Поиск по сайтуВход для пользователей
Расширенный поискРегистрация   |   Забыли пароль?
Зачем регистрироваться?
ТелепередачаAlma-materКлубКонкурсыФорумFAQ
www.umniki.ru / /
  
  
 

01:00 1 Января 1970 -

  Читать далее

 

ИГОРЬ ОРЛОВ: «ИНТЕРЕС К ИСТОРИИ У МЕНЯ НАЧАЛСЯ С ПИКУЛЯ»
 


С легкой руки министров российского правительства в самом начале нового учебного года научное сообщество и все общество в целом оказались вовлечены в очередную дискуссию на тему российской исторической науки. В этой связи представляется интересной беседа с серьезным историком. Наш гость доктор исторических наук, профессор кафедры истории средних веков и нового времени Московского педагогического университета (МПУ) Игорь Борисович ОРЛОВ – автор множества статей, рецензий и книг. Среди последних стоит особо выделить обобщающую монографию «Новая экономическая политика: История, опыт, проблемы» (М., 1999).


ИНТЕРЕС К ИСТОРИИ
- Игорь Борисович, а как возникает интерес к истории? К примеру, как возник он лично у Вас?


- Ключевский в свое время сказал, что у человека интерес к истории возникает подобно тому, как человек падает и оглядывается назад на место своего падения. Но так, наверное, возникает профессиональный интерес. У меня же интерес к истории возник через историческую литературу. И как бы сейчас ни относились к трудам Пикуля, для меня Пикуль стал путеводителем в историю. Именно он, а не Ян или кто-то еще из числа более занудных, хотя и маститых, историков оказал на меня столь мощное влияние.


- Как Вы пришли в историческую науку? С чего все началось?

- Несмотря на то, что меня всегда интересовали исторические сюжеты, пришел в нее я волей случая. Важную роль сыграла невозможность поступления на вечернее отделение философского факультета МГУ. В начале 80-х годов лица, имевшие высшее и среднее техническое образование, на территории Москвы и Московской области не прописывались.... И тогда я выбрал университетский город, находившийся ближе всего к Белгороду – месту, где проживали мои родители. Так я оказался на историческом факультете Харьковского университета. К сожалению, философского факультета там не было.
На третьем курсе я перевелся с вечернего отделения на дневное, и здесь через полгода мне было поручено возглавить работу студенческого научного общества. Там произошло мое первое приобщение к архивам. А занимались мы историей комсомольской организации университета. Помню чувства, охватившие меня после того, как в харьковской газете «Комсомольское знамя» увидел свою первую статью. Это привило мне вкус к архивной работе, хотя она и не очень благодарна, а также к публицистике.


- А было какое-то событие или, быть может, повстречался какой-то человек, который сильно повлиял на Ваше приобщение к науке?

- События не было, а человек – да, был. В очередном издании «Кто есть кто в исторической науке» я указал его как своего первого учителя – Учителя с большой буквы. Им был Сергей Михайлович Куделко. Он происходил из профессорской семьи. У нас он преподавал вспомогательные исторические дисциплины. Кандидат исторических наук, не достигший больших научных высот, отчасти потому, что болел сахарным диабетом в тяжелой форме. Именно Сергей Михайлович привил мне любовь не только к науке, но и к научному творчеству. Он показал мне, какой может быть творческая атмосфера в науке.


- Какую научную тему Вы стали разрабатывать как ученый?

- Научная тема, в данном случае, понятие очень сложное. Меня интересовал и продолжает интересовать период в отечественной истории, который приходится на годы так называемой новой экономической политики. 20-е годы стали переходным временем, а такое время всегда интересно. Не зря японцы, когда хотят выругаться, желают своим недругам жить в интересное переходное время. У них это одно из самых страшных ругательств. Так вот, в 1989 году я заканчивал четвертый курс университета, еще не зная, чем же я буду заниматься. Но на волне конъюнктуры меня неожиданно очень заинтересовала фигура Троцкого. Я написал дипломную работу, в которой поднял вопрос внутрипартийной борьбы 20-х годов...


- А чем заинтересовал именно Троцкий? Во внутрипартийной борьбе того времени принимали участие и многие другие…

- Во-первых, Троцкий был мне интересен своей независимой позицией, которой не было у многих других. Он не оказался сломленным, как это случилось, например, с Зиновьевым и Каменевым. Во-вторых, привлек интеллектом. Я до сих пор считаю, что это был самый интеллектуальный человек в составе ленинского Политбюро. Я отнюдь не троцкист по убеждениям, но считаю,что троцкизм мог стать очень живым направлением в марксизме. К тому же, общепризнано, что Троцкий был человеком номер два в революции. Но тема Ленина мне казалась тогда избитой. По ней было написано много литературы, сложился имидж вождя. Я и сейчас не склонен приуменьшать его роль. А Троцкий был, если хотите, «темной лошадкой» или «серым кардиналом», как мне тогда казалось...
Что же касается последующей тематики, то я двигался от политической тематики к тематике социально-экономической. Моя кандидатская диссертация была посвящена внутрипартийной дискуссии, но она выходила за рамки собственно политических склок и дрязг вокруг «ленинского наследства». Мне очень хотелось понять, что было помимо «драки пауков в узкой партийной банке»... Так я занялся социально-экономической тематикой. Следующий же этап моей научной деятельности заключался в попытке осмыслить социально-экономические и социально-политические процессы. Отсюда проистекает мой интерес к таким вещам, как проблема управления, попытки построить некую системную модель. Этой проблематике была посвящена докторская диссертация.
Но уже тогда я стал уходить от этой тематики, и сейчас я все больше занимаюсь, если хотите, «историей маленького человека» – народной историей, социальной историей. На мой взгляд, она лежит в основе той пирамиды, вершиной которой является политическая история.


- Обсуждаете ли Вы тему своих научных изысканий со студентами? Какова их реакция?

- Несомненно, обсуждаю. Я обнаружил одну интересную вещь. Студентов, особенно исторических факультетов, очень интересует творческая кухня. Оказалось, что самым интересным для них являются не те новые факты, которые я могу рассказать, а то, как отбираются документы, как проходит редакционная работа, как выстраивается система доказательств и т.д. Вот именно эта творческая кухня в глазах студентов выглядит наиболее привлекательной. В том числе и такие вещи, как ошибки, просчеты в научной работе. Причем говорю об этом на своем собственном примере. Я надеюсь, что именно так мы воспитываем в студенчестве интерес к будущей научной работе. Не просто готовим их к получению диплома или хорошей работе, а воспитываем творческими личностями. А как такую личность воспитать, если не говорить о себе и своей научной работе, своих просчетах и достижениях? В справедливости такого подхода я вполне убедился на собственном опыте. И здесь главное убежать от «яканья». То есть нельзя постоянно подчеркивать: «Я написал, я сделал, я добился и т.д.». Чаще нужно говорить: «Мы». Говоря о своем конкретном вкладе, говорить о трудах людей, работающих в этом же направлении и подчеркивать существующие в науке взаимосвязи. Воспитывать понимание того, что в науке один человек, как говорится, «в поле не воин». Поэтому научное сообщество, с одной стороны, закрытый мир, а с другой стороны, мир, открытый для сотрудничества.


- Игорь Борисович, какой ВУЗ Вы сами для себя определяете местом основной работы? Что Вам в нем нравится и что не нравится?

- Волей судеб мне пришлось с 1996 г. по 2000 г. работать почасовиком в различных вузах Москвы. Тогда же я учился в очной докторантуре. После ее окончания и защиты докторской диссертации заведующий кафедрой истории средних веков и нового времени Московского педагогического университета Олег Владимирович Волобуев пригласил меня работать на свою кафедру. Правда, эта кафедра занимается историей до 1917 года – проблематикой, лежащей вне хронологического периода моего научного интереса. Но так как все предыдущие годы мне приходилось читать самые разные курсы по истории, то я согласился. Согласие определялось не только педагогической заинтересованностью, но и коллективом, сложившимся на кафедре. Несмотря на некий непрестижный статус данного вуза – это бывший областной пединститут имени Н.К.Крупской, – я не жалею о сделанном выборе. Во-первых, там сложилась достаточно доброжелательная атмосфера – и кафедральная, и факультетская. Во-вторых, мне нравится организованность этого вуза. Сохранены старые добрые советские традиции. Там четко выполняются законы, стандарты, госты и все прочее. В этом плане с лучшей стороны отличается и второй вуз, в котором я также работаю. Это – факультет прикладной политологии Высшей школы экономики.
Не нравится же мне обязательная платность, существующая для москвичей. Я понимаю, что наш вуз – областной, на областном бюджете. Но к нам идут и москвичи. Не буду скрывать, что многих привлекает наличие военной кафедры, а не просто отсрочки от армии. Но по закону платные студенты потом обречены и на платные аспирантуры. То есть заранее человек включается в некий коммерческий цикл. Мне не нравится и то, что исторический факультет центрального вуза Московской области не может найти свое место на республиканском уровне. Сейчас мы вместе с коллегами и деканом факультета Николаем Ивановичем Смоленским попытаемся эту проблему преодолеть, создав Центр исторической регионалистики.


- Цель?

- Мы хотим придать краеведению более теоретический характер, выстроить систему изыскания взаимоотношений центра и провинции. Понять, что такое в истории «малый город». Понять, что такое провинция. Если посмотреть внимательнее, то история России есть история провинции. Ведь в Москве лишь принимаются решения, которые потом в провинции воплощаются в конкретную жизнь. Кроме того, наша кафедра выступила с инициативой воссоздания студенческого научного кружка, который когда-то был при кафедре...


ЗАЧЕМ НУЖНА ИСТОРИЯ?
- Теперь, Игорь Борисович, мы подошли к самому «страшному» вопросу. Зачем нужен курс истории в вузе?


- В свое время главным предметом в любом вузе была история КПСС. Давайте честно признаемся, что ликвидация курса истории КПСС и невозможность трудоустройства бывших преподавателей соответствующих кафедр способствовало появлению в программах разных факультетов предмета «история». Но это лишь то, что лежит на поверхности. На самом деле, историческое образование является составной частью подготовки современного специалиста. Я даже не говорю о тех специальностях, где без знания истории просто нельзя. Это – социология, философия и т.д. То есть те специальности, которые отталкиваются от конкретного материала. Нельзя построить философскую или социологическую схему в отрыве от эмпирического материала, который дает история.
С другой стороны, знание истории способствует воспитанию человека. Мне кажется, в начале третьего тысячелетия специалист уже не должен быть подобен флюсу. Его полнота, как говорил Козьма Прутков, не должна быть односторонней. Он должен быть образованным и мыслящим человеком. А история дает широкое поле для мышления. В свое время я работал в Старооскольском филиале Московского института стали и сплавов на факультетах, не связанных с гуманитарным циклом, и видел, что и у технологов, и у строителей, и у многих других специалистов есть интерес к истории. Они живо интересовались историей, и прежде всего тем, что происходило в «низах» общества. Причем, я никогда не пытался делать из них историков. Моя задача в том, чтобы на историческом материале научить студентов мыслить. Если бы я преподавал философию, то делал бы это на философском материале. То есть для меня историческое пространство является интеллектуальным полигоном, на котором я пытаюсь учить студентов неисторических факультетов мыслить. Поэтому я остаюсь сторонником того, что исторический цикл у них должен быть сохранен.


- Каков сегодня у первокурсников уровень знаний по истории? И каково у них, если можно так выразиться, историческое сознание?

- Я работал и принимал вступительные экзамены во многих вузах и на многих факультетах. И везде – свой уровень исторической подготовки. Хотя в целом за последние годы он снижается. Не катастрофически, но снижается. Блестящие ответы абитуриентов можно перечесть по пальцам. В прошлом году на вступительных экзаменах на исторический факультет одна из абитуриенток начала ответ на вопрос о крещении Руси не со школьных фраз и формул, а с рассказа об историографии проблемы. Мы с председателем комиссии были и обрадованы и шокированы одновременно, так как просто отвыкли от подобных ответов на вступительных экзаменах. Теперь – это очень редкий случай. Обычно ответы – школярские. Плюс сказывается узкий круг учебников и учебных пособий, которые используются для подготовки к экзаменам. Как правило, это издания МГУ, которые достаточно схематичны. В итоге мы получаем абитуриента, у которого разорванное историческое сознание.


- Что Вы понимаете под этим?

- Во-первых, абитуриент, а зачастую и студент не понимает логики истории как таковой, и в частности, логики отечественной истории. Он не видит ее цельности. Для него Иван Грозный, Петр I, Ленин, Сталин, происходящие в обществе процессы фактически ни о чем не говорят. Он не понимает, что у истории есть какие-то законы и не связывает между собой отдельные ее периоды. Не понимает хорошего слова “преемственность”. Причины же разорванности исторического сознания лежат в двух вещах. Во-первых, они лежат в качестве результатов школьного образования и воспитания. И, во-вторых, сказывается влияние средств массовой информации.


- Мы говорим о цельности понимания исторического процесса. Вспомним, что цельность курсу истории в доперестроечные времена придавал марксизм-ленинизм – как к нему ни относись и как его ни оценивай. В направлении системности, в частности, работал и формационный подход. А есть ли теперь какая-то системность в преподавании истории? Или просто имеется набор фактов, которые отныне и есть история?

- Набор фактов? Нет. На самом деле, постмодернизм ни в профессорско-преподавательской среде, ни в среде учительской пока не находит никакого отклика. Но попытки выстроить некую новую системность связаны, прежде всего, с так называемым «цивилизационным подходом». Сам по себе он ни плох и ни хорош. Он вполне может занимать свою нишу в исследованиях и выстраивать соответствующую концепцию. Главная проблема не в том, какой подход выбрать: культурологический, цивилизационный, формационный, синергетический и т.д., а в том, чтобы вложить в любой подход, который без конкретики являет собой пустой кубик, соответствующий подходу материал. А сделать это очень сложно. Мы сейчас знаем очень мало исторических трудов, которые помимо провозглашения того или иного подхода еще бы и выстраивали материал в соответствии с этим подходом.
Более того. Так как сейчас популяризируются авторские курсы, многое зависит от самих преподавателей. Ведь у нас есть хорошие ученые, но никудышные лекторы. И наоборот. Да и вообще современная ситуация в исторической науке напоминает александровские времена. Похожая ситуация, связанная с образованием первых университетов, существовала в Казанском, Петербургском, Московском, Харьковском университетах. Сейчас те же самые проблемы, которые уже однажды были преодолены. Исторический опыт иногда позволяет отбежать назад и взглянуть на современную ситуацию издалека.
Другая проблема – это список обязательных учебников. Если мне не изменяет память, для школьников список обязательных учебников по истории порядка сорока пяти. И каждая школа выбирает тот учебник, который ей наиболее выгоден либо по цене, либо по связям с тем или иным учебным заведением. В результате возникает некий диссонанс. Я вообще сторонник синергетики…


- А что это такое?

- Синергетика – это пришедшее в гуманитарный цикл из естественных наук учение о сотрудничестве. Сам же метод известен еще с христианского святого Григория Паламы... Это не эклектика. Если говорить условно, то синергетика заставляет каждый подход взяться за руки с другими подходами. И вообще нет единого метода познания истории. Формационный подход очень хорошо работает на экономическом материале. Зачем же от него отказываться? Культурологический подход замечательно работает на материале, связанном с культурной жизнью. Цивилизационный подход очень хорош для того, чтобы связать отдельные фрагменты того или иного. К примеру, его очень хорошо применять к сфере демографии или к сфере общественного сознания. Лингвистический подход хорош для работы с источниками. Но любой подход, взятый в отрыве, мало что значит. Нужна, если хотите, конвергенция. Или синергетика подходов. Соединение их в одно целое.


- Между тем, споры о том, какой подход лучше, не утихают и по сей день …

- Да. Но это неправильно. Ни один подход не лучше и не хуже. Каждый применим к определенной сфере. Есть такой принцип, сформулированный Нильсом Бором, что нет ни одной теории, которая могла бы достаточно точно объяснить то или иное явление. Я считаю, что этот замечательно сформулированный принцип вполне применим к историческим наукам. Кроме того, в кибернетике есть принцип, согласно которому досконально объяснить систему может лишь система на порядок более сложная. Говоря другим языком, современное общество могут объяснить только инопланетяне или господь Бог. А если говорить серьезно, то мы можем объяснить поведение той или иной социальной группы исходя из более крупной группы. Например, из общества в целом.
Таким образом, главное – чтобы каждый метод работал с конкретным эмпирическим материалом и им же подтверждался. Если метод дает результат, значит, он – хороший. Но никакой метод, повторяю, нельзя распространить на все сферы жизни. Так, как это было с формационным методом или с современными поисками некоего синтеза формационного и цивилизационного методов. И здесь наше сознание продолжает крутиться в рамках прежней марксистско-ленинской традиции. Я хорошо отношусь к марксизму, считаю его одним из философских направлений, которое и в ХХI веке будет определять общественную мысль человечества. Но у него есть свое место на полке различных философских течений.


- Вернемся к студентам. Меняется ли отношение студентов разных «поколений» к истории?

- Да. Сейчас студенчество являет собой пеструю, как раньше бы сказали, идеологическую картину. От откровенно «левых», анархистов и убежденных троцкистов, а есть и такие, и до убежденных фашистов. То есть весь спектр. Соответственно, и интерес к истории определяется личной позицией человека. Это – первое, что движет студентом. И особый интерес у студентов вызывают крайне «левые» и крайне «правые». Для них исторический материал служит основой для доказательства собственной позиции, а не для поиска истины. Как это ни прискорбно признавать. Определенная часть студентов, напротив, занята именно поиском истины, действуя, что называется, из любви к истории и из любви к истине. Таких, правда, не очень много – от трех до пяти человек на группу.
В целом же, каждое новое поколение студентов обнаруживает все более худшее знание истории. Но парадокс в том, что и интерес к истории больше. Чем больше лакуна в знаниях, тем больше интерес к истории. И здесь многое, если не все, сейчас зависит от преподавателя.


- Игорь Борисович, в чем же лично Вы, видите свою задачу на этом поприще?

- Необходимо соединить существующий потенциальный интерес студентов к истории с самой историей. Преподаватель должен стать «мостиком» между интересом и историей. А в студентах исторического факультета я вижу еще и своих будущих коллег. И всегда стараюсь это подчеркнуть. А на истфаке главное – воспитать творческую личность. Преподавательское мастерство придет...


- Параллели с современностью проводите?

- Конечно. Приходится говорить о некоторых побочных эффектах исторического процесса, о воспитании личности. Многие современные студенты – люди меркантильные. Порой прямо спрашивают, что им даст в плане материального обеспечения профессия историка. Тем более что положение сегодняшних учителей хорошо известно. Приходится тогда говорить о других вещах. О том профессиональном уровне, которого можно достичь, защитив кандидатскую или докторскую диссертацию. Наконец, если честно, говорю и о тех заработках, которые лежат за пределами официальной зарплаты. Все прекрасно знают, что многие вузовские работники работают в нескольких местах одновременно. Чем более со студентом откровенен, тем больше возможность заинтересовать людей. Хотя сегодня и многие из тех, кто защищает диссертации, в дальнейшем в науке не работают. Это – настоящий бич нашего времени. По материальным, как правило, соображениям люди уходят в сферу бизнеса, рекламы и т.д.


...И О ФОМЕНКО
- Практически на любом этапе развития исторической науки возникали проблемы, вокруг которых велись наиболее яростные споры. В наше же переходное время возникновение такого рода сюжетов было попросту неизбежно. На протяжении нескольких лет полки книжных магазинов были завалены трудами Фоменко. Задают ли студенты вопросы о нем и его концепции?


- Если взять авторов направления фольк-хистори, то ситуацию, например, сложившуюся на историческом факультете Московского педагогического университета, определяет не Фоменко, а Бушков. Хотя студенты МГУ, конечно же, больше знакомы с трудами Фоменко. И некоторые из них потом самостоятельно делают выводы насчет идей Фоменко. К тому же идеи Фоменко уже разоблачены крупными специалистами страны. Этому же поспособствовали материалы «круглого стола» по работам Фоменко.
С другой стороны, фольк-хистори у нас имеет достаточно богатую историю и помимо Бушкова и Фоменко. Я с уважением отношусь к Льву Николаевичу Гумилеву, но в какой-то степени и его труды, особенно связанные с монголо-татарским нашествием, можно считать предтечей такого рода истории. В свое время была дискуссия и по трудам Гумилева, выступившего с достаточно серьезной заявкой на альтернативную историю. То есть для нас, историков, это явление не новое. Я не понимаю, зачем вообще «бить в колокола» по этому поводу. Я считаю, что Гумилев, Фоменко, Бушков вывели из спячки российскую историческую науку. Они сыграли роль катализатора научной мысли, заставили научный мир всерьез задуматься над теми лакунами и загадками, которые есть в нашей истории…


- По-моему, и Суворов, автор книг «Ледокол», «День «М»» и «Последняя республика», сыграл аналогичную роль для нашей науки. Просто у Суворова – иная тема. Но в принципе-то ведь то же самое?

- Конечно. Им всем надо сказать спасибо за то, что они взбудоражили историческую мысль. На Западе постоянно существуют противовесы официальной истории. Мы же, привыкшие жить в условиях моноистории – «Один взгляд, один вождь, один учебник», – закостенели во всем этом. Мне в этой связи всегда вспоминается старый американский опыт с большим кубиком. Когда детей младшего возраста заводили через разные двери и спрашивали, что нарисовано на кубике. А с каждой стороны была нарисована своя зверюшка. И потом каждый из детей до хрипоты кричал: «Лиса!». Либо: «Нет, медведь!» и т.д. Кричали, вместо того чтобы обойти вокруг этого кубика. Так вот, на мой взгляд, все эти труды сейчас заставляют нас обойти вокруг «кубика». В конце концов, просто отойти от этого «кубика» и посмотреть на него на расстоянии.
Еще раз говорю, что я рассматриваю эти труды вполне спокойно. А в том, что непрофессиональные историки включились в историческое исследование, ничего плохого нет. Вспомним славянофилов, которые также в массе были литераторами и философами. Мы же не критикуем их за непрофессионализм. Между тем, они разбудили общественную мысль, подтолкнули западническое движение. Почему бы и нет? Другое дело, что не надо раздувать вокруг этого ажиотаж. Я твердо уверен, что это – всего лишь экономическая конъюнктура. Люди делают деньги…


- Тем не менее, повторю свой вопрос. Студенты на семинарах задают Вам каверзные вопросы насчет Фоменко? С чего начинается Ваш ответ на такой вопрос? И что Вы вообще говорите на сей счет?

- Мне легче сказать, что я не говорю. Во-первых, я никогда не говорю, что все это чушь и никогда ее не читайте. Во-вторых, я никогда не советую все бросить и бежать читать оппонентов, которые его разложили по полочкам. И третье, чего я никогда не делаю, это не даю никаких оценок трудам. По поводу Фоменко у меня никогда не было дискуссий. Но они были по поводу творчества Бушкова, по его книгам «Русская Атлантида», «Русская Атлантида-2». Я, конечно, всегда готов со студентами поспорить. Я спрашиваю: «Кому из вас нравится изложенная концепция?». Затем по желанию даю подготовить доклад по книге. Потом выясняю, кому концепция не нравится, и даю подготовить контрдоклад. Советую литературу по фольк-хистори. В данном случае я отстраняюсь от роли ментора и цензора и пытаюсь в научных рамках вести диалог между ними. Стараюсь научить их защищать свою позицию. А в конце подвожу итоги, показывая слабые и сильные стороны той или иной позиции. Главное, чтобы спор всегда был предметным. И желательно найти между сторонами хотя бы одну общую точку соприкосновения.


- Еще одной важной темой, много лет вызывавшей острейшие дискуссии, была революция 1917 года. Что сейчас? Как современные студенты оценивают революцию и Ленина? Интересна ли им фигура Ленина?

- Я могу сказать, что интерес к фигуре вождя революции угасает не по дням, а по часам. Некоторые абитуриенты даже не знают, кто возглавлял Совнарком - первое правительство, созданное большевиками. Более того, на одном из вступительных экзаменов я неудачно пошутил на сей счет. Подсказал абитуриентке: «Вы знаете, правительство возглавлял муж Крупской. Кто же им был?» И я получил ответ, в точности воспроизводивший анекдот брежневских времен: «Да, я вспомнила. Им стал Крупский»! Я не знал, плакать мне или смеяться. Ведь получилось как в анекдоте…
К сожалению, интереса к фигуре Ленина нет. И сейчас в ходе лекций по мере возможности я стараюсь показать, кто такой Ленин и какую роль сыграл он в российской истории. Потому что своих героев и антигероев – а в какой разряд заносить Ленина, пусть каждый решает сам – нужно все-таки знать. Мое личное мнение заключается в том, что Ленин был гениальный политик, четко уловивший на уровне «политического животного», если по Гоббсу, сложившуюся ситуацию. И оседлавший эту ситуацию. Наконец, сумевший прийти к власти и сохранить ее в ситуации, когда даже в среде большевиков мало кто верил в успех. Ленин – фигура в российской истории крупная и значимая. Пора уже перестать увлекаться подробностями о сифилисе мозга или любовными интригами вождя, а посмотреть на Ленина как на политика. Причем, не только на него самого, но и на ту систему, которая сначала им самим создавалась, а потом была освящаема его именем.


- Как бы Вы обосновали абитуриенту необходимость поступления именно в МПУ?

- Наш вуз – Московский областной. Понятно, что конкурс у нас меньше, чем в более престижных вузах. Но у нас и плата на коммерческом отделении ниже, чем у них. А если бы я говорил с абитуриентом, то обязательно бы сказал следующее. Сейчас заканчивается формирование коллективов кафедр нашего Университета. К нам пришло и приходит много молодежи. Например, год назад в возрасте 29 лет докторскую диссертацию защитил Вардан Эрнестович Багдасарян. Для историка это редчайший случай. Причем приходят люди, учившиеся у известных профессоров. Люди, пытающиеся создать в вузе творческую атмосферу и ориентировать студентов не только на педагогическую, но и на научную деятельность. Я как человек, в большей степени ориентированный именно на научную, а не на педагогическую деятельность, вижу в этом сильную сторону нашего вуза. Мы хотим вовлечь студентов не только в студенческое научное общество, но и в пятилетнюю кафедральную научную программу. Сделать это надо для того, чтобы студенты понимали, что они почти на равных могут участвовать в научной жизни вуза. И, конечно, мы хотим вовлечь их в деятельность создаваемого нами Центра исторической регионалистики, о котором я говорил выше. Чтобы они себя уважали и сами себя рассматривали в качестве «кандидатов в ученые». Атмосфера нашего вуза способствует творческому росту студента...


- Каким будет Ваш главный совет всем тем, кто уже решил для себя поступать именно в МПУ? Что же все-таки им стоит учесть в первую очередь?

- Главное, что они должны иметь, – это знания. Второе, что должно быть, – это системность этих знаний. Здесь могут помочь и школьные учителя, и репетиторы, и курсы. И третье, что, возможно, есть самое главное, сводится к умению довести свои систематизированные знания до принимающего экзамен. Бывает так, что человек знает и в голове не полная "каша", а что-то выстроено, но он косноязычен. Или не умеет выдать на-гора те знания, которые есть. В этом заключается едва ли не самая главная проблема. В этом плане, кстати, курсы тоже помогают. Особенно те занятия, которые проводятся как семинары, где будущие абитуриенты пытаются друг с другом разговаривать, спорить, то есть учатся говорению. Вот эти три вещи плюс психологическая готовность, а многие просто боятся экзаменов, на мой взгляд, достаточны для поступления в любой вуз. А некая «изюминка» для поступления в наш вуз заключается в том, что у нас очень любят, чтобы исторический рассказ был цельным. Чтобы рассказ не представлял из себя набор фактов, а чтобы абитуриент, например, мог осмысленно показать причины и последствия события. Надо обязательно показать, что Вы – мыслящий человек.

Беседовал Олег НАЗАРОВ



Пожалуйста, оцените этот материал:


 
 
 
 
 
 
 
 
  © 2006-2007 www.umniki.ru
Редакция интернет-проекта "Умницы и умники"
E-mail: edit.staff@yandex.ru
Использование текстов без согласования с редакцией запрещено

Дизайн и поддержка: Smart Solutions


  Rambler's Top100