Поиск по сайтуВход для пользователей
Расширенный поискРегистрация   |   Забыли пароль?
Зачем регистрироваться?
ТелепередачаAlma-materКлубКонкурсыФорумFAQ
www.umniki.ru / /
  
  
 

01:00 1 Января 1970 -

  Читать далее

 

Эйзоптрос - архив 10
 

Пишет Ксанф, Никта, Анастасиус. 13.07.10
Ксанф вернулся в палату к Никте только через пять часов. Сначала он думал подремать прямо там, на кресле, но потом понял, что заснуть не удастся - раздражал любой шорох, скрип за дверью, чириканье за окном. В крови еще гулял нерастраченный адреналин, поэтому лучшим средством было пройтись, а затем заняться историями. Медсестра сказала, что пациентка из шестой палаты уже проснулась после операции, но юноша не торопился идти на осмотр.
Посидев над документацией еще минут пять, он собрался, наконец, с силами и встал.
***
- Добрый вечер, как спалось? Как себя чувствуете? - Ксанф изо всех сил старался улыбаться.
Никта уже не только проснулась, но и успела найти где-то черную перчатку для левой руки, теперь здоровой.
- Превосходно, - процедила она, оскалившись в искусственно-вежливой улыбке, - не потрудишься объяснить, с чего бы это?
- Ну, Вы же сами хотели, разве нет?
- Чего я хотела? – с угрозой в голосе поинтересовалась црушница.
- Руку.
- Эту? – она стремительно приблизилась к нему и с размаху ударила его левой рукой в перчатке под ребра. После того, как доктор согнулся от боли, она добавила ещё один удар локтем по шее. Ксанф упал, она перевернула его на спину и села на него верхом, чтобы помешать вырваться. – Какого мрака ты решил за меня?
Ксанф закашлялся, но сопротивляться даже не пытался.
- Качественный товар поставляет... - только прошептал, - с протезом Вы бы так не смогли.
Никта в качестве опровержения ударила его на этот раз правым кулаком в челюсть:
- Смогла бы, - она приложила его спиной и головой об пол, - ещё доказательства нужны?
Ксанф промолчал, облизнув разбитую в кровь губу.
- Какого мрака ты попросил его вернуть мне руку?
- А без нее Вам лучше было? Никта, успокойтесь! Вы ничего не должны Ему!
- Так не бывает, - она снова приложила его головой об пол, - нельзя получить от него что-то и не расплатиться за это.
- Я не говорил, что цены не было. Никта, - он попытался схватить ее за руки и повалить, - перестаньте немедленно!
Она с легкостью освободилась, но с места не сдвинулась:
- И какой была цена?
- Вас это не касается. Это мой договор с ним.
- Меня это касается, потому что ты, без моего ведома на то, мою  жизнь и здоровье в этот договор вписал. Я имею право знать, что поставлено на кон.
- Если я отвечу, Вы меня за идиота сочтете.
- А ты и есть идиот. И с годами не умнеешь, как ни странно. Говори, - Никта чуть наклонилась вперед, удерживая доктора за руки.
- Я не знаю.
- Не поняла, - нахмурилась Никта.
- Ну, вот так. Когда Вы решили без предупреждения проститься с этим миром, у меня было не так много вариантов того, как Вас спасать. - Ксанф медленно высвободился из никтиной слегка ослабшей хватки и, поднявшись, отошел на пару шагов. - Подумал, что убить Вас за глупость я успею и сам. Теперь понял, что ошибся - скорее Вы меня убьете. - Он утер кровь с губы. Никта по-прежнему ждала ответа. - Я обещал, что исполню его желание. Он хочет, чтобы я помог Герману. Я не знаю его, но это ненадолго.
- Какому Герману? – удивилась Никта. Имя было достаточно редкое, но совпадение получалось уж слишком абсурдно-жутким, чтобы не быть правдой.
- Я же сказал - я ничего о нем не знаю. Судя по Вашему взгляду, Вы о нем осведомлены гораздо лучше.
- Вообще ничего? – проигнорировала его замечание Никта. - Как же ты ему помогать собрался, если не знаешь, кто он и в чём его проблема?
В ответ Ксанф достал из внутреннего кармана металлическую пластинку и протянул Никте.
Она пробежалась глазами по строчкам.
- Узнаю руку мастера, - хмыкнула она, с удивление уловив отражение собственной злой усмешки на металлической поверхности. Потом посмотрела на Ксанфа, - будь осторожен с этим Германом. Не человек – дрянь.
Ксанф усмехнулся и чуть кивнул.
- Судя по Вашему состоянию, физическому, я имею в виду, - он потер затылок, - выписывать Вас можно хоть сейчас. Но все же я оформлю документы завтра утром, а сегодняшнюю ночь Вы еще потерпите больничный режим.
Она вернула ему металлический лист, взяла с дужки кровати полотенце, намочила его водой из кувшина и подошла к доктору.
- Позволишь? – она показала на разбитые в кровь губы.
Он кивнул.
Никта аккуратно стерла с его лица и руки кровь:
- Прости, - произнесла она негромко, - и спасибо за то, что спас меня.
Золото в глазах Ксанфа расплавилось в ответ.
- Если никому не скажете, как Вы меня изувечили тут, - он улыбнулся и тут же посерьезнел. - Будьте аккуратнее впредь. Прошу Вас.
Он бережно накрыл своей рукой никтину руку.
- Можно и я тебя кое о чём попрошу? – она не сделала ни малейшего движения, чтобы освободиться. В глазах её отразилось жаркое золото глаз Ксанфа.
- О чем?
- Не говори никому о том, что произошло. Пусть для всех будет так: ты сделал для меня протез по моей просьбе, - она показала ему левую руку в перчатке, - очень хороший протез.
Ксанф вздохнул и убрал руку.
- Обещаю.
- Спасибо, - Никта сделала украдкой глубокий вдох прежде, чем задать, наконец, вопрос, который мучил её и который она так боялась произнести всё это время, - как прошла операция Анастасиуса?
- Операция - ужасно. - Ксанф снова улыбался, - Но потом пришел хвостатый лекарь, и Тас теперь ходит и бегает, как раньше! Все хорошо, Никта! Он здоров!
- У меня вдруг возникло невозможно реальное ощущение, что я не обычной больнице, а - в психиатрической, - Никта даже тряхнула головой, чтобы отогнать наваждение, - с тобой всё в порядке? Ты бредишь: «хвостатый лекарь», Тас бегает после сложнейшей операции…
- Я сам не поверил сначала. Хотите посмотреть?
- На хвостатого лекаря? – Никта поджала губы скептически, - не очень.
- На Таса, разумеется. Лекаря, к сожалению, Вы уже не увидите.
Она вновь с встревоженным видом коснулась его головы:
- Я что, действительно, слишком сильно тебя ударила? Хотела только проучить, но не разума ведь лишить.
Ксанф засмеялся.
- Мне в это как-то не верится! - он чуть склонил голову набок.
- А можно еще разок взглянуть на Ваш чудесный "протез"? - ему потребовалось несколько секунд, чтобы осмелиться задать этот Никте вопрос.
Никта протянула ему руку в перчатке, улыбнувшись в ответ.
- В перчатке она не настоящая, - юноша пожал ее, а затем аккуратно потянул за кончики пальцев.
Кожаная перчатка ползла неохотно, поэтому Ксанф перебирал рукой от пальца к пальцу, пока, наконец, она не снялась сама. Врач легонько дотронулся до никтиного запястья, провел пальцем по тыльной стороне ладони и поднял взгляд.
- Я рад, что все получилось именно так.
Он чуть наклонился вперед и бережно поцеловал никтину теплую руку.
Никта на мгновение задержала дыхание, когда почувствовала тепло его губ на своей ладони. И едва нашла в себе силы не коснуться ксанфовых волос ответным поцелуем.
Юноша выпрямился, а в тигриных глазах плескались золотые лучи.
- Спасибо.
Никта с сожалением надела перчатку на руку.
В этот момент в дверь постучали и сразу же открыли - пожилая медсестра даже не посмотрела на Ксанфа:
- Там привезли того больного, Вы просили сказать.
- Я уже говорил старшей - отправьте его в изолятор пока. Я сейчас подойду.
Сестра кивнула и закрыла дверь.
Ксанф снова повернулся к Никте, лишь на секунду задержав взгляд на зеркале.
- Идемте?
Им пришлось спускаться на два этажа и долго идти по коридору. Больничные запахи не менялись, чуть жгли нос и щипали глаза. Ксанф шел чуть впереди, но часто оглядывался, стараясь каждый раз заглянуть Никте в глаза.
И каждый раз, когда взгляды их встречались, в её глазах загорались золотые огоньки.

Тас лежал поперёк больничной койки, подкидывая вверх зелёное яблоко. Пока то вращалось в воздухе, он успевал три раза хлопнуть в ладони.
Тело приятно ныло после только что проделанной гимнастики.
Он чувствовал себя как ребёнок, который отбывал последние минуты домашнего ареста. Ещё нельзя покинуть пределы комнаты, а в голове уже мысли о новых приключениях. Хотелось обнять Никту, поговорить с Оливией, пожать руку Ксанфу. Как будет странно это. Совсем недавно он молча наблюдал за ними, как они переживали и заботились о нём. А теперь сможет сделать что-то ощутимое.
Почему-то отчётливо вспомнился день, когда доктор зашёл к нему в палату, а Оливия читала вслух книгу. Она вышла, а Ксанф сел читать повесть на раскрытой странице. Тасу тогда невзначай подумалось, что эти двое неплохо бы смотрелись вместе.
Яблоко всё взлетало к потолку, терпения уже не хватало. Главврач настоятельно просил его не покидать пока палату, а на все расспросы о близких сдержанно отвечал, что к нему скоро все придут и всё расскажут.
Наконец, дверь в палату открылась. Тас повернул голову, яблоко упало на грудь.
- Никта! - воскликнул он, вскочив с кровати и бросившись ей навстречу. Краем глаза заметил за её спиной доктора, у которого были разбиты губы.
- Где же вы пропадали?! - прижал к себе Никту, - Ксанф, на Вас напали?!
- Нет-нет! Это так, ударился неудачно... - врач закашлялся и чуть отошел в сторону. Отчего то ему не хотелось быть свидетелем этой радостной встречи.
Никта обняла Анастасиуса в ответ:
- Как это? Что произошло? Ксанф сказал мне, что ты поправился, но ведь.. Ты здоров полностью. Как так получилось?
- Ты рада, родная? Это Тор, представляешь, он вернулся в город, сам нашёл меня, разве это не чудо? - начал сбивчиво Анастасиус, проводя большим пальцем по её левой щеке.
Никта помрачнела и закусила губу:
- Да уж чудо, - она бросила быстрый взгляд на Ксанфа, - сплошные чудеса, - и, сняв перчатку, показала Анастасиусу здоровую левую руку.
Анастасиус просветлел. Конечно, он был рад исцелению такого близкого его сердцу человека. И он рад был тому, что она не будет больше страдать. Но в сущности для него ничего в облике Никты не изменилось, ведь он никогда не думал о ней как о калеке.
Радость и удивление Таса Ксанф разделял целиком, или нет, больше, гораздо больше счастья, восторга заполняло его. Ведь Тас еще не понимал до конца, какой ценный подарок получила Никта, а Ксанф уже прочувствовал это.
- Я оставлю Вас, не хочу мешать. Мне нужно заняться новым больным.  - Ксанфу хотелось уйти поскорее, он чувствовал себя лишним, кроме того, нужно было подумать. Крепко пожав руку Тасу, он улыбнулся Никте и вышел в коридор. Здесь было гораздо прохладнее. "Когда же кончится этот бесконечный день?" На посту он спросил у медсестры про Германа и, получив подтверждение, что того отправили в изолятор, отправился к себе в кабинет. "Им нужно много времени, чтобы все обсудить. А у меня много своих дел".
Всё было удивительно. Тас должен был быть на седьмом небе от счастья, но один-единственный взгляд Никты вселил в него сильное беспокойство. Так много было нужно рассказать и спросить, что он стоял молча и гладил её руку.
- Ты здоров, - как только Ксанф вышел, Никта ответила на объятия Таса, не смущаясь, - я не могу поверить в то, что весь этот кошмар позади. Ты не представляешь себе, как мне сложно было оставаться в стороне, смотреть на тебя и не иметь возможности помочь.
- Наверное, так же сложно, как лежать в бездействии и не иметь возможности даже пальцем пошевелить. Теперь мне это кажется просто сном. Странно, как люди быстро привыкают к хорошему, правда? - Тасу хотелось спросить, где Оливия, но что-то его остановило.
В воздухе повисла пауза. Анастасиус слишком долго пролежал в одиночестве, поэтому теперь особенно болезненно реагировал, если тишина вновь закрадывалась в палату.
- Может, спустимся на задний дворик? Я так часто его себе представлял, пока находился здесь. Слышал птиц, споры пациентов с докторами, даже слышал, как дворник каждое утро подметал дорожки и напевал что-то весёлое. Давай спустимся?
- Конечно, - она протянула ему левую руку, на которой вновь была перчатка.
- Извини, так надо, - на удивленный взгляд Таса объяснила она свое решение скрыть выздоровление, - пойдём.
- Тогда меня стоит вывезти на каталке, иначе у всего медперсонала будет массовый обморок, - рассмеялся Тас.
- Не шути так, - Никта кончиками пальцев коснулась его губ, чтобы заставить замолчать.
- Извини, - но скрыть улыбки не удавалось. Ему всё хотелось обернуть в шутку, хотелось, чтобы и в Никту проникла беспечность и безмятежность, которые полностью овладели им самим. Наверное, это была защитная реакция, попытка зачеркнуть всё плохое в голове, стереть и не вспоминать. Как будто они просто не виделись один день. Как будто всё всегда было хорошо, а дальше будет ещё лучше.
К счастью, пока они шли во дворик, никто не встретился им на пути. Было время обеденного перерыва, и даже дежурная по коридору покинула свой пост. Никто им не мешал, и Анастасиус уже начал сомневаться, а был ли ещё кто-то в этом мире. По крайней мере, он смысла в этом не видел.
Лишь опустившись на скамейку в глубине аллеи, Никта решилась подробно рассказать о том, что произошло после операции, когда Тас ещё был без сознания, а ей только предстояло его потерять.
Анастасиусу показалось, что она была немного напряжена. Возможно, чувствовала вину за что-то или просто отвыкла от их разговоров по душам. Потому что повествование походило больше на рабочие доклады. Хотя он и не слышал ни одного такого из её уст.
- А когда я очнулась... - Никта вытянула левую руку перед собой, внимательно её рассматривая, как будто бы это был какой-то посторонний предмет.
- Я не чувствую, чтобы ты была довольна, - задумчиво сказал Анастасиус.
- Тас, ты не слушал меня? Оливия покушалась на мою жизнь, - она стиснула его руку в своей, - Совет бригадиров будет настаивать на том, чтобы её... Ксанф заключил договор с Хаосом из-за меня...
Даже когда людям кажется, что они уже были на краю пропасти и хуже быть не может, они могут ошибаться. Анастасиус согнулся, словно под тяжестью всех дурных вестей, которые на него обрушились, уткнулся лицом в колени. Говорить Никте, что он не верил в то, что Лив могла пытаться убить, было бессмысленно. Не могла же она выдумать эту чудовищную вещь.
Как всё дурно выходило. В этом городе Оливию подстерегали одни несчастья, и было бы чрезмерно эгоистично отрицать свою вину в её бедах. Её нужно спасти, во что бы то ни стало. А потом заново эти мучительные расставания и выяснения отношений. Трус...
Вслух он заговорил о Ксанфе.
- Какой именно договор? Может, ты зря беспокоишься насчёт него, или ты уверена, что он таит опасность для кого-то?
- Любой договор с Хаосом таит в себе опасность. Даже вернее будет сказать – вереницу опасностей, - Никта закрыла лицо руками, - пока он должен присматривать за одним из Его рабов. Что из этого выйдет, кто знает.
- Ксанф хороший человек. Он не может нанести вред... - Тас произнёс это не так твёрдо, как ему хотелось бы. Всё-таки понятия "хороший" и "плохой" так относительны. Вот он сам - хороший или плохой? А Никта? А Лив?
Взъерошив волосы, он выпрямился и глубоко вздохнул. Достал из кармана часы на золотой цепочке, которые Оливия на днях оставила на тумбочке рядом с его кроватью. Она их редко носила, смущало, что циферблат был зеркальный. А зря... такая изящная работа, - подумалось ему, - кажется, это был подарок отца на день помолвки. Он несколько секунд следил за тем, как по отражению его озадаченного лица ходили золотые стрелки, а потом, так и не запомнив точного времени, убрал часы обратно.
В палате всё казалось таким очевидным, как в арифметике. Он будет здоров и сможет сделать что угодно. А теперь... главное - не впадать в уныние.
- Мы всё сможем уладить, мы же теперь вместе, - улыбнулся Анастасиус и поцеловал её в макушку.
- Он-то хороший, - бросила в сторону Никта, - но договором связался со злом…
Ей до боли хотелось его обнять, чтобы почувствовать себя в безопасности, но она почему-то не решилась это сделать.
- Не надо, милая, ещё ничего не произошло, - как будто не замечая её отрешённости, Анастасиус обнял девушку за плечи, взял её за левую руку и закрыл ладонью её глаза. Никта погрузилась в темноту.
- Ты ничего не должна бояться, мы всё сможем, главное быть вместе, - он раздвинул указательный и средний пальцы, и сквозь щёлочку пробился свет.
- Я могу рассказать тебе, как страшно и одиноко мне было, как меня разрывало изнутри, но я не нахожу слов, чтобы передать тебе, как счастлив я сейчас. Пожалуйста, побудь счастливой. Ради меня. Мы всё исправим, но сейчас мы должны побыть счастливыми. Хотя бы несколько минут, слышишь, девочка моя?
Прижался щекой к щеке. Точно хотел передать ей то, что так грело его сердце и что он не способен был озвучить.
- Конечно, я постараюсь, - она обняла его в ответ, - я очень рада, что ты здоров. Это самое главное.
Не потому ли он так полюбил её, что с ней было очень сложно. Достучаться до неё, растрясти, сжечь её форму, перчатки, избавить её от прошлого. Что она чувствовала, почему так мало говорила. Может, он не всё понимал, не всё ещё отгадал. Лишь бы не ошибиться, всегда знать, что с ней и как ей помочь.
Она постарается побыть счастливой. Смешная. Разве дело в старании.
- Знаешь, мне иногда хочется, чтобы ты была совсем крохотной. Я бы носил тебя на ладони.
Она рассмеялась открыто и искренне на эти его слова:
- Ты и так меня выше. Каждый раз на цыпочки нужно подниматься, чтобы погладить тебя по волосам или в глаза заглянуть. Или…
Анастасиус не удержался и наклонился к ней.
- Догадался, - улыбнулась она и чуть коснулась губами его губ, сделав крошечный глоток его дыхания.
Анастасиус подался вперед. Она чуть отклонилась, позволив ему почувствовать на своих губах тепло своего дыхания.
Он нахмурился: его обманули вероломно.
И в этот момент она поцеловала его.
Это было неожиданно. И настолько сильно, что когда ток удовольствия и нестерпимого желания прошел по позвоночнику, Анастасиус испугался, что его снова парализует.
Никта выпила его дыхание до донышка. Убедившись в том, что Тас был в полной её власти, она самодовольно улыбнулась и поцеловала его ещё раз, теперь намеренно по-детски неуклюже:
- Всё равно я хитрее.

В другом конце аллеи показались люди, а это значило, что через каких-то пару минут их одиночеству придёт конец и в дворик ворвётся больничная жизнь с партиями в шахматы, жалобами больных и щебетанием медсестёр.

Никта боялась даже подумать о судьбе Оливии. Теперь, когда Цех раздирали бригадные междуусобицы, решение по делу о покушении на жизнь начцеха могло быть каким угодно.
Она дождалась вечера, выкрала у кастелянши свою форменную одежду и незаметно исчезла из больницы.
В больнице рядом с её палатой не оказалось ни одного охранника. Штаб особистов был пуст. Как были пусты и ещё несколько ключевых точек. Это могло означать только одно: её ранение послужило сигналом к началу передела в ЦРУ.
На месте «норы» зиял провал. Видимо, именно здесь Кассиус удерживал Германа по её распоряжению.
Никта выругалась про себя: решение сдать Германа Хаосу было не самым лучшим. Видимо, тот, кто его принял, совсем не надеялся на то, что она выживет.
Выбора не было. Никта свистнула громко. Сверху на левую руку спикировал Сэт.
- Будь настороже, - предупредила она птицу, погладив по голове, - заметишь что, никакой пощады.
- Кьерк, - со злой решимостью подтвердил Сэт.
Она открыто, не таясь, вошла в здание ратуши.
Свет везде был погашен. Только на конторке дежурного горела свеча.
Сонный охранник двинулся было за ней, чтобы остановить, но она решительным резким жестом приказала ему оставаться на месте.
В крыле, занимаемом ЦРУ, было тихо. Секретарь на входе вскочил и вытянулся по струнке, увидев начцеха. В глазах его застыло изумление и ужас.
- Собери бригадиров. Срочно, - открывая дверь собственного кабинета, через плечо бросила ему тихо Никта.
- Есть!
- Здравствуй, Кассиус, - ей не нужно было видеть лицо человека, по-хозяйски расположившегося в кресле начцеха, - что за привычка дурная, на чужой каравай рот разевать?
- Здравствуй, - ей не удалось застать его врасплох внезапностью своего появления, но вот сам факт того, что начцеха жива и здорова настолько, чтобы предъявить права на свое место, выбил его из колеи, - мы думали, что ты…
- Я уже поняла, - усмехнулась Никта, - по отсутствию охраны рядом с палатой. Я бы на твоем месте ещё инъекцией с ядом подстраховалась. Чтобы уж наверняка.
- Нам не до этого было, - возмутился Кассиус, но тут же смешался, поняв, что фразу его в данном контексте можно было истолковать весьма неоднозначно, - я имел в виду…
- Потом обсудим, - Никта подошла к столу, - выметайся с моего места, Кассиус.
Сэт перелетел на спинку кресла и зашипел угрожающе на бригадира.
Кассиус, стиснув зубы, нехотя встал и, обойдя стол, занял стул, предназначенный для посетителей.
- Теперь всё по порядку, - Никта чуть наклонилась вперед, - начиная с твоего убийства.
- Тебе ведь сказали, Хоод… - Кассиус вдруг замолчал, - подожди минуту, а почему ты подумала, что я занял твоё место, если тебе должны были доложить, что я мёртв?
- Прости, но в такую чушь только Мстир и Риг ещё, может быть, поверили бы. Тем более если учитывать тот факт, что я тебя предупредила о возможном покушении. Держу пари, Ричард не удивился, когда ты заявился к нему с предложением реформировать Цех.
Кассиус только головой покачал.
- Вот потому начцеха я, а не ты, - сухо прокомментировала Никта, - и если ещё раз в этом усомнишься, лишишься своей пустой головы.
Кассиус усмехнулся зло в ответ.
- Где дамочка, что на меня якобы покушалась? – спросила Никта.
- А тебе не интересно, чем передел закончился?
- Нет, не интересно, - ответила Никта, - я задала тебе вопрос, Кассиус.
- В Северном, - ответил тот.
- Бригадиры здесь, - объявил ординарец.
- Пусть войдут, - приказала Никта, отклонившись в тень на спинку кресла.
Сначала вошел хмурый Мстир, за ним последовал довольный собой Ричард.
- Приветствую Кассиус, что за срочность? Она сдохла наконец? – уголовник осклабился мерзко.
- Приветствую, Кассиус, - Ричард благоразумно воздержался от высказывания предположений по поводу темы совещания.
- Не дождешься, Мстир, - Никта наклонилась вперёд, и теперь свет свечи падал на её лицо, - садитесь, господа. Нам многое нужно обсудить.
Когда встреча подходила к концу, Никта вновь вернулась к теме покушения:
- Кассиус, Артемьеву освободить сегодня же, понял?
- Она пыталась тебя убить, - возразил бригадир.
- Норд поспешил с выводами, - ледяным тоном ответила Никта.
- Но…
- Будешь продолжать дискутировать, начну внутреннее расследование против Норда, - спокойным и ровным тоном произнесла она. Мстир закашлялся от возмущения, Ричард скептически нахмурился.
А Кассиус вскочил на ноги:
- Ты что?! Совсем с ума сошла?! Он пытался тебя спасти!
- А по мне, так это было весьма искусно замаскированное покушение. Бригадир, метящий на место начцеха, дал ему задание устранить меня. Он решил, что в больнице во время операции, на которой я собиралась присутствовать, это будет сделать легче легкого. А появление в этой истории эмоциональной идиотки с долотом было удачным стечением обстоятельств.
- Ты не посмеешь, - возмутился Кассиус.
- Как ты так быстро выздоровела, старшая? – вдруг спросил Ричард.
В кабинете повисла опасная пауза.
- В наше время медицина творит чудеса, бригадир, - очень тихо ответила Никта.
- Боюсь, в наше время врачи ещё не достаточно глупы, чтобы совершать чудеса самостоятельно, - заметил, внимательно следя за её реакцией, Ричард.
- Зато бригадиры достаточно глупы, чтобы задавать такие вопросы, - ответила Никта ледяным тоном.
- Ты ведь не обещала ничего никому, правда? – Ричард никак не хотел угомониться.
- Тебе ладонь показать, бригадир? – с угрозой в голосе поинтересовалась Никта.
- Нет, что ты! – он всё-таки сделал «шаг назад», - мне будет достаточно твоего слова.
- Тогда я даже могу не произносить этого слова, правда? – поинтересовалась легко Никта.
- Конечно, - Ричард улыбнулся, по достоинству оценив то, как она поставила его на место.
- Кассиус, Артемьеву освободить сегодня же, понял меня? – вновь вернулась к теме обсуждения Никта.
- Понял, - согласился Кассиус.
- Ещё раз, - приказала Никта.
- Есть! Будет сделано, - сквозь зубы выплюнул особист.

Кассиус остановился в дверях:
- Хоода ты тоже отпустишь?
- Нет, - Никта погладила Сэта по голове, - он покушался на жизнь моего бригадира.
Кассиус усмехнулся криво:
- Чудесный протез у тебя, старшАя.
Никта ответила ему кривой же улыбкой.

Уже поздно ночью Оливию, испуганную и вымотанную, привезли в больницу и сдали с рук на руки дежурному врачу в приемном покое.

Пишет Алина. 13.07.10
После завтрака, когда все ушли гулять, в палату вошел медбрат.
- Что за безответственность? – спросил он, увидев на ее тумбе нетронутый стакан с микстурой. – Как дитя малое, - нахмурился. Взял стакан и заставил ее выпить, - вот так, - быстро оглядел пустую палату, подошел и захлопнул окно. – Узнала меня?
- Узнала, - кивнула она. Это был один из постоянных гостей «Гаудеамуса».
- Как там наши?
- Надеюсь, держатся.
- Давно тут?
- Да. Но ты… Разве вы не все были там?
Медбрат усмехнулся, заметив, как она выделила последнее слово.
- Это была авантюра. Многие не поддержали Ноэля. Пошли такие, как ты, - на мгновение ей показалось, что он все знает. - Мы можем организовать тебе побег. Решайся.
- Дай мне хотя бы день, - она бросила взгляд в зеркало.
- Две минуты,  – он подошел к двери и прислушался. Чьи-то шаги быстро удалялись по коридору. - Все вставай, - он отошел от двери, - время вышло.
- Куда?
- А ты в тюрьму хочешь вернуться?
- Они все равно найдут меня.
- А, может, и не найдут, откуда ты знаешь? Пошли.
Он помог ей подняться, снял с себя белый халат и набросил ей на плечи.
- А теперь быстро.
Они прошли по коридорам, спустились по лестнице и вышли в небольшой больничный парк.
Он вел ее по узким дорожкам. Больные и медперсонал не обращали на них никакого внимания. Медбрат ведет под руку пациентку - что в этом необычного?
- Сейчас, сейчас. Мы почти у ворот, - сказал он, видя, что Алина уже еле держится на ногах.
Они повернули по тропинке налево и через секунду столкнулись с врачом.
- Вы куда? – Ксанф понял по их лицам, что рядом с воротами они оказались далеко не случайно.
- Сбегаем, - вдруг сказала Алина.
Медбрат покосился на нее.
- С ума сошли?  – Ксанф взглянул на нее. Добавил насмешливо, - Вы поэтому лекарства уже неделю не пьете, чтоб накопить силы для побега? – он бросил взгляд на заметно побледневшего медбрата. - Я сам отведу ее в палату. А Вы идите к главному. Я буду там через пять минут.
Медбрат тут же исчез.
- Мне кажется, Вы не в себе,- врач внимательно посмотрел на Алину. - Признаюсь, я всерьез подумываю о том, чтобы прописать Вам успокоительное.
- Скажите, - резко перебила его Алина, - Вы бы взяли меня на работу?
Ксанф удивленно взглянул на нее.
- Ну, - она неожиданно смутилась, – не сейчас, а потом, когда я поправлюсь. Я быстро всему научусь. Правда.
- Я подумаю,- доктор изучающе смотрел на нее. – Но сейчас Вам надо вернуться в палату и выпить лекарство. Договорились?
Чуть помедлив, Алина кивнула.
- Ладно.
- Вот и отлично, - он улыбнулся.

Пишет Хаос Мира Зеркал. 27.07.10
Кай ехал в повозке вместе с одной из разведчиц.
Девушка демонстративно игнорировала его, но при этом от внимания молодого человека не ускользнуло то, что на малейшее его движение, она реагировала моментально.
Ему было плохо. Адреналин из крови ушел, и теперь он в полной мере ощущал последствия наказания. Обезболивающего у лекаря банды под рукой не нашлось, да и в голову никому не пришло как-то помочь, потому что он так ни разу и не пожаловался на боль.
Кистей рук, связанных за спиной веревкой, он почти уже не чувствовал.
Лежать он не мог: боль в груди, слева, выбрасывала из ума. Сидеть же был в состоянии, только склонившись влево. Дышать было больно. После того, как его свалил на несколько мучительно длинных минут приступ кашля, он почувствовал вкус крови на губах.
«Мой дух скудеет. Осталось тело лишь, но за него и гроша не дашь», - всплыли в памяти строки нерденского поэта.
Плохо было и то, что повозку время от времени подбрасывало на ухабах, и он уже несколько раз падал на дно её, заработав таким образом несколько глубоких ссадин на лице и плече.
Но просить о том, чтобы его развязали, он не собирался.
Облегчение наступало только во время обмороков.
- Док, чего-то он того… - Ханна выглянула из кибитки и обратилась к лекарю, который сидел на козлах рядом с возницей.
- Что там? – обернулся врач.
- Дышит странно. И отключается постоянно. Может, глянете?
Врач перебрался в повозку:
- Давай-ка развяжем его. Надо осмотреть ещё раз. Что-то не так.
Кай пришел в себя. Теперь он лежал на спине, над ним склонились двое врагов:
- Ты делаешь карандаш… - прошептал он в полубреду.
Враги переглянулись.
Лекарь задрал рубашку: слева, там, где раньше были следы от ударов, проступила огромная гематома.
При осмотре выяснилось, что несколько ребер все-таки были надломлены. К счастью, окончатых переломов не наблюдалось.
- Поднимайся, парень, - лекарь помог Каю принять полусидячее положение, подложив под спину и шею походные мешки с одеялами, - так-то легче будет.
- Левое плечо, - облизнул сгоревшие губы Кай.
- Что?
- Боль, - он коснулся верхней части живота слева. - Отдает в плечо.
- И в лопатку? – насторожился врач.
Кай кивнул.
- Стой, - приказал лекарь вознице, - Ханна, срочно! Крайним скажи, что мы дальше не едем, - он бросил на неё тревожный взгляд. - Не довезём парня.
Ханна выскочила из повозки.
Он вновь выглянул из кибитки:
- Найди пару-другую гибких веток. Скорее, - бросил вознице.

***
- Вот, - возница закинул в повозку несколько длинных гибких прутьев, - подходит?
- Самое то, - доктор взял прутья и начал нарезать их ножом на небольшие куски.
Вскоре был готов легкий корсет, который доктор аккуратно закрепил бинтом у пленника на спине.
- Сколько? – из-за пересохшего внезапно горла голос Кая был едва слышен.
- Пара часов-то у тебя есть. Но не больше, - лекарь покачал головой в сожалении.

***
- Раф, какие-то проблемы? – лекарь услышал голос Надиры, старшей в арьергарде.
Врач выглянул из повозки:
- Да, - он поманил её ближе, и когда она подъехала, сказал негромко, - нам нужно остановиться. Мы не можем ехать дальше.
- Что случилось?
- У нашего пацана-то в любой момент от тряски внутреннее кровотечение начаться может.
- Я таких решений не принимаю. Сам знаешь, - ответила Надира, бросив быстрый взгляд на Ханну. Та лишь развела руками беспомощно.
- Тэррэ, - Надира свистнула разведчице, - скажи матери, что нужна здесь. Красный на зеркало дышит.
Лекарь покачал головой неодобрительно:
- Такта в тебе ни на грамм, Надира.

Пока ждали предводительницу, Надира заглянула в повозку, чтобы самостоятельно оценить «масштаб трагедии»:
- Вроде и не били всерьёз, - удивилась она, - чего это он помирать задумал?
- Да много ли нашему Каю-то надо? – хмыкнул лекарь.
Надира рассмеялась, но тут же смолкла: как иглой раскаленной пронзило сердце это «нашему Каю».
- Паршиво, - она закрыла полог рывком и отошла от повозки к своему вороному жеребцу Ройду.

Через десять минут предводительница отряда в сопровождении Вельты и Тэрезы подъехала к повозке.

- Раф, какие у нас проблемы? – задала «мать» по большому счету риторический вопрос.
- Кай умирает. Думаю, часа два осталось-то. Мы можем остановиться?
- Мы из-за него останавливаться не будем, - ответила предводительница, - если хочешь, возьми себе несколько бойцов в охранение. Догоните нас, когда мёртв будет. Надира с тобой останется за старшую. А что с ним? Ему досталось, конечно. Но от этого обычно не умирают.
- Я думаю, что один из ударов повредил селезёнку. Если мы повезем его дальше, смерть будет мучительной. Если остановимся, то он хотя бы так страдать не будет от боли.
- Раф, можешь сделать для меня одну вещь?
- Да.
- Он точно не жилец? Отвечаешь?
Раф кивнул.
- Тогда сделай так, чтобы Кай не мучился. Я знаю, ты такое можешь.
- Конечно.
- Как он сейчас? В сознании?
- Да.
- Мне нужно сказать ему пару слов.
Ханна покинула повозку, чтобы не мешать разговору старшей с пленником.
Кай выглядел гораздо лучше, чем когда она видела его в последний раз. Раф смыл кровь, переодел его в чистую рубашку, обработал раны. И даже имел наглость наложить аккуратный шов на порез от надириного кинжала, несмотря на то, что авторесса шрама рыскала поблизости.

- Там доктор сказал, недолго тебе осталось. Что? Совсем плохо?
Кай промолчал.
Не дождавшись ответа, предводительница продолжила:
- Не поверишь, конечно. Но, знай я наперед, что ребята перестараются, отпустила бы тебя с Эретри. Всё равно Он своего добился, - уже обращаясь не к Каю, добавила она.
В воздухе повисла тяжелая пауза.
Рита покачала головой:
- Убила я тебя всё-таки. Прости. Лучше бы по-честному, в бою. Ты достоин того, чтобы умереть с оружием в руках.
Рита снова сделала паузу, но, так и не дождавшись ответа, откинула полог, чтобы выйти.
- Я могу увидеть Вельту? – спросил вдруг Кай.
Рита обернулась. Кивнула в удивлении.
- Только пообещайте мне, что не позволите ей остаться и увидеть, как я умираю, - вторая просьба далась ему ещё труднее.
- Хорошо. Это я могу тебе обещать, - кратко кивнула Рита.
- Спасибо.

Рита закрыла за собой полог. Ощущение неправильности происходящего не оставляло её. Она подозвала знаком Вельту:
- Кай просил тебя позвать. Хочет сказать что-то. Только недолго. Нам надо вперед двигаться.
На вельтином лице была видна борьба. Потом, как бы сомневаясь, она спросила очень осторожно:
- Мать, а ты позволишь мне остаться? Потом нагоню.
- Нет, извини. Ты мне в атаке нужна, - соврала Рита, прекрасно понимая, что если и пустит сегодня Вельту в бой, то велит очень внимательно за ней присматривать.
Та опустила глаза, ничего не ответила. Только кивнула и пошла в сторону повозки.

Она внутренне содрогнулась, увидев его такого беспомощного, слабого, бледного  от потери крови, но постаралась не подать виду, что испугалась.
Их взгляды встретились.
Тишина в повозке стала просто невыносимой.
- Я… - начал было Кай.
- Ты… - одновременно с ним произнесла Вельта.
И они оба снова смущенно замолчали.

- Прости, - Кай сказал это так, что пол ушел у неё из-под ног. Как тогда, когда он сказал, что её жизнь ему не нужна. Как тогда, когда он сказал, что убьет её, если она посмеет коснуться Эретри.
Снова - пауза. Теперь уже обоим стало тяжело дышать. Будто и у неё этим словом переломало ребра.
Она опустилась рядом с ним на колени.
Все обиды забылись в одну секунду.
- Это ты меня прости. Второй раз умирать собираешься. Может, передумаешь?
Кай покачал головой отрицательно:
- Теперь не мой выбор.
- Это всё из-за меня, - она закрыла лицо руками. - Я тебя догоню. Там. Для меня ничего не изменилось. Жить без тебя не стану.
- Я не имею права тебя просить… - он не смог закончить свою фразу.
Она посмотрела ему в глаза и продолжила за него:
- Сейчас можешь просить меня о чём угодно.
- Не торопи свою смерть. Пожалуйста, - наверное, никогда в своей жизни он не был так уверен в том, что именно просит, и в том, насколько страстно желает, чтобы его просьбу выполнили, - будь сильнее, чем я. Пожалуйста.
Выражение лица её не изменилось. Это была всё та же маска решимости и стойкости, что она надела на себя прежде, чем откинуть полог повозки. Но из широко раскрытых глаз катились крупные, круглые как жемчужины, слёзы.
Она смотрела на Кая не в силах отвернуться, при этом сгорая от стыда за свою слабость.
- Одно последнее доброе дело, Вельта. Пожалуйста, - увидев, что она колеблется, сказал он, - позволь мне это. Если ты останешься жива, значит и я жил не зря.
Она помедлила, пытаясь справиться с болью, которую доставила ей его просьба, но всё же ответила:
- Хорошо.
Ей разрешили жить, но разве теперь это имело смысл:
- Не уходи, пожалуйста.
- Давно хотел тебе отдать, - он неуклюже поменял вдруг тему разговора. - Да всё как-то не получалось, - он улыбнулся несмело-смущенно, - на память.
Кай осторожно, чтобы не тревожить сильно рану, достал из-за сапога сложенный вчетверо лист и протянул ей.
Она с удивлением на него посмотрела и развернула бумагу. Вельта ожидала увидеть письмо, а на листе была изображена она сама. Совсем не такой, какой привыкли видеть её сотоварищи.
Во взгляде той, нарисованной уверенным карандашом Вельты, сидевшей у костра и смотревшей на языки пламени, было столько невыразимой нежности, скрытой силы и страсти к жизни, что она вдруг испугалась: так глубоко он сумел заглянуть ей в душу.
И только нижний угол листа был испорчен бурым неприятным пятном. Видимо, он носил листок во внутреннем кармане куртки, что была на нём, когда его привязали к столбу.
У Вельты в голове вихрем пронеслось все то, что могло бы быть, но чему теперь никогда не сбыться: она в объятиях Кая, их веселый смех, шуточные погони друг за другом – чья лошадь быстрее, жаркие ночи.
Она смахнула слезу ресницами.
- Спасибо.
Кай закашлялся вдруг жестоко.
Вельта в миг выскочила из повозки и крикнула Рафа. Затем рванулась было обратно в повозку вслед за лекарем, но старшая её окликнула.
- Вельта, нам пора.
Она подбежала к предводительнице, внезапно вцепилась в плечо и тряханула:
- Мать, ему так плохо. Сделай что-нибудь. Скажи Рафу…
- Уже, - перебила её Рита.
Не говоря ни слова больше, Вельта подошла к своей лошади, запрыгнула и поскакала в сторону головной группы.
Рита, дав четкие инструкции Надире, последовала за Вельтой.

***

- Ну что там? – один из сотни Дамира бросил Ханне, которая только что вернулась из дозора в арьергарде.
- Пришлось остановиться. Кай умирает. Раф сказал, что селезенка у него лопнула.
- Чё так?
- Сам догадаешься или в голове одна мякина осталась? Ударил кто-то так неудачно вчера.
Во время перепалки Дамир искусно делал вид, что ему неинтересны новости о Кае, но стоило Ханне упомянуть удар, он взвился от ярости:
- Брешешь, Ханна. Его ни разу никто в полную силу-то и не ударил. Сам он с собой сделал что-то.
- Раф при мне его осматривал, - глаза Ханны сузились от злости, - видел бы, какой синячище у него слева и сколько ребер ему переломали, не говорил бы так.

Дамир подал коня вперед, чтобы прекратить разговор. Бойцы переглянулись непонимающе.
В голове Дамира вновь, как тогда у столба, промелькнула мысль:
- Как бы селезнь не ушиб щенку.
Солгал он теперь Ханне.
Один раз Кая в полную силу всё-таки ударили. В левое подреберье.
Он.
Разозлил его тогда ордэр люто.

- Туда и дорога, - пробурчал сквозь зубы себе под нос Дамир.
Но легче не стало.
«Силён бахвалиться перед связанным-то», - снова этот взгляд исподлобья. Взгляд врага.
Нет.
Дамир сильнее сжал поводья.
Не врага.
В голову полезли совсем уж никчёмные сейчас воспоминания:
То, как на привале учил Кай его штурмовиков читать…
То, как делал из бумаги журавликов и выпускал в воздух, а его же бойцы, гогоча от удовольствия, соревновались в том, чтобы поймать их, под предлогом осмотра на предмет тайных посланий…
То, как помогал Рафу с ранеными…
Не воин – недоразумение.
Дамир стиснул зубы.
Убил. Одним ударом. Безоружного, привязанного к столбу, глупого пацана, который к тому же был ниже его на голову.
Герой.
Дамир соскочил с коня, подлетел к дереву и ударил в ствол кулаком.
- Может, не я всё-таки, - он прислонился лбом к дереву.
По спине прошел холодок: теперь до конца жизни он будет мучиться этим вопросом. И никто никогда не сможет вынуть эту занозу сомнения и сожаления из его души.

***

Время то пускалось в галоп, то почти останавливалось. Внутри всё будто замерзло. Только боль от переломов возвращала к мыслям о жизни при каждом редком поверхностном вздохе. Животный ужас накрывал его волной каждый раз, когда тело подтверждало, что сдаваться смерти так просто не собирается.
Он помнил рассказы своих о том, что ко всем иерархам ордэров в конце их жизни обращался Серый и предлагал сделку.
Его же хозяин мира демонстративно проигнорировал. И молчание это было хуже приговора Совета ордэров.
Не враг.
Помеха.
Очередная «зарубка на прикладе».
Кай сжал кулаки:
- А я бы с тобой поторговался, Серый. Набил бы себе цену.
И тут же, как холодной водой из ведра, окатило стыдом: с Врагом за жизнь торговаться.
Снова мрачная решимость и упрямая угрюмость:
-Ненавижу тебя. За Эри, за Вельту, за Альтамирано, сына Кортеса Рейеса, за всех убитых друзей и простых нерденцев. Ненавижу.
Он одновременно ждал и боялся того момента, когда появится Раф, ибо это значило для него смерть. И стоило пологу отлететь в сторону, вздрогнул всем телом.
Видимо, Надира, заглянувшая в повозку в поисках Рафа, успела заметить на его лице неподдельный ужас, потому что усмехнулась:
- Струхнул, красный?
Кай отвел взгляд и не ответил ничего, закусив губу, чтобы не стонать от боли в присутствии врага. Эта стойкость давалась ему все тяжелее.
- Принести тебе чего? – вдруг спросила Надира.
- Не нужно, спасибо, - в голосе его не было насмешки, не было злости, как тогда, во время наказания у столба. Это снова был «их» Кай.
Надира дернула полог резко и пошла прочь.
На встречу ей попался лекарь.
- Давай, поторопись с ним, Раф, - раздраженно приказала она, - невыносимо смотреть на то, как он умирает…
Тот кивнул согласно.

***

- Как себя чувствуешь? – фельдшер достал из-за пояса металлическую пробирку. – боль ещё можешь терпеть?
Кай отрицательно покачал головой: он проигрывал, стыдно признаваться, но это было так.
- Знаешь, что это? – фельдшер продемонстрировал ему запечатанную сургучом гильзу.
- Яд?
- Верно.
Кай протянул руку ладонью кверху. Сердце билось так сильно, что, казалось, звук его заполняет все пространство повозки. Сломанные ребра отдавались болью.
Раф отдал ему гильзу.
- Это будет больно? - вдруг спросил Кай.
- Не больнее, чем смерть от внутреннего кровотечения-то, - ответил Раф, - но зато отмучишься скорее.
Кай решительно откупорил пробирку и поднес её к губам. Помедлил:
- Ты можешь выйти? Я не хочу так… Будто мышь подопытная…
- Нет, - ответил просто Раф, - вдруг симулируешь? Яд-то не выпьешь, но сделаешь вид, что умираешь, а потом сбежишь, - и произнёс словно приговор, - смерть так смерть. Пей.
Кай вспыхнул от оскорбления и, уже не раздумывая, одним глотком выпил содержимое гильзы:
- Теперь выйди, - резко приказал он, - не хочу никого видеть.
- Через двадцать минут вернусь, - Раф покинул повозку.
Кай слышал, как он крикнул Надире:
- Нашли что-нибудь подходящее?
- Да, в тридцати шагах отсюда. Метра два глубиной. Зверь не тронет, а потом…
- Давай одного из своих минут через сорок.
- Что долго так? – встревоженный голос Надиры.
- Двадцать – его. А ещё двадцать… Так то пока проверю, пока обмою его.
- Раф, - полный сожаления, упрёка и горечи голос Надиры сорвался в хрипоту. Кай слышал, как она ударила лошадь и умчалась прочь.

Сначала ничего не происходило.
Потом Кай вскрикнул, не от боли, не от страха, а к его же собственному удивлению, от неожиданности. Это яд нанес первый удар: его обдало жаром, потом моментально – холодом.
- Ни звука, слышишь, - приказал он сам себе, - не доставляй им удовольствия.
Он схватил лежавший неподалеку обрезок ветки.
Сломанные ребра отдались болью в ответ.
Он зажал ветку в зубах.
По телу прошла судорога.
Невыносимо яркий свет резанул по глазам. Последовавший за этим удар боли был настолько сильным, что он перекусил ветку, и закричал нечеловечески.
В повозку влетел бледный смертельно Раф:
- Кай! Кай, успокойся, - он попытался удержать бьющегося в конвульсиях парня, - тихо!
- Раф, ты совсем….. – следом за ним появилась Надира. Увидев, что происходит, она выругалась страшно, - какого…..? Тебе сказали быстро!!! Без боли.
- Вон! – крикнул ей Раф, все ещё продолжая бороться с Каем, - пошла вон!
- Успокойся, Кай, - он ударил парня по лицу, - успокойся. Успокойся.
Кай затих.
Раф упал рядом на пол повозки: всё шло совсем не так, как он планировал. Организм Кая отреагировал на снадобье ненормально.
Он поднялся, осмотрел пациента: тот был едва жив.
- Прости меня, парень, - наклонился он к самому уху, - не рассчитал я что-то. Хотел усыпить на время, спасти. А выходит – убил, - он погладил умирающего по голове и отвернулся, - убил.
Какое-то время ничего не происходило. Только пульс то замедлялся, то ускорялся, то вдруг пропадал вовсе. Лишь на мгновение, перед самой кончиной, Кай пришел в себя и произнес одно единственное слово - «карандаш».
Раф обнял его по-отечески и не отпускал до самого конца.

Он несколько раз проверил, не доверяя своему собственному суждению, мёртв ли Кай. И только потом обмыл тело, переодел его в чистую одежду.
Один из надириных людей отнес тело к узкой, но глубокой расселине, которую обнаружили совершенно случайно, и сбросил Кая вниз.

Раф отправился вперед, к головному отряду, чтобы сообщить печальную новость предводительнице.
Она обернулась, кинула на него пронзительный взгляд и отвернулась сразу же, не спросив ничего.
Так и не произнесенное известие облетело весь отряд в мгновение ока.

Никта
То, что решение относительно его судьбы принято, он понял по тому, что его перестали пытать. За время допросов его бывшим сослуживцам удалось добиться от него только одного – гарантии того, что покушение было его личным решением, и вне Цеха известие об этом происшествии не выйдет.
Прошло ещё несколько дней. Ему дали возможность прийти в себя, залечили раны и разрешили спать больше часа в сутки.
Из своих с ним никто не разговаривал и не пытался как-то помочь. Для цеховиков он был предателем. А страшнее этого преступления не существовало в их представлении.
Он перестал быть для них человеком, когда посмел поднять руку на бригадира.
А это значило, что сделать теперь с ним могли всё, что угодно. Как с пришедшей в негодность мебелью, бешеной собакой или обносками.
Потому он сильно удивился, когда в его камеру вошла начальник Цеха собственной персоной.

На левой руке её сидел посредник – чёрный орёл.
Ларс с удивлением отметил про себя, что Никта была в перчатке, а не как обычно с чехлом на ампутированной руке.
- Интересный вывод ты сделал из наказания, - начала она разговор.
- Я поступил так, как подсказывала мне совесть всего лишь.
- А ты знаешь, что разговариваешь во сне? – спросила Никта.
Ларс нахмурился.
- Раньше, когда сидел у уголовников месяц, они за тобой такого не замечали, а вот теперь особисты каждый раз в перерывах между допросами пишут за тобой стенограммы прелюбопытные.
Пленник промолчал.
- К примеру, ты постоянно переспрашиваешь у своего собеседника, действительно ли он воскресил родных Алины. Ведь вы с ним договаривались.
- Это неправда! – возмутился Хоод. Получалось, что он всё-таки сказал им то, что сумел утаить под пытками.
- Что именно неправда? Что ты говоришь во сне? Что ты договорился с кем-то, кто может воскресить мёртвого? Или что он воскресил родных Алины для тебя в обмен на что-то?
- Всё неправда, - Хоод запаниковал.
- К твоему сведению, никто её родных не убивал, - Никта наслаждалась каждым мгновением, - вас обоих нужно было проучить: тебя, чтобы стал умнее и научился отвечать за свои слова и её – чтобы перестала сопротивляться. Так что тебе «воздух продали», Хоод.
- Они живы… - больше Ларс ничего не слышал.
- Идиот, - прокомментировала Никта.
Ларс пожал плечами.
- Мы приняли решение по поводу твоей дальнейшей судьбы. Ты умрёшь завтра.
- И какой будет казнь?
- Сначала проведём над тобой эксперимент. Хочу узнать наверняка, может ли мой посредник превращать людей в отражения.
Ларс не смог сдержать стон ужаса, но скрыл его приступом кашля. Легенды о том, каково это человеку превратиться в отражение от укуса снежной совы, давно стали одной из самых популярных страшилок в мире зеркал. А вот чёрные орлы были настолько редким даром, что никто толком и не знал, на что они способны.
- А если эксперимент не удастся?
- Тогда у тебя будет ещё один день жизни, - пожала плечами Никта, - затем отрежем язык и сдадим одной из городских банд.
- Пожалуйста, - Хоод упал перед ней на колени, - умоляю! Я ведь даже не нанёс удар. В последний момент…
- Струсил, - бросила презрительно Никта.
- Пусть так. Но разве я не заслужил снисхождения? Никто не пострадал. А Вы хотите наказать меня, как злейшего врага. Пожалуйста. Чистую смерть. Прошу.
- А ты и есть враг. Поднял руку на своего, - Никта развернулась и вышла из камеры.

Ночь превратилась в бесконечный кошмар.
Он сидел у одной из стен, обхватив колени руками.
В голову то и дело лезли мысли о предстоящей казни: красочные сцены превращения человека в отражение, рассказы црушников о том, как несколько лет назад попавших в засаду особистов пытал клан Ворона нещадно, как заставили их «раскрыть душу».
Раньше больше всего Ларс боялся, что его принудят разбить зеркало, теперь же, после пыток ЦРУ он понимал, что не выдержит больше издевательств. Как не вынесет превращения в отражение, если никтин эксперимент удастся.

Значительно позже полуночи к нему пришел Кассиус.
- Я слышал, что для тебя приготовила начцеха, Ларс. Сочувствую.
Пленник промолчал. С момента покушения они не виделись. Да и можно ли было его нападение назвать попыткой покушения? Кассиус усмехнулся. Хоод не был оперативным сотрудником. Ребята все время подтрунивали над его одержимостью театром и оперой, излишней тактичностью с агентами и не всегда уместной принципиальностью. И, конечно же, он был никудышный наёмный убийца. Все дни перед покушением он нервничал заметно, задавал странные вопросы и проявлял активный интерес к тренировкам с оружием, чего раньше за ним не замечалось.
Само нападение было вообще Хаосу на смех.
Хотя Кассиус покривил бы душой, если бы сказал, что покушение не удалось. Удалось. На славу. Благодаря ему бригадир смог решить сразу несколько проблем: избавился от Германа, поменял в значительной степени расстановку сил в ЦРУ, «протолкнул» в Совет на место «погибшего при невыясненных обстоятельствах» Рига своего человечка и даже получил рычаги влияния на начцеха.
- Дайте мне зеркало, бригадир, - вдруг попросил Ларс.
- Зачем? – удивился тот, - хочешь, чтобы на твоем месте я сам оказался. Не выйдет, парень.
- Я мог убить Вас тогда. Вы знаете, - Ларс сделал ударение на последнем слове.
Кассиус рассмеялся весело.
- Мог, - угрюмо повторил Ларс.
- Мог, - согласился вдруг бригадир.
- Дайте мне зеркало, - вновь сказал Ларс, - обещаю, что не разобью его до казни.
- Зачем оно тебе тогда?
- Не хочу становиться отражением, - почти шепотом произнес црушник, - и боюсь пыток. Очень. Не выдержу больше.
- Так и не надо выдерживать, - пожал плечами бригадир, - надо умереть.
- Пожалуйста, - попросил он.
- Хорошо, - Кассиус достал из-за пояса небольшое круглое зеркальце, - держи.
- Спасибо, - Ларс с непонятным выражением посмотрел на собственное отражение в серебрёной поверхности.
- Держись, Хоод, - Кассиус похлопал его по плечу и вышел из камеры.

- Вы обманули меня…
- Разве её родные мертвы? – стекло откликнулось моментально.
- Нет, - смешался Ларс, - но… Это ведь не Ваша заслуга.
- Ну, так и ты свою часть договоренности не выполнил. Кассиус теперь силён в ЦРУ как никогда. Закроем счет? Или начнем сначала? Мне их всех убить труда не составит, а тебе свою часть договора выполнить?
- Нет! – Хоод вцепился в зеркальце обоими руками, - не нужно! Закроем счёт.
- Вот и ладно, - зеркальце погасло.

****

- Милорд, - прошло больше получаса прежде, чем Хоод вновь обратился к хозяину зазеркалья, - помогите мне.
- Чего ты хочешь? – высветилось на зеркальце.
- Быстрой смерти, - выдохнул Ларс.
- А что мне за это будет? – поинтересовался его собеседник.
- У меня ничего нет, - пожал плечами Ларс. Сердце ухнуло в ледяную чёрную бездну. Не будет пощады. Не получится легко. Вновь промелькнули в голове страшные картинки «раскрывших душу» и рассказы о превращение в отражение. Он стиснул зубы покрепче, чтобы не было слышно их стука.
- Почему же нет? – вспыхнули насмешливо буквы.
Ларс затаил дыхание в ожидании.
- Одолжи мне костюм на несколько часов.
Црушник вздрогнул от ужаса и омерзения:
- Зачем?
- Неправильный вопрос, - прокомментировало зеркальце, - правильный вопрос: а это будет очень больно?
Ларс побледнел, сжав руку в кулак. Душа была раздергана на нитки, а судьба продолжала его испытывать, подкидывая варианты один невыносимее другого.
Зеркало ждало терпеливо его реакции.
- Это будет очень больно? – смирился Ларс.
- Нет, - высветилось на зеркальце, - ты ничего не почувствуешь. Потому что будешь уже мёртв к тому моменту.
- То есть я всё равно умру, - с горечью бросил Хоод.
- Конечно, - ответило зеркальце, блеснув насмешливо в темноте, - так решила начцеха.
- Я согласен, - выпалил црушник, чтобы не успеть передумать.
- Приложи зеркало к сердцу, прижми, - выступили на зеркале кроваво-красные буквы. Ларс вздрогнул, - и ничего не бойся, - отреагировало зеркальце, - боли не будет. Обещаю.

***

Утром, ещё до восхода солнца в камеру зашел цирюльник. Хоода побрили. Он попросил зеркало, чтобы оценить результаты работы, и улыбнулся довольно собственному отражению.
- Хорошо, - кивнул он цирюльнику, - спасибо. Весьма признателен.
Пленнику принесли кувшин воды, небольшой медный таз, мыло и полотенце.
Ларс умылся тщательно, почистил зубы, смыл с тела засохшую кровь и пот, вымыл волосы и аккуратно вытерся полотенцем. Затем закрыл глаза на минуту и вдохнул спёртый тюремный воздух камеры всей грудью.
- А завтрак будет? – живо поинтересовался он у охраны.
Те немного удивились радостной возбужденности пленника, который только ночью выл тихо от страха в углу камеры на полу.
- Что тебе принести? – спросил один.
- Мяса, - Ларс тряхнул мокрыми ещё волосами, - лепешку хлеба и бокал красного вина. По-моему идеальная трапеза для смертника. Не находите?
Пока ему готовили завтрак, он успел переодеться в чистую белую рубаху и черные брюки. Обувь у него отобрали, но его это, казалось, не смущало нисколько.
Только раз выдал он терзающее его мучительное волнение, когда не удержал в руке вилку и немного промахнулся мимо рта бокалом вина.

К удивлению охраны им не пришлось нести его, подхватив под руки, до внутреннего дворика дома, где и должна была состояться казнь. Он вполне уверенным шагом проследовал туда, куда ему указали встать и замер в почтительном ожидании.

Во дворе появилась Никта, Кассиус, Мстир и Ричард.
Хоод улыбнулся несмело-заискивающе, увидев Сэта, который сидел послушно на левой руке начцеха.
Кассиус кивнул приговоренному, повторив про себя: Держись, Ларс, будь мужчиной.
Тот чуть побледнел и сжал губы плотно.
Казалось, странная эйфория, что держала его на ногах всё это время (к удивлению и облегчению охраны), прошла. И в момент Хоод осознал, что должно было произойти теперь.
- Начнём? – предложила Никта.
Сэт, тяжело взмахнув крыльями, поднялся в воздух и, сделав широкий круг, опустился на плечо Хоода. Острые когти впились в кожу и кость ключицы. Белая рубашка покрылась небольшими пятнышками крови. Ларс едва устоял на ногах.
Птица зашипела угрожающе, но в этот момент приговоренный поднял руку:
- У меня есть право на последнее желание?
Никта нахмурилась: что за уловки.
- Есть, - ответил за неё Ричард.
Она бросила на него полный ярости взгляд, но он не отступил:
- Ни одному приговоренному не отказали ещё в выполнении последнего желания.
- Я хочу получить поцелуй, - сказал Ларс, - госпожи начцеха.
Бригадиры удивленно переглянувшись, зашептались, поглядывая на Ларса теперь уважительно.
- Если эксперимент не удастся, ты его получишь, - угрожающе тихо произнесла Никта.
- Тогда предлагаю сразу перейти к казни, минуя эксперимент, - дерзко ответил на её полный чёрной ненависти взгляд Ларс.
- Сэт! – крикнула Никта.
Орёл, чуть склонив голову набок, с интересом посмотрел на хозяйку, потом на Ларса и клюнул его в мочку уха.
- Ой, - произнёс с улыбкой приговоренный к смерти, - это было больно.
Он коснулся уха и показал Никте пальцы, покрытые кровью из ранки.
Птица вдруг взорвалась в лёгкое черное с золотыми блестками облачко.

Все, находившиеся во дворе, замерли на месте.
- Я могу получить обещанное теперь? – поинтересовался Ларс.
Никта впилась в него взглядом: что-то явно было не так. И дело было даже не в исчезновении посредника.
Она подошла к Ларсу, положила руку ему на грудь и заглянула в глаза, следя внимательно за реакцией смертника.
Он чуть подался вперед.
Их губы едва соприкоснулись. Но она вдруг отпрянула от него в брезгливости, ударив молодого человека в грудь. Ей не показалось: сердце не билось. Как не было и дыхания.
Он успел перехватить её левую руку, потом схватил правую за кисть и вывернул обе назад, закрывшись начцеха как живым щитом.
Бригадиры бросились ей на помощь, но он склонился и шепнул ей на ухо:
- Отзови их, милая, - он чуть усилил давление на руки. Никта зарычала от боли, - давай, Нитти. Ты знаешь, что произойдет, если они решат вмешаться сейчас.
- Назад! - крикнула црушникам начцеха. - Всё под контролем. Назад!
Ей подчинились.
Ларс, продолжая крепко фиксировать правую руку девушки за спиной, осторожно отвел в сторону её левую руку и прижал её к животу. Теперь он обнимал её, продолжая удерживать на месте в железных тисках. Хоод подобной силой вряд ли когда-нибудь обладал.
- Такую красоту прятать, - прошептал её на ухо смертник, - тяжкое преступление. Я ведь так старался, чтобы она выглядела краше прежней.
Швы на перчатке расползлись, и она упала на землю.
Бригадиры переглянулись в шоке: рука начцеха была на месте.
- Невозможно, - прохрипел Мстир, - разве…
- Я тебя сейчас отпущу, - прошептал ей Ларс, коснувшись губами мочки её уха - постарайся не делать глупостей.
Никта рванула прочь от него, как только он ослабил хватку.
- Что происходит? – это был Ричард.
- Костюм, - шепнул ему особист.
- Меня так настойчиво приглашали в гости, что я не счел возможным отказаться, - мягко ответил Хоод.
Кассиус незаметно достал кинжал и зажал его между пальцев.
- Сначала поездка в Нерден с катастрофическими последствиями для моего советника, затем садист-Герман, которого бригадир Кассиус благоразумно сплавил мне, а теперь издевательство над ни в чём не повинным человеком. И всё из-за того, что старшАя никак не может решить свои личные проблемы и поставила собственные интересы выше интересов Цеха, - голос Ларса был мертвым, - я считаю, что Совету стоит задуматься над тем, нужно ли это ЦРУ.
Мстир вжался в стену. Ричард, не осознавая этого, сделал шаг назад и тоже оказался у стены.
- Вы убили его, милорд, - тихо произнесла Никта.
- Я совершил акт милосердия, - поправил её Ларс, - учитывая, что ты планировала для него в отместку за глупую ошибку и благородное устремление.
- Вы забрали у меня посредника, - все так же тихо произнесла Никта.
- Я вернул тебе руку, неблагодарная, - усмехнулся Ларс.
- Вы хотите лишить меня Цеха, - сказала Никта.
- Это решение остается за Советом. То, что нужно было сделать, мной сделано, - ответил Ларс без тени улыбки. Он бросил взгляд на Кассиуса, - спасибо за помощь, бригадир. За сим позвольте откланяться.
Хоод чуть поклонился цеховикам, достав из-за пояса небольшое круглое зеркальце, прижал его к груди и медленно упал на землю без сознания.
По рубашке, там, где зеркальце касалось ткани, расползлось кровавое пятно.

***
- Ты дал ему зеркало! – Никта набросилась на Кассиуса, не дожидаясь, когда он атакует первым.
- Из-за тебя он обратил на нас свое внимание! – перебил её Ричард, - это непростительная ошибка для начальника Цеха.
- Заткнись, - Никта, сидел бы он не напротив, а рядом, свернула бы ему шею, судя по тону.
- Снять полномочия, - Мстир поднял руку, - кто «за»?
Ричард присоединился к нему. Новый бригадир ждал решения Кассиуса, а тот не торопился голосовать.
- Мы в любом случае собирались в ближайшее время, если ты выживешь, поднять этот вопрос, - начал он спокойно, - но раз уж так получилось, давайте обсудим сложившуюся ситуацию сейчас.
- Мы не будем ничего обсуждать, - взбеленилась Никта, - у нас не демократия. Я принесла клятву начальника Цеха и избавить меня от неё может только смерть.
- Я – за снятие полномочий, - Кассиус поднял руку.
- Я – тоже, - к нему присоединился новенький.
- Посидишь под домашним арестом некоторое время, - заключил Кассиус, - никто не выгоняет тебя из Цеха. Мы просто хотим, чтобы ты всё хорошо обдумала и сделала правильные выводы.
- СтаршАя, - это был Ричард, - прими наше решение. Мы не можем связать тебя, доставить домой и охранять потом усиленно. Согласись на арест.
- Пожалуйста, - поддержал его Кассиус.
Никта отклонилась на спинку кресла устало: у неё больше не было сил сопротивляться:
- Хорошо.

 

Рита
НАИВНОСТЬ меняется на ОПТИМИЗМ

Никта
ФАНТАЗЕРСТВО меняется на МЕЛАНХОЛИЮ

Анастасиус
СМЯТЕНИЕ меняется на ХОЛОДНОСТЬ

Ксанф
ОТСТРАНЕННОСТЬ меняется на БЕЗМЯТЕЖНОСТЬ

Эретри
НЕБРЕЖНОСТЬ меняется на СТОЙКОСТЬ

Сильвия
СОГЛАСИЕ меняется на НЕДОВОЛЬСТВО

Алина
НЕУСТРАШИМОСТЬ меняется на НЕДОУМЕНИЕ

Пишет Ромчик. 10.08.10

"Не приступим, а присядем"-пробормотал кто-то, входя в караулку.
"Опа-ся,здорово!"-сказал Суетливость, вставая с горки ковров.
"Здоровее видали"-буркнул странный человек, отодвигая загородивших проход  Ромчика и Суетливость.
"Ой,ё!-выдохнул Ышлончик. Вы что  бинарным делением размножаетесь? Или амитозом?"
"Чё?"-дуэтом спросили Суетливость и непредставившийся пришелец.
"Вы кто такие? Откуда Вас столько?"-присаживаясь на табурет, спросил Ышлончик.
"Мы-отражения Ромчика"-снова дуэтом был ответ.
"Я-Суетливость"-снимая непроглядные очки с розоватым оттенком, отклонив голову и поигрывая бровями сказал один.
"Я-Недовольство"-проворчал другой.
"Ну ладно,жрать-то всё равно надо"-махнув рукой, пригласил к столу Ышлончик.

Стол был небольшим, но уставлен яствами полностью, так что Ромчик не сразу сообразил, что он белого цвета.
"Странный выбор. Обычно в караулках едят не замечая как насвинячили и оставляя следующей смене весь мусор. Хотя здесь чистенько и уютненько.Ну,учитывая, что  караульный разбирается в биологии можно и не такое предположить"-улыбаясь размышлял Ромчик.
На столе красовались такие простые и понятные Ромчику блюда как тушёные яблочки с сахаром, картофельное пюре, котлеты. Однако были и такие,нюхнув которые Ромчика замутило.
Ковры в караулке были везде: постелены на полу, лежали по периметру комнаты, скрученные в рулоны, свисали со стен. Радовали глаз картины, вытканные на них: колокол, в котором вместо язычка был меч, а под ним зеркало, отражавшее дудочку с топором; тёмная комната, затопленная под потолок и человека, барахтающегося в толще воды. Камин без заслонки добавлял уюта караулке,но опасная близость ковров настораживала Ромчика. Над камином висело зеркало в которое Ромчик поглядел с отвращением."Страшный ты"-обращаясь сам к себе подумал Ромчик.На стенах красовались свечки с ведро размером, утыканные булавками, стрелами и кое-где торчали метательные ножи."Небедный город, если караулки так уставлены и такое богатое освещение."-думалось Ромчику.

Недовольство был лысым мужчиной чем-то отдалённо напоминавшим Ромчику его самого. Он выглядел весьма внушительно, хотя и был заголён по пояс. К счастью, Недовольство не был так тщедушен как Суетливость и внушительная кувалда с надписью Versus очень дополняла его могучую фигуру. Ещё на втором Отражении Ромчика были какого-то непонятного цвета штаны с огромным множеством кармашков. Присмотревшись, Ромчик понял,что штаны у Недовольства состоят из тряпиц разного размера, соединённых швами наружу.
"Ты чего на мои штаны пялишься?» - чавкая яблочком, поинтересовался Недовольство.
"Странные они"-ответил Ромчик.
"это ты странный, а они недовольные" - пробурчал Недовольство.
"Чем могут быть недовольны штаны такого громилы?" - поинтересовался Суетливость, ковыряясь булавкой в зубе.
"У штанишек качков тоже бывают проблемы ,особенно когда они садятся"-философски заметил Ышлончик.
Ромчик стал свидетелем удивительной картины: Недовольство одновременно жевал, улыбался и пытался что-то сказать.
"Ышлончик, у вас в городе всех путников принято кормить сначала,а потом пропускать?"-спросил Ромчик.
"Да нет, Ромчик, нет... Просто негоже голодным ходить. Да и на ночлег  ты никуда не устроишься уже. “-  вздохнув ответил Ышлончик.
"А если проверочка какая аль что-то пропадёт?" - воровито оглядываясь, вопрошал Суетливость.
"Ничего не пропадёт" - поглаживая рукоять кувалды, прошептал Недовольство.
"А я чё,я ничё...Я просто так спросил"-пролепетал Суетливость.
"Да и вообще, Ромчик, ты мне напоминаешь братца моего двоюродного. Он вот тут сидел, на этом табурете, когда в дозор пошёл. А вообще он школьником был там, дома в Фуенте, которая под Аквилоном. Беда у нас в семье случилась. Родственников всех прям в поле повязали шакалы...Ещё и клан какой-то элитный...До сих пор в ушах звон от монеток, которые у них в волосах да в бороде были...На весь городок звенели...Тогда мы с братцем решили перебраться в Эйзоптрос.Я в университете устроился на полставки преподавателем...Биологию читал...Ну так вот платили тогда не очень...Соглашался на замещать любых отсутствующих преподавателей...Братцу в школе такой жёлтенький листочек выдали, мол, гуляй отсюда подальше, не возьмём. Вот и решил братец в стражу податься...Не уберёг я его"-всхлипнул Ышлончик.
"Убили его там, да?" - спросил Суетливость.
"Ну, вроде...Оступился, говорили,  и в ров к аллигаторам...Только у меня подозрения, что ему помогли...Начальник был у него злой какой-то"-вздыхая, рассказывал Ышлончик.
"Ну? А Вы-то чё? Я бы быстренько всё провернул. Чик-чик и концы к крокодилам этим же...Не жил бы этот Начальничек"-провёл от уха до уха Суетливость вытянутым из кармана зелёных бридж ножиком.
"Я тогда горем убивался...Не до мести было...Мы ж с братцем одни выросли..Никого у меня не осталось. Плакал безудержно недели напролёт. Из университета вытурили, естественно. Меня прямо тянуло на место смерти брата... Так слово за слово с караульными, поступил к ним...А что? Питаться чем-то надо же? Сослуживцы мне потом уже рассказали, откуда ноги растут в смерти братца... Но и Начальника сместили как-то быстро после этого и рептилий отправили в наш родной городишко, словно в издёвку..."-утирая слезу за слезой, говорил Ышлончик.
Суетливость тем временем аккуратно вырезал кусочек штанины Недовольства и смачно в него высморкался.
"Да, тяжело же Вам пришлось"-пробормотал Ромчик.
"Но тебе тяжело не будет, студент! Я тебе помогу."- c воодушевлением сказал Ышлончик.
"Ну прям ролевая игра.Я-потенциальный лекарь,вор с ножами из всех карманов, воин необъятного телосложения с лысиной и тяжеленной булавой. Пришли не пойми куда не зная толком друг друга и нам пытается помочь малознакомый человек..."-размышлял Ромчик.
"Ubi mel,ibi fel. Просто так прям поможете?"-прищурив глаз спросил Недовольство.
"Прям просто так! Ну не совсем...Ты мне брата напоминаешь..."-вытирая слёзы, проговорил Ышлончик.
Суетливость же продолжил издеваться :он напялил на Недовольство свой фиолетовый колпак с громадным чёрным балабоном и сказал "Не бликуй лысиной".Недовольство вежливо повязал поверх оставшейся на голове у Суетливости кепки со стразами фиолетовую шаль и щёлкнул по его зубам с инкрустацией своим кулаком.
"Ага, будем Ромчик мы с тобой караульными...Это же так классно!"-иронично заметил Суетливость, пытаясь выудить часть своих зубов из блюда с мясом.
"Э-э-э-э, дитя Зеркала, не надо недооценивать старика-караульного. Ромчик всё сам решит. У меня остались связи в университете: там сейчас преподают мои старые знакомые, с которыми я работал, когда брата убили .Захочешь -будь стражником как я...Я тут пару дел провернул...Вот коврики, ножички, вилочки...Вертимся помаленьку...Жалованье оно,знаете ли,не очень большое...А не по нраву тебе такие тропки ,так связей у меня в городе тоже не мало...Некоторым людям что-то в город надо завезти, так чтобы никто не знал...ко мне обращаются..."-сияя улыбкой с грустью в глазах говорил  Ышлончик.
В караулку вошёл Нега -Отражение будущего Ромчика благодетеля.
"Ышлончик,твой черёд караулить...Я спатки хочу...-устраиваясь на коврах у камина проговорил Нега.И забирай этих отсюда, чтоб еду всю не умяли!"
"Вот же противное дитя Зеркала...Чтоб я в своём уме гостей на улицу выгнал в такую темень???Они тут спать будут...А еды хватит, вон ещё за ковром в тайнике.."-указывая пальцем, сказал Ышлончик.
Нега протянул руку, откинул ковёр и...из открытой дверцы тайника покатились по полу десятки золотых эйзонов...
"Кучеряво живут"-подумал Ромчик.
Нега кинулись собирать эйзоны.
"Тупица, сколько раз говорить, что деньги справа, а еда слева... " - крикнул Ышлончик.
"Ваше лево, это его право, милейший" - помогая собирать монеты,объяснял Суетливость.
"Ладно, я в дозор... Закончите сбор денег - спать ложитесь. " -хлопнув дверью,проорал Ышлончик.

"Не откладывая в долгий ящик, займёмся твоей судьбой...Документики тебе сделать надо...Значит, сейчас тебя оденем ,а то твой Суетливость ночью тебе все вещи изрезал...У всех Суетливостей суетливость разная..."-попивая мятный чай, говорил Ышлончик на утро.
"А с документами проблем не возникнет?" - заволновался Ромчик.
"Да нет... Там что надо? Пару подписей помощников ратманов и собственно подпись ратмана за него ставит писец... Всех знаю, со всеми чай пили на брудершафт… "- рассуждал Ышлончик.
"Так может тогда Ромчика почётным гражданином сделаете?"-заметил Суетливость.
"Смолчал бы - за умного сошёл... " - буркнул Недовольство, потирая булаву.
"Одна проблема может быть... Имя у тебя странное...Ну, не местный подумают, то да сё...Ладно, на месте решим..."-вставая, говорил Ышлончик.

Они преобразились. Ышлончик надел светло-коричневый костюм, в пиджаке почему-то были короткие рукава.
"Наверно, модно…" - думалось Ромчику, которому достался костюм цвета серебра с элегантным розовым галстуком в серую полоску.
Суетливость сменил свою оранжевую майку на жёлтую соколку, надел галифе и напялил на Недовольство кожаные штаны взамен тех, которые он изрезал.
Не задерживаясь более в доме у Ышлончика, отправились в Городской Архив по  улице Читавеккья. Оставив Недовольство и Суетливость за дверью, вошли в один из многочисленных кабинетов.
"Нам документики сделать молодому человеку"-сказал Ышлончик уверенным голосом, указывая на меня и подмигивая писцу.
"Хорошо" - ответил писец доставая бланк со всеми подписями. Ышлончик ободрительно похлопал Ромчика по плечу.
"Хорошие знакомые, влиятельные опять же" - бормотал писец, оглядывая бланк.
"А звать Вас, молодой человек? Сколько лет?" - обратился он к Ромчику.
"Позвольте, с Вашим руководство всё согласовано... Нельзя ли совсем без вопросов и побыстрее?" - медленно и тихо говорил Ышлончик, засовывая в открытый ящик в столе писца солидный мешочек с звенящим содержимым.
"М-м-м, понимаю. "- закрывая на ключик ящик, пробормотал писец.
"Фуся-я-я!!! Поди  сюда!" - заорал писец, вызывая помощника.
"Ставь свою закорючку вот тут!" - приказывал писец.
"Я - писец города Эйзоптрос поздравляю Вас, уважаемый Георг с получением этого важного документа в вашей жизни. "- зычно провозгласил писарь.
"Быстренько топайте отсюда, а то у нас тут проверка в архиве... " - только губами сказал писец,пожимая Ромчико-Георговскую руку.

Пишет Алина. 10.08.10

Алину выписали рано утром.
Выйдя из больницы, она внимательно оглядывалась по сторонам. Все ждала ЦРУ.
Но на улицах было по-утреннему тихо и серо. Никого. Даже не верилось.
Было так странно, что она сама могла идти по улицам. И что не надо было больше лежать на одном месте, смотреть в одну точку и вариться в собственных мыслях.
Поднявшись в свой номер, Алина приказала отражениям паковать вещи. Сама же снова пошла бродить по улицам.
Вернулась она к обеду. За это время нашла маленькую недорогую квартирку на юге города. Даже не квартирку. Так, комнатку с кладовкой.
К вечеру вещи были уже перенесены и расставлены.
Утром Алина обложилась учебниками. Примерно рассчитав, сколько пропустила за эти недели, стала читать. Решать. Учить. Снова читать.
Одно было хорошо – нельзя было думать ни о чем, кроме как о химии и физике.

Свеча уже почти догорела.
Алина вспомнила, как попросилась на работу в больницу. Вообще это, конечно, было смешно. Все-таки от безделья в голову всегда приходят странные мысли.
ЦРУ ее не отпустит просто так. Теперь она снова это почувствовала. В больнице ей казалось, что раз ее родные пока в безопасности, можно будет выпутаться. Устроиться на работу.
Смешно.
Нужно
приспосабливаться.
Так не хотелось.
Алина бросила взгляд на серебряную поверхность карманного зеркальца, которое лежало на столе.
Никто не гарантировал, что станет лучше.
Что нужно было Цеху, она хотя бы знала. Что мог попросить Он - нет.
И, что бы она ни говорила, сейчас у нее все равно была свобода.
Хотя намного ли эта свобода отличалась от рабства.

- Слушай, про тебя тут слухи такие нехорошие ходят.
- Какие же? – Алина, усмехнувшись, оглянулась на официантку.
- Говорят, это ты предала Ноэля.
- Ну и пусть говорят, что им хочется, - Алина отвела взгляд.

- Тебя отпустили? – один из студентов, тот самый медбрат, сидя в кресле, поддался вперед.
- Да, - Алина села на стул и отвернулась, чтобы они не видели ее лица. – Ноэль, наверное, зачем-то убедил их, что я не причем.
Они помолчали.
- Расскажешь что-нибуль? – спросил кто-то.
- Ничего, - она взглянула на них. – Не хочу я ничего вспоминать. Тем более рассказывать.
- И все же почему тебя отпустили? – не унимался медбрат.
- Не знаю, - ответила она горько. – Не знаю, зачем они сначала чуть не убили меня, а потом выпустили. Если только Ноэль сказал им что-то. Я так это объясняю.
Снова повисла пауза.
- Послушай, не обижайся, но нам надо кое-что обсудить… - тихо сказал кто-то.
- Конечно, - усмехнулась Алина, вставая. – Понимаю. Может, это я и есть тот легендарный предатель. Кто меня знает, да? – она снова усмехнулась. – Обсуждайте, что хотите, только не предпринимайте ничего. Пожалуйста. Вы с системой ничего не сделаете. Даже уже просто потому, что вас мало. Да и предложить взамен вы ничего путного не можете. Оставьте это дело. Не хотите же вы все так кончить. Как Ноэль и его команда, - последние слова она произнесла совсем тихо.
- В группе Ноэля был предатель. А среди нас его нет.  У нас больше шансов на успех, - сказал один студент, растягивая слова.
- А Ноэль тоже не знал, что в его группе был предатель. Думал, что все проверенные. И где они все? - она закусила губу. - Это система. Она вас проглотит и не подавится. Я по себе знаю, - стряхнула несуществующую пылинку с плеча. – Принести вам к кофе что-нибудь?

Алина осталась после уроков в кабинете математики, чтобы сдать зачет по пропущенному материалу.
- Отлично, - сказала учительница, положив ее работу в папку к остальным. – Ты еще что-то хотела? – спросила она, видя, что Алина не уходит.
- Да. Скажите, я могу перейти на дневное обучение?
- Это решает директор.
- Но это возможно?
Учительница взглянула на нее.
- У тебя шанс есть. Может, даже неплохой. Только тебе самой надо подойти к директору. Где-то через недельку, чтобы не сразу после стольких пропусков, хорошо? Подходи с утра.
- Обязательно. Спасибо, - Алина широко улыбнулась ей, попрощалась и вышла из класса.

Пишет Ксанф. 10.08.10
Совместно с Никтой
Впервые за долгое время Никта задержалась дома больше, чем на несколько часов, необходимых для сна. Для начала она выгнала домашнюю прислугу, кухарку и горничную, взяв с них обещание не появляться в особняке в течение ближайших трех недель. Затем выкинула старые вещи, от которых давно хотела избавиться, да все руки не доходили. И сделала небольшую перестановку в гостиной.
Домашние дела закончились через 3 дня, и необходимо было придумать, чем занять мысли, чтобы не сойти с ума от злости на себя, ненависти к ЛХ, Кассиусу, Ричарду, Мстиру, Герману и Фаусту, отчаяния по поводу собственного будущего.
Утешение было обретено в готовке. Но только в готовке. Разнообразная выпечка, многослойные сложные торты, мясные рулеты, фаршированная и заливная аурата, суфле, бланманже, мохаллабия… - все это сразу, по приготовлении, отправлялось в ведро. Ибо аппетита у повара не было совсем.

Ксанф сразу нашел нужный дом - двухэтажный особняк с небольшим палисадником - зачерпнув с тропинки горсточку гравия, юноша неторопливо прошел до двери. "Покидаться в окошко что ли?" - он про себя улыбнулся и постучал.
Открыла ему сама хозяйка.
- Здравствуйте. Зашел узнать о том, можно ли освобождать Вашу койку в больнице, или придержать, и Вы еще полечитесь для виду или для души. Вы внезапно исчезли без предупреждения. Что-то случилось?
- Ещё что-то жуткое произошло в твоей больнице после моего ухода? – вдруг спросила Никта, проигнорировав его вопрос по своему обыкновению.
- Нет. Почему? – не понял Ксанф.
- Просто ты демонстрируешь необычайное остроумие исключительно в кризисных ситуациях, - она знаком пригласила доктора войти, - что на допросе, что на балу, что после избиения.
Ксанф улыбнулся.
- Значит остроумным я был целых три раза? Лестно.
Она презрительно хмыкнула в ответ, но в её глазах вспыхнул огонек веселья, отразившийся в зеркале на стене.
Они прошли в небольшую, но на удивление уютную гостиную.
- Присаживайся, - Никта указала на кресло у небольшого камина при этом сама осталась стоять, - как ты …
- После Вас, - жестом показал Ксанф. Никта резко повернулась, прервавшись на полуслове. - Уже сажусь, - юноша чуть поднял руки, в шутку защищаясь.
- Как ты нашел мой дом? – закончила свой вопрос Никта, присаживаясь на краешек кресла напротив.
- Так в истории болезни... Анастасиус сказал. Мне не надо было приходить?
- Почему не надо? – Никта улыбнулась почти доброжелательно, сжав в кулак и разжав левую руку, - угостить тебя чаем или кофе?
Ксанф проследил за рукой девушки.
-Разминаетесь?
- Да вот всё никак не привыкну, - рассеянно ответила Никта.
- Чай, если можно.
Никта вышла из комнаты и через некоторое время вернулась с подносом, на котором стоял фарфоровый чайник, две почти прозрачные изящные чашки, корзиночка с засахаренными фруктами и печеньем, в руках.
- Зато теперь все могу делать сама, - расставляя посуду на небольшом кофейном столике, сказала она.
- Уверен, у Вас и до этого все неплохо получалось. Так что случилось? Вы не ответили. Почему Вы исчезли так внезапно?
- По работе нужно было, - ответила Никта, разливая чай по чашкам.
- Ответ из серии "Не суйтесь - живее будете".
- Нет. Ответ из серии: о работе дома - ни слова, - сухо ответила Никта.
Она с удивлением смотрела, как печенье в корзинке тает одно за другим, Ксанф, судя по всему, не ел месяца два точно.
- Может тебя ужином накормить? – спросила она.
Молодой человек замер с последним печеньем в руке, поймав свое отражение в блестящей поверхности чайника.
- Да я не голоден совсем. Вроде.
- Я вижу, - Никта встала, чтобы идти на кухню. Ксанф придержал ее за руку.
- Появились проблемы из-за протеза?
- Нет, - она замешкалась, - вернее, не только в этом дело. У меня все нормально. Не беспокойся, правда. Нет ничего такого, что я не смогла бы решить самостоятельно.
- Вот это и пугает. - Он с улыбкой отпустил ее руку.
Когда Никта вернулась, Ксанф рассматривал книги на полке.
- Фауст все ещё в больнице или сбежал после всего, что произошло? – Никта принесла Ксанфу большую тарелку жаркого, приправленного зеленью, и нарезанный ломтями теплый ещё, с хрустящей корочкой хлеб.
- Сбежал. После операции я его не видел больше. Волшебно пахнет! - юноша вернулся в кресло. - А Ваша тарелка?
- Я не голодна, - улыбнулась Никта, - чашка чая – всё, что мне сейчас нужно.
Ксанф смутился.
- Мне неудобно. Я же не ужинать к Вам пришел, а...
- А зачем?
- Узнать - все ли в порядке. - Он пожал плечами.
- Что может со мной произойти?
- Меня беспокоит Ваш моральный настрой, ведь последним событиям Вы явно рады не были.
- Хотел узнать, не отрезаю ли я тут себе руку?
- Ну, крестиком Вы тут тоже не вышиваете.
- Готовлю. Тоже заметно успокаивает. А ты не ешь.
- Ем, - он принялся за жаркое. - Вообще Вы правы, я ужасно голоден.
Ксанф отодвинулся от стола только когда прикончил последний кусок.
-Спасибо, очень вкусно.
- Пожалуйста.
- Мне, пожалуй, пора.
И все-таки у двери Ксанф задержался:
- Никта, а что с Оливией? Где она сейчас?
- А ты не встретил её в больнице, у Анастасиуса? – удивилась Никта.
- Нет. Она должна быть там?
- Конечно, где же ещё быть хорошей жене, как не подле мужа? – процитировала Никта один из стародавних трактатов по домоустройству.
- Я очень надеюсь, что у Оливии есть такая возможность - быть подле мужа.
- О чём это ты? – удивилась несколько наигранно Никта, - почему бы не быть такой возможности?
- Ну действительно, почему бы и нет?! Никта, из-за нее Вы попали в больницу.
- Нет, - Никта решительно покачала головой, - давай уточним. Я попала на операционный стол из-за ошибки моего подчиненного, а не из-за действий Оливии. Она ни в чем не виновата. Кроме того, что любит Анастасиуса всем сердцем.
- В последнем ее вины точно нет, а вот с остальным я бы поспорил. Ладно, Никта, оставим эту тему. - Ксанф чуть улыбнулся, - Рад был увидеть Вас живой и здоровой.
- Можно попросить тебя об одолжении? – Никта приблизилась к Ксанфу.
- Можно.
- Держи свое мнение о роли Оливии во всей этой ситуации при себе, - Никта замолчала, и затем добавила с вымученной улыбкой, - пожалуйста. И по возможности пресекай разговоры своего персонала об этом. Ей и так сейчас несладко: она считает, что всерьез готова была убить человека, хотя это, поверь моему опыту, не так. Я же только выиграла.
Ксанф только улыбнулся в ответ.
- До свидания.
- Счастливо, - Никта закрыла за ним дверь.

Пишет Эретри. 10.08.10
Осторожно Эретри поднесла зеркало к лицу. Закрыв глаза, прислонилась щекой к холодному стеклу. Шепнула ему спокойно и мягко, точно маленькой Лире:
- Хорошо. Тогда не в Кориотту... я возвращаюсь в любимый город. Ждите меня, Хозяин, если я ещё нужна... Ждите.
"Здесь холодно, а там, я помню, - приятный холод. Всё хорошо".
Прислушалась, дожидаясь ответа. Зеркало тихо гудело, далёкой волной билось о края рамы.
"Ракушка. Кай говорит: в ракушках море всегда спокойное".
- Ринн, - она приоткрыла глаза, - Подойди сюда, не хочешь послушать?"
Он подчинился.
- Наклонись, глупый, - холод замер неслышно возле его уха. Тишина и тишина.
- Не слышишь? Давай я помогу.
Эр стояла рядом, дышала на зеркало, согревая. И Ринн чувствовал: спокойно, ласково бежало тепло - сливаясь в неясный шепот, по глади. Искрами, вместе, ветер.
- Красиво?
Легкие, синие, быстрые нотки. Зеркало будто плакало - тихо.
- Красиво, - подтвердил Ринн. - Куда мы теперь? Домой, в Эйзоптрос?
Её дыхание коснулось щеки едва ощутимо. Она старалась держаться не очень близко, чтобы Ринн, прислонившись, не почувствовал на её лице слёз. Зеркало отвела в сторону, закрыла ладонью.
- Нет. Пойдём за Каем. Я обманула. Не могу оставить.
- Куда мы пойдем? Ты знаешь, где они? - встрепенулся Ринн. - Может нам все-таки стоит вернуться в столицу. Кай, уверен, поддержал бы меня в этом. Мы оба хотим, чтобы ты была в безопасности.
- Не знаю, - поникла Эретри. - И тут я соврала... Некуда мне идти. Я сбилась, Ринн...
Она оступила в сторону, зеркало дрожало, выскальзывая из рук. 
- Всё неправда. Дрянной осколок. Ринн, не смотри, это жалко всё... жалко.
Стекло билось под ладонью, рыдало безумно, клавишно. Просилось упасть, требовало.
- Давай сделаем так. Я провожу тебя до столицы, а сам отправлюсь на поиски Кая, - он осторожно забрал у неё зеркальце.
Она быстро подняла взгляд, посмотрела на него испуганно. Слёзы бледными дорожками высыхали на щеках.
- Что ты говоришь... Я - только за тобой, куда ты - туда я, мне страшно... Ты мне очень, очень нужен, глупый...
Машинально Эр протянула руки за зеркалом.
- Глупый. Я не могу, Мор... Ринн. Не могу. Не могу без тебя - боюсь. У меня совсем-совсем нет храбрости, совсем...
Отвернулась, спрятала лицо в темноте.
- Тогда мы едем домой, - Ринн обнял её, - и я буду рядом.
- Всегда-всегда? Никогда не уходи, пожалуйста. Я уходила, а ты - не надо. Я слабая, не будь таким, не слушай...
Всем только плохо из-за меня. Веди меня домой, Ринн, спрячь, спрячь...

...Ранним эйзоптросским утром она проснулась на кровати в своей маленькой комнате, светлой и тихой. Села, обхватив руками колени, словно помнила, ещё ощущала его объятья. Было тепло. Не хотелось шевелиться, но она всё же пересилила себя и медленно встала с кровати, подошла к окну.
Пусто, светло отражалась улица в её глазах, черно-белым калейдоскопом воспоминания кружились, не складываясь ни во что.
Она только и могла, что улыбнуться: «Нашёл».
Он нашёл её дом, нашёл маяк. Дельтри вернулась к морю. Всё хорошо, хорошо… Даже тишина не пугала больше: спокойно и пусто - хорошо. Вот только… Только.
Покачнувшись, отступила, села на край кровати. Водоворот замедлился, вырос в реку, память стала ложиться линией, потянулась далеко за дни и ночи, за километры. К Нердену, к заброшенным стенам, к…
Она вздрогнула, словно от удара. Схватив одеяло, закуталась в него, как ребёнок, испугавшийся темноты. Линия бежала, бежала прямо, без запинки твердила память: слово и слово, слова, слова. 

……………………………….

«Нерден. Отражения всё молчали, мы хотели вернуться все вместе в Эйзоптрос.
«Спрячь, спрячь» - просила я его. Было тепло, а вокруг был ветер. Мы стояли так долго, и он говорил. Морок говорил, Ринн, а я не помнила, мне просто нравилось с ним. Он ещё держал зеркало, которое плакало, я слушала и отвечала просто: «Да, да»…

Потом мы шли-ехали… Куда-то».
………………………………

Я пожимаю плечами и натягиваю одеяло повыше, до подбородка. Мне не холодно, просто хочется немного посидеть так: вдали от утреннего солнца, уютно спрятавшись в знакомых стенах. Память продолжает бормотать, так что кажется, что я ещё не проснулась. Или пересматриваю сон… Не свой, а чужой. Чей-то.
…………………………………

«Отражения только молчали и следовали за нами. Вдруг стало больно – в боку, куда ударили. Боли я не чувствовала раньше, когда добиралась до Нердена, когда искала Морока там… а на обратной дороге она почему-то проснулась. Я ничего не сказала Ринну, даже во время остановки, но он сам от меня не отходил ни на шаг. Или это я – не могла отойти… Не важно. Всё шло своим чередом. Днём было светло, а ночи темнели, всё как положено.
Хуже стало, когда потемнело в глазах – тогда сон и явь начали чередоваться очень быстро, и я запуталась во всём, как в зеркалах.
Морок согревал меня дыханием, но я и так уже не чувствовала холода. Было тепло. Тихо. Мне было почему-то больно его целовать, словно я исчезала, испарялась, как вода, а он был огнём и хотел согреть меня.
Даже закрыв глаза, я видела его лицо, горячее, готовое разбиться на пылинки… Это те пылинки, которые пляшут в луче света, это хаос, и Морок был хаосом, только при этом был целым. Я говорила ему, я целовала его, было больно, я видела в глазах отражение, и он тоже отражался во мне. Он собирал лоскутья и создавал меня, создавал заново, тряпичную куклу. Я подчинялась, я хотела жить, мой пульс стал эхом его сердца, марионеткой. Мне нужно было теперь всегда следовать за ним, потому что он создал, он сшил меня из лоскутков…»

…………………………..

Где-то тикали часы? Я прислушалась: да нет же, нет. Может, капли воды в умывальнике. Может, просто показалось. Уснуть бы снова… Какая чепуха.
……………………………

«Капли воды – стучали, стучали. Шёл дождь. Дождь – в зеркале, потому что на самом деле никакого дождя не было.
Голоса Алекса и Кая звучали как будто вдали. Кажется, они спорили с кем-то или наоборот – громко с кем-то соглашались. Я старалась их звать, они не отзывались, а я всё равно твердила что-то… Я просила прощения, без конца говорила, что буду просить, пока не простят.
Сон уходил, и я снова видела Морока. Ринн-Ринн, он звучал так ярко с этим именем. Я, наверное, плакала, он гладил моё лицо и повторял: «Эри…». Я могла бы слышать каждое тихое движение, но это слово меня сбивало, я дергалась и не могла пробиться сквозь это «Эри, Эри». Отбивалась – и не могла. Как же ненавидела, как презирала своё имя!.. Оно заслоняло всё, и Морок был живее меня…»

………………………..

     Кажется, я сказала сейчас что-то вслух? Нет, ерунда, - может, задремала. Утро-утро, сон-сон… Какая чушь.  Бесконечное утро, будто день никогда не наступит…

Я качаю головой и стаскиваю с себя одеяло. Ощупываю складки домашней одежды, удивляясь тому, как велика она мне стала. Морщусь, неосторожно коснувшись синяка на левом боку.
Снова встаю и подхожу к окну, слышу пение птиц, вижу торопливых прохожих. Чуть наклонившись, прислоняюсь лбом к оконному стеклу. Оно чуть запотевает от моего дыхания, когда я говорю:
«Ну что же… Здравствуй снова, Эйзоптрос. Или «привет»?.. Пусть я – осколок, пусть никчёмная. Ну и что же? Я вернулась. Вернулась, вернулась. Вернулась»
Слова стучат, шуршат, сталкиваясь, точно морская галька… 
- Вернулась, - ещё несколько раз, будто эхо, повторяет Эретри, водя пальцем по стеклу. Она повторяет всё тише, потом замолкает. Некоторое время стоит неподвижно – словно старается вспомнить что-то или же что-то забыть. Медленно отворачивается, отходит от окна, улыбаясь слабо, едва заметно.
Нужно идти - будить Ринна.

Пишет Сильвия. 10.08.10
Этот день прошел как одно мгновение: как будто кто-то раскрасил черно-белую картинку цветными красками. Реставрация пожарной части стала осуществляться быстрее, так как осталась самая легкая часть работы. Все вокруг улыбались, всем, в том числе и Сильвии, было хорошо. А может, это ей просто казалось? Она не могла, да и не хотела найти ответа на этот вопрос. Сейчас больше всего на свете Сильвии хотелось снова оказаться дома, в объятиях любимого мужа, снова остаться вдвоем в их маленькой комнатке, чтобы никто не мог помешать им. Она грезила этим наяву, забывая о работе и окружавших ее работниках; ее окликали, дважды задавали вопрос, что немного расстраивало саму Сильвию.
Вечером Гато ждал ее у забора части. Он каждый день встречал Сильвию после работы, сажал перед собой в седло – боком, чтобы любоваться ею и целовать украдкой, когда они тихим шагом съезжали с центральных улиц в тень аллей на Корелли. Редко они ехали сразу домой, почти каждый день навещая родителей Сильвии или отправляясь в особняк в переулке Пастера. Кристобаль хотел, чтобы Сильвия там стала своей и, если с ним что-нибудь случится, не постеснялась бы придти за помощью.
Дом баронессы странно затих, словно в ожидании хозяйки. Только звон бокалов и негромкая беседа на балконе, выходящем в парк, доказывали, что дом обитаем. Сильвия всех очаровала: и сурового, явно уставшего от ответственности за всех и вся Саймона, и берейторов, которыми теперь руководил Гато, и Тьерри, единственного друга из «прошлой жизни», с кем Кристобаль решился познакомить жену.
К себе на Браманте они возвращались уже в сумерках. Горничная готовила к этому времени ванну с морской солью для Сильвии, а Гато успевал до отхода ко сну составить пару деловых писем.
После ванны, накинув на себя только полотенце, Сильвия прокралась в гостиную. На диване спиной к ней сидел Кристобаль. Стараясь не шуметь, Сильвия подошла к Кристобалю и закрыла ему глаза:
- Вот и я, - тихо прошептала ему на ухо.
Молниеносно он вскочил, перепрыгнул через спинку дивана и подхватил ее на руки. Сильвия взвизгнула от неожиданности.
- Кажется, я ждал целую вечность! Ты успела доплыть до острова Черепах и обратно? Любимая, это жестоко! – не дав ей опомниться, Гато понес жену на второй этаж. – В следующий раз я попрошу Розу приготовить ванну на двоих, чтобы не расставаться так надолго.
- Представляю, какая для тебя пытка ждать меня с работы. Поверь, мне тоже нелегко, но тем счастливее я себя чувствую по вечерам. - Зеркало в старинной раме отразило ее светящееся от счастья лицо. - Чем мы займемся этим вечером?
Судя по ее горящим глазам и лукавой улыбке, она прекрасно это знала.

* * *

- Я никогда не рассказывал тебе легенду о жемчуге принцессы? – Кристо склонился к лицу Сильвии и нежно поцеловал её в макушку.
- Нет, - глаза её вспыхнули от счастья, на щеках загорелся жаркий румянец стыдливости и страсти одновременно.
- Однажды заморской принцессе, слава о неприступности и красоте которой разнеслась по всему свету, принц южных земель преподнес в дар прекрасную жемчужину, - он взял её руку в свою ладонь, развернул кисть и поцеловал в запястье с внутренней стороны. - Принцесса поблагодарила дарителя самой прекрасной улыбкой в мире. Ну же… Улыбнись. Иначе я не смогу продолжить.
Сильвия улыбнулась.
- Принцесса сделала из подаренного жемчуга красивый браслет, - Кристо замкнул круг поцелуев на её запястье. - Через некоторое время принц преподнес ей ещё одну жемчужину, что была краше первой, - он поцеловал Сильвию в ямку между ключицами. – Принцесса поблагодарила его тем, что погладила своей милой ручкой по щеке.
И он снова замолчал, ожидая, когда Сильвия исполнит требуемое.
Сильвия со смехом подчинилась.
- А из жемчуга сделала великолепное колье, - Кристобаль замкнул круг поцелуев на её изящной нежной шее. – Даритель же не оставлял надежду завоевать принцессу. Он вновь отправился в путешествие и добыл ещё две жемчужины. Редкой красоты, - он поцеловал Сильвию сначала за левым ушком, - Принцесса поблагодарила его рукопожатием, - Кристо снова замолчал.
Сильвия взяла его за руку. Их пальцы переплелись в «замок страсти».
Кристобаль продолжил:
- Из полученного жемчуга принцесса сделала серьги, краше которых не было во всем свете, - он поцеловал её за правым ушком.
- А дальше? – поинтересовалась Сильвия.
- А дальше… - задумался Кристобаль, - они поженились. И принц получил поцелуй, о котором мечтал все это время.
Сильвия сама потянулась к нему, и их губы слились в жарком и сладком поцелуе.
- И страсть их была так сильна, - прошептал Кристо, - что нити не выдержали, лопнули, и жемчуг рассыпался по всему телу принцессы, - продолжая рассказывать легенду, он начал покрывать тело Сильвии все новыми и новыми поцелуями.
- Что же могла подарить ему в ответ на это принцесса? – задыхаясь от желания, едва прошептала Сильвия.
- Он попросил.. – Кристобаль улыбнулся и, почти касаясь губами ее уха, ответил. Тихо-тихо.

* * *

Следующим вечером они снова заехали в дом в переулке Пастера. Это случалось с каждым разом все чаще. Кристобаль находил в обществе людей баронессы непонятную Сильвии радость, но она ощущала себя счастливой там, где было хорошо ему, поэтому не возражала против этих визитов. Да и к ней там все относились, как к родной. Повариха часто готовила какой-нибудь замысловатый десерт к приезду Сильвии, всадники учили ее играть в городки, к чему Сильвия неожиданно пристрастилась, или пели серенады под гитару в ее честь.

Стоя на балконе, Гато наблюдал за тем, как жена с разгромным счетом обыгрывала одного из его подчиненных в городки. Играли с шуточными ставками – на яблоки, и Сильвия время от времени оглядывалась на Кристобаля, чтобы с гордостью показать на изрядное уже блюдо с фруктами на ее стороне площадки и послать воздушный поцелуй.
- О чем думаешь? - к нему подошел Тьерри.
- Да так.. - Кристобаль улыбнулся и помахал в ответ Сильвии, - я вроде как счастлив..- он обернулся к Тьерри, - и это, знаешь ли, пугает..
- Слушай, скажи мне кто несколько лет назад, что ты женишься и станешь добропорядочным семьянином, я бы вызвал этого безумца на дуэль, - рассмеялся весело Тьерри, - а теперь погляди на себя! О, эта кроткая на вид любовь как на поверку зла, неумолима!
Кристобаль, с трудом подавив желание улыбнуться, покачал головой.
- Поединки, как я понимаю, в прошлом, - Тьерри вновь вернулся к легкому светскому тону, - но секундантом ты быть не откажешься, если возникнет такая необходимость.
- Есть опасения, что я в таком случае дома вообще появляться не буду, - Гато хмыкнул одобрительно, - ты все время находишь неприятности на свою..
- Кристо! - Сильвия вновь помахала супругу, - смотри! У меня уже получается. Правда?
Гато чуть замешкался:
- Да, любимая! У тебя очень хорошо получается.
- Просто великолепно, миледи! - поддержал его Тьерри, краем глаза наблюдая за реакцией товарища, - Вы прекрасны!
- Полегче, друг мой. - Гато с нарочито кровожадным видом вонзил серебряный нож в лежащее на столе яблоко. - Не забывай, что муж прекрасной дамы здесь и видит тебя насквозь.
- А в скачках она тебе тоже запрещает участвовать? - поинтересовался Тьерри с невинным видом, но заметив, как вспыхнул взгляд Гато при этом, добавил примирительно, - ладно-ладно, неправильно сказал. Сильвия Рейес не будет против, если ты примешь участие в скачках?
- Что за скачки?
- Давно же ты нас покинул, - рассмеялся Тьерри, - если не помнишь карминовые скачки, которые Хантингтон проводит уже какой год на Центральной арене.
- Не каждый. Два года назад пропустил гит. - Кристобаль внезапно посерьезнел. - Я подумаю. Кто бы мне коня дал. Уж не на эйзенцах в гладких скачках выходить. - Он указал взглядом на паддок, где гуляли высокие мощные лошади, слишком мощные для бешеной гонки.
- Слушай, - Тьерри долго колебался прежде, чем задать этот вопрос, - каково это, когда ты нашел свою вторую половину? Тебе правда не хочется иной раз провести время в приятном обществе, а не в семейном гнёздышке?
- Я не аскет и не слепой, ты знаешь. Но сейчас даже представить не могу, как я с другой женщиной. Как будто только с Сильвией я живу настоящей жизнью, а в разлуке брожу среди картонных декораций. Это сложно объяснить, - Гато перевел взгляд с закатных облаков на собеседника. - Ответь себе, только честно, кто для тебя главный человек в Мире, вокруг которого вращаются и солнце, и светила?
- Что за вопрос? Конечно, привратник женского пансиона!
- Тьерри..
- Эх, какой ты сегодня скучный. Ладно. Я эгоист.
- А теперь представь, что главным для тебя стал другой человек, и тебе важно все, что с ним происходит, как если бы это был ты сам. Нет, даже важнее. Разве ты сможешь думать о ком-то другом, зная, что это причинит ему боль?

* * *

В конце недели Сильвия задержалась на работе чуть дольше обычного. И все потому, что один из рабочих во время выполнения строительных работ не заметил приставленную к стене лестницу и споткнулся об нее, в результате чего лестница упала на только что вмонтированные стеклянные двери. Много шуму, много мусора... Сильвии добавилась еще одна проблема: теперь надо было опять обращаться к тому занудному старику-мастеру, который делал дверь. Пришлось около часа ждать у него в мастерской, пока старик заканчивал свой ужин, а потом еще полчаса слушать его нравоучения о том, какие сейчас неквалифицированные работники и что тяжелый труд мастера ни во что не ставят. Но тем не менее он согласился сделать точно такую же дверь за выходные, потребовав в качестве компенсации увеличение своего заработка. Такой результат переговоров вполне устраивал Сильвию, и она, довольная своей победой, возвращалась домой. У знакомого поворота, где ее обычно ждал Гато, вместо всадника Сильвия обнаружила открытую коляску с кучером, букет цветов и записку от мужа. С тысячей извинений и пылкими признаниями Кристобаль сообщал, что уехал из города по делам конного двора баронессы и будет дома уже завтра к обеду.

Пишет Рита. 10.08.10
В предгорьях все прошло как по нотам. В другое время Рита бы порадовалась такой удаче, а сейчас все казалось отравленным недавней потерей. Да и остальные, видимо, чувствовали то же.
Бой был очень коротким. Разведчицы быстро сняли часовых – Сирена очень точно нарисовала схему расположения секретов, а расслабившиеся в отсутствие противников ордэры и не думали их менять. Потом малыми силами штурмовики окружили и вынудили сдаться оставшихся. Это была очень странная - смешанная группа. Уголовники и идейные вместе. Связи с другими ордэрами у них не было с тех пор, как ритин отряд вырезал ордэрскую банду в предгорьях южнее. Похоже, оставшись одни, красные и уголовники решили держаться вместе. А со временем уходить подальше, в сторону Алмы.
Пленных допросили, выяснили, что четверо ордэров ушли накануне в горы разведать, можно ли пройти перевал и добраться до Алмы короткой дорогой. Дамир, услышав это, со злой радостью приговаривая «ну мы их сейчас встретим», собрал нескольких бойцов и лично возглавил поиски. Рита бы дорого дала, чтобы пойти с ним – подальше от этого места. Чтобы не слышать звук спускаемой тетивы и мольбы о пощаде ордэров с бандитским прошлым. Красные, конечно, не проронили ни слова. В этот раз выбора: клятва или жизнь, им не предлагали. Слишком на всех подействовала смерть Кая, и в воздухе висел незаданный вопрос, а если бы у него был такой выбор. Бессмысленный вопрос, все понимали.

На закате они отошли западнее, к реке. Предстояло отметить победу. Этой традиции не изменяли, даже если отряд понес потери, как это было в одном из первых боев под Нерденом.
Ритины люди расположились у нескольких костров – вокруг одного все бы не поместились, все же их было полторы сотни. Жарили мясо, разливали вино по кружкам. Но шумно не было, Вельте даже не пришлось проорать свое привычное: «Тихо, все! Мать говорить будет».
Баронесса взяла кружку с вином, обвела всех взглядом и начала говорить то, что сказать было надо.
- Сегодня мы отлично потрудились. Мы не потеряли в бою ни одного человека – спасибо разведчикам. Атэна, - Рита подняла кружку и кивнула в сторону той, чье имя назвала. Глава разведчиков кивнула в ответ.
Рита продолжила:
- Но все же нам есть, кого помянуть. Умер Кай. Пусть он был ордэром, он был не из тех, кто стреляет в спину.
Баронесса вылила часть вина на землю – как отдали бы дань погибшему товарищу из отряда, а остальное допила залпом. Все последовали ее примеру.
- А еще сегодня мы разгромили последнюю банду ордэров в этих краях. Завтра мы разделим добычу и двинемся в обратный путь, к Харпиту. Будем проходить деревни, и многие смогут вернуться домой. Грег, Лукаш, Серхио, - Рита назвала нескольких парней из местных. Те подняли кружки в ответ. – Мы таки справились с этой красной заразой!
Послышались одобрительные крики. Несмотря ни на что, это был повод для радости: и для местных – вернуться домой, с добычей и боевым опытом они становились «первыми парнями на деревне». И для тех, кому кочевая жизнь и охота за головами была привычной. Можно снова жить по своим правилам.
Сегодня следовало напиться, чтобы хоть на одну ночь все забыть. Но она только смотрела на веселье у костров и ловила в кружке свое отражение – на темной поверхности захваченного в одном из погребов разрушенного города нерденского полусухого.
Только ближе к полуночи Рита поняла, что Дамир так и не вернулся. Она уже собиралась послать за ним группу, как сотник появился. Все такой же злой и веселый, хмельной без вина.
- Что я пропустил? – он бросил к ритиным ногам какой-то мешок.
- Догнал? – по очертаниям содержимого мешка баронесса с отвращением поняла, что там головы. – Зачем это?
- Да так.. настроение было подходящее,- нехорошо улыбнулся Дамир.
- Убери. – Рита подождала, пока тот отшвырнет мешок в темноту. - Я распускаю твоих ребят из местных, как и планировали. Не возражаешь?
- И куда мы дальше? К Западным горам?
Мать уже успела обсудить узким кругом сведения, полученные от Эретри.
- Да. Оставишь кого-нибудь?
Дамир вздохнул тяжело.
- Нет уж. Пусть живут нормальной жизнью.

За Харпитом, уже «проводив» до дома почти всех, кто присоединился к ритиному отряду из местных деревень, им оставалось пройти последнее село на пути до Кориотты. Оттуда были родом Грег и Оливер, бойцы из ближайшей свиты Дамира, показавшие себя лучше всех из новичков и возвращавшиеся домой с очень хорошим кушем. Они упросили Риту отпустить Дамира на пару дней с ними – хотели принять командира в родном селе по-королевски. Баронесса не возражала: все равно первое время будут заняты только разведчики. С Дамиром увязалось человек десять, среди них Сирена как героиня последней операции и Вельта, в последние дни непривычно мрачная, замкнутая, неразговорчивая.
Взяв с сотника обещание догнать через три дня на Белоозере, Рита собрала остальных и направилась к городу. Надо было отдать последнюю дань Каю: найти в Кориотте его родителей и сообщить о гибели сына.

Пишет Лорд Мира Зеркал. 24.08.10

Рита
УПРЯМСТВО меняется на СПЛИН

Уже на подъезде к городу она почувствовала сильный ожог от зеркальца, которое всегда было при ней.
«Я бы отсоветовал Вам наведываться в Кориотту, красавица. Но Вы моих советов без подробных разъяснений не приемлете. А я ничего никому не объясняю. Так что… Дом Алкаринов слева, последний на центральной улице города. Удачи».
«Не стоило нам приезжать-то, - Раф покачал головой печально, указав главной на небрежно пробеленное пятно на притолоке входной двери, из-под которого с очевидностью проступал контур искусно вырезанного верлиева цвета. Врач сбил перчаткой известку, - только этого не хватало».
«Кто там? – услышав шум у двери, окликнул хозяин дома, - Оли, ты?»
«Ничего, их в Нердене не было. Действуем так, как договорились», - сказала вполголоса Рита.
«Что вам нужно?» – к крыльцу тем временем подошла немолодая, но по-прежнему очень привлекательная женщина.

Никта
ГУМАННОСТЬ меняется на ОТЧАЯНИЕ
Ксанф
ЛЕСТЬ меняется на РАВНОДУШИЕ
Эретри
ХЛАДНОКРОВИЕ меняется на ВРЕДИТЕЛЬСТВО
Сильвия
ВОСХИЩЕНИЕ меняется на АГРЕССИЮ
Алина
ОТКРОВЕННОСТЬ меняется на ОСТЕРВЕНЕНИЕ
Ромчик
ЩЕДРОСТЬ

Пишет Анитра

Что я ещё могу сказать про тот день+наверное, ничего особенного - уборка, заботы, приготовления. Всё это "очищение пространства для бурной творческой деятельности" (как окрестил наш субботник один из актёров) продолжалось целых три дня и успело уже порядком надоесть всей труппе. Но в целом я не чувствую в себе досады о зря потраченном времени, ведь, если подумать, то, очищая свой дом, рабочее место( неважно что) - очищаешь в какой-то мере саму себя. Может это и глупо звучит, но, прокручивая эту мысль у себя в голове, я набираюсь терпения(к сожалению по природе мне не свойственного), чтобы закончить то, что начала.
    Ах да! Надо сказать спасибо нашим отражениям , ведь без них мы бы драили здание не меньше недели. Наверное, их охватил общий азарт: никогда не забуду, как смеялась моя Рассеянность, умудрившаяся застрять ногой в каком-то кувшине и при этом разлить воду по всей сцене, как постоянно забивалась в углы Скромность со шваброй в руках, как носился по всем этажам Волнение(да-да ,это оказался он), всё переживая, суетясь, пытаясь всем помочь и этим доводя всех до смеха или до истерики+ но на этом его деятельность и закончилась, одним словом, фокстерьер - энергии много, толку мало. Даже Брезгливость приняла участие в уборке - было очень забавно смотреть, как она, содрогаясь всем телом от отвращения, бралась за кончик тряпки двумя пальцами, поднимала её на метр от пола+и+ потом всё-таки бросала обратно. Да+ много было весёлых моментов, но честно говоря, я иногда, скрипя зубами, завидовала Алану, которому на второй день нашего знакомства счастливым грузом на голову свалилась Усердность. Ну+чего нет, того нет+хорошо хоть Злоба никому не мешала - сидела себе в кресле и злилась, ведь больше она ничего и не умеет+несчастная.
   Не могу оставить без внимания внешность моих новых спутников по жизни + всё-таки никак не могу привыкнуть, что за мной всё время наблюдает несколько пар глаз.
Итак, Волнение - очень худой и очень высокий юноша с глазами испуганного оленя, очень сутулый, очень подвижный - всего в нём как-то слишком "очень". Мне кажется, что он никогда не замирает - он всё время дёргается, вертится, крутится, как марионетка в руках кукловода.
Скромность - маленькая незаметная девушка с дымчатого цвета волосами и тонкой светящейся кожей+очень тихая, даже я бы сказала забитая, мне всё время жалко её ,но отчего - не знаю. Честно говоря, её внешность кажется мне немного банальной+именно такой я привыкла видеть скромность..даже как-то неинтересно.
Брезгливость - это, пожалуй, самое интересное моё отражение+и откуда оно такое взялось? Такое ощущение, что с другой планеты - юркая немолодая женщина среднего роста с чудовищно непропорциональным телом. Лицо её больше напоминает мне мордочку норного зверька, чем лицо человека. И эта её привычка постоянно принюхиваться, забавно морщась, поистине уморительна.
Об остальных я, кажется, уже говорила. Вот собственно, пока и вся галерея лиц.
                                                                                     * * *
     А через три дня началась настоящая работа, и, что меня порадовало, пошла она быстро, умело, профессионально, а, как говорит Эвехил: " Без профессионализма актёру в театре и делать нечего".
И я с ним согласна, поэтому стараюсь теперь как можно скорее развить в себе профессиональные качества. Все мои новые друзья помогают мне в этом, как только могут - каждый актёр, неважно - опытный или неопытный, старается рассказать и показать мне на примере всё, что знает об искусстве игры на сцене.
    В первый рабочий день мы с моими новыми подругами (о них я расскажу позже) разучивали танец фей для нашей новой постановки "Ля - Гушки". Оказывается, в театре "Этернити" очень много танцуют, что меня крайне обрадовало. Ведь я с детства обожаю танцевать+Танцы напоминают мне о родном доме, о чудесном луге, по которому я бегала босиком, захлёбываясь чувством неимоверного счастья+ И каждым своим движением я всегда старалась и стараюсь передать это незабываемое ощущение.
    "Ля - Гушки" - это недавнее творение нашего сценариста. По словам Ланы(одной из моих подруг ) - это будет страшно весёлая комедия, рассчитанная не только на сценическую игру, но и на общение со зрителями. Лана много рассказывала о постановках нашего театра+по-моему, в этом году планируется что-то совершенно новое..или, как говорится, давно забытое старое. В обоих случаях это должно быть невероятно интересно! Но об этом потом.
Второй день начался не менее занимательно, чем первый. Эвехил решил обучать меня (как он выразился) азам актёрской игры. Привёл в пустую комнату, поставил в середине, а сам сел на стул напротив меня +честно признаться, поначалу было немного неловко - никогда ещё никто не следил так за каждым моим движением и не смотрел так пристально в глаза. Впрочем, это не важно.
                                                           ***
И вот я стою перед ним+в горле комок+а он молчит, и только смотрит как-то странно. И вдруг, комок этот почему-то испаряется, и мне становится жутко смешно, почему - сама не знаю, и я смеюсь- не своим новым, обычным смехом, а детским+уже забытым+звонким, как колокольчик. Как ни странно, на лице учителя я не вижу и тени удивления - он только улыбается как-то по-доброму и вдруг говорит, потирая руки:
- Ну, вот теперь можно и начать! Итак, как ты можешь смеяться, я уже видел - очень хорошо.
Теперь давай погрустим+представь, что ты - ребёнок+ ты, правда, и так ребёнок, но я говорю не об этом. Представь, что тебе 5 лет, и кто-то взял, и сломал твою любимую куклу, и ты плачешь+давай!
- Но+я не знаю+это так странно, - мнусь я.
- Ничего не знаю! В театре нет ничего странного, давай!
-Но+как?
-Не знаю! Это же ты плачешь, а не я, это ведь у тебя сломали куклу! Ну!
-ааааАААААААААААААаааа+., - получилось что-то непонятное, по-моему.
-Так, для первого раз неплохо+ещё раз, не стесняйся! Тебе нечего стесняться!
Я повторила.
- Нет! Слишком тихо! Не верю! Ну не была ты таким хилым ребёнком, давай громче!
-ааааАААААААААААААА!!!!!!!!
- Лучше, но НЕ ВЕРЮ! Подумай, и заплачь, НУ!
И я представляю себя+маленькой, сидящей на полу в сенях+рядом разбросано сено, какие-то грабли лежат+и +голова моей любимой плюшевой собаки(я её так любила). И тут накатывает вдруг что-то такое+нестерпимо обидное, настолько обидное, что невозможно удержать внутри! И я, по-детски насупившись, так мощно, призывно, как я обычно маленькой+выдала:
-ааааааААААААААААААААУУУУУуууууууууууууууу+.уууууу+.хнык+, - и нос рукавом( как же без этого то.) И молчу+интересно, получилось, или нет?
-О! Вот, ну можешь же, когда захочешь! Вот это - совсем другое дело! Верю! Молодец! Но чтоб больше я из тебя клещами игру не вытягивал, работай, тренируйся! На сцене у тебя пяти пробных разов не будет! Будет только один, помни это! Так+плакать по-взрослому будем завтра, и смеяться тоже, а сейчас +представь, что ты идёшь по тропинке, и видишь ёжика+милого, прелестного ёжика. И ты хочешь его взять в руки, ты когда-нибудь в руках ежа держала?
-Да, - киваю я.
- Прелестно, так изобрази!
Опять киваю+иду по комнате, вижу какое-то пятно(чем не ёж?), делаю удивлённо-умилённое лицо, осторожно нагибаюсь, одёргиваю руку, будто уколовшись, потом всё-таки беру его обеими руками, и разглядываю, с улыбкой(по- моему глупой, ну ладно). Потом вопросительный взгляд на учителя.
- Так+вот скажи мне, что ты сейчас делаешь?
-Нууу+изображаю встречу с ежом+в лесу.
-Вот! (поднимает он палец кверху) именно! ИЗОБРАЖАЕШЬ! А я тебя прошу не изображать, а именно увидеть ежа и постараться взять его в руки. И ещё+один нюанс - на сцене, твоего лица порой практически не будет видно. Так помоги зрителю, то есть мне, понять, что ты хочешь сказать. У тебя есть тело, есть голос, и, в конце концов, есть голова, чтобы всё это продумать. Я должен отойти на минутку, а ты пока репетируй, - он открывает дверь, выходит +и, конечно же, словно две мухи, в комнату влетают Волнение и Брезгливость. За ними царственной походкой следует Злоба - как всегда бледная, и как всегда в чёрном.
-Мда+порепетируешь тут+, - прошипела я сквозь зубы, - Ну что уставились! Не мешайте, не видите, я занята?!
Какой-то эффект мои слова произвели - Брезгливость отправилась обследовать комнату по периметру, Злоба опустилась на учительский стул, а Волнение подлетел ко мне и затараторил:
-А что ты делаешь? Долго уже? А зачем? Это он тебе сказал? А это не опасно?
-Ну что тут может быть опасного? Хотя+опасно будет, если он придёт, а я ничего не выучу. А это точно случится, если ты будешь мне мешать, так что отойди пожалуйста.(нет, всё-таки не могу смотреть на него без улыбки).
Слава богу он отходит+уже слышу как на него шипит Злоба(она тоже не любит когда её беспокоят) Наконец-то можно работать. Проделываю всю сценку снова и снова+жестикулирую, восклицаю, вскрикиваю, хватаюсь за голову, прикладываю к губам уколотый палец+по-моему это всё не то! Наверное, это так глупо+ладно, посмотрим, что из этого выйдет. Никогда в жизни не думала о том, как выглядит человек во время встречи с ежом...наверное, забавно.
Тут входит Эвехил, опять потирает руки:
-О! Да у нас гости! Отлично! Ну-с, Анитра, занавес пошёл!
Опять всё сначала+ничего не могу сказать, я стараюсь+но+понравится ему, или нет?...В результате, Эвехил хитро улыбается, Волнение хлопает в ладоши, а остальным, по-моему, не до этого+что ж, уже неплохо.
-Что я могу сказать, хорошо! Даже лучше чем я думал, надо признаться. Но это так+мелочь+с чего-то ведь надо начинать! Теперь+сделаем наоборот+вместо ежа будет котёнок - приступай! Уже должно с первого раза получиться!
Котёнок+это гораздо лучше, он не колючий. Переиначиваю всё под котёнка, повторяю, один раз, другой, третий! А ему всё не нравится. Ходит по комнате кругами и кричит:
- НЕТ! Анитра! Ну нет! Не то! У тебя лицо не такое, всё хорошо, но выражение лица не такое! Ты не гладишь котёнка! С таким лицом котят не гладят, поверь мне. Ладно+.это отложим, пошли дальше.
А дальше было ещё много сценок(которые, надо сказать, неплохо вышли)+.но к обеду я уже устала+очень, удивилась даже. Уходя, Эвехил подмигнул и сказал на прощанье:
-Для первого раза - отлично! Умница, но котёнок - не получился+подумай над этим, завтра - проверю, - и пальцем погрозил(ну как с маленькой, честное слово!).
                                                                                * * *
И вот я уже в своей комнате+не слышу ничего кроме шума листьев, всё как-то тихо, спокойно, как будто и нет никого больше на свете+только я, и+котёнок. Точно, котёнок! Как же он вовремя появился! Эх+только что ж мне с ним делать+покормить даже его нечем.
Что ж +всё-таки становлюсь на четвереньки и лезу под кровать(два голодных "мяу" я оттуда уже слышала). Достаю моё маленькое чудо, рассматриваю поближе - ах+какая же она удивительная! Глазки, словно угольки+то спокойные, то вспыхивают+и опять угасают. Шёрстка не короткая, но и не длинная, словно бархатная, и цвет такой вкусный - кофе с молоком(как же мама его вкусно готовит+)
- Ну что ты на меня смотришь, что?, - спрашиваю я, чтобы с чего-то начать знакомство.
-Мяяяяя+, - открывает она розовенькую пасть.
Кладу её на кровать, иду к своей сумке: слава богу, пара сухарей там нашлась..и, надо сказать, она даже им обрадовалась. Наверное, её давно никто не кормил.
Беру на руки, сажусь к зеркалу+смотрю на себя и на Ио(да, именно так я её назвала+пришло в голову имя из какой-то книги, по-моему, ей очень подходит) и думаю+интересно, что особенного заключается сейчас в выражении моего лица?
На минуту вспомнились два незнакомца и их разговор+.но нет, не буду думать об этом сегодня - подумаю об этом завтра+

Пишет Хаос Мира Зеркал
Анитра
ОДАРЕННОСТЬ

 

Пишет Эретри. 07.09.10
Совместно с ЛХ
Зеркало сверкнуло в коридоре, будто указало путь.
Он спал на маленьком диване в гостиной, Эретри остановилась в дверном проёме, замерла, боясь спугнуть его сон.
Утро пробивалось сквозь занавески, дрожало вокруг. Только свет чуть темнел и казался лунным, мягкая тень замерла у ресниц Ринна. Он спал так спокойно, точно с начала времён, и ни на день не стал старше, безмятежно-красивый, тонкий, почти ребёнок. Бесконечно далёкий, постоянно создающийся заново человек, ворох лоскутьев.

Её морок, хрупкий мост между Эйзоптросом и прошлым. Её жизнь.
Неслышно, на цыпочках она приблизилась, опустилась на колени перед спящим. За спиной очень громко стучали часы. Ничейный, всеобщий пульс.
«Здравствуй, Морок».
- Доброе утро, Ринн.
Пальцы словно прозрачные, она коснулась их губами, закрыла глаза.
«Здравствуй, Хаос»
Это слово-мысль обожгло приятно, пробежав по горлу. Лезвием тёплым и быстрым.
Ринн вздрогнул во сне, прошептал что-то, не просыпаясь.
Он поцеловала его, бережно убрав с лица тёмные спутанные пряди. Дыханье становилось всё горячее, солнечный-лунный свет переливался яркими пылинками, которые беспокойно танцевали возле его головы.
«Мой хаос. Мой»
Его губы растянулись в улыбку, Эретри рассмеялась про себя, почувствовав это. Лёгкое пламя, щекотно, быстро.
Она забыла обо всём, была так счастлива, что хотела разбить зеркало. Не потому, что желала смерти – детское, смешливое любопытство пело в ней, беззаботная радость подначивала её испытать мир и не бояться его разрушить.
Хорошо, что Ринн не отпускал её, хорошо, что она не могла уйти. Всё было слишком хрупким, слишком настоящим, и точно по водной поверхности скользили секунды.
- Ринн-ринн-ринн, сегодня новое утро, - нехотя Эр прервала поцелуй, шепнула на ухо, ещё не смея посмотреть Ринну в глаза. Его имя было, как запев быстрой песни, как свет.
- Новое доброе утро. Как тебе спалось... Как долго мы спали?
В первые несколько мгновений он не мог сказать ни слова и даже успел испугаться, что вновь лишился голоса.
- Доброе утро, - он облизул губы, на которых до сих пор оставалось тепло её поцелуя, - очень доброе утро.
Смеясь, она взъерошила ему волосы шутя. Нахмурилась притворно-серьёзно.
- Ты чего как неродной?
Тот не ответил: Эр не позволила ему. На этот раз поцелуй был стремительным, будто жаркая волна, которая, ударив, отхлынула.
- Знаешь что? Закрой глаза.
Ринн послушно выполнил её просьбу.
Несколько мгновений она просто любовалась. Наслаждалась его тихим дыханием. Поцеловала потом закрытые глаза, прошептала так, чтобы он почувствовал кожей:
- Я люблю когда ты такой - почти спящий, вот сейчас, как слепой. А пылинки пляшут вокруг тебя быстро-быстро, словно ты пришел из центра бури и никогда не успокоишься...
"Никогда не умрёшь"
От этой мысли Эр вздрогнула: не хотела случайно произнести вслух. Это утро казалось слишком зыбким, слишком нереальным, его могло разрушить такое тяжелое слово.
Он улыбнулся счастливо и потянул её к себе, приглашая лечь рядом.
Было тесно, она прижалась к нему, положила голову на грудь. Слушала, как мягко и торопливо бьётся сердце. Что-то в его ритме ей не понравилось и, вздохнув, Эр взяла руку Ринна, прижалась губами к теплому пульсу, точно стараясь вытащить-выманить острый осколок.
- Я хочу, чтобы ты была свободна, - прошептал он ей на ухо.
- Я свободна, - её слова влились в его кровь, темно и тепло окутали сердце, - Мы свободны всегда, мы выше. Если вместе, - мы красивей, чем хаос, Ринн.
Я...
Он не дал ей договорить.

Пишет Никта. 07.09.10

В столице который день шел дождь. Никта сидела на подоконнике в комнате на втором этаже. Руки согревала почти прозрачного молочного фарфора чашка с горячим шоколадом. Как бы долго не тянулись дни вынужденного бездействия, срок ареста подходил к концу. Совету хватило благоразумия, заперев её в четырех стенах, не ограничивать в получении информации о том, что происходит в городе и Цехе. Так она узнала о том, что в столицу вернулась сначала Сильвия, а затем и её супруг, что Алину д’Эллиги выписали, и она даже умудрилась поступить в Школу. Более того, её ординарец сообщал и том, о чём его, скорее всего, Кассиус просил не упоминать. К примеру, о том, что Ричард исчез из города в южном направлении, что Мстир отпустил главу северной группы на свободу в обход правил.
Какой бы урок для Никты ни планировали бригадиры, она сделала из ареста свои собственные далеко идущие выводы. И они отнюдь не касались Анастасиуса, который так ни разу и не заглянул к ней за всё это время.
К тому моменту, как она вернулась в собственный кабинет в Магистрате, Кассиус был арестован за покушение на начальника Цеха, Мстир погиб от руки того самого главаря банды из северного района города, а Ричард пропал без вести где-то в окрестностях Нердена.
Во главе осиротевших бригад встали люди, которые начинали работать ещё при Мортифере, уважали предыдущего начальника Цеха и подчинялись внутренним правилам ЦРУ беспрекословно. Никта получила послушный Совет, который не ставил под сомнение её компетентность и право руководить.
Если бы тогда её спросили, жалеет ли она о том, что произошло до того самого домашнего ареста или после него, она с уверенностью бы ответила, что нет. Ни пытки Нежности, ни жестокость по отношению к Фаусту, ни убийство Хоода не беспокоили её совесть. Хотя она готова была отдать руку за то, чтобы вернуть Сэта. К посреднику она привязалась так, как не привязывалась ещё ни к одному живому существу. Без него было пусто. Никта погладила царапины от когтей орла на подлокотнике кресла. Отражение в полировке ответило ей усталым и печальным взглядом.

Пишет Ромчик. 07.09.10
Ромчик бежал по утёсу. Навстречу его бренному телу нёсся поток холодного морского воздуха. Спотыкаясь и вновь поднимаясь, Ромчик продолжал бежать к краю. Погоня настигала... Стрелы и арбалетные болты вонзались в  мокрый песок утёса. И вот край. Прыжок. Тело летит навстречу брызгам, вырывающимся из вспенивающегося моря. Силясь остановить падение, Ромчик растопырил руки и замахал ими. Приятное тепло заструилось по голове Ромчика, стекая по его телу и твердея на руках и ногах и превращаясь в разноцветные перья. Ромчик чувствовал, что он летит так спокойно, как обычно ползал по земле или ходил по мостовым. Ромчик-птица парил над волнами моря и вгляделся в своё отражение. "Клюва нет, жив и лечу. Что ещё надо?» - улыбнувшись, подумал Ромчик. Однако полёт был не особо продолжителен. Перья начали осыпаться, и неспешное планирование окончилось таким же неспешным приземлением. Ромчик  прикрылся какой-то тряпицей и потопал вглубь острова. Но и прогулка нагишом не продлилась долго: Ромчик рухнул в пустой бассейн. Натурально, деревья расступились, и под ногами разверзся бассейн. Ромчик больно ушибся и попытался хотя было сесть, но куда там… Какая-то тень, стоявшая у бассейна раскрутила и метко набросила петлю лассо на запястье Ромчика и потянула его словно беспомощную куклу-марионетку наверх. Приходя в себя на досках у бассейна, Ромчик смог рассмотреть, что на его кукловоде чёрный балахон с капюшоном, скрывающим лицо. Солнце уже едва-едва пробивалось сквозь деревья и заморосил дождик. У тени в балахоне были красивые женские руки с длинным красным маникюром. Она продела ноги Ромчика в кольца ,запястья связала верёвкой и столкнула снова в бассейн. Ромчик больно ударился головой и оказался подвешенным вверх ногами.Он пытался кричать и дёргать руками, но крик превращался в какое-то сипение, а связанными руками  не больно-то и подрыгаешь. Фигура бесшумно спрыгнула в бассейн и погладила Ромчика по голове и почесала за ухом. Однако на этом ласки прекратились. Мадам в балахоне со всей дури хлестанула по щеке и оцарапала своими ногтями грудь Ромчика. И вновь вместо крика из его рта донёсся лишь хрип.
Ромчик сел на кровати и посмотрел на свою грудь. ”Это дурной сон” - подумал он и вновь прилёг. На Ромчика глядело его отражение в зеркале на потолке. Оно тоже лежало на шикарной двуспальной кровать с  тёплым-тёплым одеялом и розовой махровой простынью. «Помятый вид у меня” - подумал Ромчик. На тумбочке у кровати нашлись документы на имя Георга. ”Так мы с Ышлончиком пошли в архив, получили бумаги…Что было потом?”-судорожно пытался вспомнить  Ромчик. Рассветало и лучи, пробиваясь сквозь разноцветные стёклышки витража, играли пылью. Шикарная. В дальнем углу комнаты стоял небольшой стол и пара разных стульев.Под стеночкой лежали свёрнутые рулонами ковры.
В дверь ввалились Суетливость и Недовольство, ведя какую-то смутно знакомую личность.
” А я-то думал, что ты до полудня проваляешься” - сказал Суетливость, улыбаясь.
”Да уж! Залился он вчера славно”-понимающе проговорил Недовольство.
“Это кто? Где мы? Где Ышлончик? Что вчера было?”-хрипящим голосом спрашивал Ромчик. Недовольство вышел из комнаты и вернулся с кувшином воды и поставил на стол. Суетливость налил воды в кружку и убедившись, что Ромчик пьёт начал отвечать на вопросы: ” Вчера мы немножко отметили получение документиков. Пиво, рыбка и все дела”. Недовольство пробурчал: ”Ты слаб в этом деле оказался. Ышлончик сказал, что к нему домой нельзя и повёл нас сюда. Ты вроде хилый, на первый взгляд, а через квартал-другой уже в канаву тебя бросить хочется!!!” Суетливость ножиком указал на персону на стуле и сказал “А это пополнение в нашей семье-твоя Щедрость!”.
Девушка Ромчику как-то сразу не понравилась, и он не мог понять почему. Блондинка с длинными волосами и глазами непонятного серовато-голубого цвета. Белый халат с капюшоном, конечно, пытался скрыть изящную фигуру, но Ромчик понял, что она очень даже сипатичная. Но длинные красные ногти, его ночной кошмар!!! Ромчик осел на стул.
”Эта мерзавка спёрла все картины в комнате, вытащила мешочек с эйзонами, которые нам оставил Ышлончик, чтобы мы жили не особо голодая. Мы её на пороге схватили, когда она ковёр выносила. И вот спроси ты, зачем ей деньги?” - бушевал Недовольство.
”Она, видите ли, Щедрость у нас! Облагодетельствовать ближних! Помочь немощным и бедным! Ну, я бы понял, если бы для себя выносила, ещё, куда ни шло, а так…” - скороговоркой выпалил Суетливость. Ромчик присмотрелся к  стенам комнаты и увидел следы: вокруг краска была чуть светлее, более выгоревшая, а прямоугольники чуть насыщеннее, ярче. ”И что же теперь делать? - спросил Ромчик, обращаясь к Щедрости. Люди, которым ты помогла, теперь богаче, чем мы“.
“У-у-у! Так она ещё и моим ножиком кого-то хотела одарить! Воровка!!! - вскричал Суетливость, отбирая свой метательный снаряд”.
“Но на улице такой милый мальчуган ломал хлеб руками. Я решила, что ножик ему будет намного нужнее, чем тебе” - прошептала Щедрость.
”Хозяин, да она ещё и издевается!” - загорланил Недовольство. Ромчик задумался и выпил ещё кружку воды.
“Так-c!Мы вообще где? Что это за дом-то? И когда будет Ышлончик?” - спросил обладатель документов на имя Георга. Суетливость заговорил: ”Ышлончик сказал, что не знает когда вернётся. У него какие-то дела появились важные. То ли ковры там переправить в город должны, то ли муку. Я, в общем, не особо вникал. Сказал, что в его доме тебе “светиться” нельзя, тем более пьяным. Оставил денег на время, твои документы и ушёл”.
“А ещё сказал, чтобы особо не ходили по кварталу этому поодиночке. Мол, неспокойный и ушлый тут народ живёт. И не водить сюда никого…Это коспи..Конспе…В общем, хата, где собираются серьёзные люди для серьёзных дел “- вспоминал Недовольство. Суетливость тем временем разобрался с цепями, висевшими на стене , прицепил к ним кандалы, в которые вложил запястья Щедрости, поставил  на её голову яблоко и, отойдя, начал в него целиться.
Ромчик посмотрел на огромную кровать и висящее над ней зеркало, цепи и кандалы с бахромой, улыбнулся и вслух сказал: ”Ну-ну, для серьёзных дел. Оно и видно!”

Пишет Рита. 07.09.10
- У нас есть новости о вашем сыне, - без «здрасьте», с места в карьер начала баронесса.
Чем ближе был момент, ради которого она свернула в Кориотту, тем менее возможным казалось то, что они с Рафом запланировали.
Дверь открылась. На пороге стоял мужчина лет пятидесяти, в мастеровом фартуке, на лбу у него был закреплен кожаным широким ремешком оптивизор:
- Что здесь происходит? – он бросил хмурый взгляд на жену, которая, чтобы не упасть в обморок, схватилась за перила.
- Кай Алкарин Ваш сын?- Рита пристально смотрела на хозяина дома.
- Был, - хмуро буркнул мужчина.
- Ан! Как ты можешь? – женщина разрыдалась, упав на ступеньки крыльца и спрятав лицо в шали, которая была накинута на плечи.
На секунду мелькнула мысль, что отец Кая уже знает. Но потом пришло понимание, что стоит за этими словами. Рита подумала: а что, если бы ее отец, узнав о всех деяниях дочери, сказал о ней то же самое.
- В дом не пригласите? – баронессе не хотелось вести разговор на глазах у соседей Алкаринов. – У нас есть новости о Кае. Плохие новости.
- Здесь говорите, - мужчина помрачнел.
- Как скажете. Ваш сын был ордэром – это вы наверняка знаете, - она кивнула на вырезанное соцветие верлия. – Его отряд в Нердене был уничтожен, Кай был пленен. Он умер от зеркальной болезни, спасая жизнь другого человека.
- Жена, зайди в дом, - сухо приказал отец Кая супруге.
Та подчинилась беспрекословно.
Хозяин закрыл дверь и встал перед ней так, чтобы в случае чего не дать незваным гостям войти:
- А вы откуда знаете, как он погиб?
- В плен его наш отряд взял. Когда пришли в Нерден освобождать рабынь из Харпита и окрестностей.
- Что вы теперь от нас хотите? – усмехнулся криво мужчина.
Рита поразилась его черствости. Или самообладанию?
- Виру отдать хотим. Он жизнь моему человеку спас. Да и другим, которые по неосторожности заразиться могли. За мной долг.
- Вы мне деньги дать хотите за смерть сына? – сухо поинтересовался хозяин, - новО.
- Отчего же. Если бы Кай был военным и погиб, исполняя свой долг, сейчас перед Вами стоял бы его командир с ратманской пенсией.
- А нынче враги друг другу пенсии выписывают? – усмехнулся отец Кая, - с каждым словом всё интереснее.
- Какая разница? Был бы Кай плохим человеком, нас бы тут не было, – Рита достала из сумки небольшой сверток, - вот тут деньги и еще рисунки Кая.
Она протянула сверток собеседнику.
Он едва удержался от того, чтобы не отшатнуться от неё.
- Я достаточно услышал, - он вытер руки о фартук, чтобы даже случайно не прикоснуться к свертку. – Сына у нас давно нет. Вы же пойдите прочь. И не смейте здесь больше появляться.
Он развернулся резко, зашел в дом и захлопнул за собой дверь.
- Пойдем? Им-то и без нас тяжело, – слова Рафа отвлекли баронессу от выстраивания схемы в голове.
- Да.. – она рассеянно посмотрела в бочку с дождевой водой, стоявшую у крыльца. По небу плыли облака – ее лицо загораживало солнце, отчего казалось темным, как у южанки. – Идем. Я найду другой способ. Только вернуться надо.
Раф не спросил, куда. Но то, что здесь они больше не появятся, было и без слов ясно.
- ..Давно нет, - она усмехнулась недобро, повторив услышанное.
Всю обратную дорогу из Кориотты думала об этом. И приговаривала чуть слышно «что ж не первое, милорд, почему не первое желание..»

- Что там? – Оли, заплаканная и вымотанная рыданиями, подняла на него выцветший взгляд.
- Ничего, - он пожал плечами, - помнишь, как в прошлый раз, когда пришли, сказали что он погиб, а потом ограбили…
- Бандиты? – в голосе жены был не страх, а надежда и почти счастье.
- Они самые, - солгал он, - хорошо, в дом, как тогда, не впустили.
- То есть всё хорошо? – смелее спросила она.
Он улыбнулся в ответ, поцеловал её в макушку:
- Пойду, поработаю, - он отвернулся, - ты не выходи пока на улицу. От греха подальше.
- Конечно! – она вскочила резво на ноги, вытерла слезы краем шали, - давай я тебе приготовлю что-нибудь вкусное сегодня! - И, улыбнувшись счастливо, упорхнула на кухню.
***
Он зашел в мастерскую, сел за стол и склонился над работой – изящным браслетом из оликса.
Из кухни доносилось пение жены.
Он закрыл лицо руками.

Давно в Кориотте был случай: ребёнок упал в пропасть. Мать, успела схватить его за руку, но сил, чтобы вытащить его, не достало. Разбился насмерть. Весь городок шумел несколько дней. Обсуждали, сочувствовали.
- Пап, а ты бы удержал меня? – спросил тогда его семилетний Кай.
- Конечно, - он взъерошил ему волосы на макушке и поцеловал, вдохнув родной запах, - удержал бы.
- Да, - кивнув согласно, заключил серьезно Кай, - ты бы меня никогда не отпустил. Ты сильный.

Он посмотрел на раскрытую ладонь: Не отпустил. Хуже. Толкнул.
Деньги… Его замутило, стоило вспомнить, как незнакомка протягивает ему сверток.
За ордэра - хаОсовы грОши.
- Я чай тебе принесла, - раздался от двери голос жены.
- Поставь там, чуть позже попью. Сейчас доработать надо, - он откашлялся, прочищая голос от хрипоты.
Чайник, чашка и блюдце полетели на пол. Звук бьющегося стекла заставил его вздрогнуть и обернуться.
Жена смотрела на него в ужасе, зажав рот рукой.
- Его нет… - она прошептала, побледнев смертельно.
- С чего ты взяла? – он из последних сил старался храбриться и делать вид, что ничего не произошло.
Она молча взяла с комода зеркало и показала ему: в серебряной поверхности отражался седой как лунь старик, по щекам которого текли слезы.

Альтернативный текст
- Что там? – Оли, заплаканная и вымотанная рыданиями, подняла на него выцветший взгляд.
- Ничего, - он пожал плечами, - помнишь, как в прошлый раз, когда пришли, сказали что он погиб, а потом ограбили…
- Бандиты? – в голосе жены был не страх, а надежда и почти счастье.
- Они самые, - солгал он, - хорошо, в дом, как в прошлый раз, не впустили.
- То есть всё хорошо? – смелее спросила она.
Он улыбнулся в ответ, поцеловал её в макушку:
- Пойду, поработаю, - он отвернулся, - ты не выходи пока на улицу. От греха подальше.
- Конечно! – она вскочила резво на ноги, вытерла слезы краем шали, - давай я тебе приготовлю что-нибудь вкусное сегодня! - И, улыбнувшись счастливо, упорхнула на кухню.
Он зашел в мастерскую, сел за стол и склонился над работой – изящным браслетом из оликса.
Из кухни доносилось пение жены.
Он закрыл лицо руками. Боль от осознания того, что произошло, была просто невыносимой: теперь точно, наверняка. Не вернёшь.
- У меня нет сына. Он умер, - последнее, что он сказал Каю, когда тот объявил о своем желании присоединиться к ордэрам.
И теперь это стало правдой. У него нет сына. Он умер. И ничего не изменить. И нечего ждать.
Кай умер. Непрощенный.
И сам он теперь никогда не сможет получить прощения сына за сказанное в сердцах.
Ему хотелось выть от горя, разорвать себе грудь, чтобы вынуть из неё сердце, чтобы не болело так, ему очень хотелось умереть. Но он молчал и даже не двигался, чтобы случайно на шум не пришла жена, чтобы не поняла, чтобы не осознала, чтобы не упала как он в неизбежность.
Да эти деньги ещё… До какой степени жестокости нужно было дойти, чтобы принести в дом родителей умершего в твоем плену «виру»?
Наверное, нужно было наброситься на них обоих, выбить дух с признанием, что все это дурная шутка. Но слишком уж правдоподобным был рассказ. Кай мог так поступить. Это было очень на него похоже – спасти жизнь, врага ли, друга ли. Не важно. Рисунки. Много ли ордэров рисует?
И снова приступ боли и отчаяния: Кай…

Давно в Кориотте был случай: ребёнок упал в пропасть. Мать, успела схватить его за руку, но сил, чтобы вытащить его, не достало. Разбился насмерть. Весь городок шумел несколько дней. Обсуждали, сочувствовали.
- Пап, а ты бы удержал меня? – спросил тогда его семилетний Кай.
- Конечно, - он взъерошил ему волосы на макушке и поцеловал, вдохнув родной запах, - удержал бы.
- Да, - кивнув согласно, заключил серьезно Кай, - ты бы меня никогда не отпустил. Ты сильный.

Отец посмотрел на раскрытую ладонь: Не отпустил. Хуже. Толкнул. В пропасть.
Деньги… Его замутило, стоило вспомнить, как незнакомка протягивает ему сверток. «Долг за ней». Без сердца что ли? За голову сына. Его сына. Тошно от абсурда. И ещё одна мысль неожиданно мерзкая: за ордэра - хаОсовы грОши.
Если оставят на пороге, нужно будет уничтожить так, чтобы Оли не заметила. Только бы не прикасаться к нему.
- Я чай тебе принесла, - раздался от двери голос жены.
- Поставь там, чуть позже попью. Сейчас доработать надо, - он откашлялся, прочищая голос от хрипоты.
Чайник, чашка и блюдце полетели на пол. Звук бьющегося стекла заставил его вздрогнуть и обернуться.
Жена смотрела на него в ужасе, зажав рот рукой.
- Его нет… - она прошептала, побледнев смертельно.
- С чего ты взяла? – он из последних сил старался храбриться и делать вид, что ничего не произошло.
Она молча взяла с комода зеркало и показала ему: в серебряной поверхности отражался седой как лунь старик, по щекам которого текли слезы.

Пишет Алина. 07.09.10
Сны больше не снились.
Больше не было теней, темных камер и золотых пятен на больничном полу. Больше она не видела серых мундиров, не слышала тихие голоса, от которых мурашки бегают по спине. Больше не просыпалась в пять утра от чувства тревоги. И не видела глаз Ноэля. Левый темно-синий, правый – лазурно-голубой. Или наоборот.
Она загнала все воспоминания вглубь и забила дверь туда на сотни гвоздей.
Смотреть надо было вперед.
Ее перевели на дневное обучение. Первое время пришлось долго корпеть над домашними заданиями, но с каждым днем становилось все легче.
Работала она теперь по вечерам. На четвертом этаже остались только теоретики. Никто из них не хотел испытывать свои теории на прочность. И даже не потому, что случилось с Ноэлем. Они просто были другие. Им не хватало авантюризма.
Это спокойствие было ей на руку. Удалось быстро подтянуть все предметы в Школе. И из-за того, что сны больше не снились, по ночам она высыпалась.
Один день стал похож на другой. И в этом однообразии появилось очарование. Вдруг.
Только не смотреть назад. Главное. Вроде девиза, что ли.

«Хорошо все-таки, что сны больше не сняться».
Она взглянула в зеркало и поправила выбившуюся прядь волос.
Еще один день. А завтра еще. И так долго-долго. Пока не поступит.
А до этого придется жить в чужом городе. Не зная, есть ли у тебя вообще в этом мире дом.  И стараясь не думать об этом.
Внутри - огромная заколоченная дверь. И все время будешь бояться пораниться о шляпку какого-нибудь плохо вбитого гвоздя.

Пишет Анитра. 07.09.10

Наступили долгожданные выходные. Не могу описать мою радость. После трёх недель напряжённой работы я уже потеряла связь с реальностью - я забыла, что уже месяц живу в огромном городе, который таит в себе множество загадок, которые мне бы хотелось разгадать+положим, не все, но хотя бы несколько.
       Надо сказать, вся труппа за эти дни порядком подустала : актёры уже не играли, а просто ползали по сцене , вяло проговаривая зазубренные до чёртиков роли. За неделю до премьеры Эвехил всё-таки решил дать нам передышку. Как он говорит: "Триумф может получиться только тогда, когда выученные до автоматизма роли, причём не просто выученные, а отработанные с учётом мельчайших нюансов, после небольшого отдыха как будто бы перерождаются, по-новому осмысливаются, начинают дышать, жить, и этим поражают зрителя." Пока что на себе это не испытывала, но, думаю, он прав.
    В первый выходной Алан предложил мне пройтись по Эйзоптросу. Я , конечно же, согласилась. С первого дня этот человек чем-то притягивает меня к себе+надеюсь, это притяжение взаимно. Впрочем, сейчас не об этом.
                                                                            ***
          Раннее утро. Идём мимо бульвара, молча. Кругом тихо, даже птиц не слышно. Видим зеркало, ещё одно+проходим мимо них. Отражения сегодня не хотят на нас смотреть: отворачиваются и уходят с гладкой поверхности в свой зазеркальный мир. Странно.
- Анитра+
-Да?
-Хочешь посмотреть на воду?
-Очень+я люблю воду, как воздух.
-Да, я знаю+, - улыбнулся и замолк.
Понимаю его состояние. Со мной такое часто бывает+сегодня немножко не то, но, похоже.
Такое+странное ощущение потерянности, как будто идёшь не по земле, а по воздуху шагаешь. Мысли текут медленно, лениво. Движения спокойны, плавны, красивы, хоть и заторможены.
Всё окутано туманом+и тебе приятно, тепло, мягко+и ты тонешь в этой сонной неге, как в пуховой перине. Люди в таком состоянии обычно ничего не замечают+погружены в себя.
Так же и Алан сегодня. Сморю на него: статная фигура, округлые плечи, мужественное лицо, твёрдый, размеренный шаг+с таким мужчиной сложно чего-то бояться. И я не боюсь, ничего и никого, кроме него самого+ вернее, того, что в нём таится. Совсем немножко боюсь, что сделаю что-то не так, и он уйдёт, или сам поступит неправильно, и придётся уйти мне.
    Я не привыкла общаться с такими людьми, никогда с ними не сталкивалась раньше. Но, что удивительно: за всё это время, он ни разу не сказал ничего такого, что мне бы не понравилось, или с чем я была бы не согласна+как будто мысли мои читает. Мне кажется, что я тоже его понимаю, но, откуда я могу знать, права я, или нет. Алан не привык откровенничать+это непривычно, ведь Он всегда рассказывал мне всё, о чём думал. Нет, Он был совсем другой+

Пишет Герман. 07.09.10
Немного скрипящий голос повторил ещё раз, что нужно спешить, и неприятная, сухая, холодная рука схватила девочку за кисть. Они долго блуждали в темноте, и Марине казалось, что их поглотил огромный змей, и они больше никогда не увидят неба. Длинная юбка мешала ей, постоянно путаясь в ногах. Мужчина резко дёрнул её за руку, и она упала. Марина почувствовала, как что-то маленькое и острое вонзилось ей в ноги. Коленки покрылись чем-то липким и неприятным. Боль не давала ей подняться. Постояв немного над ней, пожилой человек крепче сжал её тоненькую ручку и потащил по колючему полу. Острые наконечники цеплялись за её одежду и кожу, разрывая и оставляя после себя тоненькие кровавые дорожки. От нестерпимой боли Марина потеряла сознание.
Что-то холодное касалось её лба. Открыв глаза, Марина увидела огромную комнату, покрытую зеркалами, рядом с ней на мраморном полу сидел пожилой мужчина.
- Где я? - слабый шепот повис в тишине.
- У меня в гостях, - сказав это, человек улыбнулся, - пойдём!
С трудом поднявшись, Марина последовала за ним в угол комнаты, где висело большое зеркало в серебряной оправе.
- Нравится? - спросил он, сверкнув глазами.
- Да.
Мужчина улыбнулся и отодвинул зеркало, открыв проход в маленькую комнатку.
Удивленная Марина не могла сдвинуться с места.
- Проходи, - сказал он с улыбкой на лице.
Марина недоверчиво посмотрела на него. Как только она зашла в комнату, дверь закрылась.
Её взгляд приковал небольшой портрет.
- Кто это? – Марина не могла унять дрожь в голосе.
Человек усмехнулся,  растянув лицо в улыбке.
- А ты не узнаешь?
- Мне кажется, я уже где-то видела этого юношу, но где, никак не могу вспомнить.
Старик хихикнул.
- Что ж.. Я подскажу. Ге..
Марина замерла на месте. Она пыталась повернуться, но её тело не слушалось, ноги и руки дрожали, а лицо стало белее снега, губы сами шептали знакомое имя.
***
Он очнулся в больничной палате. Его тело уже не чувствовало боли. Герман сел на кровать  и попытался вспомнить, как он сюда попал:
Он смотрел сквозь кровавую надпись на гладкую поверхность зеркала. В светлых больных глазах читалась усталость, узкие губы искривились от отвращения и ненависти, голова разрывалась от пульсирующей боли, как будто кто-то вонзал нож в череп и медленно царапал его, так, что Герману не удавалось сосредоточиться. В чистом синем небе за окном висел ядовито-жёлтый диск, испускающий острые лучи, которые одним своим прикосновением обжигали нежную кожу жителей столицы.
Сейчас  вдали от солнца он вспоминал, как оно давило на него. Внутри его головы раздувался горячий пузырь, который так и норовил лопнуть. Герман переставал понимать, что происходит с ним. Он тонул в собственных размышлениях и чувствах.  Дрожащая рука продолжала держать зеркало. Сознание растворялось среди мрачных городских улиц. Его изнывающий разум молил о помощи. Казалось, что Герман растворился, а вместо него появилось два новых существа, которые не могли совладать друг с другом.
- Что тебе надо? Что? - его глаза лихорадочно блестели.
Ему казалось, что его вторая часть заключена в зеркало. На гладкой поверхности виднелось тонкое бледное лицо, нашептывающее что-то. Герман нагнулся, чтобы уловить голос.
-  Нет, нет, всё не так. Ты правильно идешь. Немного крови – это естественно. Это ничего.
- Молчи! Молчи! Что я? Отвратительный урод, который боится смерти. Я должен пресмыкаться перед зеркалами.
- Глупости! Они твои слуги.
Герман терял силы. В порыве гнева он хотел разбить зеркало, но приступ кашля удушливого кашля не дал ему закончить.
- Я даже его не могу разбить! Не могу! Не могу…, - хриплый шёпот прирывал раздирающий кашель. Герман упал на колени.
Его голова закружилась от воспоминаний. Герман услышал тихие шаги, лёг на кровать и притворился спящим.

Пишет Сильвия. 07.09.10
Гато сдержал обещание, и после полудня появился дома. Его глаза горели, а загадочная улыбка, которую он не мог ни на минуту скрыть, даже заставила Сильвию почувствовать укол ревности: где же ее муж был всю ночь и почему вернулся таким веселым?
Не дожидаясь расспросов, Кристобаль схватил ее за руки и закружил по комнате:
- Любимая, ты не представляешь, что это будет! Я выиграю приз карминовых скачек и провозглашу тебя королевой осени! Сегодня мне такого коня дали! Быстрый, как ветер, норовистый, как тигр!
Сильвия остановилась:
- Подожди, какие скачки? Какой конь? Разве ты не занимаешься конюшней баронессы?
- О, прости, я вечно думаю, что мир крутится вокруг меня. Ты не знаешь про скачки закрытия сезона? - Сильвия в ответ отрицательно покачала головой. - Каждый год один из богатейших домов Зеркальной проводит последние скачки сезона - карминовые, (в цвет осенних листьев и в цвет заката, который служит финишем для всадников). Там особые правила. Победитель, кроме других призов, получает право провозгласить королеву осени среди высшего света Эйзоптроса. Скажи, ты ведь не будешь возражать против моего участия? Я обещаю придти первым, - Гато хитро улыбнулся, - мне отличного коня одолжил один м.. приятель.
- Ты же знаешь, я плохо разбираюсь в скачках, турнирах и тому подобных мероприятиях. Но я боюсь, что с тобой что-нибудь случится. Лошадь - это непредсказуемое животное, надо хорошо знать ее характер, нрав, прежде чем участвовать в таких мероприятиях.. Это же даже не твоя лошадь! Тебе ее одолжил приятель! - волнение и тревога Сильвии еще больше усиливались оттого, что Кристобаль как-то замялся, говоря, что лошадь ему одолжил приятель. - Не надо мне никаких титулов и положения в высшем свете, для меня главное - чтобы ты был жив и здоров.
- Милая Сильвия, не беспокойся, со мной ничего не случится. Я прекрасно разбираюсь в лошадях, к тому же лошадь, на которой я буду выступать, очень хорошая, я уже не раз имел удовольствие в этом убедиться.
  Сильвия уже не знала, что ей еще можно придумать, чтобы отговорить мужа участвовать в скачках. Ей очень хотелось верить, что все это не так уж страшно, но она все равно не могла преодолеть страх и волнение. Пришлось уступить Кристобалю.
***
Наступил день скачек. Сильвия дала обещание Кристобалю, что обязательно будет присутствовать на них, и она собиралась сдержать свое слово, чтобы не расстроить мужа. Но в душе она боялась туда идти: ее вдруг охватило странное чувство неуверенности, страха. Она прекрасно понимала, что не сможет спокойно сидеть на трибуне до тех пор, пока Кристобаль не финиширует.
До начала оставалось чуть больше часа. Сильвия сидела в своей комнате и готовилась к выходу, ведь скачки тоже были своего рода выходом в свет, так что выглядеть надо было соответствующе. Последний взгляд в зеркало – чтобы поправить макияж и скрыть признаки волнения, и Сильвия была уже готова к выходу. В комнату постучали, и через мгновение вошел Кристобаль. Он был уже одет так, как положено участнику скачек.
- Любимая, ты прекрасна как никогда. Я думаю, именно так должна выглядеть будущая королева осени. Как ты считаешь?
- Ты же знаешь, я не люблю загадывать. Главное, чтобы все было хорошо. А теперь давай поторопимся, а то опоздаем.
Кристобаль взял под руки Сильвию, и они стали спускаться по лестнице. Внизу их уже ждал экипаж.

Пишет Ксанф.07.09.10
Совместно с Германом
Отредактировано Лордом Хаосом

Звук шелеста платья взбудоражил его.
«Марина!»
Только открыв глаза, он понял, что её нет, и не будет, никогда.
«Никогда!», - Герман прошептал с детства знакомое слово.
«Никогда – мама. Никогда – отец. Никогда!»
Бесконечность окутывала его сознание. Он не замечал женщины, стоявшей рядом.
***
Его измученный вид сначала напугал Карелию: усохшее лицо, многочисленные ссадины, искусанные с засохшей кровью губы, седина на висках и горящие сумасшедшие глаза.
- Герман..
Она наклонилась и окутала его своей синевой.
Хотела поцеловать, но он отстранился, сжигая её выцветшими глазами.
«Знает ли она? Знает, что он сделал?»
Герман посмотрел в её глаза, глубоко.
«Знает!»
- Герман.. я хотела…
- Уходи!
- Но Герман..
- Уходи!!!!!!!!
В приступе ярости он вскочил на ноги и закричал. Его голова заполнилась чем-то туманно-серым, закружилась.
В палату вошел ещё кто-то, и Карелия выбежала.

Ксанф и медсестра зашли в палату – посередине  комнаты стоял темноволосый молодой человек , а чуть поодаль – его отражение. Доктор жестом попросил Мстительность выйти.
- Добрый день, я доктор Ксанф. Я буду Вами заниматься в нашей больнице. Что Вас беспокоит?
Герман ничего не ответил, более того, он, судя по всему, не понимал, кто к нему обращается и зачем.
Дотронувшись до длинного носа, он почувствовал что-то липкое и неприятное. Красное. Герман начал потирать лицо, не понимая, что так он только размазывает кровь.
Врач подошел ближе и сел на стул у кровати, медсестра в это время усадила самого пациента.
- Герман, Вас что-нибудь беспокоит сейчас? - повторили вопрос.
Герман молча посмотрел в жёлтые глаза Ксанфа.
- Вы слышите меня, Герман? – Ксанф делал паузу после каждого слова. Реакции не было. Чуть кивнув медсестре, доктор принялся за осмотр пациента. Сестра помогала раздевать Германа. Молодой человек по-прежнему не реагировал  и разговаривать отказывался. Вся процедура осмотра заняла не больше десяти-пятнадцати минут, после чего сестра уложила Германа,  бережно укрыв одеялом.  «Сердешный, ты мой» - ворковала она.
Уже в коридоре, напротив зеркал, сестра догнала Ксанфа.
- Что же с ним, доктор?
- Ничего серьезного, думаю. «Барабанных палочек», «стекл» нет.  Легкие чистые. Небольшие хрипы и только. Печень в норме. А вот увеличение сердца имеется, и, самое главное,  характерные шумы тоже. Я думаю, что это митральный стеноз, хотя стоит исключить другие варианты.
-Это ж отчего ж это у него такое? – всплеснула руками женщина.
- Может быть, врожденное. – Ксанф успокаивающе улыбнулся, - ничего страшного, при правильном  ведении. Для него сейчас очень важны забота, хорошее питание и покой, Вы же видите. Все остальное я напишу в назначениях.
На следующий день  Ксанф получил отрицательный результат на нарушения свертываемости крови, а еще через несколько дней отрицательные посевы мокроты.  В истории болезни записал – острый бронхит и митральный стеноз в сопутствующие. Назначив соответствующую терапию и седативные, врач надеялся, что частые приступы кашля перестанут беспокоить Германа в ближайшее время. Кровохарканье тоже должно было прекратиться, хотя, здесь оставалась  пока вероятность рецидива. Ксанф надеялся, что в ближайшее время его новый пациент почувствует себя лучше и заговорит.

 

 
 
 
 
 
 
 
 
  © 2006-2007 www.umniki.ru
Редакция интернет-проекта "Умницы и умники"
E-mail: edit.staff@yandex.ru
Использование текстов без согласования с редакцией запрещено

Дизайн и поддержка: Smart Solutions


  Rambler's Top100