Поиск по сайтуВход для пользователей
Расширенный поискРегистрация   |   Забыли пароль?
Зачем регистрироваться?
ТелепередачаAlma-materКлубКонкурсыФорумFAQ
www.umniki.ru / /
  
  
 

01:00 1 Января 1970 -

  Читать далее

 

Наши призеры. "Версия". Рассказ.
 

ДОРОГИЕ ДРУЗЬЯ!
Мы продолжаем знакомить вас с рассказами победителей нашего литературного конкурса. Напоминаем, что все произведения публикуются в авторской редакции, с незначительной правкой.
Третье место в номинации "Проза" заняли рассказы "Танец на газете" (Ольга Бондаренко) и "Версия" (Алексей Шмелев).


Алексей Шмелев
ВЕРСИЯ


Над полуденным Иерусалимом стояла жара. Человек, называющий себя Иудой из города Кариот, шагал в никуда. Точнее говоря, место, куда он шел, было вполне определено. Учитель называл его древний Иерусалим. Правая рука Учителя, Иоанн, уговаривал не ходить туда, но Учитель настаивал. Иуда, по правде говоря, не знал, зачем им нужно идти в этот город, но он не понимал и какой вред может нанести им, безвинным людям, какой-то древний город, которого Иуда никогда и не видел. Конечно, ему много рассказывали о нем, рассказывали и о Моисее, и об Илье, и о других пророках, но он, маленький и непоседливый ребенок, нечасто слушал на уроках, а, бывало, напротив, занимался совершенно другим делом. Он мог наблюдать за гусеницами, за смешными черепашками, которых приносили в селение соседские дети, за сотней других разнообразных вещей. Но ему скучно было слушать, как Бог наказывал Иова, или учить притчу о Суламифи. Надо сказать, что женщины его тогда вообще мало интересовали. Бывали некоторые ситуации, которые его заинтриговывали, но вовсе не таким образом, каким хотел его отец-учитель. Например, маленького Иуду однажды очень заинтересовал вопрос о ковчеге. Он спросил у отца о том, каков был размер Ноева сооружения. Отец властно развел плечи, почесал затылок и буркнул: «с два двора». Иуда, в своей короткой жизни уже повидавший стольких животных и о стольких слышавший, точно представлял, что они никак не влезли бы в ковчег и усомнился в отцовой правоте. Сказав отцу об этом, Иуда в первый раз в жизни получил серьезное наказание, которым потом счета не будет и, вместе с тем, понял, что перечить старшим, а особенно отцу, ему запрещено навек. Отец наказал его в тот раз трижды: один раз - за невнимательное прочтение Торы, где указан размер ковчега (и ему, Иуде, сопляку этакому, не дано постичь Великой Книги); второй раз - за то, что он без должного уважения относится к старшим, то есть к отцу, позволяя себе усомниться в правоте его слов; а третий раз наказали бедного маленького Иуду за тон, каким он обратился к отцу, далекий от нормального тона воспитанных умненьких мальчиков. Правда, тон у Иуды был нормален, чего нельзя сказать о гневе отца. Злость была так сильна, что она не погасилась первыми двумя наказаниями, вот отец и придумал третье. Иуда потом не мог ходить и сидеть. Но через неделю он уже бе-гал, и был, по мнению отца, готов к дальнейшей учебе.
Впоследствии отец все сильнее и сильнее «расходился», временами и мать, и бабушка думали, что он убьет ребенка, но отца утихомирить двум слабым женщинам было не под силу. Иуда рос с раздвоенным характером. В доме это был один Иуда, а на улице, с другими такими же мальчишками, он был куда хамовитее, паршивее того домашнего, на которого никак не могли нарадоваться мама с бабушкой. Постоянные побои иногда доводили его до такого отчаяния, что Иуда совершенно серьезно собирался покончить с собой, но что-то мешало в последний момент. Тогда Иуда почувствовал в себе трещину, которая со временем становилась все больше и больше. И один Иуда, тот, уличный, становился все более дерзким, невоспитанным и абсолютно непредсказуемым в действиях, а другой, домашний, выучился и стал вполне приличным человеком. Два Иуды уже менялись вне зависимости от помещения, неподвластным самому Иуде образом.
Сумасбродный Иуда, тем не менее, с годами стал проявляться все реже, а после встречи с Учителем перестал появляться вовсе. Сегодня, однако, Иуда чувствовал какой-то зуд ли, боль ли в области души. Он сам не мог сказать, где находится у него душа - то ли около сердца, то ли еще где, - но когда Иуда прислушивался к сердцу, выяснялось, что зуд у него не там.
Однажды, уже давно, Иуда встретил Учителя и почему-то понял, что пойдет с ним. И он пошел. И не жалел. Апостолы, как называли их люди, сперва были очень дружны между собой, и, надо сказать, напоминали Иуде маленького Иуду, честного, доброго и открытого. Но со временем между ними произошел раскол. Иуда не вдавался в причины, но ему это не нравилось. Он не понимал, для чего нужны эти глупые частые споры о месте рядом с Иисусом, о том, кто, где и как будет сидеть на небе, о том, почему нужно делать то, а не другое, и ни в коем случае нельзя делать третье. Апостолы начинали ссориться по пустякам, чего раньше не случалось. Иуде же хотелось лишь одного: слушать, слушать и слушать Учителя. Ему казалось, что только у Учителя есть к нему, Иуде, какое-то понимание и человеческое сочувствие. Он никогда этого не встречал: отец его не любил, мать с бабушкой только и умели, что попричитать после отцовых побоев.
В последние дни Учитель стал каким-то другим. Иуда не знал, что с ним произошло, но Учитель день ото дня делался мрачнее и грустнее, уделяя все больше времени своей любимице - Марии. Иуда, в общем-то, ничего не имел против нее, но его раздражало столь повышенное внимание к ней Учителя. Из-за всего этого у Иуды болела голова, и что самое ужасное, к нему начинал возвращаться тот, второй Иуда. В такие минуты лицо отца, ремень и Тора наплывали на глаза, и он обо всем забывал. Учитель же все чаще говорил о собственной смерти, о каком-то предательстве, но в такие моменты Иуда не понимал его.
Сейчас Иуда шагал в Иерусалим среди других. Вскоре над пыльным городом на горизонте начала вырисовываться Тора, постепенно затмевая все, затем появилось разъяренное лицо - то ли отца, то ли дьявола, - а потом - как молния ударила по голове - появился ремень... Иуда забыл себя, Иуда шагал в никуда...
Очнулся он не скоро. Они уже вошли в Иерусалим. Когда к Иуде, наконец, вернулось сознание, он понял, что тот, второй, что-то натворил, натворил такое, от чего нормальному Иуде сделалось очень стыдно. Так стыдно, пожалуй, ему никогда еще не было. Апостолы словно перестали замечать Иуду, а одна из женщин, повсюду ходивших с апостолами и очень нравившаяся Иуде, да надо сказать, и он ей тоже нравился, долго и с укором смотрела на него. А он не мог понять, отчего же она так странно на него смотрит. Он даже не знал, как подступиться к той женщине с расспросами о происшедшем, потому что опасался, что его вдруг сочтут сумасшедшим. И тогда он хитро решил спросить у нее, что она думает о его поступке. Женщина странно посмотрела в его глаза, а потом вдруг спросила, как же мог Иуда, в сущности хороший человек, сделать такое; интересовалась, что было у него при этом на уме, из-за чего, зачем. Ответы на эти и другие вопросы Иуда не знал вовсе. Ему было очень тяжко, но в тот самый момент женщина заговорила понятнее. Говорила она долго, и Иуда постепенно начал понимать, что же тот, второй, такого сделал: когда Мария мазала Учителю ноги дорогой миррой, Иуда со странно горящими глазами подошел и спросил у Учителя, не лучше ли было бы тратить деньги на нищих; и тут же сказал, что такая женщина, как Мария, не достойна быть с Учителем. Но мало того, он, Иуда, еще и вступил в разговор с Учителем очень некрасивым, по мнению других, да и по мнению теперешнего Иуды, способом. Свой рассказ женщина закончила тем, что Иуде надо быть добрее и щедрее, и лучше отдать собственные сбережения нищим. Сбережения у него и впрямь были, но, как трезво размышлял Иуда, слишком малые: так, если отдать их одному нищему - другие позавидуют, а если разделить на всех, то получится такая малая сумма, что Иуде даже подумать о ней стыдно. Про себя своей совести он говорил о том, что когда у него будет побольше денег, то он, конечно же, их отдаст нищим. В глубине же души Иуде было немного жалко тех будущих денег, что его очень беспокоило, так как это, по словам Учителя, был порок, из-за которого можно попасть в геену, а это Иуду страшило.
Своим поступком Иуда временно сплотил остальных апостолов в его "незамечании". Собственно говоря, их мнение было безразлично ему, но всерьез его обеспокоило то, что мог подумать о нем Учитель. Он, похоже, и впрямь обиделся на Иуду. Учитель часто оставался один в тот день, а под вечер Иуда подслушал его слова, оброненные в разговоре с Иоанном, о своей смерти. Сначала Иуда испугался того, что Учитель может подумать, что он, Иуда, хочет его убить из-за неприятной ситуации с Марией, но вскоре он вспомнил, что Учитель уже говорил об этом, и успокоился. Иуда заснул с чистой совестью.
...Утром Иуда, просыпаясь, обнаружил, что половину горизонта уже занимают Тора с отцом. Когда, ударив молнией, появился ремень, Иуда вскочил на ноги и помчался куда-то. Последним впечатлением нормального Иуды было какое-то здание, отдаленно напоминающее храм. Потом Иуда увидел какого-то человека, которого сам назвал Анной, и мягко отдалился...
...Приятная выделанная кожа коснулась рук Иуды. Он посмотрел на ладонь, увидел мешочек с деньгами, и тут в голове прогремело что-то... Два Иуды соединились. Он понял, что только что рассказал о Тайной Вечере, которая должна была состояться сегодня в саду Гефсиманском. И, что самое страшное, рассказал он об этом не кому иному, как первосвященнику Анне, желавшему избавиться от Учителя! Сейчас составлялся отряд полуримских легионеров, которые будут брать Учителя. Сам не помня себя, проклиная того, второго, Иуда думал о том, что можно сделать, чтобы спасти Учителя. Успокаивая себя, он решил, что все равно Учителю не укрыться от солдат, а в ином случае может пропасть еще больше людей. К тому же, Учитель вполне мог отделаться от фарисеев, ведь он ничего плохого не сделал. Однако, чем ближе подходил Иуда, старый больной Иуда, к Гефсиманскому саду, тем хуже ему становилось, тем больше болела голова и тем безнадежней он находил ситуацию. Когда они подошли совсем близко, Иуда вообще не знал, что ему делать. Легионеры спрашивали, где Учитель, а он не знал, что им ответить. В конце концов, он сказал, что тот, кого он, Иуда, поцелует, и есть Учитель. На глазах Иуды, поблескивая в вечерней темноте, показались слезы. Почему-то несколько лет, проведенных с Учителем, показались ему мгновением. Он вспомнил слова о предательстве и вдруг понял, что Учитель обо всем знал заранее! Иуда наклонился и поцеловал Учителя. Тот поднял глаза и спросил: «Поцелуем ли хочешь продать меня, Иуда?»
Иуда не помнил, как выскочили легионеры, как забрали Учителя, как апостолы, забыв все, пошли за ним, оплевав Иуду. В голове у него звенели последние слова Учителя. Он понял, что продал Его, понял, что потерял Того, Кто его любил больше всех, что Его больше нет. Иуда, размазывая сухой пыльной ладонью слезы, побежал к первосвященнику. Во дворце он кинул в Анну мешочек с деньгами, и у того из носа ударила кровь маленьким фонтанчиком. Но Иуда уже уходил прочь. Плача, бормоча какие-то слова оправдания ли, молитвы ли, срывая ногти, развязывал он пояс. Иуда сделал два узла - на дереве и на шее - и...
Тело его еще долго висело на том дереве...

 
 
 
 
 
 
 
 
  © 2006-2007 www.umniki.ru
Редакция интернет-проекта "Умницы и умники"
E-mail: edit.staff@yandex.ru
Использование текстов без согласования с редакцией запрещено

Дизайн и поддержка: Smart Solutions


  Rambler's Top100