из участников ваших ночных бдений по городу? – улыбнулась она с пониманием.
Ют улыбнулся в ответ.
- Можно и так сказать.
- И все-таки, что в этом такого интересного?
- Чтобы понять, надо один раз попробовать, - ответил Ют.
- Опасно?
- Ерунда, - махнул он рукой пренебрежительно.
- И где вы себе приключения ищете?
- Там, где их много. Север обычно, - пожал плечами Ют.
- Мастеровая?
- Все-то ты знаешь.
- И Вик обычно в этом участвует?
- Он обычно организовывает.
- У вас там все по правилам, - с многозначительным видом протянула она.
- Конечно, - ответил Ют в тон ей, - а ты зачем интересуешься, хочешь присоединиться?
- Я еще не определилась, - уклончиво ответила она.
- Будет интересно на это посмотреть, - усмехнулся Ют, поднимаясь, - если надумаешь, приходи к пересечению Босха и улицы Одного прохожего к одиннадцати. Там есть местечко, которое ты сразу узнаешь.
- Послушай, а как фамилия у этого Вика?
- Фамилия? – переспросил Ют. – Монтероне, по-моему.
Она посидела перед пустым стаканом еще пару минут, выжидая, когда шаги молодого человека замрут в тишине лестничного пролета.
Потом встала и подошла к студенткам, сидевшим возле окна.
- Еще кофе? – улыбнулась приветливо.
- Пожалуй, - одна из них закрыла книгу и отложила на край стола.
«Аквилонская школа живописи, том первый».
Алина принесла две чашки кофе, плитку черного шоколада и присела с ними за столик.
- Вы художница? – кивнула на обложку книги.
- Да, - студентка глотнула горячей жидкости и поставила чашку обратно на стол. – Вот просвещаюсь, скоро стажировка в Аквилоне.
- Представляю, как Вы здорово рисуете.
- Она лучшая, - подала голос вторая студентка, не отрываясь от чтения.
- Неужели?
- Конечно, - серьезно ответила та, захлопнув книгу. – Лучшая на курсе.
- Может нарисовать все, что угодно?
- Да.
- Ну что ты, - смутилась художница, - вовсе не так уж я хорошо рисую.
- Не прибедняйся только, пожалуйста, - скривилась ее подруга. – Ты можешь все.
- А нарисовать клеймо рабское? – поинтересовалась Алина, обращаясь не столько к художнице, сколько к ее приятельнице.
- Легко, - не задумываясь, ответила та.
- Лиз! – возмутилась художница.
- А что? – спросила Лиз. – Это же безделица, ты недавно какой портрет написала.
- Это же другое. А чтобы клеймо… Нельзя.
- Почему? Это же просто рисунок.
- Так сможете? – Алина с надеждой посмотрела на Лиз.
- Разумеется. У Эсмы и краски с собой всегда. Да ведь?
Чуть помедлив, поняв, что ей уже не отделаться, художница нерешительно достала из сумки краски и кисти.
- У меня нет бумаги.
- Ну, - Алина изобразила неуверенность, - давайте тогда прямо на моей ладони?
Произошла секундная заминка.
- Ладно, - Эсма открыла одну из баночек. – Краска стойкая, но смывается легко горячей водой. Готовы?

Она пришла к условленному месту - полузаброшенному дому с крохотными, слабо светящимися в темноте окнами - на полчаса раньше времени. Затаилась в переулке неподалеку, так, чтобы видеть улицу в обе стороны, и подумала о том, что спрятанный в кармане нож мало чем поможет ей, если вдруг что-то случится.
Вжалась в стену и скрестила зачем-то пальцы за спиной.
Десять сорок.
На улице Босха было всего несколько фонарей. Пять. Через двадцать метров друг от друга.
Пять шансов узнать, пять подойти, заговорить, пять, пять, пять.
Она видела, как подошел Ют. Он огляделся вокруг и встал возле входа.
Мрак.
Наверное, ждет ее.
Зайди в двери Ют, ну, будь умницей.
Пожалуйста.
Ют.
Подошел еще кто-то.
Поздоровался с молодым человеком и завел его внутрь.
Алина вздохнула легко.
Ладони вспотели отвратительно. Руки не дрожали, но сердце колотилось бешено.
Она глубоко вздохнула, стараясь унять этот ненормальный стук.
Мрак.
Десять сорок пять.

Она узнала его на первом фонаре, сразу же, он опаздывал, но не торопился, шел спокойно, с неприятно прямой спиной.
Она шагнула ему навстречу, выйдя из тени переулка и преградив дорогу.
- Мне сказали обратиться к Вам, господин Монтероне.

 

Пишет Ксанф. 15.04.12
Раздался вежливый стук в дверь.
- Добрый день, доктор, позволите? - в кабинет заглянул молодой человек, который, как помнил Ксанф, привёз в больницу Ричарда.
-Да, пожалуйста. - Доктор вышел из-за стола и протянул ладонь для рукопожатия. - Здравствуйте, проходите, - он указал на кресло напротив стола. -Чем могу помочь?
- Хотел узнать, как дела у пострадавшего, - Гато ответил на рукопожатие с доброжелательной улыбкой и расположился в предложенном кресле.
- У него все хорошо.
- Я могу его увидеть?
- Боюсь, что нет. - Ксанф улыбнулся вежливо.
- Почему? – удивился Гато.
- Он выписан.
- Извините, доктор, - нахмурился Гато, - что я вмешиваюсь в Ваши профессиональные вопросы, но не было ли слишком поспешным такое решение?
- Вы считаете, я мог бы выписать пациента, который остро нуждался в медицинской помощи?
- Нет, конечно, - вежливо ответил Гато, - у Вас есть его адрес?
- Да, - кивнул Ксанф. - Мы будем следитьза его состоянием некоторое время, чтобы убедиться в полном выздоровлении.
- Вы можете мне его дать тоже? Я хотел бы лично убедиться, что с ним всё в порядке. И помочь по хозяйству, если потребуется..
Доктор нахмурился:
-Нет, к сожалению я не имею права давать адреса своих пациентов, и, надеюсь, Вы с пониманием отнесетесь к этому. Простите.
- Конечно, - кивнул согласно Гато. Он помедлил немного, встал, направился к двери и остановился уже на пороге, - доктор, Вы, наверное, меня не помните…
Ксанф чуть улыбнулся.
- Вы ошибаетесь.
- Рад слышать, - улыбнулся в ответ Гато, - я так и не поблагодарил Вас тогда… Вы ведь жизнь мне спасли.
- Я всегда буду рад помочь, если понадоблюсь Вам, - ответил доктор.
- Спасибо, - Рейес кивнул на прощание и вышел из кабинета.

И снова понеслись дни в больнице: карусель новых лиц, историй, дежурств.
Вечерний обход затянулся из-за перевода пациентов в другие отделения, потом Ксанф всю ночь занимался новыми больными в приемнике. Доктор вернулся к себе в кабинет только под утро и сразу рухнул на диван. В ушах все еще стоял звон разбитого стекла и крики ребенка. Ксанф зажмурился до искр в глазах, но голова все равно раскалывалась. В дверь тихонько постучали.
- Доктор Ксанф?
- Да? Войдите. – Юноша сел на диване, схватив со стола первую попавшуюся историю.
- Ребенок снова плачет, а там совсем некому им заниматься, и заснуть ему бедному не дают, может быть…
- Да, конечно.
Через несколько минут санитарка вернулась с грудным ребенком на руках, и пока Ксанф умывался и разбирал бумаги на столе, женщина умело укачивала малютку. Через полчаса ребенок заснул, и санитарка ушла, оставив доктора наедине с младенцем. Его мать умерла несколько часов назад в больнице, женщину привезли прямо с улицы, в бреду, с едва слышным дыханием, ребенка удалось спасти, но теперь он остался никому не нужен, а отца или семью матери так и не удалось найти. Весь персонал надеялся, что в ближайшие сутки в больнице появится кто-нибудь и заберет ребенка, иначе его придется отправить в дом малютки, а пока его приютом стал кабинет Ксанфа, так как детского отделения в больнице не было.
Доктору ужасно хотелось спать, но рабочий день только начинался, а впереди его ждала еще весьма серьезная работа: в последнее время Ксанф стал частым гостем в операционных, напрашиваясь ассистентом или просто наблюдая за работой хирургов. Начальство было довольно его неоднозначным интересом и никаких препятствий к «обучению» не чинило. Надеясь, что к вечеру его кабинет не превратится в ясли, Ксанф начал переодеваться в операционную.
Через пару минут снова заглянула медсестра:
-Пациент уже готов, ждут только Вас.
Ксанф бросил взгляд на свое отражение в зеркале: роба и штаны снова были не по размеру, но юноша только улыбнулся про себя. "Извращенцы врачи". Перебрав пальцами несколько металлических коробок в своем шкафчике, он уверенно взял одну из них – пришла пора опробовать новый набор хирургических инструментов.

 

Единственная роскошь, которую она могла себе позволить, было чтение книги при свете масляной лампы перед сном.
Узкая железная кровать её стояла около окна. У изголовья – тумбочка. На ней – лампа, книга, заложенная засушенным розовым лепестком.
Часовщица забралась под тонкое стёганное одеяло, зажгла лампу, взяла в руки книгу и, устроившись удобно, начала читать.
Было 21:25 когда она услышала осторожный стук в окно.
Сначала она подумала, что ей показалось, но стук повторился.
Потом она подумала, что это ветка дерева стучала в окно, но вспомнила, что ветку спилили ещё в прошлом году весной.
Часовщица опустила книгу, посмотрела в окно и, к своему удивлению, увидела за стеклом неясный силуэт. Она отвела в сторону занавеску и встретилась со взглядом торговца тангорами.
Жестом он указал ей на задвижку.
Она открыла окно.
Он сделал шаг внутрь на узкий подоконник и замер на секунду. Девушка и не думала вставать, Кристо ловко перепрыгнул через кровать, на которой лежала хозяйка комнаты, и после того, как она закрыла окно и задернула занавеску, тихо произнёс:
- Прошу прощения за поздний визит, но это было единственной возможностью поговорить с Вами наедине.
- Добрый вечер, - обозначила она расстояние между ними вежливым приветствием и бесстрастно прокомментировала его появление. - Судя по тому, как ловко Вы забираетесь в дома через окно, это не в первый раз.
Он пропустил последние её слова мимо ушей, хотя не без удовольствия вспомнил, как в своё время таким же способом проникал в спальни первых красавиц столицы.
- Я бы не стал Вас беспокоить, но Ваши кавалеры, - сказал он с полуулыбкой, - не оставили мне выбора. У меня есть новости о том, кого Вы выслеживали.
- Мне бы хотелось одеться, если не возражаете, - она намеренно проигнорировала его слова, - раз уж мы собираемся беседовать в ближайшие несколько минут.
Он отвернулся, не успела она закончить фразу.
Часовщица надела домашнее платье, собрала лентой волосы в хвост и накинула сверху на плечи большую колючую шерстяную шаль.
Она накрыла постель лоскутным самодельным покрывалом и поставила рядом с тумбочкой у изголовья стул для гостя. Сама же села на заправленную кровать.
- Можем поговорить теперь.
Не поворачиваясь, Кристобаль всё так же тихо продолжил:
- Нашего знакомого вора зеркал уже выписали. Ему лучше. И он вернулся к своему опасному занятию, - Кристо очень жалел, что не видит глаз часовщицы в тот момент, когда сообщил ей эту новость.
- Почему так долго? Что Вас задержало? - спросила она, по-прежнему не позволяя ему обернуться.
- Мне нужно было увидеть всё самому.
- Что именно?
- Что он жив, ходит каждую ночь к Лабиринту, и что бандиты из воровской слободы оставили мысль поживиться осколками.
- Это всё?
- Нет, - ответил Кристобаль, не оборачиваясь, - у меня к Вам просьба, - он всё ждал, когда она позволит ему повернуться. И, пользуясь тем, что она не видит его лица, еле заметно усмехнулся, ещё раз отметив про себя непростой характер часовщицы, - пожалуйста, не ходите к Лабиринту без меня. Это всё ещё может быть опасно.
- Хорошо, - слишком уж быстро согласилась она.
- А теперь разрешите мне откланяться, - он подождал немного, пока она догадается, но, поскольку девушка молчала, продолжил, - боюсь, если Вы хотите, чтобы я покинул Вашу комнату не через дверь, мне придётся повернуться.
Она усмехнулась довольно:
- Боюсь, это плохая идея.
- Плохая идея вылезать через окно или покидать сегодня Вашу комнату вообще?
- Плохая идея – выйти через дверь, - неодобрительно покачала она головой и нахмурилась.
- Это-то я понимаю. С Вашего позволения, - Гато развернулся к ней лицом и замер на секунду, разглядывая. Всё-таки она была довольно симпатичная, но какая-то слишком земная. Ничего общего с той, которую он видел во сне.
Она без тени смущения встретила его взгляд. И Кристобаль понял, что приходил, скорее, проверить себя. Наяву.
Пауза затянулась. Он чувствовал - ещё минута, и ему придётся уйти, так и не задав часовщице очень важный вопрос. Вопрос, от которого, возможно, зависела судьба его друга.
- Тот человек у Лабиринта, - наконец произнёс он, - такое бывало раньше?
- Какое «такое»? – притворно удивилась она.
- Вы тоже слышали. Я знаю. Часы. Вместо сердца.
- Откуда мне знать, бывало ли такое раньше? – спросила она спокойно, - вся моя жизнь прошла в Башне.
- Но ведь кто-то учил Вас часовому ремеслу, рассказывал, какие бывают механизмы.
- Но никто никогда не учил меня вспарывать людей и зашивать эти часы в них, - она скривилась брезгливо.
- Ну, на такое только один мастер способен, - Гато кивнул в сторону зеркала, - кто старший в клане сейчас? – вдруг резко перевёл тему он.
- Зачем тебе? – она, казалось, нисколько не удивилась такому повороту в разговоре.
- Мне нужно знать, чьих рук это дело?
- «Только один мастер на такое способен», - процитировала она его.
Кристобаль отметил про себя, как изменился тон часовщицы, словно она вспомнила, что принадлежит к закрытой и куда более высокой касте, чем он.
- Вам виднее.
Понимая, что сейчас всё равно ничего не добьётся от девушки, он отвесил галантный полупоклон:
- И ещё раз простите, что потревожил в такое время. А теперь мне пора.

 

Пишет Сильвия. 16.04.12
Сильвия вскоре вернулась домой. Сейчас, когда она вошла в дом, ей казалось, что она не была тут целую вечность, хотя прошло не так много времени: чувствовалось, что это, скорее, жилье холостяка, а не уютный семейный дом. Сразу бросалось в глаза, что единственный его житель за последние пару недель редко бывал дома и приходил сюда только для того, чтобы поесть и отдохнуть. Сильвия окинула взглядом обстановку и позвала мужа:
- Кристобаль, ты дома?
Ответа не последовало. Видимо, решила про себя Сильвия, он на работе. Она не сообщила ему о том, что приезжает сегодня, надеясь сделать для него приятный сюрприз. До его возвращения надо еще убрать в доме и приготовить ужин, поэтому она отнесла свои вещи наверх, мельком взглянув на себя в зеркало, переоделась и спустилась вниз.
Сильвия завершила свою работу на базе отдыха, но это еще не означало окончание всего проекта. Предстояло еще много работы, но сегодня она хотела посвятить весь вечер Кристобалю, ведь они так давно виделись в последний раз!
Погрузившись в домашние хлопоты, Сильвия не сразу услышала шум на улице, свидетельствующий о возвращении Кристобаля домой. Выглянув в окно, она увидела, что муж уже отвел коня в конюшню и теперь шел по садовой дорожке к крыльцу. Он нисколько не изменился со времени их последней встречи, подумала Сильвия.
Гато увидел свет в окнах и огорчился, поняв, что Сильвия приехала одна, не дождавшись его.
Перед тем, как открыть дверь он посчитал про себя до десяти, чтобы супруга не увидела, что он расстроен, и вошёл в дом.
- Добрый вечер, милый! - Сильвия вышла в коридор, чтобы встретить мужа. - А я уже дома! Не ожидал?
Про себя она отметила, что Кристобаль не только не ожидал ее столь раннего возвращения, но и выглядел расстроенным. Сильвия надеялась, что он обрадуется, но он лишь улыбнулся несмело. Невольно в ее голове стали зарождаться подозрения, которые она старалась отогнать, но они все равно завладели ее мыслями.
- Ты не рад, что я вернулась так рано? - спросила она напрямую.
- Почему без меня? Зачем сама? Сейчас неспокойно на дорогах, - он не смог удержаться от упрёка.
- Я просто хотела устроить тебе сюрприз! - не выдержала Сильвия. - Думала, что ты обрадуешься! А вместо этого ты встречаешь меня с упреками о том, что на дорогах неспокойно! - ее уже задевало, что до сих пор Кристобаль не сказал ни одного ласкового слова. А это только подтверждало ее подозрения.
- Не сердись, - он быстро подошел к ней, - я просто боюсь тебя потерять. И одна мысль об этом… Прости, - Гато ещё чуть приблизился, чтобы обнять жену.
- Я не сержусь, нет... нисколько, - Сильвия ответила на его объятия, но в душе все равно сохранила к нему недоверие. - Мы ведь так долго не виделись, и я подумала, что ты должен обрадоваться моему приезду. Все позади, ведь я теперь дома, рядом с тобой.
Он вдохнул запах её волос:
- Я рад, правда. Как я могу не радоваться тому, что солнце вернулось в мою жизнь? – он обнял её и почувствовал сладкую волну желания и счастья. Гато постарался стереть из её воспоминаний горечь страстным и глубоким поцелуем.
Сильвия не смогла устоять перед такими красивыми словами, ласкающими слух и согревающими изнутри. Она ответила взаимностью, чувствуя, как мучавшие ее несколько минут назад мысли постепенно исчезают. Гато умел вернуть к себе доверие.
- Ты бесподобен, как всегда!
- Ты же стала ещё прекраснее, - в его глазах она могла прочесть искреннее восхищение, - хотя, мне всегда казалось, что это невозможно в принципе. А чем это из кухни так вкусно пахнет?
- А ты нисколько не изменился! По-прежнему способен меня смутить, - произнесла Сильвия. - Я приготовила небольшой праздничный ужин в честь моего возвращения. Сейчас ты в полной мере оценишь приготовленный мной сюрприз, - она взяла его за руку и отвела на кухню, где уже были готовы изысканные блюда.
- Разве это называется «смутить»? – он ловко и нежно обхватил её рукой за талию, усадил себе на колени и шепнул на ухо, - я надеюсь, что сегодня у меня будет шанс смутить тебя по-настоящему. Чуть позже, - он коснулся её шеи сзади легчайшим, но жарким при этом поцелуем.
- Я только "за", - Сильвия постаралась придать как можно больше спокойствия своему голосу, но у нее это не получилось. - А теперь давай оценим мои кулинарные способности.

 

После того, как он исчез в темноте, она закрыла аккуратно окно, погасила лампу и легла спать. На следующее утро она была в Башне на 15 минут раньше обычного, потому что забыла зайти в кофейню за завтраком. Это было настолько странно, что, задумавшись над причинами внезапного приступа склероза, она опоздала ещё на 15 минут с подзаводкой механизма. День окончательно разладился, когда она, возвращаясь домой, пропустила привычный поворот и вынуждена была обходить несколько кварталов по незнакомым улицам.
На следующее утро она просто не смогла встать, и артельщикам пришлось отнести её в Башню на руках. Она перешагнула через порог, закрыла дверь и безвольно сползла по стене на пол. Этот день она помнила плохо, но, судя по тому, что вечером за ней всё-таки пришли, а не оставили умирать в Башне, ей удалось выполнить свои обязанности, и часы не остановились.
Совет был серьёзно напуган таким поворотом событий, потому что нового смотрителя, легкомысленно рассчитывая на крепкое здоровье молодой девушки, готовить не стали.
- Добрый вечер, - кто-то коснулся её руки, вынуждая открыть глаза, - как вы себя чувствуете?
- Видимо, совсем плохо, если артель раскошелилась на врача, - она не знала, удалось ли ей произнести это вслух.
Дальше она почти ничего не помнила, кроме горячечного бреда и марева лихорадки. Лишь перед тем, как потерять сознание, она выдохнула на вопрос доктора «принести ли вам чего-нибудь, как приду проведать в следующий раз?»:
- Да, тангоров…

 

Пишет Алина. 21.04.12
Вик усмехнулся зло безрассудству девушки, которую он без сомнения узнал:
- И кто же мог Вам такое сказать? Враг. Не иначе.
- Тот, кому Вы уже несколько раз жизнью обязаны, - бесстрастно ответила она, проигнорировав его последние слова. - Думаю, Вам будет несложно оказать Вашему хранителю одну услугу в ответ.
- Думаю, над Вами подшутили недобро, - усмехнулся Вик нагло.
- Как бы над Вами не подшутили сегодня, господин Монтероне, - клеймо на ее ладони сверкнуло угрожающе в темноте.
- То есть тот таинственный покровитель, на которого ты намекала, это Лорд Хаос? - ему, будто, надоело строить из себя вежливого юношу.
- А ты будто сразу не понял? - огрызнулась она. - Думаешь, смог бы столько времени по краю ходить в одиночку?
Он схватил ее за руку с клеймом и безжалостно вывернул за спину:
- Вот ты дура! Кто же хозяином мира прикрывается для своих делишек? А ну пошли.
Он потащил ее прочь от дома, остановил рядом со своей лошадью, связал крепко-накрепко руки ей за спиной и перекинул через седло.
- Пусти меня! - она пыталась вырваться изо всех сил, но безуспешно.
В начале она пыталась запомнить дорогу, но из-за тряски было сложно сосредоточиться.
Он привез ее в какую-то заброшенную хибару, сгрузил с лошади, словно куль с мукой, затащил внутрь и привязал к стулу.
- А теперь можем в спокойной обстановке поговорить о том, что тебе на самом деле от меня нужно.
- Нетрудно догадаться, по-моему, - ответила она, бросив на него взгляд исподлобья.
- Я бы не спрашивал, если бы не хотел получить ответа.
Она не отвечала долго. Огляделась вокруг, вращая за спиной кистями рук, пытаясь чуть ослабить веревки.
- Я хочу освободить Хоода, - сказала, наконец, посмотрев на Вика открыто.
- Я же говорю, умом ты явно не блещешь, - хмыкнул молодой человек, - Хоод наш. И находится в Цехе добровольно, а не по принуждению.
- Конечно, добровольно, - пожала она плечами. - И убили его по собственному желанию. И сейчас медленно умирает в Цехе он тоже. По собственному.
- Нда, - скривил губы презрительно Вик, - надо было сразу тебя в психушку везти, как увидел. Ты явно не в себе.
- Мне больно, - прервала его она, дернув онемевшими от веревок руками.
- И что теперь? - удивился он неподдельно, - потерпишь. Утром отвезу тебя в больницу. Там о тебе позаботятся. Только не упоминай о ходячих мертвецах.
- Я не понимаю, - произнесла она в отчаянии, - я все сделала, как Он сказал. Нашла тебя, попросила. Лорд сказал, что ты мне поможешь.
Вик вдруг рассмеялся. Громко и открыто.
- И, я полагаю, он дал тебе этот совет в обмен на твою свободу? - просмеявшись, поинтересовался он.
- Удивительная проницательность, господин Монтероне, - фыркнула она. - В обмен на гарантию успеха этой авантюры. Поможешь или нет?
- Тяжелый случай, - покачал он головой, - он продал тебе воздух, идиотка. Ты не поняла еще? С Хоодом все в порядке. Он жив и здоров. Ну или почти здоров. Но с ним все в порядке. Это точно, поверь мне.
Она посмотрела на него так, словно могла сжечь одним взглядом.
- Перестань обзываться, пожалуйста. В этом "почти" и заключается суть дела, и ты это понимаешь. Из-за этого "почти" я и поклялась, - она снова повела руками за спиной. - Можешь хотя бы чуть ослабить веревки? Пожалуйста.
- Нет, - просто ответил он, - хозяин твой, если захочет, тебя освободит.
Она усмехнулась горько.
- Зачем Вам Хоод в таком состоянии?
- Пустой разговор, - отмахнулся он, - не слышишь меня. Он црушник. Среди своих теперь. С ним все будет нормально. Ты влюбилась что ли?
- Да ну тебя, - разозлилась она совсем по-детски.
- Влюбиииилась, - подразнил он тоже совсем по-детски, - тили-тили тесто...
- Неправда! – покраснела она, - не влюбилась я ничего, - взглянула на него, чуть не плача.
- Ну, по крайней мере, это объясняет твое не совсем адекватное поведение, - посерьезнел Вик, - утром отпущу на все четыре стороны. И не лезь в это дело. Ничем хорошим не закончится. Поправится, сам тебя найдет. Если захочет.
- Не поправится, - покачала она головой. – Поверь.
- Тогда к хозяину твоему обратится, - пожал плечами Вик.
Она ничего не ответила. Несколько раз сжала и разжала кулаки, уже совсем не чувствуя рук.
- Ты не похож на цеховика, - сказала тихо. – Зачем ты пошел в ЦРУ?
Вик замер, уставившись на девушку в замешательстве.
- Тебе какое дело? - это прозвучало даже не грубо, а презрительно-недоумённо.
- Мне всегда было интересно, зачем люди облачаются в эту ужасную серую форму, - ответила она, поморщась брезгливо.
- А мне всегда было интересно, зачем люди добровольно в рабы подаются? - на лице его застыла жестокость.
- Нравится делать больно другим? - она улыбнулась слабо одним уголком рта. - Тогда все понятно. Тогда ты ничем не отличаешься от остальных црушников, - она в отчаянии попыталась пошевелить пальцами. - Как вам это может нравиться? Или вы просто даже не представляете, каково тем, кто испытывает боль?
Он вдруг развернулся и ударил в стену кулаком, разбив костяшки в кровь.
В комнате повисла угрожающая и гнетущая тишина.
Вик, не сказав ничего, развернулся и вышел вон, громко хлопнув дверью.
Она проводила его взглядом, озадаченная таким поворотом.
Подвинулась вместе со стулом к куче обвалившейся штукатурки, из которой торчала какая-то железка, давно запримеченная девушкой.
Веревка оказалась крепкой, и, чтобы распилить ее, Алине потребовалось несколько часов.
Потом она тихо выбралась из полуразрушенного дома, который стоял в самой чаще городского парка, возле крепостной стены, и пошла домой, ступая по влажной от росы мостовой и глубоко вдыхая молодой утренний воздух, пропитанный ароматом цветущих деревьев.

Она приходила к лесной хижине каждый вечер и караулила почти до утра, но никого не было.
Ют тоже не видел Вика уже давно.
Прошло уже больше недели.
Она сидела на траве в парке, хорошо видя покосившийся домик из-за деревьев и кустов, сама надежно спрятанная за густыми ветвями.
- Что, меня караулишь? - раздалось у неё за спиной. Вик стоял, прислонившись плечом к дереву, скрестив руки на груди.
- Тебя, - просто ответила она.
- Зачем? - спросил он.
- Мне очень нужна твоя помощь, - она подняла на него глаза, - а ты в прошлый раз не сказал мне ни "да", ни "нет".
- Ааа, - понимающе протянул он, - то есть с первого раза до тебя не дошло.
Она усмехнулась.
- Нет, конечно.
Встала и отряхнула юбку.
- Пожалуйста, Вик, мне больше некого просить. Если ты выведешь Хоода, чтобы никто не заметил, на тебя подозрение не падет. Найдут его у меня - скажу, что сделку заключила.
- Забавная ты девица, Д'Огилви, - покачал он головой, - нашла у кого о такой услуге просить.
У нее вырвался короткий смешок.
- Называй по имени, если фамилию запомнить не можешь, - прижалась спиной к дереву и опустила голову низко. - Хоод хотел спасти мою семью, предав Цех, и за это ЦРУ его убил. Лорд вернул Ларсу жизнь, но ты сам видел какой ценой. И я не могу после всего бросить Хоода в беде, - она улыбнулась несмело, - а теперь ты должен спросить: "Как это все касается меня?"
- Действительно, - кивнул он согласно.
- Тебе сказать честно или соврать? - поинтересовалась она.
- Всё равно соврёшь, если такой вопрос задала, - пожал он плечами.
- Никак это тебя не касается, - ответила она. - Просто ты - единственный, кого мне удалось найти из црушников, имеющих отношение к делу Хоода. Я думала, нет, я была уверена, что ты поможешь мне, увидев это клеймо, - она поднесла руку к глазам и проверила целостность рисунка, который держался на ее ладони целую неделю без малейших изменений цвета и линий. - Оно фальшивое, кстати. Так что я не знаю, как это все тебя касается, Монтероне.
Вик рассмеялся по-мальчишески весело:
- Ну, ты идиотка. Смотри, не сможешь вот оттереть его теперь, и фальшивое настоящим станет.
- Дурак, - усмехнулась она, дотронувшись указательным пальцем до виска.
- Зато с Хаосом не заигрываю, - улыбнулся он беззлобно, - короче, меня то, как ты себе жизнь портишь, не касается. Так что, будь добра, не ищи меня больше.
Она покачала головой.
- Почему ты не хочешь мне помочь? На тебя подозрения не падут, я тебе обещаю.
- Я к Лорду Хаосу никакого отношения иметь не хочу, - отрезал он, - тебе надо, думай и действуй.
- Нет здесь никакого Лорда, Монтероне, - ответила она раздраженно. - Нет и не было. Только Цех.
- Ну, тогда разбирайся с Цехом, - ответил Вик.
- Вредина, - беспомощно проговорила она.
- Устройся в Цех. Стукачом работала уже, может быть пойдут тебе навстречу, - посоветовал Вик, - заодно может и поймёшь, "зачем люди облачаются в эту ужасную серую форму", - показал он на свой костюм.
Она состроила кислую мину.
- Не поверят они, что я работать на них хочу. Слишком долго сопротивлялась. Поймут сразу, что к чему. Будто я не думала об этом раньше, - фыркнула вдруг.
- Ну, тогда забудь.
- Ну и забуду, значит, - улыбнулась она злобно. - Стоило тебе все карты открывать, чтобы услышать такой ответ. Дура, - она развернулась резко и пошла прочь.
- Угу, - подтвердил он, глядя ей вслед с усмешкой.
- Искать не буду, не бойся, - крикнула Алина ему, обернувшись, - за свой покой можешь быть спокоен, - усмехнулась она и повернулась, чтобы уйти. Сделала несколько шагов и вновь остановилась. - А знаешь, что я поняла? Да ты просто трус, Монтероне.
- О, да... - улыбнувшись в ответ, тихо прошипел он ей вслед, - ты даже не представляешь себе, насколько ты права.

Пишет Никта. 23.04.12
- Как тебе это удалось? – она не решалась задать этот вопрос уже несколько часов, но отсутствие интереса к достроенному Стэллиаду наверняка выглядело бы подозрительным.
- Что удалось? – не поняла леди Глэдис. Она была настолько счастлива от того, что Никта приехала домой, что не заметила отсутствие интереса и радости в вопросе племянницы.
- Ты достроила Стэллиад, ма, - девушка бросила быстрый взгляд на собственное отражение в зеркале.
- Ох, что ты?! Это не я, - радостно воскликнула она в предвкушении рассказа, но осеклась, - только пообещай, что не будешь ругаться.
- Что такое? – и рассеянность Никты, которая должна бы была быть яростью в этом случае, тоже ускользнула от внимания тёти.
- У нас здесь гостил один человек. Пришёл весь в лохмотьях, больной, без памяти.
- Я же предупреждала тебя, будь осторожнее, не пускай чужих в дом, - чуть меньше счастья – и она точно бы заметила странность – печальное спокойствие вместо раздражения.
- Я знаю! – поспешила согласиться леди Глэдис, - но я не могла оставить юношу в его несчастии. И ведь всё обошлось, правда? Оказался не бандит и не убийца.
В сердце Никты кольнула больно игла воспоминания: «Я был готов убить её».
- Он помогал мне вести дела, стройку закончил, с деревенскими организовал патруль. Теперь все преступники Стэллиад обходят стороной. Жаль, что вы разминулись, - искренне опечалилась она, - очень достойный молодой человек.
- В какой комнате он жил? – спросила Никта.
В воздухе повисла пауза.
Как бы ни была счастлива тётя, она не могла не заметить, что Никта не взорвалась по привычке, услышав «достойный молодой человек». Леди Глэдис рассчитывала на это взрыв, так как хотела перевести разговор на будущее Никты.
- Почему ты вернулась домой? – спросила леди Глэдис, чувствуя, как сердце погружается в холод страха.
- Хотела достроить Стэллиад, - пошутила весьма неумело Никта.
- Зачем ты меня обманываешь? – огорчилась тётя, - что случилось?
- Ничего, - отрезала Никта.
Тётя неодобрительно покачала головой: её обидела такая грубость со стороны племянницы, но она решила промолчать.
- Я могу уехать, - вдруг взорвалась Никта, - хочешь? Чтобы не злить тебя и не расстраивать.
- Остановись, - леди Глэдис едва нашла в себе силы, чтобы произнести, нет, прошептать это. Она понимала, что любая её фраза сейчас будет истолкована племянницей как положительный ответ на её вопрос, - пожалуйста.
- Мрак! – Никта развернулась резко на каблуках и пошла быстро прочь.
Леди Глэдис разрыдалась от беспомощности.
Никта, вздрогнув, остановилась. Обернулась.
- Мне не стоило приезжать, - тихо сказала Никта, - я только проблемы создаю тем, кто рядом. Прости, - Никта подошла к ней.
Тётины плечи вздрагивали от рыданий, она сидела в кресле, отвернувшись от племянницы и спрятав лицо в ладонях.
- Ну, ма! – Никта опустилась рядом с креслом на колени, - пожалуйста, не сердись на меня, - она взяла руку тёти в свои ладони и прислонилась к ней щекой, - со мной всё хорошо. Мне просто нужно немного отдохнуть от столичной суеты и хопот.
Тётя поцеловала её в макушку, молча.
- Мир? – девушка подняла на неё глаза.
- Иди спать, Никта, - вздохнула устало тётя, - утро вечера мудренее.
- Хорошо, - согласилась племянница, - спокойной ночи.
- Спокойной ночи.

 

Пишет Хаос Мира Зеркал. 23.04.12
И снова доктор оказался в мастеровой слободе. Отыскивать здесь эту заколоченную коробку и днем без риска вляпаться в историю решился бы не каждый, но юноша уже знал дорогу наизусть.
Ксанф постучал из вежливости, но тут же зашел, зная, что дверь не бывает заперта.
По традиции, Ричард встретил его сидя на полу в груде бинтов.
- Я снова принес Вам мази, господин Стелл.
- Спасибо, доктор, - ответил пациент, не оборачиваясь.
- Как продвигаются дела с Вашей работой?
- Надеюсь вскоре закончить.

Доктор подошел к окну, и медленно смахнул пыль с рамы.
-Вы знаете, на севере города есть небольшая больница, всего на тридцать коек, все пациенты там, увы – пожилые люди, плохо слышащие, многие из них - почти слепые. Но к счастью, и о них продолжают заботиться в нашем городе. Например, у каждого – отдельная палата. Там, кстати, и неплохие операционные. – Ксанф как бы невзначай пальцем набросал на грязном подоконнике схему города. - Мне приходится бывать там раз в неделю. По четвергам. Там же можно найти новые бинты для перевязки. Если, конечно, Вам понадобится.
- Хороший у вас город, - одобрительно хмыкнул на этот прозрачный намёк Ричард.
Ксанф повернулся так, чтобы оказаться напротив Стелла.
- Вы видите, есть несколько вариантов того, как, когда и где можно успешно провести операцию. Решение только за Вами.
- Вы сможете сделать это в одиночку, доктор? - спросил Ричард, - учитывая особенности моего организма...
- Вы не согласитесь даже на еще одного человека?
- Насколько серьёзной будет операция?
- Достаточно серьезной для двух врачей.
- Что именно Вы собираетесь делать, чтобы исправить это? – он показал на покалеченный бок.
- Нужно сопоставить кости так, чтобы они срослись правильно.
- Наркоз потребуется?
- Да.
- Мы можем без него обойтись? – Ричард внимательно посмотрел на доктора.
Ксанф несколько секунд молчал.
- Скорее всего - нет. Местной анестезии будет недостаточно.
- Скорее всего… - повторил за ним Ричард, - то есть мы можем попробовать без наркоза. С местной анестезией. Теоретически.
- Это подходит, - кивнул Ричард, - кто Вам будет ассистировать, если не секрет?
-Ричард, я не хочу Вас обманывать, я уверен почти на 100%, что наркоз понадобится.
- Посмотрим, - уклонился от прямого ответа Ричард, - так кто будет ассистировать?
- Мой хороший друг и отличный хирург-травматолог. Я ему полностью доверяю.
- И готовы пожертвовать его благополучием ради моего выздоровления?
- Ваше выздоровление - относительное понятие. Равно как и наше благополучие. Давайте мы не будем обсуждать этот вопрос, тем более, что я надеюсь, ничем жертвовать не придется.
- Вы знаете, что у меня внутри, доктор, - сказал Ричард бесстрастно, - и Вы понимаете, кто мог со мной такое сделать. Так ведь?
- Но он пока не препятствует Вашему лечению, так? Будем решать проблемы по мере их поступления.
- Я ещё и не приступал к лечению, - усмехнулся Ричард, - а можно задать Вам вопрос, доктор?
- Задайте.
- Не знаю, помните ли Вы… - он явно серьёзно думал о том, как правильно сформулировать вопрос, - когда я выходил из Вашего кабинета после приёма, ещё до неприятного инцидента, я столкнулся с девушкой. Кто она?
Ксанф отлично помнил, что это была Никта: в тот день она убедительно извинялась за свое поведение. Выражение лица доктора, до этого напряженное, сейчас смягчилось.
- Знаете, а ведь она тоже самое спрашивала о Вас.
- Это вполне ожидаемо, - усмехнулся Ричард, - наверняка сказала что-то вроде «надо же уродец какой». А что Вы ей ответили?
- Ответил, что и отвечу Вам: вы оба – мои пациенты.
- Она тоже? – Ричард не смог скрыть своей тревоги: кровь отхлынула от лица, и сам он подался вперёд, - что с ней?
- Сейчас она в полном порядке. – Ксанф посерьезнел. - Насколько это возможно, - уже тише добавил он и тут же снова повысил голос: – А Вы знаете ее?
- Если бы знал, неужели бы спросил, кто это? – Ричард уже сумел взять себя в руки, но всё же выглядел немного расстроенным.
Ксанф снова улыбнулся.
-Разумеется, нет. Так значит, я жду Вас в больнице?
- Если только скажете мне, как зовут эту девушку, - ответил Ричард.
Тигриные глаза сверкнули.
- Герцогиня Эрклиг.
- А имя?
- Никта, - мягко и удивительно тепло доктор произнес это имя.
Ричард улыбнулся:
- Спасибо…

«Никта…» Ксанф возвращался в больницу и думал о ней. Она так решительно вошла в его жизнь, удивительным образом открыв какую-то новую, свою собственную, никтину нишу в его сердце, что сейчас он уже не мог вспомнить, в какой момент она стала для него чем-то большим, чем просто герцогиня Эрклиг. «Никта... Может быть каждый раз, когда я произношу твое имя, тебе становится хотя бы немного светлее и теплее».

Ксанф
НЕРЕШИТЕЛЬНОСТЬ меняется на БЛАГОРАЗУМИЕ

 

Никта. Её имя, произнесённое вслух, до сих пор висело в воздухе.
Ричард бросил взгляд на горку осоклков, которые лежали в углу комнаты, предусмотрительно накрытые грязной тряпкой.
Он зачерпнул горсть стекла, не особо заботясь о том, что может пораниться, рассыпал по полу перед собой.
И аккуратно начал выкладывать из них буквы.
За "Н", упрямой и сильной, последовала "И", мягкая и нежная, потом "К", красивая и соблазнительная, "Т", решительная и твёрдая, и в конце - "А", изящная и практически идеальная.

Его «каторга» подходила к концу. Он не знал, что будет: позволит ли Лорд ему жить дальше или решит остановить часы. Он нисколько не боялся операции и уж тем более не боялся умереть.
- Ты правда думаешь, что нужен ей? Такой.
- Да. К твоей досаде.
- Она рассказывала, кому подарила свой первый поцелуй?
- Нет. И это не имеет значения.
- Имеет. Он был очень популярен и красив - она влюбилась. Он стал калекой – она не оставила его в беде…
- Ты, по-моему, напротив решил укрепить меня в моем решении быть рядом с ней.
- Дослушай… Она подарила ему свой первый поцелуй, а он унизил её.
- И? Я не собираюсь её унижать.
- Её жалость выжгла его изнутри.
- Со мной такого не произойдёт.
- Его жестокость выжгла её изнутри.
- Я не понимаю, к чему ты клонишь?
- Подумай. Теперь в её жизни вновь появится калека. Потерявший смысл жизни и самоуважение. Не герой. Слуга Хаоса. И он собирается попросить по поцелуе.
- Я услышал тебя.
- Вот и хорошо. Теперь избавься от осколков.

«А», смелая и дерзкая, превратилась в зеркальную пыль под ударом кирпича и проникла в кровь через порезы на ладонях и пальцах.
«Т», трогательная и милая, исчезла в лужице крови и втянулась в вены лабиринтного вора.
«К», изобретательная и умная, последовала за ней.
Дальше «И», расчётливая и рациональная.
И «Н», желанная и недосягаемая.

Он лёг на пол, как обычно, зажал в зубах обрезанную с двух сторон ветку и приготовился к тому, что сам для себя называл «зеркальной лихорадкой»..
Наверное, можно было бы назвать это просто болью. Но Кай уже достаточно долго был знаком с болью, чтобы понять, в чём разница: боль можно было терпеть, лихорадка же выводила его за пределы сознания.
Боль отступала, когда он находил от неё лекарство, лихорадка же сама решала, как надолго остаться и когда уйти.
Уход боли приносил облегчение и радость, уход лихорадки – боль и пустоту.
Уже поздно ночью он выполз за порог, на свежий воздух. Над Эйзоптросом горели колючим белым светом звёзды. Ночь была не тёплая, но он не чувствовал холода: просто вдыхал и заполнял пустоту внутри оцепенением.
- Хороший у тебя город, Серый, - прошептал Ричард окровавленными губами, - твоё отражение.
Хозяин мира ничего не ответил на оскорбление.

 

Пишет Хаос Мира Зеркал. 03.05.12

- Добрый день, раб Дюваль.
Тьерри едва заметно вздрогнул, увидев огненные буквы на потемневшем зеркале – надеялся уже, что Хозяин забыл о нём. Покачал головой неодобрительно, увидев обращение.
- Зачем я Вам понадобился, милорд? – после короткой паузы произнес он.
- Проходил мимо, решил, что будет невежливо с моей стороны не поздороваться, - выступило на поверхности зеркала.
«И Вам не хворать», - Тьерри едва поймал себя за язык, чтобы не брякнуть это вслух.
- Простите, - Тьерри отвесил неглубокий поклон зеркалу, - где мои манеры? Здравствуйте, милорд.
Единственное, что он себе позволил – акцент на первом слове в приветствии того, кому здоровье ни к чему – при его бессмертии.
- Как поживаете?
- Терпимо, - Тьерри очень удивился вопросу из зеркала.- Хорошо, - заключил Хаос, - у меня к Вам есть одно задание.
- Я слушаю, - а вот чего-то подобного он ожидал.
- Группа глупых невежественных людей со дня на день может свести в могилу одну особу, в благополучии которой я крайне заинтересован. Мне они не подчиняются, Магистрат тоже вряд ли слушать захотят, а вот богатей-аристократ со звучной и уважаемой фамилией вполне может убедить их поменять свое решение, не взирая ни на что, заставить бедную девушку работать.
- Не уверен, что мне удастся то, что не удалось демиургу. Но я готов попробовать, - Тьерри снова вовремя себя остановил, чтобы не задать Хаосу вопрос «а девушка симпатичная?»
- Это прекрасный ответ. Делайте всё, что считаете нужным: угрожайте им, подкупайте, убедите обратиться ко мне за чудодейственным лекарством, которое поставит её на ноги за час, похитьте её и отвезите в больницу, наконец. Главное, чтобы у неё был шанс выздороветь.
- Кто она? И как её найти?
- Часовщица. Думаю, на второй вопрос можно не отвечать.
- Ээ.. Милорд, у меня есть подозрение, что она сама сбежит, когда увидит, кто пришел её спасать. В прошлую нашу встречу она была не особенно рада меня видеть.
- В данном случае её…чувства… к Вам меня совсем не интересуют. Впрочем как и Ваши. Это просто задание. Ничего большего.
«Мрак, опять она», - подумал Тьерри. Замаячившее уже было перед его взором увлекательное приключение по спасению красотки с последующей наградой герою превращалось во что-то маловыполнимое и крайне неприятное. Опять Хаос сталкивал егос этой противной девицей, с которой начались все его беды.
Но вслух произнёс:
- Я сделаю всё, что в моих силах.
- Прекрасно. Лучше начать «делать всё, что в Ваших силах» сегодня.

Ксанф
ВОСТОРГ меняется на ВЗДОРНОСТЬ

Сильвия
СЛАБОСТЬ меняется на НЕДОВОЛЬСТВО

Никта
СУЕТЛИВОСТЬ меняется на МУДРОСТЬ

Алина
ПОДЛОСТЬ меняется на УПРЯМСТВО

 

Последние осколки легко сложились в Звезду Лорда. Ричард аккуратно стёр постиранным бинтом кровь с одного из них и внимательно вгляделся в собственное отражение.
Теперь никакой договор не связывал его с Хозяином Мира. Теперь вместо бесконечной череды дней, наполненных тяжким трудом и страданием, была бесконечная же пустая темнота.
Он не знал, что произойдёт с ним, когда растворится в крови последний зеркальный кусочек Лабиринта, не знал, позволит ли Лорд провести операцию, не знал, сможет ли он выжить после неё, не знал, захочет ли его видеть та, ради которой он всё это время заставлял себя жить.
Лорд Хаос за многие века так хорошо сумел изучить людей, что легко мог подобрать ключ к любому из их страхов. И для Ричарда этим страхом была неизвестность. Может именно поэтому он заговорил об операции, может, поэтому эгоистично втянул в эту авантюру ни в чём не повинного врача, может, поэтому стремился всеми правдами и неправдами вызвать Хаос на разговор и приблизить день встречи с Никтой.
Привычная уже боль скользнула по венам. Ричард чуть помедлил с последним осколком, но и он вскоре растворился в крови.
Ничего не произошло.
Механическое сердце продолжало ритмично отстукивать время, подаренное ему по непонятной прихоти Хозяином мира. В итоге, так и не дождавшись логической точки, он лёг спать. Здесь же, где сидел, на полу, в центре комнаты.
Следующее утро было таким же, как и предыдущее, но ему оно показалось необыкновенно красивым и радостным.
Выспаться, конечно, не получилось, но зато раны на руках впервые за всё это время не кровоточили.
Ричард аккуратно поменял повязки, встал, впервые за всё это время открыл окно, чтобы впустить в дом свежий воздух. И впервые почувствовал, что по-настоящему проголодался.

 

Пишет Алина. 09.05.12
Она аккуратно поставила точку и отложила перо.
Перечитала письмо снова, выждала, пока высохнут чернила, сложила бумагу бережно пополам.
Остановилась на секунду.
Вложила в конверт и запечатала.
Нерешительно провела пальцем по полированной поверхности стола, стараясь не смотреть на собственное отражение, бросила взгляд в настенное зеркало и встала.
- Милорд, вечер добрый.
- Добрый, добрый!
- Как Вы?
- Какой интересный вопрос задаете, милая. Почему вдруг?
- Вдруг интересно стало.
- Это странно.
- Может быть.
- Чем я могу Вам помочь?
- Вы можете передать мое письмо Ларсу Хооду?
- Совсем другое дело. А то "Как Вы?" И что мне за это будет?
- Зависит от того, что Вы хотите.
- А что Вы готовы мне предложить?
- Все, что хотите, - она развела руками, - любую услугу
- Нет, - написалось на стекле, - это неправильный ответ.
- Ясно, - она села на спинку кресла. - Тогда ничего, милорд. Ничего Вам за это не будет.
- Этого мало, - усмехнулся кляксой Хаос.
- Но ведь я тоже прошу совсем немного.
- Вы просите меня контрабандой пронести письмо заключенному в ЦРУ. Разве это немного?
- Что можно предложить демиургу, который сам может получить все, что захочет?
- Это было бы неинтересно - получать самому всё, что мне хочется. Иногда приятно получать подарки. Например, возможность читать чужие письма.
- Это подло - читать чужие письма, милорд
- Нет, если автор не против.
- Не против должен быть еще и адресат в таком случае, - усмехнулась она.
- В данном случае Вы решаете за обоих.
- Хорошо, - согласилась она. - Можете прочитать. Но это совсем неинтересно, правда.
- Откройте конверт и приложите письмо к зеркалу.
Она легко спрыгнула с кресла и выполнила указания Хаоса.
«Здравствуйте, Ларс.
Как Вы?
У меня все хорошо. Готовлюсь к экзаменам. Уже чуть-чуть осталось.
У меня первый история. В последний день мая. Потом математика. И дальше по списку.
В городе уже цветет сирень. В этом году фиолетовые грозди особенно яркие. Везде очень красиво.
А в Вашем дворе бульдонеж уже вот-вот распустится легкими белыми шарами.
Часто Вас вспоминаю.
Изо всех сил стараюсь не забыть вальс, которому Вы меня научили. Даже пытаюсь повторять шаги в своем крошечном зале. Наверное, со стороны это выглядит очень смешно: из-за своей неловкости я разбила уже две чашки из фарфорового сервиза.
Чуть не забыла Вам рассказать: мне Вы приснились недавно. На Вас был очень-очень высокий белый цилиндр, Вы что-то рассказывали и смеялись.
На днях пыталась приготовить Ваш хлеб, Ларс. Но у меня ничего не получилось, поэтому я очень надеюсь, что вскоре Вы угостите меня этим лакомством сами.
Напишите мне, пожалуйста, хотя бы три строчки.
Буду ждать.
Ваша пуговица».
Тем же вечером Ларс увидел на поверхности зеркала, висевшего на стене напротив его клетки, текст письма Алины.

"Пуговица" - появилось на зеркале через несколько часов.
Она оторвалась от книжки и чуть улыбнулась, прочтя надпись.
- Не понимаю, как Вы такого терпите, - написалось на стекле, - несколько часов ответа ждал. И вот. Одно слово.
- Ничего, - ответила она, - в следующий раз больше будет.
- Думаете?
- Уверена.
- Мне бы не хватило терпения.
Она улыбнулась.
- Спасибо Вам, милорд.

 

Пишет Никта. 10.05.12
- Никта, ведь ясно, что у тебя что-то случилось! Почему мы не можем поговорить с тобой как родные люди?
- Я не хочу это обсуждать. У меня всё прекрасно, - огрызнулась Никта.
- Ты даже к обеду перестала одеваться, как положено, - тётушка укуталась плотнее в шаль, хотя в гостиной было не холодно, - ходишь в домашнем платье и тапочках, даже волосы не укладываешь. Гостей принимать стыдно. Приехала племянница из столицы.
- Ты меня стыдишься? – Никта закинула в рот очередной оладушек со сметаной. В последнее время она так увлеклась тётушкиной стряпнёй, что это даже заметно отразилось на её фигуре. Но девушку это, казалось, совершенно не волновало. Более того, каждый раз, смотрясь в зеркало и замечая изменения (округлились щёки и появился второй подбородок), она показывала язык невидимому наблюдателю за стеклом.
- Нет, конечно! Что за глупости ты говоришь?! Я просто не узнаю тебя, ты никогда такой не была, - тётя едва сдерживала слёзы, - что произошло?
- Да, оставьте вы меня все в покое, - Никта встала, отбросила салфетку на пустую тарелку, - дайте мне отдохнуть просто.
- Мне не всё равно, что с тобой происходит, - тётя решила не отступать.
- Тогда прекрати меня дёргать своими расспросами, - грубо прервала её племянница, - если ты не пообещаешь мне этого, я соберу вещи и уеду.
- Я больше не скажу тебе ни слова, - очень тихо сказала леди Глэдис.
- Вот и замечательно, - заключила Никта, не почувствовав, однако, ни торжества, ни просто удовлетворения от одержанной победы.
Она и сама прекрасно понимала, что за последнее время изменилась не в лучшую сторону: раздражение не ушло, как она на это рассчитывала, затворнический стиль жизни не успокаивал, а погружал в странный тяжёлый полусон, от которого выть хотелось. Её ничто не радовало, она с трудом заставляла себя подниматься с постели утром и подолгу не могла уснуть вечером. Иногда она пыталась начать что-то новое, но каждый раз бросала всё буквально на следующий день.
Кай не только достроил Стэллиад, но и разбил сад, собрал из реек и стекла оранжерею, засыпал белым южным песком дорожки и построил удивительной красоты беседку. Натянутые от земли к круглой куполообразной крыше нити говорили о задумке конструктора создать по периметру занавес из живых растений. И воплощение в жизнь этого замысла Кая было единственным, на что хватило никтиных сил. Она под страхом смерти запретила кому бы то ни было приближаться к беседке и проводила там часы, сидя в тени вьющегося плюща, укутавшись в папину куртку.

 

Рассвет Тьерри встретил, размышляя над словами Хаоса. И уже через час был на Центральной площади. Без пяти семь появились артельщики. Двое довольно щуплых парней тащили носилки, на которых под грубым шерстяным покрывалом угадывался чей-то силуэт. У Башни покрывало откинули, помогли девушке на носилках подняться на ноги – хотя со стороны это выглядело так, будто артельщики ставили в полный рост механическую куклу. Часовщица держала ключ, но повернуть его удалось, только когда один из парней взял её руку в свою и сделал нужное количество поворотов. Дверь открылась, и парень сразу шагнул назад, чтобы случайно не ступить за порог Башни. Тьерри вспомнил это суеверие, и хаосово задание показалось ему менее выполнимым. Да ещё характер часовщицы… Ему точно понадобится помощь.
Без двадцати семь они шли по Дельриторно, лавки уже начали закрываться, но весенние сумерки ещё не опустились на город. В руках у артельщиков были две длинные жерди и кусок холста – то, что через двадцать минут должно превратиться в носилки.
- Эй, это же он. Стой! Хватай его! Держи вора!
Навстречу им бежало несколько богато одетых мужчин, причем артельщики не сразу поняли, что крики адресованы им. Кричавшие окружили их, а на тротуаре уже начала собираться толпа зевак.
Часовщики попытались было пойти дальше, в сторону Центральной площади, но их тут же схватили под руки. А одетый богаче всех длинноволосый пижон с жемчужной серьгой в ухе выступил вперед и обрушился с гневной тирадой:
- Любезнейший, почему я должен гоняться за тобой по всему городу? Уж не решил ли ты прикарманить мои деньги и камни! Вместо того, чтобы выполнить заказ?
Артельщик с изумлением посмотрел на него и только смог выдавить в ответ:
- Вы меня спутали с кем-то. Я первый раз Вас вижу.
- Да ты ещё шутки здесь шутишь?! Взял у меня чистейшей воды атлатонских рубинов и пять эйзонов задатка, а теперь не признал?!
Толпа оживилась, предвкушая интересное развитие событий. Такое не каждый день случалось.
- Вы обознались, - это вступился за спутника второй артельщик, - мы работаем вместе, и заказов не брали таких – с рубинами. Можете к старшому пойти, если нам не верите.
- Хм. Уверен? – аристократ колебался.
- Не отпускай их, Лоран, - обратился к нему один из тех, кто держал часовщиков. – Он тебе с три короба наврёт, а потом ищи ветра в поле.- Но у меня дествительно неважная память на лица, - пробормотал Лоран. – Скажи, а нет ли кого в вашей артели, кто был бы похож на тебя? Уж больно грамотно он говорил про все эти шестерёнки и анкеры..
- Есть! – часовщик уцепился за спасительную соломинку. – Чеканом кличут. Раньше в нашей артели чеканщиком был, а теперь на севере поселился. Может, он?
- И у него такие же вихры во все стороны, как у тебя и нос картошкой? И плечи узкие, и спина сутулая, прыщи на лбу?
Аристократ явно издевался. Часовщик подался было вперёд, но – двое против пятерых – перевес был явно не на их стороне.
- А ведь правда Чекан на тебя похож немного, - ответил за друга второй часовщик.
- Видно, и правда, я обознался, - Лоран покачал головой. – Как нехорошо с моей стороны. На людях тебя опозорил. Дай мне возможность загладить свою вину – угощу тебя ужином, выпьем, ты мне расскажешь, где этого вашего Чекана искать.
- Мы спешим, идти надо.
- По артельным делам что ли? – перебил его аристократ. – Не бойся, перед старшим я тебя отмажу.
И, как бы ни сопротивлялись часовщики, как ни пытались сказать, что опаздывают, вся честная кампания препроводила их в ближайший кабак.

Часы пробили семь, когда она вышла из Башни, держась за стену, и с трудом закрыла дверь на ключ. Почему-то её никто не ждал. Она устало опустилась на ступеньки и прикрыла глаза.
- Добрый вечер, красавица!
Ей не нужно было открывать глаза, чтобы понять кому принадлежит этот голос.
Тьерри Дюваль.
У неё не было сил ни на то, чтобы пошутить в ответ, ни на то, чтобы нахамить или просто даже послать куда подальше. Поэтому она промолчала. Многозначительно.
- Видимо, совсем плохо, раз ни кофе в ответ, ни… - «яда». Он осёкся, не произнеся последнего слова вслух. – Ну, ничего, доктор всё исправит.
Не дав ей осознать сказанное, Тьерри подхватил девушку на руки и унёс с площади.

Леди Аннабель возвращалась из гостей. Обычно она никогда не отдёргивала занавеску в карете, чтобы не встречать любопытные и завистливые взгляды горожан, но сегодня вечер выдался таким чудесным, что она не смогла избежать искушения.
То, что она увидела, чуть не отправило её в глубокий обморок. Тьерри подобрал на крыльце Башни странного вида и явно навеселе девицу и понёс её куда-то.
Устраивать скандал в центре города было бы слишком неприлично, даже неприличнее поступка Тьерри, поэтому леди Аннабель решила всё выяснить на своей территории и без свидетелей. Она светски беззаботным тоном попросила кучера остановиться прямо напротив Дюваля-младшего так, чтобы преградить ему путь и, открыв дверцу, поприветствовала сына:
- Мон ами, мне думается, нам стоит многое с тобой обсудить.
Тьерри выругался про себя. Впрочем, через пару секунд правдоподобная версия уже была у него наготове – годы вранья женщинам научили быстро находить выход из любой ситуации.
- Мама, как я рад тебя видеть! – он закинул часовщицу в карету, запрыгнул сам и поцеловал матери руку. – Умоляю, скорее к врачу! Я всё объясню по дороге.
- А-а-а, подожди. Не торопи меня, пожалуйста, - мягко осадила она сына тем самым тоном, который выработала за годы его взросления и возмужания и который явно давал Тьерри понять, что его драгоценная матушка на него сердится.
- Эта девушка спасла мне жизнь. А сейчас она умирает. Долг чести, мама. Прошу, поехали.
- Милый мой мальчик, как много ты, оказывается, скрываешь от меня, - она изобразила святое негодование, - ты был на волоске от смерти и ничего мне не сказал?! Как я могу теперь доверять другим твоим словам?! – она сделала бы в иных обстоятельствах более длинную драматическую паузу, но сын слишком уж нервничал, хотя и переигрывая немного. Поэтому она решила ограничиться несколькими секундами немого негодования, - но, учитывая обстоятельства, я думаю, мы можем отвезти её к нашему врачу. Тем более, что это ближе, чем городская больница, - она поморщилась брезгливо, - в конце концов, она спасла тебе жизнь…
Врач был немало удивлён, когда горничная сообщила ему о приезде графини Дюваль. Он ещё больше удивился, когда узнал, зачем к нему прибыли столь высокие гости. После осмотра девушки он вышел к Дювалям.
- Милый, ты не мог бы нас оставить на время? – сладко попросила леди Аннабель Тьерри.
Тьерри согласно кивнул и выполнил просьбу матери беспрекословно.
- Что с ней, доктор? – с искренним участием спросила графиня, когда дверь за сыном закрылась.
- Как и у многих девушек из высшего общества – нервное недомогание, - пожал плечами врач, - хотя, вынужден признать, за всю мою богатую практику – это второй случай, когда простолюдинку настигает сей недуг.
- Мне стоит ещё о чём-то беспокоиться? – с нажимом поинтересовалась графиня.
- Нет, - пожал плечами доктор и, вдруг поперхнувшись от осознания смысла вопроса, поспешно добавил, - нет, что Вы!
- Хорошо, заключила леди Аннабель, - значит нервный недуг. Бедняжка потеряла сознание на Центральной площади, а мой великодушный сын не смог пройти мимо и оставить девушку в беде.
- Это весьма благородно с его стороны, - с готовностью согласился доктор.
- И я тоже решила поучаствовать в её судьбе, - вздохнула леди Аннабель, улыбнувшись скромно, как подобало председательнице Благотворительного общества Эйзоптроса, - что мы можем сделать для её скорейшего выздоровления?
- Ей нужен покой, тепло и успокоительные капли по моему рецепту, - сказал доктор, - недельный курс, и она сможет передвигаться самостоятельно.
- Недельный… - повторила в задумчивости графиня.
- Вообще было бы неплохо отправить её на месяц на морское побережье в санаторий, - доктор понял, к чему клонила гостья, но пойти против собственной профессиональной совести не мог, - но недели в покое вполне должно хватить.
- Неделя так неделя, - согласилась внезапно графиня, - когда прислать служанку за каплями?
- Я сегодня только изготовил их для одной из моих пациенток. Вы вполне можете забрать их, а для неё я сделаю ещё.
- спасибо, доктор, - леди Аннабель одарила его своей особенной лучезарной улыбкой, - будут ещё какие-нибудь рекомендации?
- Нет, - доктор улыбнулся в ответ бессмысленно-счастливо, - покой, тепло и капли два раза в день. Утром и вечером.

***
- Доктор рекомендовал обеспечить ей покой, тепло и здоровый сон, - ответила леди Аннабель на немой вопрос Тьерри.
- Я отвезу её в больницу, - согласно кивнул тот.
- Никакой больницы! – искренне возмутилась графиня, - мы отвезём её домой, и я о ней позабочусь.
- Мама, о чём ты говоришь? – удивился он, - зачем тебе лишние хлопоты? Ей гораздо лучше будет в больнице.
- Видимо, ты завно там не бывал, слава Свету, - всплеснула руками леди Аннабель, - а вот если бы не манкировал своими обязанностями помощника председателя Благотворительного общества Эйзоптроса, то знал бы, что больница переполнена и что условия там для подобных пациентов не самые подходящие…
- Но, - хотел было возразить Тьерри.
- Уже ночь на дворе, мон шер, - мягко прервала его мать, - и я договорилась с доктором Рейнером о том, что он зайдёт завтра к нам, чтобы осмотреть бедную девочку. Пойдем. Мне нужно ещё успеть дать тысячу распоряжений слугам.

Она пришла в себя поздно ночью в тёплой и мягкой постели в белоснежной шёлковой сорочке.
- Я, видимо, умерла, - безразлично подумала она, - слишком бело и хорошо.
На прикроватном столике стояла зажженная лампа, пузырёк с каплями и стакан воды. Часовщица чуть повернула голову: рядом, в кресле дремала служанка.
Часовщица приподнялась на локте, чтобы осмотреться получше, но пружины кровати предательски скрипнули, и девушка в кресле проснулась.
- С вами всё хорошо, барышня? – обеспокоенно спросила она.
- Да, - часовщица сделала ещё одну попытку оглядеть темную комнату, - где я?
- В доме графини Дюваль, - ответила служанка, - вы не голодны? Я могу сходить на кухню, принести чего-нибудь.
- Да, спасибо, - она сама не знала, голодна ли, но ей нужно было остаться одной, чтобы привести мысли в порядок.
- Я, наверное, действительно умерла, - заключила она вслух, - ибо абсурднее места для меня, чем дом Дювалей, придумать сложно. Если сейчас служанка принесёт кофе и круассаны, то это правда моя личная Бездна Алмы.

А потом постепенно пришло осознание произошедшего, поэтому когда в комнату зашла служанка с подносом, часовщица обрушила на её голову град вопросов:
- Какое сегодня число? Который час? Как давно я здесь? Что произошло?
- Вас хозяйка с молодым хозяином привезли сегодня, два часа назад. Сказали, что вы болеете сильно, и что вам нужен покой.
- Я никогда не болею, - мрачно заметила часовщица, - какое сегодня число?
- Восьмое, - ответила служанка, - давайте поужинаем, и вы поспите ещё немного?
Часовщица успокоилась. Служанка поставила перед ней на кроватный столик чашку с горячей куриной лапшой, корзинку с несколькими кусочками ароматного с хрустящей корочкой домашнего хлеба и серебряную ложку с вензелем семьи Дюваль.
Приторно ласковый тон служанки дал часовщице понять, что её вряд ли отпустили бы с миром из этого дома. Как только она поняла, что слуги ей не союзники, пришло и осознание того, что нужно делать дальше, а именно - поговорить с Тьерри и заставить его с помощью шантажа отпустить её. Она послушно съела оказавшийся необыкновенно вкусным суп, выпила лекарство и… сама не заметила, как уснула.

***
Часовщица проснулась утром от щебетания птиц за открытым окном и тёплого прикосновения солнца к руке, лежавшей поверх белоснежного мягкого шёлкового одеяла. Ей впервые за всю её жизнь не хотелось вставать и идти куда-то.
Она огляделась и вздрогнула, увидев силуэт сидящего на подоконнике мужчины.
- Кристо? – внутри вдруг стало нестерпимо больно и счастливо одновременно.
Тьерри что-то кольнуло, когда он услышал имя друга. Он был удивлён даже не тем, что часовщица зовёт Гато, а неожиданной нежностью в её голосе.
- Прости, это всего лишь я, - Тьерри слез с подоконника и подошёл к кровати, - как самочувствие?
Ей потребовалось какое-то время, чтобы взять себя в руки и справиться с разочарованием и чувством стыда.
- Мне нужно в Башню, - - ответила она наконец, - я должна быть там через два часа.
- Врач сказал, что тебе нужен полный покой. Только тогда сможешь поправиться. Неужели некому заменить тебя хотя бы на несколько дней?
- С чего такая забота? – холодно процедила она сквозь зубы, - я абсолютно здорова. И прекрасно себя чувствую.
- Один мой друг очень беспокоится о твоём здоровье, - Тьерри не мог отказать себе в длинной паузе, чтобы понаблюдать за реакцией часовщицы, - друг из зеркала, - добавил он.
- Странное у вас представление о друзьях, господин Дюваль, - на лице часовщицы застыла привычная бесстрастная маска, - но.. жить захочешь, так и… - она не стала заканчивать известную пословицу.
Тьерри пропустил её выпад мимо ушей, мысленно засчитав ничью: «1:1».
- Ещё вчера ты не могла уйти сама. Я видел, как артельщики несли тебя в Башню. Необходимо отлежаться. Иначе не выздоровеешь вообще.
- Если я не попаду сегодня в Башню, - твёрдо сказала часовщица, - моё самочувствие не будет иметь никакого значения.
- Почему?
- Потому что это разрушит мою жизнь, - сказано это было просто и без рисовки.
- Объясни, я не понимаю.
- Я не собираюсь Вам ничего объяснять, господин Дюваль. Как тот, кто спас вам жизнь, я имею право требовать об ответной услуге.
- С этим не поспоришь, - Тьерри пожал плечами, - но как же нам сделать так, чтобы исключить обе эти угрозы: и жизни – он состроил страшную рожу, - и здоровью.
- Мне нужно уйти, - она упрямо проигнорировала его попытку втянуть её в дискуссию.
Он задумался: в принципе это было лучшим для него выходом, чтобы часовщица покинула его дом. Она могла бы слишком многое рассказать леди Аннабель. Но тогда задание Хаоса оказалось бы невыполненным да и отпускать её в никуда такую, бледную и слабую, было бы совсем бесчеловечно.
- Тебе нужно каждый день быть в Башне, чтобы заводить часы?
- А тебе твой хозяин не рассказал, почему он так о моём здоровье печётся? – в ответ спросила она.
- Видимо, ты нужна ему очень, - Тьерри вспомнил ту сцену у зеркала, что так поразила его, и наглый диалог часовщицы с демиургом.
- Да, у него есть блестящий план, - усмехнулась она холодно, - когда закончится завод в твоих часах, он предложит мне купить тебе новый механизм ценой жизни, - она сделала паузу и продолжила затем всё так же холодно, спокойно и жёстко, - и теперь, когда ты знаешь, что скрывается за его заботой, я, в случае, если ты откажешься отпустить меня, буду иметь полное моральное право назвать тебя трусом, Тьерри Дюваль.
- Я не приму от тебя такую жертву, и жизнь моя мне ни к чему вот с этим, - он показал клеймо, - но речь сейчас не обо мне. В данный момент тебе стало лучше, но что будет после целого дня в Башне?
- Ты – глупец, Дюваль, - покачала она головой, - ступай вон.
Он рассмеялся:
- Ты меня гонишь из собственного дома? Ну и характер! Хочешь, иди на все четыре стороны. Никто тебя не держит. Я только предлагаю свою помощь.
- Несколько раз уже, в различных вариациях я попросила тебя помочь мне, но ты слышишь только самого себя. Это страх перед смертью, а не желание помочь, - заключила она с презрением.
- Послушай, - он не сдержался и уже практически орал на часовщицу, - если бы у меня была хотя бы одна возможность, хоть один маленький шанс свести счёты с жизнью. Но я лишён даже этого. И когда мои часы остановятся, я буду только рад этому. Целый год с клеймом – это слишком много, - он успокоился и продолжил уже более ровным тоном, - хочешь, чтобы я помог тебе, говори прямо. Хочешь, чтобы я отвёз тебя в Башню, я сейчас же прикажу подать завтрак и заложить карету?
- Я просто уйду. Мне только нужна моя одежда, - усмехнулась она холодно.

 

Алина
ТЩЕСЛАВИЕ меняется на СМЯТЕНИЕ

 

Полноценный крепкий сон на тёплой мягкой перине под шёлковым белым одеялом в красивой и приятной на ощупь ночной рубашке и вкусный завтрак поставили её на ноги. Она ощущала себя вполне здоровой.
Только внутри после разговора с Тьерри осталось странное ощущение, как если бы со своей оси слетел триб секундного колеса из ангренажа. И только уже в Башне, на верхней площадке, глядя на разрушенный Лабиринт, она поняла, что это была грусть: Тьерри, по её вине попавший в машину мести Лорда Хаоса, не хотел жить. Его злость и отчаяние, которые она приняла за бунт против смертного приговора, были на самом деле реакцией против навязанной хозяином мира жизни. А это обнуляло для часовщицы стоимость её собственной предопределённой Хаосом смерти. И ей вдруг впервые стало жаль себя. Так, что ком подкатил к горлу.
«Выполните мою последнюю просьбу, пожалуйста, - обратилась она к деревянным болванам, - оплачьте меня, когда придёт время».
Ответом ей было молчание.

 

«Приветствую, - начальник артели предложил ей сесть на деревянный грубо сколоченный стул посередине комнаты, - ты знаешь, зачем мы пригласили тебя?»
«Конечно», - кивнула она.
«Со следующей недели ты должна начать готовить себе замену», - Совет артели заметно напрягся, когда старшой начал разговор.
«Хорошо, но у меня есть несколько условий», - спокойно ответила часовщица.
«Кто ты такая, чтобы ставить нам условия?» - возмутился один из мастеров.
Она обернулась к нему и медленно произнесла стальным тоном: «Я – хранитель главных башенных часов Мира Зеркал. А кто ты?»
При этом всем находившимся в комнате людям почудилось, что девушка превратилась в миг в большую механическую фарфоровую куклу с пустыми тёмными глазами.
«Кхм, - прервал паузу старшой, - и чего ты хочешь?»
«Условие первое. Я буду обучать того, кого выберу сама», - сказала часовщица.
«Хорошо», - прервал ропот Совета старшой.
«Условие второе. Я буду обучать его в артельной слободе, и он не войдёт в Башню до того дня, как я умру», - сказала часовщица.
«Принимается», – согласился старшой. В этом требовании не было ничего возмутительного или неправильного.
«Условие третье. Артель будет платить мне за обучение ученика по 10 эйзонов в неделю», - бесстрастно заявила часовщица.
Совет взорвался от негодования: «Неслыханно! Скотина! Как такое только в голову прийти могло?! Разорить нас решила?! Несколько лет только на тебя вся артель пахать должна?!»
«Я могу сказать?» - всё тем же бесстрастным тоном спросила она.
Совет замолчал, повинуясь знаку старшего.
«Я обучу человека за те полгода, что осталось мне жить, - сказала она. - Учитывая тот факт, что всё это время я обходилась вам не дороже раба, мы можем считать данную сумму не оплатой обучения, а компенсацией за годы бесплатного труда».
«С чего ты взяла, что жить тебе полгода осталось?» - спросил один из советников.
«Мне сказал это тот, кто распоряжается по своему усмотрению», - спокойно ответила часовщица.
В воздухе повисла гробовая тишина. Мастера в растерянности и ужасе переглядывались друг с другом. Слишком много усилий в течение нескольких веков было приложено артелью, чтобы добиться права жить независимо от Хозяина Мира.
«Ты поставила под угрозу всех нас!» – зло выкрикнул один из артельщиков.
«Глупая девка!» - подхватил второй.
«Какого мрака?!» - третий был просто напуган.
«Вы действительно хотите продолжить обсуждать здесь решение Лорда Хаоса?» - мёртвым тоном произнесла часовщица.
Совет смолк.
«Мы договорились?» - спросила девушка.
«Да», - прервал новую волну возмущения старшой.
«Прекрасно», - она встала.
«Ты назовёшь нам имя своего ученика?» - спросил главный артельщик.
«Софьин сын», - ответила часовщица.

 

Пишет Ксанф. 16.05.12
- Милорд, Вы ведь наверняка все знаете про этот странный механизм. - Ксанф обратился к зеркалу.
- О чём речь?
- Будто бы часы вместо сердца у одного моего пациента.
- Жуть какая, доктор. Зачем Вам такие пациенты?
- Ну надо же опыт приобретать.
- Не думаю, что такой опыт Вам ещё когда-нибудь пригодиться.
Ксанф повел плечом:
- Неправильно сросшиеся ребра - не такая уж редкость. Я еще часто с этим столкнусь. Нужно же когда-нибудь начинать.
- Я в костоправстве не очень хорошо разбираюсь. Не смогу помочь.
- А с механизмом?
- Что Вы хотите знать?
-Как механизм работает?
- Как часы.
Юноша чуть улыбнулся.
- Также как сердце, просто гоняет кровь?
- Почти.
- А в чем разница?
- В элементе Хаоса.
- Что это значит?
- Непредсказуемость.
- И Вы можете остановить сердце?
- Оно само может остановиться.
- Сломаться. - Доктор нахмурился. – Но если это часы, значит, необходим завод.
- Верно.
- Ричард регулярно подзаводит собственное сердце?! - Ксанф почувствовал, что волосы встают дыбом.
- Я думаю, будет честнее, если Вы сами его об этом спросите.
-И он мне ответит?
-Посмотрим.
- Но если сердце остановится, Вы знаете, как его запустить?
- Я не буду его запускать. Так что не провоцируйте его остановку.
- Спровоцировать остановку? Чем?
- Необдуманными действиями.
Ксанф некоторое время молчал.
- Механическое сердце - единственная надежда для многих. Мечта. Идеальное сердце.
- Не думаю, что обладатели такого механизма с Вами бы согласились.
- Хотите сказать, что их много? Обладателей механических сердец?
- Есть несколько.
- Несколько?!
Доктору пришлось опереться о стену, но он по-прежнему старался сохранять невозмутимость и не задать лишнего вопроса.
-А Вы говорите - опыт не пригодится.
- Не пригодится.
Ксанф лишь улыбнулся про себя.
- Спасибо, милорд. Я прислушаюсь к Вами советам и постараюсь избегнуть "необдуманных действий".
- Я всегда знал, что Вы разумный, осмотрительный человек, доктор. И мой Вас совет напоследок - не используйте наркоза.
- Но…Это невозможно! Он может не выдержать боли.
- Выдержит.
Юноша уже было открыл рот, чтобы возмутиться, но тут же закрыл его.
- Спасибо, милорд.
- Пожалуйста, доктор.
Ксанф отошел от зеркала, как ему показалось, на безопасное расстояние, и только тогда, усевшись на диван, схватился за голову. А ведь еще час назад он был уверен, что знает, что делает.

 

- Пощади! – она вздрогнула от этого кликушеского воя.
В ноги ей бросилась бедно одетая пожилая женщина. Часовщица сделала шаг назад, но сумасшедшая к её ужасу поползла за ней по земле.
- Что тебе надо? – с дрожью отвращения в голосе спросила часовщица.
- Сын мой! Сын! Не отбирай его у меня! Надежда и опора моя на старости лет! – захлёбываясь эмоциями, давясь словами, кричала женщина.
- Подмастерье? – усмехнулась часовщица, - пусть приходит завтра в восемь. Двух часов в день будет достаточно.
- Откажись от него! Не ломай парню жизнь! За что его хоронишь заживо?! – голосила женщина.
Часовщица вновь усмехнулась: интересно было узнать, как её работу воспринимали со стороны. Никакого восхищения и пиетета. Только ужас и отвращение.
- Я своё решение менять не буду. Тебе придётся смириться, - спокойно ответила она и пошла прочь.
- Да будь ты проклята! – послышалось ей вслед, - чтобы ты умерла как собака.
- Опоздала с этим, - усмехнулась часовщица, - не забудь. Завтра в восемь жду моего ученика.

***
- Зачем я тебе понадобился? – в этот раз мальчишка был больше похож на ученика часового мастера, чем раньше. Хмурый, мрачный и несчастный.
- Ты же хотел научиться ремеслу, - напомнила часовщица, - или передумал уже?
- Не передумал, – он взъерошил волосы и шмыгнул носом, - только твое ремесло не часовщическое, а надзирательское. Можно подумать, что ты башенные часы ремонтировала хотя бы раз в своей жизни.
- А ты не слушай свою мать, - усмехнулась часовщица, - вряд ли она в нашей работе разбирается.
Парень смешно, как-то по-птичьи дернул головой.
- Значит ты меня научишь часы собирать?
- Научу. Но при одном условии, - сказала часовщицаэ
- Каком? – энтузиазм угас.
- Ты никому, будучи моим учеником, не станешь рассказывать о том, чему я тебя учу.
- А что мне отвечать на вопросы?
- Вздыхать печально, мотать головой и махать рукой безнадёжно.
- Я попробую, - с сомнением пообещал он.
- Нет, - она покачала головой, - ты должен поклясться на зеркале.
Пацан побледнел: самые жуткие слухи о часовщице подтверждались.
- Мы договорились?
- Я… Мне нужно подумать. Наверное.
- Работа смотрителя Главных башенных часов заключается в том, что ты каждый день, без выходных и праздников должен следить за механизмом часов и считать количество кликов анкера… - начала она занудным голосом.
- Обещаю, - ученик поспешно дотронулся до зеркала, - клянусь.
- Ни одной живой душе, - добавила часовщица, - ни одной неживой душе. Ни вещи. Ни зверю.
Он послушно повторил за ней клятву.
- А если нарушишь обещание, сдохнешь как собака.
- Если нарушу, сдохну как собака, - проглотив ком страха в горле, сказал он.
- Прекрасно, - заключила часовщица.
Она достала из кармана дешёвые рябиновые бусы и с лёгкостью порвала нитку. Сухие ягоды разлетелись по всей комнате.
- Твоё первое задание, ученик, - часовщица отколола от воротника иголку с длинной красной ниткой и узелком на конце, - собери все бусины, но только с помощью иголки. Прикасаться к ним пальцами или иным каким образом запрещаю. Соберёшь, сможешь пойти домой.
- А если не успею?
- У тебя вся ночь впереди.
- А если завтра дособираю?
- Нет, только сегодня, - покачала головой часовщица, - у меня мало времени. Не соберёшь сегодня, не будет занятий завтра.
Глаза мальчишки вспыхнули радостно, но погасли тут же: он почувствовал подвох. Мастер же смысл наказания предпочёл не раскрывать.
Выполнить задание оказалось сложнее, чем он ожидал. От усталости и жестокого желания спать ему начинало казаться, что бусины, противно хихикая, ловко уворачивались от иголки и закатывались в самые труднодоступные щели по углам комнаты, чтобы насолить ему.
К тому моменту, когда было собрано десять ягод рябины, у него затекла шея и свело пальцы от напряжения. Поэтому он решил сменить тактику и для начала собрать все бусины на столе. Дело пошло гораздо быстрее. Он старался не шуметь, чтобы не привлечь внимание мастера, но ведьма как будто могла видеть сквозь стены, и когда он почти уже закончил, она появилась в дверном проёме.
- Иди домой, - ни злости, ни раздражения. Безразличие, - жду тебя послезавтра.
- Я… - ему почему-то стало стыдно за свой поступок и обидно, что он потерял целый день учёбы.

Дома никто не спал: мать и младшие сёстры ждали его и засыпали вопросами, стоило ему перешагнуть через порог.
- Ты попросил её отпустить тебя?
- Как у неё дома? Богато?
- Ты видел её зеркало? Там правда надпись кровавая горит?
- Она тебя побила?
- Она злая?
- Что она тебе задала?
Парень тряхнул головой:
- Я спать хочу. Давайте завтра всё расскажу?
- Ты попросил её отпустить тебя? – настойчиво повторила мать, - ты обещал мне!
- Попросил, конечно, мам, - соврал софьин сын, - она сказала нельзя, и артель не позволит.
Женщина разрыдалась.
- Ну мам, - он смущённо неловко погладил её по плечу, - разве плохо, что я при деле буду? Отец бы гордился…
- Что ты говоришь такое?! – возмутилась мать, - хуже судьбы не придумаешь! Даже рабство закончиться может рано или поздно, Башня тебя никогда не отпустит! ЗА что же нам это, Лорд?! – всплеснула она руками.
- Я стану мастером! – упрямо заявил он.
- Дурак какой! – возмутилась мать, - сожрут тебя эти часы!
Сестрёнки заплакали.
- Мам, я спать хочу, - решил прекратить разговор парень, - давай завтра.

Всю ночь ему снился кошмар: часовщица передавала ему ключ от Башни. Он открывал дверь, входил внутрь и оказывался перед огромным, горящим медью часовым механизмом. Тёмная сила парализовывала его, затягивала под ход медных колёс, наматывало его пережёванное зубцами тело на ось и выбрасывало на верхнюю площадку. Потом приближался некто в чёрном, безжалостно вырывал из его груди сердце и вставлял вместо него отвратительно стрекочущий часовой механизм. Он просыпался, хватался за сердце и, не обнаружив уродливых шрамов, падал со вздохом облегчения на спину.

Странно, но после первого же урока софьин сын понял, что жизнь его изменилась окончательно и бесповоротно. Отмолчаться, как предлагала часовщица, ему не удалось, поэтому он начал придумывать истории, благо фантазия была богатая.
- А чему она тебя вчера учила? – спросила первая сестрёнка.
- не могу сказать.
- Почему? – удивилась вторая.
- Она сказала, если кто узнает, Башенные часы меня сожрут.
- Не ходи к ней больше! – вскрикнула от страха первая.
- И тебе не страшно?! – одновременно с ней спросила вторая.
- Страшно, но не могу не пойти.
- А правда, что она не ест ничего? – прошептала первая.
- Правда.
- И ты тоже есть перестанешь? – спросила вторая, - и сладкое тоже?
- Когда выучусь, да.
- Это хорошо, - вдруг сказала первая, вторая ткнула её локтем в бок, - что?
- Договаривались ведь! – сделала страшные глаза вторая.

С друзьями было не легче.
- Ну как она?
- Правда запала на тебя?
- Вы уже целовались?
- Ты видел её голой?
- Аааааа! Стойте! – парень зарычал от раздражения, - вы что все?! С ума посходили?!
- А тебе рассказать что ли жалко?
- Мы один раз только встречались!
- Вы уже встречаетесь?!
- Идите вы куда подальше, - сдался ученик часовщицы, - что с вами разговаривать?!

То ли из-за постоянных вопросов, то ли из-за внезапно поменявшегося отношения к нему, то ли просто от скуки он едва смог дождаться следующего вечера, когда должен был состояться очередной урок.
Его ждало незаконченное задание – собрать рябиновые бусы. Все те ягоды, что ему удалось уже нанизать на красную нить, также были разбросаны по полу.
- Если я не успею сегодня собрать их, завтра нитка снова окажется пустой? – догадался он.
Часовщица, улыбнувшись, кивнула утвердительно.
Он фыркнул недовольно, однако решил промолчать и просто приступить к работе.
В тот вечер он успел собрать около трети ягод-бусин. Пару раз он сжульничал, но это мало помогло. Часовщица вновь наказала его отлучением от уроков. Это его разозлило. И вместо того, чтобы шататься с друзьями по городу, он нашёл дома, в мамином рукоделии иглу, рассыпал на столе горох и начал, не торопясь, собирать нитку.
Сёстры донимали его бесконечными советами, как ловчее подцеплять горошины, и он придумал, как превратить собственную тренировку в игру для троих. Они собирали цепочку из горошинок на скорость. Кто побеждал, получал сладкое (яблоко или леденец), которое мама давала каждому вечером после ужина.
Вечер, когда он, наконец, собрал всю нитку, был, наверное, самым счастливым в его жизни. Он ждал, что теперь, когда он прошёл вступительное испытание, часовщица начнёт учить его ремеслу, но этого не произошло.
На следующий вечер его ждала всё та же красная нитка с иголкой и рассыпанные по полу рябиновые бусины.
И на следующий, и на следующий, и на следующий, и на следующий, и на следующий, и на следующий.
В итоге он сорвался.
- Ты издеваешься?! Сколько можно?
- За такой вопрос я имею полное право распорядиться выпороть тебя розгами.
- Наплевать! Мне охаосела эта дурацкая игра!
- Ещё что-нибудь?
- Ты уродка!
- Это всё?
- Да, он выдохся, злость ушла. Внутри было пусто и тоскливо.
- Приступай к работе.

Он попытался перебороть своё отвращение и даже взял иглу в руку, но не выдержал, бросил всё и сбежал.
Ученик прогулял несколько уроков, не в силах преодолеть злость на часовщицу. Всё это время он проводил на Центральной площади, намеренно располагаясь с друзьями так, чтобы его училка не могла его не заметить и не понять, что он намеренно её игнорирует.
Она тем временем даже не смотрела в его сторону.
- Что? Поссорились? – ехидно спрашивали его друзья и тут же заботливо-издевательски добавляли, - ничего, милые бранятся, только тешатся.
И заставить их замолчать не помогали ни угрозы, ни шантаж, ни зуботычины. А уж когда они заметили, как часто часовщицу провожали до дома богатые красивые взрослые мужчины, жизнь софьиного сына превратилась в кошмар: ему «искренне» сочувствовали, предлагали вызвать соперников на дуэль, осуждали жарко ветреность «зазнобы» и настойчиво советовали поскорее сделать предложение.

 

Пишет Алина. 20.05.12
О нем нельзя было думать.
Потому что едва она начинала думать о нем отвлеченно и сосредоточенно, ее пронзало чувство вины.
Отец никогда бы не понял ее, если бы узнал. Не простил бы. Счел предательством. Постарел бы лет на десять за один час.
Мама тоже, хотя поддержала бы, переступая через себя, эта отвратительная жертвенность, от которой только хуже становится.
Братья отнеслись бы к этому так же, как отец. Лишили бы ее права на апелляцию, амнистию или просто прощение.
Тир.
Осудил бы безжалостно, горячо и очень больно. Но он бы понял потом, простил бы, не корил никогда.
Свет-свет-свет.
Эти дурацкие мысли, это дурацкое чувство вины, не думать, просто взять бумагу и перо, вспомнить его глаза, вспышка-мрак-вспышка, и вывести красивую букву К.

- Милорд, передадите ему еще одно письмо от меня?
- Конечно, - зеркало погасло, но вдруг на его поверхности выступили новые буквы, - хотя всё не так весело, как я думал.
- Что Вы имеете в виду?
- Хотелось бы, чтобы Ларс живее реагировал на Ваши записки.
- Вы об этом, - она развернула письмо и приложила его к гладкой поверхности зеркала. - Станет веселее, милорд, обязательно станет.
- Передам.
- Спасибо.

«Как Вы, Ларс?
В городе дождь. Уже третий или четвертый день.
Майские грозы, воздух вкусный-вкусный, его можно пить, как воду ключевую.
Правда иногда ночью просыпаюсь от слишком яркой вспышки молнии. Но это ничего.
А знаете, какие грозы у нас в горах?
Когда гремит гром, кажется, что с тобой говорит о чем-то сама земля, эти отвесные скалы, столетние ледники. Чувствуешь себя таким крошечным, потерянным, ненужным.
Это, конечно, прозвучит смешно, но мне всегда страшно, очень-очень страшно, и кажется, что за окном рушится мир.
Больше всего я люблю утро после грозы. Когда так тихо, что слышно, как встает солнце и как преломляется свет в крошечных капельках тумана цвета парного молока. Мокрые лимоны касаются оконного стекла, вдохнешь золотистый воздух и почувствуешь себя ужасно счастливой.
Я Вам обязательно покажу такую грозу.
Здесь их не бывает, но зато есть тихий и робкий дождь, который словно колыбельную шепчет. И становится так хорошо и тепло, мягкий плед, скучная книжка, крепкий чай с бергамотом.
Самое главное Вам не сказала: куст бульдонежа, тот, что справа от крыльца, зацвел. На самой верхушке - большой воздушный пузырек, очень красивый. Скорее бы Вы увидели.
Сирень уже отошла, в парке пылают маки. На рыночных прилавках снова появились сочные помидоры, перец ярко-зеленого цвета и даже молодой чеснок. Могу как-нибудь приготовить суп для Вас с этими овощами. Будет гораздо вкуснее. Хотите?
Неловко признаться, но вальс я забыла окончательно и бесповоротно. Простите, пожалуйста.
Скучаю без Вас, Ларс.
Ваша пуговица».

 

Постепенно на него вновь опускалась тьма. Это было страшно и убаюкивающе одновременно. Душа его всё никак не могла прижиться в теле, из которого её вырвали ранее. Держалась на одной пуговице.
В зеркале время от времени появлялись огненные буквы, он пробегал по ним глазами, улыбался или хмурился и забывал текст, как только зеркало гасло.
"Тебе нужно уйти отсюда", - слова самого Хаоса между тем впечатывались до боли в сознание.
"Я не могу", - упрямо отвечал он.
"Почему?" - не унимался Хаос.
"Я подставлю начцеха, если сделаю это", - отвечал он.
"Что тебе до неё? Она убила тебя", - спрашивал Хаос.
"Она делала свою работу, не больше, - спокойно ответил он, - я не держу на неё зла".
"Попросись на прогулку, - предложил Хаос, - ты ведь не пленник здесь. Не должен отказать".
"Зачем?" - безразлично спросил Хоод.
"Чтобы встретиться с тем, кто тебе дорог", - терпеливо объяснил Хаос.
Ларс отрицательно покачал головой.

 

Пишет Никта. 21.05.12
- Никта, ты беременна? – тётя Глэдис стремительно вошла в беседку, прижимая к груди платок.
- Да, - не отрывая взгляда от книги, ответила племянница.
- И? – возмутилась тётя, - почему ты мне ничего не сказала?
- Зачем утруждать себя? – пожала плечами Никта, - добрые слуги сами всё донесут.
- Это не слуги! – тётя впервые перешла на крик, - это наши соседи, леди Аврора. Мы пили с ней чай сегодня, и она спросила, когда я жду внука! Ты поставила меня в очень неловкое положение!
Никта усмехнулась этому нечаянному каламбуру.
- Ещё и смеёшься надо мной! – тётя, чтобы успокоиться, начала вышагивать по беседке взад-вперёд.
- Я думала, ты будешь рада, - вдруг печально сказала Никта, - поймав свой взгляд в зеркальной закладке.
Леди Глэдис остановилась и обернулась:
- Ты всегда жила, как хотелось тебе. Поэтому не стоит теперь притворяться, что хотя бы на минуту задумалась обо мне, когда принимала это решение.
- Это ты сейчас напрасно так сказала, - мрачно заметила Никта, захлопнув книгу.
- Можно подумать…- начала было леди Глэдис.
- Стоп, - прервала её грубо девушка, - не хочу слышать.
- Вот видишь! – торжествующе воскликнула тётя, - «не хочу»!
- Или ты сейчас остановишься, или я сегодня уеду из Стэллиада, - угрожающе тихо произнесла Никта.
Тётя хотела возмутиться, но в итоге только покачала головой печально.
- Что? – зло спросила Никта.
- Ничего, - тётя развернулась и пошла прочь.
Никта какое-то время со злостью и раздражением наблюдала за тем, как леди Глэдис идёт по дорожке к замку. А потом вдруг крикнула:
- Ма! – и бросилась бежать следом за ней.
Тётя остановилась, но не обернулась.
Никта обняла её и заплакала:
- Не уходи. Я не смогу одна. Пожалуйста, не уходи. Прости меня. Я во всём была не права.
- Ну-ну-ну, - леди Глэдис погладила её по голове и поцеловала в макушку. Как в детстве, - всё хорошо, не плачь, Нитти. Ты должна быть счастливой теперь. Ради малыша. Пойдём домой, выпьем чая с чем-нибудь сладким.
- Не сердись на меня, пожалуйста, - шмыгая носом по-детски, попросила Никта.
- Не буду, - пообещала со вздохом тётя, - ты расскажешь мне о своей жизни?
- Нет, конечно, - Никта обняла её покрепче.
- Ладно, - заключила тётя с улыбкой, - идём.

 

Пишет Ксанф. 23.05.12

Ксанф был приятно удивлен, издалека заметив сбитую фанеру и настежь распахнутое окно, но через секунду уже подумал, не случилось ли чего. Пару раз стукнув кулаком о дверной косяк, доктор толкнул дверь и зашел внутрь.
Дом был пуст. По клочкам бинтов, разбросанным кое-где на полу, было невозможно понять, как долго отсутствует хозяин. Ксанф вышел на порог и, недолго думая, уселся на некрашеные ступеньки. Придется ждать.
Но доктору повезло: через минуту из-за угла вынырнул мужчина лет сорока, судя по виду – местный.
- Простите, Вы не знаете, когда обычно возвращается хозяин..? - Ксанф махнул рукой в сторону дома Ричарда
- Почём я знаю? - местный почесал голову, - сами у него спросите. На Центральной видел. На мосту сидит как сыч.
- Центральная? – Доктор поднялся. – Спасибо.

Найти Ричарда оказалось несложно: он действительно сидел на мосту, свесив ноги между тонкими прутьями и разглядывая народ внизу. Ксанфа он заметил практически сразу.
-Здравствуйте, Ричард.
- Здравствуйте, доктор.
- Присяду с Вами? – и, не дожидаясь ответа, юноша опустился рядом. Оперевшись спиной на стальную решетку, он с наслаждением вытянул ноги, но тут же подобрался, заметив недовольные взгляды прохожих.
- Наслаждаетесь свободой?
- Не без того, - он усмехнулся.
- Почему здесь?
- Воздух...
- Да.
Ксанф повернул голову к солнцу и зажмурился.
- Воздух, фрукты, здоровый образ жизни?
- В том числе, - он прислонился лбом к прохладным металлическим перилам моста.
- А как насчет больничного режима?
- Думаете, пора уже? - голос его дрогнул предательски.
- Мое мнение Вы знаете. –Доктор помолчал немного. -У Вас есть родные в столице?
- Нет, - ответил Ричард.
- Любимая девушка?
- А это зачем Вам знать, доктор? - удивился Ричард.
- Когда дорогие нам люди рядом, все складывается удачно. - Ксанф по-прежнему не открывал глаза и медленно продолжал. – А если они не из слабонервных, то это двойное счастье. Я знаю девушку, которая почти ассистировала на операции своего любимого, хотя она и не врач.
- А не она его случайно до операционного стола довела? – усмехнулся Ричард.
Доктор открыл глаза и повернулся к молодому человеку.
- Нет, это была случайность. Но иногда мне кажется, что меня она точно в могилу сведет.
- Надеюсь, Вы не попросите её ассистировать на моей операции в таком случае, доктор, - Ричард покачал головой.
- Увы. Она уехала. А я бы от ее помощи не отказался. - Ксанф чуть улыбнулся и снова подставил лицо солнечным лучам.
- А может не стоит ничего менять? – спросил Ричард.
- Стоит. Вам это нужно.
Ричард посмотрел на него внимательно:
- Хорошо, когда кто-то точно знает, что тебе нужно, - и вдруг сказал, - Вы можете погибнуть после этой операции или во время неё.
- И Вас потом замучает совесть? – Ксанф снова повернулся к Ричарду.
Тот хмыкнул холодно:
- Нет.
- Тогда давайте думать об операции, а не о моей судьбе.
- Что о ней думать? Я готов. Идёмте, - Ричард поднялся на ноги.
Доктор помедлил немного, но через пару секунд тоже встал.
- Идём.

Они остановились в нескольких шагах от входа: Ксанф будто бы отвлекся на проезжающую мимо карету.
- Мне нужно кое-что еще Вам сказать, Ричард.
- Я слушаю, - молодой человек помрачнел.
- Будет очень больно. К сожалению, я не могу ничего Вам вводить. Операция будет без наркоза.
Доктор обогнул Ричарда, поднялся на две ступеньки наверх и, уже придерживая входную дверь, спросил: - Идемте?
- Нет проблем, - Ричард тайком перевёл дыхание и улыбнулся доктору беспечно.
В операционной все подготовили еще днем, однако необходимо было дождаться вечера. Чем позже час, тем меньше интересуют врачей и сестер события и пациенты в чужих отделениях, тем более – в оперблоках. Эдварда Ксанф заранее предупреждал о сложностях с планированием времени, но в чем было еще одно явное преимущество друга-травматолога, так это его холостая жизнь.
- Нет проблем. Сегодня, так сегодня. – Эдвард даже не оторвался от заполнения историй.
Похоже, проблемы в этот день были только у Ксанфа. Больше всего его пугало не то, что он увидит, наконец, это часовое сердце, не дававшее ему покоя вот уже несколько месяцев, а полное отсутствие обезболивания. И если раньше он отгонял от себя эти мысли, то теперь становилось очевидно, что вскрытие грудной клетки по-живому не выдержит даже самый здоровый организм .
- Пейте. Больше ничего не могу Вам предложить. – Доктор поставил перед Ричардом стакан и тут же положил рядом завернутый в синий бархат набор хирургических инструментов.
Ричард поднёс ко рту стакан, но, прежде, чем выпить, спросил:
- Что это?
- Узнаете. – Нахмурился Ксанф.
Зачем нужна деревянная палка, полученная от доктора вслед за спиртом, Ричарду можно было не объяснять.
- По запаху спирт, - Ричард не раздумывая более выпил залпом предложенное.
Его чуть не вывернуло от внезапно подступившего к горлу страха и заливавшего его жара алкоголя.
Переведя дыхание, Он попросил, не смея поднять на врача взгляд:
- Дайте мне минуту.
Ксанф кивнул и, закончив с подготовкой инструментов, отправился переодеваться.
Ричард закрыл глаза. Сердце внутри мертво тикало, не убыстряя и не замедляя ход. Тепло теперь не обжигало, а согревало. Но ум по-прежнему оставался трезвым. Он знал, ради чего собирался пройти через всё это. И это придало ему сил. Он зашёл за ширму, что отделяла операционную от остальной части комнаты, лёг на стол.
Если бы у него была возможность, он орал бы в полный голос, разорвал бы сковывающие его ремни от той боли, что последовала. Хозяин Мира по своему усмотрению решил по-другому. Было ли это продолжением мести, знаком неодобрения или чем-то ещё Ричард в том состоянии понять не мог. Всё его существо заполнила до краёв боль, она напоминала чем-то ту, от рафова яда. Только потерять сознание или двигаться теперь он не мог, и голос пропал волшебным образом.
Никогда еще в жизни доктор не чувствовал так боль. От напряжения сводило мышцы, он несколько раз до крови прикусывал губы, краем глаза замечая, как натягиваются фиксирующие пациента ремни. Всегда невозмутимый, видавший виды Эдвард дважды забирал у Ксанфа инструмент, заставляя только держать крючки.
При этом в операционной стояла почти гробовая тишина, нарушаемая лишь стуком искусственного сердца.
Через некоторое время Ксанф, наконец, нечеловеческим усилием воли заставил себя сосредоточиться, и дело пошло быстрее. Очередной ступор напал на него перед тем, как нужно было тупо раздвигать грудные мышцы. Чувствуя, как крупный капли пота стекают по шее, забираясь за воротник, доктор не в силах был пошевелиться.
- Быстрее. – Глухой из-под маски голос Эдварда нарушил тишину.
Ксанф очнулся практически мгновенно, и, к счастью, был уже готов к тому, что он могу увидеть в грудной полости.
Металлическая оболочка механизма была покрыта кровью и странными узорами. Кое-где можно было разглядеть миниатюрные винтики и швы между пластинками. Звук тиканья стал назойливо громким.

***

Доктор проверил рефлексы зрачков и дыхание пациента. Щелканье сердца при этом было раздражающе ровным. Ксанф знал, что Ричард его слышит сейчас.
- Все прошло хорошо. Отдыхайте.
Операция прошла успешно: хотя было удивительно, как медленно срастались переломы, доктор надеялся, что все можно объяснить неправильной состыковкой при первом вмешательстве. Теперь же ребра были фиксированы верно, легкое расправилось, грудные мышцы и мышцы спины сшиты по волокнам, а позвоночник, избавившись от нагрузки, распрямился. На некоторое время пациенту понадобится поддерживающий корсет, однако и без него было очевидно, что походка также изменится в лучшую сторону.

 

Они отшагивали лошадей после парфорса. Тьерри был теперь редким гостем в конюшне баронессы и сегодня пришёл только для того, чтобы поговорить с Гато. Без супруги.
- Знаешь, каким было первое поручение нашего зазеркального друга?
- Неужели остепениться, завести семью, детишек? – не сдержался Гато, хотя понимал, что ничего хорошего ждать от Лорда не стоило.
- Бедная у тебя фантазия, - усмехнулся Тьерри, - дам ещё одну попытку.
- Это опасно для жизни?
- Да, несомненно! – Тьерри развеселил этот вопрос.
- И это с прекрасным полом, раз ты так ухмыляешься.
- По поводу её пола я бы поспорил, если честно, - фыркнул Тьерри, - слишком уж сурова.
- Кажется, я начинаю догадываться. Только одна девушка способна вызвать в тебе такие сильные чувства, - тон был самым непринуждённым, но внутри Гато что-то кольнуло. Он начал догадываться, какого рода поручение дал Тьерри Лорд. – В Башню ходил?
- Теплее, - улыбнулся Тьерри.
- Хм, ну на лице твоём царапин не вижу.
- Чистое везение. Их нет только потому, что большую часть времени она без сознания была, - заметил весьма двусмысленно Тьерри, продолжая ухмыляться.
Кристобаль помрачнел:
- Прекрати говорить загадками. Что у вас там произошло? И что с часовщицей?
- Доктор сказал, что нервный срыв, но, честно, я не понимаю, как она могла сорвать то, чего у неё явно нет, - Тьерри внимательно следил за реакцией друга.
- Молодец, нашёл, чем гордиться – довёл девушку до срыва, - Гато покачал головой.
- Ты даже не представляешь себе, как бы мне хотелось её довести, - он чуть подумал и добавил, - вообще-то каждый раз когда Лорд нас сталкивает, мне хочется её придушить, но… Довести до нервного срыва тоже было бы неплохо. Тем не менее я не виноват в её состоянии.
- Лорд тут причем?
- Он попросил меня найти ей доктора, потому как боялся, что девица наша «даст дуба» до того, как он с ней наиграется, - Тьерри намеренно сформулировал ответ наиболее оскорбительным для Лорда Хаоса и часовщицы образом.
- Так что с ней? Скажи по-человечески, - Кристобаль был удивлён. Фраза про «даст дуба» никак не сочеталась в его голове с поставленным диагнозом, поскольку для Гато «нервный срыв» был разновидностью лёгкой дамской истерики.
Тьерри пожал плечами, мол чего пристал:
- Наш доктор сказал «нервный срыв». За что купил, за то и продаю. Её доблестные артельщики до Башни утром и из Башни вечером на носилках таскали. Неужели магистратские тебе про это не рассказали ещё?
- А с чего им мне про неё рассказать?
Тьерри улыбнулся широко:
- А почему не рассказать? Зрелище такое.
- Прекрати так говорить. Поссоримся. Нечему тут радоваться.
- Какие мы нежные вдруг стали, - притворно обиделся Тьерри, - хорошо. Больше слова о ней не скажу.
Они ехали какое-то время в молчании.
- Так ты выполнил поручение? – Гато первым нарушил тишину.
- Это сложный вопрос, - ответил Тьерри, - и да, и нет. Но, судя по тому, что я с тобой сейчас здесь, наш зазеркальный друг посчитал мои усилия достаточными.
Кристобаль смутно чувствовал свою вину – сопоставил даты. Хотя и предположить не мог, что же в том его визите так вывело часовщицу из равновесия.
Расспрашивать дальше Тьерри он не захотел, тот как назло отделывался сальными общими фразами, понять что-либо из которых было невозможно.
- Совсем ты скучный стал, друг мой, - спустя некоторое время вздохнул печально Тьерри, - наверное, и не помнишь уже, когда в последний раз на свидание к девушке через окно забирался.
Он внимательно следил при этих словах за реакцией Гато и, конечно, заметил, как тот сжал кулаки, едва не вырвав клок из лошадиной гривы.
«Значит, рассказала», - подумал Гато. Слашком уж невероятным было совпадение. «Как? Зачем? Или в бреду?» - мелькнули догадки.
- Мою скуку зовут верность, - самым непринуждённым тоном произнёс он вслух. – Зачем мне влезать в окно, если самая прекрасная из женщин ждёт меня в моём собственном доме?
- Вот и я так подумал, - пробормотал себе под нос Тьерри, а вслух спросил, - и зачем?
- Мрак, Тьерри, мне надоело с тобой играть в пятнашки! Выкладывай, что ты хочешь узнать? Был ли я у часовщицы? Да, был! Но это связано с тобой. И никак не может запятнать честь девушки, поверь мне.
- Судя по тону, каким она произносил твоё имя, - резонно заметил Тьерри, - девушка не против того, чтобы её честь была запятнана.
- Это низко – подслушивать, когда человек в таком состоянии.
- Больно надо подслушивать её ещё… - возмутился было Тьерри, но вдруг побледнел, когда до него дошло сказанное другом, - А по какому поводу вы с ней обо мне разговаривали?
- Я не хотел говорить тебе сразу, - сначала собирался выяснить всё сам. Слишком опасны все эти игры с… тем, кто следит из-за зеркал. – Гато перевёл дыхание, совсем не уверенный, что поступает правильно. – Есть ещё один человек в городе. У него механическое сердце.
- И кто это?
- Я не знаю его. Живёт в мастеровом районе. Выходит по ночам – это он Лабиринт растаскивал. Очень странный – седой, как лунь, а лицо молодое. Весь перекошен, будто параличом схвачен.
Глядя на побелевшее лицо друга, явно примерявшего на себя такое описание, Гато торопливо добавил:
- Мне кажется, он был ранен смертельно, и Хаос так продлил его дни. Потребовав что-то очень плохое взамен.
- Откуда ты узнал про него? – спросил Тьерри.
- Часовщица его выследила с Башни. И попросила меня сопровождать её в засаде у Лабиринта. Только нас опередили лихие люди. Чуть не изрезали его на ленты.
- Это она! – Тьерри сжал руку в кулак, - ведьма. Это всё она. Я так и знал! Не бывает подобных совпадений: и тот, другой, и я с ней связаны. Её рук дело. Потому и с Хаосом сторговаться удумала, скотина. Сам её придушу, чтобы конца года не дожидаться.
- Остановись! О чём ты? Что будет через год? И не она причина твоих несчастий, ты же знаешь. – Гато опустил голову повинно. – Но пообещай мне, что не выполнишь своих угроз. Желая отомстить тому, кого нам не достать, ты выместишь гнев на инструменте, не на мастере. Иногда мне кажется, что она ещё более несвободна, чем мы.
- Надо было дожать её там, в переулке, - Тьерри не слушал его, - или дома, пока встать с постели не могла! Ты не представляешь себе, как я её ненавижу! Я никого не ненавидел так в своей жизни. Несвободна?! Да она «хозяину нашему» наверняка сама условия ставит.
- В тебе говорит злость и обида на весь мир. Часовщице нет резона строить тебе козни. Мне кажется, дай ей выбор, она бы предпочла вообще с нами не встречаться. Никогда.
- Да ты сопоставь факты! – уже пости кричал Тьерри, - «выследила с Башни», «совпадение, что и у него сердце механическое оказалось». Ты сам-то в это веришь? Я – нет. Она знала, кого выслеживает, потому что сама участие в его «изменении» принимала. Разве это не логично?
- Я был рядом, когда она приложила ухо к его груди. Такое изумление не сыграть. Она не знала. И совершенно необязательно, что она эти механизмы сделала.
- Предлагаю подкараулить её у Башни вечером, - в запале сказал Тьерри, - и поговорить втроём. Если ты не пойдёшь, я точно её зашибу.
- ага, и довести её до нового срыва. Блестящая идея, – Гато очень надеялся, что всё-таки Тьерри не осуществит свои намерения. Иначе Кристобалю пришлось бы выдумывать легенду для жены, почему он торчит на Центральной каждый вечер. – Хочешь новое поручение от зазеркального опекуна нашей знакомой? Я говорил с ней о тебе, – Гато посерьёзнел. – И я не верю, что это её затея.
- Тогда вот тебе ещё одно «совпадение». Может ты и его объяснить сумеешь? – не выдержал Тьерри, - она знает, что в механизме моём – дефект и что через год я умру.

Гато остановил коня. Как будто кто-то свалил ему на голову огромный чугунный шар.
- Нет, этого я объяснить не смогу, - он перевёл дыхание. – А устранить этот… дефект, - словно далось ему это нелегко, - возможно? Она сказала что-то?
- Догадайся, - хмыкнул невесело Тьерри.
- Ясно. В очередной раз продать за зеркала свою бессмертную душу. Уже неинтересно, - последнее он произнёс очень тихо, почти про себя. – Только с нас взять нечего. Он уже забрал всё.
- Мой лот уже выставлен на торги, - заметил цинично Тьерри, - если верить ей.
- А кто покупатель?
- Знаешь, - вдруг передумал Дюваль, - давай закроем эту тему, а то я точно за себя не ручаюсь. Какими бы ни были последствия.

 

Пишет Сильвия. 27.05.12
Сильвия, несмотря на то, что прошло уже много времени с того дня, когда она увидела Кристобаля с другой, временами ловила себя на мысли о том, чем сейчас занят ее супруг. Она пыталась не думать об этом, убеждала себя, что по-прежнему доверяет ему. Это не был самообман: если бы ее спросили, чем в данную минуту занят Кристобаль, она ответила бы не задумываясь. Но к этой уверенности всегда добавлялось "но"... Сильвия не знала, чего хочет; раз оказавшись обманутой, она потеряла твердую почву под ногами и теперь усердно старалась найти хотя бы небольшой островок, за которой можно было бы спокойно уцепиться. Вот только он не попадался. Кристобаль был так же нежен и ласков, как и всегда, Сильвия чувствовала себя с ним счастливой, но, оставшись наедине с собой, начинала задумываться об их отношениях и находить беспричинные поводы для беспокойства. Вот и на этот раз Сильвия, увидев, что Кристо вернулся с работы, как ей показалось, подавленным, про себя отметила, что причина такого настроения так и останется ей неизвестной.

- У тебя что-то случилось? - спросила она.

- Нет, Сильви, - он обнял её и поцеловал, - всё нормально. Как у тебя день прошёл?

- Хорошо, - ответила она, а про себя подумала :"Как всегда. И что самое обидное - я не знаю, как его разговорить". В этот момент она почувствовала такую досаду на себя, что развернулась и вышла из комнаты, успев только заметить свое отражение в зеркале и недоумевающий взгляд Кристобаля. - У меня тоже все нормально, - добавила уже из коридора.

Он догнал её, вышагнул вперёд, обнял:

- Ну, чем я тебя обидел? – спросил Гато, потом посмотрел на неё многообещающим взглядом и продолжил, - но, что бы я ни натворил, я надеюсь, я смогу искупить свою вину

- В том-то и дело, что ты ничего не сделал. Скажи, неужели ты думаешь, что я ничего не замечаю? Приходишь ты домой радостный или расстроенный - у тебя один ответ "все нормально". Неужели ты считаешь меня неспособной обсудить любые проблемы? - Сильвия чувствовала, что пора остановиться, но уже не могла: необходимо было высказаться, - Кристо, мы же одна семья, у нас не должно быть секретов друг от друга. Если я чего-то не знаю, но догадываюсь, то начинаю еще больше волноваться.

Он молча взял её за руку и повёл в кабинет. Закрыл дверь. Сильвия смотрела на всё это в недоумении. И, только убедившись, что под окнами никто не стоит, развернулся к жене и сказал вполголоса:

- Сильви, я ни в коем случае не хочу скрывать ничего от тебя, но иногда только так я могу тебя защитить. Неужели ты не видишь, что происходит? Баронессы Риты нет в городе уже очень долго. Баланс сил пошатнулся. Всё может перевернуться в любую секунду с ног на голову. Я мало, что могу с этим поделать. Но пока наш хозяин не вспоминает о нас, я стараюсь делать так, чтобы наша жизнь была хоть немножечко лучше. И дело, оставленное баронессой, разрушить не дам. Иногда это бывает не так просто, - он развёл руками.

Сильвия почувствовала себя виноватой в том, что опять в нем усомнилась, снова поставила их отношения на грань ссоры. Она понимала, почему Кристо не хочет ей много рассказывать.

- Я поняла. Извини меня, пожалуйста. Наверно, я очень глупо себя веду, правда?

- Ну, что ты такое говоришь? – улыбнулся Кристобаль, - если тебя что-то беспокоит, об этом обязательно нужно говорить. Мы же с тобой одна семья.

Сильвия улыбнулась в ответ:

- Да, конечно. Вся проблема в том, что меня постоянно что-то беспокоит. Если я чего-то не знаю, в чем-то сомневаюсь - из-за всего этого я начинаю волноваться.

Он подошёл и обнял её:

- Не сомневайся ни в чём, мы вместе, а остальное значения не имеет.

Сильвия только крепче прижалась к любимому человеку, страраясь в его объятиях забыть обо всех своих страхах.

 

Несколько лет прошло в бесцельных скитаниях по миру. Она устала бояться, бороться и бегать от самой себя. Нужно было вернуться и попытаться начать всё заново. В столице. Где легко было затеряться в толпе и жить незаметно для ЦРУ, Лорда и Магистрата.
Умение вязать и немного шить позволят не умереть с голоду, а крыша над головой всегда найдётся.
На оставшиеся деньги она сняла комнату в доходном доме и купила пряжу.
Вязание успокаивало и помогало забыть о том, что беспрестанно глодало её изнутри: она чуть не убила человека, она была готова это сделать.
Первую вязаную вещь (скатерть) у неё купил Советник по зеркалам, не тот, с которым она столкнулась давно, только приехав в столицу. Другой. Но сердце всё равно больно защемило от воспоминаний.
Вторую и третью (перчатки и шарф) – гвардеец.
Четвёртую (гамак) – раб Хаоса. Она случайно заметила на его ладони серебряную нитку узора, когда он отсчитывал монеты.
Пятую (накидку) – странная, бледная, с потухшим взглядом девушка с ключом на поясе.
Через какое-то время она уже могла позволить себе на ужин что-то большее, чем корку чёрного хлеба и кипяток вместо чая.
Дни следовали за днями, серые, одинаковые, но спокойные. И вот…
«Оливия?» - окликнул её знакомый голос.
Она, вздрогнув от неожиданности, вжала голову в плечи.
«Оливия! – человек приблизился и деликатно коснулся её руки, - какими судьбами здесь? Куда Вы пропали тогда? Где Тас?»
«Здравствуйте, доктор Ксанф, - она заставила себя улыбнуться, - я живу в Эйзоптросе теперь, до этого уезжала домой. Таса не видела давно. Как Вы поживаете?»

 

Пишет Алина. 28.05.12
"Ларс, с тех пор как Вы ушли, я все время о Вас думаю, делать ничего не могу. Экзамен через два дня, а я все тетради сиренью изрисовала.
Домой писать не могу почему-то. На работе чуть поднос с тортом не уронила вчера, в школу опоздала.
И не хочу ничего. Ни экзамены сдавать, ни на выпускной идти, ничего.
Только Вас увидеть. И как загораются Ваши глаза в тот момент, когда мрак отступает беспомощно перед светом свечи.
Эх. Глупо рвать себе душу. Да и больно немножко.
Вчера на школьном празднике все с родителями были, такие веселые, счастливые.
А я зачем-то искала Вас глазами в толпе, хотя знала прекрасно, что Вас там нет.
Вы же придете ко мне, как только сможете?
Я жду Вас, Ларс. Все время жду.
Ваша пуговица".

"Сказал: "Выпускной", - написалось на зеркале. - Я спросил, не хотел бы он пойти на Ваш выпускной, если бы Вы его пригласили"
«И что он ответил?»
"Улыбнулся", - написалось на зеркале.
«Пусть он придет и научит меня танцевать, а то я опозорю его на балу», - рассмеялась Алина, чувствуя, как смущение разливается горячей волной по щекам.
"Позовите сами", - зеркало превратилось в окно.
Прямо напротив нее появился Хоод, она даже чуть растерялась от неожиданности.
- Ларс, - задохнулась Алина и сделала шаг к нему, совсем забыв про стену. - Ларс, пойдемте со мной на выпускной бал. Через две недели. Будет весело, очень, - она несла все подряд, улыбалась солнечно, глаза светились, - и Вы еще успеете научить меня танцевать, - взглянула на него открыто, схватилась за деревянную раму, словно не решаясь протянуть руки в зазеркалье. - И даже не думайте, слышите, даже не думайте отказываться!
Он поднял на неё пустой взгляд, но буквально через мгновение губы его растянулись в улыбке:
- Пуговица... - он кивнул согласно, - конечно, успею...
- Завтра, утром, в девять, - сказала скороговоркой, боясь, что окно сейчас закроется. - Я Вас буду ждать.
- Где? - он произнёс это отстранённо.
- Ларс, - она встала на цыпочки, протянула к Хооду руку и осторожно убрала седую прядь волос с его лба, заглянув в темные глаза. - Ларс, Вы помните, где я живу?
- Да, - он вздрогнул от призрачного прикосновения.
Она резко сделала шаг назад, словно ужаснувшись собственной смелости.
- Вот туда и приходите. Буду Вас ждать.

Ксанф
ЭГОИЗМ меняется на БЕЗДАРНОСТЬ
Сильвия
БЕСПОКОЙСТВО меняется на СОГЛАСИЕ

 

Пишет Ксанф. 15.06.12
Совместно с ЛХ

Ксанф навещал своего пациента дважды в день, и хотя не было повода не доверять врачам и медсестрам чужого отделения, доктор самостоятельно заполнял карту и проводил необходимые осмотры. Работы у всех было предостаточно, поэтому от лишних ксанфовых рук никто не отказывался и в его дела не вмешивался. За прошедшие дни состояние больного заметно улучшилось, восстановление шло полным ходом. Опасаясь осложнений, уже через неделю доктор снял все давящие повязки, и теперь только обрабатывал швы и терпеливо ждал их состоятельности. Он занимался с пациентом несколько часов в день, постепенно увеличивая нагрузки, и все же не торопился быстро ставить Ричарда на ноги.
- Доброе утро. Как Вам погода сегодня? – каждый день Ксанф подробно расспрашивал молодого человека о его самочувствии, о болях и жалобах, но сегодня опустил все эти вопросы.
- Хорошая погода, - Ричард уже начал уставать от лечения. Как любой человек, у которого раньше никогда не возникало проблем со здоровьем, он с трудом переносил вынужденное бездействие и назойливое присутствие врачей, - доброе утро.
- Мне кажется, Вам пора выбираться на прогулку. Я помогу Вам, - Открыв зеркальную дверце шкафа, доктор неторопливо достал оттуда плед и снова повернулся к молодому человеку.
- Как скажете, - Ричард попытался встать самостоятельно.
-Не так быстро. – Ксанф вовремя поддержал его за локоть. – И постарайтесь не размахивать руками и не хвататься за все подряд. Я буду держать Вас.
Только на лестнице стало понятно, что они идут вверх, а не будут спускаться вниз на улицу. Поднявшись на два пролета с пятью остановками, Ксанф толкнул боковую дверь - здесь был выход на площадку, весьма уютно обустроенную, с креслами и скамейками и навесом от дождя.
- Вы можете приходить сюда в любое время, когда Вам захочется. – Доктор всматривался в лицо Ричарда, пытаясь понять, насколько тому больно или не комфортно. – Ваша новая палата теперь будет на этом этаже, поэтому подниматься Вам больше не придется.
- Спасибо, доктор, - он осмотрелся, подошёл медленно к ближайшему креслу, - поможете?
Ксанф улыбнулся и покачал головой.
- Вы справитесь сами.
Доктор стоял достаточно близко, чтобы в любую минуту поддержать молодого человека, при этом всем своим видом показывая, что ничего такого не произойдет.
Ричард усмехнулся его словам холодно:
- Приятно, когда кто-то вот так умеет внушать уверенность в собственных силах: операция без наркоза, реабилитация без посторонней помощи.
Он самостоятельно опустился в кресло, чуть задержав дыхание.
- Разве я в чем-то ошибся? Вы действительно прекрасно со всем справились.
- Нет, доктор, Вы ни в чём не ошиблись, - ответил Ричард, - как скоро я смогу выписаться из больницы?
- Я не смогу сейчас назвать конкретную дату, но Ваше стремление сбежать отсюда поскорее понимаю и учитываю.
- Лорд Хаос не выражал Вам своё неудовольствие по поводу операции?
- А как Вы себе это представляете?
- Вариантов множество, - уклонился от прямого ответа Ричард, - но раз задаёте такой вопрос, значит Хозяин Мира промолчал на этот раз.
Ксанф неопределенно повел плечом.
- Тогда я оставляю Вас наслаждаться видом. Вечером зайду. Ваша новая палата крайняя слева.
- Спасибо, - Ричард кивнул согласно. Доктор как будто прочитал его мысли. Ему действительно нужно было остаться одному. Чтобы перевести дух. Операция исправила ошибки предыдущего «хирурга», но при этом не облегчила боль. Ричарду стоило больших усилий сохранять бесстрастное лицо во время ежедневных осмотров, но он «прекрасно справился».

Он подошёл к краю крыши и посмотрел вниз. Прямо под ним, на уровне второго этажа была пристройка, рядом с пристройкой – клумба, в двух метрах от неё – решётка забора.
Ему оставалось только подождать вечера, чтобы выполнить задуманное. После обхода он потихоньку выскользнул из палаты, выбрался на крышу, перемахнул через край и удачно приземлился на пристройку. Со вторым прыжком сложилось не так гладко: он всё-таки умудрил подвернуть ногу при падении и задеть едва начавшие заживать рёбра так, что искры из глаз посыпались.
Он понимал, что доктор скорее всего будет искать его в мастеровой слободе, поэтому решил не возвращаться туда.
В поисках ночлега он вышел к дому Никты. Намеренно или случайно, он не смог бы ответить.
Дом был мёртв: ни проблеска света, ни движения.

Кай вдруг испугался: Тот полный самоубийственного отчаяния поцелуй у входа в Лабиринт. Потухший взгляд при встрече в больнице. «Пациентка»… «В порядке, насколько это возможно»… А если она не смогла всё-таки жить без…
Механическое сердце вдруг щёлкнуло неприятно и замерло.
Кай схватился обеими руками за ограду. Калитка открылась под тяжестью его веса, и он упал на дорожку, ведущую к дому.
«Пусть она будет жива, - прошептал он лихорадочно, - пусть она будет жива. Пожалуйста. Умоляю тебя».
От страха у него даже не хватило сил подняться на ноги. Он лежал на земле, вцепившись в волосы и закрыв голову руками, и повторял: «Пусть только будет жива».
За всё это время боли и страданий он впервые не мог сдержать рыданий.
- Эй! – окликнул его прохожий, заглянувший в палисадник через прутья ограды, - а ну убирайся подобру-поздорову! Сейчас стражников крикну!
- Я… - Кай обернулся к незнакомцу, - сердце прихватило… Упал вот.
- Помочь? – тон сменился на сочувственный.
- Да, было бы неплохо, спасибо, - Ричард протянул руку.
Незнакомец помог ему подняться.
- Довести до больницы?
- Нет, - Кай отряхнул одежду, - бывает иногда. Сбоит механизм.
- Ты это… поаккуратнее тогда, - опасливо покосился на него прохожий.
- Обязательно, - улыбнулся молодой человек доброжелательно, - надо, наверное, перед хозяином дома извиниться, что вторгся так без приглашения, имущество попортил.
- Не получится, - как ему показалось, грустно ответил незнакомец.
- Что с ней? – не выдержал Кай.
Прохожий бросил на него быстрый проницательный взгляд:
- Нету, давно уже.
- Насколько давно?
- С месяц, кажется, или больше. Я за соседями особо не слежу вообще-то.
- Понимаю. Простите, - Кай развернулся и пошёл прочь.
Прохожий закрыл калитку, продолжая взглядом следить за ним, потом, видимо, что-то решив для себя, быстро и бесшумно скользнул в тёмный проулок.

 

- Все хорошо, спасибо! – молодой человек улыбнулся в ответ. – Вы позволите, я провожу Вас?
- Конечно, - она приняла предложенную руку, но коснулась её едва-едва, как если бы стеснялась своего присутствия, - что нового в Вашей жизни произошло за это время?
- Даже не знаю, что Вам ответить! Я по-прежнему работаю в больнице – там мой мир, Вы понимаете. Окружающим кажется, что ничего не происходит, но на самом деле…- он снова засмеялся. - Но как Вы? Чем занимаетесь сейчас в столице?
Оливия вскинула на него удивлённый взгляд: зачем спрашивает? Разве не помнит, что случилось?
Я… - она опустила глаза смущённо, - работаю. Вещи вяжу, продаю.
Доктор заметил, как изменилась она с последней их встречи – как потускнели ее волосы, потух взгляд. Вся она как-то съежилась, будто стеснялась того, что продолжает жить. Своей теплой ладонью Ксанф накрыл ее холодную руку и чуть пожал, а через секунду продолжил беззаботным тоном.
- Вяжете? Вот Вы- то мне и нужны, милая Оливия! Вы непременно поможете мне с моей проблемой! – он чуть наклонил голову, чтобы видеть ее лицо, и хитро прищурился. – Согласитесь поработать для бессовестного врача?
- Конечно, - с явным облегчением ответила она, - хотя я не понимаю, чем могу быть Вам полезна.
- С удовольствием расскажу, но скажите сначала, Вы наверняка и шьете? – теперь он выглядел очень серьезно, словно речь действительно о чем-то важном для него.
- Да. Я умею шить. – Оливия вновь смутилась. - Немного.
- Как здорово! – Ксанф просто расцвел. - Видите ли, с некоторых пор я перебрался в больницу и чуть ли не живу там, а это совсем не дело. Так вот я решил все отремонтировать и обустроить дома, но при этом не хочу ничего менять кардинально. И тут мне понадобится Ваша помощь. Если бы Вы согласились посмотреть, можно ли отреставрировать те вещи - накидки и одеяла, занавески, которые…-он запнулся, - которые там сейчас есть?
- С радостью! – Оливия впервые улыбнулась и не смутилась после этого, - когда?
- Когда Вам будет удобно! - в тигриных глазах сверкало солнце.
- Завтра? – она скорее спрашивала, чем назначала время.
- Отлично! Где я смогу Вас найти?
- Давайте на Центральной площади встретимся. В это же время, - предложила она, смутившись окончательно от собственной смелости.
- Как Вам будет удобнее. - Доктор кивнул.
На следующий день он пришел на площадь чуть раньше, чем полагалось, но уже издалека заметил тоненькую фигурку Оливии. Похоже, она тоже боялась опоздать, поэтому шла быстро, нервно расправляя длинную юбку время от времени. Увидев Ксанфа с двумя свёртками в руках, она улыбнулась чуть менее смущенно, чем днём ранее.
- Здравствуйте! Вы знаете, я начал перебирать вещи и… - извиняющимся тоном начал он. - Оказалось, что всего так много, что мне и не унести. Вы не будете против, если я обращусь к Вам не один раз?
- Я не буду против, - Оливия протянула руку, чтобы забрать принесённое.
- А можно мне снова проводить Вас? – доктор в ответ предложил свою руку. – Тем более, что вещи довольно тяжелые.
- Да, - она сказала это слишком поспешно и с нескрываемой радостью.
Ксанф широко улыбнулся.
По пути они так же, как и вчера, обсуждали погоду, цветы на клумбах, доктор рассказывал о своих делах в больнице и немного о прошлогоднем путешествии. Уже около дома девушки, он, связав два свертка вместе, и протягивая ей, спросил о цене.
- Что Вы! – она побледнела от неловкости, - я бесплатно сделаю. Это же для Вас.
- Но Вы потратите на меня свое время, – заметил Ксанф, однако, увидев ее взгляд, тут же умолк. – Спасибо, Оливия. Большое спасибо.
- Это Вам спасибо, Ксанф, - улыбнулась Оливия, - Вы вернули меня к жизни.
Доктор ничего не ответил на это, лишь улыбнулся и почему-то покачал головой.

 

Пишет Никта. 17.06.12
Главной ошибкой было оставить связь со столицей. Без еженедельных донесений она была бы абсолютно счастлива: всё, что требовало от неё новое положение, было получение удовольствия от жизни, прогулки на свежем воздухе, вкусная еда и душевный покой.
Сэт опустился на перила беседки. Никта отвязала от его лапы новое донесение:
Ларс опять исчез из Цеха. Связной вполне логично предположил, что скорее всего найти его можно будет у того же информатора, как и в прошлый раз. Никта улыбнулась про себя: встречи с девчонкой, жизнь которой он разрушил, были эффективнее во много раз её походов с ним в оперу.
Вик попал в очередную переделку, хорошо свои прибыли вовремя, до того, как ему отрезали бы голову в воровской малине.
Баронесса так и не объявилась в столице.
Хассан встречался несколько раз с главой мавританской диаспоры по поводу контрабанды шёлка и специй в столицу.
Гато зачастил к Башне, его несколько раз замечали с часовщицей. Также её видели с другом Гато, Тьерри Дювалем.
Доктор Ксанф встретился с Оливией Артемьевой.
Пациент, которому он делал операцию на прошлой неделе, сбежал. Тем же вечером его видели у дома начцеха. Рыдающим. И, судя по вопросам, он знает, кому принадлежит дом. Личность установить пока не удалось.
Никта смяла в руке записку, бросив рассеянный взгляд на собственное отражение в чашке холодного фруктового чая:
- Н-да, психов в столице меньше не становится. А всё из-за количества зеркал.
Ей совсем не нравилось движение вокруг часовой Башни. Гато проявлял интерес к простолюдинке, из ремесленных. С точки зрения его обычных занятий и круга общения это объяснить было невозможно. К тому же дамочка не отличалась особой привлекательностью. Никта достаточно хорошо знала своего арендованного раба и его отношение к Сильвии, чтобы понять, что дело не в адюльтере. Тьерри Дюваль, судя по досье, собранному на него ранее, тоже не стал бы с такой связываться по собственной воле. Баронесса, по словам связного, в городе так и не появлялась. Эти факты приводили к одному логическому выводу – дело в задании Хозяина для одного и желании помочь другу – для второго.
Также следовало проследить за сбежавшим пациентом. На всякий случай. Как и за Ларсом. Хотя во втором случае это было скорее собственное желание начцеха порадоваться выздоровлению Хоода, чем насущная необходимость.
Никта погладила Сэта по голове и поцеловала в клюв:
- Возвращайся поскорее и с хорошими новостями.
- Кьерк, - утвердительно ответил ей орёл.

 

Пишет Алина. 17.06.12
Хоод опаздывал уже на полчаса.
Она нетерпеливо барабанила пальцами по своему отражению в оконном стекле, слыша, как за спиной неприятно громко тикают часы.
В конце концов, не выдержала и вышла на улицу.
Растерянно огляделась по сторонам, не зная, куда идти и где его искать.
Решила повернуть направо.
Потом налево.
Прямо несколько кварталов.
Снова направо.
Через арку во двор.
А теперь за угол, в сторону Пацци.
- Ларс. Вот Вы где.
Он сидел на скамейке с потерянным видом и, казалось, не узнал её, когда она его окликнула.
Алина подошла ближе, присела рядом.
- А я уже придумала кучу всяких ужастиков, которые могли с Вами случиться, - улыбнулась ему, - как Вы?
- Здравствуйте, - было ощущение, что Ларс только что проснулся после бурной вечеринки.
Она заглянула ему в глаза.
- Вы помните, о чем мы вчера договаривались?
- Нет, - он покачал головой.
- Жалко, - вздохнула она. Встала и взяла его несмело за руку, - пойдемте в парк, Ларс.
Он послушно последовал за ней.
- Вы получали мои письма?
- Письма? - переспросил он, - какие письма?
- Неужели Вы не помните? - она замедлила шаг. - А помните, кто я?
- Информатор, - без смущения и сомнения ответил он.
- Правильно, - ответила не сразу, улыбнулась одним уголком рта и остановилась, - а зачем Вы сюда пришли?
- Я должен был найти Вас, - не очень уверенно ответил он.
- Зачем?
- Не помню.
Она отпустила его руку.
- Вы обещали научить пуговицу танцевать, - подсказала тихо.
Он посмотрел на нее непонимающе:
- Не помню.
- Ну и ладно, - улыбнулась она ему тепло, - сейчас поищем для Вас новые воспоминания.
Он улыбнулся в ответ беззащитно-трогательно.
Алина на миг растерялась, не зная, что предложить Ларсу.
- Сегодня в парке открывают памятник героям какой-то оперы. Можно пойти посмотреть. Хотите?
Он продолжал смотреть на неё рассеянно, не отвечая.
- Или у Вас другие планы? - осторожно спросила она.
И вновь Ларс промолчал.
- Ладно. Не буду Вас задерживать. Надеюсь, Вы найдете дорогу домой, - она резко развернулась и пошла прочь, не чувствуя ничего, кроме глубокого отчаяния.
Он выдохнул устало и, как если бы с воздухом из него вылетела душа, осел на землю безвольно.
Она, будто что-то почувствовав, обернулась, подбежала к нему и опустилась на колени рядом.
- Ларс, - встряхнула за плечи, обвила его шею руками, - ну что же Вы, Ларс!
Глаза его были полузакрыты, и дыхания почти не было слышно.
Она снова тряхнула Хоода за плечи изо всех сил и ударила его по щекам.
- Ларс!
Он пришел в себя так же резко, как потерял сознание. Перехватил её руку. Отстранил аккуратно, но решительно от себя. Поднялся и, не говоря ни слова, пошёл прочь.
Она не побежала за ним следом, лишь согнулась пополам, коснувшись лбом горячей мостовой.
Шаг его был уверенным. Как если бы впервые за обе свои жизни точно знал, чего хочет.
Увидев большое, ясное уличное зеркало, он остановился. Поднял с дороги осколок булыжника и размахнулся.
Она с криком бросилась к нему, схватила за руку, разжала его пальцы, отобрала камень и откинула в сторону.
Повернулась к нему и ударила кулаком в грудь:
- Ты с ума сошел?! Дурак.
Он схватил её за плечи, вынуждая посмотреть себе в глаза:
- Оставь меня, слышишь. Не ищи больше, не зови и не пиши. Меня утягивает тьма, и я не в силах ей сопротивляться. Я заставлю его забрать меня снова. Поэтому держись подальше.
- И что дальше? - тихо спросила она, глаза лихорадочно блестели, - выходит, что это все? Для чего ты жил? Чтобы сейчас так легко сдаться? Всего лишь?
- Я не могу так больше. Слышишь? - последнее слово он просто выкрикнул. Она чувствовала его дрожь через прикосновение, - иди домой, - он отпустил её. Голос теперь был тихим и усталым, - иди, правда.
Она не отводила от него взгляда.
- Проводи меня, - попросила вдруг.
- Прости меня, пуговица, - он сделал шаг назад, - тебе правда не стоит быть рядом.
Она молча шагнула к Ларсу и прижала ладонь к его рту, не давая закончить фразу.
Он аккуратно отвёл её руку в сторону:
- Я должен... Пока соображаю. Пока есть воля.
- Ты должен остаться со мной. Ты мне нужен. Слышишь?
- Я не вспомню тебя завтра! - с болью воскликнул он, - ты... - на глазах появились слёзы бессилия и отчаяния.
- Это неважно, Ларс! - она обняла его порывисто, - мы будем начинать каждый день заново, - шагнула назад, взяла его за обе руки и сжала, - я буду с тобой до тех пор, пока ты запомнишь меня.
- Нельзя так, - он сделала шаг назад.
- Можно, - упрямо ответила она, крепко сжимая его пальцы в своих руках, - мы сделаем так и победим твою тьму. Ты должен мне верить, слышишь?
- Я только несчастья тебе приношу, - он не смел вырываться.
- Не говори так, - покачала она головой, - кроме тебя в этом городе у меня никого нет. Ты, - лихорадочно пыталась подобрать нужные слова, - ты наполнил смыслом мою жизнь здесь. Я теперь не смогу без тебя.
Взгляд его потух.
- Знаете что? - она интуитивно перешла на Вы, почувствовав его отстраненность, - пойдемте, я напою Вас горячим чаем, а потом мы решим, что делать дальше, - и потянула его за собой в узкий переулок.

 

Пишет Сильвия. 19.06.12
В последнее время Сильвия редко навещала своих родителей: на работе приходилось сидеть с утра до позднего вечера, к тому же непросто складывались отношения с Кристобалем. На первый взгляд, у них были хорошие отношения, они редко ссорились и часто проводили все свободное время вдвоем, но Сильвия в таких случаях почти всегда чувствовала себя так, будто между ними есть некая недосказанность. Она не могла избавиться от этого чувства, и в то же время не могла понять его причину. Чтобы хоть как-то избавиться от этих мыслей, она решила навестить своих родителей. По правде говоря, ей было стыдно, что она так долго не заходила к старикам, хотя часто получала от них письма о том, что все в порядке, и нередко писала сама. Но никакое письмо не может заменить живого общения.

Знакомый с детства дом почти не изменился. Появилось только несколько трещинок на фасаде, да и сад стал менее ухоженным, чем был до ее отъезда. Сильвия не стала предупреждать родителей заранее. Она и так знала, что сейчас они редко выходят из дома из-за аномальной для этого времени жары. Дверь открыл отец.
- Сильвия, вот так сюрприз, - обрадовался он. – Виолетта, посмотри, кто пришел к нам в гости!

Мать Сильвии вбежала в комнату и сразу бросилась в объятия Сильвии. Родители нисколько не изменились за последнее время, что очень обрадовало Сильвию. Больше всего она боялась, что старость с каждым днем будет менять их внешний облик, приносить боль, страдания и болезни. К счастью, самочувствие родителей было в норме, и Сильвия полдня провела вместе с ними, слушая их рассказы о повседневной жизни и местные сплетни, рассказывая о своей работе и личной жизни. Когда Тиас вышел в сад, чтобы полить цветы, Виолетта придвинулась поближе к Сильвии и спросила ее вполголоса:
- Сильви, пока папы нет, расскажи, что тебя тревожит?

Мама, как всегда, видела все, что Сильвия так старательно пыталась скрыть. Но в этом случае Виолетта оказалась права: в глубине души Сильвии хотелось поделиться своими тревогами с матерью. Она рассказала многое, что происходило в их семье за последнее время, и в конце поинтересовалась, что об этом думает мама.
- Знаешь, дочка, не принимай все близко к сердцу. Тревоги, сомнения – дело молодости, с годами появится уверенность. Если у вас с Кристобалем сейчас хорошие отношения - пусть такими и будут, не подвергай их риску из-за своих тревог. Может быть, он действительно хочет защитить тебя, а ты в нем сомневаешься. Подумай над этим, поняла?
- Поняла, - ответила Сильвия. – Мам, ты не представляешь, как мне легко стало после разговора с тобой. Ты умеешь успокоить.

***

На следующий день на работе Сильвия долго не могла сосредоточиться, и все время вспоминала встречу с родителями. Как будто решились разом множество проблем, которые раньше она считала неразрешимыми. Наверно, ни с кем больше она не сможет так поговорить: близких подруг у нее нет, с Кристобалем не обсудишь его же самого, а родители не вечны. Так приходит осознание собственного одиночества среди множества окружающих тебя людей. Сильвия вспомнила, как когда-то в детстве вела дневник, куда записывала все события, произошедшие с ней в течение дня. Сейчас она про себя усмехнулась наивности тех записей. Но в этом было что-то забавное, запоминающееся… Сильвия отложила в сторону чертежи и другие бумаги, достала блокнот, немного подумала, и написала несколько строк. Перечитала еще раз, зачеркнула последние две строчки и написала еще несколько слов. Снова прочитав написанное, она, оставшись довольной, закрыла блокнот, собрала все свои бумаги и отправилась домой.

Кристобаль был уже дома. Он занимался своими делами и не заметил, что Сильвия уже вернулась.
- Привет, Кристо. Почему ты меня сегодня не встречаешь?
- Прости, Сильви, - он подошел и обнял её, - заработался немного. Как день прошёл?
- Отлично, сегодня у меня открылось второе дыхание, - ответила Сильвия. -Наверно, на меня так повлияла встреча с родителями, о которой я тебе вчера рассказывала. А ты чем так заработался, что не заметил моего возвращения? - она поймала в зеркале его взгляд.

Он подхватил её на руки, подошел к столу, усадил жену себе на колени и развернул перед ней бумаги:
- Все как обычно. Бухгалтерия, отчётность. Скука смертная.
- А ты не хочешь немного развлечься? - Сильвия внимательно посмотрела на супруга и тут же рассмеялась. - Нет, не пугайся! Сегодня я не поведу тебя на выставку или в театр. Как насчет кафе? Или просто прогулки?
- С тобой хоть на край света, свет моей жизни, - он обнял её за талию, - куда ты хочешь, туда и пойдём.
- Я больше настроена на прогулку по городу. Прохладным летним вечером хорошо прогуляться по центру, как ты думаешь? Можешь оставить свою бухгалтерию и отчетность до завтра. Я только переоденусь, и мы пойдем, - она бросила на стол свою сумку и исчезла в коридоре. Через пару минут она уже появилась перед Кристобалем в наряде, более подходящем для вечерней прогулки.
- Я готова! Ты уже собрался?
- Я всегда готов сопровождать мою красавицу, куда она прикажет.

Они дошли до улицы Пацци, понаблюдали за жителями окрестных особняков и в результате вышли на улицу Дельриторно. Не долго думая, они решили дойти до Центрального фонтана. На главных улицах города в этот час было много горожан, беззаботно наслаждающихся прекрасной погодой.
- Я уже не помню, когда в последний раз мы с тобой вот так гуляли по городу, - сказала Сильвия. - Ты ведь часто здесь бываешь по работе, но вместе мы давно тут не были.
- Прости, милая, - он сжал её теплую мягкую ладошку в своей ладони, - я не знал, что ты чувствуешь себя покинутой.
- Разве я сейчас могу жаловаться? Мы вместе гуляем по вечернему городу, разговариваем о нас... Нет, если честно, я действительно одно время чувствовала себя покинутой и одинокой, но это уже прошло.
- Почему ты не сказала мне? – нахмурился Кристобаль.
- Я пыталась, но не знала, с чего начать. Мне казалось, что ты сам догадаешься обо всем.
- Видимо, я что-то всерьёз не понимаю, - помрачнел Кростобаль.
- Ты не виноват. Это я, как всегда, сама себе проблемы создаю. Ты работаешь целыми днями, даже по вечерам тебя иногда на работу вызывают, стараешься, чтобы нам было хорошо. А я уже себе придумываю всякое.
- И что ты придумала? – он старался говорить негромко и продолжал улыбаться прохожим, чтобы не выходить за рамки приличия.

Этот, казалось бы, вполне логичный вопрос застал Сильвию врасплох. Сказать ему правду? Или все забыть? В любом случае именно сейчас - она чувствовала это - необходимо разрешить все вопросы.
- Только не смейся, ладно? - начала она.
- Я серьёзен, как никогда, - пообещал Гато.
- Я..., мне показалось.... в общем, что ты увлекся другой, - выдохнула Сильвия. И сама тут же пожалела о сказанном. Надо ведь было испортить такой хороший вечер! - Нет, пожалуйста, не воспринимай это серьезно! Это все мои глупые фантазии... Я люблю тебя и верю твоим словам.

Кристобаль остановился как вкопанный. Он был ошеломлён её признанием и не мог найти слов, чтобы даже просто задать вопрос. Сильвия тоже остановилась. Теперь она еще больше жалела о своем признании.
- Кристо, пожалуйста, не расстраивайся! Это было лишь минутное предположение.
- Мы можем уйти отсюда в спокойное место, где будет возможность поговорить без свидетелей? – спросил Гато.

До Сильвии не сразу дошел смысл вопроса. Тут, в центре города, их все равно никто не услышит в общем шуме улицы. Да и что за тайна? Наконец, она ответила:
- Хорошо, если ты настаиваешь на этом.

Он предложил ей руку, и они как ни в чём ни бывало отправились в сторону сквера рядом с Корелли. Сильвия присела на ближайшую скамеечку, огляделась вокруг - никого поблизости не было. До сих пор удивляясь такой конспирации, она произнесла:
- Я думаю, это подходящее место. Что ты хотел мне сказать?
- Как тебе могла прийти в голову такая мысль? Ты можешь мне сказать?
- Это сложно объяснить. Скорее интуиция подсказывает...- Сильвию больше удивило то, что для выяснения этого вопроса необходимо было искать укромное место подальше от оживленных улиц. - Но ты не только это хотел мне сказать?
- Мы не могли выяснять это на улице в центре города, не так ли? – Гато был крайне расстроен, поэтому дал прорваться наружу своей усталости и злости на пресловутую женскую отговорку про интуицию.
- Ты прав, конечно, - Сильвия поспешила согласиться с мужем, чтобы он не вышел из себя окончательно. - Просто мне показалось, что ты хочешь сказать еще что-то. Ну да ладно, не обращай внимания.
- Что не так, Сильвия? – он решил не отступать теперь, - почему тебе вообще в голову такая мысль пришла?
- Тебе действительно надо знать почему?! - уже не выдержала Сильвия. - Ты думаешь, я не заметила ту девчонку, которая прогуливалась под нашими окнами и в открытую звала тебя. И это на глазах у всех соседей! А потом вы вместе на одной лошади ускакали, после чего ты вернулся домой поздно ночью пьяный как .... - Сильвия уже не выдержала и сорвала на муже обиду, которую накопила за все эти месяцы. - А потом эти твои вечерние отлучки... - она окончательно потеряла над собой контроль и расплакалась.

Он расхохотался в ответ на этот поток обвинений громко, в голос.

- Поздние приходы связаны с моей работой. Я говорил тебе, что мы готовились к турниру. А та девушка, - он взорвался от смеха вновь, - надо было друга выручить. Дорогая, - он сел рядом с Сильвией, - я так понимаю, ты видела, как она выглядит? Подумай сама, мог ли я променять такую красавицу как ты на столь невзрачную особу?
- Кристобаль, я не понимаю, что тут смешного? Да, я видела эту девушку. Представь себе, кому-то и такие нравятся! И я теперь еще больше не понимаю, какое отношение к этому делу имеет твой друг?
- Прости, это не моя тайна, но поверь, я не вижу никого кроме тебя, - вздохнул Гато.
- Вот так всегда - "это не моя тайна", - парировала Сильвия. - Самая простая отговорка, чтобы нельзя было больше задавать вопросы.
- Ты несправедлива ко мне, - Гато покачал головой, - даже не представляешь себе насколько. Я думал, что мы можем верить друг другу на слово. А оказывается…
- Хорошо, давай все обсудим, - Сильвия попыталась взять себя в руки и успокоиться. - Представь себя на моем месте. Я вижу, как ты в тайне от меня встречаешься с девушкой, пусть и не красавицей, но все же девушкой. Вы уезжаете на одной лошади. Потом ты поздно приходишь домой, пьяный, и не можешь сказать ничего определенного про вчерашний день. Что я должна думать?
- Я понимаю, как это выглядело со стороны, - кивнул он согласно, - но, если ты любишь меня и веришь мне, без условий, без оговорок, ты не будешь спрашивать про тот случай. Это не моя тайна, я предам друга, если раскрою её. Честь – единственное, что у меня осталось. Не заставляй меня отказаться от неё, пожалуйста.
- Хорошо, я тебе верю. Давай постараемся забыть этот разговор, - вздохнула Сильвия. Вся эта ситуация была ей очень неприятна, она уже сто раз пожалела о том, что была несдержанна. - Хотя мне это будет непросто.
- Почему?
- Не знаю. Просто тяжело восстановить доверие к человеку, в котором ты хотя бы на минуту разочаровался. В любом случае, забудем этот разговор. Договорились?
- Так нельзя, милая, - Гато всерьёз расстроился, - после таких слов мне единственное, что остаётся, пойти и сброситься с крепостной стены в ров.
- Нет, пожалуйста, забудь о таких мыслях! - Сильвия крепко обняла мужа, как будто боялась, что он сейчас сорвется с места и решит выполнить задуманное. - Я сама не знаю, о чем говорю!
- Это плохо, - он впервые не ответил на её объятия, - я всегда думал, что нет ничего страшнее, чем потерять свободу. Но ты была рядом, и я смог выжить благодаря тому, что знал, что ты будешь со мной, поддержишь и поможешь, если вдруг мне понадобится твоя поддержка или помощь. Это давало мне надежду, что однажды я сумею сделать так, чтобы мы были снова свободны. И вот теперь… Я знаю, что есть нечто страшнее, чем лишиться свободы. Я лишился тебя.
- Я тебя умоляю, не говори этих страшных слов! Я этого не переживу. Сейчас ты говоришь о себе, и только о себе. А обо мне ты не подумал? Я в тот вечер была на грани безумия, чего мне стоило взять себя в руки и смириться со всем. Ты бы ничего и не узнал, если бы не наш сегодняшний разговор...
- Почему ты молчала всё это время? – Гато был бледен и мрачен как никогда, - зачем ты скрывала то, что видела?
- Потому, что не хотела ссориться, - честно призналась она. - Кристо, я очень устала. Пойдем домой?
- Конечно, - он подал ей руку.

Некоторое время они молчали. Сильвия чувствовала себя подавленной и измотанной после откровенного разговора. Сколько раз она убеждала себя, что все забыла, простила... а в результате это обернулось такой ссорой. Сейчас она чувствовала по отношению к Кристобалю некоторую отрешенность, не знала, с чего начать разговор, что сказать, чтобы не обидеть. А со стороны казалось, что она его не простила.
- В любом случае, - произнесла Сильвия, - ты можешь быть уверен в одном: я всегда тебя любила, люблю и буду любить.
- Конечно, - повторил он. Злости на неё не было, не было обиды, просто в голове всё вертелось это «тяжело восстановить доверие к человеку, в котором ты хотя бы на минуту разочаровался».

Они уже подходили к своему дому. Гато был неразговорчив, и Сильвия могла лишь догадываться, о чем он сейчас думал. Он открыл дверь дома, пропустив Сильвию вперед.
- Я знаю, нам необходимо время, чтобы все стало по-прежнему, - наконец начала она. - Но я тебя прошу, не наказывай меня так строго. Ты все время молчишь...
- Прости, милая, - он обнял её, - не надо так думать. Мне и в мысли не приходило наказывать тебя. Ты тревожишься, я понимаю твои страхи. Просто мне бы хотелось думать, что доверие между нами всё-таки есть, и в следующий раз ты не будешь молчать, если тебя что-то печалит или беспокоит.
- Хорошо, я обещаю, что больше не буду замыкаться в себе, - Сильвия вздохнула с облегчением: теперь она видела прежнего Кристобаля. Этот день был слишком длинным и утомительным, поэтому она взяла мужа за руку и повела в спальню. Они оба сейчас нуждались в отдыхе.
Как только Сильвия уснула, он осторожно встал с постели и ушёл в кабинет.
Кристобаль с курительной трубкой уютно устроился на подоконнике. Ночь пахла цветами и холодом зеркальной пыли.
Клеймо на ладони немного болело.
Он бросил взгляд на зеркало вглубине комнаты:
- Ничего Вы не понимаете в настоящих пытках и боли, - прошептал Гато, сжав ладонь в кулак.

 

Ксанф
СЧАСТЬЕ меняется на НЕРЯШЛИВОСТЬ

Сильвия
ИСКРЕННОСТЬ на ВЕСЕЛОСТЬ

 

 

 
 
 
 
 
 
 
 
  © 2006-2007 www.umniki.ru
Редакция интернет-проекта "Умницы и умники"
E-mail: edit.staff@yandex.ru
Использование текстов без согласования с редакцией запрещено

Дизайн и поддержка: Smart Solutions


  Rambler's Top100