| | 
Андраник Мовсесович МИГРАНЯН
профессор МГИМО МИД РФ, политолог, кандидат исторических наук, вице-президент фонда "Реформа", академик Академии политических наук РФ.
"СЛУХИ О МГИМО, ПО БОЛЬШЕЙ ЧАСТИ, НЕ СООТВЕТСТВУЮТ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ"
-Как Вы поступали к нам в институт и почему именно в МГИМО?
-Поступал я достаточно трудно, точнее, не так легко, как хотелось бы. Я учился в Ереване в армянской школе, потом услышал, что есть в Москве такой очень известный институт, вокруг которого ходили разные легенды. Я был амбициозный мальчик, хорошо учился, с первого класса был отличником, окончил школу с золотой медалью, в пионерской организации был таким активистом, что меня послали для приветствия на XXII съезд в 1961 году от армянской пионерии. Я уже привык, что надо быть везде первым. И тут я услышал, что в Москве есть очень знаменитый, очень недоступный, очень элитарный вуз, и я подумал, что, конечно же, надо попробовать туда поступить. Правда, в год, когда я первый раз собрался поступать, произошел один конфуз. Я в 1966 году окончил школу. После того как я получил нужные рекомендации из ЦК комсомола, ЦК партии эти рекомендации подтвердил и я, наконец, приехал в Москву, оказалось, что экзамены были в июле, а не в августе, как обычно. Хорошо помню день приезда: аэропорт Внуково, на такси прямо с вещами я приезжаю к Метростроевской, 53, старому зданию под Крымским мостом. Думал - приду и сразу сдам документы. Поднимаюсь и с большим удивлением узнаю, что уже скоро будут вывешены списки поступивших. Для меня это был сильный удар. Я боялся вернуться домой. Это были двадцатые числа июля, я думал, что если мой приезд по времени совпадет с вступительными экзаменами у нас в Ереване, то родители захотят, чтобы я обязательно поступал, а я уже никуда кроме МГИМО поступать не хотел. Ну, я погулял по Москве недели две-три, вернулся домой к середине августа и сказал, что никуда кроме МГИМО я поступать не буду. А на следующий год я приехал и поступил. И как оказалось, по крайней мере с моей точки зрения, я поступил на самый выдающийся курс в истории МГИМО. По крайней мере, в сфере дипломатии с нашего курса каждый второй или посол, или руководитель департамента или еще кто-нибудь в структуре МИДа.
У меня всегда была склонность к гуманитарным наукам, хотя я и имел отличные оценки и по техническим. В 10-11 классе регулярно читал «За рубежом» и многие другие журналы и книги по международной тематике. Но все равно первоначально это был неосознанный выбор, а скорее вызов: вуз элитарный и таинственный, а значит надо попытаться поступить. И если бы я этот вызов не принял, то моя жизнь могла бы пойти совершенно по другому руслу.
- После поступления какие у вас были впечатления от института, студентов?
- Во-первых, это для меня было особое явление, не только потому, что это действительно элитарный вуз, что бок о бок со мной оказались дети и родственники людей, которых раньше видел только по телевизору и в газетах. Главное— я был из совершено другой языковой среды, очень плохо говорил по-русски (у меня был хороший словарный запас, я много читал по-русски, но у меня не было языковой практики), поэтому я сначала про себя переводил с армянского, а потом уже говорил. Долго сидел в читальном зале и конспектировал, чтобы потом читать на семинарах, чтобы было более или менее понятно, о чем я говорю. Другая культурная среда: Ереван, Армения свои традиции. И третье, мне пришлось жить вне семьи, а я привык к ухаживанию за мной, у нас была большая семья в Армении, а я был младшим и любимым. Поэтому было очень сложно привыкать самому за собой ухаживать, гладить, стирать, готовить. Я жил в общежитии на Новочеремушкинской,56, это красное кирпичное пятиэтажное здание. Самое первое, что вспоминается в связи с этим общежитием — запах жареной селедки, которую все время жарили наши вьетнамские студенты. Вообще восточные студенты все время что-то готовили. А немцы с чехами все время пили пиво. Должен сказать, что, конечно, из соцстран за исключением ГДР, приезжали дети госчиновников и высокопоставленных людей, и это было нашим окном в Европу, на Запад. Жизнь в общежитии в большей степени, чем в институте, раскрыла и расширила горизонты. Еще был такой закон, что в комнатах жили по четыре человека: один советский и по одному представителю из других стран. Мы шутили, что это было «интернациональное воспитание в условиях проживания в одной комнате». Это было интересно вдвойне: если человек был пытливый, то он имел огромные шансы сразу же расширить свой кругозор. Интересно было то, что, когда бывали бессонные ночи, можно было пройтись по этажам общежития и если где-то горел свет, люди веселились, можно было постучаться войти и присоединиться к компании — был какой-то дух единства.
- Как, по-вашему,изменились студенты, какими они были тогда и какими стали сейчас?
- Я преподаю в Институте с 91 года и могу сказать, что, как мне кажется, мы учились лучше: больше времени проводили в читальном зале, лучше готовились к семинарам, больше интересовались разными вещами. Хотя и ситуация была другая: мы были закрытым обществом и МГИМО было местом, где можно было узнать то, что было сложно узнать в других местах. Когда я учился на первом курсе, то увидел объявление, что будет заседание социологического кружка и будут обсуждать Фрейда. Собралось огромное количество желающих послушать и поучаствовать в этом. Вскоре у нас появились произведения Булгакова, Солженицына, переводы Оруэлла, Хаксли, т.е. то, что в других местах было достать проблематично. Это, конечно, заслуга института. В МГИМО всегда обстановка более открытая к западной мысли, кроме того, мы знали языки и могли читать подлинники.
- Сейчас ходит огромное количество слухов о нашем институте, что учится здесь золотая молодежь, никто никого знать не хочет и что лучше держаться от МГИМО подальше. Как вы можете это прокомментировать?
- Мне кажется, что все, что говорят о МГИМО большей частью не соответствует действительности, да и в советское время действительности не соответствовало. Да, были дети из семей членов политбюро, министров, но подавляющее большинство наших студентов - это был принцип - хорошо готовились к вступительным экзаменам и в дальнейшем хорошо занимались и самостоятельно достигали каких-то результатов. Поэтому в институте всегда держалась «высокая планка» и никакая «золотая молодежь» не могла ее опустить. А в советское время высшие чиновники довольно бдительно относились друг к другу, и поэтому дети старались не позорить родителей. Поэтому никогда не было такого, что кто-то что хотел, то и делал. И кроме того, у нас всегда был очень хороший профессорско-преподавательский состав, преподаватели были знакомы с последними научными новостями, читали литературу на языках и поэтому всегда давали свежую и интересную информацию. И в этом отношении МГИМО всегда заслуженно был элитарным институтом. Элитарным не потому, что там училась какая-то часть элитных детей, а по сумме знаний и качеству образования, что могли обеспечить не все вузы. Кроме того, МГИМО всегда был довольно вольнодумным, атмосфера вольнодумства здесь была сильнее, чем в том же МГУ, самим преподаватели создавали атмосферу дискуссии, живого общения, существовало огромное количество кружков, активно действовало научное студенческое общество, проводились различные международные студенческие конференции. Это все было, и многие нынешние профессора и деканы являются выходцами из этих кружков. Я уже не говорю, что вся российская политология вышла из нашего социологического кружка.
Чем отличается современная ситуация? Появились платные и не платные студенты, и это дает возможность некоторым «новым русским» устроить своих детей в наш институт на платной основе. Но я знаю, что порой платные студенты подготовлены лучше и учатся гораздо старательнее, чем бюджетники. То есть здесь тоже нет единых правил: если студент платный, он хуже, а если бюджетник - то лучше. Институт по-прежнему привлекает элитные круги: правительство, бизнес. Но в итоге талантливые дети из разных семей имеют шанс учиться у нас в институте.
И еще одно существенное отличие: до 1991 года было жесткое распределение и ни у кого не было проблем с поиском работы, за исключением людей, состоящих по тем или иным причинам на плохом счету, но таких были единицы. После 91 года все рухнуло, резко упал престиж МИДа, внешней политики и многие студенты сами отказывались от распределения в МИД, хотя некогда это был предел мечтаний. Сегодня наши студенты становятся более прагматичными и лучше знают, что им нужно. Хочу сказать что студенты МГИМО в большинстве своем достаточно продвинуты, хорошо подготовлены и добросовестно занимаются. Я считаю заслугой администрации нашего института, что она, несмотря на падение престижа МИДа в 91-93 годах, смогла сохранить элитарность ВУЗа, замечательный профессорско-преподавательский состав, качество преподавания, а следовательно, и привлекательность института для студентов.
У нас сильные школы: политологов, правоведов, экономистов.
- Назовите три ассоциации со словом «МГИМО»....
- Государство — это люди государства, нас обучали, что мы должны служить государству. Впервые понимание государственного интереса появляется в МГИМО.
Кастовость — причастность к чему-то необычному, не массовому, эксклюзивному, штучному.
Родной дом, клуб — раньше я работал на полставки, теперь на четверть ставки, но я прихожу в институт не как на работу, а я прихожу и встречаю моих друзей, с которыми я учился, я встречаюсь с моими друзьями, которые меня учили, и теперь я уже встречаю своих студентов, которые стали моими друзьями и которые сами уже учат.
Беседовал Георгий КАЗАНЦЕВ.
|
www.umniki.ru / / 
