| |
 1. Автор о себе
Мне 36 лет. Живу и работаю в Донецке. Журналист объединенной редакции, выпускающей газеты "Exspress" и "Московский Комсомолец" в Донбассе".
2. О том, где, как и чему учился (учится)
Закончил донецкое ПТУ №67. Как бы получил специальность электромонтера. Но учился дурно, поэтому мое умение в этой области ограничивается умением вкручивать лампочки и ремонтировать всякую электробытовую мелочь.
Позднее, в последний год СССР, поступил в созданный в том же году Донецкий открытый университет на факультет религиоведения. Отучился 3 года в мастерской "Религия и личность". Затем в этом вузе начались какие-то проблемы. В подробности я не вникал. В конце концов, часть нашей группы ушла вслед за мастером из универа, увлекшись буддизмом. Поскольку я был среди этой части, мое обучение в Открытом университете благополучно завершилось. Университет жив и теперь. Только нынче он преобразован в Донецкий институт социального образования.
За что я благодарен Университету, так это за "ломку стереотипов". Прежде всего, нас учили слушать и спокойно относиться к чужой точке зрения. Для молодых людей, воспитанных в духе "советского единообразия", это было нелегко. Но нам повезло: в первые три года нас обучали не столько "книжными способами", сколько предоставляя необходимые факты и возможность живого общения с носителями иной культуры. О буддизме нам рассказывал референт Далай-ламы и корейские монахи, о православии - священники, некоторые из которых испытали на себе все прелести "коммунистического плюрализма", о протестантизме - американские миссионеры и так далее. При этом к коммунизму и коммунистам нас также учили относиться терпимо и с пониманием. Наверно, нам просто повезло, что деканом факультета был Игорь Анатольевич Козловский - историк, человек, прекрасно знающий свой предмет и не только свой предмет.
Но, как ни крути, приходится заканчивать ответ на этот вопрос такой фразой: высшего образования не имею.
3. Что увлекает в литературном творчестве.
Знаете, в литературном творчестве... ничего не увлекает. И, честное слово, мог бы - не писал.
Мне достаточно журналистики. Но, видимо, я болен распространенной в наше время болезнью под названием "графомания". Это не кокетство. Это, к сожалению для меня, факт. А симптомы болезни таковы: длительное и беспричинное эмоциональное напряжение, которое снимается вдруг, в один момент (минуту, час, день), после того, как на бумаге либо на мониторе компьютера появится прозаический или стихотворный текст.
Я примирился с этим и даже считаю свое "писательство" своеобразной психотерапией, помогающей нормально жить и работать.
Правда, есть еще один аспект: медитативно-наркотический. Об этом аспекте замечательно рассказал Иосиф Бродский в своей нобелевской лекции. Он, если мне не изменяет память, говорил о процессе написания стихов как о своеобразном "ускорителе мышления", с помощью которого пишущий открывает что-то новое - новое для всех или только для себя. Иногда открываешь то, что, может быть, и не хотел бы открывать по причине того, что - "слаб человек" и не желает знать неудобных истин, прежде всего, истин о самом себе. Мой опыт говорит мне, что Бродский прав. По крайней мере, начиная писать, я почти никогда не знаю, о чем, собственно, "ЭТО" будет.
Если же говорить о литературном творчестве, как о каком-то общем процессе... Думаю, мы вступаем в такой интересный период, когда от пишущего требуется особая интенсивность передачи своего внутреннего переживания. Это время малых форм. Время, когда в малую форму требуется уместить, скажем, "Войну и мир". Может быть, кому-то это удастся. Хорошо это или плохо - не мне судить.
А еще, думается, наступило время преодоления постмодернизма за счет наполнения его формальных изысков целостным содержанием, когда все части вновь обретут свои утраченные связи друг с другом, сохраняя при этом свободу выбора и интерпретаций для читателя-соавтора. Как это будет выглядеть, не знаю. Придет время, напишут... А мы прочитаем.
Инте рпретация
Что можно передать словами?
Она сидит у стола и сосредоточенно пишет то, чего писать не хочет, но написать должна. И я знаю, что у нее получится. И наши читатели ужаснутся тому, что за двадцать дней произошло (подумать только!) двести пожаров. И погибли люди. Может быть, среди них тоже были наши читатели...
Но что можно передать словами?
Я сижу за монитором компьютера, но смотрю не на монитор, а в сторону. Туда, где она сосредоточенно пишет о том, о чем писать не хочет. И я тоже не хочу, чтоб она писала об этом. И даже наши читатели этого не хотят. Но если завтра они не прочитают в нашей газете, что за двадцать дней произошло (подумать только!) двести пожаров, и среди жертв, возможно, тоже были наши читатели - они почему-то ужасно огорчатся...
Но, что можно передать словами?
Я смотрю на нее и просто балдею оттого, что, вот, она сидит за столом и что-то сосредоточенно пишет. А она сидит за столом и просто что-то пишет. И я просто задыхаюсь от того, что сейчас закончится эта временная вечность и вернется бесконечное время, но...
Что можно передать словами?
И я спрашиваю, во сколько цветов она выкрасила волосы на этот раз? И она отвечает, что, вообще-то, в четыре, но одного цвета (синего) уже не видно, потому что он слился с другим (черным). И я каждым атомом своей несуществующей души постигаю, что...
Интеллигенция
День рождения. Сидим. Жрем.
Именинница - само очарование. Нет - сама красота. Нет - повод для того, чтобы навсегда поссориться с головой. Влюбиться. И утопиться. Потому что влюбиться в нее - значит разлюбить себя. Навсегда.
Сидим. Жрем.
Представляю, как кого-то из читателей покоробит это вот - "жрем"! Ну, "звиняйте, бананiв нема". Можно было бы, конечно, сказать: "Едим". Но сказать такое - обмануть без всякой саморефлексии.
Жена Майкла Карлеоне:
- Любимый, ты убиваешь живых существ?!
Майкл Карлеоне (глядя влюбленными и честными глазами на молодую жену), проникновенно:
- Нет, родная...
Нет, господа, именно жрем, хотя все, находящиеся за столом, добровольно и привычно держат вилки в левой руке, разрезают бифштексы ножом, а не запихивают их в себя нерасчлененными, и, самое главное, никто не чавкает. И все-таки - жрем.
Жрем, потому что это главная часть представления. Жрем, потому что только нажравшись до не могу, мы отвалимся от стола и заведем беседу на... А хоть бы и на политическую тему, как принято в нашем интеллигентном кругу. Мы всегда заводим беседы о животрепещущем исключительно под водку или после жратвы. В уюте. В безопасности. В окружении милых. Умных. Добрых. Порядочных. Интеллигентных.
Но мы еще не нажрались. Мы еще передаем друг другу салатики ("Ах, будьте любезны..." - "Конечно, конечно..." – «Саша, что же Вы совсем..." - "Лиза, попробуйте вот эту рыбу..."), мы еще не забыли об имениннице, мы еще произносим тосты в ее честь...
"Что я могу сказать? Мне как-то неловко... Мы трудимся вместе с Таней, и я, право, затрудняюсь... Мне кажется, что все и так знают все, что можно о ней... Только хорошее... И я слишком близок... Поздравляю... Оставайся такой... И со мной..."
"Я не работаю вместе с Татьяной... Я просто знаю ее всю жизнь... Так хорошо, как родную сестру... И я не стесняюсь сказать: "Таня, спасибо за то, что ты есть, милая!"
"Мне не повезло, я узнал Таню совсем недавно. Но так узнал... Просто не представляю, как жил все это время без нее, без этой дружеской компании... Я хочу выпить за маму, которая подарила нам это, не побоюсь этого слова, чудо... За Вас, Маргарита Павловна..."
Интересное чувство - ревность. Не та, банальная: "Ах, ты - сука! Как могла ты с Васькой?!" Нет, не эта. Интересна ревность интеллигента. Слова к слову, друга к другу, жены к другу, друга к жене, жены к жене, себя к себе, жизни к смерти, смерти к жизни... Всего ко всем.
"Знаете, здесь так уютно, так все любят Танечку... Почти, как я..."
Танечка улыбается. Всем. Одинаково. Танечка воспитана Маргаритой Павловной, которая подарила нам это чудо. Танечка никогда! Понятно? Никогда и ничего, и никому! При всех. Мы поговорим с ней о каждом. Но это будет тет-а-тет. Не сейчас. Не сейчас. Ни в коем случае - сейчас. Интеллигенция.
Они тоже поговорят. О нас. Не сейчас. Ни в коем случае...
Улыбаемся. Все. Всем.
"Ах, Алик, пойдемте покурим на площадку..." - "Куда Вы, Лиля, курите на кухне, там можно...."
Мы опять жрем. И никто не напивается. Заметьте. Мы же люди. Мы не свиньи. Мы только жрем. И улыбаемся.
"Ах, Маргарита Павловна, как Вам этот новый собор? Странно, правда... Этот шпиль, эти часы... Какая-то Петропавловская крепость, а не собор...".
"А знаете, такие прецеденты бывали... Вот, в Германии... Правда, там не православный храм...".
Нажрались. Точно нажрались. Потому что уже - о мэре. Следовательно, о политике. Как всегда - смело. Как всегда - на кухне.
"Игорь, как Вам наш мэр? Вы же часто его видите... Вообще, вам, журналистам, тяжело... Общаться с этими маразматиками, с этим бескультурьем... Он же двух слов сказать не может, наш мэр... Смешно, правда?"
Мне нравится наш мэр.
"Господа коммунисты, не надо делать громких заявлений... Этим мы никому не поможем... У нас фонари на улицах не горят... Давайте лучше выделим средства на закупку лампочек..."
Мне нравится наш мэр.
"Да, - отвечаю я, - смешно... Такой косноязычный..."
Интеллигенция.
Я собираюсь. Я уже обожрался.
- Игорь, мне так жаль, что именно ты сейчас уходишь.
- Мне тоже...
Я люблю ее. Люблю всю ее компанию.
Или не всю? Или не ее?
Жена моего знакомого "просветленного":
- "Дорогой, ты меня любишь?".
Мой знакомый просветленный:
- "Да, милая..."
- Нет, ты всех любишь. А вот так, чтобы только меня?..
- Ну, знаешь...
Стихотворения
***
Императорскою конницей
кочевые облака
пролетают над бессонницей
через долгие века.
И летит за ними птицею,
будто к радости спеша,
увлеченная зарницами
неумелая душа.
ЯНВАРСКАЯ ПРОГУЛКА ПО ДОНЕЦКУ
Вечную куртку из грубой кожи,
серую шапку машинной вязки -
в холод, на улицы без прохожих,
в снег, останавливающе-вязкий.
По Щорса, по кружеву тайных тропок,
по ледяному хитросплетенью,
мимо застывшей у снежных сопок
шеренги влюбленных в ночные тени
пустых фонарей - в те места, где было
от разговоров тепло, и даже
та, которая не любила,
туда заходила и не однажды.
Но что я... Морозным январским ветром
судьба отомстила, и кто-то - прожил.
И та, которая с кем-то где-то,
свое отраженье не помнит тоже.
По Щорса, по кружеву тайных тропок -
назад из того, что когда-то было,
мимо искрящихся снежных сопок
к зеленому "будет" пивных бутылок.
***
Мой отец не любил демократию.
А я не любил коммунистов.
Мы жили в разных квартирах.
И виделись очень редко.
Потом он, как водится, умер.
Как водится, езжу на кладбище.
Мы с ним ни о чем не спорим.
Я просто стою у могилы.
Я просто стою у могилы.
И думаю всякое разное.
То думаю: "Вот бы - к морю".
А после: "Зачем мне к морю?"
Затем возвращаюсь в троллейбусе
откуда-то в настоящее.
И мне наплевать на Сталина.
И, в общем, - на демократию.
***
По городу пройти, как будто нет
минутной стрелки на часах отцовских,
как будто шаг выравнивает век...
По городу пройти по-стариковски.
По-коро левски выйти со двора,
оставить Щорса, повернуть налево,
по переулку - вверх и до угла,
а там - бульвар. Без цели и без дела.
И тишина. Подумать - просто жуть!
Рожденная из вечных разговоров
на лавочках, в кафе... из уговоров
купить себе в подарок что-нибудь...
Такая смерть. На миг и навсегда.
Такая жизнь. На годы и мгновенье.
По-королевски выйти со двора
в ближайшее земное воскресенье.
***
Я люблю разговоры о жизни, которой не помню.
Я люблю сигарету и крепкий, с горчинкою, чай.
Я люблю пустоту и безмолвие замкнутых комнат,
и вещей беспорядок, и сумрак, и даже печаль.
Я люблю тротуары, когда опускается полночь
на застегнутый ряд городских постовых фонарей,
я люблю замереть у Почтамта и долго, и долго
ожидать перезвона часов и окрестных камней.
Я болею скоплением парков, домов и проспектов,
я болею отсутствием смысла куда-то бежать,
я настроен в гармонии с каждым живым монументом,
я хочу эту вечность еще и еще осязать.
Я молюсь и надеюсь, что будет предъявлено чудо,
что последних пределов дежурный мундирный гонец
не помчится вослед, если я в отдалении буду,
но останется ждать моего возращенья в Донецк.
РЕПОРТЁРСКИЙ БЛЮЗ
Так и уйдет, не сказав ни слова.
Разве что - "до свидания".
Хочется выть - по-мужски сурово
от бабьего такого отчаянья.
Безвременье жизни зашло в тупик.
И тупик оказался без времени.
Вздрогнешь ли, обернешься на миг:
кто здесь без роду и племени?
Хотя, если в омут глядеть с высоты -
непременно увидишь общности,
образующие лакуну, где ты
не ячейка, а целое общество.
Но она уйдет. Уйдет через миг.
Растворится в черноте коридора.
Проем окна. Но ты не приник.
Не оторвался от разговора.
А потом сигарета и два пакета
чая на стакан кипятка.
И компьютер. Ты будешь писать про ЭТО,
начиная издалека.
Начиная с правительственного долга
и парламентской суеты,
а потом еще и еще, и долго -
об отсутствии нацмечты.
А она в это время достанет ключ,
дверь отворит и войдет в квартиру.
Дверь, надежную, как сургуч, -
между твоим и ее миром.
НЕ ТЕБЕ
Ты знаешь, если б не было тебя,
тебя наверно смог бы я придумать,
бессонной ночью сидя у стола,
когда так много нужно передумать.
Отвлекся бы на самый краткий миг,
чтоб ты навечно поселилась в доме,
чтоб постепенно я к тебе привык
и целовал в раскрытые ладони.
Чтоб каждый вечер - будто в первый раз,
и каждый раз - как будто в день последний,
чтоб тишина приветствовала нас,
когда мы появлялись из передней.
И это все - в один короткий миг,
когда так много нужно передумать,
когда к себе уже почти привык,
когда об этом неприятно думать.
***
Басё не радует. И церковь - заперта.
А день - хорош. Без ангелов, но всё же:
покой и солнце... И бросает в дрожь,
лишь потому, что он исчезнет тоже.
А там, на склоне, может быть, туман.
Случайный путник... раздавил улитку
и, доставая шоколада плитку,
проговорил во славу встречных дам
какой-нибудь, из множества, стишок,
к туманному пейзажу подходящий...
И вот ответ на соразмерность строк:
"Вы - джентльмен, похоже, настоящий.
Две фразы лишь, но чудо хороши!
Что Вам за дело в эдакой глуши?..
А всё же, как неискренни японцы:
кругом туман... а обещали - солнце..."
Обычный день. А впрочем, что с того?
Без ангелов... Но верится, что где-то
ещё во мгле, в минуте от сюжета,
идет по склону ученик Басё.
Пожалуйста, оцените этот материал:
Эти и другие произведения Игоря Фарамазяна вы можете прочесть на сайте "Самиздат" при электронной библиотеке Максима Мошкова
Хотите обсудить? Милости просим!
|
www.umniki.ru / / 
