Поиск по сайтуВход для пользователей
Расширенный поискРегистрация   |   Забыли пароль?
Зачем регистрироваться?
ТелепередачаAlma-materКлубКонкурсыФорумFAQ
www.umniki.ru / /
  
  
 

01:00 1 Января 1970 -

  Читать далее

 

НАТАЛЬЯ БЕЛОХВОСТИКОВА: ФИЛОСОФ С УЛЫБКОЙ
 



"К тому, как тебя воспринимают, что говорят, что пишут - надо относиться философски. Все-таки это часть правды. Это же взгляд со стороны… Поэтому я уже смирилась с тем, что с годами очерчен некий круг – биографии, событий, мыслей – который якобы и есть ты сама. Редко кто пытается выйти за пределы этого круга – взглянуть на эти события изнутри".

(из беседы с Н.Н.Белохвостиковой)

САМА БЫ ВО ВГИК Я НЕ РЕШИЛАСЬ...
- Кто впервые взглянул на Наталью Белохвостикову как на актрису?
- Это был Марк Семенович Донской. И было это в Стокгольме, куда он приехал снимать общие планы для своего фильма. Мой папа, посол Советского Союза в Швеции, жил в Стокгольме, и я приехала к нему на каникулы. Мне было тринадцать лет. Вообще, об этой профессии я могла разве что мечтать. Это казалось нереальным. Потому что даже в школе у доски, когда учительница говорила мне: "Наташа, пожалуйста, погромче!" – я мгновенно покрывалась пятнами, становилась пунцового цвета, и все, что я знала, мгновенно вылетало из головы. Это при том что я довольно хорошо училась. Понятно, что с таким мироощущением стать актрисой было невозможно. Однако когда я читала - любого автора, Чехова ли, Фицджеральда, - я буквально каждую роль примеряла на себя. Так вот и мечтала...
- Как Вы стали студенткой ВГИКа?
- Это случилось уже значительно позже тех съемок в Стокгольме. Мы были в Москве и приехали с родителями на киностудию им. Горького, на просмотр картины Донского. Там же работал и Сергей Апполинариевич Герасимов, мой будущий педагог. Марк Семенович указал ему на меня: "Вот, еще одна потенциальная студентка ВГИКа..." - Марк Семенович знал о моих тайных мечтах, потому что я постоянно расспрашивала его о киноведении и многом другом, что связано с кино. Мне казалось, может быть, все не так уж неосуществимо, может быть, хоть оператором у меня получится стать – за камерой говорить много не надо... Уж актрисой-то, конечно, никак нельзя...
- Оказалось, что можно…
- Оказалось. Дня через два после того разговора мне позвонил художник нашей картины Борис Дуленков и рассказал: “Такая вот история… Герасимов спрашивает: "А что это за большелобая девочка была на просмотре? Как ее найти, знаете?" - "Ну, догадываюсь…" - "Так передайте ей, пусть приходит первого сентября в институт"”.
- Вот так – запросто?
Запросто, но к первому сентября он уже полностью набрал курс. А я окончила только девятый класс, и первого сентября должна была идти в школу… Папа, который в это время еще был в Москве, сказал: "Ну, ты же хотела!.. Вот и смотри сама. Но вообще-то, в десятом классе первого сентября положено идти в школу". В результате первого сентября в школу я не пошла, а поехала в институт.
- И каково было первое впечатление от ВГИКа?
- Мне там ужасно не понравилось. Я стояла около назначенной аудитории, Герасимова не было. Вокруг туда-сюда ходили мои замечательные будущие сокурсники – Коля Еременко, Наташа Гвоздикова, Наташа Бондарчук, Наташа Аринбасарова, к тому времени уже звезда... А я стояла в стороне, ужасно неловкая, с ресницами пушистыми, с косой ниже пояса - стояла час, два... Постояла, потом вышла, села в троллейбус и полтора часа ехала до дома. Приехала, а папа спрашивает: "Ну, как Сергей Апполинарьевич, как Тамара Федоровна?" (Тамара Федоровна Макарова, звезда, стоявшая у истоков отечественного кино, сыгравшая в фильмах "Маскарад", "Семеро смелых", работала в паре с Герасимовым). "Пап, - отвечаю, - мне там не понравилось..." Папа мне говорит: "Тебе сколько лет?" – "Шестнадцать." – "Значит, уже взрослая?" – "Да..." – "А раз взрослая – поезжай обратно!" И он сажает меня в такси – потому что другого уже не оставалось, – и я еду обратно во ВГИК.
- А что же Герасимов?
- А Герасимова задержали, кажется, в Госкино, и он опоздал на несколько часов. И когда я шла по коридору к той самой аудитории, они с Тамарой Федоровной шли мне навстречу. С тех пор я стала учиться во ВГИКе.
- А школа?
- А школа экстерном. Пришлось очень тяжело – учиться нужно было ночами. И все это казалось полным безумием, потому что возьмут меня окончательно во ВГИК или нет – я не знала. После школы мне нужно было еще досдавать туда другие экзамены – по общеобразовательным дисциплинам. Сама бы я, конечно, ни за что на такое не решилась.
- Как Вы думаете, что это – провидение?
- Не знаю, может быть... Иначе как бы все так получилось?

В МОСКВЕ И НЕ ТОЛЬКО
- Вы говорили, что в детстве были в Стокгольме. Папа Ваш был послом. Наверняка такой дочке многое удалось повидать. Каковы Ваши самые яркие воспоминания детства?
- Для своего возраста я действительно много что повидала: прочла множество книг, видела фильмы… Я ходила с мамой в кино еще в Лондоне, лет, наверное, с двух - потому что была "тихим ребенком", и в кино меня брать разрешалось. Самое яркое воспоминание, пожалуй, - это мамины сборы на коронацию королевы Елизаветы. Думаю, я это все-таки помню… На маме было какое-то немыслимое платье, чудесная шляпка с вуалью... Папа тоже был очень красив. Я вообще хорошо помню приемы в консульстве, когда мы, дети, подглядывали в щелочку за взрослыми. Все это было безумно интересно, особенно для маленькой девочки.
Еще помню Лондон с огромным количеством голубей, которых я кормила...
- А какой Вам в детстве запомнилась Москва?
- Москва... – санки, сверкающий от фонарей снег, хрустящий такой ... Мне кажется, он был тогда совсем другой и хрустел совсем иначе, и люди многие ходили в валенках с калошами. Еще помню, было очень холодно... Может быть, такие воспоминания сохранились благодаря маминым рассказам. Потому что, когда мы гуляли по Лондону, она всегда говорила: "Вот в Лондоне туман, а в Москве – снег..." Поэтому первое, что я запомнила в Москве, - это именно снег, удивительный снег в потрясающе красивом городе. И теперь все это видится в каком-то особом свете, наполнено особым чувством.
- Любите Москву?
- Безумно. И очень не люблю уезжать. Ни за город – на дачу, ни в другие города. Десять дней – это предел. Это оптимальный срок для отдыха.
- А как же Ваши рабочие экспедиции? Наверняка на съемках приходится много выезжать.
- Да, и я очень люблю экспедиции, как и вообще все, что связано с профессией. Я очень по ним скучаю, и меня всегда манит в такие поездки. Но стоит только выехать – как меня сразу тянет обратно, в Москву. Это самый лучший город. Жить я всегда хотела бы только здесь.


ТАЛАНТ БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ
- Ваша жизнь - это постоянное движение, экспедиции… Что в этой жизни Вас больше всего увлекает?
- Меня безумно манит и увлекает человеческий талант. Вот, пожалуй, то, за что можно все отдать, и работать день и ночь, и жить с постоянной полуулыбкой на лице. От этого расцветаешь. В этом отношении мне здорово повезло, потому что рядом со мной всегда есть человек - мой муж (Владимир Наумов, известный кинорежиссер – Прим.авт), - который, что бы он ни делал, все делает с невероятным азартом. Он живет в постоянном внутреннем движении, и это движение и меня толкает к действию. Ведь по натуре я человек, который, скорее, забьется в свой уголок, чем будет развивать какую-то активность.
- А что может дать человеку талант?
- Прежде всего, неохватность, неисчерпаемость - творческую и просто человеческую. Талант и доброта – это, пожалуй, основы нашей жизни. Я могу с уверенностью сказать, что замечательные актеры, с которыми мне довелось работать - Высоцкий, Леонов, Смоктуновский, Даль, Еременко – все они были необычайно широки и добры по отношению к другим. Такие люди очень щедро себя тратят. У них не бывает так, чтобы сначала они что-то сыграли для себя, а потом стали думать, смотреть, чем им смогут ответить другие. Нет! Они тратят себя, не думая. И это потрясающее умение – жить вот так, нараспашку, широко. От таких людей становится светло.

ИСКУССТВО В СЕБЕ
- Чего бы Вам хотелось непременно успеть в жизни?
- Я бы хотела сниматься и играть. И я очень рада, что у меня в жизни есть такой шанс. Потому что каждый раз, погружаясь в новую роль, понимаешь, что подобного уже не будет, может быть, год, два, может, вообще никогда больше. Потом, очень мало предсказуемо, как твое творчество отзовется в людях. Ты просто живешь в роли и отдаешь ей все - это как забвение какое-то... Это та самая готовность, жажда играть, которая всегда в тебе. И поэтому для меня очень важно, что годы проходят, а я по-прежнему остаюсь погруженной в этот мир, который мне так дорог.
- Ваши героини оказывают на Вас влияние?
- Безусловно. К каждой роли идешь каким-то своим путем, пытаешься оправдать персонаж. Максимально растворяешь его в себе и себя - в нем. Все это происходит твоими слезами и твоими нервами. Поэтому, конечно, какое-то время продолжаешь жить героиней. Так сразу это не отпускает. Это уходит очень медленно, по крайней мере, у меня.
- Бывает, что Вы поступаете так, как поступила бы героиня?
- Знаете, все как-то так запутанно... Я не знаю, насколько моя героиня – я сама. Когда мы сняли фильм “У озера”, критики сказали, что “девочка сыграла себя”. Но ведь перед этим были полгода мучительных репетиций, когда я каждое утро вставала и представляла, как сегодня Герасимов мне скажет, что я больше не буду репетировать. Или что я сама сегодня скажу ему, что больше не буду репетировать. Но каждый раз я приходила, и мы снова работали, и день и ночь. И лишь дня за три до отъезда в экспедицию Герасимов сказал, что я буду играть главную роль. Поэтому что значит "сыграла себя"? И какую себя? - ту, что в жизни, или ту, что в роли? Конечно, это была роль, но это была и я сама, безусловно. И в то же время - нет, ведь я совсем другая и поступила бы совсем иначе...
- Как часто Вы отказываетесь от роли?
- Случается... В роли ведь главное, чтобы она находила отклик в сердце. Если внутри тебя что-то застучит и болью твоей отзовется – тогда ты сможешь в этом жить, у тебя получится. А если этого нет - то лучше подождать. Наверно, с рациональной точки зрения это объяснить нелегко, и нормальный человек вряд ли такое поймет. Это, скорее, какие-то размышления с собой.
- Вы никогда не обращаетесь за советом к мужу?
- Я постоянно прошу его прочесть тот или иной сценарий. Но я очень благодарна ему за то, что он, прочтя, никогда не дает мне советов. Это совершенно верная позиция - не только профессиональная, но и чисто человеческая. Все мы можем давать советы. Но в жизни есть вещи, с которыми человек должен разбираться сам, потому что никто ему в этом не в помощь. Чей-то совет может только навредить, и ни к чему хорошему это не приведет. В профессиональном отношении это касается выбора ролей, в первую очередь.
- А если бы Вам представилась возможность что-либо в жизни изменить - Вы бы воспользовались ею?
- Если бы можно было - вернуть дорогих мне людей... людей, которых я любила и люблю, и мучительно не хочу терять. Но чтобы повернуть что-то вспять - нет, никогда. До боли. В жизни приходится часто делать трудный выбор, многое откидывать от себя. И все, что бы мы ни делали, - мы делаем по каким-то соображениям ума. Мне, например, кажется, что-то в этой роли трактуется не так, и я за нее не берусь. Потом, спустя год или два, может быть, все представится в ином свете, и придется даже сожалеть о своем максимализме. Но ведь тогда я поступала по своему сердцу, значит, это и было правильно. И именно та я была права. Что же об этом жалеть?..
- Работа над ролью начинается внутри Вас. По каким законам идет эта подготовка, а может быть, основная работа?
- Это начинается дома. Здесь я черпаю силы как из первостепенного источника. Я беру книги нужного мне содержания - у нас в доме очень много книг, смотрю картины, листаю репродукции, рисунки…(Мой муж - замечательный художник.) Все это необходимо для погружения в тот мир, в котором предстоит прожить роль. Еще я очень люблю бродить по улочкам - в Москве, в Венеции, - видеть лица тех людей, которые там живут. Неважно, что это, может быть, уже другие люди. Они все-таки не совсем другие, если росли в той же атмосфере. Из картин я особенно люблю Боттичелли. Вот действительно то, что меня питает.
- А декорации к фильму, костюмы?
- Безусловно. Знаете, когда мы снимали "Легенду о Тиле", для нас были изготовлены особые чепчики по эскизам Леонардо. Вся цветовая гамма подбиралась по картинам Питера Брейгеля. Наш художник, Лидия Нови, целыми днями ходила в краске, с ног до головы - подбирала каждый оттенок, каждый тон, чтобы передать именно то настроение. Ведь каждая, казалось бы, мелочь имеет огромное значение. Поэтому все вместе - это потрясающе. Каждая подобная роль дает тебе выход - вернее, право на вход - в тот мир, который ты воссоздаешь.
- Какова роль языка в такой работе?
- Язык - это ключик к пониманию культуры, это, наверно, главный элемент. Когда на съемках "Тегерана…" я увидела Делона - то, как он говорит, с какой интонацией, как поворачивается, как надевает плащ, - я поняла, что все, что я себе сочинила, готовясь играть француженку - это неправда. И сразу, моментально – хотя все это происходит где-то на уровне подсознания - начинаешь вдруг себя контролировать: по-иному двигаешься, говоришь… Очень важно уловить ритм, в котором тебе предстоит сыграть эту роль. Этот ритм передается, в первую очередь, в языке. Его едва можно различить, кажется, что-то совсем незаметное – но иначе, что-то совсем чуть-чуть - но не так. А это "чуть-чуть" как раз и есть ключик.
- Как Вы думаете, может быть что-то в мире, что объединило бы все культуры, все эпохи?
- Я думаю, что актерская профессия интернациональна. Пожалуй, это искусство действительно все и всех объединяет. И если красоте в самом деле суждено спасти мир, то красота эта будет, в том числе, и актерская - т.е. красота человеческой души в полном ее выражении. Ведь в этом мире души и есть весь человек, все мы, весь наш мир.

МИР В ЧЕЛОВЕКЕ. ЧЕЛОВЕК В МИРЕ
- Наталья Николаевна, Вы верующая?
- Надеюсь, что да. Знаете, есть такая притча, ее рассказал мне Тонино Гуэрра, известный итальянский драматург. Когда он был молодым человеком, – а сейчас ему уже 81 год – он много путешествовал по Италии, много ходил пешком. И однажды в горах он встретился со старцем-отшельником. Они долгое время провели вместе, много беседовали и много молчали, и как-то раз этот старец сказал: “Послушай меня. Это о Боге... Можно сказать, что Бог есть. И может быть, я сейчас сказал неправду. Но если бы я сказал, что Бога нет, наверно, я сказал бы еще большую неправду”. Наверно, у каждого из нас есть какое-то знание, и Кто-то в этой жизни нас ведет. Но ведь часто мы сами не идем, но бежим, бежим, а главное остается незамеченным, главное проходит мимо тебя. И все же существуют временные пространства, когда наступает момент, чтобы прислушаться к тому, что вокруг тебя, и услышать то, что внутри тебя. Но для этого нужно время.
- У Вас оно есть?
- Я, может быть, многого не знаю и не соблюдаю - все-таки я родилась совсем в другой стране, и то, другое, было истиной моей жизни. Но какой-то уголок внутри меня, посвященный моей личной вере, – он был всегда. И туда я буду обращаться, что бы ни случилось, – за поддержкой, за решением, с молитвой…
- А каково, на Ваш взгляд, место человека в мире?
- Не знаю… Я смотрю на то, что мы с этим миром делаем, и думаю, зачем мы вообще появились? Знаете, фильм “У озера” мы снимали на Байкале. Тогда там только-только построили целлюлозно-бумажный комбинат. И когда с той стороны озера дул ветер и нес с собой весь этот дым – вынести этого было невозможно. Было очень больно. И мы думали, что после нашего фильма поднимется волна общественного протеста. Но прошло много лет, комбинат по-прежнему стоит, и какие-то безумцы все так же пытаются это озеро охранять. Но ведь ТО озеро никогда уже не вернется, и тайга никогда уже не вернется, и все это сделали мы – своими руками... В фильме “У озера” моя семнадцатилетняя героиня говорит удивительные слова: “Человек – это целый мир. И каков человек, таков и мир откроется ему”. Это правда. Каждый из нас – космос. Наверно, раскаяние движет нами, когда мы снимаем такие фильмы, когда пытаемся что-то исправить. Всегда ведь думаешь, что если у тебя это болит, то и у других найдет отклик. Может быть, человек на минуту остановится от своего бега и о чем-то задумается.

CINEMA, CINEMA…
- Как Вы думаете, под силу ли нашему кинематографу некая учительная функция?
- Под силу. Сейчас российскому кинематографу очень сложно что-либо предпринимать, потому что слишком многое сразу переменилось. В первую очередь, конечно, сама страна. Но новые имена обязательно появятся, прорастут, как только все немножко “рассосется”.
- Что дает Вам повод для столь оптимистичного взгляда на будущее нашего кино?
- У нас замечательное кино и великая страна. И я думаю, у нас самые лучшие актеры. Не говоря уже просто о людях. Ну где еще, в какой стране можно так вот сидеть до утра на кухне, за чаем, и болтать, разговаривать, философствовать?.. – Такого больше нет нигде. Нет и такой духовности, душевности. Там люди просто улыбаются, но очень часто не умеют откликнуться сердцем. А здесь, на этой одной шестой части суши, происходит что-то необъяснимое. Вот она, загадочная русская душа. Вот и мой повод для оптимизма. А что касается кинематографа, то радует уже хотя бы то, что люди идут в кино.
- Почему обязательно “идут”? А видео?
- Кино нужно смотреть в кинотеатре. Спектакль ведь по телевизору мало кто станет смотреть – многое стирается, теряется связь между сценой и зрителем. Кино – то же самое. Кино – это, прежде всего, искусство изображения, это живопись. Ведь в кадре вымеряется каждый значочек, каждый оттенок, и все это в совокупности производит подлинный эффект. А телевизор дает лишь репродукцию. Он хорош только как почта или как телеграф. Диалог же со зрителем, о котором мечтает любой режиссер, может состояться только в кинотеатре.
- А что Вы думаете о всевозможных новых формах самовыражения – в кино, в театре?
- Мне все это безумно нравится. Я никого не хочу критиковать: пусть каждый самовыражается, как может. Ведь в этот мир мы приходим только один раз. Так зачем же лишать людей возможности пробовать себя в чем-то новом? Мы и так слишком долго жили в условиях, когда все было запрещено, когда шаг влево, шаг вправо и… А ведь жизнь – это движение. Так что пусть все это новое появляется, и как можно больше, а уж время все расставит на свои места.
- А Вы никогда не хотели попробовать себя в чем-то другом? Я имею в виду не амплуа. Кем Вы вообще хотели бы стать, если не актрисой?
- Переводчицей. Совершенно точно. Это потрясающе творческая профессия. Я бы сидела дома и переводила, переводила… Это вполне в моем духе. Хотя это и непросто, и многого от тебя требует – нужно ведь уловить все импульсы, которые посылает автор. И нужно передавать текст непременно в гармонии с автором, иначе знакомство читателя с ним не состоится. Знаете, я ведь тогда даже выбрала для себя институт – я собиралась в МГИМО. (Кстати, мой брат его закончил.) Так что все было почти определено. И если бы в шестнадцать лет я не встретила Сергея Апполинариевича, так и стала бы переводчицей.
- И каковы были Ваши чувства, когда на передаче “Умницы и Умники” Вы встретились со столькими потенциальными студентами МГИМО?
- У меня был просто шок. Это потрясающе! Я потом в течение месяца рассказывала всем своим знакомым, каких я видела ребят, как они отвечали на вопросы, и на какие вопросы! Однажды я видела, как у метро проводили соцопрос “Кто такой Василий Макарович Шукшин”… Это дико. Еще большим безумием было то, что восемь из десяти человек действительно не знали, кто это такой. После такого думаешь: а может быть, действительно уже все потеряно?.. Поэтому, когда видишь, как совсем еще крохи перелопачивают такую груду книг и – более того – делают это по велению сердца, – это более чем впечатляет. Значит, жива еще страна, а все неприятности – это временно.


С УЛЫБКОЙ В ДУШЕ
- Вы патриот?
- Да. То, что у нашей страны великая история, – это бесспорно. Но история эта разная. И нам необходимо понять, что любить надо всю историю – ничего нельзя выкидывать, перечеркивать или стирать. Кто мы тогда будем? -–уродцы какие-то, без уха, без руки… Нет, так нельзя. Чтобы жить дальше, нам необходимо принять свою страну со всеми историями и болезнями, со всеми корнями и плодами. Тогда и литература, и кинематограф, и культура – все у нас будет.
- Вы несете людям удивительный позитивный заряд. Как Вам это удается?
- Это до смешного просто. Надо лишь больше улыбаться. Но не просто улыбаться - механически, а всем сердцем. Надо откликаться этой жизни, и откликаться положительно. Потому что твоя внутренняя колючесть всегда тебе же обернется бедой. Нужно улыбаться изнутри, и нужно прислушиваться к себе. Потому что со всеми твоими мыслями тебе же потом дальше и жить.
- Неужели у Вас никогда не было поводов для отчаяния?
- Знаете, однажды в нашей квартире был пожар. Такой, что сгорело абсолютно все - дотла. Осталась одна большая сплошная черная комната – сгорели даже перегородки, и непонятно, где пол, где потолок. Приехал папа, смотрит на все это, говорит: “Да…” А мы с мужем хохочем. И так нам весело, и так хорошо, оттого, что сами мы целы, руки-ноги на месте. А что еще надо?.. В таких ситуациях становится совершенно ясно, в чем ценность жизни. Она – в близких тебе людях, в их благополучии и счастье. А все остальное так легко может сгореть! Так зачем придавать этому большое значение?
Единственное, чего мне действительно было жаль, - это писем. У меня были тысячи писем от разных людей, письма разных лет: письма-романы, письма-признания, письма-сценарии… Это были тысячи судеб на бумаге. И эти бумаги унес пожар. Пожалуй, еще одна частичка мира, которую я хотела бы вернуть.

Беседовала Алла МИТРОФАНОВА.


 
 
 
 
 
 
 
 
  © 2006-2007 www.umniki.ru
Редакция интернет-проекта "Умницы и умники"
E-mail: edit.staff@yandex.ru
Использование текстов без согласования с редакцией запрещено

Дизайн и поддержка: Smart Solutions


  Rambler's Top100