Он – писатель. Она – актриса. Он – профессор МГИМО. Она – народная артистка России. Они – звездная пара. Причем весьма необычная: они – брат и сестра. Про Юрия Павловича Вяземского рассказывает Евгения Павловна СИМОНОВА.

Детство, отрочество, юность

- Каждый человек – "родом из детства". А каким было Ваше детство с Юрием Павловичем?
- Дело в том, что Юрий Павлович с самого раннего детства был личностью яркой и неординарной. Поэтому существовать рядом с ним казалось непросто. Он всегда был главным во всех компаниях. Может, Юра сейчас скажет, что все было по-другому, но для меня он всегда оставался лидером совершенно безусловным. При этом достаточно "деспотичным". Он не терпел никаких возражений или нарушений им установленных законов. Скажем, в наших играх, которые, естественно, придумывал тоже он. И так как Юра очень любил музыку, потрясающе пел, к тому же учился в школе при Ленинградской консерватории по классу скрипки, все наши игры были музыкальными. Например, Юра брал зонтик и вешалку, включал какую-нибудь скрипичную сонату и, воображая, что у него в руках скрипка и смычок, "исполнял" произведение. Мне он давал фортепианные ноты и я "аккомпанировала" ему на туалетном столике. Это продолжалось часами! Причем нельзя было даже выйти попить воды. В определенный момент я не выдерживала и робко произносила: "Юрочка, я хочу пить". Тогда я моментально получала зонтиком по голове с криком: "Ты что?! Сейчас же самая кульминация! Играй!"

- А какие еще были игры?
- Юра постоянно "ставил" разные балеты, оперы. Мы буквально наизусть знали "Кармен" Бизе, "Пиковую даму" и "Иоланту" Чайковского, "Трубадура" Верди. Вообще брат увлекался очень многим и всегда – безудержно, страстно. И в эти свои увлечения обязательно вовлекал окружающих. А так как я по возрасту и просто по "местонахождению" была самой близкой, мне приходилось как-то соответствовать его увлечениям. Надо сказать, получалось не всегда.

- А почему Юрий Павлович не выбрал музыку своей профессией?
- В восьмом классе, учась уже в Москве в Центральной Музыкальной Школе, он объявил, что больше не хочет заниматься музыкой, что музыку любит, но не настолько, чтобы ради нее отказываться от всего остального. И тогда наша мама, которая всю жизнь проработала преподавателем английского языка, за несколько месяцев подготовила его в спецшколу, где он и продолжил учиться. В десятом классе он увлекся еще и шведским языком. Вообще, к языкам у него была страсть. Унаследовав от деда феноменальную память, он учил их по своей особой системе. К слову, я эту память не унаследовала – помню только тексты своих пьес по долгу службы.

- Были у Юрия Павловича в детстве любимые книги, фильмы?
- Помню, вышел фильм Георгия Данелия "Не горюй". Юра пришел домой из кинотеатра и сказал родителям: "Если вы посмотрите это кино и оно вам не понравится, дальше мне с вами будет очень трудно". Мама с папой страшно перепугались. И на следующий день пошли смотреть. Но фильм, слава Богу, понравился.

- На одной лекции Юрий Павлович обмолвился, что полгода проучился в театральном училище…
- Да, он туда поступил на спор. Уже после МГИМО. Я тогда заканчивала второй курс Щукинского училища. У нас был молодой преподаватель Владимир Петрович Поглазов. Мы с ним дружили, он бывал у нас дома. Юра с ним крепко "закорешился". И однажды говорит мне: "Мы с Никитой (Никита Всеволодович Шевцов, преподаватель кафедры мировой литературы и культуры, главный редактор газеты "Труд" – прим. авт. ) поспорили, что я пройду первый тур на вступительных в театральное". И действительно, они вдвоем пришли на экзамены. Поглазов тогда сидел в комиссии, а я помогала с какой-то бумажной работой. Когда их запустили в аудиторию (а запускали по десять человек) и предложили выступить, Никита читать отказался. Я посмотрела на Юру – в его глазах был какой-то нездоровый блеск! Так он вышел читать. Басню, стихотворение, прозу. И Поглазов пропустил его на второй тур. Потом мы с ним репетировали, хотя едва ли я, второкурсница, могла его чему-то научить. Но когда я услышала, как он читал стихотворение Константина Симонова и шекспировский монолог Марка Антония на третьем туре, я не поверила своим ушам! Это было грандиозно! Так, числясь в аспирантуре МГИМО, он стал студентом Щукинского училища. Кстати, в Щуке пошли даже на то, чтобы разрешить ему учиться без документов. В МГИМО никто ничего не знал. Это была еще одна страстная Юрина авантюра. Но через полгода она закончилась. Он сказал, что выдающимся актером ему, видно, не быть, а иначе – не хочется. И ушел.

Перо, телестудия, кафедра

- А как Юрий Павлович реагировал и реагирует на Ваше творчество? Например, на "Обыкновенное чудо"? Не ревновал к бешеному количеству в одночасье появившихся поклонников?
- Нет. И реакции какой-то особенной на фильм я не помню. Была такая история: когда отмечали двадцатилетний юбилей "Обыкновенного чуда", мы с Юрой стояли у кинотеатра "Ударник", и к нам подбежали две девочки и попросили автограф. Как вы думаете у кого? У Юрия Павловича! Сказали, что они большие поклонницы "Умников и умниц". Так что не ему ревновать к поклонникам.

- А какова была Ваша реакция, когда появились "Умники и умницы"?
- Ну, до этого была еще передача "Образ", в которой я тоже принимала участие. Она была намного более театрализована. Мне даже кажется, в ней у детей было больше возможностей размышлять. Ведь в "Умниках и умницах" все-таки очень жесткие игровые условия. Но, на мой взгляд, "Умники и умницы" по-прежнему остаются "лучом света в темном царстве" на нашем уголовном телевидении. Даже непонятно, как передача до сих пор держится.

- Повесть "Шут" – это нечто особенное в творчестве Юрия Павловича?
- Вы знаете, я очень люблю эту небольшую, но очень важную часть жизни Юры. Она – по-особенному настоящая и искренняя. И отражение она нашла в Юриных повестях. Для меня "Шут" в свое время стал открытием, даже, наверное, откровением. После "Шута" и в кино, и в литературе появилось много юношей, похожих на юриного героя. Но Валька стал первым, предвосхищающим. И честно говоря, мне очень жаль, что Юра сегодня отошел от беллетристики. Впрочем, история, как мы знаем, не терпит сослагательного наклонения.

- А Вы помните реакцию Юрия Павловича на фильм, снятый по повести Андреем Эшпаем-мл.?
- Реакция была неоднозначной. В целом, он был доволен, но категорически не принял финал. Ведь режиссер финал изменил и, как считал Юра, кардинально. Но я думаю, что для писателя всегда очень непросто смотреть экранизацию. Ведь кино – это уже самостоятельное произведение.

- Юрий Павлович когда-нибудь рассказывает о своих студентах? О своем отношении к ним?
- А ему даже не надо об этом рассказывать, это видно и так. Когда он звал меня к вам в институт на вечер военной песни (см. мартовский "Клуб МЖ"), мы долго не могли определиться с числом, у меня все время что-то не складывалось. И потом, я тогда не совсем представляла, какой должна была быть моя роль на этом празднике. Но по тому, как Юра меня звал, я четко понимала, насколько для него это важно. И в этом – его любовь к своей работе и к своим студентам.

Брат, сестра, любовь

- Когда Юрий Павлович читал лекцию по "Антигоне" Софокла, он шутливо обращал наше внимание на один эпизод: героиня говорит, что всякая сестра больше всех должна любить не кого-нибудь, а именно своего брата, потому что мужей может быть несколько, а брат всегда один-единственный. А потом Юрий Павлович добавлял, что часто говорит об этом своей сестре, то есть, Вам, а Вы обижаетесь. Это действительно так?
- (Смеется.) Вы знаете, в наших с Юрой отношениях вопрос, кто кого больше любит, почему-то всегда остается актуальным. И он всегда уверяет, что любил и любит меня значительно больше, чем я его. Видимо, когда я в детстве получала от него зонтиком по голове, это тоже было проявлением бешеной любви. Но все же я думаю, что на подобный вопрос в принципе нельзя ответить однозначно.

- А кто такой брат для сестры и сестра для брата? По жизни?
- Брат – это Брат. И иначе тут не скажешь. Что касается Юры, то для меня он стал…своего рода первым режиссером. Ведь мои первые публичные выступления были именно с ним, в детстве, когда он "ставил" домашние спектакли, оперы, балеты, в которых я, разумеется, не могла не участвовать. На протяжение определенного периода времени, он вел меня за собой очень интенсивно. Он прививал мне какие-то вкусы к музыке, к поэзии. Он ведь сам писал потрясающие стихи. И несмотря на то, что моя личная встреча с Большой Поэзией случилась позже, любовь к рифмованным строкам во мне посеял именно Юра. Кстати, может быть, именно в таких вещах заключается роль брата для сестры и сестры для брата. Ведь детские ощущения всегда самые стойкие. И самые важные.


Беседовал Константин МАЦАН